Текст книги "Ферма трупов"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Патрисия Корнуэлл
Ферма трупов

«Отправляющиеся на кораблях в море,

производящие дела на больших водах,

видят дела Господа и чудеса Его в пучине».

Псалом 106: 23—24

Посвящается Оррину Хатчу, сенатору от штата Юта, неутомимому борцу с преступностью

1

На рассвете 16 октября, когда солнечные лучи только-только проглянули сквозь ночную мглу, на краю темного леса за моим окном призрачной тенью показался осторожный олень. Сверху и снизу в трубах шумела вода, и одно за другим освещались изнутри окна других комнат. Утреннюю тишину нарушил пронзительный звук – где-то в военных лагерях играли зорю. Я опять легла и проснулась под грохот выстрелов.

В Квонтико, штат Виргиния, шум не прекращается ни днем ни ночью – академию ФБР со всех сторон окружают базы морской пехоты. Здесь я проводила несколько дней в месяц, поселяясь в охраняемом крыле, где могла укрыться от нежелательных телефонных звонков и общества какого-нибудь перебравшего пива коллеги.

В отличие от спартанской обстановки комнат для свежеиспеченных агентов и командированных полицейских в моем номере были телевизор, телефон, кухня и ванная, которую ни с кем не приходилось делить. Хотя курение и алкоголь находились здесь под запретом, подозреваю, что в этом отношении агенты под прикрытием и свидетели, попавшие под программу защиты, не следовали правилам так уж буквально – как и я сама.

Пока в микроволновке подогревался кофе, я полезла в портфель за делом, ожидавшим меня со вчерашнего вечера, с моего приезда сюда. Я еще не просматривала материалы – не могла заставить себя погрузиться в детали, не хотела тащить такое в ночной сон. Мое отношение к работе существенно поменялось в этом плане.

Еще учась в медицинском, я всегда была готова иметь дело с любыми, самыми тяжелыми травмами. Сутками напролет я работала в приемном отделении «Скорой помощи» и до рассвета в одиночку делала вскрытия в морге. Спала я всегда урывками, просто проваливаясь в темноту, почти без сновидений. Однако с годами что-то кардинально переменилось. Перспектива работать допоздна стала приводить меня в ужас, а по ночам то и дело наваливались кошмары – подсознание выталкивало из своих недр жуткие образы, увиденные наяву.

Эмили Стайнер было одиннадцать, и первые, робкие и стыдливые, проявления сексуальности едва наметились в ее хрупкой фигурке. Первого октября, в позапрошлое воскресенье, она писала в своем дневнике: «Я сегодня такая счастливая! Сейчас почти час ночи, и мама не знает, что я пишу в дневник, потому что я забралась с фонариком под одеяло. Мы ходили в церковь, все принесли с собой какую-нибудь еду, и Рен тоже там был! И он смотрел на меня, я точно заметила. А потом дал мне коричную бомбочку! Я спрятала, когда он не видел, и положила в свою секретную шкатулку. Завтра днем опять собрание молодежного клуба, и он сказал, что будет ждать меня перед началом, но только чтобы никому!!!»

В половине четвертого Эмили вышла из своего дома в Блэк-Маунтин, городка к востоку от Эшвилла, и отправилась в церковь, до которой было около двух миль. С собой она несла гитару в футляре. По словам других детей, с собрания она уходила одна. Это произошло в шесть часов вечера, когда солнце уже садилось за вершины холмов. Она свернула с шоссе, выбрав короткую дорогу вдоль берега небольшого озерца. Следствие предположило, что именно там Эмили встретился тот, кто лишил ее жизни несколько часов спустя. Возможно, она остановилась и разговаривала с ним; возможно, прошла мимо, торопясь домой и не заметив его в сгущающихся тенях.

Полиция Блэк-Маунтин, расположенного в западной части Северной Каролины и насчитывающего семь тысяч жителей, не часто сталкивалась с убийством или изнасилованием ребенка и никогда прежде – с тем и другим вместе. Они и думать не думали о Темпле Бруксе Голте из Олбани, штат Джорджия, хоть он и скалился с каждого плаката «Десять самых разыскиваемых преступников США», которые были развешаны по всей стране. Громкие дела и их фигуранты мало кого интересовали в этом живописном уголке, известном именами Томаса Вулфа [1]1
  Томас Вулф (1900–1938) – американский писатель. Прославился как автор монументальных романов-эпопей автобиографического характера, написанных по впечатлениям детских лет, проведенных в Эшвилле. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]и Билли Грэма [2]2
  Билли (Уильям Франклин) Грэм (р. 1918) – евангелистский священник, известный телепроповедник, с семьей которого Патриция Корнуэлл была очень близка. Создал в Эшвилле ряд благотворительных центров.


[Закрыть].

Не знаю, чем привлекли Голта это место и худенькая девочка по имени Эмили, которой недоставало отца и внимания мальчика по имени Рен. Однако когда двумя годами ранее Голт устроил кровавую вакханалию в Ричмонде, мотивы, которыми он руководствовался при выборе жертв, тоже казались лишенными всякой логики. В сущности, они так и остались неразгаданными.

Выйдя из номера, я шла по остекленным, залитым солнцем коридорам, но красоту утра омрачали воспоминания о преступлениях безжалостного убийцы. Однажды, всего на какой-то миг, он оказался так близко от меня, что я буквально могла коснуться его рукой, прежде чем он выпрыгнул в окно и исчез. У меня не было с собой оружия, да и вообще стрелять – не моя работа. Но с тех пор мою душу не переставало грызть сомнение, от которого я никак не могла избавиться, – сделала ли я тогда все, что могла?

Вино в столовой академии никогда не отличалось хорошим качеством, и я пожалела, что вчера вечером выпила несколько бокалов. Утренняя пробежка вдоль шоссе Эдгара Гувера давалась тяжелее обычного. «Господи, кажется, сегодня не справлюсь», – думала я.

По обочинам дороги, с которой открывался вид на стрельбище, морпехи расставляли складные стулья и оптические трубы. Двигаясь черепашьей рысцой, я чувствовала на себе их нахальные взгляды. Из-за золотой эмблемы на синей футболке меня, вероятно, принимали за агента ФБР или копа. Представив, как по тому же маршруту совершает утреннюю пробежку Люси, моя племянница, я почувствовала беспокойство. Я предпочла бы, чтобы она проходила стажировку в другом месте. Безусловно, немалое влияние оказал на нее мой пример, и именно это страшило меня больше всего на свете. Такие переживания почти всегда возникали во время тяжелых физических нагрузок, когда я выбивалась из сил и осознавала, что годы идут.

Специальный отряд ФБР по освобождению заложников проводил учения. Лопасти вертолета, неторопливо вращаясь, рассекали воздух. Мимо с ревом промчался небольшой грузовик, нагруженный баллистическими щитами, за ним проследовала колонна солдат. Развернувшись, я потрусила обратно к зданию академии, от которого удалилась мили на полторы. Сложенное из желтоватого кирпича, его можно было бы принять за отель современного типа, если бы не антенны на крышах и сплошной лес вокруг.

Наконец я добралась до пропускного пункта, обогнула подъемные шипы на въезде и, подняв руку, вяло помахала дежурному за стеклом будки. Задыхаясь, вся в поту, я намеревалась продолжить путь обычным шагом, когда услышала сзади замедляющую ход машину.

– Нарочно под колеса лезешь, или как? – громогласно осведомился капитан Пит Марино, перегнувшись через пассажирское сиденье своей серебряной «краун-виктории». Торчащие удочки радиоантенн заколыхались от резкой остановки. Несмотря на все мои нотации, он был не пристегнут.

– Есть более верные способы покончить с собой, – ответила я, наклонившись к открытому окну. – Например, не пользоваться ремнем безопасности.

– При моей работе не знаешь, когда придется пулей выскакивать из тачки.

– Врежешься куда-нибудь – точно вылетишь как пуля, – сказала я. – Прямо через лобовое стекло.

Марино, опытный детектив, специализирующийся на убийствах, жил, как и я сама, в Ричмонде. Не так давно он получил повышение с переводом в первый участок, находившийся в самом криминальном районе города. С ФБР Марино долгие годы сотрудничал в рамках программы по расследованию насильственных преступлений.

В пятьдесят с небольшим он являл собой живой пример человека, поддавшегося порокам собственной натуры, жертву неумеренности в пище и злоупотребления выпивкой. На лице, обрамленном редеющей седой шевелюрой, явственно читались следы непростого жизненного пути. Излишний вес, плохая физическая форма и дурной характер были его отличительными чертами. Я знала, что его вызвали в качестве консультанта по делу Эмили Стайнер, но количество багажа на заднем сиденье машины меня удивило.

– Ты что, надолго сюда?

– Бентон записал меня на тренинг в условиях уличной перестрелки.

– Тебя, а еще кого? – поинтересовалась я. Мне было известно, что эта программа рассчитана на оперативные подразделения, а не на отдельных детективов.

– Меня и группу захвата с моего участка.

– Только не говори, что на новой должности тебе придется двери ногами вышибать.

– Один из плюсов повышения, док, – приходится вновь втискивать задницу в униформу и выходить на улицу. Времена изменились, если ты вдруг не заметила: дешевые пукалки у преступников уже не в ходу.

– Спасибо за информацию, – холодно ответила я. – Не забудь надеть что-нибудь поплотнее.

– А? – Сквозь темные очки он поглядывал в зеркало заднего вида на машины, осторожно проезжавшие мимо.

– Шарики с краской бьют довольно ощутимо.

– Я под выстрелы подставляться не намерен.

– Так никто не намерен.

– Ты когда приехала? – сменил он тему.

– Вчера вечером.

Марино вытащил пачку «Мальборо» из солнцезащитного щитка.

– Тебя уже ввели в курс?

– Поверхностно. Насколько я понимаю, основную часть записей по делу местные детективы представят сегодня утром.

– Это Голт. По-любому он.

– Определенные параллели прослеживаются, – осторожно согласилась я.

Щелкнув по пачке, Марино вытряхнул сигарету и зажал ее в губах.

– Я этого долбаного сукина сына все равно засажу, пусть хоть в пекло от меня спрячется.

– Если окажется, что он и впрямь в аду, лучше его там и оставить, – заметила я. – Пообедаем вместе?

– Только если ты платишь.

– Я и так всегда плачу, – напомнила я.

– И дальше будешь. – Он вырулил на подъездную дорожку. – Кто из нас двоих богатенький доктор?

Сбиваясь с бега на шаг, я добралась до пешеходной тропинки, пересекла ее и через заднюю дверь вошла в здание спорткомплекса. В раздевалке на меня уставились три хорошо сложенные девицы разной степени наготы.

– Доброе утро, мэм, – пропели они в унисон, сразу прояснив, к какому подразделению принадлежат. Среди обитателей академии подобной раздражающей приветливостью известны лишь агенты Управления наркоконтроля.

Смущаясь, я начала стаскивать с себя мокрую одежду. Принятая здесь и среди слабого пола мужская казарменная простота отношений, когда можно преспокойно болтать друг с другом в чем мать родила, выставляя напоказ синяки и ссадины, так и не стала для меня привычной. Вцепившись в полотенце, я поспешила в душ.

Едва я включила воду, как за пластиковую шторку заглянула пара знакомых зеленых глаз. Я вздрогнула от неожиданности и выронила мыло. Скользнув по кафельному полу, оно остановилось у заляпанных грязью кроссовок моей племянницы.

– Люси, неужели нельзя подождать, пока я выйду? – Я резко задернула шторку.

– Ну, загонял меня сегодня Лен! – проговорила она со счастливым выражением, подтолкнув мыло ногой обратно в кабинку. – Здорово было. Я его спрошу, когда следующий раз побежим по «Дороге из желтого кирпича», – может, мы и тебя возьмем.

– Нет уж, спасибо. – Я намылила голову. – Порванные связки и переломы мне ни к чему.

– Ну, тетя Кей, хоть раз пробежать надо. Это как обряд посвящения.

– Только не для меня.

Люси помолчала секунду, потом как-то нерешительно произнесла:

– Я хотела у тебя кое-что спросить.

Смыв шампунь и убрав волосы с глаз, я отодвинула занавеску и выглянула наружу. Люси стояла чуть поодаль, с ног до головы покрытая грязью и потом. Серую футболку с эмблемой ФБР забрызгала кровь. Моей племяннице исполнился двадцать один год, и она оканчивала Виргинский университет. У нее было красивое, четко очерченное лицо и короткие каштановые волосы, золотившиеся на солнце. Я же помнила ее пухленькой, с длинными рыжими патлами и скобками на зубах.

– Мне предлагают остаться здесь после выпуска из университета, – сказала она. – Мистер Уэсли внес предложение, и руководство скорее всего возражать не будет.

– Так в чем вопрос?

– Просто хотела узнать твое мнение. – В ее словах снова отчетливо прозвучали сомнение и неопределенность.

– Ты же знаешь, что новых сотрудников сейчас не набирают.

Люси пристально посмотрела на меня, стараясь по выражению лица распознать, что я пытаюсь от нее скрыть.

– Меня все равно не взяли бы агентом сразу после университета. Смысл такой, чтобы я пока поработала в ТИКе, на гранте или еще как. А уж как там будет дальше, кто знает? – Она пожала плечами.

Строгое здание ТИКа – Технико-исследовательского комплекса ФБР – было возведено на территории академии недавно. Проекты, над которыми там работали, были строго засекречены, и меня слегка задевало, что я, будучи главным судебно-медицинским экспертом штата Виргиния и консультирующим патологоанатомом отдела следственного анализа Бюро, не имею допуска туда, где моя юная племянница проводит каждый день.

Люси сбросила кроссовки, стащила шорты и через голову стянула футболку вместе со спортивным бюстгальтером.

– Потом договорим, – сказала я, выходя из душа и уступая место ей.

– Ай! – взвизгнула она, когда вода попала на ссадины.

– Промой как следует, побольше воды и мыла. Как тебя угораздило так поранить руку?

– На склоне поскользнулась, и веревка врезалась в кожу.

– Надо бы обработать спиртом.

– Еще чего!

– Во сколько сегодня освободишься?

– Не знаю. Как получится.

– Мы еще увидимся до моего отъезда в Ричмонд, – пообещала я.

Вернувшись в раздевалку, я принялась сушить волосы. Не прошло и минуты, как Люси, в отличие от меня отнюдь не страдавшая излишней стыдливостью, прошлепала мимо в одних только швейцарских часах, которые я подарила ей на день рождения.

– Ч-черт! – прошипела она от боли, натягивая одежду. – Ты просто не поверишь, сколько мне надо за сегодня успеть. Переразбить на разделы жесткий диск, всю систему переставить – место постоянно заканчивается, выделить дополнительный объем дискового пространства, отредактировать кое-какие файлы… Надеюсь, хоть с «железом» проблем больше не будет, – продолжала она жаловаться, не особо, впрочем, искренне. На самом деле Люси обожала свою работу, даже самые рутинные и малозначимые моменты.

– Я, когда бегала, встретила Марино. Он приехал на неделю, – вспомнила я.

– Увидишь его, спроси, как насчет пострелять со мной. – Она зашвырнула кроссовки в шкафчик и с энергичным «бамс!» захлопнула дверцу.

– Думаю, стрельбы у него и так будет хоть отбавляй, – бросила я вдогонку. В раздевалку тем временем вошли еще с полдюжины сотрудниц наркоконтроля в черном.

– Доброе утро, мэм. – Развязываемые шнурки захлестали по высоким кожаным ботинкам.

Пока я оделась и закинула спортивную сумку в номер, было уже девять с четвертью, и я опаздывала.

Миновав две двери с кодовыми замками, я сбежала по лестнице на три этажа вниз, в помещении для чистки оружия заскочила в лифт и спустилась еще на шестьдесят футов, в привычный круг ада – на нижний уровень. В конференц-зале за длинным дубовым столом сидели девять полицейских следователей, группа психологического портрета и аналитик из программы по расследованию насильственных преступлений. Заняв место рядом с Марино, я прислушалась к репликам, горохом сыпавшимся со всех сторон.

– Этот тип явно разбирается в уликах.

– Как и любой, кто отмотал срок.

– И он как будто не ощущает для себя никакой угрозы – вот что важно.

– По-моему, это как раз говорит о том, что он еще не сидел.

Я приложила к делу, которое передавали по кругу, свою часть материалов и шепотом попросила у одного из экспертов фотокопию дневника Эмили Стайнер.

– Тут я не согласен, – вмешался Марино. – Если кто отсидел, еще не значит, что перспектива опять угодить за решетку его испугает.

– Во всяком случае, большинство старается этого избежать. Раз обжегшись, другой раз с огнем играть не будешь.

– Голт – не большинство. Ему нравится играть с огнем.

Мне передали стопку распечатанных на лазерном принтере фотографий с места преступления. Дом Стайнеров был выстроен в фермерском стиле. Взломав одно из выходивших во двор окон первого этажа, преступник проник внутрь и оказался в небольшом помещении с белым линолеумом на полу и стенами в бело-синюю клеточку. Здесь стирали и гладили белье.

– Судя по характеру местности, окружению и личности жертвы, Голт стал действовать более дерзко, чем прежде.

Застланный ковром коридор вел в хозяйскую спальню, оклеенную обоями пастельных тонов с рисунком из букетиков фиалок и воздушных шариков. На кровати под балдахином я насчитала шесть подушечек; еще несколько лежали в шкафу на полке.

– Да, действительно, подобраться к дому незамеченным очень сложно.

Спальня, подходившая скорее маленькой девочке, принадлежала матери Эмили, Денизе. Согласно ее показаниям, она проснулась около двух часов ночи и увидела наставленное на нее дуло пистолета.

– По-моему, он нарочно нас дразнит.

– Ему не впервой.

Миссис Стайнер описала нападавшего как мужчину среднего роста и телосложения. Цвет кожи определить было сложно из-за надетых на нем перчаток, маски, длинных брюк и свитера. Он вставил ей в рот кляп, опутал ярко-оранжевой клейкой лентой, какую используют для герметизации труб, и запер в гардеробной. Затем он направился по коридору к детской, вытащил Эмили из кровати и вместе с девочкой растворился в предутреннем мраке.

– Думаю, не стоит слишком зацикливаться только на этой версии. Я имею в виду Голта.

– Согласен. Нельзя отвергать и другие варианты.

Я вмешалась в разговор:

– Была ли постель матери убрана?

Многоголосый хор смолк. Средних лет следователь потасканного вида, с нездоровым румянцем на щеках, глядя на меня, кивнул:

– Точно так. – Цепкие стальные глазки маленькими паучками пробежали по моим светло-пепельным волосам, по моим губам, опустились на шейный платок дымчатого цвета, выглядывающий из открытого ворота блузки в бело-серую полоску. Внимательный взгляд проследовал ниже, к рукам, задержавшись на золотом перстне с печаткой и безымянном пальце без обручального кольца.

– Доктор Скарпетта, – представилась я без малейшей теплоты в голосе.

Следователь продолжал пялиться на мою грудь.

– Макс Фергюсон, Бюро расследований штата в Эшвилле.

– А я лейтенант Хершел Мот, полиция Блэк-Маунтин. – Пожилой здоровяк в тщательно отглаженной форме цвета хаки протянул через стол мозолистую лапищу. – Рад познакомиться, док, много о вас наслышан.

– По-видимому, – заявил Фергюсон, обращаясь ко всем присутствующим, – до приезда полицейских миссис Стайнер застелила кровать.

– Но почему? – спросила я.

– Может быть, просто из стеснения? – предположила Лиз Майр, единственная в группе женщина. – В спальню только что ворвался незнакомый мужчина, а теперь еще и копы вот-вот нагрянут.

– Как она была одета, когда прибыла полиция? – задала я следующий вопрос.

Фергюсон заглянул в отчет.

– Розовый халатик на молнии и носки.

– Она и спала в этом? – прозвучал позади меня знакомый голос.

Руководитель группы Бентон Уэсли закрыл за собой дверь конференц-зала. Его глаза на секунду встретились с моими. Высокий, элегантный, с резкими чертами лица и серебрившимися сединой волосами, в темном однобортном костюме, он держал в руках кипу бумаг и кассеты со слайдами. Все замолкли. Энергично прошествовав к своему месту во главе стола, Уэсли сел и сделал несколько пометок «Паркером».

Не поднимая глаз, он повторил:

– Известно ли, что именно так она была одета в момент нападения? Или она переоделась уже после?

– Халат вроде больше смахивал на домашний, а не на что-то, в чем спят, – пояснил Мот. – Фланелевый, с длинными рукавами, до щиколоток, спереди молния.

– И под ним ничего не было, только трусики, – высказался Фергюсон.

– И как же вы это определили, интересно знать? – спросил Марино.

– Очертаний лифчика там точно не просматривалось, только резинка трусиков. Наблюдательность – вот за что мне платят власти штата. Федералы, кстати, – он оглядел сидящих за столом, – за все это дерьмо мне ни хрена не платят.

– За дерьмо никто платить не будет, если только золото не жрать, – отозвался Марино.

Фергюсон вытащил пачку сигарет:

– Никто не против, если я закурю?

– Я против.

– Я тоже.

– Кей. – Уэсли подтолкнул мне по столу пухлый конверт большого формата. – Отчеты о вскрытии и еще фото.

– Опять лазерные копии? – спросила я. Они не вызывали у меня особого энтузиазма – как и распечатки, сделанные на матричном принтере, они были хороши только издали.

– Нет. Самые что ни на есть подлинные.

– Отлично.

– Особенности личности и поведения преступника – вот что нас интересует. – Уэсли обвел взглядом сидящих за столом. Несколько человек кивнули. – И у нас имеется конкретный подозреваемый. Во всяком случае, мне кажется, есть основания так считать.

– По мне, тут и говорить не о чем, – буркнул Марино.

– Сперва рассмотрим место преступления, затем перейдем к личности жертвы, – продолжил Уэсли, углубившись в бумаги. – Думаю, кандидатуры среди известных нам преступников пока лучше оставить в стороне. – Он взглянул на группу поверх очков, в которых читал. – Есть ли у нас карта?

Фергюсон раздал фотокопии.

– Отмечены церковь и дом потерпевшей. Также выделен маршрут вдоль берега озера, по которому она предположительно возвращалась с собрания.

Эмили Стайнер, с ее птичьим личиком и щуплой фигуркой, я бы дала лет восемь-девять, не больше. На последней школьной фотографии, сделанной весной, она была в светло-зеленой кофте на пуговицах, льняного цвета волосы расчесаны на боковой пробор и скреплены заколкой в виде попугая.

По имеющимся сведениям, после этого ее не фотографировали вплоть до ясного субботнего утра седьмого октября, когда некий пожилой мужчина решил немного порыбачить в озере Томагавк. Устанавливая на обрывистом берегу у самой воды складной стул, он заметил торчащий из куста розовый носочек. Носочек был надет на ногу.

– Спустившись по тропинке, – комментировал демонстрируемые слайды Фергюсон, водя тенью ручки по изображению, – мы обнаружили тело здесь.

– Как далеко от этого места до церкви и ее дома?

– Что туда, что туда – около мили, если по дороге. Напрямик немного меньше.

– Вдоль озера получается как раз напрямик?

– Практически.

Фергюсон продолжал:

– Труп найден лежащим головой на север. При осмотре обнаружено: носки на обеих ногах, левый сполз… наручные часы… ожерелье. Одежда, бывшая на ней в ночь похищения – голубая фланелевая пижама и трусики, – не найдена до сих пор. Вот крупным планом рана на затылочной части черепа. – Кончик тени скользнул по экрану. Сверху, пробившись сквозь мощные перекрытия, донеслись приглушенные звуки выстрелов из расположенного в здании тира.

Тело Эмили Стайнер было полностью обнажено. При детальном осмотре судебно-медицинский эксперт округа установил, что имело место сексуальное насилие. В результате удаления мягких тканей на внутренней стороне бедер, верхней части груди и плече остались обширные темные области с глянцевитой поверхностью. Девочку связали той же клейкой лентой, что и мать, и так же вставили в рот кляп. Причиной смерти была признана единственная на теле огнестрельная рана – от выстрела, произведенного из малокалиберного оружия в затылок жертвы.

На экране мелькал слайд за слайдом, и, пока фотографии бледного тельца вспыхивали в темноте, в комнате висела тишина. Истерзанный труп ребенка – не то зрелище, к которому можно привыкнуть. Никому из следователей и полицейских, с которыми я была знакома, это так и не удалось.

– Что вы можете сказать о погодных условиях в Блэк-Маунтин с первого по седьмое октября? – спросила я.

– Пасмурно, ночью пять – семь градусов по Цельсию, днем – тринадцать – пятнадцать, – ответил Фергюсон. – Приблизительно.

– Приблизительно? – Я пристально посмотрела на него.

– Это средние температуры, – медленно и раздельно, как непонятливому ребенку, пояснил он. В комнате вновь зажегся свет. – Ну, когда значения складывают и делят на количество дней.

– Агент Фергюсон, здесь важно любое сколько-нибудь существенное отклонение, – заявила я, скрывая под внешней бесстрастностью и невозмутимостью возрастающую неприязнь. – Повышение температуры даже в течение одного дня может серьезно изменить состояние тела.

Уэсли уже заполнил пометками целый лист и начал следующий. Прервавшись, он поднял взгляд на меня.

– Доктор Скарпетта, если бы убийство произошло вскоре после похищения, как сильно разложилось бы тело к моменту обнаружения – седьмого октября?

– В данных условиях оно должно было достичь средней степени разложения, – ответила я. – Кроме того, следовало бы ожидать проявления активности насекомых и, возможно, других посмертных повреждений в зависимости от того, могло ли тело оказаться доступным для хищников.

– Другими словами, оно выглядело бы куда хуже, чем здесь, – Уэсли постучал по фотографиям, – если бы девочка была мертва шесть дней.

– Да, разложение проявилось бы сильнее.

На лбу Уэсли поблескивали бисеринки пота, крахмальный воротничок взмок, на висках и шее набухли вены.

– Действительно, странно, что до нее не добрались собаки.

– Да ничего странного, Макс. Это тебе не большой город, где шавки разгуливают повсюду. У нас в Блэк-Маунтин любая псина либо за забором, либо на привязи.

Марино по кошмарной своей привычке увлеченно крошил пенопластовый стаканчик из-под кофе.

Тело на фотографиях было очень бледного, почти землистого цвета. В правой нижней четверти оно приобрело зеленоватый оттенок. Кожа на кончиках пальцев высохла и отставала от ногтей. На волосистой части головы и ступнях кожные покровы заметно провисли. Ни синяков, ни порезов, ни сломанных ногтей – ничего, что свидетельствовало бы о борьбе.

– От солнца ее закрывали деревья и кусты. – Я говорила, будто в тумане. – Раны, по-видимому, почти или вовсе не кровоточили, в противном случае тело повредили бы хищники.

– Таким образом, можно предположить, что убийство произошло не там, где нашли тело, – прервал меня Уэсли. – Отсутствие одежды и следов крови, местоположение трупа и прочее указывают на то, что его перенесли туда уже после. Мягкие ткани также были удалены посмертно?

– Незадолго до или вскоре после смерти, – ответила я.

– Чтобы избавиться от следов укусов?

– Не могу утверждать точно – имеющихся данных недостаточно.

– По вашему мнению, повреждения схожи с причиненными Эдди Хиту? – Уэсли упомянул имя тринадцатилетнего мальчика, которого Темпл Голт убил в Ричмонде.

– Да. – Открыв другой конверт, я достала перетянутую резинкой пачку фотографий со вскрытия. – В обоих случаях срезана кожа с плеча и внутренней поверхности бедра в верхней части. Хиту так же выстрелили в голову, и его тело тоже было выброшено.

– Мне, кстати, вот что пришло в голову: не считая разницы в поле, обе жертвы принадлежат к одному физическому типу. Хит был щуплым, без признаков начала полового созревания. Девочка тоже небольшого роста, худенькая, едва вступила в пубертатный период.

– Есть одно важное различие: по краям ран, оставленных на теле девочки, отсутствуют неглубокие разрезы и поперечные насечки, – заметила я.

Марино объяснил каролинцам:

– Мы думаем, в случае с Хитом Голт сперва пытался убрать следы зубов, изрезав их ножом. Потом понял, что ничего не выходит, и снял куски кожи размером с нагрудный карман. А на сей раз, с похищенной девчушкой, видать, решил их попросту вырезать.

– Я все-таки думаю, что не стоит делать таких поспешных выводов. Нет оснований предполагать, что убийца – Голт.

– Лиз, прошло целых два года. Не думаешь же ты, что Голт стал другим человеком или вступил в Красный Крест.

– Это еще не известно. Банди, например, работал в центре психологической помощи.

– Ага, а Сын Сэма слышал глас Божий.

– Могу заверить – Бог не говорил с Берковицем [3]3
  Тед Банди, Дэвид Берковиц (получивший в СМИ прозвище «Сын Сэма») – серийные убийцы, действовавшие в США в 1970-х.


[Закрыть], – спокойно сказал Уэсли.

– Просто я считаю, что на сей раз Голт – если убийца он – мог сразу удалить укусы с тела.

– Что ж, возможно. Как и в любом деле, опыт приходит с практикой.

– Господи Боже, хоть бы уж этот опыт был у него последним. – Мот промокнул платком пот над верхней губой.

– Итак, я думаю, мы готовы к анализу? – Уэсли оглядел сидящих за столом. – Все согласны с тем, что преступник – белый, мужского пола?

– Район там преимущественно белый.

– Да, здесь без вариантов.

– Возраст?

– Действует взвешенно и расчетливо, это свидетельствует об относительной зрелости.

– Согласен. Вряд ли мы имеем дело с юнцом.

– Я бы предположил – лет двадцати с небольшим. Может быть, под тридцать.

– По моему мнению, от двадцати семи – двадцати восьми до тридцати шести – тридцати семи.

– Очень организован. Предпочитает, например, специально принести с собой оружие, а не использовать то, что под руку подвернется. Также, по-видимому, ему не составляет труда подчинить себе жертву.

– Эмили было несложно подчинить. Родные и друзья описывают ее как робкого, пугливого ребенка.

– Да, и еще она много болела, не вылезала от врачей. Привыкла во всем слушаться взрослых. В общем, тихоня, пай-девочка.

– Не совсем. – С бесстрастным лицом Уэсли внимательно просматривал дневник погибшей. – Например, она скрывала от матери, что в час ночи не спит, а пишет в дневник под одеялом, светя себе фонариком. И вряд ли собиралась ей рассказывать, что выходит из дома раньше, чем нужно, отправляясь на воскресное собрание в церкви. Кстати, тот мальчик, Рен, встретил ее перед собранием, как обещал?

– Нет, он пришел точно к началу, в пять.

– А что известно о ее отношениях с другими мальчиками?

– Как обычно в этом возрасте. Анкеты типа «Я тебе нравлюсь? – Да/нет».

– А что тут такого? – спросил Марино. Все рассмеялись.

Продолжая выкладывать перед собой пасьянс фотографий, я испытывала нарастающее беспокойство. Выпущенная в затылок пуля вошла в височно-теменную область черепа, повредив ветвь средней менингеальной артерии и твердую мозговую оболочку, однако не оставила над или под последней ни ушиба, ни гематом. Никаких прижизненных реакций не повлекли и травмы гениталий.

– В окр уге много гостиниц?

– Где-то с десяток. Ну, еще в паре домов можно снять комнату с завтраком от хозяев.

– Вы просматриваете регистрационные записи постояльцев?

– Честно говоря, как-то даже не пришло в голову.

– Если Голт в городе, ему нужно где-то жить.

Результаты лабораторных исследований меня тоже озадачили: уровень натрия в стекловидном теле глаза возросло 180, калий был на отметке 58 миллиэквивалентов на литр.

– Макс, тогда давай начнем со «С-Путника». Займись ими, а я возьмусь за «Желудь» и «Яблоневый цвет». Можно еще на всякий случай попробовать дальше по дороге, в «Горянке».

– Голт, вероятнее всего, предпочел бы место, где на него меньше всего обращали бы внимание. Думаю, в его планы не входит, чтобы персонал знал, когда он уходит и во сколько возвращается.

– Ну, тут ему не повезло. Ничего такого, чтоб на широкую ногу, у нас не водится.