Текст книги "Развращение невиновных (ЛП)"

Автор книги: П. Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

21

АНТОНИО

В итоге я засыпаю за полчаса до телефонного разговора с отцом, быстро принимаю душ и спускаюсь вниз. Я волнуюсь, когда беру трубку и набираю номер отца. Я просто хочу узнать, знает ли он что-нибудь еще об отце Томмазо с момента нашего последнего разговора.

Он отвечает еще до того, как закончился первый звонок. – Антонио.

Его голос серьезен, и у меня по позвоночнику пробегает колючая дрожь.

– Что случилось?

Я слышу его долгий вздох. Тот самый, который он всегда делает перед тем, как сообщить самую ужасную новость. – Они нашли тело Лео.

Телефонная трубка выскальзывает у меня из рук, но я успеваю поймать ее до того, как она падает. Я опускаюсь обратно на стул. Не то чтобы я не знал, что отец Томмазо может оказаться мертвым. Я просто думал, что более вероятно, что он окажется живым или сильно избитым.

Я изучаю свою реакцию. – Когда?

– Его выбросило на берег прошлой ночью. Наш осведомитель говорит, что, похоже, его сильно избили, прежде чем выстрелить в голову. Судя по тому, как разложилось тело, они считают, что он пролежал там неделю.

– Черт.

– Есть еще кое-что.

Я сжимаю телефон в руке. – Что?

– У него были вырезаны глаза.

– Чертовы русские. Всегда так драматизируют. – Я провожу рукой по волосам.

Русские всегда оставляют это в качестве визитной карточки, когда кого-то убивают. На случай, если вы надеялись на открытый гроб.

– Я хочу, чтобы после этого ты встретился с Томмазо и все ему рассказал. Я сказал Коринне, что мы позаботимся о передаче новостей.

Мне ужасно не хочется говорить ему об этом, но я знаю, что это не последний раз, когда мне придется сообщать подобные новости. Просто это первый раз, а он, блядь, мой лучший друг.

– Ладно. Есть идеи, что случилось?

– Не больше, чем на прошлой неделе. Я попросил других наших капо привести своих ребят, и никто не подумал, что он занимается чем-то сомнительным. Но русские не будут выбивать из кого-то информацию просто так. Вопрос в том, что они пытались выяснить?

Если это вообще были русские. Я так думаю, но не утверждаю. Сейчас это просто интуиция, но это то, что мы должны обдумать.

– Это может быть что угодно, – говорю я.

– В любом случае, мы не дадим им уйти. Сначала оружие, теперь это? Это объявление войны.

В моем животе вспыхивает огонь. Такой, какой бывает, когда нужно отомстить. Проблема только в том, что я здесь в наручниках. И я уверен, что Томмазо не будет сидеть здесь и ждать, пока я отомщу за смерть его отца. Я должен найти способ успокоить его.

– Мы не можем никому доверять.

Я бросаю эти слова, чтобы посмотреть, как отреагирует отец. Уловит ли он смысл моих слов? Примет ли он во внимание то, что я собой представляю?

– Согласен.

Он не произносит этих слов – возможно, из уважения к тому факту, что один из самых долгоживущих капо был найден изуродованным и убитым, – но по его тону я могу сказать, что он не против того, что это может быть внутренним делом.

– Когда служба?

– Где-то на этой неделе. Мы пришлем машину за детьми во вторник.

– Хорошо.

– Скажи Томмазо, чтобы он позвонил своей матери после того, как ты с ним поговоришь.

– Сделаю.

– До вторника, сынок.

Мы больше ничего не говорим. Я знаю, что мы оба скорбим о потере хорошего человека – по крайней мере, насколько нам известно, – но мы никогда не обсуждали свои чувства. Я не собираюсь изливать свое сердце отцу. Никогда.

Поэтому я вешаю трубку и отодвигаю стул, проводя обеими руками по волосам, зная, что из-за этого кудри на макушке будут выглядеть так, словно я только что встала с постели. Я делаю длинный вдох и отбрасываю свои чувства. Я должен нанести удар своему лучшему другу, который поставит его на колени. Я не могу представить, что бы я чувствовал, если бы это был мой собственный отец.

Вообще-то, я могу, например, сжечь весь мир.

Я встаю и направляюсь к лифту. К счастью, внутри никого нет, и я нажимаю кнопку третьего этажа. Я направляюсь в комнату Томмазо, расположенную в конце коридора рядом с моей собственной.

После трех ударов в дверь она распахивается. Томмазо замирает, увидев меня. Очевидно, я не так хорошо умею сдерживать свои эмоции, как хотелось бы, потому что что-то в языке моего тела подсказало ему, что это не дружеский визит.

Не говоря ни слова, я прохожу мимо него. Он закрывает дверь, и его глаза следуют за мной.

– Нам нужно поговорить, – говорю я.

– Ты только что разговаривала с отцом? – спрашивает он.

– Почему бы тебе не присесть? – Я жестом указываю ему на диван.

– Просто скажи мне, Антонио.

– Садись.

Мой голос не терпит возражений.

Он делает то, что я говорю, ясно понимая, что не получит того, чего хочет, пока я не получу того, чего хочу. Я не пытаюсь сесть рядом с ним, потому что за время, прошедшее с лифта до его комнаты, я уже понял, какой будет его реакция. Я знаю, какой будет моя.

– У меня есть новости о твоем отце.

– Просто, блядь, скажи мне. – Он наклонился вперед, глаза широкие и встревоженные.

– Вчера вечером на пляже нашли его тело. Его сильно избили и выстрелили в голову.

Я говорю ему прямо, так, как хотел бы.

Из него вырывается воздух, и он опускается на диван, глядя на меня, но не видя меня. – Они уверены, что это он?

Я киваю, и его подбородок опускается на грудь.

– Это еще не все. – Он поднял голову, и наши взгляды соединились. – Его глаза отсутствуют.

Как я и ожидал, его реакция была мгновенной.

– Чертовы русские! – Он вскакивает с дивана и бросается к двери. – Они заплатят!

Я перехватываю его, прижимаю к себе, чтобы он не смог добраться до двери.

– Отпусти меня! Они думают, что могут убрать моего отца и не заплатить? Я им покажу, что бывает, когда они связываются с нами!

Он продолжает толкаться, пытаясь пройти мимо меня, и мне требуются все мои силы, чтобы удержать его. Я сильно толкаю его в грудь, и он отступает на несколько шагов назад. – У нас будет достаточно времени для мести.

– Ты думаешь, я буду ждать? Да ну на фиг. Я иду в Московский дом. Око за око. Мне все равно, кто это будет, лишь бы в их жилах текла русская кровь.

Он снова пытается дотянуться до двери, но я его не пускаю. Мы боремся еще минуту, пока оба не начинаем тяжело дышать.

– Сейчас ты нужен своей матери. Ты должен ей позвонить.

Это заставляет его отступить. Он прислоняется спиной к стене и кладет голову между ног. – Она будет очень расстроена.

Томмазо прав. Коринна любила Лео. Они были любовной парой, и никогда не возникало сомнений, что она предана ему.

– Тебе нужно отбросить жажду мести и сосредоточиться на поддержке своей матери. Мы выясним, кто это сделал, и они заплатят. Даю слово.

Его взгляд встречается с моим, он изучает меня некоторое время, а затем отрывисто кивает.

– Я серьезно. Кто бы это ни сделал, он долго не продержится.

– Я хочу быть тем, кто заставит их страдать. Больше некому.

Если бы то же самое случилось со мной, я бы не почувствовал ничего другого, поэтому я киваю. – Я поговорю с отцом.

Сжав челюсти, он снова кивает и проталкивается мимо меня к двери.

– Держи себя в руках еще полтора дня.

Он останавливается, держась за дверь.

– Во вторник мы возвращаемся домой до конца недели. Тогда мы все и решим.

Не обращая внимания на мои слова, он выходит из комнаты.

Какими чертовыми американскими горками были последние двадцать четыре часа. Я поднялся на высочайшую высоту, а затем на полном ходу опустился на самое дно.

На мгновение, когда я остался один, мои мысли вернулись к Софии, но я покачал головой. Долг – мой приоритет номер один. Я должен убедиться, что Томмазо не сорвется в течение следующих нескольких дней, пока мы не вернемся домой и не разработаем план мести.

Что-то подсказывает мне, что это будет работа на полный рабочий день.

22

СОФИЯ

– Я все еще не могу в это поверить. – Я качаю головой и смотрю на деревья, на которых распускаются новые листья.

Мы с Джованни сидим на скамейке на одной из тропинок, приближаются сумерки, и он берет меня за руку. Мне кажется, что это неправильно, но я слишком глубоко погружена в свои мысли, чтобы отстраниться.

– Ты хорошо его знала?

Я смотрю на него. – Конечно. Он был капо, вместе с моим отцом. Я знала Томмазо с детства.

Я до сих пор не могу поверить, что Лео Карлотто мертв.

Мира ворвалась в мою комнату без стука сегодня рано утром и сообщила мне новость. Я как раз одевалась, и у меня чуть не случился сердечный приступ, но, учитывая то, что она хотела мне сказать, я не расстроилась, что она не постучала.

Хотя она теперь редко заходит, но когда заходит, то ведет себя так, как будто это все еще ее комната, что мне втайне очень нравится.

Но я не была готова к тому, что она мне скажет. Думаю, никто из преступной семьи Ла Роза не был готов. Очевидно, Лео пропал на некоторое время, что объясняет странное поведение Томмазо в последние несколько недель.

Мне ужасно жаль его. Его отец мертв. Я не могу представить, каково это, хотя, будучи ребенком капо, я не настолько наивна, чтобы думать, что однажды не смогу оказаться в таком же положении. Я была на похоронах с плачущими детьми и убитыми горем молодыми женами.

А Антонио… Я могу только представить, что переживает и он.

– Сочувствую. Это тяжело.

Он сжимает мою руку, и это тот толчок, который мне нужен, чтобы вспомнить, о чем я планировала поговорить с ним сегодня вечером.

После вчерашней ночи с Антонио я должна с этим покончить. Я не могу продолжать встречаться с Джованни, пока я сплю с Антонио. Это не имеет никакого отношения к реакции Антонио, когда он выходил из моей комнаты и узнал, что у меня есть планы на вечер с Джованни, хотя я бы солгала, если бы сказала, что его очевидная ревность не вызвала во мне дрожь.

Я отдернула руку от руки Джованни. – Я хотела поговорить с тобой сегодня вечером.

Он озабоченно наморщил лоб. – Хорошо…

– Во-первых, я хочу еще раз поблагодарить тебя за вечеринку-сюрприз. Такого для меня еще никто не делал. И за подарок. Это слишком много, но я ценю твою заботу.

– Я чувствую, что здесь есть одно "но".

Я хмурюсь. Это так неловко. Особенно потому, что я не могу сказать ему правду о том, почему я не могу быть с ним. – Я больше не могу встречаться ч тобой..

Я позволяю словам повиснуть между нами и жду, что он ответит.

– Я знаю, что ты не хочешь ничего серьезного, София, и это нормально.

Я даю ему небольшую улыбку. – Дело не только в этом. Я думаю, что нам лучше быть друзьями. Ты мне очень нравишься, но я не уверена, что между нами есть романтическая связь.

Он вздрагивает. – Ой. Ты меня обманываешь.

– Прости. Я чувствую себя ужасно, особенно после всего, что ты сделал на мой день рождения. Я просто не хочу водить тебя за нос.

Мои руки судорожно сжимают колени. Мне никогда не приходилось делать этого раньше, и я понимаю, почему люди так ненавидят это.

– Послушай, ты мне очень нравишься, София, но если ты не чувствуешь этого, я не хочу, чтобы ты притворялась. Даже если я устрою для тебя потрясающую вечеринку и сделаю роскошный подарок. – Когда мое лицо опускается, он сжимает мое плечо. – Я просто шучу.

– Джованни, мне так жаль.

– Слушай, я разочарован, да. Но я ценю честность. Это больно, но я лучше узнаю сейчас, чем через несколько месяцев.

– Мне жаль.

Как будто эти слова не могут перестать слетать с моих губ.

– Перестань извиняться. Со мной все будет в порядке.

И я знаю, что все будет хорошо. У Джованни нет проблем с женщинами.

– Хочешь вернуть часы? Я взяла их с собой на всякий случай.

Я лезу в свое весеннее пальто и достаю их.

– Я заметил, что ты их не носишь.

Теперь настала моя очередь смутиться. – Если честно, мне не нравится носить что-то на запястьях. Это всегда меня раздражает.

Он смеется. – Ну что, прокололся, да?

– Это очень красивые часы.

Он улыбается. – Оставь их себе. Они были предназначены для тебя, так что они должны быть у тебя. Делай с ними что хочешь. Перепродай их, если хочешь.

У меня открывается рот. – Я бы никогда.

Он хихикает. – Я знаю, что ты не сделаешь этого. Поэтому я и говорю, что ты должна оставить их себе. Многие девушки так бы и сделали.

– Хорошо. Что ж, спасибо еще раз.

Он кивает, затем встает. – Пойдем. Я провожу тебя в твою комнату.

Я встаю, и мы идем по тропинке, направляясь в сторону Римского дома.

– Ребята, вы уйдете из школы на похороны отца Томмазо?

Я киваю. – Да. Мы уезжаем во вторник. Я не знаю точно, когда будет служба и все остальное, но думаю, что мы вернемся до начала занятий на следующей неделе.

– Надеюсь, они поймают того ублюдка, который это сделал.

Его голос звучит так угрожающе, как я его никогда не слышала. Он был так мил со мной, но до меня дошли слухи о том, каким злым может быть Джованни. Он не просто так стал вторым после Марсело, и это было трудно понять, когда он был так очарователен со мной.

– Я тоже.

Я не люблю тратить много времени на размышления обо всем том, что, вероятно, видели и должны были делать мужчины в нашей семье, но я надеюсь, что тот, кто это сделал, должен заплатить.

Джованни провожает меня до двери, и прежде чем я захожу внутрь, он смотрит на меня с сожалением. – Если ты передумаешь и решишь, что я – мужчина твоей мечты, обязательно дай мне знать.

Я бросаю на него взгляд, который должен показать, насколько плохо я себя чувствую.

– Я просто прикалываюсь над тобой, София. Господи, я же горячий самец. Я приду в себя.

Затем он целует меня в щеку, прежде чем уйти.

Я захожу в дом, закрываю за собой дверь и падаю на кровать. Что за безумные выходные. Сначала вечеринка-сюрприз, потом я лишаюсь девственности с Антонио, прежде чем мы узнаём, что отец Томмазо убит.

Наверное, мне следовало бы переключиться на ту часть, где был убит отец моего друга, но с прошлой ночи я только и делаю, что одержима мыслями о нашей встрече с Антонио.

Я не жалею, что потеряла с ним девственность. Совсем нет, хотя, наверное, стоило бы.

Это был тот опыт, о котором я мечтала, и я потеряла его с человеком, к которому испытываю глубокие чувства, даже если мы никогда не сможем быть вместе надолго. Я до сих пор не могу выбросить из головы выражение его лица, когда он впервые вошел в мое тело.

Боль отвлекала, но я никогда не видела его таким уязвимым и ошеломленным. То, как он смотрел на меня сверху вниз, заставило меня подумать, что, возможно, если бы все было иначе, он тоже мог бы испытывать ко мне чувства.

Я громко застонала. Мне нужно перестать делать это – представлять себе, каким может быть будущее с ним. У нас с ним нет будущего.

Летом он женится на Авроре, а когда-нибудь и я выйду замуж за кого-нибудь другого, связанного с семьей. Я должна наслаждаться этим временем – двумя людьми, которых связывает физическая связь. Я хочу испытать с Антонио все, что можно испытать физически. Я хочу, чтобы именно он подарил мне все мои первые ощущения. Я хочу, чтобы он научил меня быть хорошим любовником – отдавать столько же, сколько и получать. Я твердо решила, что это произойдет до окончания семестра, потому что после этого мне придется жить только воспоминаниями о нашем совместном времяпрепровождении.

Этого должно быть достаточно, даже если я знаю, что ничего, кроме всего, никогда не будет достаточно.

Стук в дверь моей комнаты в общежитии, которого я так ждала, раздается около девяти часов.

Я встаю с дивана, где делаю домашнее задание, и без особого энтузиазма направляюсь к двери.

– Ты рассталась с Джованни?

Мирабелла протискивается мимо меня.

Я закрываю дверь. Она не удосуживается сесть. Она стоит посреди комнаты между кроватью и диваном, скрестив руки, и выглядит как обеспокоенный родитель.

– Разве это можно назвать расставанием, если у меня было всего несколько свиданий и я ясно дала понять, что не хочу ничего серьезного?

– Я думала, он тебе нравится. Что случилось?

Она опускает руки в боки и делает шаг ко мне.

– Он мне действительно нравится. Просто не так. Я не могла переступить через то, что он мне просто друг.

Она хмурится, и ее плечи опускаются. – Ты уверена?

Я киваю. – Поверь мне, я бы хотела, чтобы он нравился мне больше.

Это стопроцентная правда. Моя жизнь была бы намного проще, если бы я влюбилась в Джованни, а не в ее брата. А так я чувствую себя коварной лгуньей, потому что Мира ничего не знает о том, что происходит между ее братом и мной.

– Я так расстроена.

Она подходит к дивану и опускается на него.

– Я знала, что так и будет.

Я присоединяюсь к ней.

– Так вот почему ты не сказала мне об этом до того, как рассталась с ним? – Она поднимает бровь.

– Я не хотела, чтобы ты пытался отговорить меня от этого. Все к лучшему.

Она подносит руку к груди. – Я бы никогда!

Когда я смотрю на нее, она говорит: – Ладно, я бы сделала. Но на самом деле все, чего я хочу, – это чтобы ты была счастлива. Это самое важное для меня. Я просто надеялась…

– Что Джованни сможет сделать меня счастливой. Я понимаю. Я бы тоже этого хотела, но этому не суждено было случиться.

Она нахмурилась. – Есть кто-то еще, кто тебя интересует?

Я стараюсь как можно лучше изобразить невинность. Дело в том, что я знаю Миру всю свою жизнь, и она знает меня лучше, чем кто-либо другой, и ответ, который я должна дать ей, – это откровенная ложь. – Больше никого нет.

– А если бы был, ты бы мне сказала?

Она смотрит на меня с подозрением?

– Конечно, сказала бы. – Чтобы ее ищейка не учуяла запах моей лжи, я меняю тему. – Ты видела Томмазо? Как он поживает?

Ее поведение мгновенно меняется. – Я его не видела, но я написала брату. Антонио с ним. Я думаю, он просто пытается успокоить его, чтобы он не пошел и не сжег Московский дом. Он звонил Марсело ночью.

Я не обращаю внимания на то, как у меня заныло в животе, когда Мира произнесла имя своего брата.

Я рада, что нас не будет почти всю следующую неделю. В кампусе всегда немного напряженная обстановка между различными группировками, но с учетом всего происходящего она должна стать еще хуже.

– Мне так жаль его. Я не могу себе представить.

– Мне тоже. – Она встряхивает всем телом, словно пытаясь избавиться от мысли, что находится в том же положении, что и Томмазо. – Будем надеяться, что никому из нас не придется узнать, каково это – потерять такого близкого человека.

Мы сидим в тишине несколько мгновений, оба погруженные в свои мысли, прежде чем она уходит, чтобы вернуться в свою комнату с Марсело.

Как только она уходит, я чувствую ее отсутствие, и мне интересно, наступит ли когда-нибудь время, когда я не буду постоянно ощущать отсутствие Ла Росы.

23

АНТОНИО

Мы возвращаемся в кампус в воскресенье днем после совершенно адской недели, проведенной в Майами. Ситуация напряженная, как никогда, и мы с отцом согласны, что никто из нас не уверен на сто процентов, что русские убили Лео. Не потому, что мы не думаем, что они на это способны, а потому, что не видим, что они могли бы получить от этого.

Развязывание войны с нами приведет только к потерям с обеих сторон – и людей, и денег. Если они забирают наше оружие из порта, это одно дело. Они могут либо использовать его сами, либо продать на черном рынке и прикарманить деньги.

Но похищать, допрашивать и убивать одного из наших? Какая информация могла быть у Лео, ради которой они готовы рискнуть войной с нами? Особенно теперь, когда мы связаны с преступной семьей Коста через помолвку Мирабеллы с Марсело.

Единственное, что имеет смысл, – это то, что Лео занимался чем-то, о чем никто не знал, и русские были как-то в этом замешаны.

Отец приказал мне держаться поближе к Томмазо. Он хочет, чтобы я попытался выяснить, не знает ли он что-нибудь о том, что могло происходить с его отцом. Я сделаю это, потому что это часть моей роли в семье, но я не могу сказать, что мне приятно испытывать недоверие к своему лучшему другу, который скорбит.

Помимо похорон и поминок, моя неделя была заполнена встречами с моим отцом, отцом Авроры и капо, на которых обсуждались наши планы в отношении русских. Я думаю, что никто из капо не понял приказа моего отца о том, что мы пока отступаем. Он объяснил это тем, что хочет быть стратегическим в наших атаках и что они будут готовы к нам, но я знаю, что он хочет убедиться, что это действительно были русские, прежде чем мы начнем тотальную войну с ними.

Я видел Софию мимоходом на всех мероприятиях для Лео, но у меня не было с ней времени. Не только потому, что долг позвал, но и потому, что Аврора была прикована к моему боку, желая показать, насколько мы близки и как она поддерживает своего жениха. Пока мы были на людях, она делала вид, что расстроена смертью Лео, но наедине с собой она обсуждала детали свадьбы со своей и моей мамой, настаивая на том, что это хорошее отвлечение для всех от печальных событий, которые привели нас домой.

Видеть Софию и не иметь возможности прикоснуться к ней – это была пытка. Мои руки словно горели, когда она находилась на расстоянии вытянутой руки, но я не мог дотянуться до нее и почувствовать ее изгибы на своих ладонях. Я следил за каждым ее движением, и каждый вечер, когда я ложился спать, я думал только о Софии и жаждал, когда я обхватывал рукой свой член и изливал свое семя.

Теперь, когда мы вернулись в школу, и она живет на два этажа выше меня, я чувствую, как маячок манит меня к ее комнате. Все, что я могу сделать, это не шагать по комнате, пока не узнаю, что все спят.

Мне нужно на несколько часов сбросить с плеч груз ответственности. Забыть обо всем хаосе вокруг и о жизни, которая лежит передо мной, включая помолвку с женщиной, к которой я не испытываю никаких чувств. Во всяком случае, никаких положительных чувств. Я хочу потерять себя в теле Софии и в удовольствии, которое оно дарит, пока она не станет для меня всем, о чем я могу думать, всем, что я могу чувствовать, обонять и пробовать.

Я смотрю на время на телефоне, как человек, отсчитывающий последние минуты своей жизни, и как только пробило полночь, я выскочил из комнаты и направился к лестнице. Поднявшись на два этажа, я стою перед дверью Софии и чувствую себя отчаявшимся человеком.

Я стучу, не настолько громко, чтобы разбудить соседей, но, надеюсь, достаточно громко, чтобы разбудить Софью. Она, должно быть, не спала, потому что через несколько секунд открывает дверь с выражением надежды, которая при виде меня сменяется облегчением.

Не проходит и секунды, как я делаю шаг вперед, запускаю руки в ее волосы и приникаю к ее рту. Я отчаянно нуждаюсь в этой женщине после того, как мне пришлось провести последнюю неделю в ее обществе, не имея возможности прикоснуться к ней.

– Ты мне нужна, – бормочу я ей в губы, закрывая дверь ногой.

Более правдивых слов я еще не произносил. Я отчаянно хочу потерять себя в ней. Внутри меня бушует безрассудный порыв, который требует, чтобы она была у меня. И я не могу удовлетвориться ничем меньшим.

София не теряет времени и поднимает мою футболку над головой. Наши рты разъединяются только для того, чтобы хлопок прошел между нами, после чего она отбрасывает ткань в сторону.

На ней безразмерная футболка до середины бедра, и от этого она выглядит абсолютно съедобной. Я поднимаю ее, и ее ноги обхватывают мою талию. Тепло ее киски прижимается к твердому гребню моего члена, который пытается вылезти из спортивных штанов.

Я прохожу вперед, пока она не прижимается спиной к стене, и с помощью бедер закрепляю ее там, чтобы у меня были свободные руки. Они ныряют под футболку и перемещаются прямо к ее сиськам. София стонет, когда я удерживаю их вес в своих руках, затем она отрывает свои губы от моих, выгибая шею, когда я щипаю ее соски.

– Последняя неделя была просто адом, когда я не мог иметь тебя. – Я одним движением стягиваю футболку с ее головы, и ее взгляд встречается с моим. – Невозможность поговорить с тобой. – Я наклоняюсь и беру сосок в рот, сильно посасывая и играя кончиком между зубами. – Не иметь возможности почувствовать твой вкус.

Я перехожу к другому соску, и ее рука проникает в мои волосы, зацепляясь за локоны.

– Я ненавидела это. – Ее голос такой же нуждающийся, как и у меня. – Мне было противно смотреть, как Аврора изливается на тебя.

Я провожу языком по ее ключицам и шее. – Я не мог вынести, когда она прикасалась ко мне. Я просто хотел, чтобы это была ты.

Когда я рывком поднимаю бедра, сильнее вдавливая свою эрекцию в ее жар, она стонет. – Антонио, не заставляй меня больше ждать.

Одной рукой я спускаю свои спортивные штаны до лодыжек, радуясь, что на мне нет трусов-боксеров. Затем я оттягиваю ее трусы в сторону и упираюсь головкой члена в ее вход. Она уже вся мокрая, и мой член подергивается.

Прежде чем войти в нее, я обязательно смотрю ей в глаза. Ее веки становятся все тяжелее и тяжелее с каждым дюймом, который я продвигаю в нее. Мы стонем в унисон, когда я полностью вхожу в нее.

Боже, какая она чертовски тугая. Как чертов кулак. Тугая, горячая и влажная, и я не могу больше сдерживаться. Я вколачиваюсь в нее, заставляя себя сдерживать пыл, с которым я хочу двигаться. София занималась сексом всего один раз, и я не хочу причинить ей боль.

Но через минуту или около того ее ноги крепко обхватывают мою талию, и она кричит: – Сильнее.

Я резко вхожу в нее, затем медленно вытаскиваю член. Затем я делаю это снова. Это дикие удары и медленное освобождение.

Затылком она ударяется о стену, глаза закрыты. Я наблюдаю, как ее сиськи подпрыгивают с каждым толчком в ее влажный жар. Ее пальцы впиваются в мышцы моих плеч, слегка сжимая их каждый раз, когда я заполняю ее.

Быстрый взгляд направо дает мне идею, и я берусь руками за ее талию и приподнимаю ее, чтобы выйти из нее. София вопросительно распахивает глаза.

Я ставлю ее на ноги, стараясь не отпускать, пока не убежусь в ее устойчивости. Я снимаю брюки и туфли, отбрасывая их в сторону. – Я хочу посмотреть, как мы трахаемся.

Она хмурит брови, но когда я беру ее за руку и подвожу к зеркалу, она смотрит с него на меня, и ее щеки краснеют еще больше, чем раньше.

– Ты не хочешь посмотреть, как я трахаю тебя сзади? – Я поворачиваю ее так, чтобы она стояла передо мной, лицом к зеркалу.

Ее взгляд устремлен на отражение. Я не уверен, стесняется ли она, смущается или что-то еще, но я не могу допустить, чтобы эта красивая женщина сомневалась в себе. Я раздвигаю ногой ее ноги. Затем я подталкиваю ее подбородок рукой, чтобы она оказалась лицом к зеркалу. Она встречает мой взгляд в отражении, где я стою позади нее.

– Как я могу не хотеть смотреть? – шепчу я, посасывая то место, где ее шея сходится с ключицей. – Ты идеальна. – Я позволяю своим рукам провести по обеим сторонам ее талии и подняться выше. – Эти сиськи. – Мои пальцы нащупывают ее соски, и когда я сжимаю их кончики, с ее губ срывается долгий вздох. – Это лицо. – Я провожу языком по ее челюсти, а правая рука опускается между ее ног. – Эта киска. – Я сжимаю ее и провожу маленькими круговыми движениями по ее клитору.

Она стонет и откидывает голову назад к моему плечу. Мой член все еще блестит от ее возбуждения, когда я немного сгибаю колени и провожу им между ее полушариями, а затем нахожу вход и проникаю внутрь.

Все тело Софии вздрагивает. Я выхожу и снова вхожу в нее, наблюдая за нами двумя в зеркале. Она все больше и больше отчаивается, когда я вхожу в нее и продолжаю массировать ее клитор. Другая моя рука перемещается к ее волосам, с силой оттягивая ее голову в сторону и удерживая ее там. Я посасываю ее шею, а мои движения становятся все более неистовыми, как будто я гонюсь за финишной чертой, которая все дальше и дальше удаляется от меня.

Мы идеально смотримся вместе, наши тела соединены, выжимают друг из друга наслаждение, и я поклялся запомнить образ в зеркале, чтобы доставать его всякий раз, когда захочу пережить этот момент – а это будет часто.

Я усиливаю давление на клитор Софии. Она пытается выгнуться, но моя рука все еще находится в ее волосах, не давая ей выгнуться вперед.

– О боже. Антонио… Я сейчас кончу.

Она продолжает повторять эти слова, и они подстегивают меня. Я не хочу ничего, кроме как доставить удовольствие этой женщине.

Я вколачиваюсь в нее без пощады, и когда я отвожу руку назад и наношу быстрый шлепок по ее клитору, она взрывается, вскрикивает и бьется в конвульсиях в моих руках. Ее киска обхватывает меня, и я с протяжным стоном проваливаюсь в нее, удерживая себя там до тех пор, пока она не выдоит меня полностью.

Мы, запыхавшись, смотрим друг на друга в зеркало. Что-то проходит между нами – возможно, понимание того, как хорошо между нами, – и я ничего не могу поделать, мне нужны мои губы на ее губах. Я сильнее откидываю ее голову назад, рука по-прежнему в ее волосах, и погружаю свой язык в ее рот. Ее язык встречает мои поглаживания, и когда я отстраняюсь, то целомудренно целую ее лоб.

Что-то в этой женщине вызывает во мне желание и осквернить ее, и возжелать.

Когда я отпускаю ее волосы, она выпрямляется, и я отстраняюсь от ее тела. Мое семя растекается по внутренней стороне ее бедер, и я стону. Это так чертовски горячо.

– Подожди.

Я иду в ванную, смачиваю мочалку теплой водой и становлюсь на колени позади нее. Я провожу мочалкой по внутренней стороне одного бедра, затем другого, после чего бросаю ее в корзину для белья. Она ждет, что я встану, но вместо этого я раздвигаю ее попку и провожу языком по ее центру. На вкус она напоминает смесь нас двоих, и после еще нескольких движений языком я возбуждаюсь.

Она смотрит на меня так, как будто хочет еще, но я не хочу переусердствовать. Я был с ней грубее, чем следовало бы, учитывая, что у нее нет сексуального опыта, но я не могу удержаться, когда дело касается ее.

– Пойдем.

Я беру ее за руку и веду к кровати, забираюсь под одеяло и притягиваю ее к себе.

Ноги Софии лежат поверх моих, ее щека лежит на моей груди, а моя рука проводит по ее боку вверх и вниз. Я с удивлением обнаружил, что получаю от этого почти такое же удовольствие, как от секса с ней. По-другому, но от этого не менее приятно.

– Это было слишком грубо? – спрашиваю я.

Она поднимает голову, смотрит на меня, поджав губы, и качает головой, выглядя почти смущенной. – Нет, мне понравилось. Мне все нравится с тобой.

Я притягиваю ее к себе для поцелуя.

– Я хочу испытать с тобой все, Антонио… пока еще могу.

Я беру ее лицо в свои руки. – Я тоже этого хочу.

Эта женщина заставляет меня чувствовать то, что я и не думал, что может чувствовать такой мужчина, как я.

Она улыбается и снова кладет голову мне на грудь. – Помнишь лето, когда ты переходил в младший класс средней школы, и мы с Мирой всегда таскались за тобой и Томмазо, когда вы ходили на пляж?

Я хихикаю. – Вы двое не принимали отказа.

– Ты знаешь свою сестру. – Мы оба смеемся.

– Я ненавидела, когда вы появлялись, потому что мне приходилось присматривать за вами и следить, чтобы никакие придурки не пытались к вам приставать. Помнишь того парня, которого я избил до полусмерти, потому что поймал его на том, что он пялился на задницу Миры? – Я качаю головой.