Текст книги "Ферма трупов"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

21

Я покинула Блэк-Маунтин на следующее утро, в понедельник. Уэсли хотел ехать со мной, но я решила, что провожатый мне не нужен. У меня имелось еще одно незаконченное дело, а кроме того, кому-то надо было остаться в больнице с Марино, которому сделали промывание желудка – Дениза накачала его демеролом [11]11
  Опиоидный анестетик.


[Закрыть]. Врачи говорили, что с Питом все будет в порядке, по крайней мере физически. Уэсли предстояло отвезти его в Квонтико: Марино требовалась сейчас специальная психологическая помощь как агенту, работавшему под прикрытием, а также покой, безопасность и внимание друзей.

Сев в самолет, я переборола себя и взялась за бумажную работу. После того как я застрелила ее мать, дело об убийстве Эмили прояснилось окончательно. Я дала показания в полиции. Еще некоторое время будет идти расследование всех обстоятельств, но у меня не было причины тревожиться по этому поводу. Сейчас я просто не знала, что мне чувствовать. Меня лишь немного беспокоило, что я не ощущаю никакого сожаления.

Все, что я испытывала, так это страшную усталость. Малейшее усилие требовало от меня напряжения. Тело было будто налито свинцом. Даже водить ручкой по бумаге казалось тяжело, а мозг отказывался соображать. Временами я вдруг обнаруживала, что уже какое-то время сижу, бессмысленно уставясь в одну точку немигающим взглядом, без единой мысли в голове.

Прежде всего надо было составить отчет по делу – как для ФБР, так и для полиции, которая вела расследование в отношении меня. Все данные выстраивались в единую цепочку, но ответов на некоторые вопросы нам уже не получить никогда – спрашивать теперь некого. Например, мы не сможем точно узнать, как произошло убийство Эмили. Однако у меня имелась своя теория.

Я предположила, что у девочки, рано прибежавшей домой с собрания, возникла ссора с матерью. Возможно, это случилось за ужином, и я подозревала, что миссис Стайнер могла круто посолить еду дочери и заставить съесть, – к сожалению, такая форма наказания не так уж редка. Возможно, вдобавок она принудила ее выпить соленую воду. В результате девочку стошнило, что только еще больше разозлило мать. Избыток соли в организме привел к гипернатриемии, Эмили впала в кому, и миссис Стайнер отнесла дочь в подвал – уже мертвую или близкую к смерти. Такое развитие событий объясняло кажущееся противоречие в результатах посмертного исследования: повышенную концентрацию натрия и отсутствие прижизненной реакции на травмы.

О мотивах, которые подвигли Денизу воспроизвести обстоятельства убийства Эдди Хита, я могла только догадываться. У женщины с делегированным синдромом Мюнхгаузена такое дело возбудило бы самый пристальный интерес, и ее реакция на него разительно отличалась бы от реакции других людей. Ей сразу пришло бы в голову, сколько внимания окружающих приобретет мать, потерявшая ребенка в столь ужасной трагедии. Такая перспектива не могла оставить ее равнодушной, и она, вполне вероятно, не раз прокручивала в голове все детали. Я не знала, намеренно ли она отравила и застрелила свою дочь в исполнение заранее продуманного плана либо убийство произошло случайно, в припадке ярости, и вот тогда-то ей и пригодились ее фантазии. Сейчас это было уже не важно – дело об убийстве Эмили не будет рассматриваться в суде.

В подвале миссис Стайнер уложила тело дочери в ванну. Видимо, именно тогда она и выстрелила ей в затылок с тем расчетом, чтобы кровь стекла в канализацию. Когда она снимала с тела одежду, из кармана Эмили выпал четвертак – тот самый, который предназначался для пожертвований. Девочка убежала с собрания до того, как начался сбор денег, и четвертак остался при ней. Шесть дней монета пролежала под ее телом.

Прошла почти неделя, прежде чем миссис Стайнер спустилась за телом, которое все это время находилось в холодном подвале. Вероятно, все происходило ночью. По всей видимости, Дениза завернула труп в одеяло, что объясняло бы наличие волокон шерсти, и поместила его в большой пластиковый мешок для мусора. Микроскопические частицы «флоридской пробки» тоже нашли свою разгадку – мистер Стайнер много лет использовал ее при ремонте часов. Ярко-оранжевую клейкую ленту, которой миссис Стайнер связала себя и дочь, пока так и не нашли, как и оружие двадцать второго калибра, из которого стреляли в девочку. Впрочем, их вряд ли удастся обнаружить – Дениза была слишком умна и не стала бы хранить изобличающие ее улики.

Конечно, сейчас все казалось таким простым, таким очевидным. Например, то, как использовали ленту, идеально вписывалось в эту картину. Разумеется, сперва миссис Стайнер обмотала ею дочь. Та уже не могла сопротивляться, поэтому Дениза свободно действовала обеими руками и ей ни к чему было рвать ленту на полосы и закреплять на какой-либо поверхности. Связать саму себя оказалось сложнее – пришлось прибегнуть к подобной хитрости. Заматывая фальшивые путы, которые легко снимались, она и не подумала о том, что берет куски ленты не в том порядке, в котором отрывала их от рулона. Ей и в голову не пришло, что это может иметь какое-то значение.

В Шарлотте я пересела на рейс до Вашингтона и прямо из аэропорта отправилась на встречу с сенатором Лордом. Я приехала к нему в половине четвертого, но он еще был на голосовании. Я терпеливо ждала в приемной, где его помощники – девушки и молодые люди – отвечали на непрерывные звонки. В помощи сенатора нуждались буквально все. Я не представляла, как один человек может справляться с таким бременем. Вскоре вошел и сам Лорд с приветливой улыбкой на лице. По его глазам я поняла, что ему уже все известно.

– Кей, как я рад тебя видеть!

Он провел меня в свой личный кабинет и закрыл за нами дверь. Внутри на стенах висели чудесные полотна работы замечательных мастеров. Судя по книжным полкам, Фрэнк Лорд хорошо разбирался не только в живописи.

– Сегодня мне звонил директор Бюро. Тебе пришлось пережить такой кошмар! Просто не знаю, что сказать, – начал сенатор.

– Я держусь.

– Присаживайся, пожалуйста.

Он указал мне на диван, а сам удовольствовался непритязательным стулом. Лорд редко принимал кого-то, сидя за столом, – он не любил воздвигать преграду между собой и посетителем. Его положение сделало его только отзывчивее и скромнее, впрочем, как и других высокопоставленных лиц из тех немногих, кого я знала.

– Пока у меня ступор. Очень странное ощущение, – продолжала я. – Все проявится позже – посттравматический стресс и прочее. И то, что я осведомлена об этом, не поможет.

– Тебе сейчас надо поберечься. Отправляйся куда-нибудь и как следует отдохни.

– Фрэнк, что можно сделать для Люси? Я хочу снять с нее все подозрения.

– По-моему, тебе уже удалось их снять.

– Не совсем. В ФБР знают, что отпечаток, считанный сканером, не принадлежал Люси, но к ее полному оправданию это не привело. Во всяком случае, у меня осталось именно такое впечатление.

– Все не так. Совсем не так. – Лорд, смотря в сторону, скрестил вытянутые длинные ноги. – Проблема может быть только с тем, о чем говорится в кулуарах Бюро – другими словами, в слухах. Поскольку тут замешан Темпл Голт, тема закрыта для публичного обсуждения.

– То есть Люси придется терпеть косые взгляды, потому что рассказать правду о случившемся ей не позволят? – спросила я.

– Именно так.

– Найдутся те, кто будет считать, что она недостойна доверия и что ей не место в Квонтико.

– Да, возможно.

– Хорошенькая перспектива.

Он с бесконечным терпением смотрел на меня.

– Кей, ты не сможешь защищать ее вечно. Пусть получит от жизни свою долю пинков и затрещин – крепче будет. Главное, следи, чтобы она не нарушала закон. – Он улыбнулся.

– Буду стараться изо всех сил, – ответила я. – На ней ведь все еще висит обвинение в вождении в нетрезвом виде.

– Она стала жертвой умышленного наезда, возможно, даже попытки убийства. Думаю, это заставит судью взглянуть на дело другими глазами. Кстати, хорошо бы, если б Люси, не дожидаясь решения суда, занялась работой на благо общества.

– У тебя есть какие-то предложения? – Я знала, что иначе он не стал бы заговаривать об этом.

– Собственно говоря, да. Не хотела бы она вернуться в ТИК? Мы ведь не знаем, что натворил Голт, проникнув в систему. Я собираюсь предложить директору Бюро использовать знания и навыки твоей племянницы, чтобы определить, как далеко Голт забрался и что еще можно спасти.

– Фрэнк, она будет в восторге, – сказала я, чувствуя переполняющую меня благодарность.

– Никто лучше ее не знает КАИН, – продолжал он. – У нее появится шанс полностью реабилитировать себя. Конечно, она не совершила намеренно ничего дурного – просто не разобралась, кому можно доверять, а кому нет.

– Я передам ей, – заверила я его.

От него я поехала в «Уиллард» и сняла там номер – я слишком устала и не горела желанием вернуться в Ричмонд. Больше всего на свете мне сейчас хотелось повидаться с Люси, провести с ней хотя бы пару часов, и я решила лететь в Ньюпорт. Она должна была знать, что ее доброе имя восстановлено, а будущее вновь безоблачно, и все благодаря сенатору Лорду.

Во мне поселилась уверенность, что теперь все будет замечательно. Мне не терпелось высказать Люси, как сильно я ее люблю. Смогу ли я подобрать слова, которые всегда давались мне так тяжело? Я привыкла запирать сердце на замок и боялась выпустить любовь на свободу, боялась потерять ее, как потеряла уже многих. Мои страхи нередко сбывались…

Из отеля я позвонила Дороти, но она не взяла трубку. Тогда я набрала номер матери.

– Откуда на этот раз? – спросила она под звук льющейся воды.

– Из Вашингтона, – ответила я. – Где Дороти?

– Она здесь, помогает мне с ужином. Мы готовим курицу с лимоном и салат. Кейти, видела бы ты наше лимонное дерево! А грейпфруты какие огромные! Я тут у раковины, латук промываю. Приехала бы в кои-то веки, хоть еды нормальной поела б. Посидели бы за столом как одна семья.

– Мне нужно поговорить с Дороти.

– Подожди секунду.

Послышался глухой стук – трубка обо что-то ударилась, потом к телефону подошла Дороти.

– Как фамилия лечащего врача Люси в «Эджхилле»? – без долгих предисловий спросила я. – Ей ведь уже, наверное, кого-нибудь назначили?

– Не важно. Люси там нет.

– Извини, что? – переспросила я. – Что ты сказала?

– Ей не понравилась программа, и она сказала, что не останется. Не могла же я ее заставить – она ведь уже взрослая. И в клинику ее отправили не по решению суда или там как-то.

– Что? – У меня просто не было слов. – Она с тобой? Она вернулась в Майами?

– Нет, – с потрясающим самообладанием заявила моя сестрица. – Она решила задержаться на какое-то время в Ньюпорте. Сказала, что в Ричмонд ей, видите ли, сейчас возвращаться небезопасно, или что-то в этом роде. Сюда приехать тоже не пожелала.

– Она одна в Ньюпорте с черепно-мозговой травмой и проблемами с алкоголем, а тебе наплевать?

– Кей, ты, как обычно, слишком бурно на все реагируешь.

– Где она остановилась?

– Понятия не имею. Сказала, что просто пошатается по округе.

– Дороти!

– Позволь мне напомнить тебе, что она моя дочь, а не твоя.

– И это самая большая трагедия в ее жизни!

– Да можешь ты, мать твою, хоть раз в жизни не совать свой нос, куда тебя не просят! – завизжала моя сестрица.

– Дороти! – раздался голос матери. – Не смей ругаться в моем доме!

– Слушай меня внимательно, – в холодном бешенстве проговорила я, подчеркивая каждое слово. – Если с Люси что-то случится, это будет полностью на твоей совести. Ты не просто ужасная мать. Так не поступила бы и последняя тварь. Мне очень жаль, что у меня такая сестра.

Я сбросила соединение, взяла телефонный справочник и принялась обзванивать авиакомпании. Найдя рейс до Провиденса, на который еще можно было успеть, я выскочила из номера и пронеслась через холл, не сбавляя скорости. Мне удивленно оборачивались вслед.

Швейцар поймал для меня такси. Шоферу я бросила, что заплачу вдвойне, если он доставит меня в аэропорт как можно быстрее, и тот погнал как сумасшедший. Я вбежала в терминал как раз, когда объявляли посадку. Я дошла до своего места и села, борясь с подступающими слезами. Выпив горячего чаю, я закрыла глаза. В Ньюпорте я никогда не бывала и сейчас даже не представляла, куда там отправиться.

Водитель такси в Провиденсе сообщил, что из-за снегопада дорога до Ньюпорта займет не меньше часа. За стеклом в потеках талой воды было видно только отвесное гранитное ограждение вдоль дороги, все в сквозных отверстиях. Ледяная корка на нем сочилась влагой. Крупные хлопья снега плавно опускались на ветровое стекло хрупкими белыми мотыльками. Если долго на них смотреть, начинала кружиться голова.

– Не могли бы вы посоветовать мне в Ньюпорте какой-нибудь отель? – спросила я водителя, говорившего с типичным род-айлендским акцентом.

– Да пожалуй что лучше «Марриотта» ничего и не придумать – и океан под боком, и до всяких ресторанов с магазинами рукой подать. Ну, еще разве что «Даблтри» на Гоат-Айленде.

– Давайте в «Марриотт».

– Как скажете, мэм. В «Марриотт» так в «Марриотт».

– А вы не знаете, если бы сюда, в Ньюпорт, приехала молодая девушка, какую работу ей стоило бы искать? Моя племянница – ей двадцать один – хотела бы пожить здесь какое-то время. – Обращаться с таким вопросом к совершенно незнакомому человеку было, конечно, глупо, но я просто не знала, что делать.

– Во-первых, сейчас приезжать я бы ей не советовал. Почитай, самый мертвый сезон.

– Ну а если она хочет именно сейчас? Скажем, каникулы у нее?

– Мм… – задумчиво промычал он. Дожидаясь ответа, я неотрывно смотрела на мерное движение дворников.

– Может, в ресторане? – осторожно предположила я.

– А, точно. В ресторанах куча молодежи работает. Тех, у воды которые. Деньги хорошие – в Ньюпорте сейчас все на туристах держится. Вы не слушайте, если вам кто скажет, что на рыбе. Сейчас на любой посудине дай Бог на одну десятую трюм заполнить, и то хорошо.

Он продолжал говорить, а я думала о Люси, пыталась проникнуть в ее мысли, рассуждать, как она, дотянуться до ее разума. Я не переставала молиться про себя, сдерживая слезы и отгоняя терзавшие меня страхи. Еще одной утраты мне не перенести. Только не Люси. Этот удар станет для меня последним. Я не переживу.

– А когда они закрываются? – спросила я.

– Кто закрывается?

До меня дошло, что последняя его фраза была о какой-то рыбе, которую пускают на консервы для кошек.

– Рестораны, – объяснила я. – Они все еще открыты?

– Нет, мэм. Сейчас-то, почитай, ни один уж не работает – час ночи как-никак. Если и впрямь хотите для племянницы работу подыскать, вам бы лучше с утречка попробовать. Они по большей части с одиннадцати, где завтраки готовят – те пораньше.

Шофер был, конечно, прав. Сейчас ничего другого не оставалось, как лечь в постель и постараться хоть немного поспать. Мой номер в «Марриотте» выходил на гавань. За окнами чернела вода и покачивались на горизонте огоньки рыбацких судов.

Я поднялась в семь – вылеживать дольше не имело никакого смысла. За всю ночь я так и не сомкнула глаз, боясь снов.

Заказывая завтрак в номер, я отдернула занавески и выглянула в окно. Снаружи все было свинцово-серым, вода и небо почти сливались друг с другом. Вдалеке клином, словно звено истребителей, летела стая диких гусей. Хоть я и знала, что так рано еще ничего не работает, в восемь я уже вышла из отеля со списком популярных пабов, баров и ресторанов, который получила от портье.

Некоторое время я бродила по пристаням, где суетились моряки в непромокаемых желтых накидках и комбинезонах. Я заговаривала с каждым, кто только останавливался выслушать меня, и у всех спрашивала одно и то же, получая каждый раз один и тот же ответ. Никто из них не мог точно припомнить девушку, подходящую под мое описание, – официанток в заведениях вдоль набережной было слишком много.

Я вышла без зонта, накинутый на голову шарф от дождя не спасал. Блестевшие от брызг суда и яхты, мимо которых я проходила, были укрыты на зиму тяжелыми пластиковыми тентами. Кое-где, сваленные в кучи, лежали изъеденные ржавчиной обломки якорей. Людей встречалось немного, но большинство магазинов и кафе уже работали. Только заметив в витринах гоблинов, привидений и прочую чертовщину, я вспомнила, что сегодня Хэллоуин.

Вымощенная камнем Темз-стрит тянулась бесконечно. Я прошла ее всю, заглядывая в окна сувенирных лавок, торговавших всем, чем угодно, – от ракушек до картин. Потом я свернула на Мэри-стрит и миновала гостиницу, портье которой тоже никогда не слыхал имени моей племянницы. Никто не знал Люси и в кафе «Кристис», где я выпила чашку кофе, сидя у окна и смотря на залив. На пропитанных влагой причалах там и тут сидели чайки, повернув головы в одну сторону. Две женщины в шляпках и перчатках спустились к воде. Что-то в их поведении подсказало мне, что они не просто подруги. Тревога за Люси вспыхнула во мне с новой силой, и я опять отправилась на поиски.

Я заходила и в «Черную жемчужину» у Банистерской пристани, и в «Энтони», в паб «Мощеный закоулок», и в гостиницу у маяка Кастл-Хилл. Мне не смогли помочь ни в «Зельде Каллахан», ни в старомодном кафе, где подавали штрудель и мороженое. Я была в таком множестве баров, что совсем запуталась и в некоторые возвращалась снова. Мне не удалось обнаружить ни малейшей зацепки, ни следа. Никто не мог вспомнить ничего полезного, да, наверное, не особенно и старался. В полном отчаянии, под все усиливавшимся дождем я брела вдоль Боуденской пристани. Вода потоками лилась с иссиня-серого неба. Какая-то женщина, проходившая мимо, улыбнулась мне.

– Милочка, не унывайте, – сказала она. – Наверняка все не так плохо.

Я проводила ее взглядом до дверей здания «Эквиднек лобстер компани» в конце пристани и решила пойти за ней – по крайней мере она проявила ко мне какое-то участие. Внутри она зашла в маленький кабинет за стеклянной перегородкой, который заполнял табачный дым. Стекло чуть ли не сплошь покрывали прикрепленные к нему счета, так что в промежутках едва заметно мелькали руки незнакомки и ее крашеные волосы.

Огромные, размером с лодку, резервуары с омарами, моллюсками и крабами громоздились до самого потолка, как каталки в морге. Зеленоватая вода из залива подавалась по трубам сверху и, наполняя резервуары, переливалась на пол. Здесь пахло морем, а громкие голоса рыбаков с обветренными лицами, в оранжевых комбинезонах и высоких резиновых сапогах звучали порывами крепкого ветра.

– Извините, – начала я с порога кабинета, но тут заметила, что, кроме женщины, внутри сидит на пластмассовом стуле один из рыбаков с красными загрубевшими руками. Он-то и курил.

– Милочка, да вы насквозь промокли. Заходите, согрейтесь. – Женщина, полная, с утомленным лицом, снова улыбнулась, поднимаясь с места. – Вы за омарами?

– Нет-нет, – быстро ответила я. – Я ищу свою племянницу. Она, наверное, заблудилась, а может, мы с ней разминулись. Мы должны были встретиться где-то здесь. Я просто хотела спросить, не видели ли вы ее?

– Как она выглядит? – спросил рыбак.

Я описала.

– Так когда вы ее последний раз видели? – Женщина казалась сбитой с толку.

Я втянула в себя воздух, готовясь соврать, но по глазам рыбака поняла, что он меня раскусил. Ему все было ясно.

– Сбежала, значит. С молодыми такое бывает, – сказал он, затягиваясь. – Тут главное знать, откуда она деру дала. Если скажете, я, может, и соображу, где ее лучше искать.

– Она была в «Эджхилле», – сказала я.

– И сделала оттуда ноги? – Он говорил как настоящий житель Род-Айленда, проглатывая последние слоги и обрывая слова.

– Отказалась от лечения.

– Значит, или программа не по нутру пришлась, или страховка кончилась. Дело известное. У меня самого там несколько приятелей прокантовались четыре-пять дней, да и свалили – страховщики платить отказались. Толку, конечно, от такого с чайкин клюв.

– Ее не устроила программа, – подтвердила я.

Он снял свою запачканную шапку и пригладил назад непослушные черные волосы.

– Вы, наверное, ужасно переживаете, – сказала женщина. – Давайте я вам кофе наведу.

– Спасибо, не надо.

– Кто так быстро выходит, обычно опять за выпивку или наркоту принимается, – заметил рыбак. – Вы уж меня извините, но что есть, то есть. Она, наверное, устроилась куда-нибудь официанткой или барменшей, чтобы поближе к своему зелью. Да и платят тут в ресторанах прилично. Я бы на вашем месте заглянул в «Кристис», в «Черную жемчужину» на Банистерской пристани, в «Энтони» на Уэйтской…

– Я везде уже была.

– А в «Белой лошади»? Там хорошо зарабатывают.

– Где это?

– А вон там. – Он указал в сторону от океана. – За Мальборо-стрит, там еще мотель рядом.

– Подскажите еще, где бы она могла остановиться? – попросила я. – Денег у нее скорее всего немного.

– Милочка, – сказала женщина, – знаете, куда еще стоит зайти? В Морскую ассоциацию. Тут рядом, вы наверняка прошли ее по пути сюда.

Рыбак прикурил очередную сигарету и кивнул:

– Точно, стоит попробовать. Оттуда и начните. Там тоже и официанток набирают, и на кухне девчонки работают.

– А что это? – спросила я.

– Место, куда рыбак может пойти, если совсем на мели. Типа хостела. Наверху комнаты, есть своя столовая, кафетерий.

– Она от католической церкви. Вам стоит переговорить с отцом Огреном, тамошним священником.

– Есть какая-то причина, по которой молодая девушка пойдет именно туда, а не в другие места, о которых вы говорили? – спросила я.

– Она туда пойдет, – объяснил моряк, – если и вправду решила завязать с выпивкой. Пить там нельзя, нет. – Он помотал головой. – Самое место для того, кто не закончил лечение, но не хочет возвращаться к бутылке или дури. У меня много корешей там перебывало, да и сам я как-то раз туда угодил.

Дождь лил с такой силой, что вода, шумно обрушиваясь с нависшего неба, брызгами отлетала от мостовой. Ноги у меня промокли до колен, я замерзла и проголодалась, и мне некуда было идти – в таком состоянии люди обычно и появлялись на пороге Морской ассоциации.

Кирпичное здание походило на небольшую церковь. Перед фасадом стояла доска с написанным мелом сегодняшним меню и висел плакат «МЫ РАДЫ ВСЕМ». Внутри за стойкой расположились несколько мужчин, прихлебывавших кофе. Другие разместились в скромной столовой прямо напротив входной двери. При моем появлении на липах, отражавших годы труда в непогоду и злоупотребления алкоголем, промелькнул легкий интерес. Официантка, примерно одних с Люси лет, спросила меня, не хочу ли я поесть.

– Я ищу отца Огрена, – объяснила я.

– Здесь он не появлялся, но вы можете посмотреть в часовне или библиотеке.

Я поднялась по лестнице и вошла в маленькую часовенку, в которой не оказалось ни души, за исключением изображений святых на оштукатуренных стенах. Внутри было очень красиво – на скамьях подушечки с вышивкой на морскую тематику, пол из разноцветного мрамора украшен изображениями ракушек. Я неподвижно стояла, рассматривая святого Марка, держащегося за мачту, святого Антония Падуанского, благословляющего обитателей вод, и апостола Андрея, забрасывающего сети. Выше на стене были начертаны слова 106-го псалма:

«Он превращает бурю в тишину, и волны умолкают.

И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желаемой пристани».

Я опустила руку в большую морскую раковину со святой водой и перекрестилась. Помолившись перед алтарем, я опустила пожертвование в плетеную соломенную корзинку, оставив там банкноту за себя и Люси и четвертак за Эмили. За дверью раздавались веселые голоса и посвистывание поднимавшихся и опускавшихся по лестнице постояльцев. Сверху по крыше глухо барабанил дождь, за окнами, в которых ничего нельзя было разобрать, слышались крики чаек.

– Добрый день, – произнес позади меня спокойный голос.

Обернувшись, я увидела одетого во все черное отца Огрена.

– Добрый день, отец, – ответила я.

– Я вижу, вы много ходили под дождем. – У него было мягкое, кроткое лицо, глаза светились добротой.

– Я ищу свою племянницу, отец, и совсем отчаялась.

Долго рассказывать о Люси мне не пришлось. Я едва закончила описывать ее внешность, как поняла, что она ему знакома, и сердце мое затрепетало.

– Господь милосерден, – с улыбкой сказал он. – Он направил вас сюда, как направляет всех тех, кто ищет тихую пристань. Вашу племянницу Он привел к нам несколько дней назад. Думаю, она сейчас в библиотеке. Я поручил ей заняться каталогизацией книг и прочими делами. Она очень умна и уже загорелась мыслью все там компьютеризировать.

Мы нашли Люси в окружении потрепанных книг в тускло освещенной комнате со стенами, обшитыми темными деревянными панелями. Она сидела ко мне спиной за длинным и узким столом. Перед ней лежал только листок бумаги – как настоящему композитору под силу сочинять прекрасные мелодии в полной тишине, так и она легко могла программировать без компьютера. Мне показалось, что она слегка похудела. Отец Огрен легонько потрепал меня по руке и тихонько прикрыл за собой дверь.

– Люси, – позвала я.

Она повернулась и с изумлением посмотрела на меня.

– Тетя Кей? Господи, – приглушенно произнесла она – все-таки мы были в библиотеке. – Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла? – На ее щеках вспыхнул румянец, резко проступил красный шрам на лбу.

Я пододвинула стул и, присев, взяла ее руку двумя своими.

– Поедем домой. Пожалуйста.

Она все так же неверяще смотрела на меня, будто я была призраком.

– С тебя сняты все подозрения.

– Все полностью?

– Все.

– Значит, ты нашла мне пробивного защитника?

– Я ведь обещала.

– Ты – мой самый лучший защитник, так ведь, тетя Кей? – прошептала она, смотря в сторону.

– В Бюро согласились с тем, что тебя подставила Кэрри, – объяснила я.

Ее глаза наполнились слезами.

– Люси, то, как она с тобой поступила, просто ужасно. Я понимаю, как тебе сейчас больно, понимаю твой гнев. Но все будет хорошо. Правда восторжествовала, в ТИКе хотят, чтобы ты вернулась на работу. С делом о нетрезвом вождении мы тоже разберемся. Судья отнесется к нему с большим снисхождением, поскольку доказано, что ты стала жертвой умышленного наезда. Но тебе все равно нужно пройти лечение.

– А нельзя пройти его в Ричмонде? И чтобы я жила у тебя?

– Ну конечно, можно.

Она смотрела в пол, из глаз у нее текли слезы. Я не хотела бередить ее раны, но мне необходимо было знать.

– Это ведь с Кэрри я видела тебя тем вечером на площадке для пикников? Кэрри ведь, кажется, курит?

– Иногда. – Она утерла слезы.

– Мне жаль, что все так сложилось.

– Тебе не понять.

– Почему же? Я могу понять, что ты ее любила.

– И до сих пор люблю. – Она начала всхлипывать. – Вот идиотизм, правда? Как такое может быть? Ничего не могу с собой поделать. И ведь все это время… – Она высморкалась. – Все это время она была с этим Джерри, или как там его. И использовала меня.

– Люси, она поступает так со всеми, не только с тобой.

Она горько зарыдала.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – сказала я, прижимая ее к себе. – Любовь не проходит просто так, Люси, это требует времени.

Мы долго сидели так обнявшись. На шею мне капали ее слезы. Только когда на горизонте осталась узенькая полоска синевы, а весь небосвод окрасился черным, мы поднялись в более чем скромную спаленку за вещами Люси. Камень и асфальт улиц усеивали глубокие лужи, в украшенных к Хэллоуину домах сверкали веселые огни. Мы шли, и стылые капли дождя сменялись хлопьями снега.