Текст книги "Непристойное предложение"
Автор книги: Патриция Кэбот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Ощущения, охватившие при этом Пэйтон, были ошеломительными. Жар его рта, горячее прикосновение языка Дрейка, опалило ее, заставив выгнуть спину, и некая влага устремилась к заветному треугольнику, просачиваясь сквозь панталоны. Что с ней происходит? Напряжение, которое она почувствовала у себя между ног, усилилось, и неожиданно Пэйтон с силой прижалась к возбужденной плоти Коннора, но не потому, что это было приятно, а чтобы не сойти с ума. Дрейк был той скалой, за которую она могла ухватиться в этом водовороте страсти…
Дыхание девушки прервалось, когда отросшая за месяц борода Коннора прошлась по нежной коже ее груди – его рот проскользил от одного соска к другому. Дрейк поднял обе руки и накрыл ими груди Пэйтон. Она вцепилась в его плечи, чувствуя, как он двигается под ней, чувствуя, как сама она начинает двигаться вместе с ним: вверх – по всей длине его огромной плоти – и снова вниз, вжимаясь в него так сильно, как могла, не принимая его в себя по-настоящему.
А затем одна ладонь Коннора оставила грудь Пэйтон и опустилась вниз, нащупывая пряжку ее ремня. Девушка едва заметила это движение. ее дыхание стало частым и прерывистым. Вцепившись обеими руками в рубашку Дрейка, Пэйтон все еще двигалась, прижимаясь к нему, забыв обо всем на свете, кроме тянущего чувства у нее между ног, которое, казалось, целиком завладело ее телом и превратилось в жгучую жажду – жажду, которую мог утолить только Дрейк. Она использовала его – Пэйтон понимала это, – использовала для собственного удовольствия и ощущала вину – еще и потому, что где-то в отдаленном уголке ее сознания осталось воспоминание о том, что в прошлый раз Коннор не захотел, чтобы она там до него дотрагивалась…
Что ж, Пэйтон и не трогала его в том месте. По крайней мере, руками.
И тут она взорвалась, словно одна из пушек братьев. Это было похоже на то, как если бы кто-то поджег под Пэйтон фитиль, и она ядром унеслась в ночное небо, где мчалась бы все быстрее и быстрее к звездам, пока неожиданно не столкнулась с одной из них – и тогда все небо окрасилось водопадом искр и мерцающим светом. Спина девушки выгнулась, ногти впились в плечи Дрейка, а бедра крепко обхватили его, словно тисками. Пэйтон смутно помнила, что когда она двигалась на нем, снедаемая страстью, ладони Коннора переместились с ее груди на бедра.
А затем Пэйтон вскрикнула и, обессиленная, упала на его обнаженную грудь.
Глава 17
Голова Пэйтон покоилась на плече Дрейка, и он вслушивался в ее неровное дыхание, почти неразличимое из-за рева волн, которые с трудом преодолевала «Ребекка». Коннор слышал, как прямо под ним скрипело плохонькое судно, словно сами доски жаловались на непосильную задачу, которую поставил перед кораблем капитан, заставив его плыть на такой большой скорости. Где-то вверху над Дрейком был слышен крик впередсмотрящего и громкий треск рвущегося топселя [45] [45]топсель – косой парус треугольной или трапециевидной формы, поднимаемый над другим парусом.
[Закрыть]. А здесь, в темнице, он слышал, как у его груди билось сердце Пэйтон, постепенно возвращаясь к спокойному, ровному темпу.
Она была такой маленькой, что даже навалившись на него всем своим весом, казалась Коннору легкой, словно ребенок. Ему пришлось напомнить себе, что Пэйтон была уже вполне взрослой женщиной – сейчас ей, наверное, уже исполнилось девятнадцать лет, если они действительно находились на борту этого жалкого суденышка столько дней, сколько указывали сделанные им на стене насечки. Конечно, девятнадцать – это еще не старая дева, но уже и не юная дебютантка.
Да, Пэйтон Диксон уже девятнадцать, но она совершенно невинна, из-за чего казалась моложе всех тех женщин, с которыми когда-либо был Дрейк… хоть и набросилась на него так, что едва ли приходилось говорить о какой-то там девичьей скромности. Что ж это за девственница такая, не уставал задаваться вопросом Коннор, если она оказалась способна чуть ли не изнасиловать его?
Именно так он себя и чувствовал. Словно его взяли силой. Ну, начал-то все именно он. Дрейк был более чем уверен, что именно он положил всему начало тем жарким поцелуем. Не то чтобы Коннор возражал против того, к чему этот поцелуй привел. По крайней мере, не слишком сильно. Ни один мужчина не отказался бы подвергнуться такого рода нападению, особенно если его совершает хорошенькая молоденькая девушка. Определенно, Дрейк не жаловался.
Однако было бы лучше, если бы он, как и Пэйтон, почувствовал хоть малую толику облегчения. Дрейк оставался твердым как камень, и в паху появилась тупая боль. Даже сквозь двойной слой их одежды он чувствовал влажное тепло у Пэйтон между ног. Искушение расстегнуть ей штаны, подмять под себя и яростно, не сдерживаясь, войти в нее, было очень сильным.
К счастью, несмотря на то, что Коннор Дрейк провел несколько недель прикованным цепями к этой чертовой стене – и, несмотря на то, как он только что себя вел, о чем уже сожалел, и весьма глубоко, – он был все еще уверен в том, что остался джентльменом. Не совсем уверен, но более-менее. И потому Коннор слегка отодвинул от себя податливое тело девушки – чтобы ослабить давление на свою возбужденную плоть – и просто держал Пэйтон в объятиях, безуспешно пытаясь не думать о том, как это было бы – предаваться любви с Пэйтон Диксон.
Но, как говорится, легче сказать, чем сделать. Для Дрейка это был совершенно новый опыт – быть с женщиной, чьей единственной целью было получить удовольствие для себя; любая из тех женщин, с которыми он был, прежде всего старалась доставить удовольствие ему. К слову сказать, за это Коннор им и платил. И довольно щедро.
Но даже женщины, которые отдавались ему бесплатно – аборигенки, которых любопытство влекло к белым мужчинам, что приплывают на больших кораблях, – никогда не усаживались на него верхом и не скакали так, словно он был жеребцом.
А Пэйтон была невинной. И это было хуже всего. Она была девственницей.
Это он должен был показать ей, как мужчина и женщина должны правильно любить друг друга. Но Пэйтон Диксон не дала ему ни единого шанса. После того, как Коннор поцеловал ее, она набросилась на него с такой неприкрытой чувственностью, что у него едва ли оставался шанс просто перевести дух, не говоря уже о том, чтобы стать хозяином положения. Кто бы мог подумать, что в таком маленьком тельце, так удобно приютившемся на его груди, таится столько страсти?
Дрейк обязан был это заметить. В конце концов, она же всегда там была – в том, как Пэйтон себя вела, когда Коннор перехватывал ее взгляд: глаза Пэйтон скрывались под сенью густых, темных ресниц, стоило лишь ему посмотреть в ее сторону. В этой ее привычке устраиваться рядом с ним во время трапезы – никогда бок о бок, но достаточно близко для того, чтобы подслушивать его разговоры и влезать в них со своими ехидными замечаниями. В том, как она старалась держаться поблизости от него… Не слишком близко. Пэйтон никогда не подходила настолько близко, чтобы это заметили ее братья, но достаточно для того, чтобы иногда, развернувшись, Дрейк обнаруживал ее в шаге от себя.
Как долго уже Пэйтон Диксон наблюдала за ним, решая, подходит ли он ей? И как долго он сам находился в полном неведении об этом, не замечая ее, не имея ни малейшего представления, что все, что он когда-либо искал в женщине, было заключено в той, которая всегда была рядом с ним? Вплоть до того поцелуя в саду – ночью, накануне его свадьбы – когда Коннор Дрейк обнаружил ее, эту невероятную чувственность, которой достопочтенная мисс Пэйтон Диксон была наполнена до краев. Мысль о том, что он сделал это открытие за несколько часов до своей свадьбы с другой, чуть не свела Дрейка с ума. Как Коннор пусть даже из лучших побуждений мог жениться на Бекки Уитби, зная, что где-то на земле есть Пэйтон Диксон?
И все же в те мгновения, когда капитан Дрейк осмеливался задуматься о будущем, в котором Пэйтон была рядом с ним – такие моменты были редкими и быстро проходили, поскольку, скованный цепями и находясь на вражеском корабле, Коннор полагал, что будущее его весьма туманно, с Пэйтон или без нее не говоря уже о любой другой женщине, – он не мог себе вообразить, что первый раз, когда они останутся наедине, окажется таким. Когда Дрейк представлял, как они будут любить друг друга, местом действия неизменно выступала капитанская каюта «Константы»: огромная кровать с атласными простынями, лунный свет, просачивающийся в окна, и только шелест океанских волн вокруг. Ему и в голову не приходило, что он будет предаваться любви с Пэйтон в вонючем трюме пиратского корабля, под звяканье цепей; и что когда, наконец, настанет решающий момент, ни один из них не позаботится о том, чтобы хотя бы снять одежду…
Словно прочитав мысли Коннора, Пэйтон подняла голову и сказала:
– Думаю, я все сделала неправильно.
Дрейк попытался подавить улыбку, поскольку она, похоже, говорила вполне серьезно. Но его попытка не увенчалась успехом.
– Ну, – начал он. Голос его слегка дрожал из-за неудобства в бриджах. Коннор прочистил горло. – Это как посмотреть.
– Я практически уверена, что должна была дождаться, пока мы хотя бы снимем штаны.
– Именно так это обычно и делается.
– Но я не могла ждать, – заявила Пэйтон. А затем, слегка шевельнув бедрами и бросив быстрый взгляд вниз – туда, где верхняя часть его бриджей натянулась, свидетельствуя о сильном желании, – радостно добавила: – Но ведь еще не слишком поздно, да? Я имею в виду, ты же сумел сдержаться. Почему бы нам…
А чего он еще ожидал? Почти ничто на свете не могло повергнуть в смятение достопочтенную мисс Пэйтон Диксон. Следовало ожидать, что неблаговидные занятия, вроде плотских утех, которым они только что предавались, смутят ее не сильнее, чем все остальное. ее пальцы были уже у него на ремне, когда Дрейк схватил проказницу за руку.
– Пэйтон, – произнес он.
Когда она встретилась с ним взглядом, в глазах ее отразилась такая боль, что Коннор почувствовал, что просто не сможет этого вынести.
– О, – вырвалось у нее, и Пэй отдернула руку так, словно пряжка его ремня неожиданно раскалилась добела. – Прости. Просто я думала – ну, знаешь, я подумала, что тебе этого хочется. – Еще один быстрый взгляд, брошенный на его бриджи. А затем Пэйтон скороговоркой произнесла: – А, мелочи, не обращай внимания.
– Пэйтон, – Коннор не отпускал ее, хотя она пыталась высвободить руку и в то же время скатиться с него. Он не позволит ей уйти. – Выслушай меня.
– Да, забудь, серьезно. Я знаю, что иногда перегибаю. Не бери в голову. Я, пожалуй, пойду…
Чтобы не позволить Пэйтон удрать, Дрейку пришлось напрячься изо всех сил. Она была изворотлива как кошка, но Коннор превосходил ее силой, даже, несмотря на громоздкие цепи, сковавшие его запястья. Мгновение спустя он подмял девушку под себя именно так, как мечтал незадолго до этого. Только теперь Дрейк не собирался лишить ее невинности, а просто не давал уйти.
– Нет, – прорычал он. – Я никуда тебя не отпущу, пока ты меня не выслушаешь.
Казалось, его слова настолько изумили Пэйтон, что она не нашлась, что ответить.
Вдохновленный ее молчанием, Дрейк продолжил:
– Послушай, Пэйтон, все должно было случиться не так…
– Я знаю, – голос ее переполняла ненависть к самой себе. – Я все сделала неправильно. Прямо как тогда в саду.
На мгновение Коннор отпустил одно из запястий девушки – только для того, чтобы убрать несколько густых, коротких завитков с ее лица.
– Нет, нет, милая, ты все сделала правильно. Просто вышло совсем не так, как я представлял себе… наш первый раз…
Отчаяние, которое Дрейк видел в карих глазах девушки, сменилось чувством, которому он не смог подобрать названия.
– Ты думал об этом и раньше? – пылко спросила Пэйтон. – Ты думал о том, как мы с тобой будем этим заниматься?
Ему снова пришлось прочистить горло. Ну, в самом деле, капитану Коннору Дрейку было несколько непривычно вести такие чересчур откровенные беседы. Но когда дело касалось Пэйтон, говорить по-другому было совершенно невозможно.
– О том, что мы с тобой будем любить друг друга? Да, конечно. Я размышлял об этом. И это не…
– Правда? – Она стала извиваться под ним столь соблазнительно, что Коннор начал терять ясность мысли. – Когда?
– Когда что?
– Когда ты задумался о том, чтобы заняться со мною любовью?
– Когда я?… – Дрейк замолчал на полуслове и покачал головой. – Это неважно. Я пытаюсь сказать тебе, Пэйтон, что то, что мы с тобой только что сделали, не похоже на то, как я…
– Но для меня это важно.
Если бы Коннор не знал ее столь хорошо, то мог бы подумать, что Пэй надула губы. Но Пэйтон Диксон никогда не надувала губы. Раздавать тумаки – запросто, но надувать губы – никогда.
– Я даже не знала, что нравлюсь тебе, – продолжила она, – и даже представить не могла, что ты можешь думать о том, как бы заняться со мной любовью.
– Если ты дашь мне закончить, – сквозь зубы пробормотал Дрейк, – я расскажу тебе об этом.
Он стиснул зубы не от раздражения, а потому что это чертовски неудобно, когда под тобой совершенно непристойным образом извивается Пэйтон Диксон, а ты все еще возбужден. Дьявол, а чего еще можно было ожидать? Прошел уже месяц с тех пор, как Коннор был с женщиной. Да и не было у него никогда женщины, которая могла бы так беззаботно оседлать его бедра, ни капли не смущаясь по поводу своей обнаженной груди. Даже сейчас он чувствовал соски девушки – отвердевшие, превратившиеся из-за сквозняка, проникающего в трюм, в темные горошинки, – которые прижимались к густой поросли на его груди.
– Ну, прости, – сказала Пэйтон, и возмущения в ее тоне было значительно больше, чем извинения, – но я раньше никогда не делала ничего подобного…
– Очень хотелось бы надеяться, что нет, – ужаснувшись, прервал ее Коннор.
– И поэтому я не уверена, как мне следует себя вести, – продолжила девушка, словно ее не прерывали. – Жаль, что я не могу быть такой же беспомощной и женственной, как мисс Уитби, но…
– Никто и не говорит, что ты должна кому-то подражать, – вымученно произнес Дрейк. – И уж, конечно, не Бекки Уитби.
– То-то же, – Пэйтон обиженно шмыгнула носом. – Долго до тебя доходило.
А теперь Коннор заскрипел зубами от злости.
– Пэйтон, если мы выберемся из этой заварушки живыми…
– Что значит «если»? – она посмотрела на него изумленно, словно Дрейк неожиданно впал в маразм. – Не беспокойся, Дрейк. Мы попадали в переплеты и похуже. А это так, детские бирюльки. Я вытащу нас отсюда.
Девушка сказала это таким обыденным тоном, с такой убежденностью, что на мгновение истинный смысл ее слов ускользнул от Коннора. Но когда осознал ее заявление, то его охватил озноб, который не имел ничего общего с температурой воздуха внутри его темницы, в которой днем все же становилось теплее.
– Нет, – отрезал он и, протянув руки, охватил ладонями ее лицо. – Нет, Пэйтон, послушай меня.
Тут Дрейк понял, какой он идиот. И был идиотом, когда поцеловал ее в первый раз. Ему следовало сделать все от него зависящее – что, собственно, он и делал до того момента, как позволил их губам встретиться – чтобы отпугнуть Пэйтон, убедить в том, что она его не интересует. И, может, тогда эта безрассудная девица поступила бы разумно. Может, тогда она бы покинула этот трижды проклятый корабль…
Но капитан Коннор Дрейк позволил себе отвлечься, влекомый ее чертовыми губами. Какой же он все-таки дурак!
– Пэйтон, ты должна пообещать мне, что как только представится такая возможность, ты покинешь это судно. Не беспокойся обо мне. Я могу сам о себе позаботиться…
Услышав это, Пэйтон только фыркнула.
– О да, до сих пор ты прекрасно с этим справлялся!
Коннор сильнее сжал ее лицо своими ладонями.
– Я не шучу, Пэйтон. Тебе просто невероятно повезло, что никто еще не догадался, что ты девушка. Как думаешь, сколько времени ты сможешь водить всех за нос?
Она пожала плечами.
– Да сколько угодно! Даже Бекки Уитби меня не узнала. Не вижу причин, с чего кому-то из команды…
Невероятно. Дрейк не мог понять, как можно было смотреть на Пэйтон Диксон и не видеть, что она женщина в полном смысле этого слова. От одной лишь мысли о том, что случится, когда об этом – а это был всего лишь вопрос времени, – в конце концов, станет известно, кровь застыла у него в жилах.
– Пэйтон, ты должна…
– Да, да, – она закатила глаза. – Я и в первый раз тебя расслышала, Дрейк. Давай лучше вернемся к тому, о чем мы говорили чуть раньше, когда ты рассказывал мне, как начал думать о том, как мы будем заниматься любовью.
– Нет. Пэйтон, ты должна мне пообещать… – но, прежде чем Коннор успел вставить еще хоть слово, за дверью темницы раздались чьи-то шаги. Пэйтон тотчас напряглась.
– Тито возвращается, – сказала она. – Пусти меня.
Но Дрейк не ослабил хватку.
– Пообещай, что сойдешь с корабля. Пообещай.
Девушка вновь начала вырываться. Он заметил, что на этот раз она старалась не смотреть ему в глаза.
– Дрейк…
Пальцы его проскользнули под льняную ткань рубашки Пэйтон и потянулись к мягкой коже плеч девушки.
– Обещай мне.
– О, Боже, ладно, обещаю. А теперь пусти меня…
Тито открыл дверь темницы как раз в тот момент, как Дрейк отпустил Пэйтон. Девушка проворно вскочила на ноги, пытаясь привести в порядок свою одежду. К счастью, стражник смотрел только на свои руки, которые сжимали кусок какой-то жирный пищи.
– Эй, Хилл, – окликнул он Пэйтон, что-то пережевывая. – Т’я там кок обыскался.
Хилл – Иеремия Хилл – именно под этим именем ее знала команда. Вместо ответа девушка подняла с пола пустую чашку и миску, которые принесла Дрейку еще в прошлый раз.
– Иду, – сказала она, глядя в пол.
– Давай поспешай, – бросил гигант, все еще что-то пережевывая. – Там печь в шрапнель разлетелась. Вот дюжину якорей мне в пузо – какая-то гнида с «Мэри Би» туда чуток пороху киданула. В жисть такого не видал. Весь камбуз в пудинге. – Он сглотнул, а затем поднял руку, в которой держал еду, и снова откусил кусок. По бороде его потек жир. – Ежли хочешь схарчить че-нить на ужин, не рассусоливай, а то там щас все влет разойдется.
– Точно. Спасибо, Тито, – Пэйтон встала и, снова стараясь не смотреть на Коннора, вышла из темницы.
Глядя, как она уходит, Дрейк гадал, как кто-либо вообще мог принять ее – даже в таких мешковатых штанах – за мальчишку. Ему казалось, что каждое движение Пэйтон вопит о ее женственности. Тот факт, что эта женственность всегда была в Пэйтон, а он до недавнего времени не замечал этого, только усиливал досаду Коннора. Теперь все, о чем он мог думать, – что произойдет, когда тайна Пэйтон будет раскрыта. Он был уверен, что не вынесет это. И никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым.
Коннор Дрейк не привык к беспомощности. Более того, она была ему совершенно чужда. Однако сидя в трюме, весь остаток ночи он думал о том, что беспомощность – это то ощущение, с которым теперь ему придется свыкнуться. По крайней мере, пока Дрейк прикован цепями к стене.
И до тех пор, пока Пэйтон Диксон оставалась на борту этого корабля.
Глава 18
Ну и ладно, и пошел он к черту. Кем он себя возомнил, что отдает ей приказы, как своему боцману?
Утром следующего дня Пэйтон драила пол камбуза, испытывая едва ли не радость от того, что устроенный ею взрыв разбросал кусочки галет по всему полубаку. Ей нужно было чем-нибудь заняться, чтобы не думать о Дрейке.
Не сказать, чтобы это помогало. Отдраивая пол, она снова и снова перебирала в уме волнующие вчерашние события.
Он что, думал, ей это легко далось? Ничуть не бывало. Особенно трудно было убедить Кларенса позволить ей носить еду пленнику. Она в полном смысле слова изводила кока днями напролет. В конце концов тот изменил свое мнение, но не благодаря усилиям Пэйтон. Просто после того как «Ребекка» приняла на борт команду «Мэри Би», когда пушки «Амазонки» уничтожили их корабль, запасов еды осталось так мало, что Кларенс больше не осмеливался покинуть камбуз из опасения, что все съестное украдут. Еду капитану Пэйтон приходилось носить под вооруженным конвоем, на глазах у всей команды, члены которой пускали слюни при виде тарелок у нее в руках.
Из всех троих – Дрейка, Бекки Уитби и Пэйтон, – последняя считала свою судьбу наиболее тяжкой. Что ни говори, а Дрейку было не так уж и плохо в своем одиночном заключении. Бекки Уитби разместилась в роскошной каюте на корме, которую Пэйтон видела собственными глазами в первое же утро, принеся капитану завтрак.
Да, из всех троих меньше всего повезло Пэйтон, которая надрывалась с момент своего появления на корабле: чистила картошку, нарезала сельдерей и варила свинину.
Так можно ли винить ее за то, что она урвала свою крошечку счастья на коленях у Дрейка?
Она не понимала, что его так расстроило. Очень маловероятно, что ее раскроют. И по правде сказать, до сего дня ее временное пребывание на борту «Ребекки» не отличалось от плавания на кораблях братьев. Только теперь Пэйтон выполняла в основном физическую работу, – прежде от Пэй требовалось лишь правильно назвать румбы по компасу, – и у нее не было койки на корме. Если начистоту, то собственной койки у нее здесь вообще не было, потому что полубак «Ребекки» заполонили члены команды «Мэри Би». Пэйтон пришлось стащить одеяло и устроиться внизу, как можно ближе к каюте, в которой заперли Дрейка. Толстые стены не давали им поговорить, но ее успокаивало то, что он всего в нескольких футах от нее.
Так чего он беспокоился? Она понятия не имела. Да что она вообще понимала в мужчинах? Пэйтон начала сознавать, что не знала почти ничего.
Вот зачем, например, мужчина захочет жениться на женщине, которая, по его мнению, носит ребенка его брата? Дрейк говорил о своем долге, но Пэйтон подозревала, что будь Бекки Уитби страшненькой, он, вероятно, нашел бы другой способ исполнить свой долг, не беря в жены мать ребенка своего усопшего брата.
И оверштаг [46] [46]Оверштаг – поворот против ветра, в оригинале используется морской термин, обозначающий поворот на 180 градусов против ветра.
[Закрыть]Дрейка, что, дескать, если бы Пэйтон хотя бы попыталась вести себя как женщина, то он бы не поддался чарам мисс Уитби с такой легкостью… Это ранило Пэй куда сильней, чем мог себе представить Дрейк. Почему он не заметил ее истинную сущность под грубоватыми манерами, которые она переняла у братьев? Почти двадцать лет она вела себя, как все в ее окружении, осознав, что для девушки подобное поведение неприлично, только тогда, когда один из ее братьев женился, и Пэйтон впервые почувствовала на себе женское влияние.
Но все же это не объясняет поведение Дрейка в каюте. Пэйтон начинала думать, что этому нет разумного объяснения.
Мужчины. У них что-то с головой.
Вот, к примеру, то смехотворное обещание, которое он заставил ее дать. Милостивый Боже, он же не думает, что она его сдержит? Покинуть судно без него? Нет, черт возьми.
Конечно, со стороны Дрейка было очень благородно приказать ей покинуть корабль. Наверное, если бы ее чувства к нему не были бы такими сильными, то она бы так и сделала. А может быть и нет. Только малодушный трус бросил бы своего товарища по команде и спасал бы свою шкуру. Неужели Дрейк хотел, чтобы она повела себя как трусиха? Пэйтон не сделает ничего подобного, ведь она же Диксон. Ей нужно быть достойной своего имени. Она ни за что не бросит никого: ни юнгу, ни жалкую корабельную собачонку.
Не оставит даже Бекки Уитби.
По крайней мере, она уверяла себя в этом до того, как узнала, какого рода отношения у мисс Уитби с капитаном Лафоном. Пэйтон вспомнила, как впервые отнесла капитану завтрак, как нервничала из-за того, что увидит за дверью полубака. Она видела, как Бекки Уитби отвели туда, и больше та не выходила. Что если, открыв дверь, она увидит окровавленный труп?
Но когда она нерешительно постучалась, дверь открылась, и на Пэйтон нахлынуло облегчение. Бекки Уитби она не заметила, а мужчина перед ней не внушал особого ужаса.
«И это грозный капитан Люсьен Лафон? – подумала она тогда про себя. – Тот самый Француз, одно лишь упоминание имени которого в Кингстоне или в Гаване заставляло мужчин хвататься за шпаги?» Его внешность вполне соответствовала его славе. По мнению Пэйтон, этот человек был достаточно рослым, чтобы наводить страх на свою команду, состоявшую из мужчин среднего роста или ниже. И одевался он определенно щеголевато, как и другие виденные ею пираты, которые, в отличие от наемников, обладали чувством стиля. Он был одет в бархатный китель вызывающего бирюзового оттенка, и рубашку с кружевными манжетами, которые почти скрывали кисть, а пальцы были унизаны кольцами.
Но на вид он не внушал такого страха, как, судя по слухам, самый знаменитый из всех пиратов, Черная Борода. На самом деле, француз был довольно красив со своей копной черных волос, затянутых в хвост, и залихватскими черными усами. Однако сейчас его лицо обострилось от волнения. Очевидно, он сильно из-за чего-то переживал и ходил взад-вперед перед закрытой дверью, которая, как предположила Пэйтон, вела в его личную гостиную.
Она задумалась о том, что сделал капитан с Бекки Уитби. Неужели он, как бы наверняка поступила сама Пэйтон, выкинул противную мисс Уитби за борт, не в силах вынести ее нытья по ночам? Или она, испугавшись, закрылась в той комнате? Пиратам, ничего не стоило изнасиловать женщину, попади она к ним в лапы. Но Пэйтон посчитала, что Люсьен Лафон, во всяком случае, попытался бы притвориться джентльменом. И он явно волновался из-за того, кто находился за этой дверью. И когда через несколько минут после Пэйтон в каюту заглянул корабельный врач, капитан без промедлений обратился к нему:
– Вы можете облегчить ее пребывание на борту? – спросил он с легким французским акцентом, явно находясь на грани отчаяния. – А как же лауданум?
– Но сэр, не забывайте о ребенке! – воскликнул врач.
– К чертям ребенка! – взорвался капитан. – Я не могу вынести ее страданий!
Врач покачал головой.
– Сэр, вы же не можете так думать на самом деле. Вы же не хотите, чтобы я рискнул жизнью вашего ребенка лишь потому, что его мать страдает от легкой формы морской болезни…
– Люсьен? – голос, раздавшийся из-за обитой шелком двери, был слаб, но, тем не менее, подействовал на пирата-капитана как удар тока. Люсьен тут же бросился к двери и распахнул ее.
– Да, любовь моя?
Пэйтон мельком заметила, как девушка с лицом в форме сердечка едва оторвала голову от подлокотника покрытого атласом дивана.
– Это мистер Дженкинс? – спросил знакомый голос.
– Да, мадам. – Хирург поспешно зашел в комнату вслед за Французом, а потом Пэйтон уже не могла рассмотреть страдающую леди за закрывающими обзор широкими мужскими спинами.
Однако ей и не надо было снова видеть эту женщину, чтобы понять, кто она такая. Пэйтон знала этот голос также хорошо, как свой собственный. Ярко рыжие волосы, рассыпавшиеся по подлокотнику дивана, только подтвердили ее догадку.
И тогда Пэйтон все поняла. Она была на борту «Ребекки». Ну конечно.
Все время ответ лежал у нее под носом, но дошло только сейчас. Неужели она всегда была такой глупой, или стала только теперь, по уши влюбившись в Коннора Дрейка?
Бекки Уитби, которую она, Пэйтон, видела с сэром Маркусом Тайлером утром в день свадьбы с Дрейком, была любовницей пирата Люсьена Лафона, чьи нападения на корабли Диксона, по слухам, финансировались их главным конкурентом, «Тайлер и Тайлер Шиппинг».
Пэйтон не поверила рассказу Бекки в кабинете викария и посчитала полной ерундой то, что сэр Маркус хотел наложить лапу на карту Дрейка. А если она говорила правду? Конечно, Бекки солгала о том, что была лишь невинной пешкой во всей этой затее. А вот как раз сведения о том, что сэр Маркус отчаянно желал завладеть этой картой, могли оказаться правдивыми. И это бы объяснило, почему Дрейк все еще заперт внизу, хотя первым порывом французского капитана было разрезать пленника на куски и скормить акулам.
Опустив щетку в холодную морскую воду, которой она мыла палубу, Пэйтон решительно сжала губы. Она собиралась вызволить его отсюда. Она должна это сделать. Будь все наоборот, Дрейк не бросил бы ее в затруднительном положении, поэтому и Пэйтон не собиралась покидать его.
К тому же все было не так уж плохо. Ведь они и не в таких передрягах побывали. Пэйтон почти не сомневалась в своей правоте, хотя не могла вспомнить ни одного подобного случая. Ей, в самом деле, надо всего лишь покинуть судно вместе с Дрейком до того, как они причалят в Нассау. Пэйтон понятия не имела, какое будущее уготовил для него Француз, но понимала, что вряд ли Дрейка там ждет что-то хорошее. Так что все просто: ей надо лишь помочь ему сбежать с корабля до того, как они доберутся до Нью-Провиденс.
Разумеется, ему это не понравится. Дрейк всегда был очень требовательным командиром, ожидавшим, что его приказы будут точно исполнены и, не задумываясь, наказывал тех, кто не справлялся с заданием, – если только они не предъявляли ему достаточно веское основание того, почему не выполнили его приказы. Он был требовательным, но справедливым.
Пэйтон подумала, что у нее есть веская причина невыполнения его приказа. Она просто не могла сбежать с корабля. Не могла бросить его. Она не надеялась, что он посчитает это веским основанием, но опять же, что он может с этим поделать? Почти ничего. Он прикован к стене. Что он с ней может сделать?
Она узнала, что именно, как только представилась возможность принести заключенному его ужин, – на этот раз она отвлекла Тито бутылкой виски, украденной из капитанского шкафчика со спиртными напитками, – и проникнуть к Дрейку в камеру. К тому времени, как Пэйтон сумела, наконец, уйти с камбуза и пробраться в трюм, наступила ночь. Только через минуту ее глаза привыкли к темноте камеры Дрейка. Она и не подумала принести свечу, – в любом случае, руки у нее и так были заняты той едой, которую она сумела украсть с полубака и спрятать под рубашкой, – а сверху, через отверстия в деревянных досках, лился лунный свет… которого было достаточно для того, чтобы Пэйтон увидела: Дрейк, заметив ее, даже не потрудился встать.
Это ее поразило сильнее, чем все, что она видела на борту «Ребекки». В то время, когда они плавали с ее братьями, Дрейк всегда вставал, когда Пэйтон входила в комнату или выходила на палубу. ее братья поддразнивали его, ведь Пэйтон с босыми ногами и косичками вовсе не напоминала благородную даму, при которой джентльмены демонстрировали свои утонченные манеры. Но Дрейк никогда не обращал на них внимания, всегда вставая при появлении Пэйтон.
Очевидно, сегодня не тот случай. Сейчас он смотрел на нее снизу вверх с того места, где сидел, привалившись к дальней стене и опершись локтями о колени. Поднял голову, увидел ее и отвернулся.
Да провались оно все пропадом! Она понанесла ему еды, которую с таким трудом достала: фрукты, хлеб, не говоря уже о нескольких полосках солонины, прикосновение которых к ее голому животу было весьма неприятным, – а у него еще хватило наглости выказывать подобное пренебрежение по отношению к ней, Пэйтон! Не то, чтобы ее волновало то, что он не встал. Но Дрейк мог бы хотя бы поприветствовать ее…
