Текст книги "Иллюзия любви. Ледяное сердце"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Чего уж проще? – Альбина отодвинула от себя чашку и бросила на подругу удивлённый взгляд. – Объясни мужику, что он не сможет участвовать в приватизации твоей двушки до тех пор, пока на нём будет числиться владение его однушкой.
– Думаешь, он клюнет? – Лидия задумалась.
– А чего ж нет, если от этого одни плюсы? Поскольку он уверен в своём сыночке на все сто, ему и в голову не придет, что он спустит деньги в тот же день, как станет официальным хозяином жилплощади. И потом, у вас же какая договорённость? Сначала он прописывается у тебя, потом вы приватизируете напополам твою двушечку, чтобы, в случае твоей кончины, – посмотрев на упитанную, розовощёкую подружку, лихо уминавшую приличный кусок торта, Альбина невольно хмыкнула, – площадь не отошла государству, и только после всего этого пойдёт разговор о продаже его квартиры. Если, конечно, пойдёт. Разве не так?
– В общем-то, да.
– И в частности тоже. А выйдет всё по-другому. Как только он переведёт квартиру на сына, а сам подаст свои документики на выписку, тот спустит всё отцовское богатство как пить дать, а уж я побеспокоюсь, чтобы Лёнины документики затерялись где-нибудь на стадии между выпиской и пропиской. А когда они найдутся, возвращаться ему уже будет некуда, а ты наотрез откажешься прописывать его к себе, потому что какой же тебе резон селить его на свою площадь, если обещанных денег от продажи однушки ты не получишь?
– А если он подаст в суд? – предположила Лидия. – Представляешь…
– И чего я должна представить? – Альбина наклонила голову к плечу. – У тебя приватизированная жилплощадь, ты – полная хозяйка: хочу – прописываю, хочу – нет. Пусть судится, а мы посмеёмся.
– А если его документы не затеряются?
– Как это не затеряются? А Клара Евгеньевна на что? Она же у тебя в ЖЭКе паспортисткой работает. Мы что, зря с ней каждый год в санаторий вместе по путёвке ездим?
– Зачем же ей терять такое тёплое место?
– Почему сразу терять? – Аля мило улыбнулась. – Кларочке вовсе не нужно будет нарушать закон, она просто возьмёт бумажки твоего Лёньки и положит куда-нибудь в самый низ, дожидаться, пока до них дойдёт очередь. Вот и всё.
– А если Семён не станет бросаться папенькиным добром? – Чувствуя, что весь план шит белыми нитками, Лидия досадливо дёрнула плечами. – Представь, что мы заварим с тобой всю эту кашу, а он возьмёт да и не станет разбрасываться папашкиными денежками?
– А Борюсик на что? – Альбина кивнула в сторону окна, под которым, темнея огромными бурыми пятнами застарелой ржавчины, стоял ярко-зелёный железный гараж.
Не понимая, что подруга имеет в виду, Загорская напряжённо наморщила лоб:
– А что Борюсик?
– А у Борюсика в клубе, куда повадился шляться сын твоего Лёньки, двое знакомых заряжающих.
– И что? – всё ещё не понимая, к чему клонит Альбина, переспросила Лидия.
– А то, что они посадят Семёна на мель, да так, что тому ничего не останется, как продать папочкину квартирку за долги. Вот что.
– Знаешь, как-то мне неспокойно… – Лидия глубоко вздохнула и приложила ладонь, унизанную перстнями, к своей роскошной груди. – Честно сказать, твой план держится на соплях: один шаг в сторону, и всё рухнет к чёртовой бабушке.
– Если можешь, предложи другой.
– Другого нет. – Лидия снова вздохнула. – Только знаешь что…
Но Кусочкина её тут же перебила:
– А если нет – нечего себе и голову забивать. Бог не выдаст, свинья не съест. Я тебе плохого не пожелаю. Держись за меня, и всё будет в ажуре.
* * *
– Что это вы такое делаете? – негромко спросил Семён и с удивлением посмотрел на девушку, безо всякого угрызения совести устраивавшую самую настоящую пересортицу в обувном отделе универмага.
Не удостаивая Тополя ответом, непосредственная милая личность в чёрненькой мини-юбочке нацепила на левую ногу босоножку тридцать седьмого размера, на правую – тридцать восьмого, а оставшуюся обувь, аккуратненько сложив, упаковала в одну коробку и плотно прикрыла крышкой.
– Вы ничего не перепутали? – От невиданного прежде зрелища глаза Семёна поползли на лоб.
– Шёл бы ты, куда шёл, а? – Нисколько не смущаясь присутствия постороннего, заметившего её нехитрую махинацию, девушка прошлась по коврику туда и обратно, проверяя, удобно ли сидит на ноге обувь. Спружинив на мысочках, она сделала поворот вокруг себя и, одобрительно кивнув, села на банкетку и стала расстёгивать ремешки.
– Слушай, так не делают… – посмотрев на коротко стриженный затылок нарушительницы, судя по всему не собиравшейся раскаиваться в своём поступке, Тополь растерянно моргнул. – А как же быть тому, кто возьмёт эту? – Он кивнул на оставленную коробку с босоножками разного размера.
– Слушай, тебе чего, больше делать нечего? – Справившись с ремешками, девушка подняла на Тополя глаза. – Ты зачем сюда пришёл, за ботинками? Вот и ступай, нечего около меня ошиваться.
– Ну ты даёшь! – потрясённо проговорил Тополь. – У тебя что, ноги разные?
– А у тебя чего, обе правые? – Девушка взяла босоножки в руки, поднесла их поближе к глазам и стала внимательно осматривать швы.
– А если тебя на контроле за руку поймают? Не боишься? – Семён бросил осторожный взгляд в сторону кассы.
– Если ты не поможешь – не засекут, – коротко отрезала она.
– Ну да, как же! – Семён недоверчиво хмыкнул. – Да будет тебе известно, что, прежде чем продать пару, продавцы обязательно прикладывают подошвами, так что можешь не рассчитывать: номер не пройдёт.
– А если пройдёт, тогда что? – Оторвавшись от босоножек, курносая личность бросила на Семёна ехидный взгляд.
– Если ты обдуришь всю эту честную компанию, – он едва заметно кивнул в сторону собравшихся у кассы продавцов, – я, пожалуй, пожму твою мужественную руку и раскошелюсь на мороженое.
– Твоё рукопожатие мне как коту будильник, можешь оставить его при себе, – девчонка забавно сощурилась, – а вот мороженое – это вещь. Только эскимо и прочую дешёвую дребедень я не ем.
– А что ты ешь? – Тополь поймал себя на том, что его губы растягиваются в улыбке.
– Я люблю шарики из «Баскин Роббинса»: ананасовые, фисташковые и ещё с пралине и карамелью.
– А как насчёт апельсиновых?
– Можно.
– Относительно твоих вкусовых пристрастий я всё понял. – Семён как бы между прочим засунул руку в карман летних брюк и нащупал согнутые пополам купюры. – Теперь давай решать, что будет, если выиграю я.
– Забудь, – серьёзно посоветовала юная авантюристка, – такого не произойдёт.
– Вот уж в чём не уверен…
– Хорошо, если тебе от этого станет легче, – она провела пальцем по своему курносому носу, – проси у меня всё, что придёт тебе в голову, мне всё равно.
– А если я попрошу слишком много?
– Тебе когда-нибудь в детстве мама читала сказку про золотую рыбку? – Усевшись на банкетке поудобнее, девчонка снова надела новенькие босоножки и стала старательно застёгивать ремешки.
Маленькая, круглолицая, она чем-то напоминала острую канцелярскую кнопку, способную в любую секунду больно впиявиться в обидчика. Глядя на медные пряди её волос, Семён усмехнулся и подумал, что по жизни ему почему-то везёт исключительно на рыжих. Прежняя его пассия, Ирка, тоже была рыжей, но не медной, а красновато-огненной, как кожура марокканского апельсина. Вспомнив зелёные, кошачьи глаза Хрусталёвой, Тополь невольно вздрогнул. Нет, такие контрасты явно не для него! Тёмно-янтарные, почти карие глаза этой девчонки нравились ему гораздо больше, и, что уж говорить, они лучше гармонировали с медным цветом её волос.
Стрижка у девчонки была на редкость странной. Обрезанные чуть ли не «под ноль» короткие волосинки на её голове стояли дыбом, и только у самых висков да на затылке висело несколько длинных кручёных прядей, похожих на блестящую медную стружку.
Если бы не толстые, как у одуванчика, щёки, девчонка казалась бы совсем худющей, потому что, каким-то нелепым образом цепляясь одна за другую, все её косточки образовывали выпирающие наружу острые углы. Как при такой худобе её угораздило отрастить такие пухлые щёки, оставалось непонятным, как, впрочем, и то, что, при таких ярко-медных волосах на её лице не наблюдалось ни единой веснушки.
– Ну что, готов раскошелиться?
Застегнув замочки, девчонка поднялась и, взяв свою старенькую босоножку, резко дёрнула за ремешок. Хрустнув, кожаная полоска вылетела из гнезда и жалко повисла на одной нитке. Не долго думая, эта кнопка уложила свои пыльные, затёртые босоножки в новёхонькую коробочку и абсолютно спокойно двинулась к кассе. Наверное, самообладание у данной особы было запредельным, потому что ни в её жестах, ни в выражении лица не промелькнуло ничего, хотя бы отдалённо напоминающее беспокойство или неуверенность.
Опасаясь неприятностей, Семён потихонечку, стараясь не привлекать ничьего внимания, двинулся к выходу из отдела. По его твёрдому убеждению, в случае возникновения скандала гораздо безопаснее находиться за пределами торговой территории отдела, который собиралась надуть эта бестия. К тому же его затянувшийся разговор с особой, заподозренной, как минимум, в невнимательности, мог быть расценен славными представителями торговли как предварительный сговор или того хуже, а значит, как ни поверни, ничего хорошего в будущем не сулил.
Дойдя до выхода и почувствовав себя в относительной безопасности, Тополь замедлил шаг и обернулся. Девушка с медными волосами стояла у самой кассы и, придерживая старый босоножек за оторванный с одной стороны кожаный ремешок, что-то объясняла. Указывая то на порванную полоску, то на свои ноги, она мило улыбалась, и, буквально млея от её светлой улыбки, кассирша согласно кивала ей в ответ. Лица маленькой надувательницы Семён не видел, но было понятно, что пока что всё идёт хорошо.
Неожиданно девушка повернулась спиной к кассе, подняла правую ногу, согнутую в колене и застыла в нелепой позе цапли на болоте. Чувствуя, как по его телу пробежал холодок, Семён сделал ещё несколько шагов по направлению к выходу. Для того чтобы понять, что означала эта необычная поза, огромного ума не требовалось: на подошве новеньких польских босоножек были выдавлены две маленькие, едва приметные цифры, обозначающие размер.
Тополь хотел развернуться и как можно быстрее покинуть зал, в котором с минуты на минуту должен был подняться шум. Оказаться замешанным в некрасивую историю ему не хотелось, но ретироваться таким постыдным образом означало опозориться перед этой девчонкой бесповоротно, фактически расписавшись в своей трусости, а этого почему-то не хотелось ещё больше. Возможно, если бы его ноги не приросли к полу, всё дальнейшее сложилось бы определённо иначе, но, видно, где-то наверху всё давным-давно решено за нас: крупно сглотнув, Тополь перевёл взгляд в дальний угол отдела и замер на месте, боясь не то что кашлянуть или чихнуть, но даже и пошевелиться.
Наклонившись через прилавок, продавщица прищурилась, присмотрелась к указанной цифре, потом сверила её с той, что была проставлена на коробке, и, вновь кивнув, со стуком пробила чек в кассе. То ли оттого, что его сердце стучало как сумасшедшее, то ли ещё по какой-то причине, но всё происходящее вокруг Семёна вдруг замедлилось и стало растянуто-неторопливым, как будто вытащенным из какого-то густого киселя, тянущегося до бесконечности резиной.
Неторопливо кивнув, продавец улыбнулась, протянула руку к кассе, оторвала чек и опустила в раскрытую коробку со старыми босоножками. Отсчитывая по одной монетке, она медленно-медленно положила сдачу на пластмассовую тарелочку, что-то негромко сказала медноволосой лгунишке и повернула голову туда, где стояли её коллеги.
– Господи, пронеси! – с волнением прошептал Семён, с ужасом наблюдая, как его новая знакомая, зажав коробку под мышкой, неспешно пересекала торговый зал. Медно сверкнув, кручёная прядь у виска подпрыгнула и, попав в луч света, падавшего сверху, загадочно блеснула.
– Ты чего трясёшься, денег стало жалко? – Протянув коробку Семёну, девушка убрала кошелёк в сумку.
– Ну, знаешь, у тебя и характерец! – Неожиданно Семён обнаружил, что она не такая уж и маленькая, на каблучках её голова доходила ему до плеча. – Неужели тебе нисколько не было страшно?
– Почему же, было. – Она вдруг широко улыбнулась, и её лицо стало абсолютно круглым. – Только дурак не боится. Но не покупать же две одинаковых пары? Что я с ними потом стану делать, у помойки выставлять? – Она щёлкнула замком сумочки и решительно потянула коробку на себя. – А ты себе ничего не приглядел?
– Да уж куда там… – неопределённо протянул Семён.
– Зря. – Она тряхнула медными свисающими локонами. – Ну что, спорщик, пойдём тебя разорять, или ты уже передумал?
– Обещание надо держать.
– Обещанного три года ждут.
– Мне кажется, от тебя таких героических усилий не потребуется, – усмехнулся Семён. – Тебя как зовут-то?
– Да как хочешь, так и зови, – легко отозвалась она.
– Что значит как хочешь? А если мне придёт в голову фантазия звать тебя Акулиной или, к примеру, Аполлинарией? Тебя родители-то как назвали?
– Думаешь, я знаю?
– Как это? – не понял Семён.
– Я из детдома, – не поднимая головы пояснила она. – Там меня звали Александрой, а как на самом деле, наверное, и они не знают.
– Александра… – Тополь улыбнулся. – Здорово. А я Семён.
– Только не зови меня Сашей, терпеть не могу, – предупредила она.
– Почему?
– По кочану.
– Исчерпывающе.
– Для первого раза вполне достаточно, – деловито проговорила она, и Семён поймал себя на мысли, что он постарается сделать всё от него зависящее, чтобы за первым разом последовал второй.
* * *
– Слушаю. – Официант наклонил голову, имитируя лёгкий полупоклон, и, профессионально улыбнувшись, занёс карандаш над блокнотиком.
– Я не знаю, что будет дама, мне – один коньяк, пожалуйста, и, если можно, подайте на стол пепельницу.
– Закуски не желаете?
Никаких видимых признаков неудовольствия столь незначительным заказом клиента вышколенный официант не выказал, но на долю секунды в его глазах промелькнуло что-то такое, что сразу дало понять: в качестве источника щедрых чаевых прижимистый заказчик рассматриваться не может, а значит, на особенное обслуживание и уважение рассчитывать не должен.
– Знаете что, пожалуй, принесите мне лимончика, только без сахара, – словно делая одолжение, слегка шевельнул пальцами правой руки Семён.
– Больше ничего?
– Нет.
По-прежнему ничем не выдавая своих эмоций, официант сделал пометку в блокноте и перевёл взгляд на девушку, сидевшую напротив молодого человека:
– Что желает барышня?
– Барышня желает приличную бутылку белого вина, двойную порцию чёрной икры, рыбное ассорти, – Александра перевернула страницу меню, – и… салат из крабов.
– Крабы… – Коротенький карандашик чиркнул по листочку, и губы официанта едва дрогнули, обозначая довольную улыбку. – Если барышня любит рыбное, я бы посоветовал вам попробовать наш фирменный шашлычок из осетра.
Сама предупредительность, официант нагнулся чуть ниже, и его боковому зрению предстала картина, полностью окупившая неудовольствие от мизерного заказа жадного мальчишки. Склонившись над своим экземпляром меню, синеглазый жмот в замшевом пиджачке посмотрел на цену предлагаемого деликатеса, и его лицо вытянулось, подобно груше. Видимо, прикидывая, во что ему обойдётся пыль, пускаемая в глаза, он на миг застыл на стуле, облизнул губы и приложил левую ладонь к груди, то ли проверяя присутствие наличности в кармане, то ли готовясь к неминуемому сердечному приступу.
– Сандра, а как же?.. – Семён неловко скривил губы. – По-моему, ты говорила, что любишь мороженое. Или я что-то не так понял?
– Ой, какой ты молодец! Про мороженое-то я и забыла! – Александра лучезарно улыбнулась и подняла сияющие глаза на официанта. – У вас шоколадное есть?
– Есть, с вафельной крошкой, орехами и жидкой карамелью.
– Замечательно. Тогда мне ещё мороженое и, пожалуй, порцию вашего необыкновенного шашлыка из осетра.
– Бутылка белого, икра, рыбное ассорти, крабы, шашлык, мороженое, коньяк и… лимончик без сахара, – почти с нежностью проговорил официант. Глядя на долговязого подавальщика в тёмно-бардовом фирменном костюме, Семён ясно представил хозяина харчевни «Три пескаря», щедро накормившего глупенького Буратино тремя корочками хлеба.
– Я смотрю, ты любишь исключительно рыбу? – Не зная, как приступить к скользкой теме оплаты заказа, Тополь бросил в спину удаляющемуся официанту недоброжелательный взгляд и вытащил из-под тарелки сложенную углом льняную салфетку.
– Почему же, мясо – тоже вещь хорошая.
– А я думал, ты клюёшь, как птичка.
– Ага, и сыта исключительно духовной пищей! – Александра перевернула свою салфетку уголком вниз и с интересом посмотрела на вышитый гладью вензель. – Честно сказать, я не так часто бываю в ресторане, всё больше в студенческой столовке.
– А что так, бюджет не позволяет? – попытался уцепиться за материальную сторону вопроса Тополь. – Или ты на свои не ходишь принципиально?
– Кто же ходит в ресторан на свои? На свои не грех наварить дома трёхлитровую кастрюлю борща, а в ресторан нужно идти на чужие, – как о чём-то само собой разумеющемся проговорила Александра.
Вопрос о том, кому предстояло расплачиваться по счёту, становился ясен. Стараясь не показывать паники, Семён ещё раз пролистал глянцевые странички ресторанного меню, прикинул приблизительную сумму, с которой ему предстояло расстаться уже через полчаса, и по его позвоночнику скатились холодные капли пота. Даже округлённый в меньшую сторону, счёт почти вдвое перекрывал наличность, имевшуюся у него в кармане, это уже не говоря о том, что за обслуживание молоденькому халдею полагался какой-то процент, вполне официально включённый в общую сумму.
Конечно, купить мороженое на улице оказалось бы гораздо проще, но, как назло, ему захотелось произвести впечатление. По большому счёту, ничего плохого в этом не было. Принимая в расчёт цену ресторанного мороженого, он смог бы купить этому ненасытному одуванчику и две порции, и три, и даже с учётом фужера коньяка у него на всё про всё хватило бы с запасом, но на чёрную икру и осетрину он, признаться честно, не рассчитывал.
Неожиданно у него в голове мелькнула заманчивая мысль встать и под предлогом перекура просто уйти из ресторана, предоставив расхлёбывать кашу самой Сандре. С одной стороны, поступать таким образом несколько не по-мужски, но с другой – нечего было заказывать прорву дорогостоящей еды, даже не поинтересовавшись, есть ли у него возможность за всё это расплатиться. Безусловно, такой поворот событий Сашке бы не понравился, зато запомнился бы на всю оставшуюся жизнь. Вообще-то, самым приемлемым выходом из сложившейся ситуации было бы снять заказ, пока не поздно, и под каким-нибудь благовидным предлогом уйти. Конечно, отмена заказа – процедура не из приятных, но лучше уж сгореть со стыда в полутёмном зальчике ресторана, чем подписывать протокол в районном отделении милиции…
– Ваш коньяк!
Задумавшись, Семён пропустил тот момент, когда у него из-за плеча вынырнул официант с подносом, и даже вздрогнул от неожиданности.
Изогнувшись крючком, халдей мгновенно переставил со своего подноса на стол пузатый, наполненный едва ли на треть фужер с коньяком, плоскую маленькую тарелочку с тонко нарезанными кусочками лимона и чистую пепельницу. Обогнув стол, он выставил перед Сандрой тарелку с рыбной нарезкой, открытую бутылку белого вина и крохотную плетёную корзиночку, в которой стояли четыре тарталетки с чёрной икрой.
– Салат сейчас подадут, а горячее минуточек через двадцать.
Положив рядом с тарелкой завёрнутые в салфетки приборы, официант исчез, растворившись в полутёмном зальчике, и только тут Семён сообразил, что если уж он собирался снимать заказ, то нужно было сделать это сейчас. Тяжело вздохнув, Тополь взял фужер, поднёс к лицу, вдохнул в себя терпкий, чуть горьковатый аромат и подумал о том, что одна из двух возможностей хоть как-то выкрутиться из положения пропала.
– Ну как? – вопросительно кивнула Сашка и, не дожидаясь, пока за ней начнут ухаживать, налила себе вина.
– Замечательно. – Едва пригубив коньяк, Тополь поставил фужер на скатерть. – Слушай, Саш… – Напрочь позабыв о том, что девушка не переносит, когда её имя произносят подобным образом, он глубоко вздохнул. – А что бы ты сказала, если бы я предложил тебе…
– Ты считаешь, меня можно купить за бутылку вина и два куска солёной рыбы? – Сашка накрутила на палец прядь у виска и вскинула одну бровь.
– Ты неправильно меня поняла. – Тополь помрачнел.
– Да ладно, всё я поняла правильно. – Она отпустила шелковистую прядь, и медная стружка, выскользнув, запружинила вверх-вниз. – Хватит изобретать лампочку Ильича, нет денег – так и скажи, нечего кругами ходить.
– Мне очень неловко, – начал Тополь и почувствовал, как по щекам разливается горячий румянец. – Дело в том…
– Ваш салат, пожалуйста. – Поставив перед девушкой тарелку, официант, не задерживаясь, отправился разгружать поднос к соседнему столику.
– Дело в том, что ты банкрот. – Девчонка подцепила кусок рыбы на длинный, блестящий зубец вилки и с удовольствием положила его в рот. – Вкуснотища-то какая! Хочешь попробовать?
– Саш, у меня не хватит денег, чтобы оплатить счёт.
Глядя на переплетающиеся нити льна, Семён потянулся в карман за сигаретами. Возможно, не будь его кожа настолько смуглой, щёки полыхали бы ярко-алым, как огромный коммунистический стяг, но сейчас его лицо напоминало перезрелую вишню, успевшую спечься на жарком летнем солнышке.
– Я тебе сейчас скажу одну вещь. Только по секрету, ладно? – Сандра копнула вилкой салат, лежащий высокой горкой и украшенный сверху зеленью. – У тебя положение гораздо лучше моего.
– В смысле? – не понял Семён.
– У тебя денег только не хватает, а у меня их нет совсем. – В тоне девушки не чувствовалось ни волнения, ни хоть сколько-нибудь заметной тревоги.
– Ты хочешь сказать… – Семён обвёл взглядом небольшой зал ресторанчика и почувствовал, как в груди начало разливаться что-то нехорошее. – Ну мы и влипли…
– Чертовски жаль, что из тебя не вышло приличного спонсора, – с набитым ртом проговорила Александра.
– Что же теперь делать? – задумчиво протянул Семён. – Может, ты посидишь здесь, а я возьму машину и съезжу домой за деньгами?
– Больше ничего не придумаешь? – Сандра облизнула губы. – Надо было хлеба взять, не догадались мы с тобой. Можно вас на минуточку? – Она вскинула руку и помахала, подзывая к себе официанта.
– Ты с ума сошла, нам и так нечем платить?! – расширив глаза, процедил Семён.
– Конечно, два куска хлеба решат проблему полностью, – беззаботно откликнулась она.
– Решить, конечно, не решат… – Увидев приближающегося официанта, Семён замолчал.
– Будьте так добры, принесите, пожалуйста, хлеба.
– Белого, чёрного?
– Белого, кусочка два-три.
– Одну минуточку.
Воспользовавшись тем, что официант отправился за хлебом, Семён снова зашептал:
– Сандра, не дури, давай я слетаю домой: минут через двадцать я вернусь уже с деньгами. Подумай сама, какой будет скандал, когда выяснится, что мы не в состоянии оплатить этот чёртов счёт!
– Ну да! – Не считая нужным переходить на шёпот, Сандра с удовольствием уплетала расставленные перед ней деликатесы. – Сейчас ты отсюда выйдешь – и только тебя и видели, а я – плати за обоих.
– Ну ты даёшь… – задохнулся от возмущения Тополь.
– Знаешь что, хватит дёргаться, дай спокойно поесть. – Она проследила взглядом за официантом, направляющимся в их сторону и несущим на подносе огромную тарелку с тремя маленькими шампурами посередине. – По-моему, это наш шашлык. Ты когда-нибудь ел шашлык из осетрины?
– Нет, – коротко бросил Тополь.
– А бегать быстро умеешь?
– Чего? – Решив, что ослышался, Тополь вытянул шею.
– Ваш шашлык. – Молодой человек в вишнёвой «двойке» составил на стол последнюю тарелку и небольшую плетёную корзиночку с тремя кусочками мягкого белого хлеба.
– Спасибо огромное. – Сандра мило улыбнулась, и её янтарно-карие глаза мягко засияли.
– Приятного аппетита! – Кивнув, официант одарил Сандру ответной улыбкой и отошёл к другим клиентам.
– Так как насчёт побегать? – Она взяла крохотный шампур обеими руками, поднесла его к самому носу, втянула в себя аромат незнакомых специй и даже зажмурилась от удовольствия.
– У тебя что, не все дома? – не поверил своим ушам Семён. Представив себя удирающим во все лопатки от охранника, он снова почувствовал неприятный тошнотворный холодок, но уже не в груди, а где-то у самого горла.
– А что здесь такого? – Сашка впилась в ароматный кусок зубами, и тут же из него полился светлый горячий сок. – Я выйду раньше тебя, поймаю машину, попрошу остановиться вон на том перекрёстке, – она кивнула в окно, – а ты вылезешь попозже, скажем, покурить на улице. А чтобы не возникло лишних вопросов, оставишь на столе барсетку, она всё равно стоит намного дешевле нашего заказа. Только не забудь вытащить из неё документы! – деловито добавила она.
– И как ты себе это представляешь? – в замешательстве проговорил Семён.
– А что тут представлять? Как только я увижу, что ты вышел, попрошу таксиста подъехать к ресторану.
– Я что, буду запрыгивать в машину на ходу? Ты совсем чудная?! – Тополь растопырил пальцы рук.
– Как хочешь. – Сандра приложила к жирным губам салфетку. – Тогда я пойду.
– Что значит пойдёшь?! – Малиновое лицо Тополя приобрело сероватый оттенок. – Это что, по-твоему, порядочно, развести меня на ресторан и отчалить?
– А по-твоему, пригласить девушку в ресторан и заявить, что платить по счёту нечем, намного порядочнее? – возразила Сандра.
– Но я н-не могу… – Семён незаметно обвёл полутёмный зал взглядом. – И потом, чего ради мне идти на улицу, если официант принёс мне на стол пепельницу?
– Ну, тогда бывай! – Перекинув ремешок дамской сумочки, Александра поднялась и неторопливо пошла в сторону выхода.
– Чтоб тебя… – потерянно прошептал Тополь, взял в руки фужер с коньяком и залпом осушил его до дна.
Ситуация, в которую он попал, оказалась не просто неприятной, она была аховой. Один, в незнакомом ресторане, практически без денег, он сидел за столиком у окна и ждал у моря погоды. Единственным выходом, который ему подсказывал здравый смысл, было подозвать официанта, объяснить сложившиеся обстоятельства и, оставив что-нибудь ценное в залог, отправиться домой за недостающими деньгами.
Взвесив все «за» и «против», Семён уже приготовился поднять руку и пригласить к столику молодого человека в форме, как сообразил, что ничего ценного, способного выступить в качестве эквивалента сумме его задолженности, у него с собой нет. Каждый день, собираясь на улицу, он надевал на руку дорогие часы, подаренные матерью на последний день рождения, вешал на шею толстую золотую цепочку, эффектно смотревшуюся на его смуглой коже. Но сегодня, как назло, он не взял ни того ни другого. Мало того, в барсетке не оказалось даже паспорта, а единственным документом, удостоверяющим его драгоценную личность, был студенческий, не представляющий для халдея абсолютно никакой ценности.
Тоскливо вздохнув, Тополь посмотрел в окно, и вдруг его сердце сделало огромный скачок и в груди на миг стало нестерпимо больно: на ближнем перекрёстке, прижавшись к самому бортику, стояла машина, на переднем сиденье которой сидела Сандра. Чувствуя, как по всему его телу пробежала дрожь, а голова наполняется нестерпимым гудением, Тополь дрожащими пальцами щёлкнул замком барсетки. Словно во сне, плохо соображая, что он делает, Семён переложил студенческий и кошелёк в карман джинсов, открыл новую пачку сигарет, достал зажигалку и, оставив сумочку на самом видном месте, на ватных ногах двинулся к выходу…
– Гони!!! – перегнувшись через сиденье, Сандра хлопнула задней дверкой машины. – Гони вовсю! Платим по счётчику втрое!!!
Взвизгнув тормозами, машина выпустила струю серого дыма и, рванувшись, резко снялась с места.
– Сашка, я тебя убью! – Бессильно откинув голову на спинку, Тополь закрыл глаза, но тут же, привстав, вытянул шею и посмотрел в заднее стекло.
Ожидая увидеть суету, чуть ли не погоню, он вжал голову в плечи и приготовился к самому худшему, но никто не собирался их преследовать, мало того, на пятачке, около входа в ресторан совершенно никого не обозначилось, словно ни охраннику, ни кому-либо ещё из обслуги не было никакого дела до того, что двое посетителей удрали, не расплатившись по счёту.
– Ещё одна такая прогулка… – Семён нервно рассмеялся и провёл ладонью по подбородку. – Слушай, Сашка, ты совсем без башни.
– Угу, – промычала та и, развернувшись на переднем сиденье, поманила его пальцем к себе. – Слушай, Сём, я тут наобещала с три короба, – тихо зашептала она, – тройной тариф и всё такое… – Янтарно-карие глаза Александры подозрительно блеснули. – Может, попросим отвезти нас в Сокольники? Я там знаю такой чудный домик с двумя выходами…
– Боже мой… – состроив гримасу, Семён громко рассмеялся и вдруг неожиданно для себя подумал, что эта безбашенная бестия с медными волосами и толстыми, как у одуванчика, щеками скоро станет его женой.
* * *
– Я согласна стать твоей женой.
– Это ты говоришь серьёзно или так, для разнообразия? – Руслан насмешливо насупился, а потом резко вскинул брови и недоверчиво покосился на Надежду.
– Пятнадцать лет назад, если ты помнишь, ты предложил мне руку и сердце. – Она медленно провела указательным пальцем по щеке Руслана. – Так вот, я подумала.
– Неужели? – Он поймал её руку. – Между прочим, это запрещённый приём. А вдруг я под влиянием эмоций соглашусь, а последующие пятнадцать лет буду жалеть о своей опрометчивости?
– Надо понимать, ты раздумал на мне жениться? – Надежда прищурилась.
– Да как тебе сказать, за пятнадцать лет столько воды утекло, что я даже не знаю, как мне и быть. А что, я тебя на самом деле когда-то звал за себя замуж?
– Ах ты, проходимец! – с возмущением протянула Надежда. – Не успела девушка решить, хочется ей стать замужней дамой или нет, как ты уже пошёл на попятную?
– Я же не ожидал, что моя девушка окажется таким тугодумом, – пожаловался Руслан. – И потом, что-то я не припомню, чтобы я добровольно решился засунуть голову в петлю. Послушай, а ты меня ни с кем не перепутала?
– Даже так?! – потрясённо ахнула Надежда.
– Нет, ты меня определённо с кем-то путаешь. – Руслан с сомнением покачал головой. – Мне что, не с кем делить имущество?
– Ну ты, Маушев, и куркуль! – Тёмно-серые глаза Надежды стали огромными.
– А зачем мне жениться, подумай сама? Любовница у меня есть – Пытаясь освободиться, маленькая пухлая ручка Надежды дёрнулась, но Руслан сомкнул свои длинные пальцы вокруг её запястья, ещё крепче прижал ладонь Надежды к своей груди и продолжил: – Причём любовница неплохая, правда в годах… – Он слегка откинулся назад и смерил Надежду оценивающим взглядом.
