Текст книги "Аватары тьмы (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
– Типа, всё равно убежишь? – перевёл его негодование в слова Василий Семёнович и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ну и зря. Во-первых, всё равно поймают, а во-вторых, пропустишь много чего интересного. Ты спрашивал, почему я остановился на шоссе, а ты из глухой чащи сумел ко мне выйти. Так вот... сбежишь из детдома – не узнаешь!
– При чём тут детдом?!
– При том, что я навещать тебя буду и постепенно всё объясню. Возможно, даже забирать тебя буду на время, посмотрим... Но это только в том случае, если ты не станешь снова фокусничать с побегами, усёк?
Андрей, конечно, усёк. Он не ответил, только во все глаза смотрел на отражавшееся в зеркале заднего вида лицо Индукина. Пусть мальчишка и не сознался бы в этом даже под пытками, но Василий Семёнович ему страшно понравился, так, как до этого ни один человек во Вселенной. Андрей чувствовал с ним постоянную связь, ту самую, что привела его на шоссе. А перспектива, что кто-то по-настоящему близкий станет специально приходить к нему в детдом, да ещё и забирать оттуда – а вдруг на все выходные, например? – наполняли мальчишку восторгом, который он всеми силами пытался скрыть, напустив на себя равнодушный вид.
– Можешь звать меня учителем, – улыбнулся Индукин.
По профессии учитель оказался врачом – это была его основная работа, а всё свободное время он посвящал деятельности, которую любой образованный человек счёл бы эзотерической практикой, но Андрей был детдомовским ребёнком, понятия не имевшем ни о чём подобном, и поначалу называл то, чем занимался с Василием Семёновичем, светомузыкой.
Мальчишка давным-давно понял, что может видеть и чувствовать больше других, но об этом лучше помалкивать: избежишь насмешек, ярлыка «псих», да и вообще здоровее будешь. Поэтому предупреждать его, чтобы не болтал, было излишним, Андрей и без того не имел ни малейшего желания делиться с кем-то новым опытом. До встречи с Индукиным он никогда и не предполагал даже, что есть такие люди, это был великий подарок раньше не слишком-то приветливой судьбы, и мальчик свято им дорожил.
А спустя несколько месяцев учитель оформил над Андреем опекунство и забрал его из детдома насовсем. Это было, конечно, большое счастье, но одновременно и сложное время, потому что пришлось здорово меняться и перестраиваться.
Отказаться от привычного, годами взращенного, хамски-пофигистского отношения к жизни и окружающим оказалось не так уж легко, но учитель был непреклонен: хочешь жить в семье, научись уважать людей. Вещи, кстати сказать, теперь тоже требовалось беречь, к чему Андрей был совершенно не приучен, ведь в детдоме, стоит порвать, например, ботинки, как тебе тут же, без вопросов, выдадут новые. Ручки, карандаши, тетради и прочее порть – не хочу, всё возместят. Но с Василем Семёновичем такой номер не проходил: изувечил купленные неделю назад фломастеры – сиди без них, семейный бюджет ведь не резиновый, всё заранее расписано, другие получишь – ой, как не скоро!
Да и вообще, сюсюкаться или баловать мальчишку Василий Семёнович вовсе не собирался: гонял, как сидорову козу, заставляя делать школьные уроки так, чтобы от зубов отскакивало, да ещё и выполнять положенную работу по дому. И только потом, в оставшееся свободное время, наступал черёд «светомузыки».
Однако каким бы требовательным ни был учитель, чувство, что рядом есть родной человек, который тебя любит, любую строгость перекрывало с лихвой, да и «светомузыка» Андрею нравилась. Постигая то, о чём другие не имеют ни малейшего понятия, он чувствовал себя крутым секретным агентом, с жизнью, полной опасностей и приключений.
* * *
После беседы со следователем Вера долго не могла прийти в себя, вспоминая его рассказ про изуродованное – при жизни! – тело дедушки и не в силах даже представить, что же это такое разрывало его изнутри. Знали ли об этом дядя с тётей?.. Вера следователя не спросила, но отчего-то казалось, что нет... – вряд ли дядя отправил бы её разговаривать с Васильковым, не предупредив о таких ужасах... Значит, скрыли... Но о пропаже ещё живого дедушки ведь должны были известить?.. Хотя он же пропал из реанимации! – туда никого не пускают, прийти проверить невозможно! Если в те же сутки, что он пропал, не сообщили – ну, допустим, не хотели выглядеть полными идиотами и надеялись, что всё вот-вот выяснится, пациент найдётся, – то потом, на следующий день, деда Пашу могли сразу в морг отправить и сделать вид, что умер он в реанимации. А сколько и каких повреждений родственники проверять не будут, списали всё на наезд и привет! Шито-крыто, без скандалов и лишних претензий к врачам или полиции...
Размышляя об этом, она снова рассматривала найденную на даче фотографию, и вдруг вспомнила про записанный на обратной стороне номер. «Вот блин! – спохватилась Вера, переворачивая снимок. – А что ж я про телефон-то этот у следователя не спросила?»
Она схватила уже не раз выручавшую её трубку городского телефона, но вспомнив вчерашний протуберанец с чёрным ободком, звонить Василькову передумала: ему сейчас точно не до неё... если он вообще жив ещё... О Господи, хоть бы он дошёл до больницы, хоть бы поверил!.. Несмотря на некоторую обиду, что дедушкино дело в полиции так и не раскрыли, а часть важной информации утаили от родственников, Вера прониклась к Ивану Игнатьевичу симпатией. Человек он был, конечно, нервный и задёрганный, но в целом не плохой, – она это чувствовала, да и светак следователя говорил о том же.
Что ж, ей показалась, что к предупреждению он отнёсся серьёзно, а там уж... ладно, время покажет! Вера решила, что позвонит ему позже, денька через два.
Пока надо попытаться самой выяснить, что это за номер. Она набрала на трубке цифры, написанные на обратной стороне фотографии. Один гудок, два, три...
– Ателье на Старокисловской, – раздался в трубке мужской голос.
Ателье?!
– Слушаю вас, – сказал мужчина. – Говорите!
– Я... – Вера растерялась: да при чём же тут ателье?.. – У меня...
– Заказ?
– Нет, – она наконец собралась и постаралась взять уверенный деловой тон. – У меня вопрос... личного характера. Скажите, пожалуйста, вы Острожского Павла Иннокетьевича знаете?
На том конце провода не ответили. Но и не отключились. Вера почувствовала, как её сердце ускорилось, заполняя стуком воцарившееся в трубке молчание.
– Алло? – немного подождав, спросила она. – Вы меня слышите? Павел Острожский? Если не вы, то, может быть, кто-то из работников...
– Кто говорит? – ровным голосом перебил мужчина. – Представьтесь!
– Вера Острожская, внучка Павла Иннокентьевича, так вы...
– Да, мы с ним были знакомы, – голос незнакомца оставался спокойным. Слишком спокойным – это казалось неестественным. – А в чём дело?
– Ну, я бы не хотела по телефону... простите, а с кем я говорю?
– Антон Шигорин, главный закройщик.
– А отчество?
– Просто Антон. Так что вы хотели? – в его голосе прорезалась настороженность.
– Поговорить! Спросить кое-что... про дедушку... мне это очень важно! Могу я к вам подъехать?
– Спросить? А почему сейчас, ведь, насколько я знаю, Павел Иннокентьевич давно умер?
– Меньше года назад, – уточнила Вера. – Не так уж это и давно... некоторые его вещи я нашла только сейчас... номер вашего телефона, например! Так когда мне можно подъехать, Антон?
– Завтра. Давайте прямо с утра, мы в девять открываемся.
– Хорошо, спасибо, а куда?
Он продиктовал ей точный адрес ателье и отключился.
Вера повесила трубку и уставилась на листочек с адресом и именем Антон Шигорин, Старокисловская, д. 7/9, ателье... Ателье!! – до неё вдруг дошло то, о чём она, когда услышала голос незнакомца в трубке, даже не вспомнила!
Господи!.. Вера схватила мобильник и, прищурившись, на ощупь ткнула один из выведенных на главный экран номеров.
– Алло, тётя Соня, здравствуйте! Это Вера...
– Ммм? – раздалось в трубке.
– Племянница ваша двоюродная, – мрачно продолжила Вера, опасаясь, что родственница окажется сильно пьяной.
– А-а, Верунчик! – тётя была, конечно, подшофе, но, к счастью, не слишком. – Привет, малыш, как дела?
– Да нормально, тёть Сонь, а у вас?
– Ну-у, всё по-старому, вот Сашка скоро должен вернуться... – в трубке послышался шорох и бульканье. – А ты чего к нам не заходишь?
– Да я ж заходила недавно!.. Разве дядя вам не сказал?..
– А-а-а... ну да... – тётя сделала вид, что вспомнила. – Меня тогда дома не было.
А сама, наверное, спала в невменяемом состоянии, потому и к телефону не подходила, подумала Вера.
– Ну, я ещё как-нибудь обязательно загляну, – пообещала она, торопясь побыстрее направить разговор в нужное русло. – А сейчас я спросить у вас хотела... одну вещь...
– Вещь?
– Ну, в смысле... вы же с дядей Мишей помогали нам с бабушкой деда Пашу хоронить...
– Ой, деточка... ты...
– Да со мной всё в порядке, теть Сонь, уж почти год прошёл... просто жизнь продолжается, и я тут... в общем, вы не скажете, откуда у бабушки платье чёрное взялось? То, в котором она на девятый день была? На поминках, помните?
– Платье? Какое ещё платье, ты, вообще, о чём? – голос тёти стал напряженным.
– Ну, вы нам тогда очень помогали и с похоронами, и с поминками... С девятым днём тоже, вы даже у нас ночевали, а утром, после поминок, бабушка... ну, это, узнавать всех перестала.
– И что?
– Да... я тут... нашла это вот платье, которое баба Клава на девятый день надевала... и оно красивое такое, пошито уж больно замечательно, вот я и захотела узнать, а где бабушка его купила?
– Никакое оно не красивое! – вдруг заявила тётя. – Не трогай его лучше, выбрось вообще... – в трубке снова раздалось бульканье.
Огорошенная такой неожиданной реакцией, Вера застыла, сжимая телефон.
– Но... – растерялась она. – Почему?.. почему сразу выбросить?
– Плохое оно... плохое! – в трубке послышались торопливые глотки.
– Да почему плохое? – разозлилась Вера. – Откуда оно взялось-то вообще?
– Да из ателье! Из ателье взялось... Такое горе, а Клава вдруг платье поехала забирать. Типа – чёрное, как раз подойдёт... и когда только заказать-то успела?! Бред...
Вера почувствовала, как у неё горят щёки.
– А что за ателье? Где? не припомните?
– Не вздумай туда ходить! – набулькав и проглотив ещё порцию чего-то, проговорила тётя.
– Да куда? Куда не вздумать-то, на Старокисловскую?
– Послушай деточка, ты ведь там совсем одна, – вдруг резко сменила тему уже поднабравшаяся собеседница. – Как ты вообще, расскажи! Что кушаешь?.. денег-то хватает?
Вере захотелось прекратить разговор, но в голосе тёти слышалась такая искренняя забота, что она вздохнула и принялась заверять, что питается и спит нормально, и вообще всё замечательно. Про платье спрашивать больше на стала – ещё раз пообещав зайти, попрощалась и с облегчением нажала отбой. Тётя Соня, конечно, женщина хорошая, но что у неё в голове творится, вообще не понятно... Особенно, когда она напивается... И всё же... то, как она говорила о платье... это очень странно, тут есть о чём призадуматься!
Сначала невероятные подробности о пропаже умирающего дедушки из реанимации и разрывах изнутри его тела, а теперь вот ещё «плохое» чёрное платье. И засунуто оно в ту же чайную коробку, что и фотография сбитого машиной дедушки с ножом в горле, на обороте которой записан телефон ателье, где это платье сшито на заказ. Господи, да от этих непонятных хитросплетений голова может лопнуть! Что всё это значит? Платье связано с дедушкиной гибелью? Но как?! Почему оно оказалось на даче? И чем конкретно оно так не понравилось тёте Соне?
Может, тоже заметила, что оно не мнущееся и без застёжек, а подол не разлепляется... чёрт, да его же просто невозможно надеть!
Но ведь бабушка-то надевала!! Достав жестяную «книжку», Вера двумя пальцами вытащила наряд и с содроганием бросила на стул: платье само распрямилось и легло так, словно кто-то аккуратно повесил его на спинку. Нет, всё это неспроста! Вера прикрыла глаза, стараясь представить, как выглядела эта вещь на бабе Клаве, не виднелись ли где-то пуговицы или молния, но таких подробностей не припомнила. Что ж, оно и не удивительно! – это же был день дедулиных поминок, не до застёжек на чужой одежде, совсем другим мысли заняты...
Ладно! Преодолевая острое нежелание касаться ненормального наряда, Вера скрутила его потуже и, сунув в коробку, убрала в рюкзак. «Покажу завтра этому... Антону Шигорину! – посмотрим, что он скажет!» «Не вздумай туда ходить!» – вспомнила она слова тёти Сони и вдруг засомневалась: может, и правда, не стоит?.. Но ведь это же обычное ателье – там работают портные и клиенты к ним приходят, что случится, если она тоже туда зайдёт? Утром, в часы работы?
* * *
Ночью Вере снова приснилась крыса Манька, и на этот раз дело происходило в их московской квартире.
Была ночь, темно, но сквозь застеклённую кухонную дверь пробивалось достаточно света, чтобы видеть, как бежит по коридору, держась возле стенки, шустрый мохнатый комочек. Вера босиком шла за Манькой, стараясь не скрипнуть паркетом.
– Так что же нам делать? – раздался из кухни взволнованный голос бабушки.
– Думать! – приглушённо рявкнул дедушка.
Оба они старались говорить негромко, и от этого сквозившие в их голосах чувства не заглушались, а наоборот, прямо-таки выпирали, легко различимые из-за двери.
Манька отбежала от стенки коридора и остановилась напротив кухонной двери. В проникавшем сквозь матовое стекло луче света она встала столбиком, сложив лапки возле носа, как будто держала в них еду, только сейчас еды не было – крыска подавала знак хозяйке: молчать и слушать. Вера тихонько подкралась ближе и замерла у косяка, глядя на скользящую по кухне тень – похоже, это бабушка ходила туда-сюда, слегка шурша тапками.
– Но... но ведь потенциал – это только потенциал, пусть и мощный, всё равно не факт, что будет именно так!
– А как? – прошипел деда Паша. – Как, Клава?
– Ну... я не знаю, может... – бабушка остановилась и вздохнула. – А вдруг эта чёртова способность у неё вообще не пробудится? А мы тут уже опасную деятельность разведём. Ей скоро четырнадцать – а она всё ещё ничего не видит! Не знаю никого из наших, чтобы так поздно включился!
– Политика страуса! – отрезал дед. – Гены пальцем не раздавишь, сама знаешь... Надо как можно быстрее разработать план, как уберечь её... не должно... как со Светой и Димкой... – он замолчал.
В живот будто ведро льда опрокинули – Веру накрыло осознание, что мама с папой погибли. Машина столкнулась с грузовиком на мосту и упала в пропасть... Захотелось плакать, но девушка сжала губы и упёрлась лбом в косяк, пальцами босых ног елозя по полу так, словно старалась зарыть их в паркет, как в землю.
За дверью снова раздались шаги, шорох, плеск, потом бабушка каким-то ровным и сухим, будто мёртвым, голосом произнесла:
– На, выпей.
– Надо разобраться с этим гадом из ателье! – шумно глотнув воды, заявил дедушка.
– Мы точно не знаем, он ли их...
– Да он, он! кто ж ещё?
– То, что у него нет светотени, ещё не значит, что он...
– Да ты в своём уме, Клава?! – деда Паша, похоже, здорово разъярился, никогда раньше он не вопил так на бабушку – та начала что-то говорить, но дед не дал услышать, перебил, заглушая её слова своими: – Людей без светотени не бывает! Дура! НЕ бы-ва-ет!
Зачем он так? бросается на бабулю?! Та что-то сдавленно и тонко ответила, так тихо – слов не разобрать.
– Дерьмо! – вдруг с неистовой злобой выплюнул дед. – Мы просто должны уничтожить это дерьмо, чёрт бы тебя подрал!
Поражённая такой, обычно не свойственной дедушке, грубостью, Вера оторвала лоб от косяка и посмотрела туда, где сидела Манька – но её уже не было, и тогда она вспомнила, что крыса-то тоже умерла, причём ещё до родителей.
Кухонная дверь неожиданно распахнулась, и оттуда вылетела бабушка – глаза на мокром месте. Вера едва успела отпрянуть, когда она, не обратив ни малейшего внимания на внучку, пронеслась в ванную, где сразу же зашумела вода.
Следом за бабушкой выскочил дед – брови сдвинуты, губы сжаты, глаза – как два колодца в тени разросшихся, лохматых бровей-кустов. Вера не могла уловить, куда он смотрит, но не сомневалась, что прямо на неё: не мог же он не заметить застывшую в трёх шагах внучку!
– Деда? – робко проблеяла она. – Я...
– Ты чего встала?
– А чего вы шумите? – вдруг раздался сзади тонкий женский голос, как будто знакомый, только очень... странный.
Стоявшая у косяка Вера обернулась и увидела в проёме открытой двери в свою комнату саму себя, только гораздо моложе! Заспанная тринадцатилетняя девочка вышла в коридор и щёлкнула выключателем: вспыхнула лампа на потолке, осветив деда и обеих Вер.
– Ничего, всё в порядке, иди спать! – дедушка прошёл мимо взрослой внучки, чуть не наступив на ногу и не задев плечом, пока она, с открытым от удивления ртом, таращилась на собственное сильно помолодевшее лицо.
– Мне надо в туалет! – щурясь от яркого света, заявила девочка-подросток.
Из ванной вышла бабушка и быстро прошмыгнула обратно в кухню, явно стараясь, чтобы тринадцатилетняя Вера не заметила её покрасневшего носа и заплаканных глаз.
– Бабушка! – взрослая внучка метнулась следом, пытаясь ухватить её за локоть, но – проснулась.
Господи, что за странный сон?! Снова про собственное прошлое, только теперь совсем по-другому, чем раньше. Только она почти уже привыкла к снам-воспоминаниям, как появилось нечто новое – странная смесь видения и того, что происходило на самом деле. Примостившийся в ногах кровати светак полыхал ярко-фиолетовыми переливами, подтверждая, что подслушанный разговор на кухне – не плод воображения, а состоялся в действительности. Да и мёртвая Манька не явилась бы просто так: раньше она показала, где хранится жестяная коробка, а теперь вот продемонстрировала этот, наверняка, важный эпизод...
На этот раз они говорили про «светотени», ясно, что это те же светаки, только название немного другое... ну так не мудрено, слово «светак» сама Вера недавно придумала, откуда же бабе с дедой его знать?.. Но почему же они Вере ничего об этих светотенях не сказали?! Блин! Ведь можно было всё заранее объяснить, научить... как с этим жить!.. Но они молчали. Ждали, пока способности проявятся? Ах да, бабушка вообще надеялась, что они никогда не проявятся... «Политика страуса»! Только дед говорил о другом, об опасности какой-то... «Людей без светотени не бывает!» Вера вытаращила глаза и села на кровати. Ателье! Он собирался разобраться с каким-то гадом из ателье...
Совпадение?!
Нет! В такие совпадения Вера, разумеется, не верила. «Мы просто должны уничтожить это дерьмо...» – шипел дедушка, видимо, про этого самого гада! Значит, он представляет для Веры опасность?
Что же ей теперь делать? Не ходить на встречу с закройщиком, как там его... Антоном Шигориным? А зачем тогда было оставлять его телефон?!
Ничего не понятно... Ладно! В конце концов, она ведь не в глухом лесу с ним встречается... утро, светло! Вход в ателье не из подворотни, а с улицы – можно зайти и дверь оставить открытой, чтобы все видели... Да и вообще, как она что-то узнает, если не придёт на встречу?! Нет, это глупо! Волков бояться – в лес не ходить... Надо пойти, но соблюдать осторожность. Как?.. Ну, чего загадывать – там, на месте, видно будет.
Глава 4. Малая «лампочка»
Чуть меньше десяти лет назад (2010 год)
Когда Андрей научился видеть светотень любого человека, Индукин сказал, что настало время узнать правду о человечестве, а также – почему и ради чего мальчишка получил свои необычные способности.
Для этого учитель отвёз его в загородный дом одного из своих друзей. Из детей раньше Андрея приехала только Вика Лазарева, она хоть и была младше, но сообразительная, и они сразу познакомились. Девчонка пришла вместе с мамой, которая называла её не иначе как Вичкой.
– Сегодня нам откроют глаза, – сделав страшное лицо, зловеще прошептала Вичка, когда они сидели на диванчике и ждали, пока подтянутся остальные посвящённые, – и мы наконец всё увидим!
– Что «всё»? – так же тихо поинтересовался Андрей.
– Не знаю, – совершенно обычным голосом ответила она, болтая ногами. – Мама сказала, это типа страшных мультиков, только не в планшете, а в голове.
– Ты смотришь в планшете мультики?
– Иногда, – пожала девчонка плечами. – Только не слишком долго, а то глаза начинает резать.
– Во! – закивал мальчишка. – У меня тоже глаза почему-то болят, а в школе у всех – норм, хоть целый день смотри – ни фига не будет!
– Ну, так это потому что они светотени не видят... зацени, какие они тут у всех фиолетовые!
Андрей выпрямил спину, расфокусировал взгляд и, как учил Василий Семёнович, постарался отключить все мысли. Спустя секунду комната расцветилась огнями – у взрослых фиолетовый цвет и правда главенствовал, только у них с Викой светотени переливались бестолковой мешаниной из разных красок.
– Супер! – восхитился он, вновь впуская мысли. – А у нас с тобой фигня какая-то пёстрая!
– Зато тёмных пятен нет, ты видел, что в школе бывает?
– Вообще жуть, – согласился Андрей. – О, гляди, а народ уже подтянулся, вон ещё дети, ты кого-нибудь знаешь?
– Ну та-а-ак, – протянула Вика и ткнула пальцем в сторону светловолосого мальчика примерно одного с Андреем возраста с высоченной девчонкой рядом, – вон того пару раз видела!
– Не показывай пальцем, Вичка, это – неприлично! – сделала ей замечание подошедшая мама. – Привет, Андрюша!
– Здравствуйте.
– А Василий Семёнович тебя хвалит, – улыбнулась она. – Говорит, ты хорошо учишься, молодец!
– Ясно, – пробормотал мальчик и посмотрел на Вику – но та только сильнее замотала ногами, уставившись в пол.
– Дорогие «лампочки»! – раздался громкий мужской голос. – Прошу всех пройти в каминный зал и занять свои места. Мы начинаем.
– Дети, пойдёмте! – мама девчонки взяла её за руку и повела к выходу из комнаты.
Андрей вскочил и двинулся следом, высматривая учителя – тот ждал его на входе в каминный зал, где уже собралось человек восемь взрослых, включая седого старикана – хозяина дома.
– Мальчишки и девчонки, идите сюда, – седовласый указал на сдвинутые в центре комнаты табуретки. – Садитесь, тут всем должно хватить места. Лицом наружу, спинами внутрь.
– Давай-давай, – Василий Семёнович вдруг коротко обнял Андрея и, поцеловав в макушку, отпустил, направив в каминный зал, чем несказанно удивил воспитанника: раньше учитель не проявлял такой нежности, а уж тем более при других.
Мальчишка подбежал к одной из свободных табуреток и бухнулся на сидение – справа уже расположилась высоченная девочка, а слева – маленький и по росту и по возрасту паренёк в очках и с кудрявыми волосами. Дальше сидел светловолосый, а недавняя знакомая замыкала круг, оказавшись позади и чуть сбоку. Она локтем толкнула приятеля в спину, тот резко обернулся, но Вика не взглянула в его сторону, увлечённо болтая с блондином. Андрей крутнулся обратно, задев плечом соседку-дылду.
– Эй, полегче! – возмутилась она, потом окинула его оценивающим взглядом и вдруг вполне себе взрослым жестом протянула руку: – Нина!
– Андрей, – немного растерявшись, он всё же пожал маленькую твёрдую ладонь.
– Очень приятно, – сказала дылда, а сама принялась не спеша одёргивать собственную толстовку, будто уже потеряла к нему всякий интерес.
Он повернулся влево:
– Привет!
– Привет!
-Ты кто?
– Я – Лёша.
– А сколько тебе лет?
– Уже восемь скоро...
«А мне – тринадцать, я что, тут самый большой? – вдруг обеспокоился Андрей: осознавать, что он позже всех научился „светомузыке“, было неприятно. – Да нет, дылда точно старше...»
– Дети, внимание! – раздался громкий голос седого деда. – Послушайте все меня!
Те, кто оказался спиной, стали ёрзать и крутить головами.
– Кому неудобно, может пока встать и развернуться, потом займёте свои места снова.
– Итак, – сказал старик, дождавшись, когда возня закончится. – Сегодня у вас очень важный день: вы долго учились, но теперь умеете достаточно, чтобы увидеть то, что знает каждая взрослая «лампочка». Мы, все здесь присутствующие взрослые, собрались, чтобы показать вам, что происходит с человечеством, и вы смогли понять, ради чего мы работаем и совершенствуемся. Нас, «лампочек», мало, и многие приехали издалека, чтобы участвовать в сегодняшнем мероприятии, поэтому прошу вас, дети, отнестись ко всему максимально серьёзно, сосредоточиться и не отвлекаться, понятно? – Все закивали, и седовласый продолжил: – Долго говорить я не буду, поскольку бессмысленно пытаться заранее объяснить словами то, что мы будем делать, слова только всё запутают. И вообще, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, верно? А понимание этого придёт само – мы, взрослые, передадим вам его напрямую, минуя вторую сигнальную систему, так что от вас потребуется только одно: открыть нам свой разум, и в этом вам помогут уже накопленные знания. В общем, на этом всё, давайте приступим! Дети, сядьте и придвиньтесь, чтобы касаться друг друга, возьмитесь за руки – вы должны образовать единое приёмное кольцо. А взрослые – составить змею проникновения.
Прочно утвердившись на табуретке и сомкнувшись плечами с соседями, Андрей сжал ладонь дылды, одновременно нащупывая маленькую руку кудрявого очкарика, а потом нашёл глазами учителя. Его лицо выглядело отрешённым и одновременно сосредоточенным, на воспитанника он не смотрел, молча передвигаясь среди других мужчин и женщин. Их оказалось не восемь, как Андрей посчитал раньше, а девять – добавился ещё один дядька, он, видно, только что вышел в зал, а значит, не был ничьим родителем, просто приехал поддержать мероприятие. Взрослые выстроились в странную, неправильной формы, цепочку, между людьми при этом оставались разные расстояния, одни стояли вплотную, другие – нет, но все – не дальше метра от ближайших соседей, чтобы тоже, как и дети, держаться за руки. Во главе цепочки встал седовласый дед, за ним – учитель, следом – Викина мама, дальше остальные родители, и замыкающим – тот самый неизвестный дядька, в последний момент присоединившийся к собранию. Лицо его тоже вроде бы было сосредоточенным, но не отрешённым, как у других, а с чудной – совсем не весёлой и очень неприятной – ухмылкой.
– Дети, соберитесь! Я вижу, не все отключили мысли, немедленно исправьтесь! Даю вам на это ровно минуту, потом слов не будет! Как только все «лампочки» очистят разум и зажгутся, мы поведём, и кто не сумеет следовать, лучше сразу сигнализируйте, иначе можно навсегда остаться на той стороне и уже никогда не очнуться.
Андрей вдруг сильно разволновался, отчего мысли стали беспорядочно метаться, не находя выхода, будто он, желая впустить в душную комнату свежий воздух, тупо размахивал полотенцем, вместо того, чтобы просто распахнуть окно. Тогда мальчишка сделал несколько быстрых глубоких вдохов и медленных выдохов, помогая себе сконцентрироваться. Прошло, наверное, больше двух третей отпущенного седым дедом времени, прежде чем разум Андрея очистился, и всё вокруг засияло световыми переливами.
Цепочка взрослых превратилась в фиолетовую змею с треугольной золотой головой. Мальчик заворожено следил, как она медленно вытягивается вертикально вверх, демонстрируя гибкое, равномерно наполненное фиолетовым светом тело, чтобы, поднявшись над их головами, вдруг с огромной скоростью ринуться головой вниз, входя точно в центр детского, сиявшего всеми цветами радуги, кольца. Прежде, чем золото головы растеклось лучами и сомкнулось с кольцом, словно спицы с ободом колеса, Андрей успел увидеть, что самый кончик промелькнувшего в воздухе хвоста на мгновение нарушил прозрачную фиолетовую гармонию, мелькнув тёмно-багровым отсветом.
А потом они будто ухнули в гигантскую воронку и стремительно понеслись сквозь разлетавшиеся во все стороны искры, наращивая скорость до невыносимых пределов, когда всё вокруг мешается в единую бесцветную субстанцию, в которой больше невозможно ничего различить.
Ничто распалось неожиданно – бац! – и «змея», опоясанная детским «колесом» остановилась. Вокруг простиралось трудноопределимое нечто, похожее на смесь тьмы и света, переливавшееся при любом, малейшем движении так, что структура видимой части изменялась резкими вспышками. Если б не способности «лампочки», особое состояние безмыслия с мощной поддержкой опытных взрослых, Андрей вряд ли смог бы вынести подобное зрелище. Обычные органы чувств никогда не сумели бы адаптироваться и передать мозгу правильный сигнал, позволив человеку, а уж тем более ребёнку, разобрать, что происходит, да и физическое пребывание здесь людей было абсолютно невозможным. Однако благодаря специально разработанным «лампочкам» процедурам, информация поглощалась Андреем напрямую, меняя его осознание так, чтобы он, без раздумий и обработки сигналов, сразу же постигал её смысл.
Поэтому он понял, что перед ним – Вселенная, открывшаяся во всей своей многомерности, и он сможет увидеть любую её часть, стоит только найти соответствующее положение.
«Змея» слегка крутилась, перемещаясь, и из многомерности показывался то один, то другой фрагмент. Они быстро сменяли друг друга, мелькая неразборчивыми пятнами, будто кто-то гигантской лупой водил над пёстрой, смятой многочисленными складками тканью, отыскивая нужное место. И вот оно наконец нашлось – «змея» ринулась навстречу выступившему куску, и он развернулся, затопив всё окружающее пространство видом странного то ли зала, то ли поля, не имевшего горизонта, но загибавшегося вверх, теряясь где-то в немыслимой высоте.
В центре – или глубине? – этого поля восседала плотно сбившаяся стая странных и страшных существ, очень отдалённо напоминающих чёрных грифов, пирующих, сидя на туше какого-то огромного зверя. От неустанной работы клювов – вверх, будто капли воды из распылителя, летели тёмные брызги. Облаком поднявшись над «птицами», брызги уходили в туман загнутого вверх пространства. Рассмотреть, кого едят «грифы», мешали огромные образования – они походили на камни и были разбросаны по всему полю, частично заслоняя обзор. «Змея» снова двинулась вперёд – очень осторожно, от одного «камня» к другому, стараясь не попасться «грифам» на глаза, и Андрей разглядел, что «птицы» клюют вовсе не в тушу. Там, внизу, откуда из-под «земли», роем вылетали светящиеся создания и, не успевая подняться даже на метр, все до единого оказывались в клювах «грифов». Они высасывали из «светлячков» сияющий сок, выплёвывая потемневшие оболочки – они и были теми «брызгами», что облаком устремлялись вверх, постепенно пропадая из вида. Жрали «грифы» неустанно, так близко сидя друг к другу и быстро работая клювами, что при малейшем сдвиге ракурса сливались в единого монстра-стервятника с размазанной тьмой вместо крыльев и многоклювой головой, сверкавшей чудовищно безжалостным, чуждым самой человеческой природе глазом. Мыслей, конечно, не было, но, глядя на эту жуткую, переплётшуюся крыльями стаю со слившимся воедино, адски злобным зрачком, Андрей чувствовал холодный страх – он пронизывал всё его существо, ледяным дыханием касаясь самых глубин человеческого естества.
