Текст книги "Черная тропа"

Автор книги: Оса Ларссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Эстер идет следом за матерью. Старается делать большие шаги, чтобы ее ступни попадали точно в следы материнских ног.

Маури Каллис спрашивает гостей, чего бы им хотелось к кофе. Герхарт Снейерс желает себе коньяк, Хайнрих Кох и Пауль Ласкер тоже. Виктор Иннитзер пьет кальвадос, а генерал Гельмут Стифф предпочитает виски. Односолодовый виски.

Маури Каллис говорит жене, чтобы она оставалась сидеть, и сам берет на себя обязанность налить гостям напитки.

– Я заменю свечи, – говорит Эбба и уносит на кухню канделябр. Она слегка раздражена нерасторопностью приглашенных официантов – разве они не замечают, что свечи уже почти догорели?

В столовой стоит охранник, человек Герхарта Снейерса. Поднявшись и проходя мимо него, Маури отмечает про себя, как незаметно тот выполняет свою работу. Маури даже не задумался над тем, что тот простоял у стены в течение всего ужина. Поэтому все выглядит почти комично, когда охранник вдруг падает, потянув за собой настенное украшение шестнадцатого века. Маури успевает вспомнить про мальчика, который упал в обморок во время торжественного шествия, когда сам он учился в третьем классе. В ту же секунду до его сознания доносится звук расколотого стекла. А затем – двое мужчин в дверях и странные хлопки пуль.

И тут весь свет гаснет. В темноте слышны дикие крики боли Пауля Ласкера. И еще кто-то кричит и вдруг резко замолкает. Пальба прекращается, и через пару секунд появляется свет карманного фонарика, ищущий в темноте расползающихся людей, которые изо всех сил стараются укрыться от этого луча.

Генерал Гельмут Стифф схватил оружие мертвого охранника и стреляет в сторону света, кто-то падает на пол, и луч света гаснет.

В столовой абсолютно черно. Маури понимает, что лежит на полу. Когда он пытается встать, ему это не удается. Одна рука в чем-то мокром, рубашка тоже мокрая.

«Я ранен в живот», – думает Маури. Но потом до него доходит, что он просто облит виски. Поскольку он ничего не видит, звуки разрастаются в сознании. Слышно, как женщины на кухне кричат от страха, потом опять треск автоматной очереди, и становится тихо. Маури думает: «Эбба» – и еще о том, что надо любой ценой выбраться отсюда, и это его единственная мысль.

Он слышит, как убийцы дергают туда-сюда рубильники на электрощитке, но ничего не происходит. В Регле полное затемнение.

Пауль Ласкер продолжает кричать. Под столом кто-то из гостей сталкивается друг с другом. Речь идет о секундах, прежде чем черные фигуры вернутся в столовую.

Маури ранен в бедро. Но при помощи рук он может ползком передвигаться по полу. Столовая и гостиная расположены по одной оси, и поскольку деревянный бар соответствует изразцовой печи, Маури понимает, что находится рядом с дверью, ведущей в гостиную. Он переползает через порог туда, где гости должны были выпить кофе. Когда он проползает еще два метра, силы кончаются.

И тут кто-то осторожно кладет руку ему на спину. Он слышит, как Эстер шепчет в ухо:

– Тише, если хочешь жить.

В столовой генерал по-прежнему держит оборону. Из дверного проема, ведущего в холл, кто-то наугад выпускает очередь. Теперь один стоит в холле и держит фонарик, а другие стреляют. Пауль Ласкер замолкает. Генерал стреляет, но бережет патроны. Они на исходе. Скоро нападающие смогут беспрепятственно войти и добить всех.

Эстер удается посадить Маури на твердый диван восемнадцатого века. Позднее в протоколе следствия будет указано пятно крови, которое он оставил на диване, и все будут недоумевать по поводу того, как развивались события. Эстер приседает перед ним и берет его на закорки.

«Поднимаем, – думает она. – Раз, два, три».

Маури не очень тяжелый. Гостиная расположена на одной линии с библиотекой, а после библиотеки следует по-прежнему не обустроенная комната, заставленная вещами. В ней есть дверь, выходящая в сад. Эстер удается открыть ее и нырнуть в темноту.

Дорогу она знает. Не раз бежала она по этому отрезку пути через лесок к старым мосткам с завязанными глазами. Все лицо было исцарапано ветками, но зато теперь она знает эту черную тропу как свои пять пальцев. Ей бы только добраться через лужайку до границы леса.

Командир светит фонариком на мужчин, оставшихся в гостиной. Луч света переходит с одного на другого. Генерал Гельмут Стифф мертв, Пауль Ласкер тоже.

Хайнрих Кох полулежит, прислонившись к стене. Его рука – как неподвижная клешня, прижатая к красному пятну, расползающемуся на его белой рубашке. Он с ужасом смотрит на мужчину с выкрашенным черной краской лицом, который держит в левой руке фонарик. Его дыхание – как короткие быстрые всхлипывания.

Командир вынимает свой «глок» и стреляет ему между глаз. Теперь двое оставшихся будут более сговорчивы. Он отмечает, как Виктор Иннитзер вскрикивает от ужаса.

Иннитзер, кажется, физически не пострадал. Он сидит у стены, прижав руки к груди.

Герхарт Снейерс лежит на боку под столом. Командир делает знак головой, и один из его людей вытаскивает Снейерса за ноги из-под стола. Тот лежит на боку, поджав колени, руки зажаты между ног. Крупинки пота выступили у него на лбу. Все его тело сотрясается, как от холода.

– Имя? – спрашивает командир по-английски. Потом переходит на немецкий. – Имя? Как зовут остальных?

– Иди к черту, – отвечает Снейерс, и когда он открывает рот, чтобы произнести эти слова, вытекает кровь.

Командир наклоняется и застреливает его. Затем оборачивается к Виктору Иннитзеру.

– Пожалуйста, не убивайте меня! – умоляет тот.

– Кто вы? И кто остальные?

И Иннитзер называет себя и остальных в том порядке, в котором свет лампы падает на их мертвые лица. Командир держит у него перед носом диктофон, и Иннитзер говорит так отчетливо, как может, все время бросая пугливые взгляды.

– Кто-нибудь из тех, кто был на совещании, сбежал? – спрашивает командир.

– Не знаю… я не знаю… не светите мне в лицо, пожалуйста… я… Каллис! Маури Каллис!

– Кто-нибудь еще?

– Нет.

– Так где Каллис?

– Он стоял вот там! – Виктор Иннитзер указывает в темноту, в сторону бара.

Командир светит туда, а затем освещает дверь рядом с ним. Затем направляет пистолет в голову Иннитзера, который ему больше не нужен, и нажимает на спуск. После этого делает остальным знак следовать за ним и выбегает в гостиную.

Они методично обыскивают комнату при помощи своих фонариков. Это похоже на хорошо выученный танец, когда они движутся, спина к спине, продвигаясь вперед, направляя свет фонариков в разные стороны.

Им нужно побольше света, особенно если Каллис успел выбраться наружу. Остается лишь надеяться, что он ранен.

– Пригоните «Хаммер», – говорит командир в гарнитуру. – Эта тачка может ехать по пересеченной местности.

Анна-Мария только что увидела в «Хаммере» мертвого сына Дидди Ваттранга. Она бежит в сторону усадьбы Регла. Хотя «бежит» – это преувеличение. Снаружи кромешная тьма. Анна-Мария продвигается вперед, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться, – ей совершенно не хочется падать со взведенным пистолетом в руке.

«Что за трагедия здесь разыгралась?» – думает она.

Наружное освещение погашено. Дома усадьбы погружены в темноту.

Пройдя часть пути, Анна-Мария видит свет фонарика. Кто-то бегом приближается к ней, освещая себе дорогу. Она кидается в сторону, приземляясь в канаву. Срывает с себя куртку, на которой нашиты отражатели, и кидает ее на землю подкладкой наружу. Убежать она не успеет, человек на дороге услышит ее шаги. Женщина приседает на корточки в канаве: прошлогодняя трава лежит, прижавшись к земле, не дает никакой защиты, но то здесь, то там торчат какие-то кустики и ветки. Если этот человек не наведет фонарик в ее сторону, у нее есть шансы.

В канаве на ладонь воды. Анна-Мария чувствует, как ботинки и джинсы тут же намокают. Свободной рукой она зачерпывает грязи и мажет себе лицо, чтобы оно не отсвечивало в темноте светлым пятном. Она должна смотреть вверх, быть готова застрелить этого человека, если он заметит ее и направит на нее оружие. Держа пистолет обеими руками, женщина замирает в неподвижной позе. Сердце ухает в груди, как церковный колокол.

Он пробегает в двух метрах от нее, не заметив. Анна-Мария уверена, что это мужчина. Посмотрев ему вслед, она видит широкоплечий силуэт. Звук ботинок, бегущих по дорожке, становится все тише.

Друг или враг? Ответа на этот вопрос она не знает. Может быть, это кто-нибудь из охраны Каллиса? Или тот, кто только что расстрелял Дидди Ваттранга и всю его семью? Она понятия не имеет. Но он бежит к воротам, к машине с мертвым ребенком на переднем сиденье. К тому месту, где остался Свен-Эрик!

Анна-Мария вскакивает на ноги, оставив куртку в канаве, выбегает на дорогу. Ноги у нее промокли до колен.

Скрываясь в траве, растущей вдоль дороги, она несется следом за мужчиной, который направляется к «Хаммеру». Если он наведет оружие на Свена-Эрика… Тогда она знает, что делать. Она засадит ему пулю между лопаток.

Мужчина подбегает к «Хаммеру», садится в машину и заводит ее. Включаются фары, и все окрестности вдруг заливает яркий свет. Господи, неужели столько света может исходить от двух фар машины?

Свена-Эрика не видать.

Мужчина дает задний ход. Она понимает, что он не намерен тратить время на то, чтобы развернуть машину, – просто едет к усадьбе таким способом.

Анна-Мария снова кидается в канаву. Лежит ничком на животе, когда машина проезжает мимо. Встает на четвереньки и смотрит ей вслед. Мужчина занят тем, чтобы смотреть назад, на дорогу, ему ни до чего. Каков водитель! Он едет задним ходом по аллее к усадьбе на максимальной скорости. Чертовски быстро у него получается. И он ни на миллиметр не отклоняется от дороги.

И тут она понимает, что он сидит рядом с детским сиденьем, в котором остался ребенок, убитый выстрелом в голову. Эта мысль вызывает у нее тошноту. Да разве это люди?

– Свен-Эрик! – тихо окликает она. – Свен-Эрик!

Но ответа нет.

Свен-Эрик только что позвонил и вызвал подкрепление.

Теперь он движется вперед по заросшему травой краю дороги. Правда, так темно, что хоть глаз коли, но тело помнит все годы, проведенные в лесу. Не раз приходилось ему пробираться по лесу в полной темноте. А сейчас на спине даже нет рюкзака.

Ноги сами переходят на странную, но единственно удобную походку – ступая широко, почти вприсядку. Он скорее ощущает, чем видит дорогу одним боком и липы аллеи – другим.

Когда на дороге появляется человек с фонариком, Свен-Эрик не бросается в канаву, а прижимается к стволу липы.

Сами о том не подозревая, Анна-Мария и Свен-Эрик почти встречаются. Но они бегут по разным сторонам дороги. Анна-Мария бежит за человеком с фонариком. Свен-Эрик движется в другую сторону, к усадьбе. Расстояние между ними всего метра четыре, однако они не видят друг друга. И каждый из них слышит лишь собственные шаги, лишь собственное дыхание.

Эстер уже в саду. Она крепко держит Маури за одну руку и одну ногу, он лежит у нее на плечах, как тюк. Обогнув северный флигель, девушка видит свет фонариков, ощупывающих столовую. В любой момент может начаться погоня. Но темнота защищает ее. Надо только двигаться тихо. Девушка пересекает лужайку, избегая дорожек.

Эстер надо пройти через яблоневую рощу, а затем через густой лес к старым мосткам. Семьсот метров по пересеченной местности, неся на себе вес другого человека. Едва она достигнет деревьев, можно будет сбавить темп.

Когда девушка всего в нескольких шагах от яблоневой рощи, на лужайке перед усадьбой появляется «Хаммер». Сперва она видит чудовище с красными глазами – проходит секунда, прежде чем она понимает, что это задние огни. Машина едет по аллее задним ходом.

И тут сама Эстер вдруг оказывается в свете прожекторов. Она видит перед собой узловатые стволы яблонь, поспешно делает несколько тяжелых шагов, чтобы скрыться. Вперед, к черной тропе, к лесу!

Водитель «Хаммера» сообщает по связи своим коллегам, что видит двух людей, спасающихся бегством. Он едет прямо через посадки, по траве в сторону яблоневой рощи. Перед рощей он вынужден остановиться. Спуск очень крутой, он не может съехать вниз по каменной террасе – машина застрянет.

Водитель дает задний ход, меняет передачу, снова подъезжает поближе. Используя свет фар, методично обыскивает территорию, говорит коллегам, чтобы они поспешили. Двое сообщают, что они приближаются. Двое других пошли обыскивать остальные дома. Они только что застрелили няню, которая зажгла свечу в гостиной и стала искать на полке что-нибудь почитать, когда выключился телевизор.

Анна-Мария задыхается от быстрого бега. «Хаммер» проехал через сад и остановился у края яблоневой рощи. В свете его фар она видит человека, который уходит в сторону леса, неся на своих плечах другого. Это длится всего секунду, потом они исчезают из полосы света. Водитель умело разворачивает «Хаммер» – похоже, ищет их, включив дальний свет. Двое людей в черном появляются рядом с машиной, останавливаются на секунду и тоже смотрят в сторону яблоневой рощи.

Анна-Мария приседает и старается сдержать шумное дыхание. Она всего в двадцати метрах от них. «За шумом мотора они не должны меня услышать», – думает женщина.

Дальше все происходит очень быстро – человек в роще снова оказывается в полосе света, и один из двух мужчин, стоящих у машины, выпускает очередь. Второй поднимает винтовку к плечу, но не успевает выстрелить – фигура снова исчезает в темноте. «Хаммер» сдает назад, поворачивается – на это уходит пара секунд.

Человек с автоматом, как пантера, проносится по террасе, устремляется за теми двумя, которые пытаются скрыться. Снайпер стоит рядом с машиной, держа винтовку у плеча, в положении боеготовности.

Анна-Мария пытается что-то разглядеть, но видит лишь деревья, растопырившие свои черные голые ветки в синеватом мистическом свете фар.

Она ни о чем не думает. Не успевает принять никакого решения. Но внутри ее растет убежденность, что двое, пытающиеся спастись бегством, вот-вот будут застрелены, если она ничего не предпримет. А в этой машине, которая движется, как живая, обыскивая окрестности убийственным светом, на переднем сиденье – мертвый ребенок.

Ярость и отчаянная решимость управляют женщиной, когда она кидается к машине с пистолетом в руках. Ноги зарываются в землю – это как во сне, когда бежишь, бежишь и никак не можешь сдвинуться с места.

Но Анна-Мария добегает – в реальности проходит всего пара секунд.

Они не заметили ее, их внимание поглощено тем, что происходит с другой стороны. Она стреляет в спину снайперу. Тот падает ничком. Еще два быстрых шага – и она валит водителя через боковое стекло метким выстрелом в голову.

Мотор заглох, но свет продолжает гореть. У Анны-Марии не возникает мысли, что их может быть несколько, страха тоже нет; она бежит в освещенном коридоре вниз по террасе, к яблоневой роще, вслед за мужчиной, который преследует того, несущего на себе другого.

У нее осталось семь выстрелов. Это все.

Свен-Эрик приседает на корточки в темноте, когда «Хаммер» задним ходом приближается к усадьбе. Он видит, как машина подъезжает к террасе, дает задний ход и снова подъезжает вперед, снова сдает назад и снова вперед. Он не видит того, кто с трудом пробирается через яблоневую рощу, неся на плечах другого, но видит человека с автоматом, который стреляет в кого-то и затем кидается вниз по каменной террасе. Он видит снайпера, который стоит в положении боеготовности возле «Хаммера». Посмотрев на часы, Свен-Эрик думает о том, как скоро смогут приехать коллеги.

Мужчина не успевает понять, что произошло, лишь слышит звук выстрела и видит, как снайпер падает, затем кто-то застреливает и водителя. Он не понимает, что это Анна-Мария, пока не видит ее, бегущей вниз к яблоневой роще в свете фар.

Свен-Эрик встает в полный рост. Хочет окликнуть, но не решается.

Господи боже, она же вся как на ладони в потоке света! Надо же так подставляться! Сумасшедшая! Он вне себя от ярости.

И в тот момент, когда его заливает это чувство, снайпер поднимается с земли. Страх накатывает на Свена-Эрика как шоковая волна. Ведь она его застрелила! Тут до него доходит, что на снайпере бронежилет.

А Анна-Мария бежит в потоке света, как живая мишень.

Свен-Эрик кидается вперед. Для своего возраста и веса он движется очень быстро и бесшумно. И когда снайпер поднимает оружие, наводя его на Анну-Марию, Свен-Эрик останавливается и поднимает свое. Ближе он подойти не успел.

«Все получится», – внушает он сам себе. Держа пистолет обеими руками, делает глубокий вдох, чувствуя, как все тело дрожит от страха, напряжения и физических усилий. Задержав дыхание, нажимает на спуск.

Очередь из автомата зацепляет Эстер. Она чувствует, как пуля проникает в предплечье. Это как толчок, от которого начинается жжение. Пуля проходит мимо кости, мимо крупных сосудов, застревает где-то в мягких тканях.

Разрываются лишь капилляры, но и они сжимаются от шока. Пройдет некоторое время, прежде чем потечет кровь. Пуля прошла сквозь предплечье и застряла под самой кожей на другой стороне. Как уплотнение. Никакого выходного отверстия.

От этой раны Эстер истечет кровью. Как говорится в пословице, не относись с презрением к мелким ранам и нищим друзьям. Но у нее пока есть время. Сначала она должна пронести Маури еще немного.

Меня зовут Эстер Каллис. Это не моя судьба. Это мой выбор. Я несу Маури на спине, и скоро мы будем в лесу. Мне осталось пройти четыреста метров.

Он не издает ни звука, но я не волнуюсь. Я знаю, что он выживет. Я несу его. На самом деле я несу того маленького мальчика, которого увидела в нем при нашей первой встрече. Двухлетнего мальчика, который висит на спине у мужчины, совокупляющегося с нашей матерью. Его маленькая белая узенькая спина в темноте. Этого ребенка я несу.

Боль в руке острая и красная, цвета – краповый лак и caput mortum среди этой тьмы, в которой мы пробираемся вперед. Но я не буду думать о руке. Мысленно рисую картины, пока ноги сами несут нас по тропинке, которую так хорошо знают.

Я рисую Реншён.

Делаю простой рисунок карандашом: мать, сидящая перед домом и скоблящая кожу – соскребает шерсть со шкур, которые так долго пролежали в воде, что волосяные мешки сгнили.

Мать на кухне, ее руки моют посуду, а мысли бродят где-то далеко-далеко.

Я рисую отважную Мусту, которая всегда делит стадо оленей, разрезая его как ножом, проскакивает у них между ног, слегка покусывая самых нерасторопных.

Я рисую себя: во второй половине дня, когда школьная развозка, наконец, высаживает меня у развилки, и ветер жжет щеки, пока я бегу от дороги к дому. Летом, когда я сижу на берегу и рисую, и лишь к вечеру замечаю, как меня искусали комары – чешусь и плачу, и матери приходится смазывать меня салубрином.

Во мне возникают образы Маури. Так всегда бывает от телесного контакта. Мне это прекрасно известно.

Он сидит в кабинете в другой стране. Из страха перед мужчинами, которые гонятся за нами сейчас, и перед теми, которые их послали, ему придется скрываться до конца своих дней.

Его руки потрескались от старости. Снаружи светит жесткое солнце. Никакого кондиционера, только вентилятор под потолком. Во дворе в красной пыли роются куры. Тощий кот пробегает по сухому газону.

Где-то рядом молодая женщина. У нее черная мягкая кожа. Когда он просыпается по ночам, она поет ему псалмы тихим грудным голосом. Это успокаивает его. Иногда она поет детские песенки на своем родном языке. У них с Маури есть дочь.

Эту девочку…

Я несу и ее тоже. Она пока еще такая маленькая. Не знает, что нельзя открывать и закрывать двери в доме, не прикасаясь к ним. Я вижу здание полиции в Швеции. Вижу папки, сложенные друг на друга. В них все, что удалось узнать об убийстве Инны Ваттранг и всех тех людях, что лежат мертвыми в усадьбе Регла. Но никто не будет осужден. Виновного не удастся найти. Я вижу пожилую женщину с очками на шнурке. Ей остался всего год до пенсии. Она думает об этом, складывая все папки с делами об убийствах на тележку, чтобы отвезти в архив.

Скоро мы доберемся до старых мостков.

Мне приходится на минуту остановиться, в голове на мгновение почернело. Я продолжаю свой путь, хотя все кружится у меня перед глазами. Теперь рука начала кровоточить. Липкое, горячее, неприятное. Тяжело. Шаги становятся все медленнее. Мне холодно, и я боюсь упасть. Это как пробираться в глубоком снегу.

«Еще шажок», – думаю я. Как говорила мама, когда я до смерти уставала, бродя по горам, и начинала ныть. «Вот так, Эстер. Еще шажок».

Снег такой глубокий. Еще шажок, Эстер. Еще шажок.

Эбба Каллис сама себе удивляется. Одно окно в кухне приоткрыто. Пока приглашенный повар готовил ужин, здесь стало слишком жарко. Когда становится темно и раздаются выстрелы, она не колеблется ни секунды – кидается к окну и вываливается наружу. В кухне все кричат в полной панике. Потом наступает тишина.

Но Эбба уже лежит в траве снаружи дома. Вскочив на ноги, она бежит прочь, пока не достигает стены, окружающей усадьбу. Затем идет вдоль нее до реки. На ощупь пробирается по берегу до старых мостков. В туфлях на высоких каблуках идти нелегко. Но она не плачет. Она думает о сыновьях, которые в гостях у ее родителей, и продолжает свой путь.

Она добирается до мостков, залезает в лодку и роется в бардачке. Найти бы карманный фонарик, чтобы поискать ключи от мотора. Иначе ей придется грести. В тот момент, когда ее пальцы нащупывают фонарик, она слышит шаги, приближающиеся к мосткам, – они совсем близко. Она слышит голос, произносящий что-то вроде «Эбба» или «Эбба, он…» или что-то в этом духе.

– Эстер? – осторожно спрашивает она и поднимается в лодке, смотрит поверх края мостков, но ничего не может разглядеть в темноте.

Не получив ответа, она думает «была не была» и включает фонарик.

Эстер. С Маури на плечах. Она даже не реагирует на свет. Падает на землю.

Эбба снова вылезает на мостки, светит фонариком на мужа и его сестру. Оба без сознания.

– Господи, – бормочет она. – И что мне теперь с вами делать?

Эстер хватается за край ее шелкового платья.

– Беги!

И тут Эбба замечает луч фонарика, блуждающий между деревьями.

Вопрос жизни или смерти.

Ухватившись за пиджак Маури, она волочет бесчувственное тело по мосткам. Его ботинки постукивают по доскам.

Она сталкивает мужа в лодку. Он приземляется с грохотом, который звучит в ушах Эббы как землетрясение. Она лишь надеется, что он не разбил себе лицо. Свет фонарика направляется в ее сторону. Об Эстер придется забыть. Эбба развязывает веревку и прыгает в воду. Идет по дну, отталкивая лодку от берега. Наконец та оказывается на достаточной глубине, ее подхватывает течением. Благодаря занятиям конным спортом Эбба в отличной форме, но ей с величайшим трудом удается перевалиться через борт.

Женщина хватает весла, вставляет в уключины. Господи, какой ужасный грохот! Ее не покидает одна мысль: «Сейчас нас расстреляют в упор». Изо всех сил налегает она на весла. У нее сильные руки, разум работает четко. Эбба уже знает, куда отвезет Маури. Совершенно ясно, что здесь надо обойтись без обращения в больницу и участия полиции. Когда он очнется, сам скажет, что посчитает нужным.

А человек с карманным фонариком, двигающийся к мосткам, так и не доходит до них. В его наушниках раздается приказ – выполнение задания прервано. Двое из членов группы убиты, а оставшиеся трое срочно покидают усадьбу Регла. К тому моменту, как появляется полиция, их уже и след простыл.

Метель. Эстер пробирается в глубоком снегу. Скоро силы совсем оставят ее. И тут ей кажется, что она различает впереди силуэт. Кто-то идет ей навстречу сквозь вьюгу, останавливается чуть поодаль.

Эстер зовет мать. «Эатназан!» – кричит она, но ветер уносит голос.

Девушка опускается на землю. Ее тут же заметает, всего за несколько мгновений она вся покрывается тонким слоем снега. Лежа в снегу, Эстер вдруг ощущает, как кто-то дышит ей в лицо.

Олень. Ручной северный олень, который толкает ее мордой, дует в лицо.

А впереди мать с другой женщиной. Эстер не видит их сквозь метель, но знает, что они ждут ее. И знает, что вторая женщина – бабушка эатназан. Ее ахкку.

Эстер встает на ноги, забирается на спину оленя. Свисает через его хребет, будто тюк. Теперь до нее доносится знакомый лай. Это Муста, которая крутится вокруг двух женщин. Ее лай звучит требовательно – собаке не терпится бежать вперед. Эстер боится, что они уйдут без нее. Исчезнут.

«Беги! – говорит она оленю. – Беги!» И цепляется рукой за его толстую шерсть.

Олень скачет вперед. Скоро они догонят остальных.

* * *

Внезапно Анна-Мария Мелла обнаруживает, что бродит наугад среди черного безмолвного леса. Бежать она давно перестала. Она понимает, что даже примерно не представляет себе, как долго бродит впотьмах – и что, скорее всего, уже никого не найдет. Ее охватывает чувство, что все закончилось.

«Свен-Эрик, – думает она. – Я должна вернуться».

Но дороги обратно не найти. Она вообще не очень представляет себе, где находится. Анна-Мария опускается на землю, прислонившись к стволу дерева.

«Надо подождать, – говорит она сама себе. – Скоро рассветет».

Перед глазами встает образ убитого ребенка. Она старается отогнать страшное видение.

Анна-Мария безумно тоскует по Густаву. Ей так хочется обнять его крепкое теплое тельце.

«Он жив, – говорит она себе. – Они дома, с ними все в порядке». Будь на ней куртка, она позвонила бы Роберту, но телефон остался во внутреннем кармане, а куртка лежит в канаве.

Обняв себя руками, Анна-Мария сжимает собственные предплечья, чтобы не дать себе заплакать. Сидя так и сжимая свои руки, она вдруг отключается от полного изнеможения.

Проснувшись через некоторое время, женщина замечает, что слегка рассвело. Она поднимается, с трудом разогнув затекшие ноги, и бредет в сторону усадьбы.

На лужайке стоят три полицейские машины и автобус национальной группы быстрого реагирования. Люди оцепили здания и прочесывают окрестности.

Анна-Мария с ветками в волосах и перемазанным грязью лицом приближается к ним. Когда коллеги наводят на нее пистолет, она чувствует лишь одно – безграничную усталость. Поднимает руки вверх – и у нее отбирают оружие.

– Свен-Эрик? – спрашивает она. – Что со Свеном-Эриком Стольнакке?

Полицейский слегка придерживает ее за руку, но его рука готова мгновенно сжаться, если она начнет упрямиться или фокусничать.

Вид у мужчины озабоченный. На вид он ровесник Свена-Эрика, но гораздо выше ростом.

– С ним все в порядке, но разговаривать тебе с ним сейчас нельзя, – отвечает он. – Сожалею.

Анна-Мария прекрасно его понимает. Она лично застрелила двух человек, и одному богу известно, что тут вообще произошло. Ясное дело, ее действия будут расследовать. Но ей необходимо встретиться со Свеном-Эриком. Пожалуй, даже ради самой себя. Сейчас ей так нужно увидеть родное лицо. Человека, который близок ей. Ей нужно только, чтобы он взглянул на нее и кивнул в знак того, что все наладится.

– Да ладно! – говорит Анна-Мария. – Это был, мягко говоря, не пикник. Я просто хочу убедиться, что с ним все нормально.

Полицейский вздыхает и уступает. Как он может отказать ей?

– Хорошо, пошли, – говорит он. – Но запомни – никакого обмена информацией о том, что произошло вчера.

Свен-Эрик стоит, прислонясь к одной из полицейских машин. Увидев Анну-Марию, он отворачивается.

– Свен-Эрик! – окликает она его.

Тогда он оборачивается и смотрит на нее. Никогда еще она не видела его в таком гневе.

– Вечно ты со своими идиотскими выходками! – кричит он. – Черт бы тебя побрал совсем, Мелла! Мы должны были дождаться подкрепления. Я… – Он сжимает кулаки и потрясает ими в воздухе в бессильной ярости. – Я увольняюсь! – кричит он.

И когда он произносит эти слова, Анна-Мария замечает, как коллеги, стоящие возле «Хаммера», освещают фонариком человека с винтовкой – снайпера. Тот лежит на земле, убитый выстрелом в голову.

«Но ведь я стреляла ему в спину», – думает Анна-Мария.

– Да-да, – с отсутствующим видом говорит она Свену-Эрику.

И тут Свен-Эрик садится на капот машины и плачет. Он вспоминает о котенке – о Боксере. И еще он думает об Айри Бюлунд.

Мужчина думает о том, что если бы Айри Бюлунд сама не сняла своего мужа и не заставила врача солгать о причине смерти, сразу сделали бы вскрытие, начали расследование дела об убийстве – и всего, что произошло потом, могло бы не случиться. И тогда ему никого не пришлось бы убивать.

И Свен-Эрик задается вопросом, сможет ли он переступить через все это, чтобы полюбить Айри. Ответа он не знает.

И мужчина плачет от всего сердца.

Ребекка Мартинссон вылезает из машины перед отелем «Риксгренсен». В животе покалывает от волнения.

«Наплевать, – говорит она себе. – Я должна это сделать. Мне нечего терять, кроме своей гордости». И когда она пытается представить себе свою гордость, то видит нечто потертое, унылое и никому не нужное. «Давай, входи внутрь», – приказывает она сама себе.

В баре шумно и людно. Едва переступив порог, она слышит, как местная рок-группа исполняет старую полицейскую песню.

Остановившись в фойе, она звонит Марии Тоб. Если ей повезет, у Марии наклевывается очередной роман, и она круглосуточно держит телефон при себе.

Удача на ее стороне: Мария берет трубку.

– Это я, – говорит Ребекка. Она задыхается от волнения, но это тоже не имеет значения. – Ты можешь найти Монса и попросить его выйти в фойе?

– А что? – удивляется Мария. – Ты здесь?

– Да, я здесь. Но я ни с кем не хочу встречаться, только с ним. Сделай мне одолжение, скажи ему.

– Хорошо, – медленно отвечает Мария, на ходу понимая, что упустила что-то важное. – Пойду поищу его.

Проходит две-три минуты.

«Лишь бы никто другой не вышел», – думает Ребекка.

Ей нужно бы сначала сходить в туалет. К тому же в горле пересохло – как она будет говорить, когда язык прилип к гортани?

Увидев свое отражение в зеркале, Ребекка с ужасом осознает, что на ней по-прежнему бабушкина старая нейлоновая куртка. Вид у нее такой, словно она живет в лесу, выращивая экологически чистые овощи, подбирая бездомных котов и расплевавшись со всеми органами власти. Женщину охватывает желание броситься в машину и немедленно уехать прочь, но тут звонит телефон. Это Мария Тоб.

– Он идет, – кратко сообщает она и кладет трубку.

И появляется Монс Веннгрен.

Ребекка чувствует себя как в аквариуме с электрическим угрем.

Он не говорит «Привет, Мартинссон!» или еще чего-нибудь в этом духе. Словно сразу понимает, что настал серьезный момент. Он так хорош собой. Такой же, как прежде. Не так-то часто видишь его в джинсах.

Ребекка собирается с духом, пытаясь забыть свои отросшие волосы, которые давно надо бы постричь и покрасить, забыть о шраме и о проклятой куртке!

– Поехали со мной, – говорит она. – Я пришла забрать тебя к себе. – Она думает, что должна еще что-то добавить, но на большее у нее просто нет сил.