Текст книги "Муза художника"
Автор книги: Паула Вин Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
По пути в Дом моряков Муры заскочили к Алстедам на бокал вина. По вечерам пятницы морские пехотинцы, обеспечивающие охрану посольства, устраивали для американских дипломатов и их друзей вечеринки, которые сами они называли «Слава богу, уже пятница». В числе этих друзей были ученые из программы Фулбрайта, [19]19
Программа Фулбрайта – программа образовательных грантов, основанная сенатором Джеймсом Уильямом Фулбрайтом и финансируемая госдепартаментом США.
[Закрыть]штатные преподаватели американской школы, румыно-американские студенты-медики, чье происхождение позволяло им бесплатно обучаться в медицинских институтах Бухареста, незамужние секретарши из других иностранных посольств и обычные прихлебатели, такие как Муры.
– Последним событием был, конечно, вечер американского кино, закончившийся полным провалом, – говорит Логан, который угрюмо щелкает фисташки, сидя на краешке дивана.
– Проектор взбесился – вы бы это видели! – подхватывает Маргарет.
Она описывает, как пленка вырывается из рук Сэма или Билла, петляет и сворачивается все расширяющимися кольцами, которые встают на дыбы, как живое чудовище, прямо посреди второсортного фильма, призванного обеспечить зрителям девяностоминутное бегство от бухарестской действительности. После того как пленка расстелилась спиральной чернотой по комнате, понадобилось два часа, чтобы намотать ее обратно на катушку. К тому времени чипсы и безалкогольные напитки в буфете закончились, и хотя один из парней предложил сгонять на машине и пополнить запасы, было уже слишком поздно.
– Почему эти молодые люди захотели приехать сюда? – недоумевает София.
– У них нет выбора. Их направляют, так же как нас, – отвечает Йон.
Ему кажется, что охрана посольства считается элитным назначением, куда отбирают наиболее перспективных и надежных среди военнослужащих, но он не уверен.
– Я точно знаю, все они не женаты, за исключением артиллерийского сержанта; тот семейный. Но большинство из них – юнцы, им по девятнадцать-двадцать лет, – сообщает Маргарет, наливая себе еще вина из бутылки на столе. – Некоторые готовятся к получению эквивалента школьного аттестата. Они бы вам рассказали, что учебный лагерь – не лучшая подготовка для поездки сюда. Один из них показал мне тест, который им нужно будет пройти, когда из Франкфурта приедет комиссия. Первый вопрос: «Укажите, что означает аббревиатура R. S. V. P.», [20]20
R. S. V. P. ( фр.Répondez s'il vous plait) – ждем вашего любезного ответа.
[Закрыть]а следующий: «Перечислите доступные вам орудия уничтожения». Это как раз охватывает необходимый диапазон знаний, вы не находите?
Своими паучьими пальцами Логан выкладывает на низком столике перед собой пирамиду из пустых фисташковых скорлупок, ерзая при этом взад-вперед на длинных и плоских диванных подушках.
– Что вы будете делать с Фрейей? – спрашивает София.
Фрейя наверху, рисует в кабинете Йона.
– Возьмем ее с собой, разумеется. Она еще маленькая, чтобы оставаться дома одной, – отвечает Логан и нетерпеливо смотрит на часы.
Йон догадывается, что он, наверное, пообещал к этому времени уже быть на месте.
– Возьмете с собой? – переспрашивает София и бросает на Йона выразительный взгляд. – Вы ведь разрешите Фрейе побыть с нами? Она может остаться на ночь.
Как только Маргарет начинает отклонять это предложение, Логан резко вскидывает голову.
– Правда? Отлично, – говорит он, сметая ореховые скорлупки в сложенную ковшиком ладонь. – Я никогда не считал Дом моряков подходящим местом для маленького ребенка.
Логан серьезно смотрит на Софию и добавляет:
– Мы заберем ее, когда скажете.
– Можете не торопиться. Мы устроим себе прекрасный завтрак, – довольным тоном говорит София.
Маргарет необычно притихла. Она пристально смотрит в дальний конец комнаты, сосредоточившись на одном из огромных комнатных растений, которые стоят на страже у арочного входа в столовую.
– Я постелю ей в кабинете Йона, – продолжает щебетать София. – По-моему, это ее любимое место. Маргарет, вы можете подняться со мной и рассказать обо всем, что она… Маргарет?
– Да.
Маргарет наконец поднимает свои большие глаза, взгляд ее безмятежен. Она встает и следует за Софией вверх по лестнице, не оглядываясь на мужчин.
– Спасибо, Йон, – благодарит Логан и вываливает горсть фисташковых скорлупок обратно на стеклянную крышку стола.
Не вставая с дивана, он наклоняется вперед и начинает выкладывать из ореховых скорлупок основание пирамиды, скользя костяшками пальцев, подобно бульдозеру, с каждой из четырех сторон.
– Мы действительно признательны, – добавляет он.
– Нам это будет очень приятно, – отзывается Йон.
Он слышит, как наверху ходят и разговаривают женщины. Голос Софии звучит особенно оживленно.
– Маргарет привыкла брать Фрейю с собой везде, куда бы ни шла, – говорит Логан, аккуратно переворачивая скорлупку и заглядывая внутрь. – Такое ощущение, что она делает это уже для собственного комфорта, а не по каким-то другим причинам. Когда ребенок выходит из младенческого возраста, ему нужно начинать жить своей собственной жизнью. И его матери тоже. Ну, вы понимаете.
Наверху раздается скрип петель, и Йон представляет, как под витражом в конце коридора София открывает крышку кедрового сундука и вытаскивает оттуда белую перину, пуховые подушки и стопку постельного белья, от которых исходит запах крахмала, смешанный с ароматом лаванды. Она постелет Фрейе на широком кожаном диване в его кабинете, и ребенок будет спать под безмолвными чарами картин.
– Вы, датчане, славитесь своим гостеприимством, – продолжает Логан.
Он долго изучает ореховую скорлупку у себя на ладони, и в конце концов Йону приходит в голову, что это банальное замечание можно истолковать как завуалированный намек на историю сорокалетней давности.
– Но вы отличались от других оккупированных наций, – словно прочитав его мысли, признает Логан.
Он смотрит на Йона и выдает:
– Ваш король носил желтую звезду.
– К сожалению, это миф, – возражает Йон.
Он опровергал эту выдумку множество раз. Ему на ум приходит, что правда о том, какое огромное количество датчан жило во время оккупации как ни в чем не бывало, наверняка хорошо известна Логану и что тот просто насмехается над ним.
Только после войны Йон и его семья узнали о хорошо согласованных действиях, предпринятых некоторыми их соседями в тысяча девятьсот сорок третьем году для того, чтобы спасти своих еврейских друзей и коллег. Когда те, кому помогли бежать в Швецию, начали возвращаться, в новостях, наряду с многочисленными сценами радушного приема, показывали и стычки с датчанами, не желавшими отказываться от претензии на имущество своих еврейских соседей, которое они взяли «на хранение».
Это старшая сестра Йона, разговаривая с друзьями, собрала все воедино. Однажды вечером за обеденным столом она выпалила свою догадку о том, что их отец и вся их семья, должно быть, имели репутацию коллаборационистов. В противном случае почему никто не посвятил их в те планы спасения? Почему их не попросили о помощи? Йон помнит, как его родители продолжали молча подносить еду ко рту, а ее голос звучал восходящей гаммой вопросов, пока наконец не оборвался. Эта сцена застыла у него в памяти. Белая скатерть, полумрак. Сестра крепкой хваткой сжимает ручку ложки над своей тарелкой. Краем глаза он видит, как она дрожит от волнения, но при отце, который демонстративно жует на другом конце стола, она, конечно, не смеет встать и убежать в свою комнату или хотя бы сказать что-то еще. Если бы дедушка был жив, за столом не стояла бы такая мертвая тишина.
– Я часто думаю о людях, у которых за все те годы была возможность убить Гитлера, о людях, которые находились с ним в одной комнате и просто упустили свой шанс. А вы?
Логан быстро встряхивает маленькие кусочки ореховой скорлупы в кулаке, как игрок, готовящийся кинуть кости. Он неотрывно смотрит на Йона.
– К сожалению, фюрер не нанес визит в Данию, чтобы предоставить нам такую возможность.
Йон надеется, что его нервозность незаметна. Ему не терпится, чтобы Муры поскорее ушли из его дома. Тогда он поднимется и нальет себе выпить.
– Конечно, Румыния была в союзе с державами «Оси», [21]21
Державы «Оси» – военный союз Германии, Италии, Японии и других государств, противостоявший во время Второй мировой войны странам антигитлеровской коалиции.
[Закрыть]– продолжает Логан тем же задумчивым тоном. – Союзники бомбили нефтяные промыслы Плоешти. Последний источник нефти для Гитлера в Европе. Вы об этом слышали?
– Кажется, я об этом читал.
Сжав челюсти, Йон ждет, когда Логан уколет его по поводу того, что Дания поставляла Гитлеру масло и яйца, но тот делает беспокойное движение, бегло смотрит вверх и меняет тему.
– Для тех парней визиты Маргарет много значат. Такая горячая американская штучка, как она, даже большая забава, чем у них была, когда несколько лет назад советник по экономике привез туда трех – трех! – своих дочек-старшеклассниц, как только у тех начались летние каникулы. Видите ли, морским пехотинцам запрещено вступать в тесные отношения с местными женщинами. Никогда не знаешь, вдруг они состоят на службе у Секуритате. [22]22
Секуритате (с рум. – «безопасность») – официальное название Департамента государственной безопасности, органа исполнительной власти в Социалистической Республике Румыния, сочетавшего функции спецслужбы и политической полиции.
[Закрыть]
Йону захотелось спросить, не волнует ли Логана то, что его жена «вступает в тесные отношения» с молодыми военными охранниками, но они были не настолько близки, чтобы задавать подобные вопросы. В любом случае, Логан уже частично ответил на этот вопрос, когда недавно предпринял попытку незаметно посмотреть на часы и минуту назад бросил еще один быстрый взгляд на лестницу.
После того как Муры уходят, спешно их поблагодарив, оставив телефонный номер, по которому с ними можно связаться, и дав в последнюю минуту какие-то наставления, в наступившей тишине София и Йон смотрят друг на друга.
– Фрейя в нашем доме. Мы проснемся здесь вместе с ней, – говорит София приглушенным и ликующим голосом.
– Она уже легла?
– Да, малышка забралась в постель, как только я постелила. Маргарет сказала, они покормили ее перед приходом. Теперь она ждет свою сказку. Почитаешь ей «Историю Бабара»? [23]23
Слоненок Бабар – герой книжек-картинок, созданных семейством Брюнофф во Франции в 1931–1991 гг.
[Закрыть]У нас наверху есть мой старый экземпляр. Это поможет ей заснуть.
– Конечно почитаю.
– Нам должно быть слышно, если она проснется. Мы будем всего через комнату от нее.
– Мы обязательно услышим.
Своими ответами Йон старается поддерживать целеустремленность, появившуюся сегодня вечером в голосе его жены. Он долгие месяцы ждал, когда София «снова станет самой собой». И ему нравится ребенок Муров, почти так же, как Софии. Йон совсем не против того, что Фрейя спит в комнате, где он приводит в порядок свои мысли, в этом царстве серебряного, коричневого и перламутрового. София продолжает рассуждать о перспективах повторить сегодняшнюю ситуацию. Муры берут Фрейю на коктейль-приемы и американские фильмы, что становится все менее уместным по мере того, как неразборчивое дитя превращается в наблюдательное и впечатлительное юное создание. Фрейя могла бы оставаться у них регулярно, возможно, раз в две недели или даже каждую неделю.
Слушая ее, Йон лелеет надежду, что София не привяжется к чужому ребенку сверх меры. Слишком сильная близость может в конце концов привести к разочарованию. Он хочет поддерживать жену в том, что явно делает ее счастливой. Но в дальнейшем это может породить проблемы. К его дурному предчувствию примешивается тревога при мысли о Маргарет, которая сейчас где-то в другом конце города находится в компании морских пехотинцев.
ЛОНДОН, МАЙ 2005 ГОДА
Стоя под низким потолком, Фрейя в изумлении смотрела на все эти металлические стеллажи, уставленные рядами одинаковых зеленых коробок. Казалось, каждый художник мира был представлен здесь, без преувеличения, миллионами каталогизированных произведений искусств. Некоторым наиболее известным мастерам отводилось по десять – пятнадцать коробок, чтобы уместились все репродукции их картин. Получая разрешение поработать в этой библиотеке всего один день, ей пришлось заполнять специальный бланк заявления.
Питер снял со стеллажа две зеленые коробки и перенес их на длинный обшарпанный деревянный стол; сидевший за ним посетитель, высоколобый и рыжебородый человек, просматривал содержимое своей коробки с помощью раскладной лупы, которую перед этим вытащил из нагрудного кармана и бережно раскрыл. Всматриваясь сквозь нее, он изучал каждый миллиметр черно-белого фотоснимка роскошной масляной картины, изображавшей Венеру.
Фрейя взглянула на Питера, выясняя, разделяет ли тот ее веселье, но он пребывал в своем обычном рабочем настроении и, кажется, не обратил никакого внимания на смешного человека за столом, то ли арт-дилера, то ли аукциониста, то ли ученого. Выбранные Питером коробки были помечены как «Скандинавская живопись» и «Виктор Риис». Из них Питер извлек большие коричневые папки, в которых находились карточки с наклеенными фотографиями картин Виктора Рииса. Большинство снимков были скопированы из аукционных или выставочных каталогов. Каждое изображение дополнялось указанием на местонахождение картины, но если та не принадлежала музею, фотография могла быть обозначена просто как «Собственность частного датского коллекционера». Фрейя, стоя возле Питера, разглядывала его сосредоточенное лицо, освещенное солнечным светом из окна. Наконец он поднял на нее глаза и дал задание.
– Вернись к скандинавской школе и посмотри, что у них есть из Нильсена. Свена Нильсена, – уточнил он, указывая в направлении стеллажа. – Брата Северины. В пределах национальных школ художники распределены в алфавитном порядке по фамилиям. Для Нильсена у них будет всего одна коробка. Возможно, лишь часть коробки. Тщательно разбери найденное и сделай заметки относительно любых портретов, фигур, реальных людей, которые изображены. Меня не интересуют его пейзажи – а он в основном известен как пейзажист – или его потомственные рыбаки вместе с деревенскими бабушками, но если у изображенного присутствуют выраженные индивидуальные черты или на этикетке указано, что это портрет конкретного человека, я должен об этом знать.
Ей бы хотелось яснее представлять, что же они ищут, но это был проект Питера, который работал на Мартина, а Фрейя знала: вряд ли ей когда-нибудь удастся вернуть уважение Мартина Дюфрена. Сейчас же, в надежде получить хоть какую-то информацию, которая могла бы помочь Софии, она должна стать полезной, выполняя для Питера «мелкую работу». Доверие, возможно, появится позже.
Когда Фрейя предложила свою помощь, Питер отнесся к этому с некоторым подозрением, но, должно быть, он помнил, как хорошо когда-то им работалось вместе. Надевая тем ранним утром шелковую блузку с маленькими пуговицами и заблаговременно репетируя, как в беззаботной и дружеской манере будет предлагать свои услуги, она рассчитывала на то, что Питер быстро сообразит: отказываться от ее помощи было бы глупо, как бы сильно ни владел им территориальный инстинкт. Продолжая играть свою роль, Фрейя какое-то время послушно разбирала коробку Нильсена и делала записи по поводу ее содержимого, а затем снова посмотрела через стол. Увиденное заставило ее невольно вскрикнуть, так что рыжебородый мужчина с усовершенствованной лупой вздрогнул.
– Я не знала, что Риис рисовал обнаженную натуру!
Питер и мужчина с лупой наградили ее одинаково неодобрительными взглядами.
– Только эти две, – очень тихо произнес Питер, наклоняясь и толкая снимки к ней через стол. – Обе принадлежат Национальному художественному музею в Копенгагене. И в отличие от остальных картин Рииса эти не датированы; мы не знаем, к какому периоду его творчества они относятся. На мой взгляд, это очень ранние, возможно, даже студенческие работы. В журнале тысяча девятьсот шестого года я нашел рецензию, в которой упоминается Риис. Там говорится, что он перестал рисовать фигуру человека несколькими годами ранее. Взгляни.
Он бросил Фрейе картотечную карточку, и она прочитала приведенные цитаты из рецензии:
«Риис разочаровывает самоограничением, сдержанными работами, созданными словно лишь для того, чтобы вешать их в таких же аристократических и хорошо обставленных комнатах, как те, которые он рисует. Риис абстрагируется от изображаемого им. Он является жертвой собственного утонченного вкуса, поступаясь силой и властью, которые воплощали более смелые художники нашего времени. В ранних полотнах Рииса мы видим многообещающие изображения человеческих фигур. Но он отказывается от прежних высоких целей в пользу нынешних неврастенически окрашенных набросков, которые дают скудную пищу душе зрителя».
– Как это – «неврастенически»? – спросила Фрейя.
– Неврастения – одна из викторианских болезней. Я нашел отличный справочник по истории медицины того периода. Нервная перевозбудимость, спровоцированная бешеным темпом и стрессами городской жизни, исступленной умственной деятельностью при недостаточной физической нагрузке. Неврастеники иногда гордились своим состоянием, полагая, что это обостряет их ум, помогает им больше осознавать. Для неврастеников считалось типичным избегать ярких цветов. Вот как критики объяснили приглушенную палитру у Рииса.
В цитатах на другой стороне картотечной карточки творчество Виктора Рииса противопоставлялось работам скагенской школы с ее «здоровым колоритом и красочностью пейзажей». К скагенской школе относился Свен Нильсен. Как говорилось в рецензии, «популистские художники Севера стремятся возвеличить зрительное наслаждение моментом, в то время как Риис пытается ухватить безмолвие пространства за пределами человеческого времени».
– Эй, я думал, мы договорились, что ты сконцентрируешься на Нильсене.
Питер потянулся за своей карточкой.
Фрейя скрепя сердце вернула ее, но не смогла не подколоть товарища:
– Смотри не выбрось случайно, думаю, она еще может пригодиться.
Просто ей хотелось посмотреть, как Питер закусывает губу и притворяется, будто не понял намека. После этого она вернулась к выполнению своего задания.
– Что ты узнала? – спросил Питер, когда они обедали пиццей в шумном кафе.
Но в этот момент его телефон, конечно же, зазвонил. Он промокнул рот салфеткой и отошел, чтобы ответить на звонок.
Проглотив последний кусок жирной пиццы, Фрейя отправилась осмотреть витрину с пирожными и сэндвичами. Ей было слышно, как на заднем плане низким успокаивающим голосом Питер пытается объяснить своей девушке, почему не мог взять трубку раньше. Когда Фрейя вернулась за столик, он, водя пальцами по гладкой поверхности своего мобильного телефона, попытался продолжить их разговор так, словно ничего не произошло.
– Ты собиралась рассказать, что тебе удалось выяснить насчет Нильсена.
– Сначала расскажи мне о Холлис.
Фрейя сделала глоток воды из стакана; вопрос она отрепетировала. В конце концов, было время, когда он во всех подробностях рассказывал ей о женщинах, с которыми встречался. Питер, нахмурившись, уставился в свою тарелку с остатками томатного соуса и сыра.
– Она веселая, она симпатичная, она милая. Мне кажется, что на этот раз все по-настоящему.
Питер говорил нечто подобное и раньше. Но потом он добавил:
– Мы вместе уже… ух, девятнадцать месяцев. Можешь в это поверить? Почти два года.
– Она звонит тебе по десять раз за день все эти два года?
Фрейя не могла удержаться, чтобы не поддразнить его. По крайней мере, такого ее Скотту никогда не приходилось терпеть.
– Она, должно быть, без ума от меня, тебе не кажется? – широко улыбнулся Питер, быстро становясь собой прежним. – Пару месяцев назад Холлис уволилась с нелюбимой службы. Сейчас работает на своих родителей, которые не особо следят за ее трудовым графиком. В общем, такому человеку, как она, нелегко поверить, что я могу получать истинное удовольствие от своей работы.
Познакомившись с Питером, Фрейя была свидетельницей того, как он долгие часы трудится в библиотеке, работая вдвое усерднее, чем кто-либо другой; затем в его голове что-то переключилось, и он с тем же рвением стал посещать пятничные вечеринки. Питер с удовольствием предался развлечениям в ночных клубах и поездкам на выходные в сомнительные места, куда приглашали его друзья. Фрейе было интересно, как он умудряется соединять это с романтическими свиданиями посреди рабочей недели, при том еще, что его девушка беспрестанно звонит ему на работу.
– Не ты ли всегда предпочитал отделять работу от личной жизни?
– Да в этом плане с Холлис нет проблем. Ее родители – постоянные покупатели Мартина, и ей кажется, что галерея – скучнейшее место в мире. Она думает, я только и делаю, что считаю минуты до нашей встречи.
Богатая девушка. Ну конечно. Фрейя никак не отреагировала, и он продолжил:
– Ну а ты? Действительно интересуешься Риисом, или это просто…
Питер запнулся, и они в некотором смущении посмотрели друг на друга. Фрейя могла придумать множество возможных окончаний его вопроса и не была уверена, какое из них на уме у Питера. Безопаснее было сменить тему.
– Напомни-ка, сколько тебе было, когда твоя семья вернулась в Штаты. Мне было десять, когда мы возвратились.
– Мы переехали в тысяча девятьсот девяностом. Объемы добычи нефти падали в Аргайле, Бренте и даже Фортисе; [24]24
Аргайл, Брент, Фортис – морские нефтяные месторождения.
[Закрыть]большинство месторождений больше не были жизнеспособными, поэтому пропала необходимость во всех работавших там инженерах, и отца послали назад в Калифорнию. Маму переезд в восторг не привел. Мне было десять, как и тебе.
– Дай угадаю. Калифорнийские детишки считали, что твой английский акцент – или шотландский, неважно, – это круто. Наверное, ты решил учиться за границей в Лондоне просто для того, чтобы освежить акцент.
Он засмеялся, не опровергая ни одного из этих утверждений. Она так и слышала голос десятилетнего Питера, хвастающегося перед своими новыми одноклассниками тем, что его отец каждый день добирался до работы на нефтяной платформе вертолетом. В том же году пятиклассники Висконсина единогласно признали Фрейю странной: у новенькой, ведущей себя как всезнайка, было иностранное имя, и приехала она из какой-то страны, о которой никто никогда не слышал. Они не знали, на каком континенте и в каком часовом поясе находится Румыния, на каком языке разговаривают там люди. Даже некоторых учителей изумляло, насколько хорошо девочка владеет английским. Фрейя же знала, что за чтение книжек с картинками, предназначенных для маленьких детей, ее засмеют, а так как никто не водил ее в музеи или кино, она утоляла свою растущую потребность в визуальном обогащении, перелистывая тяжелые глянцевые страницы альбомов по искусству из библиотеки.
А Логан тем временем слонялся по дому, возился со своими заметками и бумагами для работы над книгой по истории Румынии, которую так и не закончил. А еще пил целыми днями, ворчал на Маргарет, когда та возвращалась со своей новой работы в кооперативе, где у нее появились друзья, в том числе и Териз, ставшая в конце концов ее новой спутницей жизни. Логан брал регистрационные анкеты для поступления на юридический факультет, но вместо того, чтобы заполнять их, молча сидел и смотрел, как Фрейя делает уроки на другой стороне обеденного стола. При разводе один из немногих пунктов, по которым ее родители пришли к соглашению, заключался в том, что Фрейя останется с Маргарет. Она почувствовала себя жестоко обманутой: больше не разъезжать с отцом, путешествуя по миру! И конечно же, ей легче всего было найти причину своей растущей непопулярности среди соучеников в новом образе жизни Маргарет. Ведь только уже поступив в колледж, она смогла рассказать новым знакомым, и в том числе Питеру, о любовнице своей матери и не получить в ответ осуждение, распространявшееся на нее саму.
Она вспомнила, как, проходя два дня назад мимо кабинета Питера, услышала его слова:
– Художники обычно объективизируют своих натурщиц, но чем дольше я смотрю на его полотна, тем больше мне кажется, что Риис впадал в крайность.
Питер снова изучал картины и призывал Фрейю подойти к нему.
– Она для него всего лишь элемент композиции. Он заставляет ее принимать позы, которые не имеют ничего общего с тем, что сделал бы реальный человек. Сажает ее в кресло вот так, загораживая дверной проем, или ставит лицом к стене. Это почти бесчеловечно. Какова же была их совместная жизнь?
Фрейя вошла взглянуть. Действительно, искривленные дверные проемы казались живыми; солнечные лучи почти вибрировали, прорезая облачка мелкой пыли, висевшие в воздухе комнаты. Неужели эти природные формы и вправду выглядят более одушевленными, чем неподвижная фигура в черном одеянии? Ткань платья была более светлой в складках, где на нее падал свет. Бледная кожа на затылке женщины, над воротником, усиливала контраст картины, так и называвшейся: «Интерьер с фигурой».
Фрейя почувствовала, что обязана вступиться за любимого художника Алстедов.
– Но разве его цель не изучение света и форм?.. – начала она, имея в виду, что главным на картинах были прямоугольные плоскости – окна, полы, стеновые панели, дверные проемы, – которые обрамляли центр полотна вне зависимости от того, находилась в нем фигура или нет. – Разве это не именно то, чего добивался Риис? Когда художник приходит к такому видению, все, что он рисует, становится для него геометрическим объектом. По определению.
Питер смотрел на нее скептически.
– Эти идеи… ты взяла их у Холдена. Я прав?
– У кого?
Фрейя была возмущена. Неужели Питер считает, что она может разобраться в существе вопроса, только если прочитает об этом где-то?
– А, ну ладно. Все же тебе стоит на это взглянуть. У меня где-то здесь есть копия.
Он порылся в двух ящиках, после чего вручил ей стопку скрепленных степлером страниц.
– Я давно его не перечитывал. Исследование было опубликовано несколько лет назад. И Холден упустил некоторые ключевые аспекты, касающиеся Рииса. Но это источник, на который все ссылаются, решающее слово о художнике. Я уловил, что идеи, изложенные в нем, совпадают со сказанным тобою сейчас. По мнению Холдена, творчество Рииса – прообраз абстрактного экспрессионизма. Из-за этого его геометрического фокуса. Я знаю, у нас в офисе есть еще одна копия. Так что можешь взять эту себе.
Воодушевление придало голосу Питера те интонации, которых ему так не хватало, когда они поддразнивали друг друга. Фрейя постаралась не выдать своего волнения, когда его пальцы ненадолго задержались на ее запястье.
– Спасибо.
Она держала страницы в руках, не зная, как поступить, затем положила их на пустой стол мистера Алстеда. Ее не прельщало тратить время на какое-то научное исследование стиля Рииса. Но Фрейя прекрасно понимала: статью Холдена ей прочитать все-таки придется, причем очень внимательно, если она хочет показать Питеру достаточную заинтересованность его работой и выяснить, что же он скрывает.
На столе лежала папка из манильской бумаги с потертыми краями. Обычно Питер держал ее в своем портфеле, но они поздно вернулись, проведя долгий день в библиотеке, и он пробыл в доме всего несколько минут – ровно столько, сколько ему понадобилось, чтобы отклонить ее предложение.
По возвращении из библиотеки Фрейя обнаружила в прихожей оставленное Софией послание, в котором та сообщала, что уходит к подруге на чашечку чая. Узнав из записки, что хозяйка не вернется в ближайшие два-три часа, Фрейя предложила Питеру сходить выпить чего-нибудь в пабе неподалеку, на главной улице в квартале от станции метро. Подошел к концу трудный день, проведенный в изучении документов, и теперь ей вспомнилась прекрасная английская традиция заглядывать после работы в паб. Когда-то это был их с Питером пятничный ритуал. Сидя в темных прокуренных помещениях перед высокими пивными бокалами, наполненными золотистой жидкостью, они могли расслабиться после того, как всю неделю напряженно работали под пристальным взглядом Мартина. Поначалу Питер практически заставлял Фрейю идти туда, говоря, что ей «нужно немного развеяться». И был прав. Она радовалась возможности проводить с ним время вне работы в галерее, пусть даже после нескольких пинт, которые Питер выпивал, ей неизбежно приходилось выслушивать долгие восхваления или, наоборот, поношения в адрес девушки, с которой он на тот момент встречался. Намного больше удовольствия Фрейя получала от более давних разговоров, когда они насмехались над американскими одноклассниками, никогда не бывавшими за границей, строили догадки о личной жизни персонала галереи и обсуждали проект, над которым в то время работали.
Но сегодня, когда она предложила возобновить их старый обычай, Питер заявил, что у него нет времени. Он быстро ушел после очередного звонка Холлис. Фрейя осталась наедине с особенной папкой Питера, которую тот бросил на своем рабочем столе. Мягкость старого ковра приглушала шаги Фрейи, когда она пересекала кабинет, чувствуя усиливающийся лимонный запах мебельной полироли. Стоя перед столом Питера, она несколько мгновений поколебалась, прежде чем открыла папку и начала изучать ее содержимое.
Внутри Фрейя не обнаружила ничего, кроме пачки репродуцированных изображений картин – различающихся по размеру, цветных и черно-белых вырезок и фотокопий из журналов по искусству и выставочных каталогов. Она на глаз определила, что в общей сложности их около шестидесяти. Единственными комментариями к ним были даты; в верхнем правом углу каждого листка Питер карандашом надписал год создания картины. Шесть фотографий полотен, хранившихся у Алстедов, датированных периодом между тысяча девятьсот вторым и тысяча девятьсот седьмым годами, казались засунутыми в пачку в случайном порядке. Даже эти знакомые черно-белые изображения не были напечатаны на фотобумаге хорошего качества, а представляли собой обыкновенные компьютерные распечатки.
Она могла лишь заключить, что Питер потратил много усилий с целью рассмотреть коллекцию Алстедов в более широком контексте. Ничего удивительного – задача предсказуемая и неизбежная, если исследуешь творчество художника, недостаточно выдающегося, чтобы быть удостоенным персональной ретроспективной выставки или каталога. Ничто из увиденного не могло объяснить Фрейе ту секретность, которой Питер окружил свою папку. Некоторые изображения были расплывчатыми, с трудно различимыми деталями. Что такого важного он обнаружил? Вплоть до настоящего времени большая часть сведений о творчестве Рииса была почерпнута Фрейей из статьи, которую дал ей Питер. Она прочитала ее от корки до корки, хотя язык Холдена показался ей слишком вычурным.
Развертывая веером пачку фотокопий, Фрейя вспомнила, как Питер обмолвился, что Холден упустил какие-то важные детали. Если значение имели приписанные к изображениям даты, возможно, упущенные прежним исследователем факты были как-то связаны с порядком, в котором Риис написал свои картины. Ей придется просмотреть очерк Холдена еще раз, но, насколько она помнила, тот анализировал творчество Рииса в целом, не разделяя картины на ранние и поздние. Исходя из своего предположения, Фрейя начала сортировать картины по годам. Ее руки двигались почти сами собой. Может быть, открытие Питера имело отношение к хронологии. Если она разложит картины в порядке их написания, возможно, ей тоже удастся это увидеть.