Текст книги "Иллюзия любви. Сломанные крылья"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Я нисколько не сомневаюсь в твоей искренности и порядочности, но… – Надя сделала глубокий вздох. – Даже не знаю, как тебе это объяснить… Много лет назад я любила мужчину. Любила безоглядно, больше, чем Бога и, наверное, за два года этой сумасшедшей любви я истратила всё, что мне отмерила жизнь.
– Ты до сих пор любишь своего Тополя? – в голосе Руслана послышалась ревность.
– Нет. За семнадцать лет, что прошли с тех пор, во мне всё успело остыть и перегореть, и ни о какой любви или ненависти речи и быть не может. Это произошло слишком давно, чтобы вызывать теперь хоть какие-то эмоции. Не стоит меня ревновать к моему прошлому. Дело не в нём, и уж тем более не в Леониде.
– Тогда я тебя не понимаю.
– С тех пор, как произошла вся эта история, во мне что-то надломилось, и, возможно, тебе это покажется странным, но в моём сердце осталось место только для одного-единственного мужчины на свете – моего сына, – она тихо улыбнулась.
– Но разве ты сама не имеешь право на счастье? – горячо прервал её Руслан. – Тебе всего сорок, у тебя ещё столько всего впереди! Неужели ты готова поставить на своей жизни крест? Когда мы с тобой начали встречаться, ты говорила, что Семён ещё совсем мал, поэтому тебе некогда заниматься своей личной жизнью. Я не был уверен, что ты поступаешь правильно, забывая о себе и бросая свою жизнь под ноги мальчику, который всё равно никогда этого не оценит. – Руслан усмехнулся. – Но ты думала иначе, и мне не оставалось ничего другого, как ждать и надеяться, что когда-нибудь наступит такой момент, когда у тебя появится время заняться своей жизнью.
– Я не просила тебя об этом, – лицо Надежды стало напряжённым.
– Я знаю, но ничего другого мне не оставалось, потому что я тебя любил. Когда Семён перешёл в пятый класс, я впервые попросил тебя стать моей женой. Но ты отказалась, потому что он всё ещё нуждался в твоей защите и помощи. Когда он окончил школу, я повторил своё предложение, но Семён поступал в институт, и над ним висела армия, а потому тебе снова было не до меня.
– Не могла же я бросить мальчика на перепутье!
Надежда с укором посмотрела на Руслана, но он, словно не замечая её пронзительного взгляда, продолжал идти, подцепляя мыском ботинка жёлтые ладошки кленовых листьев.
– Годы шли, а я ждал, пока наконец-то у тебя найдётся время и на меня. Но каждый раз, как только решалась одна проблема, у твоего сына тут же появлялась новая, и ты опять была готова бежать на край земли, лишь бы уберечь Семёна от беды.
– Ты ставишь мне в укор то, что я люблю своего ребёнка? – в густо-серых глазах Надежды блеснул лед. – Когда мы начинали встречаться, ты знал, что я несвободна.
– Да, но я не знал, насколько, – перебил он.
– Ещё не поздно всё изменить.
– Изменить что? – смуглое лицо Руслана напряжённо застыло. – Ты перестанешь держать руку над своим сыном? Или я по мановению волшебной палочки разлюблю тебя?
Высокий, широкоплечий, с тёмными, едва тронутыми редкой проседью волосами, Руслан был очень красив. Светло-голубые, чистые, как речная вода, глаза резко контрастировали со смуглой кожей, придавая его внешности что-то пиратское. Дерзкий, бескомпромиссный, а порой даже жестокий, Руслан никогда не пасовал ни перед людьми, ни перед обстоятельствами, и только рядом с Надеждой ощущал себя тёплым, податливым воском.
– Послушай меня, Надюшка. Твоему сыну уже девятнадцать, и он взрослый мужчина, имеющий право на собственный выбор. Теперь, когда ты ему отдала всё, что было в твоих силах, пора подумать и о себе. Нам обоим уже сорок, и мне надоело прятаться по углам и встречаться с тобой урывками. Я ждал тебя долгих десять лет, потому что люблю и потому что в моём сердце живёт надежда, что когда-нибудь я смогу открыто назвать тебя своей.
– Прости меня, Руслан, но в моём сердце есть место только для одного мужчины, и я никогда от тебя этого не скрывала, – повторила она. Густо-серые глаза Надежды встретились со светло-голубыми – Руслана, и его сердце забилось болезненно и часто. – Я не могу стать твоей женой. Если хочешь, давай оставим всё, как есть, если нет – твоё право. Может, когда-нибудь я смогу ответить тебе иначе, но сейчас это не в моих силах.
– Ты необыкновенная женщина, – Руслан жарко прижался к руке Надежды губами. – За такую, как ты, не жалко и умереть. Пусть будет так, как ты хочешь. Я согласен ждать тебя всю жизнь, и мне не нужно ничего иного.
* * *
В клубе было многолюдно и страшно душно. Спёртый воздух, поднимавшийся от старых, проржавевших труб отопления, наполнял подвальное помещение тёплой сыростью, почти осязаемой наощупь. Облупившаяся кое-где краска стен топорщилась острыми колючими краями, и в том месте, где эти края расслаивались, было хорошо видно, что помещение красили уже не раз и что добросовестные труженики домоуправления, в чьём подчинении находилась эта старенькая пятиэтажка, особенно не утруждали себя лишней эстетикой. Взяв имеющуюся в наличии краску, они накладывали один слой поверх другого. Под самым потолком тоже шли трубы, обмотанные не то утеплителем, не то какой-то изоляционной лентой, из-под которой иногда срывались и падали на пол крупные капли воды.
Официальным клубом подвал стал не так давно, года два или три назад. До этого времени там хранился разнообразный дворницкий инвентарь, какие-то старые, полусгнившие доски, отколотые куски шифера, спревшие рулоны негодного линолеума и прочая дребедень, про которую легче забыть, чем угрохать не один день, чтобы перенести всё это на помойку.
Когда подвал закрыли, ребята, собиравшиеся здесь почти каждый день, расстроились. Никто не знал, что здесь теперь будет. Но ровно через три недели над козырьком старенького подвала появилась гордая вывеска «Клуб Прометей», и сердца ребят возликовали. Неизвестно, по чьей инициативе произошли подобные метаморфозы, и ещё непонятнее, отчего клуб самодеятельной песни и игры на гитаре решили назвать именем Прометея, но это было, в сущности, не так уж и важно, главное, теперь у компании появилось официальное место для встреч, куда можно приходить в любое время, не опасаясь изгнания из родных пенатов самым позорным образом.
Двадцать восьмое декабря было последней субботой девяносто шестого года, и по этому поводу к девяти часам вечера, освободившись от праведных трудов, сюда пришли все, кто имел хоть какое-то отношение к «Прометею». Семён тоже появился в подвале со своей компанией.
Заглушаемая гулом людских голосов, в дальнем углу бренчала гитара, а под самым потолком, сворачиваясь серыми громадными клубами, висел густой сигаретный дым. Заходя сюда, вновь прибывшие клали на стол принесённые из дома запасы съестного и горячительного и, подыскав себе место, пристраивались к какой-нибудь группке.
Среди общего гула голосов можно было разобрать смех и отдельные реплики:
– Мих, у вас когда начерталка? Пятого?
– Какого пятого, это же воскресенье. Нам на седьмое поставили…
– Ой, девчонки, я такие туфли в ЦУМе видела – закачаешься! Чёрные, каблучищи – во-о-о, а сами такой крошкой посыпаны, как будто битым стеклом…
– В два конца ведёт дорога, ты себе не лги – Нам в обратный путь нельзя…
– Гарик, а что если нам пробку внутрь пропихнуть?
– Чего пихать, когда штопор есть?
– Граждане! У кого нож перочинный с собой? Дайте, а то тут умники батонов накупили, а порезать не додумались…
– Ва-анька! Петров! Куда ты заныкался?!
– Сём, с наступающим!
– Тебя тоже! – машинально отозвался Семён и улыбнулся, но стоило ему обернуться, как улыбка тут же сползла с его лица.
– Что, не рад видеть? – Ирина усмехнулась.
– Да нет, почему же… – он неловко передёрнул плечами и покосился в сторону. – Просто не ожидал, что ты тоже окажешься здесь.
– А я пришла сюда из-за тебя, – Ира тряхнула медно-рыжими кудряшками. – Захотелось тебе в глаза посмотреть.
– Ну и что, посмотрела? – в голосе Семёна послышалась плохо скрываемая неприязнь. – Если налюбовалась, можешь уходить, откуда пришла, нечего тебе тут делать.
– Это ты так решил? – спокойно произнесла она и скользнула по фигуре бывшего возлюбленного задумчиво-оценивающим взглядом.
– Что ты меня осматриваешь, как лошадь на базаре?! – тут же взвился Семён, поражённый тем, что против обыкновения под его нажимом Ирина даже не подумала отвести взгляд. – Тебя сюда никто не звал, и нечего здесь глаза мозолить. Я сказал – между нами всё кончено, чего тебе ещё надо?!
– Я соскучилась по твоему роскошному телу и бесценной душе, – проворковала Ирина, и в ту же секунду Семён почувствовал, как его щёки, словно от пощёчин, загораются тёмным румянцем.
– Ты что, пришла изводить меня?! – сквозь зубы процедил он. – Катись отсюда сейчас же, мне неприятно твоё присутствие.
– Тогда тебе придётся уйти отсюда самому, – усмехнулась она.
– Мне?! – выкатил глаза Тополь.
– Ну да. Лично мне глубоко наплевать на твою драгоценную особу, поэтому я никуда уходить не собираюсь, меня всё устраивает.
– Мало того, что ты ввалилась в мой клуб, так ты ещё и…
– Иришка, с кем это ты тут разговариваешь? – неожиданно за спиной девушки появился высокий мужчина средних лет в очках в элегантной металлической оправе, в котором Семён сразу узнал настоящего хозяина «Прометея». – Здравствуйте.
– Здравствуйте, Юрий Александрович… – растерялся Семён.
– Юрочка, это мой добрый старый знакомый, Тополь Семён, большой знаток гитары и женских сердец, – Ирина опустила глаза, и её ресницы дрогнули. – Судя по всему, Юрия Александровича тебе представлять не нужно, – она посмотрела на Семёна и увидела, как напряглось его лицо. – А мы, Юрочка, разговаривали о тебе.
– Обо мне? – удивился тот.
– Да. Семён говорил, что он имеет какое-то отношение к управлению «Прометеем».
Лицо хозяина клуба вытянулось от недоумения.
– Да нет, Юрий Александрович, Ирочка всё перепутала! – заторопился с объяснениями Тополь. – Я говорил, что, наверное, здорово быть владельцем такого клуба, как «Прометей».
– Да, конечно… – начал Юрий, но тут же замолчал, потому что его внимание привлёк шум, раздавшийся возле входа, и почти полная тишина, наступившая сразу же вслед за этим. – Что там такое? – Юрий прищурился, пытаясь рассмотреть, что могло вызвать подобную реакцию, но неяркое освещение вкупе с густым сигаретным дымом мешали ему сделать это. – Я на минуту вас оставлю, – он легко коснулся локтя Ирины и стал быстро пробираться к выходу.
– Слушай, а это не милиция, часом? – всматриваясь в незнакомые силуэты, нахмурился Семён. – Интересно, чего им здесь надо?
– Так скоро же Новый год, – загадочно протянула Ирина.
– Ага! За забором бузина, а в Киеве дядька, – не глядя на неё, бросил Тополь. – При чём здесь это?
– Денежек хочется всем, особенно под праздник, – Ирина бросила взгляд на встревоженное лицо Семёна и довольно улыбнулась. – А ты чего так разволновался, или есть чего бояться?
– Не говори ерунды. Кстати, чему ты радуешься? Сейчас твоего Юрика начнут трясти, как грушу.
– Юрику скрывать нечего. В отличие от некоторых… – с усмешкой бросила она и смерила Семёна презрительным взглядом.
– Чего ты несёшь?! Что за дурацкие намёки?
– Да всякое бывает… – Ирина картинно передёрнула плечами и, полностью утратив интерес к неотразимой особе Тополя, не прощаясь, пошла в противоположный конец зала.
Между тем в полутёмное помещение клуба вошёл наряд милиции. Сотрудников было пятеро, один из них держал на поводке огромную немецкую овчарку в кожаном наморднике. О чём они говорили с Юрием, Семён не знал, но по тому, как хозяин клуба протянул руку и широким жестом обвёл помещение зала, давая понять, что ему скрывать нечего, он сообразил, что произошло что-то серьёзное.
Блокировав выход, милиция рассредоточилась по залу, а сотрудник со служебной собакой начал медленно обходить его по периметру, задерживаясь там, где останавливалась овчарка. Первый шок после неожиданного вторжения милиции на территорию клуба прошёл, и в зале снова послышались голоса, обсуждающие это чрезвычайное происшествие.
Сначала ничего особенного не происходило. Неспешно продвигаясь между столиками, собака нервно принюхивалась к незнакомым запахам, а следом за ней шёл милиционер.
Неожиданно овчарка остановилась возле компании Семёна, ещё несколько минут назад игравшей на гитаре. Приглушённо зарычав, как бы давая понять, что она нашла то, что искала, собака низко наклонила голову.
– Кто из вас хозяин гитары? – спросил милиционер, но ответа не последовало. – Я спрашиваю, чья это гитара?! – громко, на весь зал, снова повторил он.
В этот момент Тополь увидел, как толпа расступилась, как бы открывая проход, и взгляды всех присутствующих обратились на него.
– Ну, допустим, моя, а что? В чём, собственно, дело?
– А дело, собственно, в том, что в твоей гитаре в данный момент находится наркотическое вещество, подлежащее изъятию в присутствии понятых, – уверенно сообщил милиционер. – Будьте так любезны, вот ты и ты. Представитель власти указал на молодого человека в чёрной клёпаной куртке и девушку, стоящую чуть поодаль. – Я попросил бы вас выступить понятыми. Кузнецов, сними данные с ребят и с этого субчика, – он небрежно кивнул на Семёна.
– Подождите! Какое изъятие? Какое наркотическое средство?! – опешил Семён.
– Это твоя гитара?
– Моя…
– Тогда нечего тянуть резину, если твоя, – милиционер взял «Кремону» Семёна за гриф, и овчарка снова глухо зарычала. – Багира, сидеть! – коротко скомандовал он и начал ослаблять туго натянутые струны.
– Что вы делаете?! – округлил глаза Семён. – Мне же теперь придётся настраивать её заново!
– Боюсь, салажонок, этого тебе не придётся делать ещё достаточно долго, – грубо хохотнул милиционер.
Ослабив две центральные струны, он с трудом просунул между ними свою огромную ладонь и, пошарив по дну, извлёк двумя пальцами из деревянного корпуса инструмента крохотный пакетик с каким-то белым порошком.
– Попрошу понятых подойти ближе, – громко заявил он, поднимая руку вверх и демонстрируя свою находку всем присутствующим.
– Да вы что, с ума, что ли, посходили?! – испуганно произнёс Семён и вдруг почувствовал, как задрожали руки и как по лбу и вискам покатились крупные капли холодного пота.
Неожиданно в огромном прокуренном зале стало совсем тихо.
– Это не моё… – хрипло выдавил Семён и, словно ища поддержки, обвёл взглядом притихшую толпу.
– Это ты своей бабушке рассказывай! – милиционер скептически ухмыльнулся.
– Но это правда не моё!
– Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Гитара твоя, значит, и порошок твой.
Неожиданно на Семёна накатила липкая волна горячего страха и, обжигая все внутренности, бросилась от головы к ногам. Ощущая, как в теле дрожит каждый нерв, он загнанно оглянулся по сторонам.
– Что же вы все молчите?! – голос Семёна разрезал ватную тишину, нависшую над влажной духотой подвала.
Ища помощи, Тополь снова обвёл взглядом безмолвствовавшую толпу, но каждый из присутствующих, отводя глаза в сторону, старался чуть ли не вжаться в стену, слиться с ней, лишь бы не быть причастным к дурно пахнущей истории.
– Трусы… Какие же вы все трусы! – от отчаяния голос Семёна сорвался на фальцет.
Ударившись о потрескавшуюся краску стен, надрывный крик Тополя разбился на тысячи крохотных кусочков, а вокруг Семёна сомкнулась влажная дымная стена ватной тишины, намертво отделившая его от всех тех, кто ещё пять минут назад являлся частью его жизни, а теперь не желал иметь с ним ничего общего.
* * *
Через толстое стекло не доносилось ни единого звука. Накрытый плотным прозрачным куполом, Леонид стоял босиком на чёрно-белой траве, а над его головой, высоко в небе плыли тёмно-серые облака, похожие на обрывки горелой бумаги. Ломкие стебельки травинок впивались в подошвы ног и, крошась, рассыпались мелкой графитовой пылью. Напрягая зрение, Тополь смотрел вдаль, туда, где должна находиться линия горизонта, но вдали ничего не было, кроме пустоты. Ослепшая и немая, пустота окутывала стеклянный колпак студенистым холодом, и, дотрагиваясь до прозрачной стены рукой, Леонид чувствовал, как безмолвная стынь, просачиваясь извне, обволакивает его терпким горьковатым страхом неизвестности.
Постепенно опускаясь на купол, мутная тарелка блёклого неба вдавливала стеклянную западню всё глубже и глубже в землю, с каждой секундой уменьшая шансы Леонида на спасение. Упираясь в плотную стену ладонями, он изо всех сил пытался раскачать свою тюрьму, но многотонная махина была для него слишком тяжела.
Темнея, стынь за пределами купола сгущалась всё глубже и мало-помалу превращала прозрачное стекло в гигантскую зеркальную сферу. Тополь глядел в своё искажённое до неузнаваемости отражение, растянувшееся по всему кругу и разложенное на много тысяч одинаковых составляющих, и перед его глазами мелькали фрагменты его собственного тела, вывороченного и гипертрофированно изуродованного.
Огромные толстые вены, крупно пульсирующие на висках, переплетались между собой, образуя сгустки живых узлов, выпирающих над поверхностью влажной землистой кожи. Темно-синие глаза, ставшие от дикого страха почти чёрными, молча кричали, и, впитывая их безмолвный крик, круговое зеркало бесшумно смеялось.
Непроглядная темень за стеклом стала густой и вязкой и напоминала мазут. Опускаясь, зеркальная сфера дюйм за дюймом отвоёвывала пустое пространство вокруг Леонида, и, задыхаясь от ужаса, он смотрел на эту блестящую ловушку, которой предстояло через какое-то время стать его могилой. Дурея от безысходности, он отчаянно колотился в толстое стекло, но, наваливаясь сверху, сфера безжалостно прижимала его к земле, усыпанной мелкой графитной пылью раскрошившейся чёрно-белой травы.
Неожиданно сфера остановилась, и графитная пыль, светлея с каждой секундой, начала скатываться в ровные блестящие кружки, похожие на мелкие копеечные монетки. Отражаясь в зеркальном потолке, кружочки заполнили всё пространство ярким серебряным сиянием, и вдруг Тополь увидел, как прямо перед ним, с внешней стороны сферы появилась женская фигура, закутанная в тонкую белую кисею.
– Надежда?..
Пропустив удар, сердце Леонида вздрогнуло так, что он задохнулся от резкой боли, чуть не расколовшей его грудь.
Не говоря ни слова, пристально глядя в глаза, ангел с белыми крыльями приблизился к сфере и приложил ладони к стеклу. Будто притягиваемый невидимым магнитом, Леонид качнулся навстречу и, медленно подойдя к стеклу изнутри, дотронулся ладонью до Надежды.
Неожиданно по телу Тополя пробежал ток, и, заливая его волной непередаваемого восторга, всё его существо наполнилось мягким теплом. Задрожав, Леонид прижался лбом к холодному стеклу, и внезапно пальцы его рук переплелись с пальцами Надежды. Растворяясь, стекло таяло, словно оплывающая льдинка, и серебряные монетки под его ногами, вздрагивая, поднимались в глубокую тёмную высь бездонного неба и замирали там блестящими точечками ярких ночных звёзд.
– Я люблю тебя… Как же я тебя люблю… – одними губами прошептал Леонид, и вдруг серебряная россыпь звёзд со звоном обрушилась на землю.
Ухнув в бездну, сердце Леонида сжалось, и, хватая ртом воздух, он резко вскочил на ноги. Гремя и трезвоня на все лады, на секретере тарахтел старенький будильник, и дребезжащий звук, доносившийся с полки, со страшной силой бил Тополя по барабанным перепонкам.
– Чёрт! – прислушиваясь к беспорядочному стуку собственного сердца, готового вылететь из груди, Тополь глубоко вздохнул. – Приснится же такая чушь собачья!
С досадой ударив по кнопке будильника, Тополь усмехнулся: стоило бы вообще ударить его об пол за такие дела. Это ж надо так перепугать! Хорошо ещё, что подобная глупость наснилась не с четверга на пятницу, а то что хочешь, то и думай!
Кухонные часы показывали без пятнадцати семь утра. Конечно, подниматься в воскресенье в такую рань – сущее безумие, к тому же если учесть, что суббота была рабочей. Но обстоятельства складывались таким образом, что именно сегодня, двадцать девятого декабря, в последнее воскресенье уходящего года, Леонид собирался заняться своими личными делами, не терпящими дальнейших отлагательств.
С памятных событий промелькнувшего лета, когда ему досталось сразу и от молодой жены, и от совсем не молодой любовницы, прошло чуть больше четырёх месяцев. Всё это время Леонид жил один, тщательно размышляя над тем, что для него хорошо, а что плохо. Пороть горячку смысла не было, тем более что бракоразводный процесс тянулся почти до середины декабря.
Отказ Насти от алиментов оказался для Тополя полной неожиданностью. С одной стороны, это оказалось весьма кстати, потому что двадцать пять процентов своих кровно заработанных денег он и так уже вынужденно отдавал по исполнительному листу. Для того чтобы бегать от алиментов, Леонид уже был слишком стар, а восемнадцать лет очередной голгофы вряд ли добавили бы ему положительных эмоций.
Но с другой стороны, что ни говори, категоричное решение этой соплюшки, наверняка подсказанное ей матерью, больно ударило его по самолюбию. Надеясь отыграться за нанесённое оскорбление, Тополь с нетерпением ждал момента, когда, усмехнувшись в лицо этой пигалице, сможет пригвоздить её к месту напоминанием о материальной зависимости её самой и её писклявого ребёнка от его кошелька. Заранее представляя эту сцену, Леонид невольно вскидывал голову и примерял полагающийся к случаю надменно-презрительный взгляд, способный сровнять эту вертихвостку с землёй.
Но вышло всё иначе, и, при воспоминании о высокомерном «нет», прозвучавшем в его адрес почти пощёчиной, Тополя буквально передёргивало от злости. Бесспорно, отказавшись от алиментов, маленькая дурочка совершила большую глупость, о которой ещё сто раз пожалеет, но лишиться удовольствия видеть свою последнюю, четвёртую, жену с протянутой рукой, что ни говори, обидно. В конце концов старшей дочери от Лизы, Алинке, уже шестнадцать, значит, деньги на неё осталось платить не так уж и долго, всего каких-то два неполных года. А проблем с Катериной, его третьей женой, никогда и не было. Когда они развелись, Оксане шёл уже пятнадцатый, и оформлять исполнительный лист, по счастью, Катя не сочла нужным.
Вообще из всех его бывших Катерина была самой разумной и уравновешенной. Возможно, именно поэтому их брак и смог продлиться так долго. Безусловно, сбежав от неё, Леонид несколько поспешил. Наверное, прежде чем пойти на подобный шаг, следовало сто раз подумать и убедиться, что он не окажется между двух стульев. Но тогда ему было не до этого. Желание вернуть Надежду оказалось настолько велико, что перед ним меркло буквально всё, даже собственные выгоды и удобства.
Теперь, когда все дела с Настей улажены и у него полностью развязаны руки, отрицать очевидное было бы по крайней мере неразумно: из всех его бывших с Катериной с точки зрения быта и обустроенности ему жилось сподручнее всего. Возможно, рядом с этой женщиной сердце его не пело, но в подобных песнопениях Тополь уже не нуждался. Тихая, спокойная гавань с горячим ужином и накрахмаленным постельным бельём на настоящий момент, пожалуй, устроила бы его полностью.
Вероятно, подобную точку зрения можно было бы рассматривать как приспособленчество, если не брать в расчёт того, что Катерину данный вариант тоже устраивал, и в этом Тополь не сомневался ни секунды. Помня, какую бурю эмоций у Катерины вызвало его решение об уходе, он пребывал в абсолютной уверенности, что до сих пор она его ждёт и верит, что счастливая звезда поможет ей вернуть любимого человека, и неважно, какую цену ей придётся за это заплатить.
Практичная Надька оказалась права: сидеть месяцами на пельменях и стирать свои грязные носки в раковине он был не в состоянии. Кто-то должен делать это за него, так почему бы и не Катерина? Год ожидания только усилил её чувства по отношению к нему, и, наскучавшись, Катя воспримет его возвращение как дорогой подарок судьбы.
Сегодня как раз самый подходящий день для такого судьбоносного события, и, приводя себя перед зеркалом в порядок, Тополь с лёгкой иронией думал, что новогодняя ночь наступает очень кстати. Под бой курантов он войдёт в старый дом желанным гостем, не отягощённым ни упрёками, ни обязанностями, ни дурными воспоминаниями, которые, конечно же, успели испариться.
Боязнь наступить на одни и те же грабли дважды придаст их отношениям сдержанно-щадящий оттенок, необходимый для поддержания нормального климата в семье, и, осознав свои прежние заблуждения, Катерина будет вдвойне осторожной и нежной.
– Утомлённое со-олнце тихо с мо-орем проща-алось…
Глядя на своё небесное отражение в зеркале ванной, Тополь ощутил себя чуть ли не святым, собирающимся даровать простой смертной женщине неземное блаженство, которого она, в общем-то, не заслуживала. Довольно улыбаясь, он мягко проводил по щекам безопасной бритвой, время от времени проверяя гладкость кожи пальцем, и, мурлыча себе под нос отрывки страстного танго, готовился к счастливым переменам в своей жизни.
Неожиданно в прихожей зазвонил телефон. Тополь замер и с удивлением посмотрел на своё отражение в зеркале.
– Как ты думаешь, кто бы это мог быть? – вопросительно пробубнил он и, расставшись со станком, лениво зашаркал по паркету. – Але?
– Леонид, ты? – взволнованный голос Надежды заставил его вздрогнуть всем телом. – Послушай, ты мне нужен, – хрипло произнесла она, и в ту же секунду благие планы Тополя полетели в тартарары.
* * *
– Как я рад слышать твой голос, ты даже себе не представляешь! – Тополь опустился на обтянутый мягким плюшем пуфик и, блаженно улыбаясь, приложил руку к лицу. – А знаешь, ты мне сегодня снилась.
– Лёнь…
– Такого странного сна я ещё никогда не видел, – следуя за ходом своих мыслей, Леонид постарался напрячь память, чтобы вспомнить необычное чёрно-белое видение в мельчайших подробностях. – Представляешь, посередине какого-то огромного поля стояла стеклянная сфера, а я был внутри неё словно под колпаком…
– Лёнь, послушай, мне сейчас не до этого, – голос Надежды заставил Тополя вернуться к действительности.
– Ты не хочешь узнать, что было дальше? – с досадой произнес Леонид. – А я подумал…
– Меня не заботит, о чём ты там подумал, – обрезала она. – Лёнь, давай не будем тратить время попусту. Я позвонила тебе вовсе не из-за ностальгии по твоей бесценной душе и роскошному телу. Сёма попал в совершенно дикую историю, из которой его нужно срочно вытаскивать за уши. Я могу на тебя рассчитывать? Всё же ты ему не чужой дядя, а отец.
– С каких же это пор? – желчно выговорил Тополь. – Если мне не изменяет память, чуть больше года назад мне, словно пришлой собачонке, указали на дверь. Или я что-то путаю?
– Тополь, сейчас не время выяснять отношения! – нервно проговорила Надежда. – Будь человеком хоть раз в жизни! Согласись, не так уж и часто я прошу тебя об одолжении.
– К сожалению… – негромко бросил он. – Признаться, я был бы не против, если бы ты вспоминала обо мне почаще. Скажем, не раз в пятнадцать лет, а хотя бы…
– Лёнечка, милый! – от хрипловатых ноток в голосе Надежды Тополя буквально прошило током. – Давай не будем считаться, что и когда было, кто из нас прав, а кто – нет!
– Да что там у вас случилось? – он с недоумением сдвинул брови. Внезапный звонок Надежды, её нервный, прерывающийся от волнения голос – всё это оказалось настолько неожиданным, что не укладывалось ни в какие рамки.
– Лёня, Семёна обвиняют в хранении наркотиков, – упавшим голосом проговорила Надежда, и из телефонной трубки до Тополя донёсся её протяжный вздох.
– Что? – не понял Леонид. – Какие наркотики? Ты о чём?
– Вчера вечером он, как обычно, был в клубе со своими друзьями, и вдруг откуда ни возьмись там появляется милиция, да ещё и с собакой. Семён даже не успел понять, в чём дело, что произошло, как они взяли его и обвинили чёрт знает в чём! Я просто ума не приложу, откуда в гитаре Сёмки взялась эта дрянь?!
– Он что, балуется наркотиками? – опешил Тополь.
– Ты в своём уме?! – закричала в трубку Надежда. – Да он никогда их даже в глаза не видел!
– Они что, появились в гитаре сами?
– Да в том-то и дело! – снова сорвалась на крик Надежда. – Кто-то из этих подлецов пихнул Сёмке гадость в гитару, а обвинили его!
– А ты в этом уверена? – после короткой паузы спросил Тополь.
– Уверена в чём? – растерялась Надежда.
– В том, что наш сын не имеет никакого отношения к найденному?
– Ты что, совсем рехнулся?! – разозлилась она. – Что за идиотизм ты несёшь?! Кто-то решил испортить Семёну жизнь, а ты, вместо того чтобы немедленно сделать всё, что от тебя зависит, занимаешься какими-то дикими домыслами! Я не знаю, каким образом наркотики попали к Сёме. Возможно, кто-то побоялся хранить их в своём кармане и временно прикрепил к стенке гитары, но скорее всего этот кто-то подстроил всё вполне сознательно, чтобы таким образом свести счёты с Семёном.
– Почему ты так в этом уверена?
– А милиция, по-твоему, свалилась на этот несчастный кабак с неба?! – со злостью бросила Надежда. – Да там сроду никого не было, а тут явились! Ты подумай сам, как вовремя их туда занесло!
– Наркотики – это серьёзно… – протянул Леонид. – Вот это вляпался так вляпался, нечего сказать!
Облизнув губы, Тополь замер, и вдруг всё его тело напряглось. Шанс всё вернуть на круги своя одним-единственным поступком сам плыл к нему в руки, и в этом не оставалось никакого сомнения. Пусть по отношению к нему Надежда не испытывала любви, но на первое время вполне достаточно было бы её благодарности, а уж дальше всё бы зависело от него.
– Надюшка, чем я могу тебе помочь?
– Я знала, что ты не откажешься, – мягко проговорила Надежда, и от бархатистых ноток, прозвучавших в её голосе, Леониду стало тепло и уютно.
– Разве я могу отказаться, если… – он чуть не сказал, «если меня просит об одолжении такая женщина», но вовремя одумался, – если речь идёт о нашем ребёнке. Скажи, Наденька, чем я могу быть полезен?
– Лёня, мне нужны деньги. Большие деньги, – коротко сказала она, и в трубке повисла напряженная тишина.
– Сколько? – прикидывая, в какую сумму ему может вылиться козырной туз, Леонид несколько раз провёл языком по пересохшим губам.
– Для того чтобы закрыть дело, нам с Русланом не хватает тысячи долларов, – отчётливо произнесла Надежда. – Я знаю, это большие деньги, но другого выхода нет. Либо через два дня мы отдаём эти проклятые деньги, либо Семёну придётся плохо.
– С каким ещё Русланом? – Тополь почувствовал, как его сердце сжало стальным обручем.
– Сейчас это неважно, – торопливо бросила она.
– Смотря для кого, – холодно заметил Леонид.
– Лёня, на карту поставлена жизнь нашего сына! Какая разница, кто такой Руслан?
– Он твой любовник? – лицо Леонида окаменело.
– Так ты поможешь или нет?!
– Я не привык вкладывать деньги в безнадежное предприятие, – криво усмехнулся Тополь и вдруг почувствовал, как, навалившись на него всем весом, чёрное зеркало громадного купола из ночного кошмара намертво придавило его к земле.
