Текст книги "Секреты крылатых слов и выражений [СИ]"

Автор книги: Олифант Олифант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Братья, понимая, что дело выгорает, обратились в слух.

– Ну, кому какое дело, – редактор, кажется, сам увлёкся идеей, – до каких–то там хвостатых фермеров? Пусть всё происходит здесь, в Париже. И не на окраине, а в центре.

– Может быть самосожжение феминистки? – осторожно подсказал Анри.

– Наши читатели: добропорядочный семьянин и рачительная домохозяйка, – внушительно произнёс редактор. – Зачем им весь этот ужас? Ну? Что, по–вашему, должно их увлечь?

– Распродажа! – щёлкнул пальцами Пьер. – Нет, бесплатная раздача всем желающим.

– Тёплое бельё, – Анри возбуждённо зашагал по кабинету. – Весна, склады забиты товаром, вот они и решили раздать бельё. Надо только придумать название фирмы.

– Нет–нет, – Пьер остановил брата. – Это должен быть скоропортящийся товар, вот от него и избавляются.

– Я знаю! – Анри просиял. – Это куры. Или, нет! Пусть будут утки. Каждой домохозяйке по утке.

– Но, не каждой…, – редактор поднял палец.

– А только, замужней.

– С кошкой на руках.

– С тремя зонтиками.

– Без двух передних зубов.

Троица изнемогала от смеха, и было решено сделать перерыв на рюмочку перно…

– Резюмирую, – редактор положил перед собой лист бумаги и взял перо. – В связи с банкротством сельскохозяйственной компании, э–э–э…, название придумаете сами, первого апреля, на площади, э–э–э…, подберёте что–нибудь поближе к нам, состоится бесплатная раздача уток. Каждая дама, пришедшая…

– В красном берете, – подсказал Анри.

– В красном берете, получит утку в подарочной упаковке.

– Браво, патрон, – воскликнул Пьер, – через час будет готово.

– Вы же, – редактор дружески подмигнул братьям. – Купите пару уток и отправитесь, так сказать, в гущу событий. Вечером, первого числа жду с репортажем.

– А зачем нам утки?

– На случай, если там окажется какая–нибудь слишком ретивая дамочка. Заткнёте ей рот и отправите домой, – мудро закончил шеф…

В полдень первого апреля, Анри ворвался в редакторский кабинет.

– Патрон, – прокричал он с порога. – Мы разворошили улей. Их там тысячи! И все в красных беретах.

– Отлично, надеюсь, Пьер там?

– Вы не понимаете, патрон, – Анри испуганно переминался с ноги на ногу. – Пьер пытался их остановить и ему здорово досталось. И сейчас эти фурии идут сюда.

– А что им тут делать? – растерялся редактор.

– Я не знаю, но они в ярости. Лучше бы вам отсюда уйти.

Распахнулась дверь, впуская Пьера. Воротник его плаща был наполовину оторван, в руках вошедший держал увесистый пакет с торчащей наружу утиной лапой.

– Через пять минут они будут здесь, – он обвёл полными ужаса глазами кабинет, словно ища, где бы спрятаться.

– Быстро пакет! – скомандовал редактор.

Он вырвал уток из рук перепуганного репортёра, надел шляпу и стремительно вышел из кабинета…

– Хладнокровие, ребята. Главное, в работе газетчика, хладнокровие. – Редактор налил себе ещё рюмку и не спеша отпил глоток. Братья, словно провинившиеся школьники, пристыжено стояли у стола, не смея присесть. – Я повстречал их уже в начале квартала. Вынул птиц из пакета и поинтересовался, не за утками ли направляются милые дамы. После чего пояснил, что как раз возвращаюсь с раздачи. Сказал, что в газете ошибка и отправил этих дур в красных беретах на другой конец Парижа.

– Гениально, – прошептали братья.

– Одного не пойму, – редактор допил коньяк. – Приличные же дамы, хорошо одетые. Многие, даже, недурны. Откуда такая страсть к дармовщине?..

ГАЛОПОМ ПО ЕВРОПАМ

– Вот ты, объясни мне, Данилыч, – Пётр взял из миски солёный огурец, помял пальцами и бросил обратно, – как мне с детьми дворянскими поступать? Отправляешь их, недорослей в Европу учиться, деньги, чины по возвращению сулишь. – Царь невесело усмехнулся. – Одного требую, учитесь там, сукины сыны, дабы Отечеству затем пользу принесть. Уедут, молодцы. Глядишь, а через полгода опять тут. Чему там за это время научишься то?

– Галопом по Европам, – Меньшиков согласно покивал.

– Что?

– Так они, мин херц, промеж себя, говорят, – Данилыч ехидно улыбнулся.

– Но почему? – Пётр уставился круглыми глазами на Меньшикова. – Ведь те же немцы с голландцами сущий рай на земле строят. Чистота, ночью улицы освещены, на дорогах никто не озорничает, люди приветливы, науки знают, над копейкой не трясутся, а в дело пускают.

– Истинно говоришь, мин херц, – согласно затряс головой Меньшиков. – Настоящий плезир и парадиз, не то, что у нас. Вот, только чарочки там не выпьешь, пиво, да вино кислое. Квасу днём с огнём не сыщешь. И капусту не квасят. Да вместо баньки, в кадушках моются. Дома зимой не топят, в колпаках спят. На улице пхнёшь кого, так он сразу в магистрат бежит жаловаться. Девки, первым делом не на кавалера, а на его кошель пялятся. А если пожрать захочешь…

– Ты, что мелешь–то, дурак! – Пётр хватил кулаком по столу.

– Да я что ж? – струхнул Меньшиков. – То и говорю. Варвары мы, мин херц. Как Бог свят, варвары.

ГАННИБАЛОВА КЛЯТВА

– Запомни, сынок, – учил старый полководец Гамилькару юного Ганнибала, – настоящий правитель может лгать, лжесвидетельствовать, карать невинных, предавать друзей. Может делать всё, что угодно, лишь бы это было на благо его стране. Благодарные же потомки простят и поймут.

И Ганнибал врал без стыда и зазрения совести.

Придут к нему солдаты просить прибавки к жалованию.

– Обещаю, ребятушки, – бьёт себя кулаком в грудь наш герой, – деньги будут. Месячишко потерпите и всё будет.

Через три месяца солдаты опять волнуются, мол, где обещанное?

– А я думал, вы хотели, что бы я себе прибавил, – не моргнув глазом, удивляется Ганнибал…

Или взять случай с египетскими купцами.

– Торгуйте смело, без поборов и пошлин, – вручает им грамоты Ганнибал. – Если кто с вас денег потребует, вмиг головы лишится. Клянусь!

А сам пишет указ драть с египтян три шкуры.

– Как же так? – опять приходят к нему купцы. – Ты же обещал!

– Обещал–то, обещал, – смеётся Ганнибал. – Но, когда говорил, то пальцы, вот так, за спиной скрестил. Значит присочинил.

И такая слава о нём пошла, что народ уже ни одному его слову не верил. На этом то и попались несчастные жители Турина в 217 году. Узнав, что Ганнибал поклялся захватить и разрушить город, комендант преспокойно отправил офицеров в отпуска и отложил на неопределённый срок починку крепостных стен. А через неделю уже стоял на коленях с верёвкой на шее пред светлыми очами захватчика.

– Ничего не понимаю, – изумлённо шептал комендант, – ты же поклялся нас захватить.

– Ганнибал обещал, Ганнибал сделал, – гордо отвечал полководец.

ГАННИБАЛ У ВОРОТ

За время Второй Пунической войны карфагенский полководец Ганнибал стал настоящим кошмаром Рима. То разгромит отборные легионы, то выставит впереди войска боевых слонов, то подойдёт к самым городским воротам. А, главное, где не появится со своей армией, обязательно соберёт местных жителей и объявит, что его главная цель – уничтожение Рима. Дошло до того, что мамаши стали пугать Ганнибалом своих детей.

– Не будешь есть кашу, придёт Ганнибал и заберёт тебя.

– Не будешь учить греческий, отдам тебя Ганнибалу.

– Вот придёт Ганнибал, я ему обязательно скажу, кто амфору разбил.

Дети же, в свою очередь, придумали игру «ГАННИБАЛ У ВОРОТ». Участники выстраивались перед водящим, а тот выкрикивал:

– Ганнибал идиот,

– Ганнибал обормот.

На словах же «ГАННИБАЛ У ВОРОТ» надо было немедленно сесть на корточки и закрыть голову руками. Кто делал это последним, выбывал из игры.

Надо отметить, что подобная игра была и в Древней Руси («Татаро–монгол пришёл на двор»), и в Аравии («Идут хазары грабить базары»), и в Египте («Семит у пирамид»).

ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ (ЧЕГО-ЛИБО)

Эта крылатая фраза пришла в наш язык из далёких времён, когда на Руси свирепствовало крепостное право.

Крестьянин, следуя наказу «плодиться и размножаться», в один прекрасный день понимал, что его изба начинает напоминать муравейник. Престарелые родители, вечно беременная жена, десять–пятнадцать детей (имён которых уже и не упомнишь), старшие сыновья с супругами и пара дальних родственников, так плотно забивали дом, что хозяину негде было просто прилечь после тяжёлого дня на барщине. Подсчитав семейные сбережения и посоветовавшись со старостой, крестьянин шёл бить челом к барину, с просьбой на постройку нового жилища. Помещик, обычно, милостиво разрешал и в знак своего согласия вручал просителю ГВОЗДЬ, своеобразный символ, благословляющий на строительство. Этот ГВОЗДЬ, становился неким талисманом нового жилища и не должен был ни в коем случае покидать его. Вокруг него, естественно, было создано великое множество суеверий и примет. Вбитый над кроватью хозяина, он приносил ему обильное потомство. Помещённый в красном углу, под иконами – прибавлял жильцам благочестивости. Ружьё, висящее на ГВОЗДЕ, приносило удачу в охоте, коса – в косьбе, молотилка – в молотье, серп – в серпении. Как вы понимаете, выбор места для ГВОЗДЯ всегда был непростым и назывался ЗАГВОЗДКОЙ.

Иногда случалось, что ленивый крестьянин, доведший свой дом до полной разрухи и ветхости, за волосья притаскивался старостой к барскому крыльцу, где ему насильно вручали ГВОЗДЬ (отсюда пошло выражение ПРИГВОЗДИТЬ). Хочешь, не хочешь, приходилось бездельнику браться за топор и строиться.

ГЕЕННА ОГНЕННАЯ

ГЕЕННА, (на иврите Ге–гинном) это название оврага, начинающегося от южной стены Иерусалима. Прежде в него сбрасывали всевозможные отходы, производимые Великим Городом, а, заодно, неопознанные трупы. Как только мертвецы начинали разлагаться и дурно пахнуть, мусорщики заливали овраг нефтью и поджигали его.

Частенько дедушки приводили своих внуков на крепостную стену посмотреть на корчащиеся в пламени трупы.

– И, как вам детишки, нравится это зрелище? – вопрошал старец.

– Просто кошмарный кошмар, дедушка. А зачем ты нас сюда привёл?

– Что бы вы, маленькие негодяи, в случае чего, не дали вашему деду сгореть здесь, как полену, а похоронили его по–людски!

– Господи, дедушка, откуда такие мысли?

– Просто нервничаю…

Кстати! Профессия мусорщика в Древнем Иерусалиме считалась почётной, переходила от отца к сыну и принадлежала роду неких Вельд – Зевулов.

ГЕРКУЛЕСА ПОДВИГИ

Геркулес или, в греческом варианте Геракл, был рождён смертной женщиной от бога. Затем, совершив множество деяний, вознёсся на небеса, и включён в сонм богов. Согласитесь, подобная биография всегда способствовала необычайной популярности среди людей. А то, что он, помимо знаменитых двенадцати подвигов, перебил ещё массу невинного народа, включая своих детей, делают его как–то ближе нам, смертным. (Отсутствует раздражающий ореол непогрешимости.)

Правда, родившееся было религиозное течение «Гераклизм», довольно быстро зачахло, так как его адепты никак не могли прийти к соглашению по основному вопросу. Геракл, кто он? Бог или герой? Тем не менее, на протяжении нескольких сотен лет в Греции проводились, так называемые, Гераклийские (альтернативные Олимпийским) игры. Нечто вроде двенадцатиборья. Однако, из–за чрезмерной жестокости по отношению к животным, они постепенно сошли на нет, трансформировавшись в подобие ролевых игр, популярных в Греции и по сей день.

Ныне подвиги Геракла подзабыты. На ум приходят Авгиевы конюшни, Лернейская Гидра, трёхголовый пёс Цербер и что–то связанное с Атлантом и яблоками. Ах, да! И Немейский Лев. Помните знаменитый Петергофский фонтан, где Геракл, под псевдонимом Самсон, раздирает пасть писающему льву?

ГЕРКУЛЕСОВЫ СТОЛБЫ

Когда Геракл, разыскивая коров Гериона (десятый подвиг), достиг Края Земли (Гибралтарский пролив), то сложил там из каменных глыб два столба. Затем, на золотом челне Гелиоса, добрался до острова Эрифейи, где убил двуглавого пса Орфо, великана Эвритиона и непосредственно самого шестирукого Гериона. После чего погнал захваченное стадо в Микены, перебив по дороге ещё множество и правых и виноватых.

Всё проделано вполне в духе нашего древнегреческого героя. Не мучая себя размышлениями о целесообразности и этичности подвига, совершить его любой ценой. Одно непонятно. На кой чёрт он сложил эти СТОЛБЫ на Гибралтаре?

А, на самом деле, всё просто. В Геракле мирно уживаются две половинки – божественная от Зевса и человеческая от матери Алкмены. И если одна его часть безразлична к людской морали, то второй присущи все наши слабости. Поэтому оказавшись в краях, где до него не ступала нога грека, герой почувствовал непреодолимое желание как–то… отметиться. Будь у него баллончик с краской и умей он писать, то обязательно бы вывел на скале – «Здесь был Геракл». Однако, не имея такой возможности, взял, да и сложил ГЕРКУЛЕСОВЫ СТОЛБЫ. Бесцельно, но трогательно.

ГИДРА

Это было сто лет назад. Я учился в пятом или шестом классе и был пионером. Может быть, не самым лучшим, но достаточно качественным, если такое слово здесь применимо. Носил красный галстук и верил, что учась на «хорошо» и «отлично», выполняю свой долг перед Родиной. Мечтал о подвигах и жалел, что нет войны, на которой можно было бы прославиться. Поэтому, когда наша вожатая объявила, что класс берёт шефство над ветераном Великой Отечественной, я немедленно записался в добровольцы. Впрочем, согласия никто и не требовал, а нас просто разбили на тройки, которые должны были по очереди навещать фронтовика.

И вот в один прекрасный день я с двумя одноклассниками, Оленем и Тарасом (клички – производные от фамилий) вылезал из троллейбуса напротив пятиэтажки нашего подшефного.

– Не люблю я этих старух, – Тарас мрачно сплюнул.

– Причём тут старухи? – не понял я.

– А к кому мы идём–то? – засмеялся Олень. – К бабке–ветеранше.

– Ну и что же, – я нисколько не был огорчён. – Может быть, она лётчица. Или снайпер. Или разведчица.

– Увидим сейчас, – Тарас развернул бумажку с адресом и направился к нужному подъезду.

Дверь нам открыла высокая старуха в чёрной строгой юбке и мужском, чёрном же пиджаке.

– Пионеры? – строго спросила она. – Уже четверть часа вас дожидаюсь.

– Нам когда сказали, тогда и приехали, – вроде как извинился Олень, и мы прошли в квартиру.

Единственная комната выглядела бедно и как–то сурово. Крашеные бурой краской досчатые полы, такого же цвета табуретки и стол, тюлевые занавески, металлическая кровать, застеленная серым покрывалом, обшарпанный сервант с набором хрусталя и фарфоровыми фигурками. На стене висела репродукция «Демона» Врубеля, застекленная рама с множеством старых фотографий и отрывной календарь.

Старуха подошла к столу, раскрыла ученическую тетрадь.

– Из какого класса? Как фамилии?

Мы ответили.

Она внесла нас в список и записала время, поглядев на часы.

– Так и быть, отмечу, что вовремя пришли.

Мы стояли у стены и смотрели на её спину.

– Теперь так, – старуха повернулась на табурете и уставилась на Тараса. – Ты пойдёшь в магазин. Вот список и деньги. Знаешь, где магазин?

Тарас кивнул и, подмигнув нам, вышел.

– Картошку чистить умеешь? – она уже обращалась к Оленю.

– А чего там уметь–то? – буркнул Олень. Скорее всего, он надеялся свалить вместе с Тарасом за покупками.

– Ступай на кухню, – приказала ветеран. – Две кастрюли начистишь.

Затем, не замечая меня, старуха ушла в ванную, где принялась громыхать какими–то тазами. Вышла она с цинковым ведром и куском мешковины.

– Когда будешь мыть, – строго сказала она, кивнув на полы, – тряпку чаще отжимай. И воду меняй.

Всё шло как–то неправильно. Я, по–честному, рассчитывал, что нас угостят чаем, и мы будем рассматривать фронтовые фотографии, слушая рассказы о войне и боевых товарищах. Ну, может быть, полили бы цветы или протёрли пыль. Починили лампу со старинным плафоном или помогли расставить книги на полках…

Полы я вымыл и пошёл на кухню докладывать старухе.

– Дома тоже так моешь? – скривилась она. – Ещё раз давай.

Я сменил воду, встал на четвереньки и опять взялся за тряпку. Тем временем, вернулся Тарас и, наградив меня дружеским пинком, шмыгнул на кухню, где бабка учила Оленя, как правильно срезать кожуру с картошки.

– А где сдача? – послышался старухин голос. – Тут не всё.

Минут десять до меня доносилось, – «Батон за пятнадцать», «двести пятьдесят грамм», «две пачки», «да вот они макароны», «а, сколько, по–вашему?».

Я снова вымыл пол, отнёс ведро с тряпкой в ванную и сел на табурет. На кухню идти не хотелось. Наконец появилась бабка. За ней шёл красный от злости Тарас и унылый Олень.

Она опять села стол спиной к нам и принялась что–то отмечать в своей тетради.

– Ставлю вам по «тройке», помощнички, – недовольно сказала старуха. – Присылают кого ни попадя.

Тарас на цыпочках подошёл к бабке и сделал вид, что бьёт её табуретом по голове. Чтобы не засмеяться, я зажал рот ладонью и отвернулся…

– Хрен я ещё сюда поеду, – сказал Олень, когда мы вышли из подъезда.

– ГИДРА старая, – Тарас погрозил окнам старухи кулаком.

– Ага, ГИДРА, – согласился я.

ГЛАДКО БЫЛО НА БУМАГЕ

Три дня назад подпоручик здорово проигрался и с тех пор, сказавшись больным, пил у себя на квартире. Ординарец, опрятный солдат с некрасивым, продолговатым лицом, по несколько раз на дню бегал в трактир то за водкой, то за портером.

– Дурак я, дурак, – маялся поручик. – Мне бы не блефовать, а… Эх! Сиди теперь, как сыч, жди, пока деньги вышлют.

Он принимался читать, но, через пару страниц, отбрасывал книгу и засыпал, а вскоре проснувшись, снова гнал ординарца в трактир.

– Может быть, откушать изволите, ваше благородие? – переживал солдат. – Нельзя ж так, который день не емши.

Раз ночью, подпоручик растолкал ординарца и, склоняясь над вкривь и вкось исписанным листком бумаги, принялся читать, —

Как четвертого числа

Нас нелегкая несла

Горы отбирать.

Сонный солдат испуганно слушал, вглядываясь в бледное, испитое лицо подпоручика, тот, время от времени, шумно отхлёбывая из кружки, неистово выкрикивал, —

И пришлось нам отступать,

Р…… же ихню мать,

Кто туда водил.

Закончив читать, офицер скомкал лист со стихами, положил на ладонь и щелчком отправил его в угол комнаты.

– Завтра с утра в баню. Водки больше ни капли, не то в конец свихнусь.

Пошатываясь, вышел вон и с грохотом рухнул на пол. Ординарец, охая и причитая, поднял подпоручика, раздел и уложил на диван. Затем прошёл к себе, поднял с пола бумажный комок, разгладил и, щурясь, принялся читать. Прочитав несколько раз, он аккуратно сложил листок и спрятал в карман…

Прошёл месяц. Ранним, звенящим голосами птиц утром, батарея двинулась на маневры. Выйдя из города, колонна солдат грянула песню. Подпоручик, дремавший в седле, прислушался и оцепенел.

– Гладко вписано в бумаге,

Да забыли про овраги,

А по ним ходить, – тонким голосом выводил запевала.

– А по ним ходить.

Мать твою итить, – дружно подхватывали солдаты.

– О чём это они поют? – не веря своим ушам, спросил подпоручик у ординарца.

– Так вашу песню, вашблагородь, – преданно заглядывая в глаза, ответил тот. – Уж больно слова правильные. Дар у вас к песням, Лев Николаевич, ей богу, дар.

ГЛАС ВОПИЮЩЕГО В ПУСТЫНЕ

Слаб и робок глас вопиющего в пустыне. Прошелестит под бездонным небом и затихнет. Быть может, приоткроет глаза дремлющая змея, да остановит на мгновение свой бег, раскалённый солнцем скорпион. И вновь опустится на горячие пески великое безмолвие…

Бессилен и жалок глас вопиющего в океане. Нехотя перекатываются изумрудные валы, топя в бездне все звуки. Молчалив и бесстрастен мерцающий простор…

Одинок и тих глас вопиющего в снегах. Чуть дрогнут снежинки на ледяном насте, и утопят крик в ледяном пуху. Нет места звукам в царстве вечного холода…

Зато, если как следует орнуть в горах, то можно вызвать камнепад, а при удаче, и лавину. И долго ещё будет перекатываться по скалам зловещий хохот. А вы стоите себе на вершине, словно горный тролль. Красивый и дерзкий.

ГЛУХАЯ ТЕТЕРЯ

Глухарь, он же Тетерев, добрая толстая птица. Питается ягодами, да жучками–паучками. Не ухает ночью, как филин.

Не голосит на болотах, как выпь.

Не раздражает трелями, как соловей.

Не парит в небе, высматривая доверчивого зайчонка, как ястреб.

Хорошая птица Глухарь, он же Тетерев. Летом угостит брусникой, осенью чаем с малиной, зимой побалует супом из сушёных грибов. Но, весной…

Весной с ним происходят чудовищные превращения. В то время, когда лесные жители, радуясь теплу, греются на солнышке, Глухари теряют разум. Словно оборотни, по зову полной луны, выходят они на поляны из–за стволов деревьев. Кровью наливаются круглые глаза. С холодным костяным звуком пощёлкивают тяжёлые клювы. Жёлтые когти роют землю, разбрасывая прошлогоднюю листву. Сначала медленно, а затем всё быстрее начинают они кружиться на месте, выкрикивая «Ток, ток, ток!» и, наконец, набрасываются друг на друга. Воздух дрожит от взмахов тяжёлых крыльев. Предсмертные стоны смешиваются с восторженными воплями победителей. Изрытая сотнями лап земля окрашивается кровью.

– Ток, – проносится по лесу. – Ток начался!

И все звери, от мала до велика, бегут со всех ног к месту побоища, где принимаются оттаскивать Глухарей друг от друга. Навалившись всем скопом на обезумевших птиц, вяжут им лапы и обливают ледяной водой…

Хорошо ещё, если успевают вовремя. А бывает, припозднятся и уже не к кому сходить летом за брусникой, осенью за чаем с малиной, а зимой на суп из сушёных грибов.

ГОГ И МАГОГ.

Откровение Святого Апостола Иоанна Богослова. Глава 20.

«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, ГОГА и МАГОГА, и собирать их на брань; число их как песок морской».

Итак, когда мир приблизится к своей гибели, на землю Израилеву вторгнутся два «обольщённых» сатаной народа. А это означает, что скоро явится Мессия и «Страшный Суд» уже не за горами…

Однако, давно уже не секрет, что изобретён специальный напиток, принимая который, можно смело противостоять ГОГО-МАГОГОВСКОМУ нашествию. Рецепт его до крайности прост. Для приготовления, разотрите желтки с сахаром, добавьте растопленное сливочное масло и немного какао. Взбейте полученную массу миксером. И всё!

Полученная смесь полезна, вкусна и называется Гоголь – Моголь.

ГОЛАЯ ИСТИНА (ПРАВДА)

Древняя легенда гласит. Во время купания, подлая Ложь украла у Правды её одежды. Однако, Правда и нагая осталась прекрасной…

Глупейшая и вредная, на мой взгляд, побасенка!

Ложь, изящно прикрытая и приукрашенная, не могла не знать, что голая Правда выглядит крайне неприглядно. И не зря крала одежды. Она–то прекрасно понимала, что Правда без прикрас вызывает если не отвращение, то уж неприятие точно.

Кому, кроме как безумным правдолюбцам придёт в голову, стащить с Истины все покровы?

Правда всегда должна быть приукрашена, немного прикрыта, а, главное, её никогда нельзя выставлять целиком. Количество примеров бесконечно.

Возьмём детскую сказку о Красной Шапочке. Злой Волк проглотил бабушку и внучку, а добрые лесорубы, распоров его брюхо, извлекли оттуда страдалиц. Прекрасный финал. Дети хлопают в ладоши и радостно смеются. И знаете почему? Потому, что им показали только кусочек Истины. Ведь взрослые не объясняют, как выглядели полупереваренные бабушка и К. Ш.

Бог с ними со сказками! Представьте себе некую знакомую, купившую шубку и пристающую к вам с вопросом, – Ну как?

Хотите быть честным? Признаетесь ей, что обновка безобразна, вызывающа и не модна? Или ограничитесь Полуправдой? Мол, «пальтишко очень тебе к лицу». Не вдаваясь в подробности о лице знакомой.

Никто не хочет знать Правды. Даже если с выпученными глазами орут, – «Говори Правду!».

Попробуйте, расскажите. Сто раз пожалеете…

Заметьте, я не призываю врать. Правда прекрасна, но только при условии, что она не голая.

Хотя и на неприкрытую Истину всегда найдутся свои почитатели. При условии, естественно, что эта Правда не о них…

ГОЛ КАК СОКОЛ

«… добрый по природе как человек, Петр (Первый) был груб как царь, не привыкший уважать человека ни в себе, ни в других…». Ключевский В. О.

Однажды, пируя на крестинах у своего любимца флотского лейтенанта Машукова, Пётр завёл разговор о лесных разбойниках. Причиной, скорее всего, послужило разграбление, следовавшего из Голландии в Петербург обоза с книгами и экспонатами для создававшейся Кунсткамеры.

– Видели же, собаки, что царёвы люди едут, – всё больше распалялся государь. – И, ведь не боятся. Ужо, они у меня попляшут на виселицах. Всех переловлю, бездельников.

– Наших разбойничков так просто не переловишь, – уже крепко выпивший Никита Сокольский, из рода Мусиных – Пушкиных, преданно и в то же время дерзко глядел на Петра. – Кому терять нечего, тот один сотни солдат стоит.

Пётр побледнел. Лицо его гневно перекосилось, губы задёргались.

– А тебе, сукин сын, – он в упор уставился на Сокольского, – есть, что терять?

– Зачем же, мин херц, – Меньшиков, отлично знавший бешеный нрав Петра, уже бежал к нему с кубком венгерского, – нам на крестинах лаяться? А терять нам, государь, кроме твоей любви нечего.

– Нет! – рявкнул Пётр, отталкивая своего любимца, – Пусть скажет.

– Что ж, – Никита Сокольский, пошатываясь, встал из–за стола. – Род наш не богат, но достаток имеется. Владею пятью деревеньками под Рязанью. Да два дома в Москве. Сейчас же строю…

– Нет! – не дав ему закончить, заорал Пётр. – Нет у тебя ничего больше. Всё в казну забираю. Гол ты теперь!

Не ожидавший такого поворота, Сокольский растерянно молчал. Царь вырвал из рук Меньшикова кубок вина, в два глотка выпил его и недобро усмехнулся.

– Вот тебе, Никитушка, и терять нечего стало. Что же ты теперь, в разбойнички подашься?

Сокольский стиснул зубы и молчал. По его щекам текли слёзы обиды…

Спустя полгода после описанных нами крестин близ Москвы появилась шайка атамана Сокола. Грабили они всех без разбора, но не лютовали. Ежели купцы не оказывали сопротивления, то и жизни их не лишали. Впрочем, отпор разбойники встречали крайне редко, уж больно страшен и свиреп был их атаман. Всегда, даже в лютый мороз, выходил он на дорогу голый по пояс, держа в одной руке саблю, а в другой пистолет. Поговаривали, что он из дворян и, что с самим царём за столом бражничал.

– Голый Сокол, – испуганно шептали стражники и бросали наземь оружие.

Москва, пытаясь избавиться от докучливого атамана несколько раз снаряжала экспедиции, дабы изловить лиходеев, но безуспешно. А через несколько лет шайка исчезла сама собой. Может быть, пресытившись добычей, разбойнички ушли на покой, может быть, сгинули в топях и болотах…

ГОЛОД НЕ ТЁТКА

Поговорим о болезнях. Новые штаммы появляются каждый год, и никого уже не удивляют. Приходит осень, и мы узнаём, что нас ждёт другая эпидемия, не похожая на все предыдущие. Через пару лет напасть забывается, потому что врачи сражаются с новым недугом.

Находятся новые лекарства, и упоминания о старых болезнях остаются только в медицинских учебниках. Мало, кто сейчас помнит о знаменитой «испанке» поразившей примерно четверть населения планеты менее ста лет назад. А эпидемии чумы, оспы, холеры? Не каждый историк знает о страшном «афинском море» вспыхнувшем в 430 году до нашей эры и также внезапно исчезнувшем. Канул в Лету и смертоносный «английский пот» XV века, убивавший больного за двенадцать часов.

Не обошли болезни стороной и Русь. У новгородского летописца Слуды (конец Х века) читаем, что «дабы излечиться от лютой хвори ТЁТКИ», горожане «начаша требы класти» (приносят жертвы) Перуну, а также «упирем и берегыням».

Пришедший же с севера, волхв Предслава «лечит ТЁТКУ голодом, чем многих спасает».

Оттуда, из Х века, и дошла до нас крылатая фраза «ГОЛОД НЕ ТЁТКА», где под ТЁТКОЙ подразумевается не сестра одного из родителей, а исчезнувшая ныне болезнь. Смысл же выражения – терпеть голод, дабы исцелиться.

ГОЛУБЬ МИРА

Если вы, в разговоре с Голубем, назовёте его ПТИЦЕЙ МИРА, он, по крайней мере, обидится. Ведь быть символом МИРА для него лишь одно из множества предназначений. А эта птица несёт на своих хрупких плечах (или крыльях?) груз десятков легенд, суеверий и предназначений.

Во–первых, Святой Дух сошёл с небес на Спасителя в виде Голубя. (Евангелие от Матфея. Гл. 3)

Во–вторых, Бог, прислав к Ною Голубку с оливковой ветвью в клюве, дал понять человечеству, что оно прощено.

В-третьих, иудеи, египтяне, греки и многие другие, нарекли беднягу жертвенной птицей и отправляли целые стаи в дар своим богам.

В-четвёртых, колдуны никак не могли принимать обличия Голубя, и всячески мстили несчастным за это.

В-пятых, влюблённые, не пойми с чего, решили, что Голубь с Голубкой символ любви (интересно, почему не кролики?) и размножили их образы в миллионах открыточек, медальонов и татуировок.

В-шестых, масоны почему–то объявили этих птиц символом чистоты. Такое впечатление, что из никто масонов никогда не жил в городах, где Голубь ассоциируется исключительно с падающей на голову какашкой.

В-седьмых, по–иезуитски подметив тяготение Голубей к отчему дому, люди сделали их почтальонами.

В-восьмых, знамение смерти! Есть примета, что если голубь влетит в дом, то кто–то обязательно умрёт. Если сядет на стол – кто–то заболеет.

Ещё Голубь – символ материнства, мудрости, долголетия, любви к животным, ненависти к насекомым и многого, многого другого.

Кстати, чуть было не забыл рассказать, почему всё же Голубь – Птица Мира. Итак, как только жители Олимпии решали потешить себя зрелищем соревнующихся атлетов, они рассылали по городам Греции почтовых Голубей с оливковой ветвью во рту. Зная же, что во время Олимпийских Игр объявляется всеобщий мир, многие греки, сидя в осаждённых крепостях, с надеждой вглядывались в небо – не появится ли там летучий спортивный символ…

ГОМЕРИЧЕСКИЙ СМЕХ

Гомер, поэт–сказитель, был неграмотным и потому свою знаменитую «Одиссею» ему пришлось заучивать наизусть. Впрочем, даже умей он читать–писать, из–за слепоты это всё равно бы не помогло. Держать в голове поэму было невыносимо, поэтому Гомер устраивал нечто вроде литературных чтений в домах местных аристократов, где блистал перед изумлёнными гостями. Начало обычно давалось легко, и первые десять «Песней» он выпевал на одном дыхании. Однако, после антракта, пригубив вина, поэт начинал запинаться. Забыв текст он, дабы заполнить вынужденную паузу, смущённо похохатывал.

Выглядело это приблизительно так:

– Девять суток мы плыли – и ночи и дни непрерывно.

В день десятый вдали уж поля показались Итаки…

Хе–хе… показались Итаки… хе–хе. Ах, да!

Видны нам были огни пылавших костров недалеких.

Сладкий тут сон низошел на меня, ибо очень устал я:

Шкотами паруса я непрерывно работал, веревок…

Хе–хе… верёвок, значит… хо–хо… хе–хе…

И так далее.

Впрочем, благодарные слушатели, понимающие, что присутствуют при читке эпохального произведения, услышав гомеровский смех, понимали, что поэт устал, и просили прерваться до завтра. Гомер благодарно кланялся, а гости вели его под руки к столу, где поднимались пенные кубки во славу Богов Олимпа, Греции и героев.