Текст книги "На ходовом мостике"

Автор книги: П. Уваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

И вот теперь, после продолжительного лечения, прямо из госпиталя Петр Ильич прибыл к нам на лидер. Что ж, замена достойная. Это был хотя и молодой, но уже опытный командир, уверенно державший себя на мостике, четко отдававший команды при швартовке. И швартовался он отменно. А лидеры этого типа довольно капризные корабли: из-за высокого ходового мостика и палубных надстроек во время непогоды их быстро сносит ветром, что затрудняет маневры. Мельников всего лишь раз сходил с нами в море и остался доволен новым командиром «Харькова».

Новый командир пришел на корабль в самый разгар [206] битвы за Кавказ. В ходе наступления на Новороссийск и Туапсе немцы захватили Анапу. Шли упорные бои в Тамани. В эти дни лидер «Харьков» и эсминец «Сообразительный» дважды привлекались для огневой поддержки защитников Новороссийска. В ночь с 1 на 2 сентября «Харьков» обстреливал скопление войск и боевой техники противника у станции Наберджаевская, а «Сообразительный» вел огонь по станице Нижняя Баканская. В следующую ночь «Харьков» обстрелял станицу Красно-Медведковскую (Раевская), а «Сообразительный» – Верхнюю Баканскую. В первую ночь обстрел вели с ходу, во вторую – стоя на якоре, по площадям. За две ночи мы выпустили по противнику 374, «Сообразительный» – 222 снаряда. Выходы в море прошли без особых помех со стороны фашистов, хотя в небе и появлялись самолеты-разведчики. Экипаж лидера действовал, как всегда, четко, грамотно и решительно.

Судя по данным, опубликованным в сводках Советского Информбюро 4 сентября 1942 года, стрельбы обоих кораблей прошли успешно. Противнику был нанесен существенный урон в живой силе и технике. Об этом же писал в своей книге воспоминаний «Битва за Кавказ» Маршал Советского Союза А. А. Гречко: «Гитлеровцы, обходя укрепленные узлы, с утра 4-го сентября при помощи авиации и танков пытались прорваться в Новороссийск со стороны Наберджаевской. В контратаку совместно с 1-й сводной бригадой был брошен полк морской пехоты. Их активно поддерживала береговая и корабельная артиллерия. Лидер «Харьков» и эсминец «Сообразительный» произвели огневой налет, выпустив сотни снарядов по скоплениям вражеских войск. Об эффективности этого артиллерийского налета говорит запись в журнале боевых действий группы армий «А» от 4-го сентября: «Противник вел концентрированный огонь тяжелой артиллерией с военных кораблей и причинил нашим частям большие потери» {7}.

Выполняя задание командования, «Харьков» и «Сообразительный» с 7 по 8 сентября перебрасывали из Поти в Геленджик 327-й полк морской пехоты и боеприпасы. Затем возвратились в Батуми.

За время этих походов и боевых выходов экипаж привык к новому командиру. Шевченко уверенно стоял на [207] мостике, покуривая трубку, и вел себя так, будто проходил на лидере всю свою жизнь.

Перед боевыми походами на «Харькове» проводилась большая партийно-политическая работа. С нами в море шел старший инструктор политуправления флота по комсомолу товарищ Шкадиев, оказывавший практическую помощь и военкому лидера Е. Ф. Алексеенко, и секретарю комсомольского бюро старшему краснофлотцу Д. А. Кулешову. Только за первую неделю сентября было подано двадцать девять заявлений о приеме в партию. Комсомолец Лещенко в своем заявлении писал: «Идя в бой против коричневой чумы, хочу достойно выполнить свой долг перед Родиной, перед партией Ленина и, если погибну, прошу считать меня коммунистом».

Подали заявление в партию отец и сын Щербины.

Об этих двух моряках скажу подробнее. Родом они были из Днепропетровска, работали на заводе имени Петровского. Когда сыну Ивану пришло время выполнить священный долг перед Родиной – стать на защиту ее рубежей, попросился во флот: и дед, и дядя, и отец были моряками. Максим Гаврилович Щербина служил еще на «Авроре» комендором, участвовал в аресте старого командования крейсера, стрелял по Зимнему. Позже находился в охране Смольного, видел Ленина, был свидетелем рождения первого пролетарского государства. Демобилизовавшись в двадцатых годах, вернулся в родное Приднепровье, стал металлургом, вальцовщиком. С гордостью проводил сына на флот. А через год грянула война. Не дожидаясь повестки из военкомата, старый моряк сел в поезд и добрался до Севастополя. Здесь сына он не застал: «Харьков» был тогда в походе под Констанцей, но Максим Гаврилович не стал терять зря времени и обратился к командованию флота с просьбой назначить его на тот же корабль, где плавал сын. Так бывший комендор с «Авроры» Максим Щербина оказался на лидере «Харьков» и стал воевать плечом к плечу с сыном. Оба они были расписаны на одном посту – наводчиками у 37-мм автомата. Служили образцово, автомат всегда отличался высокой боеготовностью, и экипаж лидера весьма уважал и сына, и отца.

Вскоре после прихода на лидер я обратил внимание на пожилого комендора и, узнав, кто он, постарался несколько облегчить его бытовые условия – предложил перейти из общего кубрика в кубрик старшин-сверхсрочников. [208] Максим Гаврилович поблагодарил, но пожелал остаться со своим сыном. Зато какой гордостью светилось лицо этого скромного и трудолюбивого человека, когда командир перед строем вручил Максиму Щербине орден Красного Знамени, а Ивану – медаль «За боевые заслуги»…

А вот еще пример боевого духа, каким пылали в напряженные месяцы обороны Кавказа наши краснофлотцы. Перед боевым выходом артиллерийский электрик Николай Набока подал докладную на имя военкома лидера. «Прошу вас, – писал Набока, – разрешить мне послать в канал ствола орудия хотя бы 3 снаряда, чтобы они рвали фашистов на куски, чтобы они знали, что бьет их черноморец за свой родной город Новороссийск, за издевательства над советскими людьми в захваченных районах, за людей, проданных в рабство. Моя боевая техника еще ни разу не выходила из строя и сейчас не требует ремонта, готовая в любую минуту работать безотказно. Я ее берегу и держу в полной боевой готовности, ибо она бьет врага. Прошу не отказать в моей просьбе послать в канал ствола хотя бы три снаряда для зверя-фашиста».

Подобными настроениями жил весь флот. Потому в течение всего периода обороны Кавказа противнику так и не удалось использовать Новороссийск в качестве своей военно-морской базы, хотя он и захватил город после ожесточенных боев 10 сентября. Восточная часть Цемесской бухты удерживалась нашими войсками, и это позволило полностью контролировать вход в бухту и порт, поскольку весь этот район был в зоне действия нашей береговой артиллерии. Дальше мы не отступили ни на шаг, не отдали ни одного порта, ни пяди прибрежной полосы. Наступили дни перелома в битве на Черном море.

Однако в середине октября, накопив силы, фашисты предприняли второе наступление на Туапсе. Над этим важным для флота портом снова нависла угроза.

Как– то в Поти, улучив свободную минуту, я зашел навестить своего старого друга Славу Тлиапа, руководителя одного из промышленных предприятий города, старого коммуниста, участника гражданской войны, заслуженного труженика. Это был смелый, прямой и душевный человек. После взаимных приветствий он спросил напрямик:

– Как флот оценивает сложившуюся обстановку?

Попробовал отшутиться: [209]

– Ветер крепчает, над аулами пахнет грозой!

Но когда увидел из-под густых черных бровей пронзительный серьезный взгляд, в котором читались боль и тревога, понял: сейчас ему не до шуток. Я рассказал о тревожном положении на туапсинском направлений.

– Значит, не зря мы тут с бывшими фронтовиками гражданской войны собираемся создать горный партизанский отряд. Будем бороться с захватчиками.

Я согласился – ведь неплохо, что они заблаговременно готовятся ко всякого рода неожиданностям. К счастью, до этого дело не дошло.

Чтобы поддержать наши войска, корабли эскадры интенсивно перебрасывали из Поти подкрепление в Туапсе. Доставленные части прямо с причалов уходили в бой и смелыми атаками заставили противника по всему фронту перейти к обороне. Только за три похода из Поти в Туапсе мы доставили 10-ю стрелковую бригаду – 3500 человек, 24 орудия и 40 тонн боеприпасов; горно-стрелковую дивизию; 9-ю гвардейскую стрелковую бригаду – 3180 человек, И орудий, 18 минометов, 40 тонн боеприпасов и 20 тонн продовольствия. Насколько важными были бои за Туапсе, можно судить хотя бы по тому, что каждый день сводки Совинформбюро начинались известиями о Сталинградской битве, а вслед сразу шли сообщения о боях под Туапсе. Образованный еще в августе Туапсинский оборонительный район, которым командовал контр-адмирал Г. В. Жуков, стойко защищался: три попытки противника захватить Туапсе провалились одна за другой. Черноморская группа войск Закавказского фронта начала наносить такие сокрушительные контрудары, что уже к началу декабря стало ясно: враг в Туапсе не прорвется. [210]

Прощай, лидер «Харьков»!

Во второй половине октября пришел неожиданный приказ о моем назначении командиром на сторожевой корабль «Шторм». Друзья пожимали руку, поздравляли с началом самостоятельного плавания.

Не скрою, давно мечтал подняться на ходовой мостик в качестве командира корабля, но в первую минуту меня охватило чувство тревоги: как же воевать без верных, проверенных не в одном бою товарищей – Вуцкого, Телятникова, [210] Иевлева, Веселова, Сысоева и многих других? Сколько раз бывало так, что от каждого из нас зависела жизнь остальных, а от всех вместе – жизнь каждого! На лидере я прослужил ровно год. Но как этот в общем-то небольшой срок был насыщен боевыми событиями! Многое я повидал на «Харькове», многое пережил и многому научился. Уже сам факт, что ты – член экипажа славного лидера, вызывал чувство гордости, на флоте о делах «Харькова» говорили уважительно, да и не только на флоте… Словом, чувства мои как бы раздваивались: с одной стороны – радость, с другой – грусть…

В дальнейшем, на каких бы кораблях мне ни приходилось плавать, я постоянно следил за боевой биографией «Харькова», особенно волновался и радовался его успехам.

Еще целый год продолжал лидер «Харьков» боевые действия – то есть в течение всего периода битвы за Кавказ: участвовал в конвоях и набеговых операциях, перевозил войска, обстреливал с моря скопления гитлеровских войск. Но 6 октября 1943 года случилась беда – лидер не вернулся из боевого похода.

Произошло это так.

Противник, отступавший в то время с Таманского полуострова, сосредоточил в крымских портах перевозочные плавсредства. Чтобы воспрепятствовать вражеским перевозкам войск и снабжения, наше командование дважды посылало корабли эскадры к южному побережью Крыма. При первом выходе в ночной поиск фашистские суда обнаружены не были, и корабли вернулись на базу.

Второй раз в ночь с 5 на 6 октября из Туапсе вышли в море лидер «Харьков» и эсминцы «Беспощадный» и «Способный». Отрядом командовал командир дивизиона капитан 2-го ранга Г. П. Негода, находившийся на «Беспощадном». Корабли должны были обстрелять порты Феодосию и Ялту и провести набеговые операции на морские сообщения противника у южного побережья Крыма. Лидер «Харьков» отправился наносить удар по Ялтинскому порту, а «Беспощадный» и «Способный» – по Феодосийскому. Однако в пути корабли были обнаружены с воздуха и освещены светящимися авиабомбами. Командир отряда продолжал действовать по плану операции, надеясь с наступлением темноты скрыться.

Лидер «Харьков» произвел успешный огневой налет [211] на Ялту, но при отходе был обстрелян береговой артиллерией. А вот «Беспощадный» и «Способный» встретили организованное сопротивление врага, были атакованы торпедными катерами и обстреляны с берега. Командиру отряда ничего другого не оставалось, как отказаться от обстрела Феодосийского порта и сразу же направиться в точку рандеву с лидером «Харьков». Через час корабли встретились и взяли курс на базу.

В восемь утра отряд был вновь обнаружен самолетом-разведчиком. Но в небе появились наши летчики, которым удалось сбить вражеский самолет. Два немецких летчика выбросились с парашютами и приводнились в зоне видимости кораблей. Негода приказал «Способному» подобрать их, что заняло драгоценное время. С вражеских баз были подняты мощные воздушные силы, начавшие беспрерывные атаки. Около девяти часов в воздухе появилось десять «юнкерсов». Лидер «Харьков» получил два прямых попадания в носовую часть, от чего нос корабля погрузился в воду по надпись. У «Способного» разошлись швы бортовой обшивки, в результате чего он принял в дифферентный отсек около ста тонн воды. Атакованный чуть позже эсминец «Беспощадный» также получил два прямых попадания. Кормовая машина вышла из строя, эсминец потерял ход. Около тринадцати часов над отрядом кораблей появилось еще тридцать шесть самолетов противника и все действия по оказанию взаимной помощи пришлось прекратить. На этот раз в «Беспощадный» в район пятого кубрика попала крупная авиабомба и через сорок секунд корабль затонул. Комдив Г. П. Негода крикнул:

– Экипажу Краснознаменного эсминца «Беспощадный» – ура!

Экипажи кораблей подхватили «ура». Матросы и офицеры, оказавшиеся в воде, прощались с кораблем.

Получил повреждения и «Способный» – от близких разрывов бомб в котельном отделении возник пожар. Личный состав самоотверженно боролся за жизнь корабля и делал все, чтобы дать ход. Лидер «Харьков» также смог дать ход примерно в семь узлов. Оставшиеся в живых коммунисты старшина 1-й статьи П. Ф. Лучко, матросы В. В. Трунов, комсорг лидера Д. А. Кулешов, А. И. Белан, П. С. Жанко и Кулагин, несмотря на серьезные повреждения, ввели в строй 3-е котельное отделение – сумели поднять пар, используя морскую воду. Тогда [212] противник предпринял третий массированный налет и около 15 часов 30 минут лидер затонул.

К месту гибели «Харькова» подошел эсминец «Способный», спустил шлюпки и начал подбирать людей. Спасение экипажа заняло около двух часов. Подобрано было до двухсот человек, затем «Способный» подошел к месту гибели «Беспощадного». Удалось спасти еще двадцать четыре человека, в том числе комдива Г. П. Негоду, командира «Беспощадного» В. А. Пархоменко, командира лидера «Харьков» П. И. Шевченко. И снова в воздухе появились самолеты противника. Теперь они набросились на эсминец. В смертельном бою с вражеской авиацией личный состав всех кораблей проявил массовый героизм. Зенитной артиллерией было сбито восемь и повреждено три самолета. Наши летчики уничтожили четырнадцать самолетов. Однако никому тогда не было известно, что гитлеровцы сумели сосредоточить такие крупные силы ударной авиации на ближних аэродромах Крыма, да еще со специально обученными асами для действий против кораблей. За всю историю обороны Кавказа фашистская авиация подобной ударной силы не применяла. В результате последнего массированного налета «Способный» получил четыре прямых попадания и минут через пятнадцать затонул. Когда «Способный» погружался носовой частью в воду, моряки, плавающие поблизости, заметили на оголенных винтах командира отделения старшину 1-й статьи Александра Богомолова и матроса, чью фамилию так и не удалось установить, с поднятыми в знак прощания руками. Они пошли ко дну со своим кораблем.

Спустя некоторое время к месту гибели прилетели наши гидросамолеты, пришли тральщики и торпедные катера. Часть личного состава удалось спасти. Среди спасенных были комдив Г. П. Негода, командир «Беспощадного» В. А. Пархоменко, командир «Способного» капитан 3-го ранга А. Н. Горшенин. Петра Ильича Шевченко среди них не оказалось.

Оставшиеся в живых с восхищением говорили о мужестве матросов, старшин и офицеров. Ни на одном корабле не наблюдалось паники, все оставались на своих боевых постах, упорно сражаясь с врагом, самоотверженно борясь за спасение своего корабля. Мне, как бывшему старпому командира лидера «Харьков», хотелось тогда поподробней узнать о последних часах лидера и его экипажа. И вот что я выяснил. [213]

– Во время боя с вражеской авиацией командир лидера капитан 2-го ранга коммунист Петр Ильич Шевченко стоял на мостике, покуривал трубку и спокойно управлял кораблем, четко отдавая команды. Пример командира был настолько силен, что даже в самые опасные минуты, когда лидер уже был смертельно ранен на корабле не было ни паники, ни растерянности. Шевченко подбадривал личный состав с мостика:

– Братцы, не унывать! «Харьков» будет жить, еще введем его в строй!

Он покинул корабль последним, прыгнув в воду прямо с мостика. Секретную документацию корабля Шевченко спас, поручив ее боцману Штепину, который на шлюпке доставил пакет на встречный тральщик. Затем она поступила в штаб базы.

Все были рады, когда Петра Ильича подняли на борт «Способного».

После гибели эсминца Шевченко вместе с командиром «Способного» Горшениным и его заместителем по политчасти капитан-лейтенантом Шварцманом плыли, удерживаясь за матросскую койку. Когда начали рваться корабельные глубинные бомбы, их разметало в разные стороны. Последний раз Шевченко видели надувающим резиновую шлюпку, сброшенную с самолета…

В тяжелые минуты борьбы за жизнь корабля достойно вел себя и заместитель командира по политчасти лидера «Харьков» капитан 3-го ранга И. А. Крикун, незадолго до этого сменивший Е. Ф. Алексеенко. Он активно мобилизовал личный состав на спасение людей, сам же погиб вместе с кораблем.

Решительно и смело действовал старший помощник командира «Харькова» капитан 2-го ранга О. С. Жуковский. Лопнувшим тросом ему сильно ушибло ногу, но этот мужественный человек продолжал руководить артогнем с кормовых орудий при отражении воздушных атак. Когда корабль погиб, матросы спасли Жуковского.

Экипаж лидера «Харьков» проявил массовый героизм. В неравном бою артиллеристы насмерть стояли на боевых постах. Когда взрывной волной был разрушен зенитный мостик, командир зенитной батареи А. М. Резонтов приказал не отходить от смещенных с мест автоматов и в таких условиях вел огонь.

Командир зенитного орудия старшина 2-й статьи Иван Голубев выполнял не только свои обязанности, но и функции [214] наводчика. После гибели корабля, попав на «Способный», включился в зенитный расчет и продолжал сражаться.

Наводчик пятого автомата комсомолец Рукинов при взрыве бомбы был ранен в голову и в руку, но в санчасть идти отказался. Он погиб вместе с кораблем.

Во время одного авианалета сорвало с места пулемет ДШК, пулеметчики Азимов и Туркин оказались отброшенными далеко в сторону. К ним на помощь поспешил матрос Виктор Орлов. Втроем они установили пулемет и, несмотря на контузии и ушибы, продолжали вести бой.

Старшине 1-й статьи Василию Наволочному пришлось быть заряжающим сразу у двух орудий. Следуя его примеру, слаженно работали матросы-зенитчики Виктор Орлов, Коржов, Михаил Степанов, Петр Никифоров.

Командиры седьмого и восьмого автоматов старшины 2-й статьи Михаил Савченко и Александр Кучерявый стреляли по самолетам даже тогда, когда лидер начал тонуть. Они ушли под воду, стоя у своих неумолкающих автоматов.

А сколько мужества и самопожертвования проявили командир 130-мм орудия старшина 1-й статьи Лукьян Репин и его подчиненные Даниил Яхно, Павел Рындин и Виталий Пирогов, которые в затопляемом артпогребе боролись с водой, ставили подпоры, забивали чопы, а заделав пробоину, откачали воду и для выравнивания крена равномерно распределили боезапас по погребу! Под стать им действовали водолазы старшина 1-й статьи Василий Гриценко и матрос Петр Резниченко. Они неоднократно спускались в затопленное котельное отделение, заделывали пробоины, вытаскивали раненых.

Огромную работу проделали аварийные группы мичманов П. Р. Ткаченко и Г. А. Яновского – устраняли повреждения, откачивали воду из мазутных ям, ставили подпоры и устраняли дифферент на нос корабля.

Находчиво и энергично действовал боцман Феоктист Романович Штепин. Вместе со старшинами 1-й статьи Н. П. Орзулом, А. Тимофеевым и помогавшими им матросами Даниленко, Мусиенко, Пакиным, Плотниковым быстро завели пластырь с правого борта, а затем со старшиной торпедной группы Ф. А. Воробьевым выбросили за борт торпеды, чтобы обеспечить безопасность корабля.

Матрос комсомолец Станислав Мацевич вместе с матросом [215] Иваном Афанасьевым спустились в четвертый пороховой погреб за автоматными дисками. В это время в погребе образовалась пробоина, хлынула вода. Мацевич своим телом закрыл брешь, но его отбросило взрывной волной. Тогда, найдя брезент, он с товарищем заделал пробоину и продолжал подавать диски наверх.

Так в тяжелую годину действовал весь – от матроса до командира – экипаж, проявляя массовый героизм, до последней минуты делая все, чтобы выстоять, спасти свой корабль. Однако этого не произошло. Случилось худшее, что может быть в войну на море – погибли люди, погибли славные боевые корабли. Тяжелую утрату переживала вся эскадра. В ответ мы клялись еще больше крепить боевую мощь, отомстить за наших товарищей.

Как память о тех скорбных днях, у меня сохранилась одна фотография. На ней – жизнерадостная счастливая семья старшины трюмной группы мичмана Петра Романовича Ткаченко: он сам, жена Александра Федоровна и их сынишка Вячеслав. Уходя в поход, Петр Романович предложил сфотографироваться всей семьей. На фотографии дата: 3 октября 1943 г. Через три дня Вячеславу исполнится три года. И в этот же день мальчишка остался без отца.

Что ж, мичман Ткаченко оставил о себе добрую память. Его жена воспитала хорошего сына. Вячеслав служил на флоте, стал мичманом, затем учился, получил юридическое образование, работает прокурором в Вологодской области.

Многие из бывших «харьковчан» продолжали службу на флоте, успешно воевали. И снова хочется отдать должное умению Мельникова распознавать людей – он воспитал много отличных боевых офицеров. Штурман Телятников после гибели «Харькова» был переведен на Северный флот, после войны поступил в Военно-Морскую академию, а окончив ее, вновь вернулся на север. Участвовал в различных арктических экспедициях. В 1961 году уволился в запас в звании капитана 2-го ранга, поселился в Киеве.

Виктор Сергеевич Сысоев, командир группы управления, остался на Черноморском флоте, был назначен на эсминец «Железняков» сначала командиром БЧ-2, а затем и старпомом. Вскоре сам взошел на ходовой мостик как командир эсминца «Буйный», впоследствии крейсера «Куйбышев». Проявил он себя как грамотный, собранный [216] и волевой командир, знающий цену уставному порядку и крепкой дисциплине.

Как– то раз, зимой 1954 года, я, будучи уже командующим соединением, выходил в море на «Куйбышеве». Домой мы возвращались ночью при шестибальном шторме. Я поинтересовался у командира Сысоева, думает ли он заходить в порт или считает более благоразумным переждать шторм на якоре на внешнем рейде? В ответ Сысоев спросил разрешения входить в базу и стать на свои бочки. Другому командиру я, пожалуй, не разрешил бы этого сделать при таком сильном норд-весте, но на Сысоева можно было положиться. В душе я радовался, что командир уверен в своих силах и умении.

Вначале все шло хорошо. Сысоев правильно рассчитал поправку на ветер и довольно уверенно подошел к бочке. Но команда на авральной шлюпке не сумела сразу закрепить трос, и корму крейсера начало быстро сносить к ближайшему мысу. Дорога была каждая секунда. Сысоев принял единственно правильное решение: смелым маневром отвести корму на чистую воду и немедленно отойти назад для нового захода. При повторной попытке корабль быстро поставили на бочку. Я же отметил, что на мостике все время царила спокойная тишина и нарушали ее только четкие команды командира и доклады об их исполнении.

Около года мы служили бок о бок – Сысоев стал начальником штаба соединения и с энергией, знанием дела, требовательностью к себе и к подчиненным исполнял эту нелегкую обязанность. В дальнейшем Виктор Сергеевич в звании адмирала командовал Черноморским флотом, а затем был начальником Военно-Морской академии имени А. А. Гречко.

Навсегда остался в нашей памяти командир БЧ-4 Андрей Михайлович Иевлев – один из лучших офицеров «Харькова», отвечавший за связь. Такого же мнения об Иевлеве был и Мельников, считавший его одним из самых грамотных молодых специалистов. После гибели «Харькова» Иевлев был направлен на Северный флот, а оттуда отбыл в Англию для обеспечения связью наших конвоев. Транспорт, на котором он находился, был в дороге торпедирован. Иевлев долго пробыл в ледяной воде, и хотя был поднят на борт другого транспорта, спасти его не удалось.

До конца войны прослужил дивизионным механиком [217] командир электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенант Альфред Георгиевич Вуцкий. В послевоенные годы работал на различных должностях в ремонтных мастерских. Смерть вырвала его из наших рядов, но не забыть боевым товарищам преданного флоту моряка, прекрасного знатока своего дела и отважного воина.

Многие из «харьковчан» после войны славно потрудились в народном хозяйстве, были на партийной работе, преподавали в вузах и школах страны. Это наш бывший дальномерщик Сергей Андрианович Семенков, машинист-турбинист Андрей Афанасьевич Рогачев, командир отделения артиллерийских электриков Сергей Михайлович Никулин, бывший писарь Дмитрий Алексеевич Руднев, кинорежиссером на киностудии имени Довженко в Киеве стал наш корабельный поэт и редактор радиогазеты Олег Ленциус.

А несколько лет назад в газете «Красная Звезда» я прочитал статью «Подвиг юнги» о Толе Лебедеве, нашем юнге, появившемся на «Харькове» после прихода нового командира П. И. Шевченко. Толя быстро начал осваивать премудрости сигнального дела и вскоре, стоя на вахте, не раз первым обнаруживал вражеские цели. Об одном таком случае и рассказала газета. В начале 1943 года после обстрела Анапы Лебедев первым заметил вражеские торпедные катера. Это позволило командиру вовремя уклониться от выпущенной торпеды… За два месяца до гибели «Харькова» Толя ушел служить на морской охотник в дивизион Гнатенко. Ходил на Малую землю, высаживался с десантами. Войну закончил разведчиком в танковой армии Рыбалко. Уже в мирное время участвовал в гидрогеографических экспедициях.

Без преувеличения можно сказать, что все, кому довелось плавать на славном лидере «Харьков», оказались достойными геройского корабля. [218]

Глава IV.

На ходовом мостике

Конвой идет в Туапсе

Лидер мне пришлось покинуть в считанные минуты и самым спешным образом перебираться на сторожевой корабль «Шторм». Заходя в Батуми 18 октября 1942 года, «Харьков» получил с флагманского корабля эскадры линкора «Парижская Коммуна» семафор о том, что «Шторм» должен через три часа отправиться на боевое задание и к этому моменту мне надлежит быть на корабле. Довелось тут же, безотлагательно, передавать свои старпомовские дела старшему лейтенанту Владимиру Карповичу Романову – командиру БЧ-3 – и наскоро прощаться с теми, кто оказался рядом. Через полчаса после швартовки лидера я уже был на «Шторме».

Меня встретил бывший помощник командира старший лейтенант Павел Александрович Керенский и, не теряя ни минуты, провел в командирскую каюту, где сразу же ознакомил с боевым заданием. Докладывал он кратко и ясно, не пользуясь никакими записями. Сторожевым кораблям «Шторм» и «Шквал» совместно с эсминцем «Незаможник» и двумя сторожевыми катерами следовало отконвоировать из Батуми в Туапсе танкер «Москва». Командиром конвоя сперва назначался «Павел Андреевич Бобровников, а на следующие сутки, когда с наступлением темноты «Незаможник» уйдет выполнять другое задание, им станет командир «Шторма». Бобровников уже провел инструктаж командиров кораблей, участвующих в конвое, все документы получены, «Шторм» к выходу готов.

Так состоялось наше знакомство с Керенским, человеком большого душевного такта, знающего и грамотного командира, влюбленного в свой корабль и его людей. В нем сразу угадывался твердый характер и смелый ум. [219]

Керенский повел себя так, будто не первый раз приходил ко мне с докладом, не подчеркивая своего преимущества в знании корабля и его боевых возможностей. Это сразу расположило меня к старпому.

Впрочем, нельзя сказать, что сторожевой корабль «Шторм» был мне совершенно незнаком. Он являлся точной копией «Грома», на котором я на Тихом океане отслужил два года и неплохо знал его устройство, вооружение и боевую организацию. Не позабыл всего этого и сейчас, так что накопленный опыт весьма пригодился. Театр Черноморского флота я изучал, плавая еще на «Незаможнике», затем и на «Харькове». Но одно дело плавать хоть и на однотипном корабле, но командиром батареи, да еще в мирное время. Или старпомом на больших кораблях с опытными командирами. И совсем другое – самому командовать с ходового мостика, лично организовывать жизнь экипажа, руководить им в бою, постоянно испытывать чувство ответственности за корабль и людей. Это на тебя будут бросать вопросительные взгляды в трудных ситуациях, от тебя будут ждать единственно правильного решения, а самому уже надеяться не на кого, ни совета, ни подсказки не получишь. Только сконцентрированные знания, опыт, умение, приобретенные за все время морской службы, помноженные на волю, реакцию и решительность, смогут оправдать твое место во главе корабля.

Но у командира всегда есть надежные помощники: комиссар, старпом, командиры боевых частей. Их присутствие рядом, безупречное исполнение команд и приказаний как бы удесятеряют силы командира. Я давно приметил, что хорошие командиры корабля, несмотря на всю регламентированность уставом и дисциплиной своих отношений с подчиненными, всегда видят в них прежде всего товарищей в сложном и ответственном деле. Это сплоченность людей, поставленных перед лицом общих трудностей, а зачастую и перед лицом жизни и смерти, особенно в бою. И вот каким бы суровым внешне не казался тот или иной командир корабля, сколь ни строги бывают его выговоры, продиктованные требованиями службы, если он настоящий моряк и командир, то непременно испытывает в душе чувство братства и единения со своим экипажем. Этому учит море и морская служба.

Вот о чем я думал в уютной кают-компании «Шторма», когда один за другим входили члены командного [220] состава и, представившись, рассаживались за общим столом. Если я и знал кого-то из них, то только понаслышке, плавать ни с кем не приходилось. Наше первое знакомство началось с того, что я сообщил о поставленной перед нами задаче, об ожидаемой оперативно-тактической обстановке на переходе, напомнил о взаимодействии и использовании оружия.

Со своим сообщением выступил комиссар старший политрук Александр Васильевич Корасев. Он сказал, что партийно-комсомольскому активу корабля задача известна, с членами экипажа проводится индивидуальная работа. На долгие разговоры времени не оставалось, командиры разошлись по своим местам, а я решил, что в походе при малейшей возможности постараюсь с каждым познакомиться поближе.