Текст книги "Дамиано Де Лука (ЛП)"

Автор книги: Паркер С. Хантингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Мириады эмоций пронеслись в глазах Дамиана, прежде чем он отбросил их. Впрочем, это не имело значения. Ущерб был нанесен. Я видела эти эмоции, и вместо того, чтобы вцепиться в момент уязвимости, как стервятник в мертвую тушу, я увидела родственную душу, которой хотела помочь.

Девушку, которую нужно спасти.

Я подняла подбородок и взвесила свои слова.

– Я не принцесса.

Он рассмеялся.

– А кем же еще ты можешь быть?

Я подумала о шахматной доске Маман и бесконечной венской игре. Я не была королем, но и не была пешкой.

– Я была бы рыцарем.

– Отлично, рыцарь.

– Отлично, Дэй.

Его глаза сузились от этого прозвища. Я не стала дожидаться, пока он меня назовет, потянулась за халатом, набросила его на плечи и прошла мимо него так собранно, как только могла, – тонкий шелковый халат прилип к моей мокрой коже.

По правде говоря, Дэй не был коротким для Дамиано.

Это была игра слов "Дама". (Игра слов: damsel – дама).

Он еще не знал этого, но именно таким я его и видела.

Это должно было быть плохо, но не было.

Возможно, мир и не воспринимал его таким, но для меня Дамиано Де Лука был дамой – запертой в этой позолоченной башне и взывающей к отцу о побеге, а я была глупым рыцарем в сияющих доспехах, который хотел его спасти.

ГЛАВА 7

Тот, кто пытается защитить себя от обмана, часто оказывается обманутым, даже когда он наиболее бдителен.

Плавт

РЕНАТА ВИТАЛИ

Настоящее

– Ты его видела?

– Маман! – Мой взгляд метался по кладбищу в поисках посторонних глаз, и я плотнее прижала телефон к уху. – Сейчас неподходящее время для этого.

– Для матери всегда подходящее время, чтобы спросить дочь, видела ли она мальчика, который ей нравится. – Смех в ее голосе сжал мое сердце.

Я знала, что она страдает из-за смерти Винсента Романо. Я должна дать ей это. Я должна подыграть ей. С другой стороны, она сыграла свою роль в том, что в детстве научила меня строить вокруг себя барьеры. Она может пожинать то, что посеяла.

– Ни в каком мире мы с Дамиано не будем мирно сосуществовать. Этого просто никогда не случится.

Я пожалела, что рассказала об этом маме после того, как сбежала из Техаса. Сбежала от Дамиана. В то время я даже не злилась на нее за то, что она бросила меня в Девилс-Ридж. Не обращая внимания на мои скрытые сообщения и электронные письма, оставленные без ответа, боль в сердце взяла верх. Долгое время я не могла видеть боль дальше.

Почти десять лет назад Маман предложила мне отдалиться от Дамиана и восстановить силы, и я согласилась. В конце концов, зачем мне быть рядом с мальчиком, от которого я только что сбежала, поджав хвост, зная, что это неправильный поступок по отношению к человеку, который не заслужил разочарования от еще одного человека в своей жизни?

Теперь Маман хотела, чтобы я снова с ним возобновила общение, и ни я, ни мое эго этого не понимали.

– Ты уехала в Техас, а когда вернулась, я тебя не узнала. Твои стены были возведены так высоко, как я их никогда не видела, и я решила, что тебе нужно время. Прошло почти десять лет, Рената. Целых десять лет, малышка. – Ее дрожащий вдох испугал меня, втянул воздух из пространства, и стало невозможно дышать. – Тебе нужно научиться доверять, моя дорогая девочка, иначе ты умрешь в одиночестве. Никто из нас этого не хочет, верно?

Я умоляла не соглашаться. Мои барьеры защищали меня. В те времена из-за уродливой одежды и неопрятного вида многие недооценивали меня. Единственный раз я сняла свои барьеры ради Дамиана, и посмотрите, чем это обернулось.

С тех пор я избавилась от уродливой одежды, но стены вокруг меня так и не поколебались. Я восстановила их, а потом построила стены вокруг них, просто потому что мне нравилось на них смотреть. Так было безопаснее.

– Я доверяю тебе, маман. Ты – все, что мне нужно. Все, что мне нужно. – Мне также нужно было, чтобы этот разговор закончился. – Маман, я бы с удовольствием поговорила с тобой еще, – я подошла к толпе, надеясь, что она услышит их ропот, решит, что я занята, и откажется от открытого разговора, – но все уже на кладбище, и похороны вот-вот начнутся. Было бы крайне невежливо оставаться на телефоне.

– Рен…

– Пока! Люблю тебя, маман.

Я положила трубку, чувствуя себя на ноль процентов виноватой и на сто процентов больной от эмоций, забивших мое горло. Я давила их одну за другой.

Злость.

Разочарование.

Предательство.

Недоверие.

Любовь.

Похоть.

Одиночество.

Печаль.

Страдание.

Страх.

Глоток. Глоток. Глоток. Глоток.

Если бы эмоции были пищей, мне бы никогда больше не пришлось есть.

Не будь слабой.

Ты – Витали.

Витали не испытывают страха.

Я повторяла мантру, которую папа навязывал мне с рождения, пока мои чувства не улетучились, оставив безэмоциональный фасад. Только рядом с Дамиано мне приходилось стараться держаться отстраненно. Обычно эмоциональная дистанция давалась мне легко. Когда рядом Дамиан? Не очень.

Мои каблуки покачивались, утопая в мягкой траве, когда я проходила мимо рядов надгробий, окружавших меня. Летом Нью-Йорк может быть непредсказуемым, но в этом году погода стояла более жаркая, чем обычно. Сегодня, однако, было достаточно хорошо. Я не знала, радоваться этому или огорчаться. Винсенту, наверное, показалось бы забавным быть погребенным под землей в единственный хороший летний день в этом году, когда его не было рядом, чтобы даже оценить это. С другой стороны, мне не хватало юмора Винсента.

Я стояла у входа, достаточно далеко, чтобы проявить уважение к семье Романо, и достаточно близко, чтобы соблюсти место Витали на вершине иерархии. Толпа, собравшаяся на церемонию погребения, превосходила по численности тех, кто ранее смотрел на закрытый гроб. Винсент Романо явно заслужил уважение многих, хотя это меня не удивило.

Я не отводила глаз, когда рядом со мной появилась Люси Блэк, а ее муж Ашер – бывший наладчик Романо – оказался на пару рядов впереди нас. Я не знала ее. Она не знала меня. Почему она оказалась рядом со мной?

– Привет, я Люси. – Ее взгляд переместился на меня. – Ты Романо? Я никогда не видела тебя здесь.

О.

Она не знала, кто я.

Мои брови нахмурились, пока я не поняла, что она спросила только потому, что я стояла в ряду, обычно предназначенном для семьи Романо.

– Витали. Рената Витали. – Инстинкт бегства глубоко засел в моих ногах. Мне пришлось заставить их остаться на месте.

– О. – Она сделала паузу, и мы стояли в тишине, наблюдая за тем, как толпа увеличивается в размерах. Очень скоро мы превысим максимальную вместимость частного кладбища. – Мне нравятся твои волосы.

Всегда ли женатые люди были такими конгениальными? Разве она не может быть счастлива рядом со своим мужем?

– Спасибо.

Она сделала паузу.

– Он все время смотрит на тебя. – Она прикусила нижнюю губу, словно не давая себе сказать больше.

Я впилась ногтями в бока бедер. Мои глаза умоляли меня повернуться и встретить его взгляд. Вместо этого я выдавила из себя:

– Кто? – Мне не нужно было спрашивать, чтобы понять, что Дамиан смотрит на меня с нескольких рядов позади нас, но не спрашивая, я открыла незнакомке больше, чем хотела.

– Дамиано Де Лука.

Его имя прозвучало из ее уст как-то не так, словно оно не предназначалось для нее. От меня не ускользнуло, что я не имею к нему никакого отношения. Но он смотрел именно на меня. Тысячи людей собрались здесь сегодня, чтобы оплакать жизнь Винсента Романо, а он пялился на меня с тех пор, как я его заметила.

Притяжение, которое мы когда-то испытывали, все еще сохранялось, потому что вся я была начеку, слишком близко к дыханию, чтобы это было комфортно. Я привыкла к вниманию. Я никогда не хотела его, но привлекала всю свою жизнь. Но, несмотря на то, что я провела четырнадцать месяцев, расцветая под вниманием Дамиана, я так и не смогла к нему привыкнуть.

Я заставила себя заговорить.

– Ты с ним знакома?

– Ашер представил нас раньше. – Она не сводила глаз с гроба Винсента, стоящего впереди, и мне пришло в голову, что она могла завести этот разговор, чтобы отвлечься. – Он немного пугающий. Вообще-то, не немного. Он действительно пугает.

Я не могла себе представить, что у меня есть привилегия говорить так свободно.

Я почувствовала на себе взгляд Дамиана.

– Я уверена, что есть женщины, которые думают то же самое о твоем муже.

– Верно. Но мой муж не смотрит на меня так прямо сейчас, а ведь мы молодожены.

Почему было так трудно дышать?

Я заставила себя не поправлять воротник платья.

– Возможно, Де Лука все еще так же невоспитанны, как и раньше. В конце концов, мы на похоронах, а пялиться невежливо.

– Мне не следовало поднимать эту тему. – Люси слегка хихикнула, что меня удивило, учитывая обстановку. – Извини, я немного навеселе. Ладно, я действительно навеселе и изо всех сил стараюсь не говорить много, но мне действительно хочется много говорить. Не знаю, зачем мне понадобилось столько пить сегодня.

Верно.

На похоронах Синдиката пили неоправданно много. Выпивка с ближайшими родственниками перед просмотром. Выпивка во время просмотра. Выпивка перед погребением. Выпивка после погребения. Выпивка за ужином. Выпивка на вечеринке в честь поминовения. Выпивка, завершающая день похорон. У нее не было ни единого шанса.

– Поешь побольше перед сегодняшней вечеринкой в память о жизни Винсента. – Я посмотрела на нее, изучая ее остекленевшие глаза, и проигнорировала то, как от внимания Дамиано у меня зачесалась кожа. – И загляни к Дуэйну Риду за древесным углем или угольными капсулами.

Ее глаза загорелись.

– Чтобы впитать алкоголь?

Он все еще смотрел на меня? Почему он все еще смотрел на меня?

– Да.

Отвернись, Дама.

– Не могу представить, чтобы уголь хорошо связывался с алкоголем, – мой инструктаж упоминал об этом, но, когда Дамиан был так близко, я забыла, что Люси специализировалась в какой-то области биологии, – но я бы хотела проверить это. Может быть, на себе. Как на подопытном кролике. У меня всегда был дух морской свинки. Они мягкие и пушистые. Однажды у меня была такая.

Она немного путалась в словах, пока говорила без остановки.

– Ну, у моего приемного брата была одна. Думаю, она сбежала или что-то в этом роде, потому что мой приемный отец – он был полным засранцем, и я так его ненавидела, что, слава богу, уехала – сказал мне, что морская свинка никогда не вернется, если только не случится божественный акт, на который он никогда не вдохновится.

Она остановилась, чтобы икнуть.

– Но даже если бы он мог вдохновить на богоугодное дело, не думаю, что он воскресил бы морскую свинку. Или это был хомяк? – Боже правый, неужели она вывалила все, что пришло ей в голову. – На самом деле я не знаю, в чем разница. В любом случае, он был очень милым. У него были такие крошечные усики, и он съедал все, что я ему подбрасывала. Это было не так уж много, кстати, потому что у нас не было ни еды, ни денег, ничего.

Она повернулась ко мне лицом.

– О чем я говорила? Ах, да. О Боге. Нет, о Божьих деяниях. Я думаю, что божий акт, который бы его вдохновил, это, например, неограниченное количество пива или что-то в этом роде. А не воскрешение морской свинки. Почему мы говорим о морских свинках?

Боже правый, мне нужно было, чтобы она протрезвела и перестала болтать, как капитан Джек Воробей, нуждающийся в реабилитации и колонотерапии.

Я повернулась к Люси и прижала ее к себе с фальшивой улыбкой.

– Мы говорили о древесном угле или угольных капсулах. Они меня никогда не подводили. – Не то чтобы я часто пила. Я сменила тему, прежде чем она успела выдать мне устное эссе на тему "уголь против угля". – Винсент был одним из лучших мужчин, которых я когда-либо знала. Я не могу представить, чтобы какая-либо другая фигура мафии собирала такую толпу. Даже мой собственный отец.

Это должно было быть худшее из перенаправлений. Я не хотела говорить о своем отце и еще меньше хотела говорить о Винсенте. Я отогнала спазм боли при мысли о смерти Винсента, изо всех сил пытаясь создать эмоциональную дистанцию.

А эмоциональная дистанция включала в себя преодоление мук жизни в мире, где Винсента Романо больше не существовало. Честно говоря, этот мир меня пугал. Он и Маман были самыми чистыми частями моей жизни в мире мафии.

Не будь слабой.

Ты – Витали.

Витали не испытывают страха.

Я почти ощутила призрачный укус отцовской ладони, ударившей меня по лицу. Чувство, которое всегда сопровождало эти слова.

Впервые за сегодняшний день я сосредоточилась на ощущении взгляда Дамиана на своей спине. Это было лучше, чем боль от потери Винсента. Когда я была младше, мама брала меня с собой в город, и мы почти каждый раз ужинали вдвоем с Винсентом. У меня не сразу возникли подозрения, почему эти ужины остаются такими секретными. Городские машины без опознавательных знаков с тонированными стеклами. Подмена машин. Неизвестные места проведения ужинов. Частные столовые.

Если бы я могла на что-то поспорить, то только на то, что Маман и Винсент были влюблены. Может, у них и не было физической связи, но эмоциональная, без сомнения, была. Это должно было меня расстроить. В конце концов, неверность папы выводила меня из себя.

Но мама была другой. Она была родителем, который любил и защищал меня, и каждая частичка меня должна была делать то же самое для нее. Именно поэтому, когда Маман попросила меня представлять фамилию Витали на похоронах Винсента, я согласилась. Она не могла прийти, не вызвав подозрений, а Винсент был моим вторым отцом во всех отношениях, кроме женитьбы на моей маме. Я была уверена, что он тоже стал бы им, если бы мой отец не был Витали.

– Кто твой отец?

Надо же, она и вправду ни о чем не догадывается.

Я проигнорировала ее вопрос. Мой взгляд переместился на Люси, и я надеялась, что она увидит в нем печаль. Это было самое искреннее, что я могла предложить.

– Я сожалею о твоей потере.

Она покачала головой, ее движения были пылкими и решительными для человека в состоянии опьянения.

– Не стоит. Он жил и умер на своих условиях. Это больше, чем многие из нас могут надеяться.

Ее слова неожиданно резанули меня. Ничто в моей жизни нельзя было назвать "на своих условиях". Если бы это было так, я бы стояла рядом с Дамиано, а не в нескольких рядах от него, и моя кожа горела бы от того, как его глаза не отрывались от моего тела. Умыться. Сгореть. Почесаться. Мне хотелось сделать все три действия, чем дольше он смотрел на меня.

Как он мог выдержать мой взгляд после того, как я его бросила?

Я видела, что в ближайшем будущем все пойдет кувырком, и у меня созрел импульсивный план, чтобы остановить это. Я подняла руку и сделала вид, что почесываю зуд на локте, следя за тем, чтобы солнце отражалось от огромного бриллианта на моем обручальном пальце. Он блестел так, что я знала, что он находится в двух рядах сзади.

Краем глаза я заметила, как Дамиан отвел взгляд.

Мое сердце сжалось.

Несчастье струилось по моим венам.

И, черт возьми, я не могла объяснить, почему я сделала то, что только что сделала.

Ничто в этом не напоминало жизнь на собственных условиях.

ГЛАВА 8

Не говорите мне об обмане; ложь остается ложью,

будь она ложью для глаз или ложью для ушей.

Сэмюэл Джонсон

ДАМИАНО ДЕ ЛУКА

Слово "импульсивный" никогда не подходило для моего описания. Я сверг своего отца с престола, тщательно спланировав все и прибегнув к посторонней помощи. На это ушли годы и больше терпения, чем есть у большинства, но я сделал это, и сделал хорошо.

Поэтому моя реакция на присутствие Рен привела меня в замешательство. Всю церковную церемонию я провел, сверля взглядом ее затылок, в то время как должен был сосредоточиться на тайне Арианы Де Лука.

Погребение на кладбище было посвящено изучению всего, что изменилось с тех пор, как Рен уехала. Развитые изгибы. Провокационный нрав. Всезнающий наклон губ вверх. Это проклятое кольцо на пальце.

К тому времени, как Романо упокоили Винсента, плохие решения вырвались на передний план моего сознания. Я стоял на вершине холма, справа от меня уходила Ариана, а слева Рен садилась в машину.

Правильным решением – очевидным решением – было бы повернуть направо. Преследовать Ариану и добиваться ответов. Поставить организацию Де Лука выше своего непреклонного сердца.

Я не принял правильного решения.

Свернув налево, я сделал пять длинных шагов к городской машине Рен и скользнул на заднее сиденье рядом с ней. Перегородка откинулась, и мне в лицо направили пистолет. Я проигнорировал его, устремив взгляд на сирену, которая где-то на заднем сиденье заменила девушку в трениках и с неаккуратным пучком.

Она не сводила глаз с ряда надгробий за окном.

– Да?

– Отзови свою собачку, принцесса.

Ее водитель навел пистолет.

Губы Рен изогнулись.

– Это что, смена ролей? Ты нашел новую изюминку? Ты играешь Витали, а я – покорного Де Лука?

Горечь подрывала ее классическую красоту и ничего не давала мне. Ее оскорбление прошло мимо меня, пока я рассматривал скрытое под ее фасадом волнение. Я не сделал ничего плохого. Все эти годы назад она была той, кто слишком остро реагировал. Она была той, кто угрожал мне. Она была той, кто ушел.

Она не заслуживала ни капли моего сочувствия.

Но я все равно испытывал искушение дать ей его.

Я наклонился вперед, и ее пёсик взмахнул пистолетом. Я повернул голову и прижал его к дулу глушителя.

– Если ты собираешься направить на меня оружие, используй его. – Передняя часть прицела уперлась в мой лоб, и от его пальца, лежащего на спусковом крючке, повеяло запахом пыли.

Он отступил на миллиметр, и я нырнул влево, в бок Рен, воспользовавшись возможностью снять оружие. Пистолет выстрелил, и пуля пробила окно рядом со мной, прежде чем я выхватил его из его хватки.

Его глаза расширились, когда я выпустил магазин, и он упал мне на колени.

– Мисс Витали.

Мисс?

– Все в порядке, Сэмфорд. – Она встретила мой взгляд, когда он повернулся лицом вперед. – Это займет всего несколько минут. – Ее взгляд переместился на разбитое окно. – Серьезно?

– Необученные собаки – худшие, не так ли? – Я не отрывал взгляда от Сэмфорда через зеркало заднего вида, даже когда периферийное зрение уловило Романо, Камерино, Андретти и солдат Росси, приближающихся к машине с оружием наготове.

– У меня нет на это времени. – Ее слова были ледяными, но она прильнула ко мне, сама того не осознавая, и я понял, что она все еще хочет меня. По крайней мере, это не изменилось. Это напомнило мне о том, что было раньше. Еще до того, как мы полюбили друг друга. Когда мы ненавидели друг друга, но все равно чувствовали похоть, которая никогда не оставляла нас в покое.

– Лучше где-то, чем здесь? – Я встретился с ней взглядом, пытаясь понять, что в ее глазах застыло. – Почему ты здесь, принцесса?

– Рыцарь. Или Рената. Не принцесса.

Я никогда не понимал, почему это прозвище так ее беспокоит. Это, в свою очередь, беспокоило меня. Тогда я хотел разгадать все тайны Ренаты Витали. Сейчас я бы согласился на извинения, потому что, черт возьми, я их заслужил.

Я разразился смехом.

– Рыцари не убегают, когда становится трудно.

– Это не то, что я сделала.

– Конечно. – Диссоциативной амнезией страдает… сколько? Пять процентов населения? Рен всегда была из тех, кто находится в меньшинстве. – Ты ушла, и это не имело смысла, а теперь ты злишься на меня. Вот что произошло.

Какого черта я делаю?

Разговор о нашем прошлом стоял в конце списка вещей, которые я должен был у нее спросить. По крайней мере, я мог бы оправдаться, спросив, зачем она пришла. Это было нелегко, но такой ответ мог бы пойти на пользу фамилии Де Лука, ради сохранения которой я рисковал всем.

– Дама.

Святость этого прозвища для нас умерла, когда она произнесла его в присутствии своего водителя. Мне было неприятно признавать, что часть меня тоже умерла. Но, черт возьми, это прозвище больше десяти лет оставалось только между нами. И вот теперь она свободно раздавала его, как будто это была конфета, а она была жутким типом за рулем белого фургона.

Она перевела взгляд на меня и вздохнула.

– Прошло почти десять лет. Смирись с этим.

Отличный совет, если честно.

Разрыв между нами был каньоном. Глубокие расщелины, слишком скалистые, чтобы их преодолевать. Я даже не был уверен, почему хочу этого.

– Когда ты перестанешь уклоняться от моих вопросов, я дам тебе возможность объясниться.

Она изогнула бровь.

– Возможность?

Я открыл дверь, избегая осколков оконного стекла, которые рассыпались по земле, как овцы без пастуха.

– Это больше, чем ты заслуживаешь.

Я вышел из машины и повернулся лицом к толпе солдат, окруживших нас. Один из них изогнул бровь.

Прежде чем заговорить, я подумал, что больше всего раздражает Рен.

– Простите, ребята. У нее месячные.

Дверь захлопнулась за мной.

Она отозвалась эхом, как в ту ночь, когда она сбежала.