Текст книги "Ферма трупов"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Все же где ты была, когда кто-то пробрался в ТИК? – настаивала я. – Или правильнее будет спросить – с кем?

– Я ведь не спрашиваю тебя, с кем ты.

– Ты бы спросила, если бы это могло вытащить меня из беды.

– Моя личная жизнь здесь ни при чем, – упрямо заявила она.

– Мне кажется, ты боишься не вторжения в твою личную жизнь, а неприятия с моей стороны, – сказала я.

– Не знаю, о чем ты.

– Я видела тебя однажды ночью в зоне отдыха. С подругой.

Она отвернулась.

– Значит, ты за мной еще и шпионишь. – Ее голос задрожал. – Вот только не читай мне проповедей и не говори, что я живу во грехе, – я в такое не верю.

– Люси, я не осуждаю тебя, – заверила я, хотя отчасти это было так. – Просто помоги мне понять.

– Значит, ты все-таки считаешь, что со мной что-то не так, раз тебе надо что-то понимать. Иначе ты бы приняла меня такой, какая я есть, без раздумий.

– Твоя подруга сможет дать показания о том, где ты была в три часа ночи вторника? – спросила я.

– Нет, – ответила она.

– Ясно, – только и сказала я. Приняв ее ответ, я приняла и то, что девочки, которую я когда-то знала, больше нет. Эта Люси была мне совершенно незнакома, и мне оставалось только гадать, что же я сделала не так.

Томительно тянулось время.

– Какие у тебя планы на ближайшее время? – спросила она.

– На мне дело в Северной Каролине. По-видимому, времени там придется провести немало, – откликнулась я.

– А как же здешний офис?

– Со всем разбирается Филдинг. Утром у меня, кажется, судебное слушание. Надо, кстати, позвонить Роуз, уточнить время.

– Что за дело?

– Убийство.

– Это и так понятно. Можно мне с тобой?

– Если хочешь.

– Или, может, в университет вернуться?

– И что ты там будешь делать? – спросила я.

Она с испугом посмотрела на меня:

– Не знаю. И на чем туда добраться, тоже не знаю.

– Можешь взять мою машину, пока она мне не нужна. Или отправляйся до конца семестра в Майами, а потом поедешь в университет.

Она одним глотком допила оставшееся пиво и поднялась на ноги. В глазах у нее снова блестели слезы.

– Ну же, тетя Кей, признайся. Ты ведь считаешь, что это и вправду я, разве нет?

– Люси, – честно ответила я, – я не знаю, что мне думать. Ты говоришь одно, а факты говорят прямо противоположное.

– Я бы в тебе ни за что не усомнилась. – По ее взгляду было видно, что я разбила ей сердце.

– Знаешь, оставайся у меня до Нового года, – только и сказала я.

11

На скамье подсудимых сидел член наркобанды из северного Ричмонда: темно-синий двубортный костюм, шелковый итальянский галстук завязан идеальным виндзорским узлом, белоснежная рубашка накрахмалена до хруста, лицо чисто выбрито, серьга из уха убрана. Тод Колдуэлл приодел своего подзащитного, поскольку хорошо знал, как сложно присяжным сопротивляться внешнему впечатлению. Я тоже разделяла это убеждение, почему и приобщила к уликам как можно больше цветных фотографий со вскрытия жертвы. Думаю, излишне говорить, что разъезжавший на красном «феррари» Колдуэлл меня недолюбливал.

– Скажите, миссис Скарпетта, – разливался он соловьем на заседании суда, проходившем холодным осенним днем, – действительно ли под воздействием кокаина люди становятся крайне агрессивными и даже проявляют нечеловеческую силу?

– Кокаин, без сомнения, может вызывать возбуждение и галлюцинаторный бред. – Свои ответы я по-прежнему адресовала присяжным. – То, что вы называете «нечеловеческой силой», также часто связывают с эффектом от употребления кокаина или фенциклидина – лошадиного транквилизатора.

– А в крови потерпевшего обнаружен как кокаин, так и бензойлекгонин, – продолжал Колдуэлл как ни в чем не бывало. Можно было подумать, будто я подтвердила его слова.

– Да, именно так.

– Миссис Скарпетта, не могли бы вы разъяснить присяжным, что это означает?

– Для начала я хотела бы разъяснить уважаемой коллегии, что я являюсь доктором медицины, а также имею научную степень по правоведению. Как вы уже упоминали, мистер Колдуэлл, моя специальность – патологоанатом, конкретно – судебный патологоанатом. В соответствии со всем вышесказанным я предпочла бы, чтобы ко мне обращались «доктор Скарпетта», а не «миссис Скарпетта».

– Хорошо, мэм.

– Вас не затруднит повторить вопрос?

– Не могли бы вы разъяснить присяжным, что означает присутствие как кокаина, так и, – он бросил взгляд на свои записи, – бензойлекгонина в крови потерпевшего?

– Бензойлекгонин является продуктом метаболизма кокаина. То, что у человека обнаружено и то и другое, означает, что часть принятого кокаина распалась в организме, а часть – еще нет, – ответила я, краем глаза следя за Люси, которая сидела с несчастным видом в дальнем углу зала, наполовину скрытая колонной.

– Что указывает на постоянное употребление наркотиков, тем более что на руках у него многочисленные следы инъекций. Таким образом, можно утверждать, что мой подзащитный, встретившись с ним вечером третьего июля, имел дело с жестоким и агрессивным субъектом, находившимся в состоянии крайнего исступления, и вынужден был защищать свою жизнь, – расхаживая по залу, разглагольствовал Колдуэлл. Его принаряженный клиент тем временем пристально смотрел на меня с напряженностью кошки, следящей за мышью, – только что хвостом не подергивал.

– Мистер Колдуэлл, – сказала я, – в Джонаса Джонса, потерпевшего, выстрелили шестнадцать раз из тридцатишестизарядного пистолета «интратек» калибра девять миллиметров. Семь выстрелов были произведены сзади, причем три из них, пришедшихся в затылок, – в упор или с очень близкого расстояния. По моему мнению, такой сценарий никак не походит на самооборону. Особенно если учесть, что уровень алкоголя в крови мистера Джонса составлял два и девять десятых промилле, то есть почти втрое превышал максимальный уровень, при котором в штате Виргиния разрешено управление автомобилем. Иными словами, моторные функции потерпевшего и его восприятие действительности были существенно нарушены. Меня, откровенно говоря, удивляет, что он вообще держался на ногах.

Колдуэлл развернулся к судье По, которого все называли Вороном. Разборками наркодилеров и стрельбой детей друг по другу в школьном автобусе этот старик был сыт по горло.

– Ваша честь, – с придыханием заявил адвокат, – я просил бы, чтобы данное замечание миссис Скарпетты было исключено из протокола как основанное на предположениях и призванное спровоцировать негативное отношение к моему клиенту, а кроме того, очевидно находящееся вне ее компетенции.

– Ну вот что, мистер Колдуэлл, я не могу понять, каким это образом сказанное доктором выходит за пределы ее компетенции, и напоминаю вам, что она вежливо просила вас называть ее так, как полагается – «доктор Скарпетта». Кроме того, ваши кунштюки и фортели начинают действовать мне на нервы…

– Но, ваша честь…

– Факт в том, что доктор Скарпетта выступала на многих моих заседаниях, и уровень ее компетенции мне хорошо известен. – Слова судьи-южанина текли неторопливо, будто теплая тянучка с ложки.

– Ваша честь…

– Насколько я понимаю, с подобными случаями она имеет дело ежедневно…

– Ваша честь…

– Мистер Колдуэлл, – взорвался Ворон, лысая макушка которого вдруг налилась багрянцем, – если вы, черт побери, прервете меня еще хоть раз, я обвиню вас в неуважении к суду и засажу на несколько дней в городскую тюрьму! Ясно вам?!

– Да, сэр.

Люси с любопытством выглянула из-за колонны, а присяжные как-то сразу подобрались.

– В протокол будет внесено все, что сказала доктор Скарпетта – слово в слово, – подытожил судья.

– Больше вопросов нет, – скомканно пробормотал Колдуэлл.

Судья ударом молотка закрыл заседание, разбудив пожилую женщину в заднем ряду, лицо которой было скрыто под черной соломенной шляпой. Та почти все время мирно проспала. Встрепенувшись, она выпрямилась и выпалила: «Кто там?» Опомнившись, она сообразила, где находится, и залилась слезами.

– Мама, мама, все в порядке, – успокаивала ее женщина помоложе.

На этой ноте судья объявил перерыв.

Прежде чем уехать из центра, в четверть второго я заглянула в Мэдисон-билдинг, где располагалась администрация штата. Там меня интересовало отделение регистрации актов гражданского состояния, возглавляла которое моя давнишняя приятельница. Ни один человек на территории Виргинии не считался официально родившимся или умершим без подписи Глории Лавинг. Она же, хоть и была так же неразрывно связана с этим краем, как виргинский табак, знала всех своих коллег в каждом штате. На протяжении многих лет именно к Глории я обращалась, устанавливая, существовал ли на свете тот или иной человек, женился ли он, разводился и не был ли усыновлен.

В отделении мне сказали, что Глория спустилась в кафетерий. Она в одиночестве сидела за столиком с ванильным йогуртом и фруктовым коктейлем в пластиковом стаканчике, погруженная в чтение объемистого детектива в мягком переплете – бестселлера в списках «Нью-Йорк таймс», судя по обложке.

– Из-за такого обеда, по-моему, и беспокоиться не стоило, – сказала я, придвигая стул.

Она подняла на меня глаза, и недоумение на ее лице тут же сменилось радостью.

– Боже правый! Господи, Кей, что ты здесь делаешь?

– Я вообще-то работаю через дорогу, если ты забыла.

Она счастливо рассмеялась.

– Заказать тебе кофе, дорогая? Ты что-то устало выглядишь.

Фамилия Глории Лавинг [7]7
  Лавинг (от англ.loving) – любящая.


[Закрыть]определила ее характер с самого рождения, а повзрослев, моя приятельница стала соответствовать ей полностью. Эта крупная добродушная женщина около пятидесяти крайне бережно относилась к любому документу, попадавшему к ней на стол. Свидетельства о смерти и рождении значили для нее гораздо больше, чем просто бумажки с кодовыми обозначениями, – ради любого из них она не задумываясь созвала бы или распустила Генеральную Ассамблею штата, а если понадобилось бы, не оставила бы от нее камня на камне.

– Нет, кофе не надо, спасибо, – поблагодарила я.

– Я, между прочим, слышала, что ты там уже не работаешь.

– Мне нравится, как все отправляют меня в отставку, стоит пару недель не появиться в офисе. Я теперь консультирую ФБР и постоянно в разъездах.

– Надо думать, в разъездах по Северной Каролине, судя по тому, о чем говорят в новостях. О деле малышки Стайнер сообщали даже в вечерних выпусках на Си-би-эс и Си-эн-эн. Господи, как же здесь холодно.

Я окинула взглядом зал кафетерия, немногочисленные посетители которого в застегнутых до подбородка куртках и кофтах буквально тряслись от холода, сгорбившись над своими подносами.

– В целях энергосбережения все термостаты поставили на шестнадцать градусов – ну разве не смешно? – продолжала Глория. – У нас же здесь отопление от медицинского колледжа – паровое! – и ни единого ватта электричества мы этим не сэкономим.

– По-моему, тут даже холоднее шестнадцати градусов, – заметила я.

– В кафетерии сейчас двенадцать – практически столько же, сколько на улице.

– Стоит перейти через улицу, и мой офис в твоем полном распоряжении, – с лукавой улыбкой предложила я.

– Да уж, у вас там атмосфера теплая, что и говорить. Так в чем дело, Кей?

– Мне надо разузнать о смерти младенца в Калифорнии – около двенадцати лет назад, предположительно в результате СВДС. Имя ребенка – Мэри-Джо Стайнер, родители – Дениза и Чарльз.

Глория, конечно, сразу же уловила связь, но, как истинный профессионал, ничего расспрашивать не стала.

– Девичью фамилию матери ты не знаешь?

– Нет.

– А где именно в Калифорнии?

– Тоже не знаю, – ответила я.

– Установить никак нельзя? Чем больше исходной информации, тем лучше.

– Пока предпочтительней ограничиться этими данными. Если не получится, тогда посмотрим, что можно уточнить.

– Говоришь, предположительно СВДС? То есть причина смерти могла быть и иной? Мне нужно знать – на случай если она проходила под другим кодом.

– Меня смущает то, что девочка умерла в возрасте около года. Ты же знаешь, что пиковый период смертности от синдрома – от трех до четырех месяцев после рождения. У детей старше полугода он практически не наблюдается, а после года речь почти всегда идет о какой-то другой разновидности скоропостижной смерти. Так что причина вполне могла быть закодирована как-то иначе.

Она поболтала в чашке пакетиком чая.

– Случись это в Айдахо, я бы просто позвонила Джейн, она бы быстренько просмотрела записи по коду СВДС и дала бы ответ через каких-то полторы минуты. А в Калифорнии как-никак тридцать два миллиона человек – один из самых трудных штатов. Придется, наверное, повозиться. Давай-ка я провожу тебя до выхода – хоть немного ноги разомну.

– Твой калифорнийский коллега сидит в Сакраменто? – спросила я, пока мы проходили через унылый коридор, полный посетителей, добивавшихся различных социальных благ.

– Да. Как только поднимусь к себе, сразу ему позвоню.

– Значит, с ним ты тоже знакома?

– Конечно. – Она рассмеялась. – Нас ведь всего пятьдесят. С кем нам еще разговаривать, как не друг с другом?

Вечером я вытащила Люси в «Ла Пти Франс», где мы сдались на милость шефа Поля, и тот приговорил нас к неторопливому ужину в виде кебаба из ягненка во фруктовом маринаде и бутылки «Шато Грюо Лароз» урожая 1986 года. Десерта мы дожидаться не стали – я пообещала Люси по возвращении домой достать из морозилки крема ди чоколатта элетта – роскошный шоколадный мусс с фисташками и марсалой, который хранился у меня для подобных непредвиденных случаев.

Впрочем, сначала мы отправились в Шокко-Ботом, район дорогих ресторанов и бутиков, куда мне одной и в голову не пришло бы пойти. Мы гуляли под фонарями по булыжной мостовой, совсем рядом текла река, на почти черном, в синеву, небе густо высыпали звезды. Я подумала о Бентоне, а затем – но по совершенно другой причине – о Марино.

– Тетя Кей, – сказала Люси в кафе, куда мы зашли выпить капуччино, – мне надо нанять адвоката.

– Для чего? – спросила я, хотя знала ответ.

– Даже если ФБР не удастся доказать, что я совершила то, в чем меня обвиняют, они ведь все равно меня теперь ни за что на работу не возьмут. – В ее ровном голосе слышалось страдание.

– И чего же ты хочешь?

– Мне нужен кто-нибудь по-настоящему пробивной.

– Ладно, будет тебе «пробивной», – пообещала я.

В понедельник вместо запланированного возвращения в Северную Каролину я вылетела в Вашингтон. У меня имелись кое-какие дела в штаб-квартире ФБР, но в первую очередь нужно было повидаться со старым другом.

С сенатором Фрэнком Лордом мы ходили в одну и ту же католическую школу в Майами, хотя и в разное время – он был намного старше. Потом, когда я работала в отделении судебно-медицинской экспертизы округа, а он занимал пост окружного прокурора, между нами установились дружеские отношения. К тому времени как он стал губернатором, а затем членом конгресса, я уже давно покинула город моего детства, и наше сотрудничество возобновилось лишь с назначением его главой юридического комитета сената.

В свое время Лорд попросил моей консультации в связи с всеобъемлющим законопроектом в области уголовного права. Мне тоже однажды потребовалась помощь сенатора. Люси и не знала, что в высших сферах у нее есть ангел-хранитель. Без его вмешательства она вряд ли получила бы разрешение на работу в академии, которая засчитывалась ей как стажировка. Я просто не знала, как рассказать Фрэнку о случившемся.

В полдень я сидела на роскошной кушетке с атласной обивкой в холле с ярко-красными стенами, персидскими коврами и ослепительно сиявшей хрустальной люстрой. Снаружи, из отделанных мрамором коридоров, доносились голоса, а время от времени в дверь заглядывал случайный турист, надеясь хоть краешком глаза увидеть в обеденном зале сената кого-нибудь из политиков или других знаменитостей.

Точно в назначенное время Лорд энергичным, пружинистым шагом вошел в зал и коротко, немного скованно обнял меня – он был славным, застенчивым человеком, и его всегда смущало публичное проявление чувств.

– Я тебя испачкала, – сказала я, стирая помаду с его щеки.

– Зря убрала – коллегам будет нечего обсудить.

– Ну, думаю, у них и без того хватает предметов для обсуждения.

– Кей, ты не представляешь, до чего приятно тебя видеть, – произнес он, ведя меня в обеденный зал.

– Так уж и приятно, – кокетливо ответила я.

– Ну разумеется.

Мы заняли столик перед витражным окном с изображением Джорджа Вашингтона верхом на коне. В меню я заглядывать не стала – там сто лет ничего не менялось. Лорд, как всегда, выглядел безупречно: высокий, подтянутый, синеглазый, с аккуратно уложенной седой шевелюрой. Он питал слабость к элегантным шелковым галстукам и старомодным штучкам вроде жилеток, запонок, карманных часов и галстучных булавок.

– Так что привело тебя в столицу? – спросил он, раскладывая льняную салфетку на коленях.

– Надо проанализировать кое-какие улики в лабораториях ФБР, – объяснила я.

Он кивнул.

– Работаешь над тем убийством в Северной Каролине?

– Да.

– Этого психа нужно остановить. Думаешь, он все еще там?

– Не знаю.

– Кажется, оставаться ему вроде бы незачем, – продолжал Лорд. – Логичнее куда-нибудь уехать и на какое-то время залечь на дно. Хотя, конечно, поведение таких нелюдей обычной логике не поддается.

– Фрэнк, – сказала я, – Люси попала в беду.

– Я сразу понял, что что-то не так, – невозмутимо заметил он. – У тебя это на лице написано.

Он внимательно слушал меня на протяжении получаса, и я была безгранично благодарна ему за терпение. Желающих, чтобы сенатор уделил им минутку-другую, и без меня было немало, а в тот день ему предстояло еще и несколько голосований.

– Ты замечательный человек, – с чувством сказала я. – А вот я тебя подвела – попросила об услуге, чего не делаю почти никогда, и вот как все обернулось.

– Она действительно виновна? – спросил Лорд. Поджаренные на гриле овощи он оставил почти нетронутыми.

– Я не знаю. Улики говорят против нее, – ответила я. У меня вдруг запершило в горле. – Сама она утверждает, что ни при чем.

– И раньше она никогда тебя не обманывала?

– Мне так казалось. Однако недавно обнаружилось, что о некоторых важных сторонах своей жизни она мне никогда не говорила.

– А ты спрашивала почему?

– Она дала понять, что есть вещи, которые меня не касаются, а мне очень не хочется ее осуждать.

– Кей, если ты опасаешься, что осуждаешь ее, вероятнее всего, так и есть на самом деле. И Люси почувствует это, вне зависимости от того, будешь ты что-то говорить ей или нет.

– Мне никогда не доставляло удовольствия брать на себя роль ментора, – тоскливо сказала я. – Но что делать, если Дороти – ее мать и моя единственная сестра – слишком эгоцентрична и слишком любит мужчин, а потому не уделяет дочери достаточно внимания.

– И теперь, когда Люси попала в беду, ты боишься, что тут есть и твоя вина.

– Разве что подсознательно.

– Такие страхи редко бывают осознанными – они закрадываются в душу как будто помимо рассудка. Единственный способ избавиться от них – осветить все закоулки. У тебя хватит на это решимости?

– Да.

– Хочу напомнить, что, спросив, ты должна быть готова принять ответы.

– Я знаю.

– Предположим, Люси невиновна, – сказал он.

– И что тогда? – спросила я.

– Если в лабораторию проникла не Люси, значит, это сделал кто-то другой. Возникает вопрос – для чего?

– А у меня возникает другой вопрос – как? – заметила я.

Он жестом попросил официантку принести кофе.

– В первую очередь нужно определить именно мотив. Какой мотив может быть у Люси? И какой – у кого-нибудь еще?

Самым простым ответом были деньги, но мне он не казался верным. Я так и сказала Лорду.

– Деньги означают власть, Кей, а власть – главное, что есть в мире. Нам, грешным, ее всегда не хватает.

– Да уж. Запретный плод.

– Вот именно. В нем источник всех преступлений, – добавил он.

– Подтверждение сей прискорбной истины ежедневно доставляют мне на носилках, – согласилась я.

– И что это дает нам применительно к нашей проблеме? – Он помешал сахар ложечкой.

– Дает мотив.

– Ну разумеется. Власть – вот в чем дело. Так чего бы ты хотела от меня? – спросил мой старый друг.

– Против Люси не выдвинут никаких обвинений, если не будет доказано, что она что-то похитила из ТИКа. Но ее будущее уже разрушено – по крайней мере в плане карьеры в структурах правопорядка или в любых других организациях, где проверяют биографии сотрудников.

– А доказано, что именно она проникла туда в три часа утра?

– Фрэнк, для ФБР имеющихся улик вполне достаточно, в том-то все и дело. Я не знаю, приложат ли они усилия, чтобы очистить Люси от подозрений, если она действительно невиновна.

– Если?

– Я пытаюсь оставаться беспристрастной. – Потянувшись было за кофе, я все же решила, что меньше всего мне сейчас нужна дополнительная стимуляция – сердце стучало как бешеное, и мне не удавалось унять дрожь в руках.

– Давай я переговорю с директором Бюро, – предложил Лорд.

– Мне просто нужно, чтобы кто-то обеспечил тщательное расследование. Сейчас, когда Люси уехала из академии, есть вероятность, что дело пустят на самотек, ведь там и других забот хватает. Господи, да кого волнует какая-то студентка!

– Хочется верить, что в Бюро таким вещам уделяют больше внимания, – бросил Лорд. Вокруг рта у него залегли жесткие складки.

– К сожалению, я разбираюсь в том, как действует бюрократическая машина. Я всю жизнь в ней проработала.

– Также как и я.

– Тогда ты должен понимать, о чем я говорю.

– Я понимаю.

– Они хотят, чтобы до начала семестра она оставалась со мной в Ричмонде, – сказала я.

– Вот, значит, как. – Он снова протянул руку за кофе.

– Именно. Им-то что, а вот каково Люси? В двадцать один год все мечты порушены на самом взлете. Что ей прикажете делать? Вернуться в университет и притвориться, что ничего не произошло?

– Послушай. – Фрэнк ласково дотронулся до моей руки. Я в который раз пожалела, что он не был моим отцом. – Я постараюсь сделать все, что возможно, без прямого вмешательства в ход дела. В этом ты мне доверяешь?

– Полностью.

– А пока не возражаешь против маленького совета с моей стороны? – Взглянув на часы, он поманил официантку. – Так, уже опаздываю. – Он снова повернулся ко мне. – Главная твоя забота сейчас – не здесь, а у тебя дома.

– Не согласна, – твердо ответила я.

– Можешь возражать сколько тебе угодно. – Он улыбнулся официантке, подавшей ему счет. – У Люси никогда не было никого ближе тебя, ты ей почти как мать. Как ты собираешься помочь ей пройти через это?

– Мне казалось, именно поэтому я здесь.

– А я-то думал, ты меня хотела повидать. Прошу прошения, – окликнул он официантку. – Видимо, вы дали нам не тот счет. Мы не заказывали четыре основных блюда.

– Дайте-ка взглянуть. Ох, боженьки. Ох, простите, пожалуйста, сенатор Лорд. Это счет с того столика.

– Ну вот пусть сенатор Кеннеди оба и оплатит – свой и наш, – сказал он, вручая ей обе бумажки. – Как демократ, он возражать не будет – они ведь считают, что чем больше трат и выше налоги, тем больше денег на социальные нужды.

Официантка, крупная женщина в черном платье и белом переднике, с прической до плеч в стиле пятидесятых, просияла улыбкой. Шутка Лорда мгновенно сгладила ее промах.

– Хорошо, сэр! Так ему и передам.

– Да, Миссури, и с чаевыми пусть не скупится, – добавил он ей вдогонку. – Скажите, что это мои слова.

Миссури Риверс было никак не меньше семидесяти, и с тех пор, как она сошла с поезда, привезшего ее с Юга, она видела сенаторов за пышными застольями и скромными трапезами, после побед и поражений, в горе и радости. Она знала, когда можно подходить с новой переменой, а когда просто долить чаю или вовсе не попадаться на глаза. Ей было хорошо известно то, что обычно никогда не покидало стен этого элегантного зала – ни в чем истинное лицо человека не проявляется ярче, чем в том, как он ведет себя с глазу на глаз с обслуживающим персоналом. Сенатора Лорда она любила всем сердцем – каждый раз, когда она смотрела на него или слышала его имя, глаза у нее озарялись мягким светом.

– Я пытаюсь подвигнуть тебя к тому, чтобы ты проводила больше времени с Люси, – продолжил он. – И не надо сражаться с чужими драконами – особенно с ее.

– С этим драконом она вряд ли справится в одиночку.

– Кстати, не стоит говорить Люси о нашей встрече. Ей пока не нужно знать о касающемся ее звонке, который я сделаю, как только вернусь в кабинет. Если придется ей все же рассказать, лучше я сам это сделаю.

– Согласна, – ответила я.

Немного погодя я поймала такси у выхода и ровно в четверть третьего подъехала к зданию штаб-квартиры ФБР. Бентон Уэсли, как мы и условились, ждал меня на скамье в амфитеатре. Он казался погруженным в чтение, но на самом деле заметил меня задолго до того, как я его окликнула. Мимо прошла группа туристов, не обращая на нас никакого внимания. Уэсли закрыл книгу и сунул в карман пальто.

– Как добралась? – спросил он.

– С дорогой из аэропорта по времени получилось столько же, сколько на машине.

– Так ты на самолете прилетела? – Он придержал дверь, пропуская меня.

– Оставила машину Люси.

Он снял темные очки и взял для нас разовые пропуска.

– Ты знакома с директором криминалистических лабораторий Джеком Картрайтом?

– Да, мы встречались.

– Сейчас идем к нему. Будет что-то вроде брифинга, – пояснил он. – И потом я хочу тебя еще кое-куда отвести.

– И куда же это?

– Туда, куда очень нелегко попасть.

– Бентон, если ты собираешься изъясняться загадками, у меня не будет иного выбора, как перейти на латынь.

– А ты знаешь, как меня взбесить.

Вставив пропуска в щель турникета, мы прошли длинным коридором к лифту. Каждый раз, попадая сюда, я вспоминала о том, насколько мне не по душе это место. Встречавшиеся мне здесь люди редко улыбались или хотя бы смотрели в глаза. Все и вся будто старалось спрятаться, слиться с бело-серой гаммой стен. Я всегда терялась в лабиринте бесконечных коридоров и никак не могла найти дорогу самостоятельно; впрочем, сами сотрудники, кажется, ориентировались не лучше.

Джек Картрайт занимал кабинет с окнами, и струившийся в них солнечный свет напомнил мне, как много я пропускаю со всей этой работой и нервотрепкой.

– Бентон, Кей, день добрый, – пожал нам руки Картрайт. – Садитесь, пожалуйста. Это сотрудники лабораторий Джордж Килби и Сет Ричардс. Вы не встречались?

– Нет. Рада познакомиться, – поприветствовала я Килби и Ричардса, серьезных молодых людей в строгих костюмах.

– Кто-нибудь хочет кофе?

Желания никто не изъявил, и Картрайт с энтузиазмом перешел к делу. Характер этого привлекательного мужчины ясно обрисовывал идеальный порядок, царивший на его громадном угловом столе. Каждый документ, каждый конверт, каждая телефонограмма были на своем месте, а поверх блокнота лежал серебряный перьевой «Паркер» – таким стал бы пользоваться только настоящий педант. На подоконниках расставлены комнатные растения и фотографии жены и дочерей. Снаружи на лобовых стеклах машин, двигавшихся сплошным потоком, вспыхивали солнечные блики; уличные торговцы предлагали прохожим футболки, мороженое и колу.

– К настоящему моменту, работая над делом Стайнер, – начал Картрайт, – мы пришли к ряду интересных результатов. Я начну с, по-видимому, наиболее важного – исследования фрагментов кожи, обнаруженных в морозильной камере. Хотя анализ ДНК еще не завершен, можно с уверенностью утверждать, что данные ткани принадлежат человеку, причем человеку с первой группой крови, резус положительный. Вам, вне всякого сомнения, известно, что это соответствует группе крови жертвы, Эмили Стайнер. Кроме того, размер и форма фрагментов совпадают с ранами на ее теле.

– Скажите, пожалуйста, вам удалось определить, что именно было использовано для удаления тканей? – спросила я, делая пометки.

– Острый режущий инструменте односторонней заточкой.

– Описание подходит практически к любому, самому обыкновенному ножу, – заметил Уэсли.

– Видно место, где острие проткнуло кожу и откуда был начат разрез, – продолжал Картрайт. – Таким образом, речь идет об однолезвийном ноже с острым кончиком. Определить более конкретно невозможно. И кстати, – он взглянул на Уэсли, – ни на одном из ножей, представленных для исследования, человеческой крови не найдено. Тех, что из дома Фергюсона, я хочу сказать.

Уэсли кивнул с непроницаемым выражением лица.

– Так, теперь что касается трасологии, – продолжил Картрайт. – Вот здесь начинается интересное. На теле и волосах Эмили Стайнер, а также на подошвах ее обуви обнаружены микроскопические частицы необычного происхождения. Тут имеются несколько акриловых волокон голубого цвета, совпадающие с материалом покрывала на ее кровати, и зеленых хлопковых – по-видимому, от вельветовой куртки, в которой она ходила в церковь на собрание молодежного клуба. Также есть несколько частичек шерстяной ткани, происхождение которых неизвестно. Еще пылевые клещи – они могли взяться откуда угодно. Но вот что точно появилось не случайно.

Он повернулся и включил стоявший сбоку монитор. На экране появились четыре различных среза какого-то ячеистого материала, напоминавшего структурой соты, но с необычными областями янтарного цвета.

– Перед вами, – пояснил Картрайт, – срезы растения Sambucussimpsonii – древесного кустарника, встречающегося на юге Флориды, в прибрежных долинах и вблизи лагун. Обратите внимание на более темные участки. – Он показал на окрашенные области и перевел взгляд на одного из молодых сотрудников: – Джордж, тебе слово.

– То, что вы видите, называется таниновыми трубками, – подойдя ближе, присоединился к беседе Джордж Килби. – Лучше всего они различимы здесь, на радиальном срезе.

– И что они собой представляют? – поинтересовался Уэсли.

– Это проводящие элементы, служащие для транспортировки веществ по стволу.

– Каких конкретно веществ?

– В основном продуктов жизнедеятельности клеток. Кстати, здесь у нас сердцевина растения – та его часть, в которой и расположены таниновые трубки.

– То есть вы хотите сказать, что одной из улик в нашем деле является древесная сердцевина? – уточнила я.

Специальный агент Джордж Килби кивнул:

– Именно. Продается она под названием «флоридская пробка», хотя такого растения в природе не существует.

– И для чего она применяется? – спросил Уэсли.

Ответил Картрайт:

– Пластинки из нее часто используют в качестве держателей для мелких деталей либо ювелирных изделий. Так можно закрепить, например, небольшие сережки или шестеренку наручных часов, чтобы не скатились со стола или мастер сам случайно не смахнул рукавом. В наше время большинство предпочитает обычный пенопласт.

– И много на теле частиц этой «пробки»? – спросила я.

– Достаточно, в основном на участках, где была кровь. Собственно, там мы и нашли основную массу микрочастиц.

– Где берут ее те, кому она нужна? – задал вопрос Уэсли.

– Ну, чтобы срезать куст самому, придется ехать в болота южной Флориды, – ответил Килби. – А вообще ее можно заказать.