Текст книги "PR-проект «Пророк» "

Автор книги: Павел Минайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Это уже философия.

– Это – жизнь. Это – действительность. Кстати, твоя карьера – это философия.

Фимин записывал все, что звучало в студии, на диктофон. И в тот раз он решил, что все его доводы прекрасно лягут в очередную проповедь Пророка.

– Так как же все-таки мы назовем книгу? – Этот вопрос Шустера вернул Анатолия к реальности.

– А мы оставим старое название – «Смысл жизни». Лучше не придумаешь. Конечно, если есть другие варианты…

На экране застыла картинка: Пророк на фоне статуи золотого быка.

– А что у него сзади? – спросил Шустер.

– Это – Золотой Телец. Думаю, неплохой символ для Экономической религии. Во всякой религии должна быть своя мистическая символика…

– А где это снимали? – поинтересовался Шустер.

– В студии. Телец – это компьютерная графика. Неплохо, правда?

– Как живой, – пробормотал Александр Яковлевич. – Я вас, кажется, перебил.

– Да, вот что я хочу сказать. Важная задача нашей религии и идеологии – усиливать действие тех существующих тенденций, которые мы считаем положительными. Ускорять настолько, насколько мы отстаем от развитых стран. Если мы определяем какое-то явление как тенденцию, мы должны его поощрять. Вот что об этом скажет наш Пророк. – Фимин отключил паузу на видеомагнитофоне.

Изображение Пророка снова ожило, зазвучал его голос:

– Наступает эпоха одноразовой продукции. Мировые рекорды живут все меньше времени, машины мы меняем каждый год, кто-то меняет квартиры и дачи. Создаются все более и более совершенные компьютеры, которые через год становятся старьем. Монументальная литература уступает место романам-однодневкам, мыльные детективы вытесняют серьезный кинематограф… И нечего расстраиваться. Эта тенденция глобальна и всеобъемлюща, она объективна. Одноразовые шприцы вытесняют многоразовые, а живопись маслом менее популярна, чем компьютерная графика. Но и живопись вытеснила когда-то резьбу по камню, которой занимались древние люди. А классическая литература пришла на смену сказаниям и былинам, передававшимся из уст в уста.

Это – ступени бесконечной лестницы. Никакие из достижений человека не будут вечно лежать на вершине возводимой пирамиды. Они вскоре станут основанием для следующих плит. И если плита под названием «Гамлет» лежала сотни лет, а современная проза – месяцы, то это не значит, что новая ступень ниже предыдущей. Это означает лишь то, что следующие ступени кладутся быстрее. Последующее совершеннее предыдущего. Поэтому однажды использованному – место на свалке!

– А вот что говорит Пророк про человеческие чувства, – продолжал рекламировать свой продукт Фимин, отыскивая нужное место на пленке. – Слушайте.

– Многие считают, что зависть – это плохое чувство. Но недаром с древних времен живет выражение: белая зависть. Оно свидетельствует о том, что народ чувствует, где правда. Я скажу вам больше: зависть – это святое чувство. Зависть – это главное чувство человека. Благодаря ей каждый смотрит на лидера, каждый желает опередить лидера. Зависть – это стимул развития общества, это залог богатства общества, это основа роста достатка каждого и экономического роста каждой страны, это основа развития цивилизации. Завидуйте, и только тогда вы будете обладать предметом зависти. Даже если вам кажется, что вы потеряли смысл вашей жизни, завидуйте, и вы обретете этот смысл, вы обретете интерес к жизни, вы обретете полнокровную жизнь.

– А вот еще перл, – предложил для просмотра Фимин еще один фрагмент. – Так сказать, перл Пророка.

На экране появился Илья крупным планом:

– Скромность – качество, достойное подражания. Так учили нас с детства. Но стоит ли принимать на веру все, чему нас учили? Стоит ли грузить себе на плечи эти булыжники каменного века? Если бы мы принимали все от своих родителей на веру и не подвергали сомнению их наставления, а они, в свою очередь, так же относились бы к словам своих родителей и так далее, то по сей день мы ходили бы в шкурах, не знали ни колеса, ни огня и мычали бы как коровы.

Сегодня таким бесполезным камнем на наших плечах стала скромность. Скромность – вот то, что не дает нам демонстрировать свои способности, свои таланты, свою уникальность.

Скромность – вот то, что не дает нам потреблять как можно больше. Уберите ее – и тут же вырастут потребности, возрастет спрос – главные движители любой экономики. Скромность не дает нам расти, не дает потреблять. Скромность это то, что не дает богатеть. Забудь о скромности – скажи всем: «Это – я. Вот я какой». И тебе не стыдно будет это сделать, если ты сможешь сказать: «Я – лучший. Знайте все – я лучший». Забудьте о скромности и вы сможете сказать это.

Стыд и скромность – вот то, что не дает нам сегодня реализовать себя, вот то, что не дает нам сегодня предложить себя другим, вот те качества, которые перекрыли личности дорогу к процветанию и успеху. Эти качества уже мешают всему обществу.

Фимин наслаждался явным успехом. После каждого следующего отрывка его лицо все больше воодушевлялось, а Илья продолжал вещать:

– Смерть – есть финал, который подытоживает существование человека на земле. Это финиш в его земной гонке под названием «жизнь». Смерть подводит итог нашим достижениям. Умершие должны служить живым после смерти. Своим примером, своим богатством, своим духом и своим телом.

– А это – к чему? – спросил Шустер.

– Как же? Это же по поводу проекта утилизации.

Пророк снова заговорил:

– Кто сказал, что все мы равны? Природа сделала каждого из нас уникальным, неподражаемым. Каждый из нас в чем-то лучше другого. Если каждый уникален, то в чем-то каждый – лучше всех остальных. Об этом нельзя забывать никому. Природа дала человеку свободу. И он ей пользуется, если только сам не отбирает ее у себя.

Освободи в себе то, что дала тебе природа. И подними голову выше всех. И если свобода – есть право на неравенство, то воспользуйся этим правом. Ведь им все равно воспользуются другие.

– Мы собираемся пускать это в эфир? – спросил Антонович, обращаясь ко всем присутствующим.

– А что? – Фимин напрягся.

– Мне кажется, здесь нет и десятой части ответов на вопросы, которые ставятся жизнью. Это – сыро.

– Моя задача сейчас состоит в том, – оправдывался Фимин, – чтобы с вашей помощью определить главное: то ли это направление, которое нам нужно? Если да, то остальное – дело техники.

– Я бы предложил запустить этот фильм после того, как мы выработаем все заповеди, – снизил тон Антонович. – Сначала представим их в виде текстов. И хорошо бы ко времени демонстрации издать их в виде отдельной книги. Не надо забывать, что в этой стране еще очень силен такой рудимент, как доверие к печатной букве.

– У меня вот какая мысль, – заговорил молчавший до этого Маковский. – Илья все говорит о земном рае. А как же геенна огненная? Если есть пряник, должен быть и кнут.

– Я тоже так думаю, – поддержал его Антонович. – Если мы рассчитываем на все население, нельзя забывать и про сдерживающие факторы, впрочем, как и про мазохистов.

– Насчет книги я согласен, – подытожил Шустер на правах председательствующего, – а вот о геенне предлагаю заслушать послезавтра. Эта недоработка не должна повлиять на сроки, – выразительно посмотрел он на Анатолия.

– А что касается окончательных сроков, – продолжил Александр Яковлевич, – то наметим запуск в эфир на конец октября. Это должно стать ключевой проповедью. Так сказать, развязкой после кульминации. Ну, что там еще? – обратился он к Фимину.

Экран ожил. И Пророк, одетый в недорогой костюм – ни признака роскоши, спокойно начал:

– Сейчас я говорю с теми, кто не слышит меня. Я говорю с теми, кто не любит меня. Я стараюсь достучаться до ваших сердец, докричаться до ваших ушей. Мне только остается повторить другого Пророка, два тысячелетия готовившего человечество к моему приходу: «Имеющий уши, да услышит». Слушайте и думайте, думайте и решайте.

Вы отказались верить мне. Что ж, это ваше право. Вы ведь свободны.

Вы устали. Что ж, это ваше право. Вы ведь свободны.

Вы опустили руки. Вы сделали свой выбор. Вы ведь свободны.

Но обратитесь к своему сердцу, прислушайтесь к вашей памяти. Об этом ли вы мечтали когда-то давно? Вспомните. Я прошу вас об этом. Вспомните! Ведь были мечты, в которых вы видели себя героями и принцессами, мечты, в которых вы были счастливы. Они не сбылись. Вы предпочли забыть их, похоронить их в своей памяти. Отказаться от них.

Но вы похоронили их живьем. Вы чувствуете боль. Под осколками разбитых надежд, под комьями разочарований они шевелятся, испытывая муки, пронизывающие вас и сейчас. Они еще живы. Вы их предали. Вы предали себя.

Вы обрекли себя на жалкое прозябание. Постоянный отказ от того, что хотелось бы вам. Постоянное подавление своих желаний. Искореженный, исковерканный обрубок духа, ветви которого вы обламываете собственными руками, листья которого обрываете, цветы которого топчите. Вы топчите себя.

Если есть рай на земле, то должен быть и ад. И он есть. Этот ад – в вас самих.

Унижения и физические страдания станут следствием вашей финансовой несостоятельности. Те, кто смелее или сильнее, смогут плюнуть вам в лицо, ударить вас, причинить вам боль, заставить страдать, опозорить вас и унизить. И они сделают это. И нигде вы не найдете ни защиты, ни покровительства. Сила не на вашей стороне. И так будет продолжаться ровно столько, сколько вы живы. И даже если бы я захотел, я не смог бы избавить вас от этого. На такое наказание обрекает вас могучий Дух, который живет во всех нас, которым живы все мы, – Дух Золотого Тельца.

Вы заковали себя в цепи привычек, втиснулись в рамки рутины, стали серее асфальта, податливее грязи. Завтра будет то же, что вчера. Дух, рвущийся на свободу, к деньгам, удовольствиям, власти, счастью, исполнению желаний, остается там, под сырыми и черными комьями вашего подсознания. Там, где вы похоронили себя.

Вам уже все равно? Вы не готовы бороться за себя? Подумайте о ваших детях. Ваши дети будут изгоями. Они повторят вашу судьбу. Бесцельные мыканья и сомнения, слезы в подушку в детстве, комплекс неполноценности в юности, бессильная злоба в молодости, безразличие в старости. Если они доживут до нее. Дряхлея в нищете, отказывая себе в достойной пище и лекарствах, ваши родители будут проклинать вас. Но это ничто перед проклятиями, которые будут рваться из уст ваших детей.

Посмотрите на нищих. Они счастливы. Вас ждет такое счастье. Вы хотите его?

– Почему он опять апеллирует к семейным ценностям? – с тихим недовольством спросил Маковский.

– Мы же говорили о том, что религия должна быть противоречива, – ответил Фимин. – Давайте дослушаем.

– И что будет дальше, вы всегда знаете. Дальше будет то же. Поэтому, даже только поэтому в ваших силах изменить судьбу. Я помогу вам. Поверьте мне. Я протягиваю вам руку. Дальше мы пойдем вместе. Это будет непросто, но вы вырветесь из запыленного круга. Это будет больно, но боль – это признак жизни. Это может быть тяжело, но космонавт, разрывая оковы вечного земного притяжения, испытывает перегрузки. Только он не пробьется к звездам. Разорвите притяжение рутины – и вы ощутите свободное парение, легендарные крылья за спиной. И имеющий глаза их увидит.

– Насчет космонавта, это как-то по-детски. Тебе не кажется? – Шустер посмотрел на Фимина.

– Есть еще вот такой кусочек. Интересно ваше мнение по поводу того, что здесь скажет наш Пророк. – Анатолий снова включил магнитофон.

– Я много раз говорил вам о высшем существе, которое руководит нашей жизнью, которое руководит нами – нашими желаниями и потребностями, нашими мыслями и страстями.

Мы что-то делаем. То, что производим – продаем, то, что имеем – продаем. Это возможно только потому, что то, что мы имеем – нужно этому высшему существу. Мы продаем только то, что им востребовано. И ему нужно, чтобы мы что-то делали – и предлагали это другим. Это – есть лучшее доказательство существования высшего существа.

Земная жизнь людей – конечна. Земная жизнь этого существа не имеет таких границ. Она вечна, как вечно общество. Это организм, состоящий из наших организмов, как тело из клеток. В отличие от человека, он может жить вечно. Он не запрограммирован на смерть от старости. Это – общество. Оно устремлено в вечность. Этот вечный и бессмертный сверхорганизм и есть то высшее существо, о котором я говорю. Мы служим ему, как клетки служат телу.

Но каждый из нас бессмертен, все мы бессмертны только как часть единого сверхорганизма. Его мысли неисповедимы для человека, его резоны недоступны пониманию человека.

Анатолий установил паузу и с интересом оглядел присутствующих.

– Слишком парадоксально, – сказал Шустер.

– В этом что-то есть, – сказал Антонович.

– Сыровато, – сказал Шустер. – Ладно, давай посмотрим дальше. Никто не возражает?

Никто не возражал.

– Это – последнее, – предупредил Фимин, нажимая на кнопку пульта. В кадре снова заговорил Илья:

– Полтора столетия назад некто Дарвин создал теорию эволюции. Сегодня найдется немного людей, кто был бы не знаком с ней. Хотя бы в принципе. Можно не верить в то, что ты произошел от обезьяны, но учение Дарвина и не говорит об этом. Тот, кто не верит в то, что люди, современные животные и растения произошли в результате проб и ошибок природы, в результате жестокой конкуренции, может спросить себя: а как иначе? Они могут предложить альтернативную теорию: человек создан из глины, например, или человек упал с неба в готовом виде. Стараясь не думать о происхождении всего живого, вы, тем не менее, не ставите под сомнение существование динозавров в далеком прошлом. Но их прошлое существование свидетельствует о том, что они вымерли. О том, что они были отброшены, как мусор, как отработанный неконкурентоспособный материал на пути формирования жизни.

Но в то же время мы знаем, мы чувствуем, что за всем этим стоят высшая сила, высший разум, высшая целесообразность. Мир слишком сложен и слишком целесообразен, чтобы возникнуть случайно.

И что же получается? То, что этот высший разум основным законом жизни сделал следующий принцип – выживает сильнейший. Чтобы оставить потомство, надо выжить, чтобы продлить свою жизнь в потомках, надо убить конкурента. Чтобы продлить свою жизнь, чтобы насытиться, надо выбрать жертву и убить ее. Потому что мы созданы плотоядными. Не я это придумал, не я так сделал, что половина живых существ питается другими живыми существами. Пьет их теплую кровь, ест их мясо. Даже если все люди станут вегетарианцами, то от этого ничего не изменится. Собак и кошек, волков и медведей, акул и ястребов не заставишь быть вегетарианцами. Они созданы во всей своей сложности для того, чтобы убивать. Они живут миллионы лет по законам, придуманным не ими и не нами, – по законам смерти. И не нам их менять. Даже если бы они вдруг отказались от чужой плоти, земля вскоре оказалась бы завалена горами трупов, горами гниющих трупов, несущих разложение и гибель. Но и те, кто питается растениями, тоже убивают жизнь. Пусть не разумную, пусть растительную, но жизнь.

И вот что получается: жизнь возможна только посредством смерти. Жизнь дана многим, чтобы нести смерть, рождая жизнь и освобождая место для жизни.

Мы отнимаем жизнь у другого, чтобы дать ее себе.

Поэтому закон жизни, данный этому миру свыше, звучит так: убий. Он звучит так: укради. Он звучит так: обмани, если не можешь достичь своей цели по-другому. Возжелай, потому что это нужно тебе. И тогда жизнь будет дарована тебе. Чтобы помочь своим, убей чужих.

Сильнейший должен проявлять не милосердие к слабейшему, сильнейший должен проявлять жестокость к нему. Он должен убить слабейшего. Если ты не сильнейший, то будь умнее, будь хитрее. Хитрый и умный победит глупого. Чтобы жить, будь сильным, хитрым и умным.

Что такое закон жизни? Это закон, благодаря которому распределяются ограниченные ресурсы мироздания между живыми. И распределяются весьма рациональным и справедливым образом.

Что такое экономика? Это наука о распределении ограниченных ресурсов между потребителями этих ресурсов.

Экономика – это часть жизни. На нее распространяются общие законы жизни. Но, как мы видим из классического определения экономики, эти законы действуют там напрямую, в чистом виде. Это – ее непосредственные законы. Здесь идет борьба, окончание которой не предвидится. Это борьба – не на жизнь, а на смерть. Ради жизни.

– Это – последняя проповедь, – сказал Фимин и выключил магнитофон.

– Это что? Научно-популярная лекция? – Судя по выражению лица Александра Яковлевича, он остался чем-то недоволен.

– А мне нравится. Может, некоторое наукообразие и нужно убрать, но в принципе – очень даже впечатляет, – произнес Антонович. – И знаете, какая мне идея сейчас в голову пришла? – Он обвел взглядом присутствующих.

Все повернули к нему головы.

– А что, если показать в этом фильме какие-то… ну, сюжеты. Во время разговора о динозаврах – динозавров, об эволюции – еще что-нибудь… и так далее. – Он опять обвел всех взглядом, будто ожидая аплодисментов.

– Как «В мире животных»? – спросил Шустер.

Чтобы сгладить неловкость, Фимин поторопился высказаться:

– Дело в том, что это – исходник, видеозапись выступления. Сама проповедь может монтироваться и перемонтироваться. Кстати, вы высказали действительно интересную идею. Я уже об этом думал. Но эти кадры – в любом случае необходимы. По крайней мере – для истории.

– А вы что думаете? – обратился Александр Яковлевич к Илье.

– О чем?

– Ну обо всем этом. О том, что вы говорите. О законах жизни. Или о высшем разуме, сверхорганизме, как вы говорите, который руководит всем и вся.

Илья молча посмотрел на Шустера, молча обвел комнату взглядом. Он держал паузу до тех пор, пока все не обратили взгляды к нему, и только тогда размеренно произнес:

– Великий мыслитель прошлого Адам Смит говорил о «невидимой руке рынка». Я делаю ее видимой для вас. Эта рука – рука высшего существа, того организма, о котором я говорю.

Если его руки невидимы, то плоды их действий очевидны. Если голос его неслышим, то я передаю вам его слова. Я – его рупор.

Этот организм постоянно эволюционирует, он разрастается, принимает новые формы, вовлекает в себя новую живую и неживую материю. Его нынешнюю форму я показываю вам. Эта форма – Золотой Телец.

Деньги – это кровь Золотого Тельца. Деньги – это нервы Золотого Тельца. Деньги – это суть Золотого Тельца. И люди – есть клетки Золотого Тельца.

Деньги – суть люди. Значит, люди – суть деньги. Не только их труд, но и они сами обратимы в деньги. И скоро придет час, когда вы убедитесь в этом.

– Браво! – Шустер захлопал в ладоши и к нему присоединились присутствующие. – Я надеюсь, – он посмотрел в сторону Анатолия, – это уже записано?

XXIX. Четвертый визит психотерапевта (октябрь)

У входа в контору стоял черный «мерседес». Аркадий подошел к приоткрытому окну:

– Вы за мной?

– А вы врач-психотерапевт? – безразлично спросил мужчина в машине.

Аркадий ответил утвердительно и занял место на заднем сиденье. Второе место сзади было занято парнем лет тридцати. Бритая ежиком голова не выдавала в нем человека интеллектуального труда.

Машина и на этот раз ехала по направлению из центра. Темнело, на улице уже зажглись фонари, встречные машины включали фары. Они долго стояли в пробках.

Уже совсем стемнело, когда они пересекли наконец Кольцевую автодорогу и через несколько минут, свернув с шоссе, подъехали к шлагбауму. К ним подошел неизбежный охранник, сличил номера с записью в журнале, который вынес с собой, посмотрел документы водителя, сличил их с лицом за рулем, потом подал в затемненное окно знак открыть проезд.

Аркадию казалось, что он знает это место, хотя может и ошибаться – слишком темно. Когда они подъехали к дому, он вспомнил. Точно. Здесь он уже был и лечил какую-то женщину. Чью-то жену. Как же ее звали? Если он не вспомнит, получится неловко.

Сопровождающий Аркадия вышел, связался с кем-то по телефону и открыл дверцу машины. Они поднялись на крыльцо. В этот момент из входной двери на крыльцо вышел молодой парень, судя по всему – охранник. Глядя сквозь них, он осмотрел площадку перед домом, потом сосредоточил взгляд на Аркадии.

– Проходите, – сказал парень.

– Я подожду в машине, – буркнул сопровождающий и направился обратно.

Аркадий вошел в дом.

– Вот здесь остановимся, – сказал охранник. – Пальто можно повесить сюда. Попрошу вас выложить из карманов все металлические предметы.

Аркадий не первый раз за день проделал знакомую процедуру. Его обыскали, но на этот раз сразу вернули все вещи. Открылась еще одна дверь, и на пороге показался невысокий человек лет пятидесяти. В черных вьющихся волосах видна была седина. На интеллигентном волевом лице с крупным носом, который, за неимением других сравнений, принято называть греческим, играла добродушная улыбка. Он был в спортивном костюме и кроссовках. Его лицо было хорошо знакомо Аркадию.

– Добрый вечер, – ответил Аркадий на приветствие хозяина.

– Мы, кажется, знакомы, – сказал хозяин.

– Да. То-то я смотрю – где я вас видел? Начинаю вспоминать – по телевизору скорее всего.

– Меня зовут Александр Яковлевич. А вы…

– Аркадий Михайлович. Можно просто Аркадий.

– …кажется, лечили мою жену.

– Совершенно верно, – он прекрасно это помнил, но не считал нужным говорить об этом первым.

– Ну и как она?

– Это, вероятно, вам виднее.

– Она давно уже не обращалась к нам.

– Проходите.

Они прошли в столовую.

– Вы, вероятно, еще не ужинали? – спросил Александр Яковлевич.

От ужина Аркадий отказался, но с удовольствием выпил чаю с бутербродами, приготовленными матерью хозяина – старой, но живой еврейкой, которая все интересовалась, «как сейчас живут врачи». Аркадий ответил, что врачи живут плохо, хотя кто как. Все зависит от клиентов.

– Мама, человек устал, а ты напрягаешь его разговорами. Ему еще работать, – сказал ей хозяин дома.

Старушка сокрушенно вздохнула, будто жалуясь гостю, что не дает ей сын даже поговорить с умными людьми, и удалилась.

– Может, погуляем по лесу? – предложил Александр Яковлевич. – Тишина, свежий воздух…

– Честно говоря, уже поздновато…

– А мы там и поговорим. Ничто так не расслабляет, как спящая природа.

– Да вы поэт.

– …и поэт истинный, – усмехнулся Шустер. – Как говорит один мой старый друг: жизнь – игра. Но стоит ли проводить всю жизнь в казино, даже если это казино – твое? Это особенно хорошо понятно на природе. Пойдемте, небось не каждый вечер гуляете по лесу. Да и времени много я у вас не займу. Просто хочу посоветоваться. Нет-нет-нет, не подумайте – плачу как за сеанс.

– Что ж, пойдемте. Воля клиента – закон.

– А в России, как говорится, раз перестали нарушать закон, значит, он уже устарел…

Они оделись и вышли из дома. На улице было темно, свежо и тихо. Аркадий, стараясь не смотреть на черную машину, обошел ее и следом за Александром Яковлевичем пошел по недавно вычищенной от листьев дорожке. Редкие листья все же иногда шуршали под ногами, дорожка вела в противоположную от въезда сторону, но никаких заборов они больше не встретили.

– Аркадий, у меня необычная просьба.

– Врачу не привыкать.

– Я хотел бы исповедаться.

– Но я же не священник.

– А я не верующий. Поэтому я хотел бы исповедаться вам.

– Что ж, давайте попробуем.

– Аркадий, на моей совести – человеческая жизнь. Я – соучастник убийства. Это убийство еще не совершилось. И я могу его предотвратить, хотя, на самом деле, это не в моих силах.

Аркадий молча слушал.

– Я просто одно из звеньев цепи, которое можно легко заменить. – Шустер посмотрел на Аркадия.

Несмотря на темень, доктор видел его лицо – лицо человека, искренне обращающегося за помощью. Глаза уже привыкли к мраку, или низкие облака отражали свет близкого города?

– И, знаете, – я только сейчас это понял, – я больше ничего не могу вам сказать. Я уже сказал вам больше, чем мог. Вы можете мне помочь?

– Я не могу отпустить вам грехи. – Аркадию показалось, что он зашел слишком далеко. На такие встречи пусть Андрей ездит сам. Либо платит ему по максимуму…

Шустер порылся во внутреннем кармане куртки и что-то достал.

– Здесь – двадцать тысяч. Берите-берите. Это – плата за молчание.

– Знаете, что я вам скажу, – начал Аркадий. Он должен был как-то оправдать эти деньги. – Если отбросить сейчас этическую сторону дела, то, что с вами происходит – это нормальная психологическая реакция на «запретное поведение». Это такой термин. В вас существует некий барьер, сформировавшийся в раннем детстве и укрепленный вашим дальнейшим поведением. Некое табу. Табу на убийство. Оно не имеет ничего общего с природными, врожденными ограничениями. И в этом плане это табу слабее, чем даже… например, страх высоты. Страх высоты врожденный, ему миллионы лет. Но и его люди легко преодолевают. Альпинисты или парашютисты. И ничего. Ваш страх младше вас. И в отличие от страха высоты он не связан с непосредственной угрозой. Это просто – воспитанный комплекс. Другое дело, что ваш нынешний страх имеет подкрепление. Он подкреплен другим… но это не так важно. И так называемые муки совести переживает практически каждый психически нормальный человек – от солдата на войне до бандита. Это проходит со временем.

– А как вы сказали, чем мой страх подкреплен?

– Он может быть подкреплен другим страхом – смерти или наказания, боязнью возмездия. Но, поверьте, основные переживания связаны не с этим. И подавляющее большинство людей этот кризис переживают не так, как Раскольников, который пошел каяться на какой-то перекресток, перед всеми. Для него было ужаснее состояние неопределенности, ожидание наказания, чем собственно само наказание. Я думаю, это не ваш случай. Жизнь – есть борьба. Не вы его, так он вас. Человек ко всему привыкает, его психика адаптируется ко всему. Поверьте, это пройдет.

Они шли молча. Под ногами изредка шуршали листья. По сторонам дороги возвышались темные сосны. Аркадий курил. Шустер шел, заложив руки за спину и глядя себе под ноги.

– Спасибо вам, доктор, – произнес он наконец. – Вы меня успокоили. Это – не гипноз, надеюсь? Все выглядит логично.

– В это время, если что, можете принимать легкие депрессанты, только не злоупотребляйте ими. Старайтесь также не принимать алкоголь в больших количествах. Это может привести к неконтролируемой ситуации. Вам записать?

– Нет, не надо. Я запомню. Значит, антидепрессанты – немножко можно, алкоголь – много нельзя.

– Старайтесь избегать и того и другого. Для очистки собственной совести рекомендую вам постараться решить все как-то иначе. И давайте забудем о нашем разговоре. По крайней мере, я забуду.

Они подошли к дому.

– Может, еще чайку? – спросил Шустер.

– Нет, уже поздно. Я должен ехать.

– Как хотите. Еще раз спасибо.

– Вам спасибо.

Аркадий подергал запертую дверцу машины. Водитель повернулся к нему и махнул рукой. Аркадий снова дернул дверь – она открылась.

– Поехали, – сказал Аркадий.

– Трогай, – сказал бритый сопровождающий водителю.

– Поехали, так поехали, – ответил водитель.

Он вырулил из поселка, и они оказались на пустом шоссе, освещенном оранжевыми фонарями. Потом машина выехала на главную дорогу. Здесь было оживленное движение. Не доезжая до городской окружной дороги, водитель свернул в сторону и поехал по темной дороге между бетонных оград, будто хотел срезать угол или объехать препятствие.

«Дорогу знает», – подумал Аркадий.

Машина остановилась.

– Идемте, – сказал бритый спутник.

– Куда? – спросил Аркадий.

– Это вам лучше знать. А у нас маршрут. Куда сказали, туда и едем. – Он открыл дверцу и лениво стал вылезать.

– Странно, – сказал Аркадий и тоже вышел.

Это была территория то ли завода, то ли склада.

Вместе с сопровождающим он вошел в здание, действительно похожее на склад.

– Куда мы идем? – спросил Аркадий своего спутника.

– В офис, – сухо ответил тот.

Пройдя по длинным коридорам, они в самом деле вошли в офисное помещение, которое казалось слишком богатым для такого непрезентабельного с виду строения. Людей не было видно. Впрочем, рабочих столов тоже. Вероятно, рабочие места были в других помещениях. Да и рабочий день здесь, наверное, был до шести. «Вряд ли начальник будет принимать во время рабочего дня», – подумал Аркадий. В том, что они идут к начальнику, сомнений не было.

– Проходи, – по обыкновению коротко сказал сопровождающий, открывая дверь перед Аркадием.

Он вошел в просторный кабинет, обставленный еще в советские времена – об этом свидетельствовала светло-коричневая лакированная мебель.

– Аркадий Михайлович? Очень приятно, – приветствовал его сидящий за столом темноволосый человек лет сорока в темном костюме. – Я знаком с вашей деятельностью и хочу воспользоваться вашими услугами. Тем более что про вас говорят: высочайший профессионал.

– Вы мне льстите.

– Вы ведь были сегодня у Виктора Павловича?

– Да.

– И у Александра Яковлевича, а это больше, чем простая рекомендация.

– Что ж, приятно слышать, – сказал Аркадий, хотя хотелось сказать: «Какая оперативность».

– Ну вот. Садитесь. – Хозяин показал на черное кожаное кресло рядом с диваном напротив стола. – Я хочу воспользоваться вашими услугами. И не займу у вас много времени. Но у меня необычная просьба.

– На то я и психотерапевт.

– Я хочу исповедаться.

Это было похоже на дурной сон с повторяющимся сюжетом.

– Но я не священник.

– Знаю.

– Что ж, давайте попробуем. – Аркадий все больше увязал в слипшихся сюжетах, уже зная, какие слова он услышит и произнесет.

– Аркадий, я убил человека.

Аркадий посмотрел в глаза своему собеседнику. Тот был спокоен, он словно ждал, что ответит Аркадий.

– Что ж, хорошо, что вы об этом сказали, – тихо произнес Аркадий, хотя сильно сомневался в справедливости своих слов.

– Наверное, так надо кому-то или чему-то, – задумчиво, будто прислушиваясь к своим мыслям, продолжал собеседник.

Аркадий отметил, что не знает его имени, и от этой мысли ему стало легче. Хозяин кабинета опустил глаза, скрестил пальцы рук и сжал их.

– Такое ощущение, что отдаешь половину тяжести.

– Наверное, это раскаяние. И, потом, все это – в прошлом, – только и смог выдавить из себя Аркадий, хотя чувствовал себя увереннее, чем в прошлый раз. – Должно быть, все-таки легче, когда об этом кто-то знает. И даже необязательно называть того, о ком вы говорите.

– Надо, Аркадий. То, что я вам сейчас скажу, примите как мужчина. – Я должен буду убить вас.

Аркадий почувствовал, как у него деревенеет тело.

– Это шутка? – спросил он, слыша издалека собственный голос.

– Аркашенька, а как вы думали? Остаться живым после того, что вы сегодня узнали? – С этими словами Виктор кивнул охранникам.

Тут же чья-то рука легла на плечо врача. Он инстинктивно дернулся в другую сторону, потом вскочил, налетел на другого охранника, подхватившего его под мышки. Первый ударил под дых, второй по шее. Аркадий согнулся и упал на пол.