Текст книги "Ферма трупов"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

16

В Ричмонд я вернулась, уже не ощущая зловещей тени Голта у себя за спиной – у него были дела и противники поважнее меня. И все же, едва переступив порог дома, я снова включила сигнализацию и не расставалась с револьвером даже в ванной.

В начале третьего я поехала в больницу. Люси добралась до моей машины, сама крутя колеса инвалидного кресла. Я порывалась взяться за ручки и довезти ее, как подобает любящей тетушке, но она не желала, чтобы ей помогали. Однако едва мы приехали домой, как она сдалась моим заботам, послушно отправилась в постель и теперь дремала там, полусидя в подушках.

Поставив на плиту кастрюлю, я взялась за зуппа ди альо фреско – суп со свежим чесноком, который много лет служил на холмистых равнинах Брисигеллы пищей для детей и стариков. Этот суп да еще равиоли с тыквой и каштанами сейчас были именно тем, что нужно. В гостиной пылал огонь, воздух наполнился чудесными ароматами, и настроение у меня сразу улучшилось. Правду сказать, если я долго не готовила, дом становился каким-то нежилым, заброшенным. Мне даже казалось, что он начинал грустить.

Под угрожающе нависшим небом я отправилась в аэропорт встречать сестру. Мы давно не виделись, и я не сразу узнала ее. Впрочем, она при всякой нашей встрече выглядела по-новому. Дороти была на редкость непостоянна, чем отчасти объяснялось то, какой невыносимой она иногда становилась, и имела привычку все время изменять прическу и стиль одежды.

Сейчас, уже под вечер, я стояла в терминале, пытаясь угадать знакомые черты в лицах пассажиров, сходивших с трапа самолета. Дороти я узнала только по форме носа и ямочке на подбородке – их достаточно сложно изменить. Она перекрасила волосы в черный цвет и уложила их так, что они покрывали голову словно шлемом. Глаза скрывались за огромными очками, а на шее свободно висел ярко-красный шарфик. Ноги обтягивали модные бриджи и высокие ботинки на шнуровке. Она подошла и чмокнула меня в щеку.

– Кей, как я рада тебя видеть. Что-то ты какая-то усталая…

– Как мама?

– Ну, ее суставы, ты же знаешь. На чем ты приехала?

– Взяла машину в прокате.

– Да уж, я еще сразу подумала, как ты теперь без своего «мерседеса». Я просто не представляю себя без своего.

У самой Дороти был «Мерседес-190Е», который она заполучила, когда встречалась с одним полицейским в Майами. Автомобиль, конфискованный у наркоторговца, за бесценок продавали с аукциона. На темно-синем кузове со спойлерами красовался выполненный на заказ рисунок.

– У тебя есть с собой багаж? – спросила я.

– Только ручная кладь. С какой же скоростью она неслась?

– Люси ничего не помнит.

– Ты не представляешь, что со мной было, когда раздался твой звонок. Боже! У меня просто сердце остановилось.

Пошел дождь, а зонт я прихватить не догадалась.

– Такое нельзя понять, пока не ощутишь сама. Вот этот миг – страшный, ужасающий миг, когда еще не знаешь, что произошло, но чувствуешь, что с тем, кого любишь, случилась беда. Надеюсь, ты недалеко припарковалась. Может быть, мне лучше подождать здесь?

– Мне придется выехать со стоянки, заплатить и сделать крюк, чтобы вернуться за тобой, – предупредила я. Машина была совсем близко – я видела ее отсюда. – Пройдет десять – пятнадцать минут.

– Ничего-ничего, обо мне не волнуйся. Я побуду внутри и выйду, как только ты подъедешь. Мне еще надо наведаться в дамскую комнату. Как, наверное, удобно, когда о некоторых вещах уже не нужно беспокоиться.

В дороге она вновь вернулась к этой теме.

– Ты принимаешь гормоны?

– Для чего?

Дождь разошелся, крупные капли барабанили по крыше, словно там металась стая каких-то мелких зверьков.

– Из-за возрастных сдвигов.

Дороти достала из сумки полиэтиленовый пакет и захрустела имбирным печеньем.

– Каких сдвигов, о чем ты?

– Ну, ты знаешь – приливы, перепады настроения. У одной моей знакомой началось, едва ей сравнялось сорок. А ведь так важно всегда оставаться бодрой и жизнерадостной.

Я включила радио.

– Еда в самолете была просто ужасной, а ты знаешь, как я себя чувствую, если не перекушу. – Она съела второе. – Всего двадцать пять калорий, и я позволяю себе не больше восьми штучек вдень. Надо будет остановиться и купить еще. И конечно, яблок. Тебе так повезло, что у тебя нет проблем с весом. Впрочем, думаю, занимайся я твоей работой, я бы тоже не страдала излишним аппетитом.

– Дороти, нам надо поговорить насчет клиники в Род-Айленде.

Она вздохнула.

– Я так переживаю за Люси.

– Курс рассчитан на четыре недели.

– Даже не знаю, смогу ли я смириться с мыслью о том, что девочка просидит там столько времени одна, взаперти. – Она забросила в рот очередное печенье.

– Боюсь, придется, Дороти. Положение очень серьезное.

– Вряд ли она согласится. Ты же знаешь, какой она бывает упрямой. – Она на минуту умокла, размышляя. – Что ж, наверное, и правда стоит попробовать. – Она снова вздохнула. – Может, они там и кое-что другое исправят.

– Что еще они должны исправить, Дороти?

– Кей, я просто не знаю, что делать. Не могу понять, как с ней такое случилось. – Она ударилась в слезы. – Ты не представляешь, какой ужас, когда твой ребенок становится… таким. Как будто что-то однажды пошло не так. И уж конечно, дело здесь не в семье. В чем, в чем, а в этом меня точно винить нельзя.

Я выключила радио и взглянула на нее.

– Да о чем ты? – В который раз я поразилась, насколько же она мне неприятна. Просто не верилось, что мы с ней сестры, – я не видела между нами ничего общего, кроме того, что у нас одна мать и когда-то мы жили в одном доме.

– Можно подумать, ты ни о чем не догадываешься. Или, по-твоему, в этом нет ничего особенного? – Она все больше выходила из себя, эмоции зашкаливали, и напряжение между нами росло как снежный ком. – Не стану тебя обманывать, я задумывалась, уж не ты ли так на нее повлияла… Нет, я тебя не сужу, конечно, и в твою личную жизнь не лезу, и вообще ты не можешь быть за все в ответе. – Она громко высморкалась, из глаз у нее, в такт ливню за окном, обильно текли слезы. – Господи, до чего же трудно говорить о таких вещах!

– Дороти, ради Бога, я вообще не понимаю, о чем идет речь!

– Она ведь только на тебя и смотрит. Стоит тебе по-другому взять зубную щетку, как Люси тут же повторит за тобой. И между прочим, не всякая мать такое выдержит – все эти годы я только и слышала: «тетя Кей то» да «тетя Кей сё».

– Дороти…

– Хоть бы раз я пожаловалась или попыталась, так сказать, оторвать ее от твоего лона. Я всегда заботилась только о ее благополучии и поэтому не противилась ее маленькому увлечению.

– Дороти…

– Ты и понятия не имеешь, чего мне это стоило. – Она снова высморкалась. – Как будто мало было того, что в школе мне вечно ставили тебя в пример, а дома мать постоянно изводила упреками, что я не такая, как ты. Ты ведь у нас была во всем такая до чертиков правильная, что аж тошно. И все-то ты умела – и обед сготовить, и кран отремонтировать, и с машиной могла разобраться, и со счетами… Ну прямо мужик в семье, да и только! А для моей дочери ты и вовсе стала «любимым папочкой» – куда уж дальше!

– Дороти!

Но она уже не могла остановиться.

– Да, тут мне за тобой не угнаться, признаю. Где уж мне, черт возьми, стать отцом собственной дочери! Тут ты меня легко побьешь, мужского в тебе явно больше, чем во мне. О чем и говорить, с победой вас, мистер Доктор Скарпетта. Твою мать, да почему ж такая несправедливость-то – вдобавок ко всему у тебя еще и сиськи больше. Ты мужик со здоровенными сиськами!

– Дороти, прекрати немедленно.

– Не смей меня затыкать, – яростно прошептала она севшим голосом.

Мы словно перенеслись в нашу спаленку с маленькой кроватью, одной на двоих, где мы росли, ненавидя друг друга, пока в другой комнате, дальше по коридору, умирал наш отец. Мы снова молча сидели на кухне и ели макароны в доме, где все было подчинено желаниям больного. Сейчас мы подъезжали к дому, принадлежавшему мне, где нас ждала ее попавшая в беду дочь, и я поражалась, как может Дороти не замечать, что наша ссора идет все по тому же давнему, заезженному сценарию.

– Объясни же наконец – в чем конкретно ты меня обвиняешь? – спросила я, открывая дверь гаража.

– Скажем прямо: то, что Люси не встречается с парнями, – уж точно не моя вина.

Заглушив двигатель, я повернулась в ее сторону.

– Да, я люблю мужчин как никакая другая женщина, просто жизни себе без них не представляю. И когда тебе в следующий раз придет мысль о том, какая никудышная из меня мать, посмотри получше на свой вклад в жизнь Люси. Подумай-ка хорошенько – никого она тебе не напоминает?

– Люси ни на кого не похожа, она единственная в своем роде, – ответила я.

– Да черта с два! Она – вылитая ты. И вот теперь выясняется, что она алкоголичка и скорее всего еще и лесбиянка. – Она вновь разрыдалась.

– По-твоему, я лесбиянка? – Я была вне себя от злости.

– Ну от кого-то же она это переняла.

– По-моему, лучше тебе пойти в дом.

Она открыла дверцу. Я неподвижно сидела на месте, и она удивленно спросила:

– А ты что, не идешь?

Я протянула ей ключ и назвала пароль охранной системы.

– Мне нужно в магазин, – бросила я.

В бакалее я купила имбирного печенья и яблок и некоторое время бесцельно бродила вдоль полок, потому что не хотела возвращаться домой. По правде говоря, даже общество Люси не радовало меня, когда рядом была ее мать, а в этот раз все пошло даже хуже, чем обычно. Чувства Дороти я отчасти понимала, да и ее оскорбления и обиды не особенно удивили меня – я уже сталкивалась с ними.

У меня на душе лежал камень не из-за самих слов Дороти, а оттого, что они напомнили мне о том, как я одинока. Я проходила мимо прилавков с конфетами, выпечкой, кленовым сиропом и мягким сыром в коробочках и думала – вот если бы можно было устроить себе праздник желудка, налопаться всяких вкусностей и обо всем забыть. Если бы скотч мог заполнить пустоту в моей душе, я и на это согласилась бы. В итоге, так и не купив ничего больше, я вернулась домой с небольшим пакетом и накрыла стол для своей до обидного маленькой семьи.

После ужина Дороти устроилась у огня с книжкой и рюмкой мятного ликера, а я пошла помочь Люси лечь в постель.

– Голова болит? – спросила я.

– Не очень. Только все время хочется спать. Глаза так в кучку и собираются.

– Сон сейчас для тебя самое важное.

– Мне всякие кошмары снятся.

– А что в них – можешь рассказать?

– Меня кто-то преследует, гонится за мной, обычно на машине. Потом звуки, как во время аварии, и я просыпаюсь.

– Какие звуки?

– Лязг железа, подушка срабатывает… Сирены… Я иногда и наяву как будто отрубаюсь, а перед глазами опять все как тогда – на асфальте красные вспышки от мигалок, люди в ярко-желтых плащах. Меня аж в холодный пот бросает и передергивает.

– Такое бывает при посттравматическом стрессе. Через какое-то время пройдет.

– Тетя Кей, меня теперь что, посадят? – Испуганный взгляд ее глаз с лиловыми кровоподтеками вокруг просто разрывал мне сердце.

– Не беспокойся, все будет хорошо, вот только у меня есть для тебя одно предложение, и вряд ли оно тебе понравится.

Стоило мне заикнуться о частной клинике в Ньюпорте, и племянница тут же ударилась в слезы.

– Люси, тебе скорее всего все равно придется пройти курс лечения по приговору суда. Так не лучше ли принять решение самой и покончить с этим? – сказала я.

Она осторожно утерла слезы.

– Просто не верится, что со мной происходит такое. Все, о чем я только мечтала, летит к черту.

– Ничего подобного. Ты жива, в аварии никто больше не пострадал. Твои проблемы вполне решаемы, и я тебе помогу. Но ты должна доверять мне и слушаться меня.

Люси уставилась на свои руки, лежавшие поверх одеяла. Из глаз у нее текли слезы.

– И еще нужно, чтобы ты мне все рассказала.

Она не поднимала головы.

– Люси, ты ужинала не в «Задворках» – разве что там вдруг решили включить в меню спагетти. Они были по всей машине – тебе, наверное, положили недоеденное с собой. Так в какой ресторан ты ездила?

Тут она наконец взглянула мне в глаза.

– В «Антонио».

– В Стаффорде?

Она кивнула.

– Почему ты сказала неправду?

– Потому что не хочу об этом говорить. Где я была, никого не касается.

– С кем ты встречалась?

– Какая разница! – буркнула она.

– С Кэрри Гретхен, так ведь? Именно она за несколько недель до того попросила тебя принять участие в небольшом исследовании, из-за которого ты и угодила в беду. Когда я заходила к тебе в ТИК, Кэрри как раз подготавливала жидкую резину.

Люси отвела взгляд.

– Почему ты не хочешь сказать мне правду?

По ее щеке сбежала слезинка. Мне стало ясно, что говорить о Кэрри сейчас бесполезно. Тяжело вздохнув, я сказала:

– Люси, я думаю, кто-то намеренно пытался столкнуть тебя с дороги.

Ее глаза расширились.

– Я осмотрела машину и место аварии, и многое меня здорово беспокоит. Ты помнишь, что звонила в Службу спасения?

– Нет. А что, я правда туда звонила? – недоверчиво спросила она.

– Это последний номер на телефоне – вряд ли его набирал кто-то другой. Как только полиция получит запись, мы узнаем точное время и содержание вызова.

– О Господи!

– Кроме того, факты свидетельствуют о том, что кто-то преследовал тебя с включенным дальним светом. Зеркало заднего вида повернуто в верхнее положение, солнцезащитный экран поднят. Последнее в условиях ночной дороги можно объяснить только тем, что тебя слепил бивший в заднее стекло свет. – Я остановилась, всматриваясь в ее испуганное лицо. – Ты ничего не можешь вспомнить?

– Нет.

– Машину тоже не помнишь? Скорее всего она была зеленой, возможно, светло-зеленой.

– Нет.

– Никого не знаешь с машиной такого цвета?

– Надо подумать.

– Может быть, Кэрри?

Она покачала головой:

– Нет, у нее «БМВ»-кабриолет, красный.

– А у мужчины, с которым она работает? Она о нем упоминала? Его зовут Джерри.

– Нет.

– Как бы то ни было, какой-то зеленый автомобиль оставил вмятину на багажнике «мерседеса» и сорвал габарит. Если вкратце, после того, как ты отъехала от оружейного магазина, кто-то проследовал за тобой и ударил сзади. Через несколько сотен футов ты вдруг резко прибавила газу и вылетела с дороги. Я полагаю, тогда-то ты и набрала Службу спасения. Что-то тебя напугало – вполне возможно, тот, кто в тебя врезался, снова нагонял.

Люси, побледнев, натянула одеяло до самого подбородка.

– Меня пытались убить?!

– Я бы даже сказала, что злоумышленнику это почти удалось. Вот почему я задаю вопросы, которые кажутся тебе слишком личными. Мне нужно получить ответы на них. Не лучше ли будет, если ты сама мне все расскажешь?

– Ты и так знаешь достаточно.

– Как ты думаешь, случившееся может быть связано с проникновением в ТИК?

– Еще бы, – с чувством сказала она. – Меня подставили, тетя Кей. Я не входила туда в три часа ночи и ничего не крала!

– Значит, нам нужно это доказать.

Она пристально посмотрела на меня:

– Что-то непохоже, чтобы ты мне поверила.

Я знала, что она говорит правду, но не могла сказать ей. Нельзя было признаваться, что я встречалась с Кэрри. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, изображая чисто юридический подход к делу. Я понимала, что вставать на ее сторону сейчас не стоит.

– Я не смогу тебе помочь, если ты не будешь со мной откровенна, – объяснила я. – Я изо всех сил стараюсь смотреть на вещи беспристрастно и непредвзято. Но, если честно, я просто не знаю, что и думать.

– Да как ты можешь так… А, к черту. Думай что хочешь. – Глаза Люси опять наполнились слезами.

– Не злись на меня, пожалуйста. Дело очень серьезное, и то, чем оно кончится, повлияет на всю твою жизнь. На данный момент главное для нас, во-первых, твоя безопасность. Думаю, после того, что я тебе рассказала, ты лучше понимаешь, почему тебе стоит сейчас лечь в клинику. Ни одна живая душа не будет знать, где ты, и никто не сможет причинить тебе вреда. Во-вторых, нужно распутать весь этот клубок, – и так, чтобы не пострадала твоя будущая карьера.

– Мне уже не стать агентом ФБР. Все кончено.

– Ничего еще не кончено. Надо только, чтобы с тебя сняли подозрения в связи с тем, что произошло в Квонтико, а суд смягчил обвинение по делу о вождении в нетрезвом виде.

– Но как это сделать?

– Ты ведь просила «кого-то пробивного». Считай, ты его получила.

– Кого ты имеешь в виду?

– Тебе нужно знать только одно: если будешь меня слушаться и делать, как я скажу, шансы на успех велики.

– Я чувствую себя так, будто меня хотят упечь за решетку.

– Лечение в клинике необходимо тебе по многим причинам.

– Лучше я останусь здесь, с тобой. Не хочу, чтобы на мне до конца жизни осталось клеймо алкоголички. Да и не думаю я, что все так уж серьезно.

– Возможно, и нет. Однако все равно надо разобраться, в чем причина твоего злоупотребления спиртным.

– Может, мне просто нравится, когда меня как будто нет. Все равно я никому не нужна. Вот, наверное, и весь смысл, – с горечью произнесла она.

Мы поговорили еще немного, потом я сделала несколько звонков – в авиакомпанию, в клинику и местному психиатру, моему хорошему другу. В «Эджхилле», наркологическом центре с отличной репутацией, Люси согласились принять уже завтра днем. Я хотела отвезти ее сама, но Дороти и слышать об этом не желала. Люси сейчас нужна поддержка матери, заявила она, и мое присутствие совершенно излишне и даже неуместно. Так что я была не в лучшем настроении, когда около полуночи зазвонил телефон.

– Надеюсь, не разбудил? – спросил Уэсли.

– Нет. Рада тебя слышать.

– Ты оказалась права насчет отпечатка – он перевернут. Его оставила не Люси, разве что она сама сделала слепок.

– Господи, ну конечно, нет! – нетерпеливо воскликнула я. – Бентон, у меня прямо камень с души свалился.

– Дело все-таки еще не совсем закончено.

– Что насчет Голта?

– Ни малейшего следа. Тот тип из «Всевидящего ока» говорит, что никакой Голт к нему никогда не заходил. – Он помолчал. – Ты уверена, что не обозналась?

– Я готова повторить свои слова под присягой.

Голта я бы узнала где угодно. Его глаза до сих пор преследовали меня во сне – две прозрачные голубые стекляшки смотрели на меня из-за чуть приоткрытой двери, за которой стояла пугающая темнота, пропитанная запахом разложения. Как наяву я видела обезглавленное тело тюремной охранницы Хелен. Труп, одетый в униформу, восседал в кресле, там, где оставил его Голт. Незадачливому фермеру, неосмотрительно открывшему найденную им сумку из-под шаров для боулинга, очень не повезло…

– Поверь, мне тоже жаль, что его не удалось поймать, – сказал Уэсли. – Даже не представляешь насколько.

Я сказала Бентону, что отсылаю Люси в Род-Айленд, а затем принялась говорить обо всем том, что мы с ним еще не обсуждали. Когда заговорил он, я выключила лампу на прикроватном столике и слушала в темноте его голос.

– Все идет не так как надо. Голт, как я уже сказал, снова испарился. Опять он пудрит нам мозги. Мы не знаем, что действительно его рук дело, а что нет. Убийство в Северной Каролине, потом похожее в Англии, и вдруг ты сталкиваешься с ним в Спрингфилде, да еще и выясняется его возможная связь с проникновением в ТИК.

– Не возможная, а совершенно неоспоримая, Бентон. Он проник в самое сердце Бюро, в его мозговой центр. Вопрос в том, что теперь делать?

– Сейчас в ТИКе меняют все коды, пароли и прочее. Мы надеемся, что Голту не удалось забраться слишком далеко.

– Надежда умирает последней.

– Кстати, полиция Блэк-Маунтин получила ордер на обыск дома и грузовика Крида Линдси.

– А самого Крида разыскали?

– Нет.

– Что нового у Марино? – спросила я.

– Черт его знает.

– Ты с ним не виделся?

– Практически нет. Кажется, он все время проводит с Денизой Стайнер.

– Она же вроде уезжала из города.

– Вернулась.

– Бентон, ты можешь сказать, как далеко это зашло?

– Пит, по-моему, просто рассудок потерял. Никогда его таким не видел. Я уже не верю, что его удастся отсюда вытащить.

– А у тебя какие планы?

– Буду, наверное, появляться тут время от времени, но точно сказать не могу. – В его голосе звучало уныние. – Я ведь не принимаю решений, Кей, могу только давать советы. Местная полиция слушает только Марино, а сам он вообще никого не слушает.

– Что по поводу Линдси говорит миссис Стайнер?

– Говорит, что, возможно, он и был тем, кто вломился в их дом. Правда, она тогда мало что успела заметить.

– У Крида вполне узнаваемая манера речи.

– Когда миссис Стайнер указали на это, она ответила, что плохо запомнила голос похитителя, может сказать только, что он принадлежал белому.

– От Линдси и пахнет вполне ощутимо.

– Неизвестно, как от него пахло в день похищения.

– Вряд ли он вообще следит за гигиеной.

– Проблема в том, что неуверенность миссис Стайнер только подстегивает подозрения полиции в его адрес. А тут еще постоянные звонки с сообщениями, что Голт появлялся там-то и там-то. Якобы он проезжал мимо каких-то детей и как-то подозрительно на них смотрел. Или вскоре после исчезновения Эмили рядом с озером Томагавк вроде бы видели такой же пикап. Ты же знаешь, как бывает, когда люди заранее против кого-то настроены.

– А ты против кого настроен?

Темнота обволакивала меня мягким, уютным покрывалом. Я лежала, вслушиваясь в тембр голоса Уэсли, такого же сухощавого и литого, как его фигура. Не сразу можно было оценить их красоту и скрытую, подспудную силу.

– Крид, конечно, не подходит, а вот насчет Фергюсона еще есть сомнения. Кстати, результаты анализа ДНК готовы – кожа принадлежит Эмили.

– Как мы и предполагали.

– И все же с Фергюсоном что-то не складывается.

– О нем больше никакой информации не поступало?

– Сейчас как раз выясняю некоторые моменты.

– А по Голту?

– Его пока тоже со счетов сбрасывать нельзя. Вероятность, что убийца он, остается. – Он замолчал, потом произнес: – Давай встретимся.

Моя голова покоилась на подушке, веки отяжелели. Сонным голосом я ответила:

– Ну, я как раз собираюсь в Ноксвилл. От тебя не очень далеко.

– Едешь к Кацу?

– Он и доктор Медиум проводят для меня исследование. Сейчас оно как раз заканчивается.

– Ферма меня не слишком привлекает.

– То есть там мы не увидимся?

– Не увидимся, но не поэтому.

– Едешь домой на выходные, – догадалась я.

– Да, утром.

– Все в порядке? – Мне было неловко спрашивать о семье Бентона. Обычно мы избегали касаться в разговорах того обстоятельства, что он женат.

– Да. Дети из Хэллоуина уже выросли, так что по крайней мере устраивать праздник и заниматься костюмами не придется.

– Ну, совсем из Хэллоуина никто не вырастает.

– Знаешь, как мы раньше здорово все устраивали. Я возил детишек по всей округе, они стучались к соседям, кричали: «Сладости или гадости!» – в общем, все как положено.

– При этом ты наверняка не расставался с пистолетом и все конфеты просвечивал рентгеном.

– По себе судишь? – шутливо ответил он.