Текст книги "Военная фортуна"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
– Сначала покажи язык и дай мне пощупать пульс, – ответил Стивен.
Помолчав немного, он спросил:
– Плохие новости, братец?
– Еще бы, – проронил Джек глухим, наряженным голосом. – Ты разве не слышал?
– Только не я.
– Облеку все в полдюжины слов – подробного рассказа мне не вынести, – заявил Джек, отставляя нетронутую чашку. – Том Дакр на «Герьере», 38 орудий, встретил американский фрегат «Конститьюшн», 44 пушки, вынудил его, разумеется, принять бой, и был побит. Лишился мачт, был взят и сожжен. Потом их шлюп «Уосп», восемнадцать орудий, схватился с нашим бригом «Фролик», имеющим почти ту же массу залпа, и тоже взял его. Дальше. «Юнайтед Стейтс», 44 орудия, и наш «Македониан», 38, сцепились у Азорских островов, и «Македониан» спустил флаг. Американцы взяли два наших фрегата и бриг, мы же – ничего.
Той ночью Стивен писал в своем дневнике:
«Даже не могу поверить, что видел Джека столь потрясенным. Получи он весть о смерти Софи он, без сомнения, ощутил бы еще более острое, даже жестокое страдание, но то была бы его личная печаль. Это же для него сильнее чем просто горе, поскольку касается Королевского флота – а это, в конечном счете, и есть его жизнь. Эта череда поражений без единой победы, на первом месяце войны, сама по себе довольно сокрушительна, в особенности потому что фрегаты суть высшее выражение боевого корабля, но какого-либо реального значения она не имеет.
Вся вообще американская война и a fortiori [24]24
Тем более (лат.).
[Закрыть]эти неудачи едва ли способны отразиться на силе британского флота; да и сами поражения легко можно объяснить (не сомневаюсь, именно этим хлопотливо занимается сейчас правительство, успокаивая обескураженную и взбешенную общественность). Американцы задействовали фрегаты более крупного размера с тяжелыми орудиями, их экипажи укомплектованы добровольцами, насколько я понимаю, а не насильно завербованными, а также взятыми благодаря квоте или вытащенным из тюрем сбродом. Но все это чепуха, и вовсе не успокаивает наших моряков. Английская армия может терпеть поражения раз за разом, с этим они смирятся, но флот всегда должен побеждать. Он всегда побеждал последние лет двадцать или около этого; да и вообще вряд ли удастся разыскать в хрониках хоть одно серьезное морское поражение со времен войн с голландцами. Флот неизменно берет верх, и он просто обязан выигрывать, выигрывать с блеском, вопреки всем обстоятельствам.
Мне вспоминается несчастный адмирал Колдер, который, имея пятнадцать линейных кораблей, столкнулся с эскадрой Вильнева из двадцати. Беднягу покрыли позором за то, что он взял только два французских судна. Двадцать лет беспрерывных побед и некая врожденная гордыня заставляют пренебречь превосходством противника в пушках, кораблях, людях. И хотя я до сих пор рассматривал флот исключительно как инструмент, средство достижения цели, и хотя мне не кажется, что небо обрушилось на землю или пали основы мирозданья, даже я, вынужден признаться, не остался равнодушным. Я не питаю ни грана неприязни к американцам, не считая разве факта, что их действия до некоторой степени играют на руку Бонапарту, но даже мое сердце (каковым термином обозначаю я не поддающуюся логическому объяснению часть моего существа – и насколько большую долю оного может она занимать подчас!), жаждет услышать весть о реванше».
Наступило Рождество, и Джек, Стивен и Баббингтон сидел за столом с капитаном Ламбертом, генералом Хислопом и его адъютантом. Это был настоящий пир, и они славно подкрепились гусем, пирогами и пудингом. Но Джек перехватил унылый взгляд Ламберта, брошенный на графин со скверным вином, и сердце его дрогнуло – ему самому слишком долго пришлось пробыть в шкуре капитана, которому не на что рассчитывать кроме своего жалованья, а приходится кормить прожорливых и жадных до выпивки гостей. Армейские держались достаточно бодро, хотя генерал Хислоп упомянул про неблагоприятное действие, которое возымеют недавние события на Индию, где моральный авторитет значит столь много. Остальные тоже старались, но в целом, вопреки напускному веселью, праздник получился не слишком радостным, и Стивен вздохнул с облегчением, когда капитан Ламберт предложил им осмотреть корабль.
Прогулка вышла долгой, поскольку Джек с Ламбертом останавливались у каждого восемнадцатифунтового орудия, тридцатидвухфунтовой карронады, а также у обеих длинноствольных девятифунтовок, чтобы обсудить их качества. Но все когда-нибудь заканчивается. Джек со Стивеном вернулись в дневную каюту штурмана, где принялись грызть извлеченные из карманов галеты – оба могли есть без остановки, и занимались этим почти механически.
Будущее их представало совершенно ясным. «Ява» захватила приз – изрядных размеров американского «купца», встреченного в Сан-Сальвадоре, куда оба зашли за пресной водой. Приз, называвшийся «Уильям», был тихоходом, и капитан Ламберт оставил его позади, погнавшись за португальским кораблем. Именно в этот момент фрегат и встретился с катером потерпевших крушение. Последним предстояло через несколько дней перебраться на «Уильям» и совершить на нем переход до Галифакса или отправиться прямо в Англию, пересев на другое судно в Сан-Сальвадоре. «Акаста» по-прежнему несла блокадную службу у Бреста, и задачей временного ее командира, Питера Феллоуза, было согревать капитанское местечко в ожидании Обри.
– Рад, что Ламберту наконец обломился солидный приз, – сказал Джек. – Ему всегда жутко не везло, в то время как сложно найти человека, более нуждающегося в деньгах: полдюжины сыновей и больная жена. Всегда у него все шло наперекосяк. Стоило ему захватить торговца, как того отбивали прежде, чем тот успевал дойти до порта, а из трех взятых им боевых кораблей два затонули прямо под ним, а третий получил такие повреждения, что правительство отказалось выкупать его для флота. Потом он провел несколько лет на берегу, поселившись в Госпорте со всем своим выводком – чертовски хлопотное существование. Теперь вот ему дали «Яву», такое затратное капитанство, что и придумать трудно. Ламберт спит и видит ринуться на американцев, как и все мы, а вместо этого должен идти в Бомбей с полным грузом пассажиров, без малейшей возможности отличиться и лишь с незначительными шансами взять приз. Они могли отправить Хислопа с «индийцем», какая жестокость посылать парня вроде Ламберта, боевого капитана, каких поискать! Да еще с такой командой!
– А что с ней не так? Среди матросов зреет недовольство? Мятеж?
– Нет, нет. Уверен, это честные ребята, да поможет им Бог. Но сомневаюсь, что хотя бы сотня из них настоящие моряки. Как им удалось взять «Уильяма» с таким количеством салаг и жуткого сброда, ума не приложу! Когда они лезут на брам-стеньги, это же настоящая ярмарка святого Бартоломью! Мне такое редко доводилось видеть. Напоминает о наших первых днях на «Поликресте». А что до баковых орудий во время учений… Но несправедливо пенять на Ламберта и его офицеров. Фрегат только сорок дней как из Спитхеда, и первые двадцать из них держалась плохая погода, так что у них даже не было возможности поупражняться с пушками. Осмелюсь предположить, все это дело времени – Ламберт знаток по части артиллерии, а Чедз, первый лейтенант, весьма ученый офицер, и нежно любит пушку.
– Что имел в виду капитан Ламберт, когда на твое предложение провести настоящие, живые стрельбы, напомнил тебе про установления? Он еще выразился, что ему уже зададут по первое число за превышение нормы.
– Ну, существует строгое правило, что в течение первого полугода своих полномочий капитану запрещается тратить в месяц большее количество зарядов, нежели третья часть его орудий. После этого срока норма увеличивается до половины.
– Тогда получается, что ты нарушал эти предписания почти каждый день – я и не припомню учений без пальбы из орудий. Иногда даже изо всех сразу, с обоих бортов, да еще с мушкетами и вертлюжными пушками с марсов.
– Верно, но я тратил порох, который захватил или купил. Большинство капитанов, которые могут себе такое позволить и пекутся об артиллерийской подготовке, обходят предписания на такой вот манер. Ламберту это не по средствам, а Чедз хотя и мог бы купить, не вправе вылезать вперед капитана.
– Получается, мистер Чедз богат? Ему повезло с призовыми деньгами?
– Нет, насколько мне известно. Он избрал более верный способ – подкатил к дочке одного восточного торговца, да еще как решительно: экипаж четверкой. И пожалуйста, тридцать тысяч фунтов приданого.
Мистер Чедз мог быть богат, но не страдал от гордыни или несдержанности. Несколько дней спустя, рано поутру, когда они уже заметили высокий бразильский берег и с часу на час ждали появления «Уильяма», Стивен набрел на баке на первого лейтенанта. Тот показывал особо неумелому, хотя и старательному расчету как управляться с пушкой. Раз за разом офицер вместе с их мичманом накатывали и откатывали орудие, проходя процедуру заряжания, наводки и выстрела. Чедз сам впрягался в тали, орудовал ганшпугом, разжевывал подчиненным понятия возвышения, стрельбы прямой наводкой, линию огня, объяснял разницу между пальбой при восхождении на волну и спуске с нее. Он хвалил их за старание, спас двоих самых неуклюжих новичков от станка, едва не наехавшего им на ноги, и пообещал расчету, что скоро ему предстоит на самом деле выпустить ядро по мишени. Показав морякам как надежно крепить орудие у порта, чтобы две тонны собранной в кулак массы не начали рыскать по палубе, первый лейтенант утер пот и обратился к доктору.
– Они отлично справятся. Честные, понятливые, надежные парни.
– Насколько понимаю, сэр, – отозвался Стивен, – тут требуется точная оценка расстояния, угла и направления, умение выбрать нужный момент для выстрела, и это при условии, что и палуба и цель находятся в движении?
– Совершенно верно, доктор, – кивнул Чедз. – Но просто удивительно каких успехов можно достичь. Некоторые схватывают суть прямо на лету – для этого нужен глазомер и чувство времени – и стреляют просто прекрасно с тысячи ярдов уже после пары месяцев тренировки.
– Эй, на палубе! – раздался с высоты не слишком взволнованный оклик впередсмотрящего. – Парус справа по носу.
– Это «Уильям»? – спросил вахтенный офицер.
– Он самый, сэр, – после довольно долгой паузы доложил впередсмотрящий. – И он быстро сближается с нами.
Чедз устремил взор к расплывающимся на западе в дымке берегам Бразилии.
– Я буду рад встрече с транспортом, – сказал он. – В призовой команде на нем находятся трое лучшим моих командира расчетов и один из новичков, который проявил себя просто великолепно. Но мы лишимся вас и прочих «леопардовцев», сэр, это очень печально.
– Мне тоже грустно. Я бы с удовольствием еще понаблюдал за вашим замечательным прицелом. Осталось несколько моментов, в которые я не вполне вник.
Мистер Чедз изобрел устройство, призванное до некоторой степени компенсировать неточность стрельбы на море и при этом пригодное для использования даже самыми неопытными канонирами. Весь вечер четверга он потратил на то, чтобы растолковать принципы его устройства доктору Мэтьюрину.
– Но полагаю, сейчас самое время собирать пожитки, – продолжил Стивен.
А их было немало – офицерское сообщество «Явы» радушно приняло «леопардовцев», и у Стивена в жизни не было такого количества носовых платков. Однако слова навеяли воспоминания про утраченные коллекции. Усилием воли он погнал их прочь. Женщина, знакомством с которой Мэтьюрин очень дорожил, заметила как-то, что глупо жить воспоминаниями, разве только они не будут приятными. Стивен старался следовать совету, но без особого успеха – горечь утраты терзала его. Да и названной леди ее же собственный совет тоже не помог – она угасла как свеча после гибели своего кузена Кевина, молодого джентльмена на австрийской службе.
Собираться доктор был не мастак, и не приди на помощь Киллик, упаковавший вещи капитана в большой мешок, Стивен так и сидел бы, глядя на платки, галстуки и легкие, на жару, подштанники, пока барабан не позвал к обеду.
– Ну же, сэр, поторопитесь, – ворчал Киллик. – «Уильям» уже рядом. Не подшустрим, не получим приличной каюты – Баббингтон, Байрон и все эти чертовы юнцы прошнырят все судно и займут все хорошие койки. – Э, так не годится, – заявил он, вытряхивая собранный Стивеном мешок и начиная укладывать вещи заново.
Работал он уверенно и быстро, и настроение его постепенно смягчалось.
– На палубе прям настоящее столпотворение, сэр, – сказал Киллик. – Показался парус, и весь квартердек пялится на него через трубы. Некоторые говорят, что это португальский рейзи.
– А что такое рейзи?
– Ну, обрезанный линейный корабль, понятное дело. Верхнюю палубу срезают и остается только одна батарея орудий. Неужто не знаете, сэр? Но тут такое дело: Бонден лазал на мачту в последние склянки, и поклясться готов, что это «Конститьюшн». Он его видел, даже поднимался на борт, когда навещал своего приятеля Джо Уоррена. Они тогда служили на Средиземном, учили уму-разуму берберских пиратов. Но не берите в голову, сэр, вам ничего не грозит. Попомните мои слова: через пять минут вы уже будете на «Уильяме», причем в славной каютке, или меня зовут не Сберегай Киллик.
Никто на квартердеке не разделял уверенности Бондена – характер и относительные размеры чужака легко было спутать на таком расстоянии, и скорее всего это был португальский рейзи, патрулировавший эти воды. Но поднявшись, Стивен оказался в атмосфере радостных надежд и трепетного ожидания. Его коллега Фокс, например, превратился из хотя и приятного, но согбенного и унылого средних лет человека в стройное существо с горящими глазами, не старше своих помощников. Оборотив к Стивену раскрасневшееся лицо, он воскликнул:
– Поздравляю, доктор Мэтьюрин! У нас с подветра противник!
Вглядываясь в мелькавшие на зюйд-весте белые лепестки парусов, Стивен услышал слова капитана Ламберта, обращенные к Джеку:
– Это не более чем вероятность, разумеется, но я обязан спуститься под ветер и проверить. Возможно, вы с вашими людьми предпочтете незамедлительно перейти на «Уильям»? Я отошлю его в Сан-Сальвадор.
– Отвечу, сдается, за всех «леопардовцев», когда скажу, что мы почли бы за крайнее невезение покинуть фрегат в эту минуту, – с улыбкой ответил Джек. – Нам очень хотелось бы остаться.
– Точно так, сэр, – подхватил Баббингтон.
– Я поддерживаю, поддерживаю! – внес свою лепту Байрон.
Ламберт даже не ожидал иного, но услышанное все равно обрадовало его. Кивнув с улыбкой в знак согласия, он отдал приказ к повороту.
Фрегат описал широкую ровную дугу и лег на левый галс, тот же самый, каким шел постепенно появляющийся из моря незнакомец. «Уильям» следовал за ним, поскольку курсы обоих кораблей совпадали до места, где надо будет огибать южный мыс, но ходок он был не важный, и «Ява», распустив брамсели и оснащая бом-брам-реи, оставила его далеко позади.
Отличных моряков, способных управляться с парусами, на «Яве» было хоть отбавляй, это точно – бом-брам-реи буквально взметнулись наверх. Джек спустился в каюту за подзорной трубой. Когда он вернулся на палубу, снасти уже очистились от матросов, и он стал подниматься на салинг, чтобы получше разглядеть далекий корабль. Капитан остановился на марсе, ибо, хотя весы казначея указывали на потерю им добрых четырех стоунов, вес собственного тела казался ему огромным. Было очевидно, что вопреки нескольким дням усиленного питания силы его еще не вернулись. Однако с грот-марса разглядеть что-либо не представлялось возможным по вине фор-марселя, и, немного отдохнув, Обри стал карабкаться выше. Добравшись, наконец, до салинга, он был весь в мыле.
«Каким плоским буду я выглядеть, если вдруг низвергнусь на них по воле Господней», – пробормотал Джек, глядя на далекий, переполненный квартердек. Такой узкий с высоты, он пестрел красными мундирами морских пехотинцев, белыми рубахами суетящихся матросов, голубыми кителями офицеров и черным пятном одежды капеллана. Все краски казались особенно яркими в ослепительном свете солнца. Впрочем, шансов свалиться у него было не много – ему столько пришлось провести в этих воздушных чертогах, что руки его действовали с ловкостью обезьяньих лап; совершенно машинально он принял позу, выученную еще в бытность ссыльным на грот-мачту мичманом, и раздвинул подзорную трубу. «Ява» шла под свежим норд-остом, делая более девяти узлов, и готовя трубу, Джек подумал, сколько еще Ламберт намерен не убирать бом-брамсели. Фрегат слегка зарывался носом в воду, как и все известные ему суда французской постройки, и он предпочел бы поставить взамен нижние и марса-лисели. Но тут решает Ламберт – ему ли не знать, как управлять собственным кораблем? И как драться на нем тоже.
Пригнувшись, чтобы видеть под крутой аркой фор-брамселя, Обри поймал в объектив незнакомца, навел резкость и впился в него долгим напряженным взглядом. Да, это фрегат, нет никаких сомнений. Он находился сейчас справа по носу от «Явы», и шел тем же галсом, что и она, держась в виду берега. Джек не мог сосчитать порты, но через минуту осмотра сделал вывод, что расположены те высоко – серьезный довод в пользу того, что это мощный, крепкой постройки корабль. И хотя фрегат тоже нес бом-брамсели, он не кренился под сильным потоком ветра – еще одно свидетельство крупных размеров. Чужак выжимал, видимо, все возможно, но, судя по широкому, бурливому кильватерному следу, это было не слишком много. В продолжительной погоне «Ява» даст ему форы. С другой стороны, незнакомец не ставил нижних лиселей, так же как бонетов или мунселей. На деле это не «Ява» гналась за ним, а он уводил ее от берега и от «Уильяма» – потенциального консорта или боевого корабля, – в самое бескрайнее водное пространство на свете. Джек кивнул – разумный ход. Капитан фрегата явно знает свое дело.
Но Ламберт тоже был не промах. Фок– и грот-мачты «Явы» оделись лиселями, и Джек на своем насесте ощутил, как корабль ответил живым, мощным рывком – отличный ходок. И не только – он вообще намного превосходит бедного потрепанного старину «Герьера» с его облупившейся краской, рассохшимся корпусом, перегруженного орудиями и испытывающего нехватку рук… Джек подумал, что они постепенно догоняют незнакомца и часа через три-четыре выйдут на дистанцию выстрела. А потом, если это окажется «американец» – а в глубине сердца капитан не сомневался, что так и есть – наступит время померяться силами. Сердце Джека заколотилось так, что длинная труба заплясала в пальцах. В таком состоянии противопоказано идти в бой, хладнокровие тут решает все. Впрочем, он ведь только пассажир. Вопрос еще в том, действительно будет бой? Настигает ли «Ява» фрегат, и если так, то насколько быстро? Обри сложил трубу и, забыв про слабость, с легкостью юнги слетел на палубу, присоединившись к Чедзу на баке. Первый лейтенант на пару с Баббингтоном колдовали с секстантами: стараясь держаться прямо на накренившейся палубе, они брали угол по грот-мачте незнакомца. Фонтан брызг окатывал лейтенантов при каждом столкновении «Явы» с волной, но скрупулезно рассчитанный обоими результат почти совпал. «Ява» сокращала расстояние, но со скоростью немного менее мили в час. При таком раскладе, да если добыча еще прибавит парусов, до наступления темноты они ее не догонят. И опять же, «американец» ли это вообще?
– Нам нужно исходить из этого предположения, – заявил Чедз. – Даже если оно будет стоить замены пары реев.
И он с беспокойством посмотрел на до предела изогнувшиеся лисель-спирты.
– Именно так, – согласился Джек. – И если предположение подтвердится, нельзя ли выделить пару орудий для нас? Мы уже сработались.
– Ежели вы примете баковую батарею, сэр, я буду безгранично обязан. А к орудиям шесть и семь ставьте своих людей. Я их доверил рекрутам из морской пехоты. Седьмое прыгает немного, но брюки мы поменяли на прошлой неделе, а болты держат крепко.
– Шестое и седьмое…. Отлично. Полагаю, капитан Ламберт намерен пересечь кильватер фрегата и зайти ему справа с кормы, – сказал Джек. – Так что сначала нам надо приложить руки к пушке левого борта.
– Отчего нет, сэр? – воскликнул Чедз. – Капитан говорил о своем плане действий не далее как пять минут назад. Генерал поинтересовался, как у нас такие вещи происходят на море: линии сближения и все такое. А капитан процитировал лорда Нельсона: «К черту маневры, идите прямо на них», – и объявил, что раз мы находимся с наветра, то это как раз тот самый случай: идем прямо на него, встаем рей к рею, молотим друг друга некоторое время, а потом на абордаж в дыму и пламени.
Джек притих. Своему обожаемому Нельсону он возражать не осмеливался, как и бросать хоть тень сомнения на действия капитана «Явы», который взял французский корвет с залпом вдвое тяжелее своего, и проделал это в решительной манере. Сам он, командуя судном, способным двигаться быстрее неприятеля, обязательно прибег бы к маневрам, покидав пробные шары: врезал ему в кормовую раковину, попытался угостить продольным огнем, использовал преимущество атаки с подветренного борта, когда порты противника наклонены к воде и могут даже захлестываться волнами. С другой стороны, в ближнем бою подветренный корабль зачастую не способен видеть врага из-за огромных клубов дыма. Так или иначе, не время было выражать свою точку зрения, особенно после слов мистера Чедза. Они вместе направились на квартердек, а спустя секунду на грот-мачте «Явы» взметнулся сигнал с ее личным номером. Нет ответа. Последовали сигналы на испанском и португальском. По-прежнему тишина, и уверенность усиливалась.
Она окрепла совершенно, а голоса колеблющихся смолкли, когда незнакомец поставил лиселя и приступил к повороту, забирая на норд-вест на правом галсе, явно имея намерение пересечь курс «Явы». Точность выполнения маневра была впечатляющей, равно как и открывшийся длинный ряд пушечных портов – без всякого сомнения перед ними находился сорокачетырехпушечный фрегат, мощный и готовый к бою.
Капитан Ламберт приказал переложить руль, стараясь сохранить наветренную позицию, и пошел параллельным с «американцем» курсом. Корабли настолько уже сблизились, что Ламберт мог рассчитывать к вечеру начать бой, даже если большой фрегат попытается уклониться; но до поры англичанин не спешил, и оба судна скользили по морю друг напротив друга, разделенные широкой полосой воды.
Джек скликал своих «леопардовцев». Они проверили порученные орудия: номер шесть на правом борте и номер семь на левом, находившиеся сразу после выступа форкастля. Каждый расчет на флоте обслуживал обычно пару орудий, за исключением немногих кораблей со сверхкомплектным экипажем и нечастых случаев, когда драться приходилось на оба борта. Тогда расчет перебегал от одного орудия к другому, стреляя поочередно. «Леопардовцы» быстро определились с первым и вторым командирами – ими стали Бонден и Баббингтон, и решили, кто будет банить, накатывать и поджигать запал. Потом проверили крепления, извлекли заряды – поскольку не доверяли никому, кроме себя – забили их снова, с полдюжины раз накатили и откатили пушки, после чего перевели дух. Перед ними были знакомые восемнадцатифунтовки, весом в пять сотен каждая, и парни не испытывали беспокойства, хотя им не пришлось по вкусу как здешние «джолли» [25]25
Прозвище морских пехотинцев.
[Закрыть]банили и заряжали орудия, к тому же не вернувшим пока прежние силы «леопардовцам» тяжеловато было откатывать пушку правого, подветренного борта вверх по наклонной палубе. Но как заметил Бонден, едва запахнет порохом, отдача сама позаботиться об этом.
Форшоу скатился с мачты с вестью, что незнакомец изменил курс и показал вымпел, но это, видимо, частный сигнал, а «Ява» готовится к аналогичному маневру. Мичман пребывал в состоянии дикого оживления, голос у него сделался столь тонким, что по временам пропадал совсем. Выглядел он таким хрупким, таким юным в великоватых, с чужого плеча вещах, что человек в возрасте взирал на него почти с жалостью. «Как надеюсь я, что мальчонка не словит ядро», – подумал Джек.
– Крепить орудия! – скомандовал он, поглядев на часы, показывавшие без одной минуты полдень.
Тут же дудки позвали матросов на обед, а барабан пригласил офицеров. Это порадовало Обри – Ламберт пользуется возможностью накормить людей горячей пищей, прежде чем в ходе подготовки к бою огни на камбузе будут потушены. У них с Джеком могли быть различные представления о маневрах, но оба сходились в части того, что в бой лучше идти с полным желудком.
Расчистка «Явы» почти уже закочилась, и хотя убрано было не все – кое-что из обширного багажа губернатора и его свиты еще предстояло спустить в трюм – переборки между каютами разобрали, и в ходе обеда капитан, генерал Хислоп, Джек и командир морских пехотинцев, примостившись на решетке между двумя орудиями, могли наблюдать за вероятным, а, скорее всего, действительным противником. Всем им было далеко не впервой идти в огонь, и ели они с аппетитом, но почти не отрывали глаз от «американца».
– Как я уже сообщил Чедзу, – обратился Ламберт к Джеку, – мое намерение в том, чтобы покончить с ним решительно и быстро: спускаемся под ветер, встаем борт к борту, врезаем как следует, а потом на абордаж в дыму.
– Отлично, сэр, – сказал Джек.
– У нас достаточно парней, горящих желанием сделать это, прибавьте еще всех наших сверхкомплектных. Уверен, они предпочтут сойтись с янки на кортиках, чем играть в долгие игры с пушками. Чедз передал, что вы любезно предложили взять под команду пару орудий и присмотреть за остальными на баковой батарее. Очень признателен вам, Обри – у меня не хватает одного лейтенанта, а большинство мичманов совершают первое плавание. К тому же шестое и седьмое поручены морским пехотинцам. Не то, чтобы они плохо справлялись, но капитан Рэнкин счастлив будет заполучить назад своих солдат.
Рэнкин согласился, выразив мнение, что марсы далеко не в должной степени обеспечены стрелками, особенно если дойдет до ближнего боя.
Пробили одну склянку, и Ламберт опять взял слово.
– Полагаю, самое подходящее время. Джентльмены, за короля и посрамление врагов!
Офицеры поднялись на квартердек. Неприятель находился примерно в двух милях впереди, с подветра. Оба фрегата делали по добрых десять узлов, но теперь «Ява» совсем зарывалась под бом-брамселями, и капитан Ламберт распорядился убрать их. Но даже с ними она явно нагоняла противника. Суда продолжали мчаться на ост, каждый оставлял за собой длинную белую полосу, рябью расходившуюся по сверкающему морю. Пустынному морю: никого ни с наветра, ни с подветра; «Уильям» давно исчез за кормой, а Бразилия превратилась не более чем в бледную облачную полоску, видимую с грот-мачты.
И тут незнакомец – впрочем, не незнакомец более, как и не добыча – поднял на грот-мачте широкий коммодорский вымпел вкупе со звездно-полосатым флагом. Бонден оказался прав – это действительно был «Конститьюшн».
Через пару минут бом-брамсели «американца» поползли к реям, потом за ними последовали фок и грот. Корабль привелся к ветру, резко теряя скорость. Это означало, что «Конститьюшн» принимает бой и собирался сделать это с самого начала, но в условиях, удобных для него – он увел «Яву» от берега и от «Уильяма», и теперь был доволен. Умный противник, отметил Джек: хладнокровный и расчетливый.
«Ява» ответила «американцу», показав своих цвета, и «Юнион Джек» затрепетал по ветру, не оставляя сомнений в принадлежности судна; и тоже убавила паруса до боевых. На борту не слышалось никаких разговоров, только лай команд, свист боцманских дудок, топот матросских ног, поскрипывание блоков да пение ветра в снастях.
При взятых на гитовы гроте и фоке всем на палубе открылся прекрасный вид на вражеский фрегат. Тот шел в бейдевинд при ветре с норд-норд-оста. В полной тишине капитан Ламберт, как и обещал, повел «Яву» прямо на врага, нацеливаясь на его левую кормовую раковину. До боя оставалось не более получаса.
Для тех, у кого не имелось срочных дел, десять из этих тридцати минут текли мучительно долго. Штурвал поворачивался не более чем на спицу, ни слова не слышалось на переполненной, застывшей в напряженном ожидании палубе. Потом Ламберт кивнул Чедзу и барабанная дробь огласила фрегат от носа до кормы. Большинство офицеров и мичманов кинулось к постам у своих орудий; штурман расположился у руля, ведя корабль; три группы морских пехотинцев полезли на марсы, волоча за собой ружья; хирурги поспешили вниз, глубоко-глубоко за ватерлинию. И снова воцарилась тишина. Все было готово на выскобленной, залитой солнцем палубе. «Пороховые мартышки» с картузами стояли за пушками; ячеи для ядер заполнены; фитили курились дымком; боцман проследил, чтобы реи были закреплены кранцами и цепями; далеко в крюйт-камере ждал среди откупоренных бочек канонир; люки накрыли касторовым сукном.
Джек нырнул в относительный мрак форкастля. Расчет ждал его – моряки разделись до пояса, обнажив следы страшных солнечных ожогов, лбы у большинства были повязаны платками, чтобы пот не заливал глаза. «Леопардовцы» взирали на капитана серьезно, но с уверенностью, соседние расчеты – с любопытством и чем-то вроде обнадеженного почтения. Лишь немногим из «яванцев», исключая унтер-офицеров, довелось управляться с большими пушками в бою, а капитана Обри все знали как мастера своего дела.
Через порт виднелось ослепительное солнце, а также точно вписывающийся в проем силуэт «Конститьюшн». И впрямь тяжелый фрегат: на таком расстоянии вполне можно было рассмотреть истинные пропорции стройного, мощного рангоута и высокую линию портов, до которых не достигали белопенные волны, разбивающиеся о борт. Крепкий будет орешек, если американцы способны так же хорошо управляться с орудиями, как с самим кораблем. Про мореходное искусство янки Джек был наслышан, но возможно вот так вдруг создать военный корабль? Способны четыре сотни офицеров и матросов за считанные месяцы превратиться в боевой экипаж? Чего стоят несколько месяцев против практики и традиций, выработанных за двадцать лет беспрерывной войны? Маловероятно, но допустимо: надо сказать, немало американцев прошло школу артиллерийской подготовки – зачастую против воли – на английском флоте. На каждом его корабле насчитывалось несколько десятков янки. Обри надеялся, что Ламберт как можно скорее пойдет на абордаж – есть нечто парализующее в могучем напоре сотен парней, с кортиками и томагавками лезущих через борт. Немногие экипажи способны противостоять такому натиску.
Стоявший несколько позади Форшоу – будучи слишком легок, чтобы с толком налегать на тали, юноша исполнял обязанности «пороховой мартышки» – разъяснял мичману с «Явы», что тот почувствует себя совсем иначе, совсем легко, едва начнет «летать пыль».
