Текст книги "Чебурашка (СИ)"

Автор книги: Олли Ро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 10

Не успел Степа подойти к приоткрытой двери кабинета, откуда доносилась невнятная человеческая речь, как из той повалили ученики, на ходу запихивая в рюкзаки тетрадки.

Едва последний учащийся вышел из класса, как Свиридов, пружинистыми шагами юркнул внутрь, а я подумал, так ли скромно он живет со своей матерью, как говорил тренер Михалыч, если, судя по всему, может себе позволить учиться в этой гимназии. Однако, возникшие в голове мысли резко оборвались, когда я увидел ее.

Зою Данилину.

В строгом прямом сером платье с белым воротничком, немного усталыми движениями стирающую формулы с доски.

Сердце взорвалось эйфорической радостью, чтобы через несколько секунд развалиться на части. Степа, возвышающийся над Зоей на полторы головы, подошел к ней впритык и нагло чмокнул в макушку!

– Привет, родной, – мяукнула Чебурашка, на носу которой золотистой тонкой оправой сверкали очки.

– Привет, Зоя Павловна, давай помогу!

Забрал из ее рук тряпку и принялся стирать с доски.

Это что, мать твою, сейчас было?!

Я был готов, забыв о церемониях, словно пробудившийся посреди зимы медведь, с ревом ввалиться в класс, круша все, что ни попади, но вовремя взял себя в руки.

Вдох-выыыдох.

Вдоооох. Выыыыыдох.

– Пойду помою тряпку, сухая совсем, собирайся пока. У меня есть время до тренировки, я тебя провожу, – бесцеремонно тыкал этот школьник-переросток своей… эээ… учительнице, а та лишь мягко улыбалась и кивала ему в ответ.

Мне она так никогда не улыбалась!

Ну, может быть раз, или два… И то очень-очень давно.

Нет, ну это ж надо!

Какого черта тут вообще происходит!

Нахальный пацан ухлестывает за взрослой женщиной, целует ее в макушку прямо посреди школы, а она не то что не пресекает его действия, а даже поощряет!

Ау, Данилина, ты часом не рехнулась?!

Это ж подсудное дело!

Охренеть, блин!

Спрятался за колонну, вовсе не желая теперь, чтобы Свиридов меня заметил и, дождавшись, пока пацан скроется за углом, борясь с безумием, обуявшим разум, вошел в класс.

Зоя, мать ее, Павловна (неплохо так для человека без отчества в паспорте!), сидя за столом с прямой спиной, не глядя на меня, спросила.

– Что-то забыл, Степа?

– Добрый вечер, Зоя. Павловна.

Лишь на мгновение ее руки дрогнули. И больше ничего. А может, мне только померещилось. Расслабленная и невозмутимая Данилина подняла на меня свой упакованный в очки взгляд, равнодушно скользнула сверху вниз и вновь вернулась к дурацким тетрадкам.

– Здравствуйте… простите не знаю вашего имени. Вы чей-то папа? Пришли поговорить об успеваемости вашего ребенка? Все консультации у нас по четвергам. Запишитесь в приемной на ближайшую дату. Это на первом этаже направо от центрального входа. Если заблудитесь, вахтер подскажет.

Взглянула на тонкий браслет часиков и добавила.

– Хотя, сегодня у вас это вряд ли получится. Возьмите на вахте номер телефона секретаря приемной. Может, она будет столь любезна и запишет вас по телефону.

Нет, она в конец охренела!

– А ты меня не узнала?

– А должна? – Данилина вскинула голову, сняла свои дурацкие очки и, прищурившись, установила контакт глаза в глаза, от которого, клянусь, у меня побежал мороз по коже.

БЕЗРАЗЛИЧИЕ.

– Неужели что-то сделалось с твоей памятью? – продолжал давить я, чувствуя себя все глупее и глупее. Может, она в аварию попала, и у нее память нахрен отшибло? Других адекватных причин не узнать меня просто нет!

Зоя нахмурилась.

– Ах, да. Вспомнила! – да неужели, блин! – Мы вроде сталкивались у Дворца спорта. Мир тесен, тесен. Если это все, не смею вас задерживать.

Встала и принялась быстро закидывать вещи в какой-то уродский портфель.

– Матвей Игоревич? Здравствуйте, – раздался за спиной голос Свиридова, – А вы что здесь делаете? Меня что ли ищете?

Данилина замерла и с некоторым ужасом переводила взгляд с меня на Степу и обратно.

– Здравствуй, Степа. Да нет, не тебя. Зашел пообщаться с одноклассницей. Сегодня же вечер встреч. Ты, кстати, почему не пришла, Зоя? Я ждал тебя. Да и тут вроде как недалеко.

В воздухе повисло невыносимое напряжение. Казалось, сам воздух напитался электричеством и готов шандарахнуть в любой момент по каждому из нас троих. Ошарашенный взгляд Степы. В противовес ему обещающий все муки ада злой взгляд Данилиной, в котором теперь, о боги, наконец-то яркой неоновой вывеской светилось узнавание.

Ах, ты ж, маленькая злопамятная вредина!

Узнала же!

С самого начала узнала!

Издевалась, значит. Неужели кто-то отрастил зубки? Ну что ж, мне даже нравится!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А вы что же, учились в одном классе? – спросил Свиридов.

– Нет!

– Да! – одновременно ответили мы с Данилиной.

– Совсем недолго, Степа. Всего пару месяцев. Это даже не считается, – поправила саму себя Зоя, а меня взбесило, что она вообще перед этим сопляком отчитывается.

– А вы разве тоже из Дубровки, Матвей Игоревич? – не унимался любопытный школьник.

Дубровка? Что еще за Дубровка?

Он имеет в виду что ли Зоину первую школу?

– Нет, совсем нет. Зачем же? Мы с Зоей… кхм… Павловной учились здесь в этой гимназии.

– Я не знал, – наконец, на лице малолетнего ухажера заиграли желваки. Еще минуту назад приветливое лицо окрасилось всеми оттенками неприязни, и я даже услышал, как скрипнула молодая челюсть.

Воу-воу, парнишка! Полегче! Береги зубы!

Еще пригодятся.

– Глупости это все. Степа, сотри с доски и закрой кабинет. Ключ сдашь на вахту. Мне пора. Прощайте, Матвей Игоревич. Не стану врать о том, что встреча была приятной. Надеюсь, она не повторится.

Схватила портфель и понеслась вон из класса.

– Зоя, стой!

Не успел и шагу сделать, как стальная хватка сопляка сковала предплечье.

– В покое ее оставьте!

– Степ, ты чего?! Малыш, с доски сотри, кабинет закрой, и дуй на тренировку. Взрослые сами разберутся.

– А Вы, Матвей Игоревич, за меня не переживайте. Как-то же прожил без ваших советов шестнадцать лет. И дальше буду жить, не сомневайтесь, – совсем не по-детски ухмыльнулся малец, ничуть не ослабив хватку.

Черт, ну не драться же мне с ним, ей богу! Да еще и в стенах школы! Хрен пойми, что творится!

– Сте-е-еп, – нарочито весело обратился я, давя фальшивую улыбку, – Ты б поосторожнее был, нам же еще с тобой работать и работать. К чему портить отношения? Да и есть ли повод? Ты же решил на счет карьеры?

– Решил. Я никуда с вами не поеду!

– А что так? Мама против?

– Не знаю, еще не спрашивал!

– А что тогда? Уж не из-за Зои ли Павловны?

Меня откровенно несло. По сути передо мной стоял просто школьник, зеленый пацан, ничего не смыслящий в этой жизни. Вот только взгляд у этого волчонка был отнюдь не детский. И хватка, кстати, тоже. Я буквально почувствовал, что и он себя сдерживает. И терпения у Свиридова, как и у любого подростка – кот наплакал!

А что я собственно такого сделал?!

Какого вообще лешего мы тут причиндалами меримся?

Смешно же!

– Это не ваше дело, – отвечает мне в той же манере сопляк и так достоверно копирует мою мимику, что на секунду кажется, будто я смотрюсь в зеркало.

Пришлось даже проморгаться.

Кажется, Степа почувствовал то же самое, потому что резко выпустил из захвата и отошел на два шага назад. Поднял с пола тряпку, стер с доски и кивнул впавшему в ступор мне на выход. Я чисто машинально подчинился. Свиридов закрыл кабинет и, толкнув меня в плечо, буркнул напоследок.

– Прощайте, Матвей Игоревич.

– Ну-ну, Степа. Ты все-таки еще подумай, время до понедельника у тебя есть.

Однако, Свиридов не счел необходимым даже обернуться. Вот ведь малолетний наглец! И в кого только такой борзый?!

Охренительный вечер встреч!

Одно радует, он еще не закончен. Не возвращаясь к одноклассникам, я вышел на улицу и сел в припаркованный у ворот автомобиль, с целью дождаться, когда Данилина отправится домой, чтобы поймать и снова поговорить.

Без малолетних свидетелей с нездоровой манией к зрелым женщинам.

Хотя, по-честному, на зрелую женщину Данилина совсем не тянет! Вела бы у меня уроки такая вот математичка, хрен бы я пропустил хоть пять минут ее занятий!

Устроила тоже показательные гастроли!

Тут помню, тут не помню!

Лучше б по роже вмазала, ей богу!

Не знаю, чего мне хотелось добиться…

Хотя, вру. Знаю.

Я видел, как мелькнули в глазах Зои обида, боль, злость и даже ярость. Возможно, испуг, тревога и паника.

Но там не было любви! Не было тепла.

Она так и не простила меня! Так и не простила…

Семнадцать лет живет с обидой на такую глупость!

Умная ли это женщина?

Хрен знает, я и сам дурак.

Гоняя по кругу безрадостные мысли, я провел в машине примерно десять минут, а потом на глаза попалась и сама виновница, укравшая покой и адекватность с первой секунды встречи.

Но не одна, а в компании бесячего Свиридова!

Они вышли за ворота гимназии, прошли метров десять, а потом Зоя подхватила Степу под руку, и они, словно гребаная сладкая парочка направились в сторону автобусной остановки.

Сжав руль до боли в костяшках, я завел мотор и выехал по давно знакомому маршруту. Что ж, у сопляка еще вечерняя тренировка. Перехвачу Зою у нее дома. Уж туда-то этот недоухажер не пойдет.

Я надеюсь.

Глава 11

Настоящее

Зоя Данилина

Боже мой! Боже мой! Боже мой!

Пожалуйста, Господи, помоги! Пусть Матвей отстанет от нас! Просто уедет. Исчезнет еще лет на семнадцать! Пусть Степа ничего не поймет! Пусть ни о чем не догадается!

Я беззвучно молюсь последние полчаса, что мы проводим в пути до дома. Каждая секунда наполнена неконтролируемым животным страхом, что вот-вот мой умненький мальчишка начнет задавать контрольные вопросы.

Но он молчит и просто хмурит брови.

И от этого еще страшней!

Как же хочется расцеловать каждую его сердитую черточку. Но, конечно же, я этого не сделаю. Это давно против правил.

Я чувствую, как напряжены под курткой тренированные мышцы, кожей ощущаю исходящие горячие волны тщательно подавляемой молодой агрессивной энергии. Мальчик мой, только не дай ему испортить нашу жизнь!

Не думай так много!

Ты же такой умный. И отлично умеешь считать. В отличие от некоторых!

Пожалуйста, не надо этого делать! Не догадывайся ни о чем.

Мамочки! Что же будет!? И зачем только рассказывала о своих школьных бедах?! Не надо было этого делать. С появлением Соколовского так легко теперь увидеть всю картину в лицах. Надо было выдумать любую чепуху, но оставить правду за семью печатями.

Но нет же.

Я по-идиотски решила быть во всем честной!

Кому нужна эта честность, право слово?!

Я украдкой бросаю на Степу пытливые взгляды, мечтая о ниспосланной сию секунду магической способности читать чужие мысли, чтобы оценить масштабы случившейся катастрофы и понять, что делать, и как себя дальше вести.

Но в очередной раз небесная канцелярия отказывает мне в просьбе.

А он все молчит.

И хмурит брови.

Это катастрофа!

– Степа, – тихо зову его, слегка дернув за локоть.

Не реагирует. Зарылся в собственные мысли. Думает их. Плохо это.

– Степа!

– М-м? – выныривает он в реальность и оглядывается, словно пытаясь осознать, где находится. – Ты что-то сказала? Что с твоим лицом?

– А что с моим лицом?

– Не знаю. – его нечитаемое выражение на лице сбивает с толку. Я теряюсь. – Ты какая-то напуганная. Все нормально?

– Нормально…

И снова тишина.

Так… что-то как-то не очень получился разговор. Надо снова попытаться. Может, и не понял Степа ничего. Надо попробовать зайти с другой стороны что ли.

– Степа!

– А?

– Почему ты подумал, что Соколовский искал тебя? – да, правильный вопрос и я мысленно хвалю себя за него.

– А? А-а! Он приходил во Дворец спорта к Михалычу. Звал меня в Москву к себе в школу. Угрожал мировой славой и успешной спортивной карьерой. Пугал наградами и огромными деньгами.

Что?

ЧТО???

От нового шока я впала в ступор прямо посреди тротуара и выронила сумку. Этот день может стать еще хуже, или мы, наконец, достигли пика? Сбывается мой самый страшный кошмар. Черт возьми, да он уже сбылся!

– Что значит, звал в Москву? Когда?

– Во вторник, кажется.

– Во вторник?! И ты только сейчас мне об этом говоришь?! Как так, Степа?!

– Не волнуйся ты так. Не сказал, потому что не о чем говорить. Я никуда не поеду.

– Не поедешь?!

– Нет.

– Но почему?

– Потому что хочу окончить школу. Потому что не хочу тебя бросать. Потому что это слишком дорого.

– Но ты же мечтал! Если дело в деньгах, то ты не должен беспокоиться! Я найду необходимую сумму!

– Нет. На Соколовском свет клином не сошелся. Будут и другие предложения.

– А если не будет?

– А если не будет, у меня есть умная голова на плечах. Разве это не твои слова?

– Да, но…

– Вопрос закрыт.

– Но ты же хотел…

– Знаешь что… хотел, да перехотел.

Степа поднимает с вытоптанного снега мою сумку, обхватывает мою ледяную ладонь своей всегда горячей и молча тянет в сторону подъезда.

Понимаю, что дальше спорить бесполезно. Степа – кремень. Упрямый характер – его отличительная черта. Если что-то решил, ничто не собьет его с пути. Всегда поражала степень развития в нем данного качества. Откуда только что берется? Я вот, совсем не такая. Вроде бы. Хотя о чем я говорю вообще?! Уже в первом классе Степан Свиридов имел на все свое собственное нерушимое мнение.

Мы так торопимся, что даже не здороваемся с Гамлетом и Аревик, выходящими из дома напротив. Это не свойственно Степе. Он всегда очень вежлив, а с дочкой Гамлета уж и подавно. Оно и не удивительно. Аревик не зря носит свое имя. Она прекрасна, как солнце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И тот факт, что мой мальчик попросту ничего не видит вокруг, заставляет сердце бахать быстрей и быстрей, словно впрок. Словно, переступив порог квартиры, оно разорвется, и мир вокруг прекратит свое существование в том виде, к которому мы привыкли.

В глубине души я знаю, что это не так. Потому что наш мир уже рухнул. Целых сорок пять минут мы живем в совершенно новой реальности, просто не до конца осознали этот факт, хотя инстинкты не обманешь. Они работают на пределе и резонирующими вибрациями надвигающего шторма тормошат внутренние органы.

Каждое Степино движение выверено и доведено до автоматизма. Вот он снимает свои зимние кроссовки и убирает их на обувную полку. Вешает пуховик на свой личный крючок в шкафу. Убирает на полку ниже спортивную сумку.

– Степа, у тебя же тренировка через семь минут начнется!

– Пожалуй, я ее пропущу, – от его ответа внутри все холодеет. Началось. Неизбежное падение в пропасть.

– Степ, как же так?

– Я устал. Хочу один побыть. Можно?

И не дожидаясь ответа запирается в комнате. Даже жду, что звонко хлопнет дверью, но этого не происходит. Напротив, все слишком обыденно. И это спокойствие пугает меня до чертиков. Там, в той моей-его комнате со всех сторон смотрит синими глазами Матвей Соколовский.

Мне страшно. Мне так страшно, что дыхание обрывается, а пульс то скачет, то замирает. Ноги ватные, во рту сухо, а язык, кажется, распух и перекрывает доступ кислороду.

Еще никогда на моей памяти Степа не отказывался от тренировки.

Никогда.

Все очень и очень серьезно.

Мне надо тоже побыть одной и тщательно все обдумать. Возможно, у меня есть полчаса Степиного терпения, а может, нет и десяти минут. Мой мальчик на пределе. Знаю это.

На автомате готовлю гречку с курицей, овощной салат. Безотчетно нервным волчком кружу по своей маленькой кухне, собирая все углы руками, ногами и даже головой, словно нахожусь здесь впервые. Но боли не чувствую. Огромная черная дыра внутри высасывает все силы и эмоции, сводя ощущения лишь к неприятному холодному предчувствию, окутывающему меня ледяной коркой.

Миллионы раз я представляла себе нашу с Матвеем встречу. Заготовила сотни сценариев. Сочинила миллион диалогов. Придумала ответ на каждый возможный вопрос или фразу. Выработала для себя идеальную стратегию поведения.

И все равно облажалась по полной.

Видимо, семнадцать лет – недостаточный срок, чтобы разбитое влюбленное сердце смогло простить и забыть обиды. Хотя нет, не правда. Если бы дело было в простой обиде… В одних лишь его словах… Я бы простила. И с легким сердцем жила дальше. Но вот только любые слова и любая обида меркнут на фоне поступка, перечеркнувшего все самое светлое и доброе, что я к нему испытывала.

Такое не прощают.

Никогда.

Однако предательница-память, словно издеваясь, подсовывала иные, счастливые воспоминания, наполненные нежностью, романтикой и первыми поцелуями.

Прошлое

Победа?

Победа! Господи, да!

Да! Да! Да!

Душа ликовала, а сердце отбивало барабанный марш победы. Одному богу известно, что я пережила за время боя Матвея и … и даже не помню, как звали его соперника.

Я все боялась, что Соколовскому вот-вот прилетит страшный удар в голову и испортит его такое красивое лицо. Божечки, пусть этого никогда-никогда не случится! Пожалуйста-пожалуйста!

Если до этого вечера и был хоть один шанс не влюбиться без памяти в Матвея, то после не осталось и намека на него. Невозможно красив. Нереально притягателен. Наглый. Самоуверенный. Дерзкий. Сильный. Быстрый. Ловкий.

Наверное, я могу до полуночи осыпать эпитетами Соколовского и ни разу не повториться.

Бокс – это страшно.

Боксер Матвей Соколовский – это самое прекрасное, что мне доводилось видеть в этой жизни.

И то, как он смотрел на меня в перерывах… мамочки, у меня внутри все органы сплетались в тугие косы.

Я ждала его у гардероба. Матвей вышел с мокрой головой, благоухающий мятным гелем для душа и морской свежестью дезодоранта и накинул капюшон своей идеально белой толстовки.

Когда Матвей приблизился, я заметила его необычный, даже странный взгляд. Он то и дело соскальзывал на мои губы и там задерживался, отчего казалось, что с ними что-то не так. Я нервничала, кусала нижнюю губу, думала о том, что он смотрит, и нервничала еще больше.

– Поздравляю, – пискнула я и порывисто обняла парня, отстранившись в ту же секунду.

– Ерунда, просто товарищеский турнир. Эта победа даже нигде не зачитывается, – небрежно отмахнулся он, продолжая буравить меня своими темными глазищами.

– Вовсе не ерунда! Это было потрясающе! Ты – молодец! Твою победу надо отпраздновать! Купим торт!

– Купим торт? – удивился он.

Удивился! А мне бы хотелось, чтобы он улыбнулся. потому что самой мне хотелось улыбаться без остановки. Потому что он такой классный. Потому что я здесь, рядом с ним. Потому что смотрит на меня вот так, почти ласково. Потому что зовет Зоей, а не Чебурашкой. Потому что внутри у меня все ликует от сопричастности к нему.

– Конечно. Зайдем по пути к Гамлету. Он по субботам помогает отцу в магазине на углу.

И да. С Гамлетом мы подружились. Он хороший. И очень воспитанный. Его мама – врач. А отец держит небольшую продуктовую лавку. Ассортимент в ней небольшой, но все продукты свежие.

– Ты хочешь, чтобы мы пошли к тебе? – уточнил Матвей, а мне вдруг стало неловко.

Мы действительно даже не обговаривали ничего такого. Сегодня он сдал Глебову последние хвосты, заниматься школьными предметами нет необходимости, а значит и его визитам в наш дом пришел конец. Наверное, я ужасный человек, но в этот момент я сожалею, что у Матвея больше нет ни двоек, ни пропусков.

Внутри меня стремительно прорастает зерно сомнений в том, что мы и дальше будем общаться. Я считаю Соколовского другом, но сам он ни о чем таком не говорил. Боже, да даже никто в школе не знает, что мы проводим вместе время вне гимназии. Разве что Глебов догадывается.

Меня не любят в классе. Остальным в школе нет до меня дела. В принципе, если уж по-честному, я и сама не стремилась ни с кем подружиться. Зато Матвей настоящий любимчик. Не хотелось портить ему репутацию собой. Хотя, вру. Мне было страшно, что при одноклассниках Матвей сделает вид, будто меня не существует, когда я напрямую с ним поздороваюсь или обращусь. И после этого станет невозможным любое дальнейшее общение, потому как мое сердце попросту не выдержит. Нет, я верю, что он хороший человек и все такое, но мы слишком мало знакомы, чтобы я могла не сомневаться. А потому сознательно выбрала позицию страуса, ожидая действий с его стороны.

Но сам Матвей никогда даже не предпринимал попыток обнародовать нашу дружбу (а в то, что между нами она существует, я верила свято). Я его не осуждала. В конце концов до одноклассников мне нет никакого дела. Привлекать к своей персоне лишнее внимание, особенно через Соколовского, совершенно ни к чему.

Они же нас просто сожрут.

Особенно эта Кристина.

Не подавиться даже. Каждую косточку обглодает и еще и ложкой по черепу постучит, добавки попросит. Я вижу, как Новикова злится. Жаль, не у кого спросить, но думаю, у них с Соколовским что-то было. Ну, или просто всея императрица недовольна посягательствами на личное пространство своего подданного такой деревенщиной, как я, недостойной даже дышать с ними одним воздухом.

– Ой, прости… Это я по привычке, – пошла на попятную прежде, чем Матвей отказался идти в гости. – Тебе, наверное, домой надо… Отпразднуешь победу с родителями.

– У меня идея получше. Пойдем в кино?

– В кино? – божечки, это почти свидание! Ой, мамочки, если он будет так смотреть и дальше, я точно решу, что это свидание! – Не знаю… А вещи? Твоя сумка… и рюкзак. И мой рюкзак…

Это правда. Мы нагружены с ним, как два верблюда. С таким количеством вещей нас попросту никуда не пустят.

– Оставим у Гамлета?

– Э… ладно. Давай.

Это и самом деле оказалось свиданием.