Текст книги "Иллюзия любви. Ледяное сердце"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– Что вы делаете? – Проводница бросила обеспокоенный взгляд на подошедших молодых людей с огромными рюкзачищами за спиной. – Я всё равно не смогу пустить вас в вагон, даже если вы ляжете поперёк рельсов.
– А что, это идея! – Семён, серьёзно нахмурившись, скинул рюкзак и шагнул к краю платформы. Все остальные, переглянувшись, сделали то же самое.
– Да вы что, ненормальные?! – закричала проводница, как только пятеро парней уселись на край перрона и свесили ноги вниз. – Поезд же сейчас тронется! Вам же все кости переломает! Господи!.. – Спустившись на нижнюю ступеньку, она уцепилась за поручни и окинула взглядом платформу, но, кроме провожающих, как на грех, никого поблизости не было. – Да что же это такое? Где их всех носит-то?!
– Товарищ проводник! – Неожиданно один из хулиганов встал и подошел к ней вплотную. – А может, договоримся, а? По двести за билет у нас нет, а вот по сто будет. Может, мы скинемся и обойдёмся без кассы?
– Без кассы?.. – Проводница ещё раз бросила взгляд на перрон, потом на часы. И с сомнением произнесла: – Вы понимаете, что будет, если вас найдут? Меня же уволят.
– А если не найдут? – Семён полез в карман джинсов, и тут же вся компания как по команде поднялась на ноги. – Ну, так что, договоримся?
– Стоило бы отправить вас всех в милицию… – неуверенно протянула она и вдруг улыбнулась.
И Семён с облегчением вздохнул: дорога на Москву была открыта.
* * *
– Нет, главное дело, этот меня под танки бросил, а сам – моя хата с краю. – Бяшка мотнул головой в сторону Семёна и потянулся за бутылкой с минералкой, стоявшей на столике у окна. – Яму-то он выкопал, кур туда бросил, а засыпать всё это землёй у него времени не хватило!
– И чего ты людям мозги компостируешь? – Тополь вырвал бутылку из рук Серёги. – Кур я в яму покидал, маленько земелькой присыпал, а сверху лапником завалил. Мало того лапник, там же ещё два спальника было – чем не перина?
– А про лопату ты забыл? – с укоризной протянул Бяшка. – Кур-то ты зарыл, а сапёрную лопатку куда дел, не скажешь?
– Под лапник пихнул.
– Вот почему тебе её не пихнуть загнутыми краями вниз, а? – Бяшка сморщился и потёр рукой правый бок. – Нет, как назло, он уложил её остриём кверху!
– Хорошо, что хоть так догадался, а то бы этой самой лопатой нам всем головы раскроили, – заметил Толик, взял свою бессменную «Селгу» и уже хотел настроить её на какую-нибудь волну, как поймал возмущённый взгляд Тополя. – Нет, а чего? Запросто огрели бы каждого по разику – и ищи свищи! – Решив попусту не обострять отношений, он с сожалением вздохнул и поставил радиоприёмник на столик.
– Ну да, тебе легко говорить, ты у костра банки с тушёнкой вскрывал, а мне эта лопата в бок врезалась. Лежу я, калачом свернулся, за живот держусь, а самого и вправду чуть не тошнит. – Бяшка вцепился пальцами в свой рыжеватый чуб, свисавший на глаза светлой линялой тряпицей. – В палатку-то их всего двое залезло, а по голосам слышу, что их там целая толпа набежала.
– Человек, наверное, двенадцать было, да? – Гешка повернулся к Толику. – А может, пятнадцать.
– Да ну, скажешь тоже, – отмахнулся тот.
– А сколько же?
– Ну, восемь-десять, не больше.
– Может, их там было и немного, мне же не видно, но орали они так, будто вся деревня собралась, – пояснил Бяшка. – Заходят эти двое в палатку – и давай рюкзаки потрошить, причём на меня – ноль внимания, фунт презрения, словно я там для мебели. Вытряхнули всё, потом ухватились за край спальника и меня на землю скинули, как щенка, честное слово! – Бяшка возмущённо фыркнул. – Потом слышу, ещё какие-то голоса. Эти двое тоже услышали, обыск прекратили и переглянулись, видимо, голоса незнакомые.
– Это ребята с соседней стоянки подошли. Они тоже деревенских заметили, вот и подтянулись к нам, чтобы, если что, москвичей побольше было, – пояснил Гешка.
– Да они не из Москвы, – Толик взял гитару и принялся её настраивать, – они из Астрахани, тоже на недельку на Селигер приехали.
– Какая разница, откуда они. Главное, что вовремя подтянулись, а то ещё неизвестно, чем бы это всё закончилось.
– Да, когда деревенские увидели, что силы, в принципе, равны, разговор пошёл другой, – согласно кивнул Толик.
– А помните, как этот, который всё круги вокруг костровища нарезал, упёрся – и ни в какую: видел я этого рыжего у сарая, и всё тут! – вступил в разговор Димка. – Мы ему – у него отравление, не мог он находиться у твоего сарая никак, а тот – я своими глазами видел. Упёртый, чёрт.
– Да, когда астраханцы подошли, деревенские малость обороты сбавили, – усмехнулся Гешка.
– Ещё бы не сбавить! Только у них дубины в руках, а у нас – топоры да лопаты…
– Да ладно тебе, всё равно бы ты этим топором никого не убил. – Толик наклонился к деке и прислушался к звуку, издаваемому струнами.
– На самом деле, это ещё неизвестно, кто кого, – сидя в безопасности в тёплом вагоне, расхрабрился Бяшка. – Да если на то пошло, деревенским ещё повезло, что мы не полезли в драку.
– Уж если на то пошло, ничего бы не случилось, если бы вас не понесло в чужой сарай, – тут же остудил его пыл Тополь.
– Ну ладно, теперь всю жизнь будешь вспоминать! – Бяшка скорчил недовольную мину. – Нашёлся правильный!
– Если бы ребята вовремя не появились, ещё неизвестно, чем бы всё это закончилось. – Тополь потянулся за своей гитарой. – Да этих кур проще было купить.
– Да? И кто бы нам их продал?
– Ты чего, голодал, что ли? Полные рюкзаки жратвы!
– Ага, полные! – Бяшка язвительно сморщился. – Чего ж вы нас тогда в деревню-то оправили?
– Начнём с того, что вас никто никуда не отправлял. – Семён расстегнул мягкий чехол, в котором хранилась гитара.
– Может, хватит, а? – не выдержал Толик. – Давайте закончим этот разговор. Вы мне лучше скажите, кто точно знает, что такое дефолт?
– Опять ты со своей политикой! – недовольно проворчал Семён. – Ты можешь не грузить нас всякой чушью?
– Нет, интересно, из-за этого дефолта мы чуть на перроне не остались, а тебе опять всё до лампочки! – удивился Анатолий. – Между прочим, пока ты вчера с удочкой закатом любовался, я поймал одну интересную волну…
– Ну, началось… – Тополь откинулся назад, всем своим видом показывая, что не намерен вникать в навязчивые бредни Толика.
– Ты сначала дослушай, а потом морду криви! – Внезапно в голосе Толика, как правило всегда идущего на компромисс и старающегося обойти острые углы, послышалось раздражение.
– Ты чего заводишься? – оторопел от неожиданности Семён.
– В чём-то ты такой умный, прямо куда бежать, а в чём-то… – Он замялся, даже в запальчивости не желая прибегать к ненужным эпитетам. – Между прочим, курс доллара в Москве почти тридцать вместо шести, как было. Тебе это ни о чём не говорит?
– А о чём это мне должно говорить? – беспечно хмыкнул Тополь. – Ну, подорожает там что-то, не смертельно же! Оно и так каждый месяц дорожает, и без дефолта. Поверь мне, Толька, это всё игрушки власть имущих: сегодня доллар стоит тридцать, завтра – снова шесть или десять, тебя-то это каким боком касается? Ты что, миллионами ворочаешь?
– Ну ты даёшь… – растерянно протянул Анатолий и провёл ладонью по аккуратно стриженной бородке.
– А что – даёшь? Вот пиво выпустили, девятку, это меня касается, «Роллинг Стоунз» в Москву приехал – событие. А то, что там папа римский на пару с Фиделем разрешил на Кубе отмечать Рождество, мне, признаться, до фонаря, жили они тысячу лет без Рождества, и ещё бы пусть тысячу жили, мне-то что?
– Слушай, при чём тут папа римский? – обалдело заморгал Толик.
– А при том, что нечего захламлять свою голову всякой чушью. Сегодня доллар такой, завтра будет другой, а послезавтра – третий, что ж мне теперь, не жить?
– Я не знаю, жить тебе дальше или как, но вчера америкашки вещали такое, что в голове не укладывается. Я, правда, не всё понял, глушили сильно, да и с английским я не очень, но кое-что разобрал.
– И что же?
– Что в Москве почти как во время войны, продукты скуплены под ноль, даже лежалых макарон и тех нет.
– На хрена мне макароны? – усмехнулся Тополь. – От них только брюхо пухнет.
– Может, макароны тебе и ни к чему, – задумчиво протянул Толик, – только я вот о чём подумал. Ты говорил, что перед отъездом занял деньги, причём в долларах, и тут же перекинул их в рубли.
– Ну? – неожиданно лицо Тополя начало бледнеть.
– Сколько ты занял-то, две?
– Две.
– Значит, чтобы отдать их обратно, тебе придётся две тысячи покупать в обменке?
– Ну, да… – Сглотнув, Тополь замер, в его ушах тоненько-тоненько начало звенеть. – Две с половиной на тридцать… – Губы Семёна вдруг стали непослушными, и он ощутил, как, провалившись куда-то в пустоту, его сердце почти перестало биться. Либо через два месяца и пять дней у него на руках окажутся семьдесят пять тысяч рублей, либо ему не поможет никто, ни добрый Фидель, ни папа римский, ни сам Господь Бог.
* * *
– Привет, какими судьбами? – Францев перебросил через плечо спортивную сумку и протянул руку Семёну.
– Да такими же, какими и ты, – не замедляя шага, Тополь пожал руку Вадима и повернулся чуть боком, демонстрируя свой рюкзак. – И когда эта физкультура только закончится? Третий курс, а мы всё как проклятые круги по стадиону нарезаем. Ближний свет – Лужники. Мне эта Южная арена уже осточертела.
– Так не ходил бы, всё равно за сессию платишь.
– Если бы мог, не ходил, – уклончиво отозвался Семён.
– Ты с хвостами-то разобрался?
– Разобрался, – Тополь тяжело вздохнул, – почти.
Вадик уже открыл рот, чтобы спросить, что означает это многозначительное «почти», но, увидев нахмуренные брови друга, передумал. Если бы Сёмку выгнали за неуспеваемость, он бы сейчас не шёл в том же направлении и не нёс бы в рюкзаке спортивную форму, а значит, вопрос об отчислении он как-то урегулировал. В конце концов, это дело Семёна, и напрашиваться на неприятности, засовывая свой нос куда не просят, не стоило.
– Слушай, мы тут с ребятами решили в последние выходные сентября поехать на природу: шашлычки там и всякое такое… Ты как?
– Даже не знаю, дел полно, – неопределённо пожал плечами Семён.
– Да их всегда полно. – Вадим поправил на переносице тяжёлую оправу очков. – Давай-ка, плюнь на все дела и поехали с нами. Игорёк к себе на дачу звал, это где-то во Владимирской области. Говорят, там по осени грибов – прорва, сходили бы. Тем более что не на электричке, Мишка и Денис на колёсах будут, так что на всех места хватит. Кстати, ты, наверное, ещё не знаешь, Дэн своей машиной обзавёлся. Он же всё на отцовской рассекал, а на этот день рождения его папенька расщедрился и купил ему «четвёрочку», правда бэушную, но всё же. Мы, когда у Ирки на сорока днях были, он на ней приезжал. Такого цвета, – Вадик неопределенно покрутил в воздухе рукой, – как бы тебе сказать, не то тёмно-зелёная, не то цвет морской волны… как-то он говорил…
– Мурена, что ли? – подсказал Семён.
– Точно! – просиял Вадим. – Мишка на отцовской «Волге» был, а Дэн на своей птичке. Знаешь, как он её зовёт? Головастик. Правда, смешно?
– Головастик? – Семён улыбнулся. – Это в духе Дэна. Слушай, а про какие сорок дней ты говоришь?
– Как же… – Францев растерянно заморгал. – А ты что, ничего не знаешь?
– А чего я должен знать?
Семён мельком взглянул на запылённые окна кафешки, в которой почти каждый раз, возвращаясь с физкультуры, они пили коктейль. Тёплый, кислый, с упругой белой пеной, напиток, по правде сказать, был отвратительным, но выбирать не приходилось, потому что в меню этой забегаловки ничего другого просто не значилось.
– Ну как же… – снова повторил Вадим, – Ирка… Хрусталёва Ирка. Она же ещё летом умерла.
– Как это умерла? – От неожиданности Семён даже остановился. – Ты чего болтаешь-то, Францев?!
– Ничего я не болтаю, – обиделся Вадим. – Об этом весь институт знает, и, если бы ты почаще там появлялся, тоже бы знал. На сорок дней почти вся группа пришла, кроме тебя. Я ещё подумал, что вы с Хрусталёвой были в контрах, вот её мать тебя и не позвала.
– А чего мне никто сказал?
– Я звонил, но тебя разве застать? – попытался оправдаться Францев. – То ты с кем-то в кино, то у кого-то на даче, потом мать сказала, что ты на Селигер уехал. Между прочим, мог бы и сам хоть разочек за лето позвонить.
– И когда? – пропуская ненужную лирику, хмуро спросил Тополь.
– А вот когда ураган в Москве был, тогда всё и произошло. Тогда ещё по телевизору говорили, что девушку деревом убило, слышал? Только всё было по-другому. Ирка уже почти до подъезда дошла, когда в этот чёртов тополь молния попала. Одна из веток отломилась и упала на провода, те и оборвались! Если бы посередине, может, ничего бы и не произошло, Ирка бы успела до подъезда добежать, а так – где-то у самого столба. Ты же понимаешь, сколько на асфальте воды было? А провод под током, упал вниз, представляешь, какое там напряжение? Ну, вот и всё… – Вадик развёл руками. – Больше нечего рассказывать. Это семнадцатого июня произошло, а двадцать шестого июля мы все у неё и были. Я ещё тогда подумал, надо же какое совпадение, ветка отломилась не от какой-нибудь берёзы или ясеня, а именно от тополя. Представляешь?
– Что ты этим хочешь сказать? – с вызовом произнёс Семён.
– Да ничего. – Глаза Вадика беспокойно забегали, и лицо приняло растерянно-виноватое выражение. – Так, к слову пришлось…
– Пусть больше не приходится, – жёстко отрезал Семён.
– Хорошо… Ладно… – Под колючим взглядом Тополя Вадим весь сжался, втянул голову в плечи и стал казаться совсем маленьким. – Ты не обижайся, Семёныч, я глупость сказал. Бывает…
– Бывает, что и коровы летают, – недовольно проговорил Семён. – Надо же, вот новость-то, кто бы мог подумать…
Несколько минут Семён шёл молча, уставившись на трещины серого асфальта, расползающиеся в разные стороны угловатыми змейками, а Вадим торопливо семенил рядом, безуспешно пытаясь подстроиться под широкий шаг приятеля.
– Слушай, Вадька, ты не знаешь, у кого можно месяца на три стрельнуть денег? – думая о своём, вдруг неожиданно спросил Семён.
– Денег? – Сообразив, что Тополь переключился с гибели Ирки и его бездумно сказанных слов на что-то своё, Вадим с облегчением вздохнул. – А тебе много надо?
– Да как тебе сказать… тысяч пятьдесят.
– Сколько-сколько?.. – Открыв рот, Францев вытянул шею и изумлённо захлопал ресницами. – Кто ж столько даст? И потом… – Не зная, что сказать, Вадим растерянно развёл руками. – Сём, у тебя что, чёрная полоса, да?
– Чёрная дыра, – глухо бросил Тополь.
– Пятьдесят тысяч – это ж такая охренительная сумма… – На лице Вадима появилось беспомощное выражение. – Это что, как-то связано с институтом?
– Да брось ты! – Уже сожалея о вырвавшихся словах, Тополь нахмурился, и его брови сошлись на переносице. – Какой, к чёрту, институт? Тут – так, семечки.
Он протяжно вздохнул, хотел ещё что-то добавить, но в последний момент передумал. Затем неожиданно остановился.
– Семёныч, ты чего? – Францев непонимающе уставился на друга, ставшего вдруг похожим на манекен, осторожно коснулся его рукава, но тут же, будто опасаясь очередной вспышки его гнева, отдёрнул руку. – Тебе что, плохо?
Не отвечая на вопрос, Тополь наклонил голову и пристально вгляделся в трещины на асфальте, словно видя в них нечто такое, что мог разглядеть только он.
– Слушай, Вадь, сделай для меня доброе дело, а? – С усилием заставив себя оторваться от созерцания тротуара, Семён поднял голову и в упор посмотрел на Вадима. – Скажи физкультурнику, что я заболел, ладно?
– Заболел?! – округлил глаза Францев. – Ты чего, не пойдёшь на стадион? Потом же отрабатывать придётся. Федосеич тебя и так не жалует.
– Да чёрт с ним, с Федосеичем, – небрежно бросил Тополь. – Я тебя прошу, просто скажи, что я нездоров, и всё, а дальше я разберусь сам, хорошо?
– Как скажешь. – Пожимая плечами, Францев подумал, что путь до Лужников – не ближний свет, чтобы мотаться туда-сюда просто так, но благоразумно промолчал. Спорить с таким, как Тополь, – всё равно что плевать против ветра, выйдет себе дороже, да и бешеной собаке, как известно, семь вёрст – не крюк. – Семёныч, а если он спросит, чем ты болеешь, что ему сказать?
– Скажи, осень, обострение началось, – отмахнулся Семён.
– А чего обострилось-то, гастрит, что ли? – не желая попадать в неловкую ситуацию, уточнил Вадим.
– Да чего хочешь. Что придумаешь, то и обострилось.
– Ты учти, Федосеич это просто так не оставит, он потребует справку. Может, передумаешь, а? Зачем тебе дополнительные неприятности? Он же в деканат накапает.
– Знаешь, по сравнению с тем, что надо мной уже висит, очередной заскок Федосеича – детская забава. Пусть себе развлекается, плюсики и минусики в тетрадочке рисует. Ты просто скажи, как я просил, ладно?
– Ладно-то ладно, да как бы хуже не вышло… – неуверенно проговорил Вадим. – А ты… – он хотел добавить «куда», но вовремя вспомнил, что Тополь ужасно не любит, когда кто-то в его присутствии «кудакает», полагая, что все несчастья в дороге происходят именно из-за этой дурной привычки. – Слушай, насчёт денег… – Неловко замявшись, Вадик переступил с ноги на ногу. – Может, бросим по нашим клич, пусть скинутся, кто сколько сможет, хоть сколько-нибудь да наберётся, а?
– Спасибо тебе, Вадьк, но ничего кидать мы не будем. – Семён протянул Вадиму руку. – Мне кажется, я знаю, куда мне ехать и что делать, чтобы разрубить этот гордиев узел одним махом.
Ничего больше не добавляя, Тополь развернулся и быстро зашагал к метро, а Вадим поправил на плече тяжёлую сумку с формой и отправился за очередным плюсиком к грозному Федосеичу, без согласия которого о допуске к экзаменационной сессии нечего было и мечтать.
* * *
– Аля, я так больше не могу! – заломив руки, страдальчески воскликнула Загорская. – Ты не представляешь себе, какая это мука – быть всё время под наблюдением этого удава! Нет, я больше не выдержу, ещё немного – и я загремлю в сумасшедший дом на постоянное жительство! Ты не можешь себе представить, какая это пытка.
– Лидочка, милая, тебе осталось потерпеть совсем чуточку! – Альбина накрыла своей по-мужски жёсткой ладонью руку Лидии и с сочувствием посмотрела на подругу. – Боречка сделал всё, что смог: Семён уже запутался – дальше ехать некуда! Ты только подумай, как вовремя разразился этот дефолт: Тополь-младшенький весь в долгах как в шелках.
– Да мне-то что с этого?! – всхлипнула Лидия.
– Да как же? Всё идет у нас как надо. Вчера Борюсик разговаривал с этим недотёпой, Семёном. Оказывается, тот ходил к какому-то Юрию, хозяину клуба, где они по вечерам дренькают на своих гитарах. Этого Юрия лично я не знаю, но Боря говорит, что он чуть не женился на какой-то Хрусталёвой, с которой у Тополя года два назад был роман, и что будто бы эта девица недавно умерла… Так, что ли?.. В общем, там какая-то тайна, покрытая мраком. – Кусочкина пренебрежительно махнула рукой, давая понять, что все эти мелочи не особенно и важны.
– Что за девица? – Лидия удивлённо вскинула брови. – Я о ней никогда ничего не слышала.
– Да какая разница, тем более что её уже и в живых-то нет. – Боясь уйти в сторону от основной мысли, Альбина снова махнула рукой. – Чёрт с ней, с этой девахой, дело-то в младшеньком, ты же понимаешь! Боречка – мальчик здравомыслящий, зря бросаться словами не будет. Так вот, Боречка говорит, что, со слов самого Семёна, тот ходил просить денег у этого Юрия, причём предлагал оставить в залог квартиру своего родителя.
– Вот как? – Лидия заметно оживилась. – Я надеюсь, этот Юрий согласился?
– Нет, конечно!
– Нет?! – опечалилась Загорская. – Какая досада!
– Да что ты, Лидочка! – Альбина встала с табуретки, погасила газ под кастрюлей, в которой варился картофель, прихватила ручки кухонным полотенцем и стала аккуратно сливать воду в раковину. – С какой стати взрослый мужчина станет давать деньги не пойми кому?
– Он же предлагал оставить в залог квартиру.
– Лидочка, я тебя умоляю, какой залог? Зачем этому Юрию лишние проблемы? Он что, заработает на этом деньги?
– Вряд ли… – задумчиво качнула головой Лидия.
– Тогда зачем выискивать себе проблемы? – Альбина взяла из стакана с водой пучок свежего укропа и принялась мелко нарезать его на доске. – Борюнчик сказал, что твой младшенький просил у этого мужчины в долг пятьдесят тысяч. Если учесть, что вернуть Боречкиным друзьям он должен семьдесят пять, – она посыпала зеленью картошку, – то двадцать пять у него ещё осталось, я так понимаю.
– Эх, если бы он разменял сразу все… – Лидия сжала пухлый кулачок и пристукнула им по столу.
– Если бы он в августе грохнул всё сразу, ничего бы у нас не вышло, что Бог не делает, всё к лучшему. – Альбина отрезала приличный кусок сливочного масла и отправила его в кастрюлю следом за укропом. – Через полтора месяца ему отдавать деньги, а взять-то их и неоткуда. У папеньки ни гроша, у маменьки тоже проблемы. Её же попёрли из бухгалтеров, я тебе не говорила? – Альбина положила дольку чеснока в пресс и сильно нажала на ручки.
– Откуда ты знаешь?
– Если бы не Боречка, я бы ничего и не знала, это он у меня, как почтальон, вести с фронта приносит. – Она выдавила ещё одну дольку чеснока, накрыла кастрюлю крышкой и принялась встряхивать содержимое, пытаясь как можно лучше перемешать все ингредиенты. – Семён вчера ему рассказал, что как только дефолт-то грохнул, так мать его и попросили. Не знаю, чего там и как, Боря говорит, он не особо распространялся по этому поводу, но только сразу после её свадьбы, прямо на следующей же неделе, мамашу и выгнали.
– Вот странно! Лёнька болтал, что его первая бывшая жена работала в этой организации лет пятнадцать и что её так уважали, что облизывали чуть ли не с ног до головы. Правда, после того как ей дали инвалидность, она всё больше дома работала, а в контору раза два в месяц заезжала, чтобы отчёты сдать.
– Значит, нашли того, кого облизывать не надо. – Аля заглянула под крышку. – Готово. Пусть теперь немного постоит, чтобы пропиталось, а я пока займусь скумбрией. Ты знаешь, Лидочка, ведь сейчас никто ни с кем церемониться не станет: не согласен – найдут другого работника, более сговорчивого. Уж не знаю, чего там у Лёнькиной бывшей приключилось, но турнули её с насиженного места, это я точно знаю. А Семён завис. Мама с папой – не помощники, в долг никто больше давать не хочет, а самому взять неоткуда.
– Я всё понимаю, но зачем он брал, если не знал, чем будет отдавать? – удивилась Лидия. – Какой же нормальный человек станет влезать в долг, если не знает точно, подо что берёт?
– Ну, во-первых, у него не было выхода, институт-то горел! – Альбина накрыла разделочную доску газетой, положила жирную золотистую скумбрию и взялась за нож. – Во-вторых, ты не забывай, что он брал не семьдесят пять тысяч рублей, а всего двенадцать, разница есть?
– А что, двенадцать тысяч – не деньги?
– Деньги, – кивнула Кусочкина, – но деньги подъёмные. А вот семьдесят пять – петля на шею, да и только.
– Интересно, что же он теперь будет делать?
– Теперь он пойдёт отыгрываться. Если бы у него не осталось ни копейки, это одно, а у него тысяч двадцать-то есть.
– Почему ты думаешь, что он понесёт их в автоматы?
– А куда ему ещё их нести? – Альбина ловко вспорола брюхо рыбины. – Боречка сказал, что провёл воспитательную работу. Клиент заглотил крючок как надо и сегодня вечером пойдёт искать приключений в «Фортуну». Ты же понимаешь, что он оставит там всё, что принесёт, если не больше?
– Да мне-то что? Даже если он спустит в этих чёртовых автоматах всё до единой копейки, мне-то что за дело?
– Ну как же? – Альбина вытерла нож о край газеты и взглянула бесцветными глазами на подругу. – А долг Бориным товарищам, разве рассосётся сам собой? Сегодня у нас пятнадцатое сентября, а это значит, что через полтора месяца твоему «сыночку» придётся заплатить.
– Какой он мне сыночек?! – мгновенно вспылила Лидия, но почти тут же, будто выпустив лишний пар, задумчиво проговорила: – За полтора месяца этот сопляк денег не найдёт, и если Борины мальчики его прижмут покрепче, то, кроме как папиной квартирой, ему расплатиться будет нечем. Вот тогда-то он её и продаст… – Она шумно вздохнула. – Только как мне продержаться эти полтора месяца?
– А какие проблемы? Знай себе тяни резинку.
– Если бы ты видела, какими глазами Лёнька на меня смотрит… – Вспомнив взгляд своего благоверного, Лидия аж передёрнулась. – И потом, нельзя же держать документы на прописку в паспортном столе вечно? Он и так почти каждый день в ЖЭК бегает, узнать, когда же, наконец, придут его бумаги.
– Вечно – нельзя, – согласно кивнула Альбина, – а вот временно – так это пожалуйста.
– Они и так уже полтора месяца там.
– Где полтора, там и три, мало ли, какие накладки могут возникнуть. – Кусочкина неопределённо передёрнула плечами. – Знаешь что, а давай-ка мы позвоним нашей знакомой в ЖЭК, а ещё лучше я туда сама схожу, переговорю с ней с глазу на глаз.
– И что это даст?
– Пусть она забракует какую-нибудь важную справку. Чего проще? Если бумажка заполнена не по форме, документы же могут вернуть. Пока твой Лёня переделает одну справку, выйдет срок годности по другой. – Она завернула рыбные отбросы в газетный кулёк и кинула его в помойное ведро. – Ты же понимаешь, у каких-то справок срок действия полгода, у других – два месяца, а ведь есть и такие, у которых всего лишь две недели. У них там, в ЖЭКе, сам чёрт ногу сломит. И вообще, пока у нас в стране такой бардак, нас не победить. Пусть твой Тополь побегает, пока его сынуля с квартирой не управится, всё при делах будет, как считаешь?
– А твоей знакомой что-нибудь надо будет заплатить? – осторожно прозондировала почву Загорская.
– Ну, не у всех же женщин стойкая аллергия на золото, драгоценные камни и мех животных, – хихикнула Кусочкина. – Я думаю, чем-то тебе придётся поделиться.
– Но… – Лидия замялась, – эта твоя Клара Евгеньевна, я надеюсь, берёт взятки в пределах допустимого?
– Во-первых, не взятки, а благодарность, а во-вторых, смотря что ты подразумеваешь под термином «допустимое».
– Надеюсь, коробки конфет будет достаточно? – наивно поинтересовалась Лидия.
– Лучше кулёк карамелек. – Лицо Альбины стало серьёзным. – А ещё лучше пакетик монпансье. Ты ничего не перепутала, подружка? Человек второй месяц на свой страх и риск документы в ящике держит, а ты крохоборничаешь!
– Но не покупать же ей на самом деле шубу? – Щёки Лидии покрылись румянцем.
– Шубу – не шубу, но конвертик принести придётся, – поджала губы Альбина. – Ты что-то совсем зажадничалась, Лидочка.
– Другие в ЖЭК с шоколадкой идут, и ничего. – Стараясь не встречаться взглядом с подругой, Загорская опустила глаза.
– Что хохлу хорошо – свинье смерть! У нас не тот случай, чтобы являться к человеку с пачкой печенья. Неизвестно ещё, сколько времени придётся придерживать бумаги, – возразила Альбина. – А если случится так, что младшенький выпросит у Бориных мальчиков отсрочку, тогда что делать будем?
– А ты научи племянничка заранее, что да как. – Лидия шумно вздохнула. – Ладно, раз ты так считаешь, давай подъедем к твоей барышне с чем-нибудь подороже. Французские духи подойдут?
– Если они не с вьетнамского рынка – вполне. – Кусочкина поставила на стол две тарелки. – Я думаю, флакон приличных духов и долларов сто на первый раз достаточно, а там жизнь покажет.
– За эти полтора месяца Тополь меня в могилу сведёт. – В голосе Лидии опять появилась безнадежность. – Если бы ты только знала, Алечка, как невыносимо его присутствие в моей квартире!
– Держать мужчину в доме вообще негигиенично, я тебе всегда об этом говорила, – невозмутимо произнесла Кусочкина и достала из ящика стола вилки. – Ладно, Лидусь, не грусти, переедем мы твоего Лёню по всем правилам стратегического искусства, только дай срок. Через два месяца всё это тебе уже будет казаться страшным сном. Только вот одно плохо… – Стараясь не рассмеяться, Альбина прикусила губу.
– Что? – испугалась Загорская.
– Придётся тебе вместо Лёньки искать нового квартиранта.
– Ну уж нет, хватит с меня нахлебников! – воскликнула Лидия. – Если я сумею выпутаться из этой истории, я вообще на мужиков смотреть перестану.
– Будешь хомутать не глядя? – выдвинула предположение Кусочкина.
Лидия хотела возразить и даже уже недовольно сдвинула брови, но неожиданно её лицо озарила улыбка и тёмно-карие глаза покрылись тёплой плёночкой янтарной поволоки. Не отвечая, она сняла с кастрюли крышку и подцепила самую большую картофелину.
К чёрту все диеты! К чёрту все правила и привычки! Пусть жизнь всё сама расставит по своим местам, а в случае чего, мы ей поможем это сделать правильно.
* * *
– А это ничего, что я на них пятнадцать лет жизни истратила? – Стараясь сдержать слёзы, Надежда запрокинула голову, прикусила губу и принялась внимательно разглядывать потолок, как будто это не простая, крашенная водоэмульсионкой поверхность, а экран кинотеатра, на котором вот-вот покажут что-то хорошее. – Значит, пока доллар не скакнул, я была для них хороша, а сейчас вдруг они вспомнили, что я инвалид и что для моего пошатнувшегося здоровья работа главного бухгалтера чрезмерно утомительна?
– Надюш, – обаятельно улыбаясь, Руслан присел на мягкий подлокотник кресла и легонько чмокнул жену в макушку, – ты же не маленькая, всё прекрасно понимаешь, что к чему.
– А что толку от моего понимания? – Не удержавшись, Надежда всхлипнула, ещё сильнее закусила губу и на какое-то мгновение затихла, пережидая, пока от горла отхлынет противная горьковато-солоноватая волна. – Русь, ну это же смешно: двадцатилетняя соплюшка никогда не справится с этой работой так, как я! И потом, какой из неё главный бухгалтер совместного предприятия, в двадцать-то лет?! Господи, это же глупость! Ну посуди сам, что она умеет – кофе подавать и улыбаться?
– Надюш, взгляни на вещи реально. – Руслан провёл рукой по волнистым волосам Надежды, распущенным по плечам. – Вероятнее всего, эта девочка ничего не соображает в бухгалтерии, и опыта работы у неё тоже никакого нет в силу её возраста. Но эта соплюшечка ослепительно улыбается всем и вся, кому надо и кому не надо. И потом, она согласна числиться главбухом всего лишь за двести долларов в месяц.
– Вот именно, что числиться! – горячо откликнулась Надежда. – Какой от неё толк?
– Надюш, видимо, у начальства несколько иное видение этого вопроса.
– Да какое там видение? Какое может быть видение, если эта вертушка ещё три года назад школьную форму носила?! Дело же не в двухстах долларах.
– И в них тоже. Зачем платить восемьсот, когда можно обойтись двумя сотнями? Ты же не будешь работать за такие деньги, правда?
– Да что ж я, Богом обиженная?! Сегодня доллар тридцать, а завтра опять к шести скатится, и что останется от зарплаты – кошкины слёзы? Соображать же надо головой, а не другим местом. Ты что же думаешь, как только этот несчастный доллар откатится обратно, дирекция тут же побежит восстанавливать бухгалтерии прежнюю зарплату? Это же какой надо быть наивной, чтобы рассчитывать на такое.
