Текст книги "Провинциальная история нравов, замаскированная под детектив. Или наоборот."
Автор книги: Ольга Смирнова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
И как только Славий терпит ее ежедневные придирки? И ведь продолжает смотреть с любовью и радостью на жену, как бы она не изгалялась. Стерва. Единственная радость – детей в семье так и не было. То ли не хотели, то ли не могли – Серафима уточнять стеснялась.
– А… может, вы пили что-то необычное? Или ели?
– Нет, все как всегда. Нам вопросы рабочие необходимо было обсудить. Кроме того, хотел поставить его в известность о том, что собираюсь на тебе жениться.
– И… поставил?
– Естественно.
– А Славий?
– А что Славий? Дал добро.
Сима похлопала глазами – как это Славий дал добро? И даже ей не потрудился позвонить, предупредить? Что вообще происходит?
– Значит, через полгода. И по старинному обычаю. – Сима набрала в грудь побольше воздуха, сжала руки в кулаки и выпалила: – А это ничего, что я не девственница? Меня огнем-то не шарахнет за то, что посмела предстать перед богами нечистой? А то получишь вместо жены дополнительное блюдо на праздничный стол.
Он встал со стула, подошел к Серафиме, обнял. Она от неожиданности застыла, затем начала вырываться. Не потому, что очень хотелось – наоборот, ей бы в его объятиях навсегда остаться и ничего лучше придумать невозможно. А потому, что ее не покидала проклятая мысль, что все это имеет некую подковерную цель. Все это – визит в Грибной, внезапное предложение, нелогичное, бесчувственное, неправильное, оскорбительное для ее женского достоинства, в конце концов!
А когда он обнимал ее – впервые – в голове становилось пусто, а сердце колотилось как сумасшедшее. И думать ни о чем не думалось абсолютно.
Он вырваться не дал, сжал крепче, и Сима смирилась. Затихла, положив голову ему на плечо. Сказала себе, что пять минут ничего не решат, а еще неизвестно, когда она сможет оказаться к нему так близко.
– Всегда есть варианты, – туманно сказал Яр. – Девственница ты или нет, но старинный обычай обязателен. Матушка очень настаивала.
Серафима только вздохнула – теперь выясняется, что Анна Иоановна в курсе намерений сына. Отлично. Видимо, все всё знают, кроме самой невесты. Но это же такие мелочи. Серафима должна быть априори согласна – ведь она любила этого болвана столько лет, мучилась, страдала, а тут такое счастье! Нежданно-негаданно. Ей бы петь от радости, а она полна нехороших подозрений. И куда это годиться?
И Сима решила – Яра переубедить не удастся. Это даже не обсуждается, время и нервы тратить на бессмысленные разговоры она не собиралась. Свои коварные планы он тоже вряд ли по доброй воле раскроет. Значит, нужно быть хитрее. Притвориться, что согласна, а самой потихоньку выведать, что к чему. Зачем? Да чтобы потом, когда всё выяснится, не было ещё больнее.
И уж очень задело его равнодушие. Очень обидно было, что лишил ее романтики. Чертов маг.
– Ты Анне Иоановне успел сказать?
– Естественно. Она же моя мать. Она узнала первой.
– Дозволено ли мне будет спросить, когда ты успел все провернуть?
– Я ничего не проворачивал, – ответил Яр с достоинством и некоей долей укоризны. – Это не дешевые трюки, Серафима. Я женюсь раз и на всю жизнь. Уж поверь мне.
Подобное заявление несколько сбило её с толку – больно серьезно и внушительно прозвучало. Как будто он и в самом деле хочет на ней жениться. Но ведь это – абсурд. Не мог же он, зная ее пятнадцать лет, вдруг понять, что влюблен, и сделать предложение? Или мог? Серафима была полна решимости выжать из него максимум информации – и уж потом разбираться, где правда, а где выдумка.
– Ты неожиданно в меня влюбился? Так получается?
Его глаза смеялись, когда он произнес:
– Скажем так, это было не неожиданно.
– Нет?
– Абсолютно. Я знал это уже давно.
– Ты хочешь сказать, что… – хоть Серафима и предполагала, что он ей лапшу на уши вешает, но произнести вслух следующее ей было тяжело, – ты любишь меня? Влюблен? И понял это не неделю назад? Так?
– Ты всегда была догадливой девочкой. Не зря я в тебя влюбился, – произнес он с некоторой долей насмешки и вдруг, без предупреждения, поцеловал.
* * *
Серафима сидела за кухонным столом и бездумно водила пальцем по его полированной поверхности. Он ушел, оставив после себя три немытые чашки и разбросанные по всему столу печенья, а она до сих пор – час спустя – не могла прийти в себя. Даже если в следующее мгновение выяснится, что жить ей осталось ровно две минуты, она умрет счастливой. Обалдевшей от собственных ощущений, глупой и до невозможного довольной, полной грез и воспоминаний.
Наверное, его стоило бы ждать – если бы она знала, что так будет. Она никогда бы не согласилась на меньшее – если бы он обронил хоть намек. Она бы ни на кого другого не посмотрела – если бы он хоть раз за все их знакомство поцеловал ее так, как час назад. Есть вещи, за которые стоит бороться – и он из их числа. Ее любовь из их числа.
В душе Серафимы сражались, словно могучие титаны, два противоположных чувства – подозрительность и любовь. Они то наскакивали друг на друга, свирепо вонзая огромные клыки в соперника, то сливались в одно целое, и Сима окончательно терялась, не зная, что и думать.
В одном она была уверена – Яр ничего не делает просто так. У него вечно двусмысленности, недосказанности. Его слова можно трактовать как угодно, и все равно не угадаешь, что именно он имел в виду. А уж постичь его мысли – проще до богов достучаться, до всех разом. Намерения его всегда непонятны, скрыты под сотней других, уводящих в сторону слоёв.
– Пойду-ка я посплю, – сказала Серафима – громко, четко. Что-то от этих мыслей у нее опять голова кружиться начала. Жестоко с его стороны впопыхах делать предложение, так целовать, а потом, сославшись на неотложные дела, в буквальном смысле сбегать.
Следующий день она благополучно проспала, игнорируя то и дело вспыхивающий экран сотового телефона. Звонил Г.В. – с требованием, чтобы нерадивая сотрудница явилась на работу. Сима требование сочла возможным проигнорировать – по крайней мере, до завтрашнего утра. С каждый днем она чувствовала себя все лучше, однако, выйдя на работу, собиралась ответственно заявить шефу, что отныне в ночные обходы он может отправляться сам, ежели будет на то его желание. С нее хватит.
А будет артачиться – нашлет зуд. Или еще какую-нибудь гадость. Не сказать, чтобы Сима была сильна в ведьмовских штучках, но при должном желании могла попрактиковаться. И пусть только посмеет заикнуться о ее увольнении! Она… она… Яру пожалуется! И тогда посмотрим, кто будет в обходы ходить! Пешим строем, торжественным маршем и распевая гимн!
За то время, что она провела дома, он больше не давал о себе знать. Сима строго-настрого запретила себе переживать по этому поводу, однако чем дальше, тем больше сходила с ума – где он, почему не навещает, раз предложение сделал, и что ей-то делать? Надо ведь, наверное, планировать начинать – приемы, рестораны, платья, бюджет, в конце концов. Да, Яр не без недостатков, но Серафима полагала, что идеального мужчины в природе просто не существует. А если кому и попался – можно только посочувствовать. Жизнь с таким – постоянное взращивание комплекса неполноценности и желания убить мужа за нудную правильность. Да и сама магиня была от идеальной женщины весьма далека.
По размышлении она постановила так: очень может быть, что Яр – интриган, каких поискать, и, делая предложение, помимо очевидных, преследовал свои, тайные цели, но она не настолько глупа, чтобы отказываться от выпавшего шанса. Да она скорее руки себе тупой пилой отпилит!
Серафима решила выйти на работу пораньше. На целых две недели. Просто представила себе, что еще четырнадцать дней будет слоняться по квартире, безрадостно гадая, что, как да почему, и пошла гладить вещи. Боги с ней, с головой, поболит и перестанет, а вот нервные клетки не восстановишь никаким заклинанием.
– Явилась, наконец, злыдня, – было первое, что она услышала от шефа, когда тот в восемь ноль две появился на работе. – Ты хоть понимаешь, что нам пришлось улики опять в столицу отсылать? Потому что ты… ты…
– У меня сотрясение мозга было, между прочим, – мирно заметила Серафима. – Не думаю, что чем бы то ни было могла вам помочь в таком состоянии.
– Да какой у тебя мозг… – заворчал было шеф, но осекся, почесал картошкообразный нос, махнул рукой и ушел в кабинет. – Никого ко мне не пускать.
– Чего нового бы сказал, – вздохнула Сима и принялась разбирать гору бумажек, скопившуюся на столе за время ее отсутствия. Через несколько минут она уже с головой в нее зарылась, пытаясь отсортировать срочное от того, что еще может полежать пару месяцев. Чего здесь только не было! Создавалось впечатление, что весь участок разом взбесился и начал требовать от Г.В. всего подряд – начиная с туалетной бумаги повышенной «мягкости» (именно так и было указано в заявке на его, шефа, имя, и даже подчеркнуто тремя линиями) и заканчивая анонимным требованием провести внеочередное собрание для рассмотрения вопроса нарушения бухгалтершей Лизой Петровной дресс-кода (глубокий вырез, мешающий работать простым оперативникам). Далее шло пространное описание как самого наряда, так и его разлагающего воздействия, были приложены фотографии и замеры.
Весь явный бред Сима отсортировала в течение примерно часа – получилась внушительная кучка-вонючка, как про себя окрестила этот завал сама магиня.
Она настолько погрузилась в попытки понять, что должно быть в голове у человека, который пишет Г.В. докладные записки с доносами о том, что сотрудники не используют чайные пакетики по второму разу, а выкидывают их, тем самым подрывая основы мироздания и экономики в Грибном, что едва не пропустила посетительницу.
Женщина – встрепанная, запредельно несчастная, с зареванным опухшим лицом – ворвалась в приемную, и, ни слова не говоря, пробежала к двери кабинета.
Сима выскочила из-за стола и грудью бросилась на защиту покоя шефа.
– Куда? У вас назначено?
– Да! – истерично выкрикнула женщина. – Пустите немедленно!
– Успокойтесь, дамочка, – внушительно сказала Сима, загораживая собой дверной проем. – Вы не на базаре. Давайте так – я узнаю у Георгия Владиславовича, сможет ли он вас принять, и тогда будет видно.
– Вон пшла! – взвизгнула женщина. – Стерва! Прочь с моей дороги! У меня срочно!
И с недюжинной силой, наличие которой сложно было предположить в столь худосочном теле, отпихнула Симу в сторону. Магиня шлепнулась об стену, чудом удержавшись на ногах. Многострадальная голова немедленно и охотно заболела. Она ошарашенно приложила руку ко лбу и постояла, приходя в себя. Посетительница тем временем одним движением настежь распахнула дверь и ворвалась в кабинет.
– Что за?.. – заорал шеф. – Груздева, ты сдохла за своим чертовым столом, что ли? Ты…
Сима вжала голову в плечи, раздумывая, стоит ли вмешиваться или Г.В. сам разберется. Она прикинула, за какое действие получит меньше тумаков. По всему выходило – и с шапкой дура, и без шапки – все одно дура. Пожав плечами, она всё-таки направилась в кабинет, намереваясь выкинуть посетительницу. Магиня она или как? Если надо, заклинание применит – после того, как женщина ее об стенку швырнула, человеколюбия в ней осталось ничтожно мало.
– Степочку украли! – взвыла женщина дурным голосом.
Сима застыла на пороге. И не столько от слов, сколько от открывшейся ее взору картины. Шеф стоял посреди кабинета, и его непривычно растерянный взгляд говорил о том, что он тоже не знает, что делать с этим. С этим – с женщиной, которая, бухнувшись на колени, вцепилась мертвой хваткой в его брюки, и мерно билась головой о его ноги, заливая его слезами.
– Степочку! Степочку моего! Солнышко мое… кровиночку! Да что ж это делается! – по-звериному выла коленопреклоненная. – Помоги! Помоги!
– Марина. Марина, встань, пожалуйста, – нерешительно начал Г.В., бросив на Симу выразительный взгляд.
Она поняла верно, и через секунду в ее руках возник стакан с водой. От идеи мести пришлось отказаться. Сима даже почувствовала себя весьма неловко из-за того, что у женщины страшное горе, а она, магиня, не сумела вовремя распознать. Злилась, планы строила, как ударить побольнее. Минуту строила, не больше, но все же.
Г.В. осторожно поднял женщину с колен и увлек в сторону небольшого диванчика. Усадил, сунул в руки стакан воды и приказал Симе:
– Лизу Петровну ко мне. И Голубева.
Голубев – младший следователь, вспомнила Сима. Нелюдимый, необщительный – в беседы не вступает, о себе не рассказывает. Сидит вечно за своим столом, бумажки перебирает. Делает ровно столько, сколько должен, на работе не задерживается ни на секунду. Но и не опаздывает. И ладно, следователь. Но зачем шефу понадобилась сотрудница бухгалтерии?
Это выяснилось сразу же, как только Лиза Петровна вплыла, словно десятипалубный круизный лайнер, в кабинет Г.В. и увидела примостившуюся на диванчике посетительницу. Глаза бухгалтерши, и без того круглые, округлились еще больше и стали похожи на монетки.
– Маруся? – спросила она. – Ты что здесь делаешь? Что-то случилось? Почему ты плачешь? – все эти вопросы она выпалила на одном дыхании, прежде чем осознала, где находится. Тогда она обратилась к Георгию Владиславовичу. – Вызывали?
– Вот, – умело скрывая недовольство слезливыми женщинами, сказал Г.В. – Узнай, что произошло, – и спросил у Серафимы, которая болталась в дверном проеме: – Голубев где?
– Идет, – отрапортовала магиня. Отступила на шаг. – Вот он. Пусть заходит?
Г.В. с тоской огляделся по сторонам, понял, что деваться некуда и кивнул:
– Пускай.
Вошел Голубев – неказистый, маленький, тощий, с серьезным выражением лица. Одет он был в свитер и потертые джинсы.
– Добрый день, – поздоровался он со всеми сразу. – По вашему приказанию прибыл.
Лиза Петровна с молчаливого согласия шефа подсела к плачущей женщине и обняла ее за плечи, отчего та зарыдала еще горше, вновь завыла, заголосила. Мужчины смотрели на представление с некоторой опаской и недовольством. Сима в приемной просто бдила – как бы еще кого не пропустить, а то потом начальник ей голову всё-таки оторвёт. А поскольку дверь осталась незакрытой, она и подслушивала заодно. Уж больно любопытство разбирало, что могло приключиться в тихом Грибном.
Лиза Петровна некоторое время разбирала невнятные стенания Марины. И вдруг, в одно жуткое мгновение осознав, что именно говорит Марина, обычно пугливая и робкая, бухгалтерша заорала не хуже шефа:
– Что, ты говоришь, случилось?
Мужчины разом вздрогнули – у милой пухленькой бухгалтерши оказался богатырский голос. Сима вздрогнула тоже, отскочила за свой стол и уткнулась носом в бумажки. Дверь она закрыть не успела, но никто не обратил на это внимания.
– Ты Михею позвонила? А он что?
Спустя полчаса выяснилось следующее: Михеем звали мужа Марины, которая, кстати, Лизе Петровне приходилась родной сестрой. Марина пошла в магазин – хлеб ей понадобился срочно. Двухлетний сын Степан висел на ней обезьянкой до того момента, пока не подошла её очередь на кассе. Расстегивать сумку, чтобы достать кошелек, который тоже предстояло расстегивать, одной рукой очень неудобно. На этом моменте Марину прервал Голубев:
– Что за магазин?
– Толькин, – почти разборчиво ответила слегка успокоившаяся Марина. – На углу, недалеко от нашего дома. Минимаркет такой.
– Ясно. Когда дело было?
– Да минут двадцать назад. Я же сразу сюда побежала. Вот и считайте.
– Ясно. Продолжайте.
Дальше Марина сына ссадила с рук и буквально на пару мгновений отвлеклась, возясь с застрявшей в молнии подкладкой сумки. А когда подняла голову, обнаружила, что Степушки рядом нет. Покричала – не отозвался. Кассирша только плечами пожала – мол, мальчик за стеллаж с шоколадками забежал, сейчас придет. Но Марина была матерью-наседкой и на слово верить невнимательным кассиршам не собиралась. Бросив покупки на ленте и не обращая внимания на ропот в собравшейся очереди, она стала протискиваться назад. В указанном месте Степана не было. Марина снова начала звать, но мальчик не показывался. Обежав весь магазин и поняв, что сына нигде нет, несчастная женщина сделала круг почета вокруг здания, но Степушку так и не нашла. Тогда, строго-настрого наказав всем присутствующим в магазине в случае обнаружения мальчика идти в полицию, она рванула в участок.
– Кассиршу знаете? – спросил Голубев. – Тех, кто в очереди стоял?
– Ленка из соседнего дома.
– А поточнее?
– Елена Коркина. Живет на улице Грошовой, дом 5. А мы на противоположной стороне – дом 4. А очередь… помню Димитра, механика. Он, как обычно, втайне от Гульки своей водочку покупал. Больше никого не приметила – не до того было. Боги, это невозможно! – снова сорвалась она. – Как же так, почему с нами! Почему Степочка? Кому он не угодил? Как же, как же?.. Ведь он такой маленький, так боится без меня… я… не могу! Его надо найти немедленно!
– Марусяя… не могу поверить, – подхватила Лиза Петровна, – Георгий Славыч, вы все можете! Найдите! Богами заклинаю! – И вновь повернулась к сестре: – Давай, я мужа наберу, он поможет.
«Значит, замужем, – некстати влезла в голову Серафимы мысль. – А кольцо как же? Неужели и впрямь мало стало? Или потеряла? Или в ремонт отдала? Боги, да какая разница?..»
– Спасибо, – почти шепотом сказала Марина. – Аркадий твой толковый. Он и в самом деле может помочь. – Прозвучало это так, словно все остальные, включая присутствующих – совершенно бестолковые и пользы от них – чуть.
Г.В. если и проникся трагизмом ситуации, то по его лицу этого заметить не представлялось возможным. Он едва заметно кивнул, обратился к Голубеву:
– Чего застыл? Иди, работай. Показания снимай, заявление регистрируй, или чем ты еще занимаешься. Дело срочное, если еще не понял.
Голубев на грубость не обиделся, склонил голову, и сказал:
– Дамы, пройдемте со мной.
Сима, которая до этого успешно грела уши, сидя за столом, мгновенно сделалась деловой, занятой и жутко загруженной сложной работой. Даже глаз не подняла, когда все трое мимо шествовали, пропела:
– До свидания.
Ответить ей никто не потрудился, да она и не ждала. Для города она была чужая.
* * *
– Серафима! Зайди ко мне, – окликнул ее Г.В. час спустя.
– Да, Георгий Владиславович?
– Присядь.
– Спасибо. – Сима сделала, как было велено, и выжидательно сложила руки на коленях. – Я слушаю.
– Хочу довести до твоего сведения, что с завтрашнего дня ты будешь работать непосредственно в лаборатории. В течение неопределенного времени.
– Что-то произошло? Вам вдруг понадобились мои услуги в качестве эксперта по магии?
Г.В. сердито нахмурился:
– Груздева. Когда мне твои услуги понадобятся, лучше убей сразу. Когда же они были нужны участку, ты дома с сотрясением лежала. Поэтому все улики были отосланы в столицу на изучение. Вопрос не в этом. Ты будешь сидеть в лаборатории, поскольку завтра приезжает проверяющий.
– И что он будет проверять?
– Как обычно. Текущие дела, порядок, сотрудников для выявления среди них неподходящих личностей или расшатанной психики. – Сима усмехнулась про себя – более спокойное болото, чем Грибной, вообразить трудно. Чтобы расшатать здесь психику, надо сильно постараться. Хотя в последнее время несчастья словно активизировались. То ее по голове ударили, теперь вот ребеночка похитили, да еще проверка так некстати. Словно сглазил кто городок, или боги решили, что хватит благоденствия в одном отдельно взятом месте, надо и несчастий добавить. – Раз в год это происходит, и каждый раз жуткий стресс для всех. Поскольку ты числишься больше экспертом, чем секретарем, то вали-ка ты в лабораторию. Посидишь там, поразмыслишь над своим поведением, может, надумаешь чего хорошего.
– То есть мое переселение временно и никакого отношения к выполнению прямых обязанностей не имеет? – уточнила Серафима нехорошим голосом.
Г.В. коротко кивнул.
– А как вы думаете скрыть эту детальку от того, кто приедет? Ведь это будет маг, я правильно поняла? Врать ему бесполезно – даже если он без амулета, всегда можно заклинание правды кинуть.
И тут Г.В. сказал:
– Мы ему вообще тебя не покажем. Лаборатория находится на третьем этаже. Там сроду никого не бывало, кроме летучих мышей.
– Вы меня хотите запихнуть на чердак? – ужаснулась Серафима. – Да еще на неопределенный срок? Но какой с этого прок? Себя вы обезопасить не сможете. Первая же проверка покажет, что вы меня упрятали. И почему.
– Груздева, не твое это дело. Сказано – сиди в лаборатории, значит, будешь там куковать, пока не разрешу спуститься.
– Но это несправедливо. Я не хочу… то есть, я работать хочу, а не штаны просиживать.
– Тогда отправляйся в столицу и уработайся там, а от меня отстань! Можешь заявление об увольнении хоть сейчас мне на стол – подпишу.
Сима насупилась, но спорить больше не стала.
– Ладно, – буркнула недовольно. – С завтрашнего дня буду сидеть там. Только никак не пойму, зачем столько усилий ради не пойми чего прикладывать. Подумаешь, сижу в приемной. Хоть и числюсь экспертом. Великое дело.
– Может, и не великое, а реноме поддерживать надо, – важно заявил Г.В. – У нас за тридцать лет ни одного нарекания из головного офиса не было. И я не хочу, чтобы из-за тебя портилась статистика. Кроме того, мы не все улики отослали в столицу – некоторые остались ожидать своей очереди, потому как специалисты заняты были. Так что если уж очень охота, можешь приступать к своим прямым обязанностям. Чтоб плесенью не покрылась в одиночестве.
– Что, правда? – Сима так и подскочила на стуле. – И вы молчали? А где они сейчас? Надеюсь, ваши сотрудники в перчатках их собирали? И правильно запаковали? И пронумеровали? А сфотографировать не забыли? И подписать? А где можно их отчеты просмотреть? И куда…
– Груздева, сбавь обороты. Всю информацию ты можешь получить у Лилечки. – Лилечка – мужеподобная женщина, лет сорока на вид, грозная как штормовой ветер, с нежным, совершенно неподходящим ее внешности, голоском. Последнего она, кстати, сильно стеснялась. Числилась Лилечка главным следователем, хотя по факту больше занималась хозяйственно-распределительными вопросами. Во-первых, у нее были ключи от всех замков. Во-вторых, именно она отвечала за сохранность улик и вещдоков, и именно она общалась со столичными экспертами. Она следила за ходом каждого мало-мальски важного дела – на стол ей ложились еженедельные отчеты. Поскольку жизнь в Грибном была исключительно унылой и бедной на события, со своими обязанностями Лилечка справлялась на отлично, и частенько у нее оставалось время попить кофе в разгар рабочего дня. Но самое главное – она приходилась Г.В. родной сестрой, а значит, была священной коровой. – Она же подскажет, где улики. Я – глава участка, а не следователь. Таких деталей не знаю.
– А что случилось-то? – догадалась полюбопытствовать Сима. – Кого-то ограбили? Избили? Случайно не по голове, как меня?
– Кого-то убили, – мрачно ответил Г.В. и Сима, честно сказать, была удивлена, что шеф снизошел до пояснений. Она и вопросы-то задавала просто так, не особо надеясь на ответ. А поди ж ты… – Первый раз за тридцать лет. Конечно, он не был полноценным членом общества, однако, и участи подобной не заслужил.
– Кто? Кто – он? Кого убили-то? Я его знаю? Вы его знаете?
– Вероятно. Некто Михаил Михайлович Копейкин. Михалыч его кликали.
– Михалыч? – изумилась Сима. – Как Михалыч? Где его убили? Как?
– Слушай, Груздева, я тебе не свидетель преступления, ты не следователь, и у нас тут не вечер вопросов и ответов. Шла бы… отсюда.
Приставать к злому шефу Серафима не осмелилась, поднялась со стула и вышла из кабинета, плотно притворив за собой дверь. Ей срочно нужно было увидеть Кота. Только он из всех сотрудников участка мог внятно объяснить, что произошло, не тратя время на скабрезности и плоские шуточки. Если, конечно, сам был в курсе. Можно, конечно, поинтересоваться у Г.В., кому поручено расследовать убийство, но нарываться на очередную грубость Серафима поостереглась.
За следующие несколько часов, проведенных на работе, Сима доразбирала бумажки и окончательно убедилась в том, что по большинству сотрудников участка психиатрическая лечебница не просто плачет, а истерически рыдает. Чего стоил один опус самой Лизы Петровны – крик души. Трагический, надрывный. Мол, каждый сотрудник мужеского пола так и норовит в вырез ее кофточки заглянуть, так и таращит глазищи свои бесстыдные туда, куда даже ее муж-то смотреть себе не всегда позволяет.
Сима держала в руках криво написанную бумажку и понимала, что не зря, видимо, Г.В. от своего кабинета всех гоняет. Вон как разошлись за пару дней, а уж за месяц они, наверное, такие высоты возьмут, что представить страшно. Сюда бы в ее отсутствие собаку посадить страхолюдную – чтобы отваживала всех желающих.
Еще Серафима думала – не могла не думать, хотя очень старалась отвлечься – что уж больно подозрительное совпадение выходит. Ее находка – которая таинственным образом исчезла из переулка; то, что ее ударили возле «замка» Михалыча. И, наконец, то, что самого Михалыча, оказывается, убили. Наверное, следует все рассказать тому, кто делом занимается, если Егор ещё этого не сделал.
В любом случае, необходимо вызнать как можно больше подробностей и в ответ поделить своими подозрениями и фактами. Сима очень сомневалась, что следователь захочет откровенничать с ней о ходе дела, потому решила начать с Кота – как с самого слабого звена.
Кроме того, Симу не покидало ощущение, что неожиданно посыпавшиеся несчастья имеют под собой вполне реальную основу. Заклинание, проклятие, например. Чья-то злая воля. Ведь иначе как странной, ситуацию не назовешь – целый год, что она провела в городе, все было тихо-мирно и до тошноты спокойно. Одна единственная кража из магазина – да и та… смех, а не преступление. И тут посыпались злодеяния, одно за другим, как снежный ком. За неделю месячная норма выполнилась.
Но кому бы понадобилось тратить силы на то, чтобы проклясть захолустный городок? Зачем? Или она преувеличивает? Да, убили, да, ударили, да, похитили. Но вполне может статься, что никакой связи между этими событиями нет вообще. Просто так совпало. Судьба. Карты легли. Боги развлекались.
Почему-то в это ей не верилось ни капли. А может она просто не хотела в это верить.
Любопытничать на глазах у всех сотрудников Сима не стала, решила дождаться удобного момента и спросить – мимоходом, будто к слову пришлось.
Удобный момент подвернулся, когда Кот ближе к вечеру зашел к шефу по какому-то вопросу – то ли выходной попросить в обход Лилечки, которая, помимо прочего, славилась тем, что искренне считала единственной веской причиной неявки на работу смерть без возможности оживления; то ли еще зачем.
Едва завидев Кота, Сима пулей выскочила из-за стола и решительно преградила ему путь.
– Привет, – сказала она томным голоском. – Куда-то торопишься?
Кот, который еще во время занятий с Симой понял, что глазки она может строить сколько угодно, только ничего серьезного за этим не кроется, остановился и неохотно обронил:
– Добрый день и тебе, Серафима. Тороплюсь. Если позволишь…
– А я вот первый день сегодня вышла. Знаешь, наверное?
– Знаю.
– Меня по голове ударили. Когда я ночной обход совершала.
– Серафима, об этом знают все.
Видя явное нежелание Кота вести светскую беседу, Сима решила, что достаточно походила вокруг да около, отбросила околичности, и спросила прямо:
– А ты слышал, что Михалыча убили? – И вдогонку: – Кто этим делом занимается? – И о главном: – Ты подробностей не знаешь?
У Кота сделалось кислое выражение лица. Он помялся на месте, с надеждой глядя на закрытую дверь кабинета шефа. Сима ждала. Кот еще помялся, потом понял, что ведет себя, как девица на выданье, и сказал:
– Егор занимается. Подробностей не знаю, оно мне ни к чему.
– Егор, говоришь… – Настрой Симы стал несколько менее решительным. Идти к Егору и его скабрезностям не хотелось совершенно, но и молчать о находке нельзя. Вдруг это важно? Вдруг поможет?
– Можно мне к шефу? Он не занят?
– Сейчас узнаю, – удрученно размышляя, как быть, Серафима поплелась к телефону, подняла трубку, нажала кнопку.
– Георгий Владиславович, к вам Котофеев. Можно?
Тишина.
– Георгий Владиславович, к вам Котофеев. Можно ему зайти?
И опять ни звука в ответ. Странно, подумала Сима, он же был в кабинете. И она никуда не отлучалась – так что уйти он мог только через окно. Если бы резко похудел килограмм на десять в талии, плечах и бедрах.
– Не отвечает, – пожала она плечами недоуменно. – Я постучусь. Подожди, ладно?
Кот кивнул. Сима стукнула пару раз в дверь костяшками пальцев, нажала на ручку и аккуратно её приоткрыла. Засунула в образовавшуюся щель голову, потом влезла до талии, и…
– Котофеев, будь добр, вызови скорую. И сам зайди, ты же следователь.
Ее голос был невыразителен, сух, без единой панической нотки. Но едва услышав свою фамилию, Кот понял, что дело плохо. Катастрофически плохо. И резко поднявшись, подошел к двери.
Сима стояла на пороге кабинета, белая как мел, с расширенными глазами, и мелко, часто дышала.
– Там… – промямлила, – там Славыч. И я бы очень удивилась, если бы узнала, что он жив. Мне кажется, человек просто не может выжить, потеряв практически всю кровь.
И началось.
