Текст книги "Аватары тьмы (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Вера снова молча кивнула, глядя на неё во все глаза.
– Застыла на пороге соляным столбом и таращусь, взгляд оторвать не могу! Тело Клавдии будто уменьшается и меняется, а хреновина за платьем всё тянется и тянется! Мерзкая такая, мягкая, телесная... – тётя передёрнула плечами и умолкла.
– И что? – свистящим шёпотом вопросила племянница, тронув её за локоть. – Что потом?!
– А потом она повернула голову и я увидела, что лица у неё будто уже и нет!
– Как это?!
– Да не знаю я! Рассмотреть не успела – Клава, видно, меня засекла. Р-раз, и платье на место легло! И лицо на место вернулось, губы шевелятся. Чего тебе? – говорит. Я валерьянку протягиваю. – Спасибо, не надо, ложусь я уже. – А я стою, как дура, что сказать, не знаю, пальцем в платье только тычу. А Клава мне: Ничего не надо! – и вдруг нахмурилась, злобно так на меня зыркнула: Уходи, Соня, я устала! Рукой от себя так вот махнула и сказала, будто сплюнула: Иди! Ну, я дверь закрыла и ушла. Долго потом уснуть не могла, растолкала всё-таки Мишку и рассказала ему, что видела, а он: пить надо было меньше на поминках! К стене отвернулся и захрапел. А утром, когда Клавкино сумасшествие обнаружилось, и мы тогда у вас ещё на несколько дней остались, пока её в клинику устраивали, я платье Клавкино стала рассматривать, а оно странное такое... и маленькое! Ну, я вечером снова к Мишке привязалась. Стала платье это показывать: застёжек, мол, нет, ткань слиплась – надо всё-таки Вере, про то, что я видела, сказать... предупредить... да Мишка и смотреть даже не стал, только взбесился: Ты совсем, дура, рехнулась – своими пьяными глюками ребёнка пугать?! Не смей! У неё и так большой стресс, оставь девочку в покое! Нашёл у Клавы в комнате какую-то жестянку, выхватил у меня платье, сунул его туда и крышку захлопнул. Всё, забудь, говорит, я это в помойку на улице выкину!.. Ну, я посидела, подумала и почти убедила себя, что и впрямь глюки словила, всё-таки пила же я на поминках, чего уж... И тут вдруг этот тип к Клаве заявляется!
– Какой тип, куда заявляется?
– Да в квартиру вашу, куда же! Тебя тогда дома не было, в институт, что ль ушла, не помню. В общем, ни тебя, ни Мишки, я одна. Он в дверь звонит. Я: кто? А он: Клавдию Викторовну можно увидеть? Ну, пришлось открыть. Объяснила ему, что Клавдия в клинике, а он вдруг прошёл прямо в её комнату и стал про чёрное платье спрашивать, представляешь?! Я из ателье, говорит, где она это платье заказывала, где оно? – и зырк, зырк по сторонам! А в чём дело-то? – спрашиваю. Да выяснилось, говорит, что партия молний, которые мы весь последний месяц использовали, бракованная, и теперь мы их меняем. Бесплатно. Клавдии Викторовне дозвониться не смогли, но она в своё время доставку заказывала по этому адресу, поэтому я лично пришёл: реноме, мол, репутация... всё такое! Короче, бред полнейший!
– Но там же вообще никакой молнии нет, я сто раз смотрела! – воскликнула Вера.
– Да даже если б была! – улыбнулась тётя. – Будут они обзванивать клиентов по такому поводу, как же! Только отнекиваться будут, и то если сам обратишься. А уж лично являться – сказка для дурачков, смешно просто! В общем, сказала я ему, что платье вообще не расстёгивалось, и потому мы его в помойку выкинули. А он вдруг как засуетится: Кто выкинул? Когда? В какую помойку?! Пару дней назад, говорю, в контейнер на улице, куда ж ещё? А он прямо в лице, знаешь, так переменился, побледнел и чуть ли не в обморок падать собрался. Господи! Пришлось на кровать Клавкину усадить. Хотела я «скорую» вызвать, а он: не надо, дайте водички, пожалуйста, у меня так бывает, это просто обезвоживание. Ну, я сходила на кухню, принесла ему стакан, он залпом выпил, чуть отдышался, извинился за беспокойство и ушёл. Странный тип, противный!
– А чем противный-то, внешностью?
– Да нет, внешность вроде обычная: высокий, черноволосый, кареглазый, плотной такой комплекции...
«Антон! – сразу поняла Вера. – К бабушке приходил Антон Шигорин! Выходит, он давным-давно знает, где я живу, мог бы уже подловить, если б хотел...»
– Но вот глаза! – продолжала тем временем тётя Соня. – Смотрел он так... не могу объяснить даже... неприятно, короче, смотрел! И обезвоживание это его странное, я потом даже стала смотреть, не спёр ли чего!
– И что?
– Да ничего... Всё на месте осталось, – пожала плечами тётя. – Да и не похож он на вора был, ну, совсем не похож, я ведь людей хорошо чувствую, ты знаешь! И всё равно, когда он ушёл, я так разволновалась, что успокоительное выпила...
«Ага, сорокаградусное», – мрачно подумала племянница.
– ...и уснула, а на следующий день уже снова дела, заботы, в общем, забылось как-то всё это. Да и не приходил ведь он больше... или, – она вдруг вытаращилась на Веру, – приходил? К тебе, без нас, приходил?!
– Нет, тётя Соня, не приходил. Это я сама просто платье нашла.
– А где ж ты его нашла? Я думала, Мишка эту коробку в помойку выкинул.
– Нет, она на даче в бабушкином гардеробе лежала.
– На даче?! А-а... ты знаешь, Верунчик, он ведь ездил туда, после тех поминок, на дачу-то к вам, вещи кое-какие отвозил, чтоб тебе тут не мешались, помнишь?
– Угу, было такое.
– Вот тогда, наверное, коробку эту тоже прихватил и там оставил.
– Наверное...
«...Вещи кое-какие не мешались...» На самом деле это были вещи деда, и их увезли, чтобы не попадались племяннице на глаза и не напоминали об утрате... Дядя с тётей заботились о ней, беспокоились...
– Спасибо, тёть Сонь! – Вера порывисто обняла родственницу.
– Ну, что ты, милая!
Она стала нежно гладить племянницу по спине, и та вдруг осознала, как мало осталось вокруг близких людей... Вот как тётя Соня... и пусть она слишком много пила, из-за чего оказывалась порой недоступна, но ведь она действительно любила её – Вера так остро это чувствовала, что даже контакт светаков был не нужен.
– А платье это, Верунчик, ты лучше всё-таки выкинь... Очень тебе советую!
– Я поняла, тётя Соня! Спасибо.
Чуть меньше десяти лет назад (2010 год)
Лысорской обработки Виктор Индукин не помнил: он просто очнулся у себя дома, на полу, в одних трусах и с мерзейшим привкусом на шершавом языке – прямо не рот, а давно не чищеная клетка хомячка. Индукин медленно поднялся и побрёл, шатаясь, в ванную, где долго чистил зубы, стараясь изгнать отвратный вкус и запах, но помогало плохо. Всё тело ломило, голова раскалывалась, и хотелось лишь одного: немедленно выпить.
Прополоскав рот и плеснув в лицо водой, Виктор выпрямился и, глянув в зеркало, поморщился: мешки вокруг глаз, небритая щетина, скулы обтянуты сухой, как пергамент кожей, – тот ещё видок... Снизу вдруг полыхнул странный красноватый отсвет – Индукин отпрянул от зеркала назад и замер, вытаращив глаза: там, где солнечное сплетение, горела красным светом окружность, миллиметра два толщиной и диаметром, наверное, сантиметра три.
И тогда Виктор вспомнил. Это было как удар под дых, заставивший его задохнуться, а потом тихо осесть на пол, обхватив руками голову: «Чёрт! Чёрт!! Чёрт!..» Сознание обрушилось на него лавиной, буквально придавив к земле, он повалился на бок и долго лежал на холодной плитке пола, прежде чем заставил себя подняться. Светящееся кольцо, конечно же, оставалось на своём месте.
Тяжело, со стоном, вздохнув, Виктор вышел из ванной. На кухонном столе стояла почти допитая бутылка водки – там было грамм сто – он застыл, пожирая её глазами, пока всё его существо, весь организм прямо-таки вопил о необходимости срочно, вот прямо сейчас, промочить пересохшее горло. Проклятье... Он закрыл глаза, вспоминая, как умирал Митя, и Виктора затрясло, заколотило, затопило невыносимой болью, так, что невозможно думать, стоять, дышать. Он схватился за косяк, вновь переживая всё, что тогда чувствовал... Нет! Нет, пожалуйста! Он не сможет, больше не сможет такое вынести, это хуже смерти, и надо сделать всё, чтобы спастись из адова круга, который он так нелепо сам себе создал.
Конвульсивно сглотнув, он повернулся к водке спиной и проковылял в комнату, разыскивая свой мобильный телефон, но всё вокруг вдруг расплылось, мешая видеть, и Виктор с изумлением понял, что по щекам его потоком струятся слёзы.
Стерев их кулаками, Индукин тряхнул головой и, переборов накатившую слабость, вновь осмотрел комнату. Телефон отыскался на полке с книгами: сплошные пропущенные вызовы, в основном от брата Васьки.
Ладно... Ладно, сейчас! Виктор прошёл на кухню, схватил бутылку и, не медля, не думая ни секунды, опрокинул её над раковиной и туда же бросил, едва вылилась последняя капля водки. Потом, залпом осушив два стакана воды подряд, сварил себе кофе – обжигающе горячий и адски крепкий. Виктор долго цедил его маленькими, скупыми глоточками, думая, сколько драгоценных часов, которые он мог бы провести с сыном, отняла у него эта чёртова «лампочная» деятельность. И что в итоге? Помогла она вообще хоть кому-нибудь? Куда они там, мимо этих проклятых лысорей, проскочили? И действительно ли эти проскочившие смогут что-то сделать, чтобы прекратить вечное пиршество монстра? Или они только напрасно тратят силы и время? Кто может рассказать, а? Ну, кто?!
Когда он снова взял телефон и позвонил брату – руки почти не дрожали.
Васька звонку удивился – похоже, давно уже списал запившего братца со счетов. Знал бы он!.. – мелькнула сумасшедшая мысль рассказать всё, как есть, но стоило коснуться собственного солнечного сплетения, как порыв мгновенно сошёл на нет. Чувствуя пальцами, как тёплую кожу рассекает холодное, гладкое и скользкое, будто лёд, кольцо, Виктор торопливо договорился о срочной встрече и нажал отбой.
Увиделись они тем же днём, в кафе, в Васькин обеденный перерыв.
– Привет! – брат тепло обнял Виктора. – А ты похудел.
– А-а, ага... но это... ерунда.
– Садись! – Вася подвёл его к столику в углу и жестом подозвал официантку. – Заказывать что будешь? Я угощаю!
– Да нет, спасибо, я только что поел, – соврал Виктор. – Если только водички...
– С газом, без? – осведомилась официантка.
– Без.
Пока брат заказывал себе обед, Виктор отключил мысли, чтобы сделать то, для чего пришёл: совместить свою светотень со светотенью брата. Это оказалось непросто. Управлять движением цветного двойника и так-то было трудно, а за несколько месяцев тупого пьянства Виктор совсем потерял сноровку. Понадобилась целая минута предельной концентрации, прежде чем его тень сдвинулась с места и медленно поплыла к тени брата.
От усилия затошнило, и на лбу выступила испарина. Наконец, два переливавшихся пятна совместились, и Виктор почувствовал, будто внутри него вдруг возникли тончайшие, но очень быстрые потоки и устремились к чужой светотени, по дороге собираясь в нечто, твёрдое в центре, но мягкое по краям. А потом это нечто скользнуло внутрь светотени брата.
Тот кашлянул и замер, нахмурившись. Виктор моргнул, впуская мысли:
– Что с тобой?
– Да так... – Василий поднял взгляд от меню и уставился прямо в глаза брату. – Сердце кольнуло.
– Простите, – вклинилась топтавшаяся с блокнотом официантка. – Ещё что-нибудь заказывать будете?
– Нет, это всё, спасибо.
– Так, значит, вода без газа, салат... – стала уточнять официантка.
Холодея от страха, Виктор вновь удалил мысли и постарался побыстрее развести светотени – его собственная выглядела не ахти. Однако увидеть, что именно перешло от него к брату, и вообще заметить чужую обработку не удалось: Васькина светотень выглядела здоровой, а у него самого все тёмные пятна и вмятины казались оставленными горем от потери сына и последующим пьянством...
Виктору вдруг почти захотелось, чтобы брат догадался, в чём дело, тогда не пришлось бы вот так... втихаря... – рука сама потянулась к груди и, хотя рубашка не давала почувствовать пальцами кольцо, оно было там. Сознание этого отрезвляло и даже заставило испугаться: что если брат сумел продвинуться и обрести способность считывать со светотени конкретные болезни и события? Многие считали, это вполне достижимо, но пока даже самые талантливые среди «лампочек» понимали только, в какой области у человека непорядок: скажем, сердце под угрозой или желудочно-кишечный тракт слабоват, или вообще проблема не в физическом теле, а с психикой – короче, видели общее направление. Однако точно поставить диагноз или определить, что именно послужило причиной нервного срыва, получалось плохо. Тем не менее все «лампочки» верили, что научиться этому вполне реально и даже более того – ходили разговоры, что когда-нибудь появится суперлампочка, которая сможет не просто считывать болезни, но и лечить их, напрямую исправляя дефекты светотени.
– Что, изжога мучает? – спросил Василий.
– А-а?.. – опомнившись, Виктор убрал с солнечного сплетения руку. – Есть немного... прошло уже! – Он схватил только что принесённый официанткой стакан воды и отпил сразу половину. – А ты? Сердце больше не колет?
– Нет вроде...
– Вроде... Ты бы ЭКГ сделал, сердце ведь всё-таки.
– Да ладно, здоров я, это так... межрёберная невралгия.
– Что ж, ты врач, тебе виднее, – Виктор вытер салфеткой лоб.
Девушка тем временем принесла салат и суп, стала расставлять их перед Васькой.
Виктор снова сосредоточился и глянул на светотень брата – нет, вряд ли он обрёл какие-то сверхвозможности, переливы цветов выглядели вполне обычными для физически и психически здорового человека, и была ещё пара фиолетовых облаков – свидетельство средних способностей «лампочки». И чтобы это увидеть, всем им приходилось учиться. С детства.
– Как там твой воспитанник?
– Да нормально. Притёрлись уже друг к другу, – Васька улыбнулся и принялся за салат. – Сам по себе Андрюшка – мальчик славный, хоть детдом, конечно, его и подпортил. Сам понимаешь, жизнь без семьи – не сахар, а уж когда ты – не такой, как все... В общем, трудновато с ним было поначалу, ну, да ничего, справились!
– Рад за вас, – натянув ответную улыбку, сказал Виктор, с раздражением наблюдая, как брат уплетает закуску и даже не догадывается, как погано бывает на свете – причём и на этом, и на том! – другим людям.
– Что-то ты кислый какой-то! – Василий уставился на брата. – И не ешь ничего.
– Да говорю же, обедал уже.
Взгляд брата сделался рассеянным, проникающим, словно он смотрел сквозь Виктора куда-то в немыслимую даль.
– Надеюсь, в запой ты больше не ударишься, – закончив разглядывать светотень, сказал Василий.
– Да уж не планирую, – скупо усмехнулся Виктор. Рука его снова было дёрнулась к солнечному сплетению, но он вовремя пресёк это движение, опустив её на колени – брат явно ничего странного не заметил, и это успокаивало. – Наоборот, знаешь ли! Делом снова готов заняться. Потому и просил встретиться. С работы я уволился, а на новую быстро не устроишься, так что пока свободен, я мог бы хоть для нас, «лампочек», чего-нибудь полезное сделать... Как там все, вообще, поживают? Повидаться бы, а то сижу в четырёх стенах – совсем одичал, на хрен!
– Да повидаешься, конечно, не проблема, – кивнул брат, отодвигая опустевшую салатную тарелку и придвигая суповую.
– Ты это... Ты уж прости меня, ладно?
Уже взявший в руку ложку Василий замер:
– За что?
– Да за всё! За поведение моё... несуразное...
– Ладно, проехали.
– Сын умер, жена ушла – из близких только вы с Андрюшей у меня теперь и остались! С мальчишкой твоим хочу познакомиться, что скажешь?
– Ну, познакомишься, чего ж, – Василий приступил к супу.
– И вообще со всеми остальными хотел бы встретиться! Всех собрать, пообщаться. Вот, например, в субботу!.. Устрою у себя сабантуй, приглашу всех, кто сможет! Телефоны у меня есть, позвоню, ну и ты, главное, приходи! С мальчишкой. Придёте?
– Нет, Вить, в эту субботу точно не получится.
– Почему?
Василий взял салфетку и, вытирая губы, посмотрел на брата изучающим взглядом – похоже, раздумывал, стоит сказать ему истинную причину или нет. Виктор молча ждал, стараясь выглядеть смиренно несчастным.
– У нас включение малых «лампочек».
– Серьёзно? – во весь рот заулыбался Виктор. – И твой тоже?!
– Ага. Как раз в эту субботу.
– Слушай, ну так ведь это же здорово! Я очень хочу принять участие – давай стану звеном! Пожалуйста!
– Слушай, я рад, конечно, твоему рвению, но тут – никак. Все звенья уже собраны!
– Не доверяешь? – улыбка погасла. – Я понял...
– Да брось! Не обижайся, ты ж понимаешь – родители! Как их не включить?
– А сколько деток-то?
– Пятеро.
– И что, прямо у всех, кроме Андрюшки, полный комплект родителей?!
– Нет, но мы у Брызгалина собираемся, он и возглавлять будет – давно уже договорено! Раньше надо было тебе объявиться, тогда б тебя приняли, а так мы уже Пашку Кремнёва вызвали, он издалека едет, отпуск за свой счёт специально для этого оформил, а теперь что – зря прокатился, езжай назад?! Как ты себе это представляешь? Он уже завтра здесь будет! Ну, а все остальные – родители. Так что не выйдет, уж прости! – Василий развёл руками.
– Ясно, – вздохнул Виктор. – Что ж... сам виноват, не надо было всех посылать в жопу и столько пьянствовать...
– Да брось, не расстраивайся... Можешь это... прийти потом, когда всё закончится, правда, там же будет ещё беседа с детьми, и все устанут – головы, как тыквы, ни с кем толком не пообщаешься... Нет, давай лучше – собери свой сабантуй потом, через пару недель! Все как раз отдохнут, встанут, так сказать, на привычные рельсы...
– Хорошо, Вась, я подумаю...
– Угу. Позвони, как надумаешь. Ну и так, вообще, – звони!
– Ладно, позвоню, спасибо!
– Да не за что!
Когда они уже вышли из кафе и распрощались, Виктор, повинуясь какому-то странному наитию, снова посмотрел светотень брата и вдруг заметил в ней изменение. Маленькое такое, замаскированное под цветовой перелив так, что вряд ли сам Васька или другая «лампочка» обратят на него внимание. Однако Виктор его всё же увидел – наверное, потому что догадывался, что именно искать. Тонкое-тонкое пёрышко – вот, оказывается, как выглядел маяк лысорей.
Через пару недель! – мрачно думал Виктор уже вечером, стоя перед зеркалом и разглядывая собственное солнечное сплетение: светившееся красным кольцо перестало быть замкнутым, разрыв составлял около двух сантиметров – такими темпами у него и недели-то нет, дней пять от силы! Чёрт, вот же неудача...
Уже после встречи с Васькой, Виктор дозвонился трём «лампочкам», но никто из них не смог – или не захотел? – с ним встретиться ни завтра, ни послезавтра... а потом уже – суббота! Может, и правда, явиться к Брызгалину вечером и там попытаться вступить, с кем получится, в световой контакт? Ну, и скольких он успеет там обработать – двух, трёх? Дело-то, как оказалось, не такое уж лёгкое, да ещё и заметить могут! Васька сегодня ведь что-то почувствовал, пусть и не понял, что именно, но всё равно – если бы не отвлекающая обстановка в кафе, не официантка, то кто знает, как бы всё обернулось. А в субботу «лампочки» вообще все на взводе будут, после включения-то!.. Заметят, разоблачат – что тогда делать?! Нет, плохой это вариант, плохой и опасный! А какой неопасный? Какой хороший?..
Только один! – поразмыслив несколько минут, пришёл к выводу Виктор. – «Змея» проникновения. Она – его единственный и неповторимый шанс получить сразу всё, причём не дёргаясь, не вызывая подозрений и не напрягаясь так, что глаза чуть на лоб не вылезают. Да! Там всё само собой сделается, если суметь звеном в цепочку встроиться... Найти способ... такой, чтоб не отказали...
Он оторвался от созерцания багрово светящегося разомкнутого кольца, открыл кран, набрал в пригоршни холодной воды и плеснул на лицо – раз, другой, третий.
Павел Кремнёв! – понял Виктор, отфыркиваясь и хватая полотенце. – Вот слабое звено. Оно выйдет из строя, и его срочно придётся заменить на другое, потому что просто не будет выбора: слишком близко дедлайн. Как и у Виктора. Он снова взглянул на разорванное кольцо, светившееся красным. Только его дедлайн, в отличие от того, что был у них, имел сугубо прямой смысл.
Глава 7. Добрая женщина
После разговора с тётей Вера решила поехать домой: ей надо было прийти в себя, подумать обо всём, разобраться. Рассказ следователя о том, как дедушка воткнул себе в горло нож за пару секунд до наезда, но не умер, пока не исчез из реанимации и тело его не взорвалось изнутри, настолько потрясал своей странностью и бессмысленностью, что от мыслей о нём становилось нехорошо. Особенно, если вспомнить, как он заранее позаботился о бабушке, предполагая, что после его смерти она потеряет связь с реальностью. С тем, что Вера узнала о платье, дело обстояло не лучше: зачем бабушка его заказала, надевала на поминки девятого дня, какнадевала, и что происходило, когда снимала? То, что видела тётя Соня, не могло быть просто пьяными глюками, ведь с платьем объективно что-то не так! Причём «что-то» – это весьма мягко сказано, на самом деле «не так» всё: ткань, размер, отсутствие застёжки, а если ещё вспомнить, кто его шил!..
И зачем он потом приходил к бабушке? Тётя неспроста почувствовала, что с ним что-то неладно: «лампочкой» она, конечно, не была, но кое-какие, слабенькие экстрасенсорные способности у неё проявлялись, особенно раньше. Соня приходилась матери двоюродной сестрой, так что вполне возможно, какую-то малую толику особой чувствительности тоже в генах имела. Зло, камни за пазухой и тому подобное определяла безошибочно, даже в незнакомых людях. Вера вспомнила, как, когда она была маленькой, и вся семья собиралась на праздники, дядя Миша порой говорил: «Надо Соньке его показать» – узнать, типа, можно ли иметь с кем-то дело. Ну, а потом... суп с котом! – проклятое пьянство почти всё уничтожило... Осколки какие-то только остались, но и их хватило, чтобы почуять нечеловека – существо без светака.
Антон Шигорин – кто он?
У Веры не было ни одной версии, и она по-прежнему его боялась, инстинктивно... и ещё из-за сна-воспоминания, где дед называл его гадом, хотел с ним разобраться и «уничтожить это дерьмо»... Однако бабушка не была в восторге от этой дедушкиной идеи, она сомневалась, внучка хорошо это помнила. Баба Клава ходила в ателье, к этому самому «гаду», и вовсе не уничтожать его, а заказать платье – причём даже адрес свой там оставила! И Вера давно в этой квартире живёт, причём совершенно одна, но Антон ничего ей не сделал... К тому же тётенька эта... швея, как же её... – а, неважно! – работает вместе с Шигориным, тоже жива и относительно здорова, уж к её гастриту и гипертонии закройщик точно не причастен. Хорошая женщина, огурчики на даче выращивает! Хотела Веру с Антоном познакомить, плохого ничего про него не говорила... так может, не надо так панически его бояться? Опасаться, ясное дело стоит, ведь у него нет светака – мысль об этом заставила зябко передёрнуть плечами – но, с другой стороны, с чего она взяла, что он хочет навредить? Чуть ли не убить! Это ведь только домыслы, а на деле был один телефонный разговор – причём она сама же звонила и просила о встрече, и ещё звонок, когда она не подошла к телефону... Ни то, ни другое ещё не говорит о дурных намерениях Антона. Единственное, что объективно должно пугать, это как он погнался за ней – в парке – прямо через кусты и газоны... так не бегают, чтобы просто поговорить, тем более с незнакомым человеком! Ведь они раньше никогда не пересекались, а он ринулся за Верой, словно полицейский за преступником, которого выслеживал лет десять, и вот наконец выпал долгожданный шанс его задержать. Если б не собака, догнал бы точно: очень уж быстро бегает, не закройщик прямо, а настоящий спринтер, отлично тренированный! Собаке, кстати, он тоже совсем не пришёлся по вкусу. Или, наоборот, пришёлся? – усмехнулась Вера, представив, как пёс кусает Антона за мягкое место.
В общем, не чисто с этим закройщиком, ох, нечисто!.. Чёрт... как бы понять, можно ли с ним встретиться, или это слишком опасно?..
Глубоко погружённая в размышления, она не заметила, как проскочила сквозь арку, даже не посмотрев, что там с дверью. Мелькнула мысль развернуться и проверить, но, взглянув на одно из окон своего подъезда, про арку Вера тут же забыла. На лестничной площадке её этажа стояла, глядя через стекло во двор, женщина, и не узнать эту немолодую, чуть всклокоченную тётеньку с добрым лицом и увесистой сумкой в руке было невозможно.
Вера приветственно махнула рукой и поспешила к подъезду, женщина помахала в ответ и широко улыбнулась. Столь безрассудно отданная девушкой жизненная энергия крепко прижилась в чужом организме и теперь заставляла обеих, несмотря на разницу в возрасте, чувствовать такую близость друг к другу, словно они были лучшими подругами или даже сёстрами.
«Мария, Мария... – поднимаясь в лифте, твердила про себя Вера, отчаянно пытаясь выудить из памяти отчество – оно вертелось где-то поблизости, но в фокус никак не попадало. – Мария...»
– Михайловна! – вдруг выпалила она, уже выходя из лифта.
– Так меня только одна старая подруга называет, – рассмеялась женщина. – Здравствуй, Верочка.
– Здравствуйте, Мария Михайловна, я просто...
– Да ладно, – отмахнулась тётенька. – Скажи лучше, как себя чувствуешь?
– Да нормально, спасибо! – Вера достала ключи.
– Я тут тебе свежей зелени, помидорчиков привезла, – швея покачала сумкой. – В твоём положении...
– Мария Михайловна! – решительно перебила её Вера, распахивая дверь. – Вы уж простите меня, я... тогда, в парке... как-то глупо всё получилось... – она избегала смотреть на швею, пока та заходила в квартиру. – Даже не знаю, как... в общем, не беременна я, извините, что не сказала сразу!
Чувствуя, как полыхают огнём щёки, Вера подняла глаза на Марию Михайловну: та, замерев на мгновение, вроде как в замешательстве, смотрела себе под ноги, потом вдруг спросила:
– А тапочки есть?
– Да так проходите!
Скинув туфли, швея босиком прошлёпала на кухню.
– Я имела в виду, в туфлях! – вскричала Вера, устремляясь за ней с тапками в руках.
– Ай, брось, лето же, тепло! – отказалась Мария Михайловна. – Да и ноги заодно отдохнут.
Она принялась деловито выкладывать из сумки помидоры, огурцы и пакет, набитый зеленью.
– Мария Михайловна, ну зачем? Я ж говорю, что ввела вас в заблуждение...
– В холод убери, не то быстро испортятся! Зря, что ль, я это всё тащила?
– Спасибо! – не желая обидеть добрую женщину, Вера стала аккуратно перекладывать овощи в холодильник.
– А в заблуждение я сама себя ввела, – улыбнулась швея. – Ты побледнела, в обморок чуть не упала, вот я и подумала... а тебе объяснять всё незнакомому человеку не с руки было, вот и... а что это на самом деле? – перебила она сама себя, обеспокоенно поглядев на девушку.
– Ничего опасного, поверьте, просто... – Вера скользила взглядом по светаку женщины, отмечая, как её спонтанное лечение не только срастило порванную связку, но и частично выправило вмятины от хронических недомоганий. – Это долго рассказывать... можно, я потом как-нибудь?
– Ладно, – легко согласилась Мария Михайловна, – как хочешь, главное, ничего не запускать... я имею в виду болезнь.
– Нет-нет, я ничего не запускаю, всё в порядке, – Вера вымыла один из помидоров и надкусила сочный красный бочок. – Ух ты, какой!.. Сладкий... и пахнет настоящим помидором... м-м-м... супер!
– Не то что из супермаркета, правда? – улыбнулась швея.
– О-о-о, вообще не сравнить!
– Ну, вот и кушай, на здоровье! – Мария Михайловна опустилась на стул. – Хотя пришла я к тебе не за этим, ну, вернее, не только за этим.
– А зачем? – проглотив последний кусочек помидора, Вера села за стол напротив. В голове вдруг всплыл простой вопрос и она тут же его задала: – Откуда вы узнали, где я живу?
– От Антона. Он сказал, что его самого ты вряд ли впустишь в квартиру, и поэтому попросил меня. Почему ты его боишься, Верочка?
– Я не боюсь.
– Чего ж тогда в парке от него драпала?
– Помутнение, – упрямо поджав губы, продолжила Вера отрицать очевидное.
Понимала, как глупо это звучит, но ничего не могла с собой поделать: правду сказать было слишком сложно, а выдать на ходу придуманную чушь язык не поворачивался.
– Ну ладно, – выдержав небольшую паузу, сказала Мария Михайловна, стараясь не показывать обиду и, конечно же, не зная, что светак выдаёт её с головой. – Наверное, это как-то связано с твоей семьёй, раз Антон адрес твой знает, а ты про бабушкино платье, год назад у нас пошитое, расспрашивала, но это, видимо, не моё дело, лезть не буду! Я... – она открыла молнию на внутреннем кармашке сумки и достала оттуда что-то серебристое. – Я пришла, потому что Антон просил меня передать тебе это.
Она положила на стол брошь: изящный серебряный завиток вокруг большого чёрного камня, с замком, как у английской булавки.
– Брошка?
– Антон сказал, ты поймешь, – пожала плечами швея, – а если нет, то звони ему напрямую, – она положила на стол визитную карточку ателье, где от руки был написан личный мобильный телефон Антона, и встала: – Мне пора.
Вера взяла брошку в руки, и её чёрный глаз так холодно и злобно блеснул, что по спине побежали мурашки.
– Нет, Мария Михайловна, подождите! – бросив украшение обратно на стол, Вера вскочила: оставаться наедине с этой вещью совсем не хотелось. – Не уходите! Это и правда связано с моей семьёй, хотя я сама ничего толком не понимаю. Пожалуйста! Я вам сейчас платье покажу, можно?
– Ну хорошо, – швея с озадаченным видом села на место.
Вера метнулась в комнату и, спустя полминуты вернулась на кухню с туго скрученным платьем.
– Вот! – она положила его рядом с брошкой и отвернулась к плите. – Вы посмотрите, а я пока чай поставлю.
Подняв брошку, Мария Михайловна аккуратно раскатала платье на столе и положила украшение сверху на ткань.
– Ух ты, как подходит, будто специально к этому платью сделана! – гостья повернулась к хлопотавшей у плиты хозяйке: – Верочка, посмотри!
Та, поставив чайник, подошла к столу и ахнула, не веря собственным глазам: платье имело нормальный размер, молнию сбоку и небольшой разрез вверху спереди, где у горловины лежала брошка.
– Здорово, правда? – Мария Михайловна попыталась поднять брошку, но за ней потянулась и ткань. – О... – швея нахмурилась, изучая серебряный замок. – Это я, наверное, уже приколола?.. Автоматически! – она растеряно посмотрела на Веру.
Та только молча таращилась на платье. Не дождавшись ответа, гостья вернулась к изучению наряда:
