Текст книги "На ходовом мостике"

Автор книги: П. Уваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Уваров П. В.

На ходовом мостике

Глава I.

Если завтра война

Уходим в море

Кто бывал в Ленинграде на Васильевском острове, должно быть, запомнил старинное, выкрашенное в желтый цвет здание с сигнальной вышкой и торжественным лепным фасадом. Здесь разместилось одно из старейших военно-морских училищ страны, тесно связанное с петровскими временами. Отсюда выходили первые гардемарины, чтобы на новых корветах и фрегатах вписать начальные страницы в летопись отечественного флота. Этими же ступенями шли на оборону Петрограда от банд Юденича курсанты-краснофлотцы, призванные Лениным к исполнению революционного долга. Здесь каждый камень дышит героической историей, и не трудно представить наше состояние, когда мы, вчерашние молодые рабочие, съехавшиеся в Ленинград из разных уголков страны, разношерстной стайкой стояли и, затаив дыхание, разглядывали здание, где нам предстояло учиться. Минуты были воистину волнующими: вот сейчас войдем под эти своды и станем не просто свидетелями морской славы нашего флота, но своей учебой, практикой, дальнейшей биографией должны будем приумножать ее.

Я же до последнего времени и не помышлял, что когда-нибудь переступлю порог военно-морского училища. Родился я на Донбассе, где разве что степные просторы чем-то схожи с морским разливом, но морем, как многие мои сверстники, признаться, не грезил. Конечно, читал книги о пиратах и знаменитых флотоводцах, пел песни о грозном «Варяге», но ближе и понятней мне были будничные заботы рабочих окраин моей родной Макеевки. В утренней перекличке заводских гудков отнюдь не слышалась мне перекличка корабельных сирен на рейде – это был призыв на работу в родной кузнечный цех Макеевского металлургического завода имена С. М. Кирова. [4]

Но, видимо, в душе каждого юноши живет, пусть не всегда осознаваемая, тяга к романтике дальних странствий, стремление попасть в окружение мужественных и отважных людей, а уж если к этому прибавить и соленый запах моря, и сияние в открытом океане южных созвездий, и многоязычный говор всех портов мира, то конечно же не устоишь, загоришься, и уже не будет для тебя другой судьбы.

Не удивительно, что мы, молодые рабочие, первыми узнали о том, что можем получить путевки в военно-морское училище. А тут еще приехал в отпуск наш земляк курсант Ленинградского военно-морского училища имени М. В. Фрунзе Петр Гальянов и вскружил нам головы рассказами о морях и океанах, муссонах и пассатах, кораблях и морских баталиях. Мы смотрели на него как на человека, не раз обошедшего на корабле земной шар, – с восхищением и завистью. Словом, его приезд послужил как бы сигналом к действию.

По моей просьбе Петр, вернувшись в Ленинград, прислал программу для поступления в училище. Засел я на год за учебники и конспекты, потому что хотя комсомольская путевка и была мне обещана, перед отъездом в Ленинград предстояло еще сдать в Донецке вступительные экзамены. Уже тогда я понял – не плавание по морям предстоит впереди, а учеба, настойчивая, ежечасная. Без нее никогда не ступишь на ходовой мостик.

Все это время я готовил себя к мысли, что придется расстаться с дорогими мне людьми, но когда в последний раз вошел в цех, сердце сжалось до боли. Прощаюсь с Яковом Федоровичем Никулиным, нашим беспокойным и взыскательным начальником цеха, со сменными мастерами Павлом Семеновичем Переверзевым и Дмитрием Степановичем Шелкуновым – мастерами высокого класса, нашими наставниками и очень доброжелательными людьми. А вон на своем рабочем месте стоит Петр Пантелеевич Малов, виртуоз в сложнейших поковках, которому стремились подражать все молодые кузнецы. Прощаюсь и с другими асами кузнечного дела: Иваном Козаком, Николаем Воловым, Григорием Якименко, Дмитрием Цибулиным. Все они по-отечески заботились обо мне, в прошлом году приняли в партию. Какими словами выразить признательность, как рассказать, что их отношение к людям, честность, прямота, умение трудиться останутся для меня примером на всю жизнь, где бы я ни жил, по каким бы морям ни плавал. [5]

Стою в окружении сверстников, с которыми начинал осваивать сложную кузнечную профессию, и думаю: смогу ли найти таких друзей, как Саша Молодченко, Миша Линкин, Иван Селищев или Николай Чередниченко? Мы не только старались работать в одной смене, но и досуг проводили вместе, знали друг о друге, казалось, все: и о сердечных делах, и об интересах и привязанностях, помогали друг другу в работе.

– Ну что, Петр, счастливо добраться в Питер! – слышу шутливые интонации в голосе мастера Дмитрия Шелкунова.

Он жмет руку, а у меня в глазах что-то щиплет, начинаю плохо различать лица…

Через несколько дней я оказался перед зданием с лепным фасадом. А вскоре стал курсантом Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе.

Хотя уже и середина лета, веет прохладный ветер с Невы, треплет ленточки наших бескозырок, новеньких, еще не потерявших фабричного запаха. Гурьбой идем высокими сводчатыми коридорами, присматриваемся к картинам, которыми увешаны стены. На них – море, парусные фрегаты, броненосцы революционного флота и другие корабли, далее – портреты прославленных русских моряков. Но, к своему стыду, многих я еще не знаю, узнаю лишь характерный профиль Нахимова в адмиральской фуражке… В здании тишина. Курсанты старших курсов в это время на практике, и мы, перешептываясь, входим в Компасный зал. В круглом помещении, прямо на полу, изображена огромная пестрая картушка компаса. Все внове, все – в диковинку! С особым волнением входим в зал Революции. Здесь в 1917-м дважды выступал Владимир Ильич Ленин. На белых мраморных плитах высечены имена героев, отдавших жизнь за революцию. Нет в здании другого места, где бы так остро ощущалось огромное значение Военно-Морского Флота для победившего пролетариата, его грозная сила, его морское оружие.

Снимаем бескозырки и долго стоим перед беломраморным мемориалом…

Полвека прошло с того памятного дня, а вот помнится все, до малейших деталей – помнятся наши стриженые затылки, новые парусиновые робы с синими воротничками, бескозырки с золотыми буквами «Военно-морское училище им. М. В. Фрунзе» и то настроение приподнятости, [6] торжественного волнения, которое всегда охватывает человека на пороге больших событий в жизни.

До начала учебного года оставалось немногим более месяца, и на этот период нас отправляли на краткую морскую практику. Мы-то, зеленые призывники, хоть и были уже всей душой преданы морю, но большинство в глаза его не видело. Значит, еще одна радость: знакомство с морской стихией. Да не с берега, а в плавании на настоящих кораблях! Их названия звучали для нас музыкой: «Красный Ленинград» и «Ленинградский Совет». И пусть корабли только учебные, но ходят они по Балтике, мы можем попасть в шторм, будем жить в кубриках, нести вахту – словом, предстоит первое крещение морем. И идем мы не просто в море, а к легендарному острову Котлин, в Кронштадт.

В Ленинграде многое связано с морем. И названия улиц, и видимый отовсюду шпиль Адмиралтейства, и памятники знаменитым морякам, и соленый ветер с Финского залива… Ну, а если пройти морским каналом, ощущая под ногами палубу военного корабля, увидеть, как за бортом медленно проплывают судостроительные верфи, портовые сооружения, торговые суда, стоящие под флагами разных стран мира, а затем неожиданно выйти на простор Финского залива и осознать, что все воспринятое стало частичкой твоей жизни, – можно ли сдержать в себе чувство гордости? Впереди нас ждали годы учебы, большой работы над собой, закалки, непростого привыкания к флотским порядкам и дисциплине, но не ошибусь, если скажу, что именно в эти дни море стало судьбой для большинства из нас.

Годы нашей учебы совпали с новым периодом развития отечественного флота, предусмотренного судостроительной программой 1928-1933 годов. Флот рос и перевооружался, на судоверфях началось создание подводного флота, а также малых и средних надводных кораблей всех классов, вплоть до эскадренных миноносцев. Сразу же возросла потребность в кадрах, причем не просто в увеличении их численности, а и в кадрах, соответственно подготовленных. В 1931 году выходит новый Корабельный устав, предполагавший более высокую организацию корабельной службы. Конечно, это коснулось и Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе. Сразу же были созданы надводный и подводный секторы, дивизионы и группы, предполагавшие, как мы теперь говорим, узкую [7] специализацию. Раньше училище готовило для флота вахтенных начальников, а теперь выпускники становились штурманами, артиллеристами, минерами, гидрографами. Все эти события вовлекали нас, будущих морских командиров, в большое и ответственное дело – наша молодость совпала с молодостью нового флота, мы становились не просто учениками, но и первыми исполнителями большого и сложного начинания. По сути, флот начал обретать новую мощь, новую силу, чтобы примерно через десять лет дать на море достойный отпор фашистскому агрессору.

Но поглощенные тогда первой встречей с морем, вряд ли мы осознавали до конца, на какую трудную дорогу ступили.

По прибытии в Кронштадт мы поднялись на борт учебного корабля «Комсомолец» водоизмещением около четырнадцати тысяч тонн. По тогдашним меркам, он был огромен. Этот специально переоборудованный для курсантской практики корабль входил в состав отряда учебных кораблей Балтийского флота.

Нас разместили по кубрикам, показали, как пользоваться подвесными койками, и повели знакомиться с кораблем. Потекли дни первого «оморячивания», как говорили опытные корабельные старшины. К концу месяца мы уже щеголяли друг перед другом знанием корабельного вооружения, техники, машинного отделения, хвастались натертыми мозолями при гребле на шлюпках и баркасах. Гордились, конечно, и тем, что были расписаны по боевым постам, а при выходе в море дублировали обязанности краснофлотцев. Заметно изменился и наш лексикон, теперь он был пересыпан морскими терминами и солеными словечками, которые усваивались необыкновенно быстро. Но как мы ни стремились сразу стать похожими на матерых морских волков, еще издали можно было отличить нашего брата курсанта. И роба топорщилась горбом на спине, и бескозырку приходилось все время поправлять, и воротничок почему-то лепился к затылку, да и шаг по палубе, особенно если корабль находился в море, был неуверенный и осторожный. А сколько синяков появилось на ногах при перешагивании через комингсы, возвышающиеся над палубой в дверных проемах. Не всегда удавалось сразу сладить с подвесной койкой, пока ее расшнуруешь, подвесишь… Словом, чтоб стать настоящими моряками, много еще каши [8] предстояло нам съесть. Однако молодости не присуще уныние.

Все чаще с моря стали накатывать холодные крутые волны, солнце все реже дробилось на легкой ряби. Пошли один за другим туманные дни, на которые столь щедра осенняя Балтика. Наша первая практика близилась к концу, минула, словно один день. Даже наш весельчак курсант Паша загрустил, все реже появлялся на баке со своими декламациями и шутками-прибаутками – жаль было расставаться с морем. Но ничего не поделаешь, необходимо возвращаться в Ленинград, в учебные классы.

На берегу, в училище, многие открыли простую истину: чтобы стать хорошим морским офицером, мало беззаветно любить море, быть преданным ему всей душой, – нужны знания. А их-то у нас было совсем немного. Подготовительный курс доказал это. Даже в короткие часы личного времени товарищи корпели над учебником физики или математики, ведь в конце курса нас ждали экзамены. И уж если кто-нибудь их не выдержит, то не видать ему флота.

Пришлось расстаться и с такими словами, как «не хочу» или «не могу», когда дело касалось внутреннего распорядка или приказов командиров. Военная организация и воинская дисциплина с их жесткими требованиями, беспрекословным подчинением всем начальникам требовали от нас воспитания новых привычек, новых качеств. Экзамены на прочность характеров мы сдавали ежедневно в течение всего первого года учебы.

На курсе сразу сложилась товарищеская атмосфера. Были здесь свои балагуры и интеллектуалы, скромняги и любители прихвастнуть, но всех нас объединяло горячее желание посвятить свою жизнь флоту. Вот это, несмотря на разность характеров, и создавало атмосферу взаимовыручки, рождало дружбу, которой суждено было продлиться годы и десятилетия. Так что тот, кто пришел в училище с твердым намерением стать командиром Рабоче-Крестьянского Красного Флота, кто серьезно отнесся к учебе и самодисциплине, с нового учебного года продолжил занятия в училище уже первокурсником. Такими оказалось подавляющее большинство.

Программа обучения была составлена таким образом, что получаемые знания курсанты закрепляли на практике и на практике же осознавали необходимость новых знаний. Летом, после подготовительного курса, мы – снова на Балтике. Как со старым другом, встретились с учебным [9] кораблем «Комсомолец». Позднее плавали и на парусной шхуне «Практика». Но теперь это был новый этап обучения. Мы изучали корабли: набор, якорное устройство, механизмы вооружение, научились выполнять простые такелажные работы, грести и ходить под парусами на шлюпках и баркасах. Мы даже участвовали в маневрах Балтийского флота.

Вот этими-то маневрами и стала незабываемой наша вторая практика…

В кубриках долго не могли заснуть – с вечера стало известно: на рассвете выходим в море. Почти весь Балтийский флот участвовал в маневрах. Командир «Комсомольца» сообщил нам, что на маневрах присутствуют Климент Ефремович Ворошилов и Семен Михайлович Буденный. Наш выход в море прошел успешно, и вот уже после маневров на Кронштадтском рейде выстроены корабли. Ворошилов и Буденный обходят их, поднимаются и на «Комсомолец». Поздоровавшись с командой и поблагодарив экипаж за успешное проведение маневров, Климент Ефремович попросил собрать команду на юте. Он сказал, что убедился в возросшей боевой выучке балтийцев, восхищен слаженным и своевременным выполнением команд. Коснулся новых задач, которые ставила партия перед флотом в современных условиях. Потом улыбнулся и неожиданно объявил:

– А сейчас слово имеет старый адмирал Буденный. Семен Михайлович откликнулся на шутку.

– Какой же я адмирал, если впервые за всю жизнь присутствую на флотских маневрах! Мое дело – кавалерия. Однако в стремительных атаках эсминцев много сходного с атакой кавалеристов на суше. Правильно я понимаю? – спросил стоявших рядом курсантов.

Это сравнение всем очень понравилось своей неожиданностью и точностью.

А на следующий день мы с интересом рассматривали флотскую газету «Красный балтиец», где на первой странице был помещен рисунок: в атаку несется бригада эсминцев, а на головном корабле в седле, с лихо закрученными усами, в папахе, с шашкой в руке – Семен Михайлович Буденный.

Но запомнилось и главное, ради чего нас, будущих морских командиров, посетили прославленные военачальники. Они говорили о том, как много надо знать и уметь, чтобы водить корабли, управлять сложной техникой и оружием. [10] Необходимо воспитывать в себе стойкость, идейную убежденность, волю, быть преданным морю и революционным традициям флота.

В том, что в итоге мы сумели приобрести столь много опыта и практических навыков за время, проведенное на учебных кораблях, большая заслуга начальника цикла военно-морской практики Никиты Дементьевича Харина. Всегда бодрый, готовый не только откликнуться на шутку, но и строго спросить, глубоко понимающий психологию молодежи, он был любимцем всех курсантов. Мы стремились так же понимать море и корабль, так же вести себя с людьми, как Харин. Никита Дементьевич обладал незаурядными личными качествами, он умел так построить практику, что мы забывали о том, что находимся на учебном корабле, что боевые тревоги – учебные, а настоящая флотская служба где-то еще далеко впереди. Опытный, бывалый моряк хорошо понимал важность нашей учебы и считал воспитание будущих командиров не менее существенным делом, чем командование кораблем в дальнем боевом походе.

Вообще, в училище подобрались весьма сильные преподаватели, в большинстве бывшие офицеры царского флота, перешедшие на сторону победившего пролетариата. Это были хорошие и знающие люди, превыше всего ценившие честь отечественного флота. Несколько предыдущих выпусков училища доказали, что новая молодежь, воспитанная ими, отлично служит на всех флотах.

Как спешили мы обычно в навигационный класс! Здесь, сидя за столами, изучали лоции, входили в непроглядные туманы, льды, прокладывали пути в экваториальных водах, узнавали созвездия Андромеды и Скорпиона, Волопаса и Девы, заучивали названия главных навигационных звезд и отыскивали их на небосводе. Этому обучал нас преподаватель астрономии Борис Иванович Олифиренко. Лев Андреевич Поленов и Иван Николаевич Дмитриев, читавшие нам навигацию, стремились не только научить кораблевождению, но прививали нам романтику своего мастерства. Если на практических занятиях происходила у кого-то заминка, Поленов тут же рисовал перед нами, к примеру, такую картину.

Открытый океан. Отвесные лучи тропического солнца плавят людей и металл. Посреди океана застыл неподвижный корабль: штурман забыл, чему его учили в училище. День, два, неделю носит ветрами и течениями [11] корабль по океану. Кончается пресная вода. Наконец, корабль замечают с какого-нибудь проходящего судна и сопровождают в ближайший порт. И вот в порту незадачливого штурмана окружают капитаны дальнего плавания: «Вы ученик Поленова? Не может быть! У этого штурмана не бывает плохих учеников».

Не знаю, стало ли имя Поленова популярным во всех крупных портах, но подвести Льва Андреевича нам не хотелось. И мы назубок заучивали таблицы, цифры, названия светил и навигационные приборы.

Военно– морскую географию преподавал А. А. Мохначев, живой, добрый и общительный человек. На его лекциях нам казалось, что нет на земном шаре точки, где бы он сам не побывал. Он знал не только все господствующие ветры и течения, береговые линии и проливы, но и как непосредственный участник рассказывал нам об операциях и боевых действиях на море, вошедших в историю флота. Он мог перед слушателями разыграть сложнейшие морские баталии, где бы ни был расположен морской театр. И каждый раз мы с сожалением покидали класс, дивясь, что так скоро прозвучал звонок…

Даже «сухую» науку, математику, мы впитывали без скуки и лени как крайне необходимую. Впрочем, кажется мне теперь, на самого Михаила Филипповича его предмет все-таки наложил отпечаток. Он был худощав, неулыбчив, шуток на лекциях и малейших отклонений от темы не допускал. Зато его мысль так напряженно работала, что чувствовалось, как он сам входит в азарт, любуясь красотой и точностью своей науки, и потому мы боялись упустить хоть слово, малейшую формулу или цифру, поскольку тогда уже за нашим математиком было не угнаться. Как все это пригодилось потом!

Заканчивая училище, мы готовились стать артиллеристами. На выпускном курсе мы, как говорится, дневаля и ночевали в кабинетах артиллерийской стрельбы и матчасти. Это было хозяйство Бориса Францевича Винтера. Старый морской артиллерист являл собой образец точности, ясности и пунктуальности. Во время учебного процесса он был очень скуп на похвалы. Знание всех видов корабельного вооружения со стороны будущих морских артиллеристов он воспринимал как само собой разумеющееся – так к чему похвалы? Зато на государственном экзамене по материальной части у нас был самый высокий балл. [12]

Да и в теории артиллерийской стрельбы мы не отставали – не зря Григорий Николаевич Оленев и Евгений Васильевич Ляпидиевский, не считаясь со своим временем, постоянно организовывали консультации, могли позаниматься с каждым в отдельности, порешать сложные задачки.

В подборе преподавателей, в том, что в училище возникла атмосфера напряженной учебы, порожденная взаимной заинтересованностью курсантов и преподавателей, была большая заслуга наставников – тон всему задал наш первый начальник училища Юрий Федорович Ралль. Однако вскоре он покинул училище и ушел служить на флот, оставив о себе добрую память за вклад, который внес в подготовку кадров. Поэтому впечатление о Юрии Федоровиче создалось больше по рассказам старших курсантов, отзывавшихся о нем как об образованном командире. До училища Ю. Ф. Ралль преподавал тактику в Военно-морской академии и командовал линкором «Марат». В годы Великой Отечественной войны мы не раз еще услышим фамилию Юрия Федоровича как преданного и мужественного сына народа, занимавшего ряд ответственных командных должностей на Балтийском флоте.

Как я уже говорил, наше поступление в училище совпало с началом осуществления новой судостроительной программы и перевооружением флота. Тогда же в училище пришел новый начальник и комиссар Алексей Николаевич Татаринов. Думается, выбор его кандидатуры был не случаен. Училище нуждалось в начальнике с высокими партийными качествами, организаторскими способностями, требовательном администраторе и заботливом воспитателе. У Татаринова на все хватало времени, до всего доходили руки. Не раз он посещал аудиторные занятия, бывал в жилых помещениях, производил смотры, объявлял боевые и пожарные тревоги. Он самым внимательным образом следил за внедрением новой организации и за процессом обучения по специальности. Приход Алексея Николаевича почувствовали все – от курсантов-первокурсников до преподавателей и начальников курсов. Даже повара начали радовать нас новыми блюдами. У курсантов заметно улучшился внешний вид – получить замечание от самого Татаринова считалось постыдным, а встретиться с ним можно было в любой момент в коридоре, в аудитории, в столовой.

Нет, мы не боялись начальника училища, мы видели [13] в нем живого героя штурма Зимнего, чья матросская биография началась еще в 1915 году на Балтийском флоте. В 1918 году он добровольцем ушел на сухопутные фронты, устанавливал Советскую власть сначала как командир партизанского отряда, а затем и бригады. Потом четыре года вновь служил на Черноморском флоте, командовал экипажем, учебным отрядом. В 1927 году окончил Военно-морскую академию и был назначен начальником Высшего военно-морского училища имени Ф. Э. Дзержинского, а в 1930-м перешел к нам. Думается, что личный опыт Татаринова подсказал ему главную идею обучения, которую он последовательно внедрял в течение всего учебного процесса: морская практика и аудиторное обучение должны стать двумя составными единого процесса. Только при этом условии вчерашние выпускники быстрее станут в строй. В этом заинтересован флот, в этом заинтересованы и курсанты.

Как сегодня, помню июньский погожий день, залитую солнцем набережную лейтенанта Шмидта. Двумя шеренгами наш курс выстроился на набережной. Перед строем – коренастая фигура Татаринова, затянутая в темно-синий китель с золотыми галунами на рукаве. Движения его скупы, сдержаны. Мы знаем, что сейчас он скажет нам слова напутствия – предстоит очередная практика. Нам передается торжественное настроение начальника училища – кончен второй курс, впереди новая встреча с морем.

Татаринов принимает рапорт, делает шаг вперед.

– Товарищи курсанты! Сейчас вы направляетесь на крейсер «Аврора». Имя свое он получил в честь фрегата, прославившегося при обороне Петропавловска. В 1905 году крейсер участвовал в Цусимском сражении, а 25 октября 1917 года возвестил миру о начале эры социалистической революции. Во время гражданской войны и интервенции капиталистических держав матросы «Авроры» героически дрались на многих фронтах. За заслуги перед революцией крейсер «Аврора» награжден орденом Красного Знамени. Словом, это наш, большевистский корабль. Будьте же достойны тех славных матросов и офицеров, которые служили на крейсере! Желаю счастливой практики!

Еще издали, при подходе к Кронштадтскому рейду, узнаем силуэт крейсера: три высоких трубы, возвышающиеся над палубными надстройками, крутые бронированные борта. [14]

К нашему приходу все готово. Разошлись по кубрикам, уложили пожитки и поспешили на верхнюю палубу, к знаменитому баковому орудию, на щите которого видна четкая надпись: «6-дм баковое орудие, из которого произведен исторический выстрел 25 октября 1917 г. в момент взятия Зимнего дворца. Крейсер «Аврора» 1927 г.» Затем обошли весь крейсер. Несмотря на солидный возраст (крейсер был спущен на воду в 1903 году), «Аврора» плавала еще вполне надежно. Да и после нас отходила не одну кампанию с курсантами. Во время Великой Отечественной войны, в период героической обороны Ленинграда, «Аврора», находясь в составе противовоздушной обороны города, своими орудиями отбивала налеты вражеской авиации. И только 17 ноября 1948 года Краснознаменный крейсер установлен на вечную стоянку у Петроградской набережной и передан Ленинградскому Нахимовскому училищу. Сейчас на крейсере «Аврора» – филиал Центрального военно-морского музея.

А в те дни крейсер стал нашим домом. Ночью, после вахты, лежа в койке и ощущая свежее дуновение ветра из иллюминатора, еще и еще раз переживаешь прожитый день, снова отдаешь и исполняешь команды, перепроверяешь себя. Вчера ты был дублером вахтенного начальника, сегодня – нес вахту на сигнальном мостике. Изо дня в день мы проходим на крейсере все ступени корабельной организации, и на каждой из них есть свои сложности и особенности. Постичь бы их скорей! Ведь это раньше офицеру нужно было избороздить не одну тысячу миль, чтоб подняться на ходовой мостик командиром; а сейчас, когда вскоре появится много новых кораблей, когда флот молодеет, как знать, – четыре-пять лет, и самому придется командовать кораблем. Ты будешь в ответе за корабль и человеческие жизни. Море не любит слабых, не терпит командиров, не уверенных в себе и в своих подчиненных. Так что, давай, постигай все премудрости моряцкого ремесла сейчас, когда у тебя есть надежные наставники и учителя.

Помню, как однажды командир крейсера Аполлон Кузнецов преподал всем нам урок решительности.

Отряд учебных кораблей ночью стоял на рейде в Капорском заливе. Только-только началась самая трудная, как ее называли прежде, «собачья вахта» – с полуночи до четырех часов утра, – когда вдруг на крейсере была сыграна боевая тревога. В считанные секунды мы подготовили [15] оружие и технические средства крейсера к немедленному действию. Привыкнув к частым учебным тревогам все надеялись, что и на этот раз нам будет дана очередная вводная, после чего вновь разойдемся по кубрикам. Однако отбоя не последовало: к рейду приближалось неопознанное судно, не отвечавшее на запросы. Аполлон Кузнецов – он был старшим на рейде – приказал артиллеристу произвести выстрел осветительным снарядом. Одновременно команда приготовилась к стрельбе фугасными снарядами. Ночную тишину разорвал выстрел бакового орудия. Мы жадно всматривались в движущуюся цель, готовясь вступить в первый настоящий бой. Но освещенная цель оказалась тихоходным водолеем, который шел к нам с запасом питьевой воды, продовольствия и долгожданной почтой.

До нашего выстрела на водолее царило полное благодушие. Разрыв осветительного снаряда сразу вывел команду из состояния блаженного покоя, капитан водолея вспомнил свои обязанности, заработала сигнализация, нам засемафорили, кто они такие и с чем идут.

Для нас это была первая в жизни настоящая боевая тревога, к тому же со стрельбой. Еще с большим уважением мы смотрели на командира крейсера.

Хорошо запомнился и вечер прощания с «Авророй». Вокруг курсанта Сергея Саркисова, организовавшего небольшой струнный оркестр, собираются не только практиканты, но и члены экипажа – с ними мы познакомились и сдружились. И, конечно, тут же возникает задорное матросское «яблочко». В кругу – наши лучшие танцоры Володя Николаев и Павел Половинкин. Сколько удали, веселья в незатейливых коленцах этого дорогого каждому матросскому сердцу танца! Прихлопами и присвистом мы подбадриваем наших танцоров, все учащающих ритм. По всему Кронштадтскому рейду катится с «Авроры» «яблочко». Улыбается сдержанно командир, улыбаются руководители нашей практики и боцманы, вспоминая, видимо, и свою молодость… Прощай, «Аврора»!…

Первые учебные стрельбы прошли на Балтике. В следующем году продолжились они на Черном море, где для группы артиллеристов-курсантов была создана главная учебная база на крейсере «Коминтерн», которым командовал Ю. К. Зиновьев. Что и говорить, результаты первых стрельб оставляли желать лучшего. Щит, раскачивающийся на волне, даже в прицел казался чрезмерно малым, [16] поймать его в перекрестье поначалу было невозможно, и нам оставалось только диву даваться, как это опытные комендоры ухитряются поражать его чуть ли не с первого залпа. Но научиться метко стрелять мы были обязаны – ведь в этом состояла наша завтрашняя жизнь и служба на флоте. Надо было не только уметь управлять огнем, но и постигать тайну точной наводки орудий. И курсанты постепенно учились…

После крейсера «Коминтерн» мы продолжали практику на 35-й береговой батарее. Уже тогда она представляла собой мощный форпост. В массивные бетонные бункеры были упрятаны склады, силовые подстанции, горючее. Четыре 12-дюймовых орудия, расположенных попарно в броневых башнях, разветвленная система блиндажей, окопов и ходов связи – все здесь было продумано и рассчитано для отражения противника не только с моря, но и с суши. Многому предстояло поучиться у береговых батарейцев. Особенно, что касалось дисциплины, порядка, боевой выучки.

Пройдет менее десяти лет, и на долю 35-й морской береговой батареи, расположенной на подступах к Севастополю, выпадет исключительно важная роль в системе героической обороны. Под командованием капитана А. Лещенко 35-я батарея восемь месяцев будет отражать беспрерывные атаки противника, уничтожая огнем боевую технику и живую силу гитлеровцев. Она станет одной из непреодолимых преград для фашистов, рвущихся к Севастополю. Враг систематически обрушивал на батарею удары своей авиации, производил мощные артналеты, но так и не смог сломить боевой дух батарейцев. И только в ночь на 2 июля 1942 года, когда все боевые возможности будут исчерпаны, батарею по приказу командира взорвут, чтобы она не попала в руки противника…

День за днем, незаметно промелькнули годы учебы в училище. Море, корабли, учебные классы… Казалось, только вчера мы пришли в эти старинные стены, а сегодня – уже курсанты старшего выпускного курса. Училищная газета «Фрунзевец» в мае 1934-го писала: «Позади четыре года большевистской борьбы за знания. И теперь головной шеренгой лучших ударников ВМУ стоят курсанты-выпускники на пороге окончания училища. Путь их за время прохождения учебы есть путь достойных сынов пролетариата, пославшего их на защиту наших границ… Выйдя из училища, выпускники будут по-большевистски [17] драться за боевую подготовку, за укрепление мощи Красного флота, чтобы ковать из себя героев, подобных славным полярникам-летчикам, спасшим челюскинцев…»