Текст книги "Капкан на прокурора (СИ)"
Автор книги: Ольга Тимофеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3. Саша
Машина и вправду шикарная. Госслужащий, который не берет взятки и столько зарабатывает, сомнителен. Да точно у него есть подработка или у него дома растет денежное дерево.
Юра расстегивает пальто и садится в автомобиль. Включает свет в салоне.
– На одну зарплату госслужащего на такую машину не заработаешь.
На меня смотрит и усмехается загадочно уголком губ.
– Не волнуйся, тут все законно.
Достает телефон и спрашивает мой адрес. Пока что-то в телефоне настраивает, рассматриваю сосредоточенный профиль. Чуть смуглая кожа, на лице небольшая щетина, но одновременно видно, что ухаживает за ней. Аккуратная стрижка, дорогие часы.
Он точно начальник какой-то или руководитель. Повадки, манеры, воспитание. Не помню вообще, чтобы кто-то мне отодвигал стул и мужчины редко поднимаются из-за стола, когда к ним подходит женщина. Этот образован и начитан. Стремится к статусу "идеальный".
Цепляюсь взглядом за мочку уха, там точка, как от прокола серьги и небольшой шрам вниз. Невольно улыбаюсь, представляя мужчину с серьгой в ухе. Сейчас нравы, конечно, те еще, но с ним это не вяжется. Юра на ауди и сережка в ухе.
– Так, маршрут до твоего дома проложил. Поехали?
– Поехали.
Юра выключает свет в салоне, отъезжаем. Уверенно ведет автомобиль, плавно крутит руль, изящно переключает поворотники. Одни его руки уже чего стоят. Сильные, наверное.
– Девушки друзей это под запретом. А если бы надо было выбирать между другом и девушкой, тогда как?
– Друг.
– Почему? А девушка? – Ответ расстраивает или даже снижает самооценку.
– Девушки приходят и уходят. Настоящие друзья навсегда.
– Даже, если сильно любишь?
– Точно мимо. Или я один, или без меня. Дело не в друге, дело в девушке. Если у нее появился кто-то еще, значит, первый ее не устраивает.
С Юрой интересно, но сложно. Он поднимает такие темы, на которые так сразу и не ответишь. Надо подумать, осознать. Представить себя на месте другого. Так писатели могут. Держать в голове несколько героев и постоянно занимать место главного. Я не писатель, я всего лишь медсестра.
– Лучше тут свернуть, – подсказываю дорогу, – так будет короче.
– Я сам решу, как ехать удобней и безопасней.
Я затихаю, и не возразить.
Кто-то не любит, когда ему указывают что делать. Как папа. Скажи только, как надо сделать, так сразу ответочку получишь, что он сам знает. Хотя это не мешает мне его очень любить.
Папа. Как-то надо пережить завтрашний день. За одно заседание все не решится, но надеюсь, что наметится какой-то выход.
– Чего вздыхаешь?
Я и не заметила. Возвращаюсь в реальность, поворачиваюсь к Юре. Он заинтересованно рассматривает. Такой мне нравится больше.
– О папе подумала.
– А что с ним?
Рассказать-не рассказать? Портить мнение о себе? Кто знает, каких он принципов… Яблоко от яблони или мы не отвечаем за поступки наших родителей? Может, уляжется еще все?
– Ничего, просто… не важно в общем.
Говорю с улыбкой, папа мой лучший друг и лучший образец мужского рода. Были бы все такими, мир был бы добрее.
Юра собран. Губы сжаты, взгляд вперед. Эту тему он не продолжает и не поддерживает, хотя другие до этого ему были интересны. С отцом у него, видимо, не так, как у меня.
– По навигатору это твой двор. Мы приехали.
– Твой навигатор не обманул, можешь на свободном месте остановиться, я дойду.
Но мы тормозим возле моего подъезда. Еще бы. Сам знает, где и как лучше. Юра глушит машину. Надо уходить, но как будто какую-то точку надо поставить в этом разговоре, в сегодняшней встрече.
– Может, обменяемся телефонами? – предлагаю сама.
– Диктуй, – достает мобильный и записывает номер, следом сбрасывает мне неотвеченный.
Теперь все. Вроде как точка поставлена.
Поворачиваюсь, чтобы отстегнуть ремень, но назад уже вернуться не могу. Его рука на моей шее, удерживает так, что… не хочется, чтобы убирал ее. Большим пальцем не спеша ведет по щеке. Я невольно подставляю шею, чтобы там коснулся.
Прикрываю глаза от удовольствия. Хоть и в темноте сидим. Аромат его туалетной воды будоражит рецепторы. Это противозаконно так пахнуть. Да, я как одержимая выдыхаю и вдыхаю глубоко.
Взрослые люди, не спрашивать же разрешения друг у друга? Губам щекотно от частого дыхания. Но я все же люблю, когда мужчины делают первый шаг, когда берут ответственность на себя…
Поцелуй. Напористый, ни фига не игривый, разогревающий до сотни за пару секунд.
Дальше мысли останавливаются и плавятся, как масло на сковороде. Растекаются приливами теплоты в область груди и низ живота. Сжимаю коленки, а кончиками пальцев обвожу его лицо. Колючая щетина приятно щекочет. Еще раз провожу по лицу, капец как волнительно. Как будто первый раз на свидании.
Сама подставляю лицо, шею, чертовски приятно, как касается, как показывает силу.
Что делает, поганец?!
– Может, пригласишь на утренний кофе? – шепчет в губы и не спеша ведет по нижней чувствительной губе и касается кончика языка.
Это что, предложение остаться у меня?
– Приглашаю.
Если это проверка, то я ее не пройду, если не пройду – так мне и надо. Повелась на красивого мужика.
Юра довольно улыбается в губы. Пожалею же. Хотела отдохнуть, подготовится к завтрашнему дню… Но как отказаться? Это для женского здоровья очень полезно.
Звонок мобильного врывается в наш поцелуй, как третий лишний.
– Извини, – Юра отстраняется, проверяет телефон. – Мне надо ответить, – киваю и принимает звонок.
Момент упущен. Или нет? В любом случае, он не просил меня выйти, поэтому сижу на своем месте.
– Когда… – осекается, не продолжает, – и Антонов там? – сжимает руль, – почему раньше не позвонил? … Я понял… – Взгляд скользит по моим коленкам, выбирает между ними и каким-то Антоновым. – Я буду скоро. – Завершает разговор.
Все накопленное ожидание с шумом выходит из легких.
– Мне надо уехать. Извини, работа.
Обида пускает корни, я пытаюсь это контролировать. Настроилась уже.
– Что-то случилось?
– Да, мне надо там быть. Может, встретимся завтра?
– Завтра у меня вечерняя смена.
– Я позвоню, – Юра наклоняется, оставляет на губах прощальный поцелуй.
– Пока, – лучше не входить во вкус, надо уметь остановиться.
Дергаю дверцу автомобиля и выхожу. Натягиваю улыбку, машу ему рукой и иду к подъезду. Берусь за ручку двери и оборачиваюсь, Юра кивает и уезжает.
Через пару минут захожу в квартиру. Включаю свет, пара изумрудно-зеленых глаз уже оценивает меня. Хвост недовольно болтается туда-сюда, свисая с комода. Ей-богу, как надзиратель.
– Привет, Ахилесс. – Киваю коту и ставлю рядом с ним сумочку. Он потягивается, прогибаясь в спине, и поднимается на ноги. Начинает обнюхивать ее.
Разуваюсь, скидываю пуховик и беру кота на руки. Он выпускает слегка коготки, держится за меня, а сам все принюхивается.
Учуял запах незнакомца что ли?
– Да, меня подвез мужчина. Можешь не вынюхивать ничего. – Целую в голову и ложусь с ним на кровать. – Юра красивый, интересный, уверена, страстный. – Кот недовольно отталкивается от меня лапами и поднимается. – Он мог бы сегодня зайти в гости, но у тебя, смотрю, настроение не очень, я не приглашала.
Дожила. Вру коту, потому что не хочу, чтобы он думал, что я неудачница.
Он разворачивается и спрыгивает с кровати, зовет меня на кухню.
Мои задушевные разговоры и страдания его мало трогают, когда он голодный. Я мою руки, насыпаю ему корм, наливаю немного йогурта. У самой аппетит сбежал куда-то вниз живота.
Вспоминаю поцелуй, касания и трепет теплом растекается в груди. Может, так и лучше. Предвкушение заводит.
Я возвращаюсь в спальню, ложусь на кровать и набираю папу.
– Папуль, привет. Ты как?
– Привет, Саша. Наслаждаюсь последними деньками свободы.
– Не смешно, пап. Им еще доказать надо. Видео нет, все обвинения косвенные.
– Адвокат говорил, что прокурор принципиальный. Никакие добрые дела его не смягчают.
– Так не дадим ему эту зацепку. Записи удалены. Пусть докажут. А чьи-то слова – это всего лишь слова. Клевета. И кто такой прокурор? Окончательное решение все равно выносит судья.
Ахиллес возвращается из кухни, запрыгивает на кровать и теперь уже сам ложится возле меня. Позволяет себя гладить. Запускаю руку в шерсть и жамкаю.
– Давай не будем об этом, ты как там, детка? Как на работе?
– Работаю, лечу, ни один пациент не пострадал. Сегодня приходили практиканты. Одна девочка говорит, что боится делать уколы.
– Мне уже страшно, что ты ей предложила, – усмехается папа.
– Я ей сказала, что для таких как она есть запасной вариант, надо говорить пациенту, чтобы он садился на иглу сам. – Отец смеяться начинает, мне приятно, что вызвала у него улыбку. – Они такими глазами на меня смотрели, – смеюсь, когда вспоминаю.
– Как бы на практике твои советы не начали применять.
– Хотелось тебя развеселить немножко. Давай, отдыхай, завтра в суде встретимся. Я тебя люблю.
– И я тебя.
Отключаюсь, но в трее висит пропущенный от Юры. Невольно облизываю губы, вспоминая вкус поцелуя.
Написать что-нибудь? Он уехал по работе, может, буду отвлекать? И мы еще не на той стадии, чтобы я желала спокойной ночи.
Утром еле просыпаюсь. Плохо спалось, снился суд. Ничего не запомнила, но страхи, о которых не хочется думать, все вылезли из подсознания. Обвинение было жесткое и бескомпромиссное. Защита слабая и неуверенная.
Надеваю белый топ, поверх него брючный костюм. Крашу губы. Я планирую отвлекать судью и прокурора. На войне все средства хороши.
Встречаемся с папой в зале суда.
Полтора месяца назад его арестовали. Чтобы отпустили под залог мне срочно надо было заработать приличную сумму денег. Пришлось совершить поступок, о котором теперь стыдно вспоминать. Никому и не рассказала об этом, даже лучшей подруге. Кредит на такую сумму мне бы не дали, вариантов не было. Сделала и сделала. Никому вред не причинила, если только моральный – себе.
Занимаю место недалеко от отца. Переговариваться нельзя. А было бы хорошо обсуждать по ходу. Надеюсь на адвоката, не зря же ему заплатили из тех же аморальных денег.
Чем ближе время к началу заседания, тем внутри все сильнее раскручивается центрифуга мыслей, захватывая туда ожидание исхода.
Надо успокоится, мне тоже выступать придется. Прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Вспоминаю вчерашний вечер, поездку домой, поцелуй на прощание. А если бы не тот звонок? Юра бы остался у меня. Сама пригласила. Думала напишет вечером, но он не написал. Может, подумал, что я легкомысленная и легкодоступная, что так быстро согласилась.
Сжимаю кулаки, пытаясь сдержать дрожь в руках.
Плечи передергивает, по коже мурашки неконтролируемые. И аромат знакомый. Вчерашний. Щекочет в носу.
Я открываю глаза и поднимаю голову.
И тут же зажмуриваюсь.
Показалось. Не о том сейчас думаю. Мои показания. Вот что важно.
В полной уверенности, что мираж, открываю глаза. Сознание уговаривает, что показалось, но тело трясет. Боюсь в ту сторону посмотреть. Такого не может быть. Просто похож кто-то.
Выдыхаю, перевожу взгляд и всматриваюсь в черты. Сердце на разрыв о ребра. Передо мной за стол напротив отца садится мужчина в синей форме, на плечах погоны.
Он прокурор? Мужчина, с которым вчера познакомилась, прокурор? Это шутка, что ли? Или он специально подстроил?
Госслужащий, машина, про законы что-то втирал, и правда Юра?
Первое оцепенение и шок начинают проходить. Их место занимает надежда.
Он прокурор в деле моего отца?
Да.
Насколько первое впечатление подставило подножку, настолько следом открылось второе дыхание.
Теперь папа в безопасности. Я смогу с Юрой договориться и все объяснить. Он поймет. На помилование я не надеюсь, хотя бы на условный срок. Боже, спасибо тебе. Только бы папу спасти, больше ничего-ничего в жизни не попрошу.
Видел меня – не видел? Расправляю плечи и смотрю на Юру, жду его взгляд. Надо, чтобы увидел меня и не зверствовал.
Он сосредоточен, просматривает дело. В этой форме он еще строже и интересней. В ней какая-то сила чувствуется, подчеркивает внутреннюю харизму.
Я бы никогда не подумала, что он тут работает. Думала прокуроры занудные и некрасивые, а оказывается, наоборот. Одному чуть не отдалась вчера. А если бы что-то было? Я даже могла бы его этим шантажировать.
– Прошу всех встать, – произносит девушка секретарь, все поднимаются, я следом. Только сейчас понимаю, насколько все серьезно, но одновременно внутренне улыбаюсь – у нас есть шанс.
В зале появляется судья, мужчина лет пятидесяти, идет к своему столу.
– Здравствуйте, садитесь, пожалуйста, – он занимает свое место, все тоже садятся следом. Все плывет, как в тумане, я не понимаю, что со мной. Вроде бы суд – опасно, но одновременно будоражит ощущение опасности и защищенности. Застегиваю пиджак, пожалуй, воспользуемся другим методом. – Слово предоставляется государственному обвинителю Домбровскому Юрию Александровичу.
Юра. Все-таки не ошиблась. Это он. Домбровский.
– Ваша честь, участники процесса, – разворачивается к залу, приветствуя, и уже собирается продолжить, как натыкается на меня. Я поджимаю губы, рада его видеть, но не хочу выдать ничем, что мы знакомы. У него на лице маска оцепенения. От вчерашнего Юры ничего нет. Чуть прищуривается и обдает холодным взглядом. – Взятка – наиболее типичное и характерное проявление коррупции – опаснейшего криминального явления, которое подтачивает основы власти и управления, дискредитирует и подрывает авторитет должностных лиц в глазах населения, остро затрагивает права и законные интересы граждан. – Начинает говорить быстро, четко, не запинаясь и даже не заглядывая в свои бумаги.
Меня сейчас, как Саши, для него тут нет. Есть он и его работа – сажать преступников.
Глава 4. Саша
“Елисеев Сергей Евгеньевич, занимая должность заместителя начальника управления жилищной политики, получил взятку. В силу своего должностного положения он должен был дать разрешение на строительство новой школы, но на деле раздал земли, предназначенные под государственные нужды, коммерческим застройщикам.
Семнадцатого октября Громов Игорь Григорьевич пришел к Елисееву с предложением выкупить свободный участок под строительство школы частного типа для детей с особенностями развития. Елисеев отказал, но озвучил сумму в пять миллионов, за которую может выполнить просьбу Громова.
Громов обратился в прокуратуру, написав заявление о вымогательстве.
Двадцать пятого октября Елисееву были переданы деньги. Сразу же после передачи денег в служебном кабинете Елисеева был произведен осмотр места происшествия, в процессе которого был изъят пакет с деньгами в сумме пяти миллионов рублей. При осмотре денежных купюр с помощью специальной техники было выявлено свечение слова «Взятка». Номера купюр совпали с номерами банкнот, выданных в УБОП Громову.
Указанные обстоятельства были подтверждены показаниями свидетелей Зацаринина А.А. и Зацарининой О.С., участвовавших в качестве понятых при осмотре места происшествия – кабинета Елисеева, а затем прибывших вместе со следователем в прокуратуру.
Подсудимый Елисеев по месту жительства и месту работы характеризуется положительно, награжден орденом «Знак Почета».
Учитывая изложенное, прошу суд признать Елисеева Сергея Евгеньевича виновным в совершении преступления, предусмотренного пунктом «б», «в», части четыре статьи двести девяносто УК РФ, и назначить наказание в виде лишения свободы сроком на семь лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима, с конфискацией имущества. В качестве дополнительного наказания в соответствии со статьей сорок семь УК РФ применить к Елисееву лишение права занимать должности на государственной службе в течение трех лет.
Вещественные доказательства по делу – дипломат с отпечатками пальцев Громова, денежная сумма в размере пяти миллионов рублей подлежит перечислению в УБОП.”
Юра заканчивает зачитывать и садится на свое место.
Гад. И я еще целовала этого человека?! Вот она маска, вот она бессердечность. Может, сначала надо было разобраться, что к чему. На семь лет он посадит!
В мыслях проносится сто вариантов, как его убить и одновременно переубедить не выдвигать такое жесткое обвинение и наказание. Семь лет с конфискацией? Он серьезно?! Его бы на семь лет с конфискацией.
Папа же уже не мальчик. Куда ему семь лет?
Нельзя сейчас плакать, потом может быть, но не сейчас.
Прокурор в мою сторону даже голову не поворачивает. Открывает какой-то документ и что-то проверяет. Глубоко выдыхает. Для всех незаметно, я чувствую, что связано как-то со мной.
– Подсудимый, встаньте, – приказным тоном объявляет судья. Отрываюсь от изучения этого идиота. Все равно не посмотрит на меня. – Вам понятно предъявленное обвинение? Вы признаете себя виновным?
Папа поднимается.
– Нет, не признаю. Я не вымогал эти деньги, меня подставили.
– Пожалуйста, присаживайтесь. Слово предоставляется адвокату Макаренко. Пожалуйста, Евгений Валерьевич.
– Уважаемый суд, защита намерена доказать, что мой подзащитный не виновен в инкриминируемом ему деянии. Моего подзащитного подставили.
– Суд переходит к допросу потерпевшего. Потерпевший, пожалуйста, пройдите к трибуне. – Мутный тип Громов поднимается и идет. – Представьтесь, – обращается к нему судья.
– Громов Игорь Григорьевич, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения.
– Где и кем работаете?
– Заместитель коммерческого директор ЗАО “Стройгород”.
– Пожалуйста, Юрий Александрович, ваши вопросы, – судья обращается к прокурору.
Тот разворачивается к Громову, задевая меня взглядом. Не больше доли секунды, будто и не знакомы.
– Потерпевший, вы знакомы с подсудимым?
– Да, знаком.
– Вы присутствовали при передаче денег Елисееву? – четко, по делу, без эмоций. Вот эта маска. Еще раз убеждаюсь, что идеальных людей нет, а некоторые умеют пустить пыль в глаза. Но вчера это был совсем другой человек.
– Да, присутствовал.
– Каким образом вы передали денежные средства?
– Я передал их в рабочем кабинете, деньги лежали в дипломате.
– Кто назначил встречу?
– Елисеев сказал в разговоре утром, что целый день будет на рабочем месте.
– Ваша честь, – прокурор поднимается и обращается к судье, – прошу учесть, что распечатки телефонных звонков между Громовым и Елисеевым зафиксированы. – Показывает соответствующие документы.
– Протестую, – поднимается адвокат. – Содержимое этих разговоров не зафиксировано.
– Протест принимается.
– Что предшествовало встречам? – обращается Домбровский к Громову. – Смотрит на него, но, не удерживаясь, взгляд соскальзывает на меня. Понять, что у него на уме, не могу. Может… Может, все-таки он не может сейчас изменить обвинение?
– Семнадцатого октября я пришел на прием к Елисееву в приемные часы, чтобы узнать состояние земельного участка. Елисеев сказал, что вопрос еще решается, но за определенную сумму может решиться в мою пользу.
Я поднимаю руку с часами к лицу и пальцем второй руки стучу по часам. Если не дурак, то поймет, что я прошу время все объяснить.
– Что конкретно предложил? – прокурор переводит с меня взгляд на того, кого допрашивают.
– Елисеев сказал, что может подсказать, как оформить документы, чтобы это выглядело как государственное строительство.
– Что было дальше?
– Дальше мы обратились за консультацией к юристу, выяснилось, что этот вопрос можно решить легально. Мы отказались от услуг Елисеева, но он сказал, что уже подключил связи и мы должны заплатить.
– После этого оперативники выдали вам денежные средства, которые были помечены и вы передали их подсудимому лично? – подытоживает Юра.
– Так и было.
– Большое спасибо, у меня к потерпевшему больше вопросов нет.
– Ваши вопросы, адвокат.
– Вы можете документально подтвердить требования со стороны моего подзащитного передачи денег за оказание услуг? На бумажном или цифровом носителе?
– Ну, как я могу документально подтвердить? Запись я не вел, я же не знал, что он это предложит. Но в кабинете была установлена камера.
Черт. Черт. Черт! Только бы не вспомнил, что я вчера рассказывала про камеру. Какого черта я вообще ему рассказывала об этом?
Домбровский смотрит на меня, я машу головой, чтобы не смел использовать это. Так не честно.
– Ваша честь, – поднимается со стула, – позвольте мне задать вопрос.
– Задавайте.
– Про камеры в кабинете в материалах дела ничего нет. Возможно, следствие что-то упустило. Необходимо дополнительное расследование.
– Ваша честь, – поднимается адвокат, – вот официальный документ, в период с двадцати трех до двадцати четырех часов семнадцатого октября был скачок электроэнергии, в результате чего жесткий диск был поврежден, все данные потеряны.
– Нет таких данных, которые нельзя было бы восстановить. – Прокурор не делает мою жизнь проще. Помнит про то, что я сказала. Использует это против меня, а я и сделать ничего не могу. – Я запрашиваю разрешение на дальнейшее разбирательство обстоятельств дела. Если кто-то скрывал улики, то у нас может появиться еще один подозреваемый.
Это я, что ли, еще один подозреваемый? Баламошка юридическая.
– Принимается. Судебное дело переносится на две недели для выяснения обстоятельств.
Заседание заканчивается.
Все ждут, когда уйдет судья, затем поднимаются, я наблюдаю за прокурором. Надо не упустить его, пересечься где-то, поговорить.
Когда судья уходит, все начинают расходиться, я первым делом иду к отцу.
– Пап, ты как? – обнимаю его.
– Потом поговорим, Саш. Пойдем отсюда.
Я отстраняюсь и оборачиваюсь, прокурор что-то уточняет у секретаря суда. Я бы тоже кое-что уточнила, но отец утягивает с собой, хочет скорее покинуть это место.
Способа пересечься нет, слишком много людей вокруг.
Придется звонить Домбровскому, если мой номер, конечно, не окажется в черном списке раньше. В любом случае, через Егора его найду. Онежа, точно! Подруга же говорила, что познакомилась с другом Егора, прокурором. Как я не сообразила и не вспомнила. Вчера бы вела себя совсем по-другому.
От воспоминаний, плечи передергивает, а тело покрывается приятной дрожью. Неосознанно облизываю губы, почему именно с ним было хорошо? Ну вот только встретишь приличного мужчину, а он оказывается… прокурором. Надо забыть это все. У нас точно теперь без вариантов, никакого утреннего кофе больше не будет. При любых исходах дела. Прокурор, который чуть не посадил отца, плохо вписывается в нашу семью.
Папа обсуждает с адвокатом прокурора, камеры, жесткие диски, с которых были удалены записи.
Может рассказать им про то, что мы знакомы. А может, испорчу все? Нет, надо поговорить сначала самой с Юрой. Попробовать объяснить все, потом, если не будет слушать, расскажу адвокату.
Мы обедаем с папой. Я только воду пью, аппетита со всеми этими передрягами нет. Поговорить бы с Юрой и поскорее снять с папы все обвинения. Хоть наметить определенность. С камерами мы ничего не сделаем, жесткие диски все равно в полиции. И на них все было зафиксировано. Он, если взялся, узнает это, восстановит данные.
После обеда еду домой, надо отдохнуть перед ночной сменой.
Страшно, но надо набрать прокурора. Вчера мы встречались в ресторане в полседьмого, значит, он работает часов до шести. Возможно, сейчас может быть занят. Следовательно, лучше написать сообщение. Когда освободится, ответит.
Завешиваю шторы плотно, чтобы свет не попадал. Самый крепкий сон в полной темноте, она способствует выработке мелатонина, гормона сна.
Ложусь в кровать и беру телефон.
Я не такой оратор, как мистер правосудие. Каждое слово взвешиваю, чтобы не сказать лишнего.
Саша: “Здравствуйте, Юрий”
Перехожу на “вы”. Кажется с “ты” мы вчера немного поспешили.
Саша: “Я бы хотела поговорить с вами, обсудить ту ситуацию, в которой мы случайно оказались”
Отправляю и жду. Десять минут.
Сообщение не прочитано и не просмотрено.
Игнорирует что ли? Или добавил в черный список уже? Не по чину, господин прокурор, заниматься такой ерундой.
Ждать больше некуда, откладываю телефон и ложусь спать.
Обычно перед сменой засыпаю быстро. Сегодня не могу никак. Прокурор перед глазами все маячит со своим обвинительной речью. Жестким, бескомпромиссным голосом в голове гудит. Провожу рукой по шее, нащупывая родинку. Глажу подушечками пальцев. Да что такое?! Что он залез в мысли-то? Ну почему он не оказался лучше адвокатом? Или… да хоть кем, но не прокурором же.
Не надо о нем думать. Не надо.
В полудреме мучаюсь, на работе потом скажется, но заснуть никак не получается. Телефон тихо вибрирует на тумбочке.
Звонит кто-то. Надо было его отключить к чертям.
Беру мобильный и проверяю, кто мешает. Как вижу, что Юра, подскакиваю на месте.
Откашливаюсь, прочищая горло, я не готова к тому, что он будет звонить. Думала, поддержит переписку.
– Да… Алло… Добрый вечер… Юрий…
Секундное молчание.
– Здравствуйте, Александра. О чем хотели поговорить?
– Объяснить все.
– Мне объяснять ничего не надо, я хорошо ознакомился с материалами дела.
– Юрий, его подставили.
– Все так говорят. Если у вас есть доказательства, то пусть адвокат их предоставит.
– Он предоставит, не сомневайтесь. – Я жду, что он ответит, но Юрий молчит. Конечно, он же всегда прав. Обвинять всегда легче, чем защищаться. – Ты грязно играешь. – Срываюсь на его спокойствие. – Ты не должен был использовать то, что я тебе рассказала про камеру против нас.
– Это моя работа, бороться с любыми нарушениями закона. – Я по голосу слышу его удовлетворение.
– Знаешь, у тебя действительно ужасный характер.
– Это все?
Возможность помочь папе испаряется на глазах, может, и не будет больше.
– Нет, мы можем встретиться и спокойно поговорить? – затыкаю гордость и язвительность подальше. – Ты же должен соблюдать объективность и справедливость при решении судеб людей. Пожалуйста, выслушай.
– В суде выслушаю.
Иди к черту. Сбрасываю вызов.
