Текст книги "Дамиано Де Лука (ЛП)"

Автор книги: Паркер С. Хантингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 37

Доверие строится годами, разрушается за секунды, а восстанавливается вечно.

Неизвестный

РЕНАТА ВИТАЛИ

Конь – единственная шахматная фигура, способная свободно перемещаться, перепрыгивая через другие фигуры, чтобы достичь нужной клетки. Эта способность к прыжкам означает, что конь наиболее силен в закрытых позициях, когда силы сближаются и кажется, что он в ловушке, но это не так.

В коне я увидела себя. Загнанную в ловушку своим отцом, ложью в своей жизни, своей фамилией. Я хотела получить силу, чтобы вырваться на свободу. Я хотела быть конем, способным перепрыгнуть через свои проблемы. Но никто не говорит тебе, что лучшие шахматные фигуры – это те, которые находятся за пределами доски. Те, которых даже не существует на шахматной доске.

Всю свою жизнь я всегда хотела быть рыцарем. Но, может, это и хорошо, что я была принцессой. Вне шахматной доски. Никаких игр разума. Просто жить. Дышать. Счастливо. Когда Дамиан назвал меня принцессой, у меня даже не возникло желания поправить его.

Он протянул мне полотенце, когда я выходила из душа. Он был одет в модные треники и простую белую футболку.

– Мой водитель завез мою одежду и завтрак.

Я высушилась, надела трусики и футболку и взяла сэндвич с завтраком, который он мне предложил.

– Спасибо.

Сесть было негде, поэтому мы поели на кровати.

Я взяла бублик, сделала глубокий вдох и позволила своим стенам рухнуть.

– Когда я уходила, я говорила себе, что это потому, что я должна. Что я поступаю правильно, но я знала, что это не так. – Он смотрел на меня с пристальным вниманием, опустив недоеденный сэндвич обратно в пакет. Я протянула ему свой.

Он взял его, отложил их в сторону и сосредоточился на мне.

– Почему ты ушла?

– Твой отец загнал меня в угол в коридоре. Он заговорил о Людовико и намекнул, что поступил бы с тобой так же. Что он убьет своего собственного сына. – Я уставилась на стену, перед которой стояла. Выкладывать ненужную информацию противоречило моим инстинктам, но он заслуживал ответов, и я, наконец, почувствовала, что готова их дать, и мне нужно было это выяснить.

Впервые за долгое время у меня появилась надежда. Может быть, у нас было будущее. Может быть, ложь и обман останутся позади, и я снова смогу быть счастливой, не боясь, что мне причинят боль. Стены, которые я возвела вокруг себя, рушились, но чтобы полностью разрушить их, мне нужно было сделать большой шаг. Мне нужно было признать свою правду.

Я посмотрела на Дамиана.

– А потом я пришла в твою комнату и увидела фотографию Людовико, которую твой отец оставил на краю твоей кровати. Ты посмеялся над этим, но меня это потрясло. Я чертовски волновалась за тебя, и это было странно для меня, потому что я никогда не волновалась ни за кого, кроме своей матери. Это было здорово – иметь кого-то, о ком можно заботиться. Но в этом было столько ответственности.

Дамиан подвинулся, и мы сели, прижавшись друг к другу боками.

Я закрыла глаза и прильнула к нему, когда он погладил меня по волосам.

– Я знала, что должна уйти. Ты дал мне выход, когда сказал, что кто-то другой отправил меня в Девилс-Ридж. Я воспользовалась этим. Я называла тебя ужасными вещами. Я угрожала тебе. И я ушла.

Когда я открыла глаза и встретилась с его взглядом, в них не было осуждения. Это усложнило то, что я должна была признать дальше.

– Но какая-то часть меня знала, что я принимаю неправильное решение. Что это был неправильный поступок. Мое самолюбие из-за того, что мне лгали, и чувство страха перед кем-то другим впервые в жизни, и дом лжи, который мы построили вокруг себя… они не позволили мне найти тебя снова. Я могла вернуться, но решила этого не делать, потому что боялась. Я не знал, как справиться со страхом, кроме как похоронить его.

– Отец угрожал тебе?

Я кивнула.

– Вроде того. Он угрожал тебе, зная, что я люблю тебя. Но это не оправдывает уход.

– Тебе было восемнадцать, и глава мафиозного синдиката угрожал тебе.

– Не оправдывай меня. – Я покачала головой. – Я Витали. У меня было больше власти, чем у него.

– Тебе было восемнадцать.

Я вздохнула, отступила от него и легла на кровать.

– Уходить было все равно неправильно.

– Помнишь, как я был груб с тобой, когда ты только приехала в Девилс-Ридж?

– Ха! – Я смирилась со сменой темы и закатила глаза. – Как я могла забыть?

– Это было потому, что я застал тебя в своей комнате. В то время я пытался добиться власти, чтобы свергнуть отца. Я был таким чертовым параноиком. – Он заколебался. По какой-то причине, когда он посмотрел на кольцо, вытатуированное на моем пальце, черты его лица разгладились, и он продолжил. – Кто-то за кулисами помогал мне. Благодетель. Я получал анонимные посылки, инструкции и советы. Что-то в этом роде.

Мои брови нахмурились.

– Я никогда не слышала о благодетелях.

Если папа узнает об этом, он просто взорвется.

– Долгое время Благодетель дергал меня за ниточки. Помогал мне, когда я в этом нуждался – еще до того, как я понял, что мне нужна помощь. Я до сих пор не знаю, почему. Но тут появилась ты, незнакомка из влиятельной семьи, обыскивающая мою комнату. – Он изогнул бровь. – И даже не отрицаешь, что ты шпионила.

Я рассмеялась.

– Я определенно шпионила. Мне нужен был телефон.

– И ты украла его. – Он издал стон. – Это только усугубило ситуацию. У меня там были сообщения от Благодетеля, и я несколько месяцев гадал, что же ты знаешь. А ты так и не ответила.

– Потому что я ничего не знал.

– Ну, теперь я это знаю.

– И ты понятия не имеешь, кто такой Благодетель?

– Я пытался его выследить, но мне не повезло. Той ночью я говорил о Благодетеле, когда сказал, что твой отец не тот, кто отправил тебя в Девилс-Ридж.

– К твоему сведению, я не злилась на тебя за это. Была ли я шокирована? Да, но что-то в том, что меня отправили в Девилс-Ридж, было неправильным. Как будто это было слишком суровое наказание за то, что я поймала отца на измене. Поскольку мой отец всегда был не в духе, я никогда не задавалась этим вопросом. Я просто использовала это откровение как предлог, чтобы оставить тебя так, чтобы ты не сомневался.

Дамиан вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Может быть, ты была права, оставив меня. Мне бы хотелось думать, что я смогу справиться с отцом, но, черт возьми, он убил мою маму. Ты дала мне возможность сразиться с ним на моих собственных условиях, а не застать врасплох. Но я хотел бы, чтобы для этого не пришлось сражаться, что отняло у нас десять лет.

Комок застрял у меня в горле. Тот бой все еще причинял боль. Упоминание об угрозе Анджело – это одно. А говорить о самом поединке в деталях – совсем другое. Когда-нибудь я смогу говорить об этом больше. Сегодня этот день не наступил.

Я села и посмотрела на Дамиана.

– Знаешь, ты обещал мне свидание, и мне немного обидно, что мы никогда раньше не ходили на свидания.

– У нас были свидания в библиотеке.

– Но мы никогда не ходили на свидания. Это было в твоем доме.

– Кстати о доме, я его так и не продал. Я живу в таунхаусе недалеко от школы Девилс-Ридж, но особняк я так и не продал. Не могу сказать, сколько раз я хотел снести его шаром, но так и не смог заставить себя продать или разрушить его.

Я вспомнила, как сильно он ненавидел дом Де Лука.

– Почему?

– Библиотека.

Наша библиотека.

Я прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

– Есть и другие библиотеки.

– Не те же самые.

– В этой библиотеке мы создали воспоминания прошлой ночью. – Моя рука скользнула по его груди и опустилась ниже пояса его треников.

Он схватил мою руку и подвел ее к своей эрекции. Мы вместе погладили его. Его рука обхватила основание члена. Я обхватила его вершину ладонью, а большим пальцем провела по головке. Он заерзал, и я последовала его примеру, работая вместе с ним над его длиной.

Он наклонился и поцеловал меня в шею.

Я тихонько вздохнула, и моя рука замерла.

– В библиотеке много народу. Вчера вечером нас уже кто-то прервал. Это старая библиотека. Тут нет звукоизоляции.

– Пусть слышат.

Он перевернул меня так, что навис надо мной. Продвигаясь вниз по моему телу, он спустил мои спальные шорты и нижнее белье. Я закинула ноги ему на плечи и сцепила лодыжки. Он поцеловал мою киску с открытым ртом, прежде чем отнести меня к книжной полке, его руки все еще были прижаты к моей груди.

– О, Боже. – Я потянулась за ним и обхватила одну из полок.

Книги падали на пол. Я даже не пыталась сдержать свой голос. Руки Дамиана сжали мою попку, прижимая меня ближе к его лицу. Его нос коснулся моего клитора, и я застонала достаточно громко, чтобы шаги за дверью стихли.

Дамиан просунул в меня свой язык и стал трахать меня им. Снова и снова, пока я скакала по его лицу. Я кончила с криком, и мое ядро сжалось вокруг его языка. На этот раз все книги на полке упали на пол.

Когда он усадил меня обратно на кровать, спустил свои треники и двинулся, чтобы войти в меня, я остановила его, прищурив брови.

– Мы все еще идем на свидание.

Он выглядел слишком довольным.

– Как хочешь.

– Сейчас.

– Сейчас? – Он выпустил свою эрекцию и остановился на середине хода.

– Ага. Сначала свидание.

Он зажмурил глаза, но тут же снова засунул себя в треники.

– Значит, свидание.

Я улыбнулась ему. Улыбка была зубастой и на сто процентов искренней.

Атмосфера была легкомысленной. Игривой. Не отягощенная вечными силами, которые нас всегда мучили.

Это было правильно.

ГЛАВА 38

Честность – это первая глава в книге мудрости.

Томас Джефферсон

РЕНАТА ВИТАЛИ

Мы стояли у шумного входа в метро. Грязно-белая плитка лежала рядом с лестницей под землей. Выгравированные падающие звезды окружали беспорядочный текст.

Я повернулась к Дамиану.

– Мы здесь.

– Чайнатаун? Мы будем есть пельмени?

– Нет, вот. – Я указала на плитку. – Прочитай.

Он окинул меня странным взглядом, но потом смирился.

– «Однажды я буду видеть тебя каждый день, и мы будем вечны, как сон». – Он вскинул бровь. – Что это?

– Плитка Тойнби.

– Плитка, названная в честь истории?

– Возможно. Или они могут быть названы в честь историка Арнольда Дж. Тойнби. Есть еще несколько теорий. Никто не знает наверняка. – Я взяла его за руку и повела через улицу. – Плитки Тойнби – это послания, вложенные в плитку на улицах крупных городов США. В четырех южноамериканских городах тоже.

– Кто их делает? – Он потакал мне – я это знала, – но от этого он нравился мне еще больше.

Еще несколько шагов, и мы дойдем до следующей плитки.

– Никто не знает, кто их создает – и в прошлом, и в настоящем. Но это началось в 80-х. Честно говоря, я готова поспорить, что их создателей сотни. Люди, которые просто хотят закрепить свое место в истории. – Я остановилась перед следующим, в нескольких кварталах от предыдущего. – Вот еще один.

Трещина расколола его на две части, но это только добавило ему привлекательности. Это была история, растоптанная, изношенная, но навсегда оставшаяся здесь. В каком-то смысле это напоминало мне о моих отношениях с Дамиано. Даже слишком.

Дамиан опустил глаза и прочитал вслух.

– «Всегда ли будет так больно? Или это Вечность заставляет меня работать на нее?»

Ухмылка на моем лице была на сто процентов глупой.

Он вгляделся в мое лицо.

– Что?

– Ничего.

– Это пошло и драматично.

– Плитка? – Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Да.

Смех проскользнул мимо моих губ.

– Я не буду с этим спорить.

Его глаза сузились от моего смеха, но он пропустил это мимо ушей.

– У нас будет экскурсия по плитке? Это… либо очень оригинально, либо по-нью-йоркски и хипстерски.

– Да, это экскурсия по плитке. Потерпи, Техас.

– Я не против истории, но я бы не отказался от какого-нибудь стимула.

Я посмотрела в обе стороны, прежде чем толкнуть Дамиана в кирпичную стену между двумя магазинами. Я положила каждую его руку себе на бедра, чтобы прикрыть от толпы на улице.

Он посмотрел на меня.

– Что ты делаешь?

Я чувствовала себя беззаботной и коварной, когда погружала руки в юбку от пояса.

– Даю тебе стимул. – Разорвав ткань с каждой стороны, я стянула с себя трусики и заправила рубашку обратно.

– Это твои трусики?

– Да. – Я засунула их в карман его брюк от костюма и, вытащив руку, провела пальцами по его длине. – За каждую плитку, которую мы увидим, я дам тебе кусочек себя.

Он думал, что я имею в виду одежду. Я имела в виду все. Он сделал первый шаг, когда мы были детьми. Теперь настала моя очередь сделать прыжок.

Жар в его глазах проникал прямо в мою душу.

– Следующая плитка. Сейчас же.

Я рассмеялась, и мы прошли несколько кварталов в сторону Маленькой Италии. Я повернулась к нему.

– Большинство людей думают, что спагетти и фрикадельки были изобретены в Италии, но на самом деле их впервые приготовили здесь.

– Откуда ты так много знаешь о Нью-Йорке? Я думал, ты училась в школе-интернате в Коннектикуте.

– Моя мама жила недалеко от школы. Она брала меня в город как минимум раз в месяц. Мы делали здесь кучу классных вещей. Я влюбилась в город. – Несмотря на то, что делиться вещами было против моей натуры, это было так правильно. – Тебе бы понравилась моя мама. Она остается незамеченной. – Я заметила, как он нахмурился, и пояснила. – Да, у них с папой не очень-то получается быть женатыми.

Его красивое лицо наполнилось насмешливым презрением.

– Я бы знал что-нибудь об этом.

Я вздохнула и вдохнула аромат Маленькой Италии.

– А вот и следующая плитка.

Между двумя пиццериями, прямо перед входом в переулок, была выложена плитка:

Я хотел нырнуть с головой.

Теперь я наконец-то добрался до

глубины, но там пусто.

В следующий раз я не буду задерживаться.

Дамиан обхватил меня за талию.

– Они все такие?

– Какие?

– Грустные.

– Только эти. – Я подумала, не навредит ли ему их показ больше, чем поможет, но он должен был их увидеть. Мне нужно было показать их ему.

Поэтому, вместо того чтобы остановиться, я наклонила свое тело так, чтобы он загораживал меня от всех, кто находился за пределами переулка. На мне был бюстгальтер, который я застегнула на бретельки и спустила с себя. Соски образовали маленькие тугие бутоны, которые давили на рубашку, но в остальном я была вполне в порядке для публичного употребления.

Я положила бюстгальтер в другой карман и медленно провела ногтями по его бедру через ткань. Он издал стон, и я протиснулась мимо него, прежде чем он успел что-то сказать. Следующая плитка лежала там, где встречались Стайвесант-Таун, Грамерси и Мюррей-Хилл.

Под навесом из зеленых листьев Дамиан прочитал надпись на плитке.

– «Если бы у меня был второй шанс, мне бы не понадобился еще один». – Он повернулся ко мне. – Как ты думаешь, все они написаны одним и тем же человеком?

– Те, что я тебе показывала? Да. Но в городе их гораздо больше, и я сомневаюсь, что все они написаны хотя бы несколькими людьми. – Я взяла его за руку, хотя от ходьбы у меня болели бедра и икры. – Еще две.

– Мой стимул, – напомнил он мне.

Я повернулась к нему, обвила рукой его шею и поцеловала. Это был тот поцелуй, которого обычно добиваются только после многих лет знакомства. Отчасти страсть и пар. Частично знакомый и комфортный. Под пологом деревьев и листвы, которые окружали нас со всех сторон, он казался живописным и более интимным, чем любой другой шаловливый подарок, который я могла бы ему преподнести.

Его язык скользнул в мой рот и погладил мой язык, и я вздохнула, прежде чем отстраниться.

– Последнее собрание синдиката через полтора часа, а у нас еще две плитки.

Я повела его к следующей плитке, расположенной на границе восточного Мидтауна и Верхнего Ист-Сайда, рядом с Центральным парком. Она гласила:

Реальность кажется такой постоянной.

Я мечтаю о кнопке перезагрузки.

Чтобы существовали машины времени,

как в конвекторе Тойнби.

– Я бы дала тебе еще один стимул, но мы потратили сорок пять минут, чтобы дойти сюда, а до следующего – час ходьбы. – Я не могла поверить, что мы уже потратили несколько часов на прогулку по городу, чтобы увидеть несколько плиток, о значении которых мы не имели ни малейшего представления.

– Хорошо, но сначала я задам вопрос.

– Мы можем гулять и разговаривать.

Он взял меня за руку, и мы начали прогулку по Центральному парку.

– Что это за плитка?

– Каждый раз, когда я скучала по маме в школе-интернате, я отправляла ей письмо с пожеланием. Я никогда не получала писем обратно, но когда я видела маму, она брала меня с собой в город на приключения. Они всегда заканчивались у плитки Тойнби.

– Значит, они помогают тебе чувствовать себя ближе к маме?

– Да.

– А больше ты мне ничего не расскажешь?

– Нет. Это испортит большое открытие.

Примерно через минуту после следующей плитки я, наконец, снова заговорила.

– Плитки, на которые меня водила мама, были моими. В письмах, которые получала мама, никогда не было ответов, потому что она отвечала на них плитками.

– Это были ее слова там?

– Нет. – Я глубоко вздохнула, сердце бежало марафоном в груди. – Они мои. Из писем. Мама навсегда впечатала мои желания в землю, в историю, чтобы показать мне, что мечты вечны. Что все, чего бы я ни пожелала, может быть вечным. Это… это из письма, которое я отдала маме. Первого, которое я отправила ей сразу после того, как покинула Девилс-Ридж.

Мы оба опустили глаза и прочитали.

Мне нужна моя Дама.

Края плитки состарились, и там стояло мое заявление, вписанное в историю для всеобщего обозрения. Его глаза изучали плитку, выражение лица было пораженным.

Моя рука схватила его за рубашку и повернула, пока он не посмотрел на меня.

– Я всегда хотела тебя, Дамиан. Даже когда я убегала от тебя, мое сердце оставалось с тобой, и ты всегда был моим. Я хочу мир, в котором ты всегда будешь моим. Я не остановлюсь. Я не прыгну. Я уже нырнула, и я не хочу, чтобы ты меня ловил. Я хочу, чтобы ты падал вместе со мной.

После этого мы пропустили встречу. Его водитель забрал нас и отвез обратно в библиотеку, где мы и остались до конца выходных. Впервые за долгое время я чувствовала себя счастливой и свободной.

ГЛАВА 39

Обман – это ложная дорога к счастью; и все радости, по которым мы путешествуем… исчезают, когда мы к ним прикасаемся.

Аарон Хилл

РЕНАТА ВИТАЛИ

Остаток лета мы провели вместе. Летние каникулы были одним из самых больших преимуществ преподавания. У меня был достаточно большой трастовый фонд, чтобы не нуждаться в летней работе, и я проводила свободное время с Дамиано.

Синдикат Де Лука охватывал Аризону, Нью-Мексико, Техас и Оклахому. У Дамиана были дела в Оклахоме. Так что остаток августа и большую часть сентября мы провели в доме у озера.

Это было не то чтобы медленно, но правильно. Дни сливались в почти домашнее блаженство. Иногда Дамиану приходилось ездить в Оклахома-Сити, чтобы пообщаться с деловыми партнерами, но чаще всего его дела находились неподалеку от Брокен-Боу, где мы останавливались в одном из домов для отдыха Де Лука.

Его не было по часу-два в день, и я проводила это время, читая в гамаке на заднем дворе. Большую часть времени Дамиан проводил со мной на озере Брокен-Боу. К концу первой недели нашего пребывания здесь моя пастообразная кожа стала более загорелой, чем когда-либо с тех пор, как я покинула Техас.

Я привыкла видеть Дамиана в костюмах, но в Брокен-Боу он отказался от них, если только у него не было деловых вопросов. Приятно было видеть его расслабленным, без рубашки, в трениках или плавках, в зависимости от наших планов на день.

Мы проводили вместе каждую ночь и просыпались каждое утро рядом друг с другом. Когда ему нужно было уехать в город, он находил дорогу обратно к ночи, даже если не успевал закончить свои дела и ему приходилось просыпаться очень рано, чтобы на следующее утро снова отправиться в город.

Однажды ночью, встретившись с капо Оклахомы, он вернулся домой на рассвете. Я осталась ждать его, свернувшись калачиком с потрепанной обложкой "Аббатства кошмаров". Он вошел в комнату и наблюдал за мной с порога.

Я как раз закончила ту часть, где Марионетта мучает Скитропа. Я перечитывала эту сцену, вспоминая, когда я читала ее в последний раз. Он зашел в библиотеку, дал мне одолжить свой телефон, и мы оба притворились, что еще не были влюблены.

Дамиан подошел к кровати, его глаза были сонными, когда он взял у меня книгу в мягкой обложке.

– "Кошмарное аббатство". Я не думал, что ты настроена против романов.

Меня взволновало, что он помнил наш разговор все эти годы. Я прижалась поцелуем к его губам, пока он нависал надо мной и пересказывал свои слова.

– Неужели мое неверие в человечество убедило тебя в обратном?

Реконструкция библиотеки стала моим новым любимым проектом. Дамиан приходил ко мне домой, выбирая образцы красок, и когда я просыпалась на следующее утро, он уже красил комнату в выбранный мной цвет. Мы вручную изготовили новые полки и прикрепили их к стенам. Он заказал классику, которую я любила, и у нас была полка, посвященная книгам, которые мы читали вместе в Девилс-Ридж, будучи подростками. Он убедил меня повесить слова на плитках Тойнби по всей библиотеке.

Каждый день он находил способы стереть боль нашего прошлого. Он преподносил мне сюрпризы в виде ограниченного тиража книг в мягкой обложке, которые мы читали в библиотеке целыми днями. Иногда мы купались голышом в озере, и я уговаривала его читать мне страстные отрывки из романтических романов. Он соглашался при условии, что я позволю ему воспроизвести их.

Мы трахались, когда он возвращался с работы, и уродовали озеро своей неспособностью удержать руки друг от друга. Он имел меня на всех поверхностях библиотеки, и не раз нам приходилось заново расставлять полки, когда все книги падали на пол. Иногда мы занимались любовью. Он целовал плохие воспоминания, а я целовала шрамы, которые отец оставил на его спине ремнем.

Время от времени звонила мама. Я игнорировала ее звонки, хотя знала, что она одобрила бы мои отношения. В конце концов, именно она в последнее время пыталась убедить меня ослабить бдительность. Но я не хотела разрушать чары и ненавидела течение времени. Лето закончится, и мне придется вернуться в реальность – к маме, папе, школе и тысячам миль, которые нас разделяют.

Благодаря живописным пейзажам и ленивым дням, проведенным в любви в доме у озера, я ослабила бдительность и убедила себя в том, что жизнь идеальна. На самом деле все было не так уж и прекрасно. От отца не было вестей почти год. Я игнорировала мамины звонки. Я видела, как Дамиан нажимал кнопку "игнорировать" на своем телефоне почти каждый раз, когда звонил его босс-консильери-подлещик. Но это было самое близкое к идеальному состояние, которое я когда-либо испытывала.

За день до моего отъезда в Коннектикут мы провели весь день голыми в постели, исследуя друг друга. Мы не говорили о том, что будем делать после моего отъезда, и это меня немного тревожило. Я знала, что он хочет этого – он постоянно делал намеки, – но я не была готова лопнуть наш маленький пузырь счастья.

Он вздохнул, и это был редкий момент серьезности за время нашего перерыва.

– Сегодня утром звонил мой отец. Очевидно, Кристиану позвонил мой отец, который позвонил мне.

– Так вот почему ты вел себя странно все утро?

– Я получил еще одну посылку от Благодетеля. – Я думала, что эти посылки давно перестали приходить. Я даже не знаю, как он нас нашел.

– Что было в посылке?

– Благодетель хочет, чтобы я бросил Криса и продвинул кого-то по своему выбору.

– Значит, Благодетель помогает тебе захватить синдикат Де Лука, а спустя годы пытается внедрить кого-то в твои ряды. – Я прикусила губу. – Звучит как захват. Или, по крайней мере, на какую-то игру за власть.

– Именно этого я и боюсь. У меня плохое предчувствие, что Благодетель поставит под угрозу все, что я создал вместе с синдикатом Де Лука. Мы потратили годы на то, чтобы устранить весь ущерб, нанесенный моим отцом. – Он провел рукой по лицу. – Я не могу обсудить это с Крисом. Не знаю, как он отреагирует, а я не слишком откровенничал с ним о Благодетеле.

– Ты можешь поговорить об этом со мной.

Я видела, что он не хочет этого делать, и мне было больно, но я понимала. Я не хотела говорить о маме, несмотря на его многочисленные намеки. Через час Маман позвонила снова, а я нажала "игнорировать".

Дамиан посмотрел на мой телефон.

– Она настойчивая.

– Вообще-то мне это в ней нравится, – призналась я, хотя и не стала уточнять, почему я уклоняюсь от звонков Маман.

– Мне нужно встретиться с этой твоей мамой. – Еще один его намек.

– Мы можем отправиться в Хэмптон. – Он замолчал, но я продолжила, не придавая этому значения: – Как только мы закончим представлять наши семьи в городе, мы можем отправиться туда с ночевкой.

– Где она?

– В Хэмптоне.

– Твоя мама живет в Хэмптоне? В Нью-Йорке?

– Да.

– Ты знаешь других мафиози в Хэмптоне?

– Нет. Только моя мама. – Я слегка рассмеялась. – Она позаботилась об этом.

– Мама, с которой ты близка?

Мои брови сошлись вместе.

– Да. Ты странно себя ведешь. – Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. В моих словах сквозило сожаление. – Она моя лучшая подруга. Мы все друг другу рассказываем.

Ну, кроме того, что я встречалась с Дамианом Де Лука.

– Так вот почему ты игнорируешь звонки мамы? Почему ты не хочешь говорить о ней, кроме как о поверхностном дерьме? – Он покачал головой и отступил от меня. – Я отследил посылки! Ты не думала, что я узнаю? Ты же знаешь, Рената, скольким я пожертвовал ради этого синдиката!

– Прости? – Я бросилась за ним, когда он выходил из спальни, и мысли мои кружились, не собираясь останавливаться. – О чем ты говоришь? Я так запуталась.

– Хорошая попытка, Рен. – В его насмешке было больше презрения, чем у пикетчика из Вестборо. – Я понимаю, что ты Витали, а у Витали есть секреты, но почему ты ничего не сказала о Благодетеле? Мы же должны доверять друг другу.

– Что…

Мы дошли до кухни, и он повернулся ко мне лицом, его глаза были чертовски обиженными.

– Я же говорил тебе, как сильно меня беспокоит Благодетель. Ты сама это сказала. Здесь идет игра во власть. Я просто не знал, что ты в этом замешана.

– Да…

– К твоему сведению, твоя мама оказалась не такой хитрой, как думала. Я отследил каждую посылку до Нью-Йорка, а потом и до Хэмптона. Я просто не знал, что там живут члены мафии. – Он поднял бровь, словно я специально скрыла от него эту информацию.

У меня в голове все еще крутились его обвинения. А именно, что Маман – Благодетель, что было невозможно. А также то, как быстро он набросился на меня за то, что я от него скрывала, а я этого не делала. Я понимаю, что в нашем прошлом было много лжи, но я думала, что мы уже прошли через это. Почему мы не могли двигаться дальше?

Я покачала головой.

– Я не лгала тебе. Ты должен мне доверять.

– Я сказал тебе оставить свои стены. Я говорил тебе доверять мне. Но именно тебе нельзя доверять. – Его слова стали для меня пощечиной, и хотя моя голова не покачнулась в сторону, но внутреннее состояние изменилось.

Я подняла руки, делая дикие жесты, столь же неистовые, как и мои мысли.

– Этот мир, в котором мы живем? Он построен на лжи. Всегда будет очередное разоблачение. Одно за другим, одно за другим. Мы никогда не найдем любовь, если не сможем сделать прыжок.

Он повернулся и вошел в кладовую.

– Посмотри, что доверие принесло моей маме.

– Твой отец болен! Психопат!

Боже, сравнение даже близко не стояло.

– Посмотри, до чего довело доверие твоего отца. Он знает, что его жена плетет за его спиной?

Дамиан был сумасшедшим. Абсолютно безумен. Не может быть… Моя мама не может быть Благодетелем… Но она не связывалась со мной все то время, пока папа ссылал меня в Девилс-Ридж. Когда я пыталась поговорить об этом позже, слезы всегда застилали ей глаза, и я никогда не могла заставить себя надавить на нее сильнее.

А ведь Маман была такой связной для первой леди Витали, не так ли? Дружила со всеми женами и их влиятельными мужьями. В тайных отношениях с Винсентом Романо. Замужем за главой чертового Витали. Я знала, что она умна и обладает властью, но она казалась хрупкой и непритязательной.

Что она говорила мне все эти годы?

…Безмолвные угрозы не предупреждают тебя, ma petite guerrière (пер. мой маленький воин). Они атакуют, смертоносные и безапелляционные.

Что, если она была Благодетелем?

Я покачала головой. Почему я вообще рассматривала теории заговора Дамиана? Маман жила уединенно в Хэмптоне. Она редко покидала свой дом. Как она могла быть Благодетелем? Она никогда бы не стала так обманывать меня. Она не была таким человеком. Я отказывалась в это верить. Черт, я только недавно узнала, что Благодетеля вообще существует!

Дамиан копался в коробке. Между нами воцарилась тишина, лишь изредка раздавался шорох внутри коробки.

Я нарушила молчание первой.

– Моя мама не Благодетель. Ни за что. Этого просто не может быть. – Молчание. – Ты ведь мне веришь, да?

Мне нужно было, чтобы Дамиан образумился, потому что мама… она просто не могла быть Благодетелем. Это не имело смысла. А мы с Дамиано? Это был наш шанс. Мы не могли допустить, чтобы наши отношения разладились, как в прошлый раз.

Выражение лица Дамиана говорило о том, что он мне не верит, поэтому я изменила свою линию рассуждений.

– Мои мама и папа никогда не любили друг друга. Все это был фарс. А мы? Мы настоящие. – Он продолжал копать, не обращая внимания на мои слова. Теперь я кричала, хватаясь за соломинку, за все, что могло бы стереть из памяти последние десять минут. – Я пожертвовала своим счастьем ради тебя, Дамиан! Я пожертвовала счастливым будущим с тобой, когда уехала из Девилс-Ридж, потому что хотела, чтобы ты был в безопасности от своего засранца-отца. Это было самое трудное, что я когда-либо делала.

Я сделала шаг ближе, умоляя его хотя бы взглянуть на меня, но он не потрудился этого сделать.

– У тебя могут быть проблемы с отцом, Дамиан, и это нормально, но не смей проецировать это на мою мать, меня или наши отношения.

Сглотнув гнев, который не давал мне покоя, я понизила голос.

– Неужели ты не понимаешь, какой большой жертвой был для меня уход от тебя? Я любила тебя, отдала тебе свою девственность и ушла после того, как твой отец пригрозил мне. – Анджело был врагом. Не Маман. Я сделала еще один шаг к Дамиану. Мое сердце разрывалось с каждой секундой, когда он игнорировал меня. – Неужели это ничего для тебя не значит? Неужели ты настолько неблагодарен?

Он проигнорировал мои слова, достал что-то из коробки и показал мне. Книга в кожаном переплете из архива Витали. Того, что контролировала моя мама. К которой никто не имел доступа без ее помощи. Черт, Дамиан, наверное, даже не знал, что у него в руках.

Узнавание озарило мое лицо, за ним последовал грузовик отрицания с большой буквы "О".

Должно быть, он увидел это, потому что его глаза сузились, а губы скривились от отвращения.

– Что ты знаешь? Мой отец был прав в одном.