Текст книги "Иллюзия любви. Сломанные крылья"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– За следующей женой папа пойдёт в детский сад, – заключил Семён.
– Не исключено. Так вот. Стоят они, друг на друга насмотреться не могут, а тут наша Инка выруливает. Лёнечка сначала с лица спал, а потом ничего, приободрился и говорит: «Давайте я вас познакомлю. Это моя жена, Настенька, а это – моя старинная знакомая Инна». Нет, ты представляешь, какое нахальство – его знакомая! – глаза Надежды округлились.
– Я себе представляю, как рассвирепела тётя Инна! – невольно рассмеялся Семён.
– Рассвирепела – не то слово! Ты же знаешь, она тихая и мирная, но если её разозлить…
– Ну, и что дальше? – после такого поворота событий Семён слушал рассказ матери действительно с интересом. – Она ему всё сказала?
– Да нет, ничего она ему говорить не стала, – Надежда опустила голову и замолчала.
– А почему? – не понял Семён. – С её-то языком она могла бы так отхреначить папеньку, что тот не знал бы, куда со стыда деться. Всё развлеклась бы…
– Могла бы… – Надежда подняла на сына глаза. – Конечно, могла бы…
– Тогда что же?
– Инка уже раскрыла рот, чтобы отвесить что-нибудь эдакое, но увидела, что эта пигалица ждёт ребёнка.
– Ребёнка?! – Семён вытаращил глаза и медленно поставил чашку на стол. – Как, ещё одного?!
– Вот уж не знаю, одного или двух, – усмехнулась Надежда.
– Он когда-нибудь остановится или нет? – губы Семёна презрительно выгнулись.
– Кто ж его знает? – пожала плечами Надя. – С одной стороны, он ещё не старый, сорок шесть для мужчины – не так уж и много. А с другой – мразь он порядочная, вот что я тебе скажу. Мало ему троих, он ещё одну дурочку нашёл, теперь и ей жизнь искалечит.
– Тебе что, жалко её?
– Тебе этого не понять…
– Ты так говоришь, как будто всё ещё любишь его, – в глазах Семёна промелькнуло удивление.
– Люблю? – Надежда на миг задумалась. – Нет, сынок. Столько лет прошло… Если что и было, так уже давно быльём поросло.
– Я ничего понять не могу, – Семён тряхнул роскошной гривой вьющихся волос.
– А тебе и не надо.
– Странная ты какая-то! – Семён в недоумении пожал плечами. – Если ты отца ненавидишь, почему тебе жалко эту глупую девочку, позарившуюся на такое барахло? А если у тебя к нему что-то осталось, зачем выгнала?
– Пей чай, а то совсем остынет, – Надежда провела рукой по голове сына. – Любовь… Ненависть… Надо же…
– Нет, подожди, мам. Ты мне объясни всё по-человечески, я имею право об этом знать: как-никак меня это тоже каким-то боком касается.
– Большое знание рождает большую боль. Ни к чему тебе всё это. Я свою жизнь уже прожила, что о ней говорить? Давай лучше складывать твою, и пусть она окажется легче и светлее моей.
* * *
Настя надула щеки, провела пальцем от виска к подбородку и недовольно уставилась на своё отражение. Усмехаясь, круглое зеркальце-ромашка на пластмассовой подставке корчило Насте рожи и упрямо показывало чьё-то чужое лицо. Отёчные веки, тёмные мешки под глазами, какие-то дикие малиновые прыщи по всей коже – девушка в зеркале была просто отвратительна. От красавицы с дивными белокурыми локонами и ясными голубыми глазами не осталось и следа. Жалкая, бледная, она походила на измятый лист бумаги, завалявшийся в ящиках старого письменного стола и вытащенного на свет белый исключительно по случайности.
– Боже мой, какая же ты уродка! – Настя схватила зеркало и, перевернув, для верности прикрыла его руками.
В красивой деревянной рамке на краю стола помещалась её фотография, сделанная год назад, и от зависти к красоте и счастливой улыбке молоденькой девочки на тоненьких высоких каблучках на глазах Насти выступили слёзы.
– Какая же ты дура! Какая же ты набитая дура! – сжав кулаки, она зажмурилась, и из её груди вырвался стон. – Говорила же мать, не торопись, нет, надо было вляпаться в такое дерьмо! – Настя со злостью ударила по фоторамке, и та, кувыркнувшись, с грохотом упала на пол.
Дела молодой жены шли из рук вон плохо, и причин поплакать у неё действительно имелось предостаточно. С тех пор как на безымянном пальце правой руки появился заветный золотой ободок, прошло чуть больше полугода, но эти несколько месяцев полностью перевернули всё её существование, не раз заставив пожалеть о совершённой впопыхах глупости. Связать себя по рукам и ногам в восемнадцать лет было само по себе неумным поступком, но согласиться на ребёнка в первый же месяц совместного существования – этому не находилось даже названия.
Сидя дома у окна и ожидая возвращения мужа с работы, Настя не раз представляла себе развесёлую жизнь своих более умных подружек и кусала локти от досады. Купаясь в поклонниках и подарках, они развлекались на полную катушку, получая от жизни столько удовольствия, сколько ей и не снилось. Цветы, украшения и конфеты проносились перед её мысленным взором непрерывной чередой, терзая бедное сердечко и доводя чуть ли не до истерики.
То, что Настин изумительный избранник оказался скупым, открылось почти сразу же после свадьбы, в тот же самый день, вернее, вечер, когда Леонид, старомодно встав на колено, протянул ей алую бархатную коробочку…
– Что это, милый?
В предвкушении дорогого подарка сердечко девушки часто забилось, и, разливаясь по груди приятным теплом, всё её существо наполнилось ожиданием маленького счастья.
– Это дар любви, – наклонив смиренно голову, Тополь протянул молодой жене бархатную коробочку. – Прими от меня знак восхищения твоей красотой, молодостью и очарованием. Сегодня у нас маленький юбилей – ровно месяц с тех пор, как мы с тобой вместе. Мне хочется, чтобы эта скромная дата запомнилась тебе на всю жизнь.
Средневековые манеры рыцаря привели Настеньку в восторг, ещё никто и никогда не дарил ей подарков, стоя на коленях. Не в силах сдержать счастливой улыбки, чувствуя себя чуть ли не королевой, она взяла из рук любимого алую коробочку и щёлкнула крохотным замочком. По какой-то причине замочек не сработал, но коробочка открылась, и глазам девушки предстало недорогое золотое колечко с фианитиком.
– Какая прелесть!
Протянув руку, Настенька взялась за тонкий золотой ободочек и примерила его. Колечко оказалось впору. Тоненькое, изящное, оно смотрелось на ней очень даже неплохо, но было в нём что-то такое…
– Тебе правда нравится? – красивые губы Тополя растянулись в светло-розовую полоску.
– Конечно…
Выразить словами своё состояние Настя не могла, но её не покидало какое-то странное чувство, словно в комнате присутствует кто-то третий, наблюдающий за ними со стороны.
– Тебе очень идёт, – взяв жену за руку, Леонид отступил на шаг и поиграл гранями камня на свету. – Как будто для тебя сделано.
– Что значит как будто? – удивилась Настя, и её глаза широко распахнулись. – Разве ты покупал его не специально для меня?
– Нет, что ты… конечно, для тебя. А для кого же ещё? – поспешно захлопнув коробочку, Леонид торопливо убрал её в карман пиджака, и от его излишней суетливости Насте опять стало не по себе. – Так я тебе угодил? – занервничал Леонид, заметив в глазах девушки растерянность.
– Разве можно не угодить таким чудесным подарком?
Боясь расстроить мужа, Настя тепло улыбнулась, вытянула перед собой руку, и тут её сердце неожиданно пропустило один удар. Сначала Настёна не поняла, отчего это произошло, но потом почувствовала, как у неё от лица отливает вся кровь и каждая клеточка тела наполняется щемящей обидой. Медленно, словно во сне, она поднесла руку к глазам и едва удержалась от того, чтобы не вскрикнуть. На кольце имелась достаточно глубокая царапина, сделанная явно не вчера.
– Лёня… – Настя подняла глаза на мужа. – Скажи, где ты взял это кольцо?
– Что значит где взял? – желваки Тополя дёрнулись. – Там же, где все: в магазине.
– Ты купил его в магазине? – с сомнением в голосе повторила она. – А в каком? В комиссионном?
– Чего это тебе вдруг пришло в голову?
– Лёнь, можно мне посмотреть коробочку? – Настя требовательно вытянула руку вперёд.
– Зачем она тебе? – в синих глазах Тополя метнулось беспокойство.
– Мне хотелось бы её подержать в руках.
– Ну что за детство! – принуждённо рассмеялся он. – Тебе что, колечка мало?
– Мало, – уронила она и пристально посмотрела Тополю в глаза. – Хочешь, я скажу, почему ты прячешь её в кармане?
– Почему?
– Потому что она не новая. Как, впрочем, и само кольцо, – лицо девушки выражало брезгливость. – Возьми его обратно. Я не хочу иметь вещей из комиссионки, неизвестно в чьих руках побывавших и неизвестно кем ношенных.
– Почему же неизвестно? Известно!
Задетый словами молодой жены за живое, Тополь взял из рук Насти злополучное кольцо и спокойно положил его обратно в потёртую бархатную коробочку.
– И чьё же оно?
– На данный момент твоё, – Леонид щёлкнул крышкой и убрал украшение в карман пиджака. – Если тебе оно не по вкусу, так и скажи, я настаивать не стану.
– Подожди… – Настя приложила кончики пальцев ко лбу. – Я что-то не поняла, что значит на данный момент?
– То и значит, – ровно проговорил Тополь.
– А чьим оно было до меня? – от звона в ушах Настя плохо слышала даже себя, не говоря уже о муже.
– Зачем тебе это нужно? – недовольно спросил Леонид. – Разве тебе недостаточно, что сегодня я подарил его тебе?
– Неужели это кольцо… твоей бывшей жены? – от потрясения Настя едва шевелила губами. – А если это так, то вопрос – какой из трёх? – Она на мгновение застыла и криво усмехнулась. – Или оно, как переходящее красное знамя, доставалось по наследству каждой, кто брал твою фамилию?
– А если даже и так, что тогда? – Леонид вызывающе вскинул подбородок.
– Ты хочешь сказать, что каждый раз, уходя из дома, забирал подаренные украшения с собой? – подобная дикая мысль не укладывалась в Настиной голове. – Этого не может быть…
– Почему может? – с вызовом произнёс Тополь. – Мне кажется, в этом нет ничего неестественного. Когда женщина находится на моём содержании, она имеет право пользоваться всеми вещами, которые я предоставляю в её распоряжение. Но если наши отношения окончены… – он выразительно пожал плечами. – Назови хоть одну причину, по которой я должен оставлять все эти вещицы в чужих руках?
– Ты хоть сам слышишь, что говоришь? – словно испачкавшись в грязи, Настя вытерла ладонь об юбку.
– А что я такого необыкновенного сказал? – удивился Леонид. – Почему я должен тратить свои деньги на то, на чём можно сэкономить? Разве это плохое кольцо?
– Да как же ты не понимаешь! – чувствуя себя оплёванной, Настя едва удерживалась от слёз. – Ты начинаешь новую жизнь, забирая в неё старые вещи, принадлежавшие другим женщинам! И у тебя хватает наглости передаривать ношеную-переношеную вещь снова и снова?
– Я тебе говорю ещё раз: незачем тратить лишние деньги, если можно обойтись без этого. Зачем все эти глупости? Вещи, выбранные мной однажды, ничуть не хуже тех, что лежат на витринах магазинов сегодня, а некоторые даже и лучше.
– Да как же я смогу носить что-то, принадлежавшее твоим бывшим жёнам?! – из глаз Насти брызнули слёзы. – Ты хоть немного подумай!
– А что здесь думать? Надевай и носи. Кто узнает, кому это кольцо принадлежало раньше? Если ты сама не скажешь – никто, уверяю тебя.
– Достаточно того, что я буду знать об этом! – от обиды и унижения Настя готова была провалиться сквозь землю.
– Зачем такие нервы? – развёл руками Тополь. – Если тебе это неприятно, давай просто уберём все эти вещи на какую-нибудь полку и забудем об их существовании. Тебя никто не заставляет их носить. Если передумаешь, то всегда сможешь ими воспользоваться, если нет – дело твоё и только твоё.
– А женихом ты был щедрее… – попыталась улыбнуться Настя.
– Золотко, не стоит путать туристическую поездку с эмиграцией, – нравоучительным тоном сказал Леонид. – Семейный бюджет – это не игрушки, и не нужно разбрасываться деньгами направо и налево без крайней надобности, потому что богат не тот, у кого много денег, а тот, кто умеет ими разумно пользоваться.
* * *
Дни шли своим чередом, и через какое-то время неприятная история с кольцом стала постепенно уходить в прошлое, оставив в душе лишь лёгкий налёт досады и ещё какое-то непонятное чувство, похожее не то на обиду, не то на брезгливость. Нет, Настя не забыла об этом происшествии. Время от времени перед её глазами помимо воли и желания всплывала алая коробочка с пожелтевшей атласной подушечкой, в центре которой лежало злополучное колечко. Но день ото дня воспоминания эти становились всё туманнее, всё неразличимее, пока наконец не отодвинулись настолько, что память о них перестала вызывать в сердце Насти хоть какие-нибудь эмоции.
Пожалуй, за первые четыре месяца совместной жизни, кроме этой ничтожной неприятности, упрекнуть своего мужа Настёне было в общем-то и не в чем. Всегда внимательный и корректный, Леонид никогда не жалел для молодой жены ласкового слова. Нахваливая подгоревшие котлеты и недосоленные борщи, он неизменно улыбался, и от этой улыбки сердце Насти переполнялось теплом и желанием сделать для любимого что-нибудь необыкновенно приятное и замечательное.
Стараясь угодить мужу, она могла часами наглаживать его брюки и рубашки, забывая о собственной усталости и думая только о том, как он будет выглядеть в той или иной вещи. Чистка обуви, доставлявшая раньше столько отрицательных эмоций, теперь не казалась Насте таким уж отвратительным занятием, наоборот, надраивая до блеска ботинки милого, она получала удовлетворение от своей работы, и время, потраченное на это, потерянным отнюдь не считала.
К инициативе жены Леонид относился весьма положительно. Любить себя – вообще дело приятное и ничуть не обременительное, но ощущение, что твою божественную особу любит кто-то ещё, и любит от всей души, доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие.
Конечно, нет ничего необыкновенного в том, что Насте хотелось ухаживать за ним. Считая себя эффектным мужчиной, Тополь принимал все знаки внимания со стороны жены если не как само собой разумеющееся, то по крайней мере как нечто, являющееся обязательным приложением к данному браку. Но та безграничная жертвенность, с которой Настенька отдавала ему всю себя без остатка, была настолько трогательна и непосредственна, что в душе Леонида невольно возникало чувство умиления этим юным созданием.
Единственное, что слегка омрачало его жизнь, так это постоянная необходимость выражать вслух свою благодарность за те маленькие услуги, которые оказывались ему Настей в качестве законной супруги, тем более что ничего особенного или из ряда вон выходящего в них не наблюдалось. Наверное, исключительно из-за молодости девочка ждала похвалы за каждое произведённое действие, сделанное для его блага. Но подобная реакция казалась Леониду ненормальной и вызывала у него странную ассоциацию с дрессурой маленьких собачек в цирке. Нет, всё, что делала для него эта девочка, было, безусловно, приятно и замечательно, но раздавать кусочки рафинада за каждое верное па было в какой-то степени даже оскорбительно.
Глажка белья, уборка квартиры, приготовление обеда – всё это являлось делом обыденным, прилагающимся к колечку, надетому на пальчик возлюбленной в загсе, и не требующим каких-то дополнительных одобрений или похвал. Безусловно, добрых слов для жены Леониду было абсолютно не жалко, тем более что вся эта словесная дребедень не отнимала много времени, но запросы Насти день ото дня становились всё глобальнее, и теперь, не получая своей порции одобрительной похвалы, она вела себя, можно сказать, вызывающе.
Неизвестно, кто настроил её подобным образом, может, мать, а может, кто-то из подруг, но в последнее время в её глазах появилась странная резь, пугающая Леонида и наводящая на нехорошие мысли. Пока внешне всё оставалось, как и прежде, но каждый раз, принимаясь за какое-нибудь хозяйственное дело, Настя несколько секунд внимательно смотрела на мужа, словно взывая к его совести и предлагая взять часть забот на свои плечи. Разговоров на эту тему пока не было, но молчаливый взгляд являлся первым симптомом того, что вскоре следовало ожидать перемен, и притом не к лучшему.
Включаться в хозяйственную деятельность по дому в планы Леонида не входило. С учётом беременности дочери с различными аспектами данной проблемы должна была справляться тёща. Но та почему-то помогать не спешила, ограничиваясь редкими телефонными звонками, и это невольно настораживало.
Конечно, помыть посуду или пропылесосить пол Леонид мог бы и сам, но определённые моральные принципы не позволяли ему заниматься подобной глупостью. Ведь привыкнув к его непосредственному участию в совместных акциях, Настя могла решить, что такой порядок вещей её устраивает больше, и в конечном итоге неприятностей могла бы быть масса. Заниматься текучкой по дому Леонид не собирался. Достаточно того, что он вкалывал на производстве, и одно это уже должно освобождать его от всего остального.
Предчувствие грядущих неприятностей с каждым днём становилось всё сильнее. Не удовлетворяясь старой порцией похвал, Настя требовала всё больших усилий с его стороны, а когда, с её точки зрения, Леонид был недостаточно убедителен и красноречив, на её личике проступало выражение явного неудовольствия. С раздражением брякая грязными тарелками, она косилась на Леонида, молчала, но её губы всё чаще и чаще недовольно поджимались.
Напуганный зловещими симптомами, Тополь предпринял крайнюю меру и стал приходить с работы совсем поздно. Задерживаясь на несколько часов сверхурочно, он приносил чуть больше денег в семью, рассчитывая таким образом сразу убить двух зайцев: задобрить неизвестно отчего заартачившуюся жену и разрядить обстановку в доме с помощью более редкого контакта, по крайней мере до рождения ребёнка.
Загадывать дальше не имело смысла, но три месяца подобный манёвр просуществовать мог легко. С рождением же малютки измениться может многое, в том числе и отношение ко всему происходящему матери Насти, Марины Дмитриевны. Увидев, насколько тяжело приходится единственной дочери, тёща непременно дрогнет и, сменив гнев на милость, возьмёт часть неприятных хлопот на свои плечи. Освободившись хотя бы от части забот, Настя обязательно воспрянет духом и пересмотрит свою точку зрения в положительную для мужа сторону.
Восхищаясь своими хитроумными замыслами, Леонид хвалил себя за сообразительность и умение подходить к любой ситуации гибко. Уверенный в своей неотразимости и надёжности чувства своей юной избранницы, он уже почти успокоился, когда над его головой нежданно-негаданно разразилась гроза, напрочь смешавшая все его планы и заставившая усомниться в собственной неуязвимости…
– Я пришёл!
Вытащив ключ из замочной скважины, Леонид закрыл дверь и с удивлением прислушался к звуку работавшего в большой комнате телевизора. Судя по тому, что в квартире горел свет и пахло чем-то жареным, Настя была дома. Небрежно скинув ботинки, Тополь поискал глазами тапочки, но на привычном месте их почему-то не оказалось. С удивлением посмотрев на своё отражение в большом зеркале, висевшем напротив входной двери, он пожал плечами.
Пропажа тапочек – факт странный сам по себе. Каждый день, приходя с работы, он неизменно находил их на одном и том же месте, аккуратно стоящими на специально отведённой для этой цели полочке. Но Леонида до глубины души поразило даже не столько отсутствие привычного атрибута домашнего отдыха, сколько отсутствие законной жены у входных дверей в момент его появления в квартире.
Ежевечерняя церемония встречи глубоко уставшего человека с работы являлась раз и навсегда установленным семейным ритуалом, об изменении которого не могло быть и речи. Суть этого церемониала сводилась вовсе не к элементарному приветствию, полагающемуся при встрече, а к своего рода показательной демонстрации семейной иерархии. Приветствуя хозяина дома, Анастасия каждый раз подтверждала незримое превосходство Леонида и свою полную готовность соответствовать существующему порядку.
Повесив плащ на вешалку, Тополь секунду помедлил, но потом решительно двинулся на доносившийся из комнаты звук.
Настя сидела в кресле, положив ноги на табуретку и, с удовольствием глядя в экран телевизора, хрустела засахаренными орешками. Рядом на журнальном столике стоял большой пакет с персиковым соком и лежало несколько модных иллюстрированных журналов.
– Ты, наверное, не слышала, я пришёл с работы, – в словах Тополя не было прямого укора, но голос звучал так, чтобы Насте стало понятно: он недоволен допущенным ею промахом.
– Привет! – не в силах оторваться от телевизора, Настя слегка повернула голову к мужу, стоящему в дверях.
– Почему ты не вышла меня встречать? – В его тоне послышались металлические нотки. – Я пришёл, меня никто не встречает… Что произошло? Ты больна?
– Разве беременной обязательно быть нездоровой, чтобы остаться в удобном кресле при появлении мужа? – увидев, что по экрану пошли титры, Настя убавила звук и наконец-то повернулась к Леониду.
– Ты говоришь так, будто вчера или позавчера ты беременной не была, – холодно бросил он.
– Не понимаю, чем ты недоволен, – нисколько не смущаясь, передёрнула плечами Настя. – Ты пришёл с работы, я дома, ужин на плите. Что тебе ещё нужно?
– Вообще-то не мешало бы уделить мне немного внимания.
– Ты тоже беременный? – Настя потянулась за новым орехом.
– Что за тон?!
От неожиданного сопротивления этой пигалицы, обычно с обожанием смотревшей ему в рот, Леонида передёрнуло. Это ничтожество, малолетняя соплюшка, ещё несколько месяцев назад скромно опускавшая глазки, соглашавшаяся с мужем буквально во всём и трепетно внимавшая каждому его слову, позволяла себе разговаривать с ним так, как ни одна из трёх предыдущих жён.
– Ты давай-ка снизь обороты, мне нервничать вредно, – как ни в чём не бывало проговорила Настя.
– Интересненькое дело… – с угрозой протянул Тополь. – Значит, человек пришёл с работы, уставший, голодный…
– Мне покормить тебя с ложки или уже начинать тренироваться вскармливать грудью? – Настя вскинула брови и с удовольствием отметила, что лицо мужа вытянулось. – Если ты плохо слышащий, могу повторить: ужин на плите. Где стоят тарелки, ты знаешь.
– Это что за нововведения? Кто у тебя сегодня был?! – Тополь почувствовал, как в лицо ударила кровь. – Кто научил тебя подобным штучкам?! В доме не прибрано, бельё не переглажено…
– Пшено от риса не отделено, и семь розовых кустов еще не расцвели, – закончила за мужа Настя. – Во-первых, прекрати орать, а во-вторых, я тебе что, бесплатная домработница? Если тебе нужна свежая рубашка – утюг в шкафу, возьми и погладь сам, слава богу, руки-ноги есть. Что же касается пола, пыли и всего прочего, с сегодняшнего дня я убираться не намерена, это слишком губительно для моего здоровья и здоровья нашего будущего ребёнка.
– Полагаешь, утонуть в грязи для твоего здоровья будет лучше?
– А почему мы должны утонуть в грязи? – Настёна наивно захлопала ресницами.
– Потому что если в доме не убираться, то так скоро и произойдет, – наставительно проговорил Леонид. – Это жизнь, девочка, и ты должна понять, что кто-то должен вытирать пыль и мыть полы, выносить мусорное ведро и чистить раковину.
– А почему бы этим не заняться тебе? – Настя в упор уставилась на Леонида.
– Мне?! – от неожиданности Тополь лишился дара речи.
– Тебе, – Настя взяла с блюдца последний орешек и, секунду подумав, протянула его мужу. – Хочешь?
– Я буду мыть полы?! – синие глаза Тополя потемнели от негодования. – Ты соображаешь, что говоришь?! Ещё скажи, что я должен чистить сантехнику и варить манную кашу!
– А почему бы и нет?
– Да ты совсем с ума сошла! – от возмущения глаза Тополя чуть не вылезли из орбит. – Это что, мужское дело? Застрять между половых тряпок и алюминиевых кастрюлек – это дело?
– Конечно, намного приятнее прийти с работы, упасть в кресло и умирающим голосом потребовать себе еды, – не моргнув глазом, парировала Настя. – Скажи, милый, а в трёх предыдущих браках ты тоже жил тунеядцем?
– Откуда ты набралась этой гадости?! – взъярился он. – Надо же, столько времени была такой тихоней, и на тебе, выдала.
– А ты думал, я буду сопеть в тряпочку до пенсии?! – впервые за всё время разговора Анастасия повысила голос. – Значит так, слушай меня внимательно и запоминай. Всему на свете приходит конец, и терпению тоже. Если ты собрался строить семью – строй, а не виси у меня на шее ярмом. Я говорю тебе это в первый и последний раз, повторять больше не буду. Или ты берёшься за ум и начинаешь жить по-человечески, а не как амёба, или я собираю вещи и ухожу от тебя насовсем к матери.
– Ну, это мы ещё поглядим… – криво усмехнулся Леонид, но в тот же момент отчётливо осознал, что его беззаботная жизнь кончилась.
* * *
– Это ещё что, вот у Вички парень чего отчебучил! – подцепив ложечкой густое клубничное варенье, Алёна быстро поднесла ко рту и слизнула готовую сорваться вниз каплю. – Пошла она позавчера со своим Витькой на свидание. Назначила у «Пушкина» на пять, а сама явилась почти в шесть, ну, вы же знаете Вичку! Ей прийти вовремя – нож острый. Витька стоит, с ноги на ногу переминается, от холода уже весь сине-зелёный, того и гляди Снегурочкой станет. – Представив Витьку в новогоднем костюме Снегурочки, Алёна заразительно засмеялась, а следом за ней захохотали и остальные девчонки. – Стоит, значит, этот страдалец, ждёт. Куртка нараспашку, рубашка на двух пуговицах, будто не март, а лето красное. А наша Вичка и не торопится, цену себе набивает.
– Донабивается, – Юля развернула шоколадную конфету и отправила её в рот целиком. – Как-нибудь опоздает часа на два, придёт, а Витьки и след простыл.
– Хо-хо! – Алёнка лучезарно улыбнулась. – Он что, один на свете? Не будет Витьки – будет Пашка, или Сашка, или всё равно кто, мужиков – как грязи, неужели ещё за них держаться? Молодец Вичка, пусть этот Ромео своё место с самого начала знает. Ты ещё скажи, что это ей следует стоять его ждать! Да он должен быть просто счастлив, что она вообще соизволила прийти!
– И то правда, – согласилась Юля. – Ну, а дальше-то что? Пришла она к «Пушкину»…
– Пришла она к «Пушкину», – продолжила Алёна, – Витька, конечно же, обрадовался. Ну, цветочки там, охи-ахи, – в общем, обычный набор, – махнула она рукой. – Идут они по Тверской, гуляют, наша Вичка между делом присматривает, что бы такое из Витька выудить, а он какой-то странный…
– Денег, что ли, с собой не взял? – от такого страшного предположения глаза Юли округлились. – Тогда зачем на свидание звал?
– Да нет, с деньгами у Витьки всё в порядке, стала бы наша Вичка с нищим шуры-муры разводить!
– А чего ж тогда странный, раз деньги есть? – удивилась Юля.
– Да вот и Вичка сначала никак не могла понять, в чём дело, – Алёна отхлебнула из кружки чай. – А потом выяснилось, да тако-о-ое…
– Ну, что, говори, не тяни! – добавив всем чаю, Настёна присела на табуретку возле подружки.
– Не знаю уж, чего этому гаврику стукнуло, но только он вдруг ни с того ни с сего предложил Вичке выйти за него замуж! Вы представляете?!
– Вот здорово! – обрадовалась Настёна. – И она согласилась?
– Вичка что, дура? – лицо Алёнки вытянулось от удивления. – На хрена ей этот Витёк сдался?
– Но она же с ним встречалась?
– Ну и что из того? Мало ли, кто с кем встречается? Что же теперь за каждого нужно замуж бежать? – Алёнка облизала сладкую ложку с обеих сторон. – Сама посуди, он ей как корове бантик. Квартиры нет, машины – тоже, денежки у него родительские, сегодня есть – завтра нет. И что она с ним будет делать? И потом, у нашей Вички в голове ветер – в попе дым.
– Но он же, наверное, её любит, раз замуж позвал… – растерялась Настя.
– И пусть себе любит, – пожала плечами Алёна. – Разве ему кто-то мешает любить её дальше?
– Ну и правильно сделала, я бы тоже не согласилась, – одобрила поступок Вички Юля. – Чего хорошего замужем? Ещё успею нагладиться да настираться, а, не дай бог, дети пойдут!.. – она трижды сплюнула через левое плечо и вдруг увидела побледневшее лицо Насти. – Настьк, тебя это не касается, ты же по любви замуж пошла. Это я про себя. У тебя же всё в порядке?
– У меня – да, – стараясь казаться уверенной, улыбнулась Настя и тут же почувствовала, что безумно завидует подругам.
Неожиданный приезд девчонок её обрадовал. Сама она никуда не выходила, ноги отекали настолько, что ни в одну обувь Настя просто не влезала, к тому же чувствовала она себя просто отвратительно.
Неизвестно откуда появившийся токсикоз мучил её безбожно, выворачивая наизнанку по сто раз на дню и доводя чуть ли не до истерики. Удачно проскочив эту неприятность в первые шесть месяцев, Настёна попалась тогда, когда уже и не ожидала ничего подобного. Если бы недомогание наступало от запаха какого-нибудь определённого продукта, с этим еще можно было бы как-то мириться, но Настю мутило буквально от всего, и от одного только вида еды к её горлу подступала дикая тошнота.
Весёлая трескотня девчонок на какое-то время отвлекла её от собственных проблем, заставив забыть и о токсикозе, и об отёкших ногах, и о ноющей пояснице. Слушая их болтовню, Настя испытывала чувства радости и зависти одновременно.
С одной стороны, слушая о приключениях общих знакомых, она получала ни с чем не сравнимое удовольствие соприкосновения с той жизнью, которая бурлила за порогом её дома и к которой она теперь, увы, уже не имела никакого отношения. С другой – помимо её воли и желания душа переполнялась горькой обидой. Сравнивая своё прозябание в ненавистных стенах, ставших чуть ли не тюрьмой, с лёгкой и красивой жизнью подружек, Настя была готова выть от отчаяния. Семь месяцев назад она своими руками вырыла себе могилу, и теперь возврата к прежнему для неё уже не существовало.
– А что произошло в пятницу! – прервала невесёлые размышления подруги Юля. – Закончилась у нас последняя пара, мы с ребятами пошли покурить на площадку. Только затянулись – чешет наша замдекана. Мы не долго думая – за угол, кому же охота в учебную часть? Она – за нами. Да где ей! Тётка толстая, тяжёлая, пока доплинтухала – нас и след простыл! – весело засмеялась она. – А потом мы рванули в «Садко».
– Так там же дорого! – невольно вырвалось у Насти, и тут же, пожалев о своих словах, она прикусила язык, моля Бога сделать так, чтобы на её реплику никто из подруг не обратил внимания.
– Ну и что? – хлопнула ресницами Алёнка. – Платили-то не мы с Юлькой, а мальчишки. Неужели мы заслуживаем только эскимо на палочке? Пусть раскошеливаются. Чем больше потратят, тем больше будут ценить.
– Настька, жаль, тебя с нами не было, там такая медовуха, закачаешься! – с восторгом воскликнула Юля. – Сначала пьёшь – ничего, как компот, а потом – обалдеть, голова светлая, а ноги совсем не слушаются. Так прикольно! Мы там проторчали часа два, наверное, не меньше. Ты когда-нибудь настоящую медовуху пила?
