Текст книги "Иллюзия любви. Ледяное сердце"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
– Лидуся, тебе-то какое дело, где и как он профуфыкал отцовские денежки? – Альбина поставила заварной чайник на подставку и тоже села за стол. – Берите конфеты, очень вкусные. – Она пододвинула хрустальную вазочку поближе к племяннику. – Где он их потратил, на что, какая разница? Главное, что теперь на руках у него этих денег нет, а значит, твой Лёнька остался ни с чем. За пять тысяч не купишь даже комнаты в коммуналке.
– За пять – нет, а за семь – можно… – усомнилась Лидия.
– Ну-ну, попробуйте. – Борис с удовольствием отхлебнул из чашки горячего чая. – За пятнадцать – можно, а у бомжей можно и за двенадцать, но за семь с вами никто не захочет торговаться даже за куриный насест, не то что за комнату.
– Это правда. Вот у нас на первом этаже пьяницы продавали свою… – начала Альбина, но, поймав возмущённый взгляд Лидии, осеклась на полуслове. – Чего ты меня сверлишь? Ты просила, чтобы твой разлюбезный Леонид остался с носом, тебе помогли. Чего не так?
– Я не знаю… – нахмурилась Лидия. – У меня такое ощущение, что мы где-то просчитались.
– Просчитались? – удивилась Альбина. – Что ты этим хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что у меня какое-то дурное предчувствие, уж как бы мы не перехитрили сами себя.
– Лидуся, это у тебя нервы размотались. – Альбина тихонько похлопала подругу по руке. – Ещё совсем чуточку, и всё это закончится. Ты мне веришь?
– Конечно, но…
– Никаких «но», дорогая. Просто верь и ничего не бойся. Хуже, чем было, уже не будет, правда, Борюсик?
– Конечно правда, тётя Алечка, – хрюкнул Боря и потянулся ложечкой к розетке. – Тополь – дерево хрупкое, а старый тополь – вдвойне, особенно если его вовремя подпилить.
* * *
– Надька, открывай!!! – Набычившись, Тополь исподлобья бросил тяжёлый взгляд на дверь, за которой притаилась его бывшая, и пьяно икнул. – Открывай, зараза!!! – Размахнувшись, он два раза что есть силы ударил в дверь ногой, но тут же, видимо ослабев от прикладываемых усилий, ткнулся лбом в мягкую дерматиновую обивку, закрыл глаза и замер.
– Кто там?
Испуганный голос Надежды заставил Леонида разлепить тяжёлые веки.
– Открывай, я сказал… – Его нижняя губа дёрнулась, и на лице появилась неприятная гримаса.
Шумно втянув воздух, Тополь оттолкнулся от дверного косяка, принял почти вертикальное положение и постарался встать так, чтобы его светлый лик был хорошо виден в глазке. Сохранять равновесие оказалось чертовски сложно. Существуя как бы сама по себе, отдельно от тела, голова Леонида то и дело заваливалась то к одному, то к другому плечу, и следом за ней, теряя равновесие, всё его тело оседало на один бок. Растрачивая последние силы в этой неравной борьбе, Тополь мотал шеей, стремясь восстановить исходное положение, но чугунная, гудящая голова нахально игнорировала строгие требования хозяина и продолжала упорно наклоняться в свою сторону.
– Открывай, пока я не разнёс твою хибару к чёртовой матери!!!
Снова ткнувшись носом в вишнёвый дерматин, перетянутый тонкими нитями стальной проволоки, Тополь почувствовал, как ему в нос ударил запах кожзаменителя.
– Ты в своём уме?
Приоткрыв дверь, Надежда оторопело взглянула на Леонида и невольно покосилась на соседскую квартиру. Дверной глазок сто сорок третьей был абсолютно тёмным, но каким-то шестым чувством Надежда поняла, что с той стороны, словно часовой на посту, стоит бдительная Петровна, первая собирательница подъездных сплетен и законодательница общественного мнения дома, и, затаив дыхание, ожидает кульминации любопытного действа.
– Зачем ты сюда заявился? Соседей смешить? Уходи сейчас же! – воскликнула Надежда.
Она уже хотела закрыть дверь, но Тополь издал какой-то нечленораздельный звук и, навалившись плечом, буквально упал в квартиру.
– А-а-а, не жда-али?.. А я – вот он, здесь!.. – Сморщившись, Тополь коснулся верхней губой кончика носа, гнусаво рассмеялся и уставился в середину лба Надежды, словно стараясь просверлить в нём дыру. – Чего ж ты не предложишь мне раздеться и пройти к столу-у?..
Цепляясь мыском левого ботинка за пятку правого, Тополь попытался разуться, но неведомая сила толкнула его в бок и повалила на вешалку. Вскинув бровь, он несколько мгновений постоял в раздумье, прикидывая, стоят ли Надькины полы прикладываемых им стараний. Взвесив все «за» и «против», Леонид пришёл к выводу, что лишние церемонии в данном случае абсолютно ни к чему, поэтому, избавив себя от напряжённого ритуала разувания, просто встал на плюшевые мягкие тапочки, попавшиеся ему под ноги, и тщательно обтёр о них подошвы.
– Ты что, рехнулся? В честь чего я должна тебя куда-то звать?! – опешила Надежда.
Первым её порывом было наклониться, поднять с пола перепачканные тапочки и надеть их на уши бесстыжему Лёньке, но она вовремя остановила себя, не дав эмоциям взять верх над здравым смыслом. На трезвую голову Тополь никогда не поднял бы на неё руку, но что у него в голове сейчас, сказать было затруднительно.
– Значит, жрёте вы на мои денежки, а пригласить меня к столу – и в голове нет? Хороши… нечего сказать… па-а-адлы… – Выпятив губы трубочкой, вцепившись в чей-то плащ и не сводя с Надежды осоловелого взгляда, он неторопливо разинул рот, провёл пальцами по растянутым уголкам губ и обтёр ладонь об себя. – Ну и как, жировать на дармовщину удобно?
– Чего ты несёшь?! – Надежда окинула фигуру Леонида неприязненным взглядом. – Иди домой, проспись для начала.
– Домо-о-ой? Вот ты ка-а-к?.. – Он прищурил один глаз. – А этого не хочешь?! – Медленно, словно боясь промахнуться, Леонид поднёс к языку большой палец, хорошенечко его облизал и вдруг, сделав фигу, ткнул Надежде ею в лицо. – На-ка, выкуси! Думаешь, я дурнее паровоза? Не-е-ет… Пока ты и твой сопливый сосунок не вернёте моих денег, можете даже не рассчитывать – я с места не тронусь. Ясно тебе?! – Распрямив узкие плечи, Тополь криво ухмыльнулся. – Нашли дурака – домой… Домой?!! Где он теперь… дом-то, а?! Где, я тебя спрашиваю?!!
– Ты что, повредился в уме? Какой паровоз? Какие деньги?! – Надежда отступила на шаг и с испугом посмотрела на бывшего мужа. – Что ты городишь?! Уходи немедленно. Сейчас же уходи и никогда здесь больше не появляйся. – Стараясь говорить уверенно, Надежда вскинула подбородок и прибавила в голос металла, но внутри неё что-то непривычно задрожало. – По какому праву ты вваливаешься в мою квартиру и учиняешь здесь пьяный дебош?
– А ты не знаешь, да? Не зна-а-аешь… – Оторвавшись от вешалки, Леонид шагнул к Надежде, и её обдало отвратительным запахом перегара. – Хорошо устроилась: я не я и хата не моя. Хватит дурочкой прикидываться! Говори, куда вы спрятали мои деньги?!! – Качнувшись, он хотел схватить её за воротник блузки, но промахнулся и царапнул ногтями по шее.
– Перестань! – отшатнувшись, вскрикнула Надежда и машинально приложила руку к горящей коже, но тут же её отдёрнула, потому что ощущение было такое, будто кто-то провёл по шее раскалённым утюгом. – Что ты идиотничаешь, Тополь? Какие ещё деньги?! Шёл бы лучше проспался!
– Никуда я отсюда не пойду! Где мои доллары?!!
– Какие доллары?! – в панике переспросила Надежда.
– Зелёные! – со злостью прохрипел он. – Такие шуршащие зелёненькие бумажечки с добрым дяденькой посерединке! Или ты таких денежек никогда в глаза не видела… др-р-рянь?! – Выплюнув изо рта раскатистое «р», он с шумом втянул в себя воздух. – Двадцать тысяч. Где они? Лучше скажи, а иначе… – Расставив ноги, чтобы сохранить равновесие, Тополь уставился на Надежду в упор и медленно, с удовольствием, потёр руки.
– Двадцать тысяч? – поразилась Надежда. – Какие двадцать тысяч? О чём ты?
– Только не нужно делать вид, что ты ничего не знаешь! – Тополь взглянул в бледное, без единой кровинки, лицо бывшей жены. – Две недели назад твой шелудивый щенок продал мою квартиру и исчез. С деньгами. С моими деньгами! – Чувствуя, как обида и злость, поднимаясь к самому горлу, делают новый виток, он хрустнул пальцами рук, а на самом дне его глаз плеснулось что-то такое, от чего по всему телу Надежды побежали мурашки.
– Что ты такое говоришь?.. – потрясённо прошептала она. – Этого не может быть. Я бы знала.
– А ты не зна-аешь… – хрипло выдавил он. – Как же, поверил! – Неестественно рассмеявшись, Тополь сделал несколько неуверенных шагов вперёд. – Ищи себе другого дурака! Ясно? – Постояв несколько секунд, словно раздумывая, как же поступить дальше, Леонид качнулся вперёд и на ватных, подгибающихся ногах двинулся в большую комнату. – Значит, не хочешь говорить… ла-а-дно, я сам найду.
– Леонид, ради всего святого, прекрати, что ты делаешь?! Я ничего не знаю ни о каких деньгах! Подожди… Послушай… Да подожди же ты!!! – Она вцепилась в его рукав. – Тут какая-то ошибка. Семён не мог так поступить!
– Много ты о нём знаешь! – Дёрнув рукой, Тополь отбросил Надежду и подошёл к секретеру. – Сама откроешь или ломать?
– Твоих вещей там нет. – На щеках Надежды проступили красные пятна. – Ты не смеешь обыскивать мой дом, у тебя нет на это никаких прав. Я не позволю тебе это сделать.
– Стану я спрашивать, – скривился он. – Если найду деньги – удавлю Сёмку, как щенка. Если не найду – удавлю обоих. Поняла?
– Поняла… – Превращаясь в две узкие режущие щели, глаза Надежды сузились. – А теперь слушай меня внимательно. Или ты немедленно выметешься из моего дома, или я отверну тебе голову, как курёнку, и ты даже пикнуть не успеешь.
– Испуга-ала… – сдавленно проговорил Леонид, но его рука, уже потянувшаяся к ключу секретера, застыла на полпути.
– Ты меня знаешь. – Скулы Надежды дрогнули.
– Чёртово отродье, воровская семейка! – по-бабьи взвизгнул он, и в его лице появилось что-то крысиное. – Отдайте мне мои деньги! Отдай мне мои деньги, Надька… – издав горлом звук, похожий на хрюканье, он сморщился, пару раз вздрогнул, и вдруг из его глаз покатились крупные пьяные слёзы. – Куда же мне теперь?.. Деться мне, куда? – Сотрясаясь от рыданий, Тополь прижал ладони к лицу.
Ни Надежда, ни Леонид не слышали, как, потихоньку повернувшись, в прихожей щёлкнул замок.
– Некуда мне и-идти… понимаешь ты это или нет?.. – Ноги Тополя подогнулись, и он с размаху, словно тяжёлый мешок с картошкой, бухнулся на пол. – Нет у меня больше дома… нету-у-у… – Всхлипывая, точно ребёнок, Леонид ещё сильнее прижал руки к лицу и принялся раскачиваться из стороны в сторону. – У меня ничего… ничего нету… ничего…
– Лёнь… – Надежда с жалостью посмотрела на скорчившегося на полу бывшего мужа, и её сердце болезненно сжалось. – Лёнь… – тихо повторила она и, не зная, что сказать, замолчала.
– Он ограбил меня… – Хлюпнув носом, Тополь громко высморкался. – Он вор… и ты тоже… вы оба заодно. Вы всегда были заодно, а я всегда был… чужим…
Неожиданно в прихожей раздался слабый скрип, словно кто-то, стараясь не шуметь, крался на цыпочках.
– Семён, это ты? – Надежда вскинула голову и прислушалась, но странный звук не повторился.
– Семён?.. – встрепенулся Тополь. Пытаясь подняться на ноги, он встал на колени, но дальше этого дело не пошло. – Где этот сукин сын?! Пусть он придёт и посмотрит мне в глаза!
– Успокойся, Леонид, его нет дома. Мне показалось.
– Показалось… – досадливо хлюпнул носом Тополь и снова осел на пол. – Пусть он придёт… пусть скажет, куда дел мои деньги… пусть ска-ажет… – От жалости к себе Леонид тихо заскулил.
Пьяные слёзы были тёплыми и солёными и лились непрерывной рекой. Размазывая их по лицу, Тополь что-то невнятно бормотал себе под нос, и его неразборчивое гундение, прерываемое частыми всхлипами, походило на одну сплошную жалобу, исполняемую на каком-то тарабарском языке, понятном ему одному.
Внезапно странный звук повторился в прихожей снова, и Надежда чётко услышала, как под тяжестью чьих-то шагов слабо скрипнули паркетные дощечки.
– Кто там?!
Неожиданно Надежде стало не по себе. Вздрогнув, она напряглась, и её ногти впились в ладони. На самом деле, нужно всего-то просто пройти в прихожую, а не накручивать себя, гадая на кофейной гуще и представляя всякие ужасы, но её ноги, вдруг став неподъёмно-тяжёлыми, намертво приросли к полу.
– Кто там? – ещё раз повторила она и отчётливо услышала, как едва слышно щёлкнул замок входной двери.
– Это был он, да? Он? – Тополь поднял на Надежду осоловелые глаза. – Сволочь… Чёртово отродье… Да будьте вы все прокляты!.. – Прижавшись лбом к полу, он громко взвыл, потом мелко-мелко, словно в чудовищном ознобе, затрясся и вдруг, икнув, без признаков жизни повалился на бок.
– Лёня…
Побледнев лицом, Надежда в страхе опустилась перед Тополем на колени, и в этот момент из его горла вырвался хриплый, протяжный храп. Дойдя до предела, сознание Леонида отключилось, а его телу в данный момент было абсолютно всё равно, где оно находится и что с ним случится дальше.
* * *
– Посмотри мне в глаза и скажи, что этого не было, – глухо произнесла Надежда и выжидательно посмотрела на сына.
– Мам, ну о чём ты говоришь? – Семён с удовольствием принялся намазывать на хлеб красную икру. – Тоже мне, нашла кому верить. Такое ощущение, что ты отца первый день знаешь. За столько лет могла бы уже и привыкнуть к его выходкам.
– Такого не выдумаешь. – Надежда, не отрывая взгляда, смотрела на Семёна.
– Значит, он выдумать не мог, а я мог. Чудненько! – язвительно отозвался сын. – Лучше поверить какому-то там пройдохе, только не собственному ребёнку, правда?
– Семён, я тебя прошу, не лги мне.
– Чего ради мне тебя обманывать? – Вскинув на мать свои тёмно-синие, опушённые густыми ресницами глаза, Семён подкупающе улыбнулся. – Да я и знать не знаю ни о какой квартире. Не иначе как у нашего папеньки произошёл заскок. И вообще, я не понимаю, к чему весь этот разговор? Я сказал тебе, что не имею к этой истории никакого отношения, чего тебе ещё нужно?
– Почему ты считаешь, что вокруг тебя живут одни дураки? – с неприязнью произнесла мать, и внутри Семёна, будто предупреждая его об опасности, тренькнула тоненькая струнка беспокойства.
– При чём здесь это? – Отложив в сторону нож, Семён поднял глаза и дёрнул тугими желваками. – Не знаю, зачем тебе нужен скандал, но, по-моему, последние несколько дней ты его усиленно провоцируешь. Неужели на тебя так подействовала пьяная истерика отца? Этот негодяй придумал какую-то глупость, ей-богу, а ты, вместо того чтобы вытолкать его в три шеи и забыть весь этот бред, мотаешь нервы и мне и себе. Неужели тебе недостаточно моего слова?
– Твоего слова?.. – усмехнулась Надежда.
– Мама, любому терпению есть предел, в конце-то концов! – Решив, что лучшая тактика защиты – это нападение, Семён вскинул подбородок и оскорблённо выпятил губу. – С какой стати я должен перед тобой оправдываться? Если я сказал, что не имею никакого отношения к отцовским выдумкам, значит, так оно и есть. Я не знаю, зачем ему потребовалось валять перед тобой ваньку, это его дело, но мне непонятно, по какой такой причине его выкрутасы должны отражаться подобным образом на мне?!
– Ну ты и артист! – восхитилась Надежда. – И в кого ты такой талантливый, даже не знаю. Жаль только, что сволочь первостатейная, а так – цены бы тебе не было.
– Что-что?! – От неожиданности лицо Семёна вытянулось.
– Что слышал.
– Ну, знаешь ли…
Какое-то время Семён молча смотрел на мать, пытаясь подобрать подходящие слова, но, как на грех, в голову не приходило ни единой мысли.
– Тебе дать слово что чихнуть – ничего не стоит, – укоризненно произнесла Надежда.
– Меня оскорбляет твоё недоверие. – Всё ещё пытаясь как-то реабилитироваться в глазах матери, Семён поджал губы, но уже через секунду понял, что все его попытки оправдаться – детский лепет, который лучше оставить при себе.
– Что ж ты, милый ребёнок, не удосужился убрать его подальше от моих глаз, а? – Опустив руку в карман фартука, Надежда извлекла из него небольшую вишнёвую книжечку в прозрачной полиэтиленовой обложке. – Давай-ка посмотрим, что бы это такое было, как ты думаешь? – Зажав паспорт двумя пальцами, Надежда с презрением посмотрела на сына, вдруг ставшего белее мела. – Молчишь? Наверное, не знаешь. Тогда я тебе помогу.
– Не стоит. – Желваки на скулах Семёна заходили ходуном.
– А я всё же помогу. – Открыв документ на страничке с пропиской, Надежда поднесла паспорт к глазам сына. – Ещё что-то объяснять нужно?
– Значит, опять лазила по карманам?! – зло процедил он. – Терпеть этого не могу!
– Не терпи.
– Какая же ты… – на мгновение он запнулся, подыскивая нужное слово, – отвратительная! Какая же ты противная и гадкая! – с ненавистью выдавил Семён. – Если бы ты только знала… если бы ты только могла знать…
– Ни к чему всё это. Меньше знаешь – спокойнее спишь, – обрезала его Надежда. – Вот что я тебе скажу, милый мальчик. Свою патетику ты оставь при себе. С определённого времени твоё мнение меня больше не интересует.
– Да что ты? – Стараясь сохранять видимость того, что всё идёт как нельзя лучше, Тополь едко усмехнулся. – И с каких же это пор тебе наплевать, что я о тебе думаю?
– С тех самых, как ты похоронил меня в реанимации… наследничек, – низко добавила она. – С отцом ты разделался лихо, нечего сказать. Насколько я понимаю, следующая – я?
– Мне не нравится твой тон, – огрызнулся он.
– Другого не будет.
– В таком случае и разговора у нас с тобой не будет!
– А вот это мы ещё посмотрим. – Не дожидаясь ответа сына, Надежда поднялась с табуретки и, ни слова не говоря, направилась в комнату Семёна.
– Чего тебе там надо? – грубо поинтересовался он, но, видя, что она никак не реагирует на его слова, вскочил на ноги и бросился за ней следом.
В том, что мать собирается устроить обыск в его комнате, Семён не сомневался. Если бы денег в квартире не было, он бы, пожалуй, пошёл на принцип и закатил такой скандал, что чертям стало бы тошно. Но доллары находились тут, вернее то, что от них осталось. Завёрнутые в пакет, они были аккуратненько приклеены к обратной стороне сиденья стула прозрачной клейкой лентой. Конечно, ничего необыкновенного в подобном тайнике нет, но ничего более оригинального Семёну в голову не пришло, тем более что ни в духовку кухонной плиты, ни в барабан стиральной машины, ни на дно того же мусорного ведра положить деньги он не мог.
– Если ты посмеешь перевернуть в моей комнате хоть что-нибудь, я за себя не ручаюсь! – зло полыхнув глазами, прошипел Семён. – Ты не имеешь никакого права переворачивать тут что-то вверх дном. Это моя комната!
– Ничего твоего тут нет, – парировала Надежда. – За всю свою никчемную жизнь ты не принёс в этот дом ни копейки, так что всё, что тут есть, – исключительно моя заслуга.
– Ну ладно… хорошо… приступай… – Выдвинув стул на середину комнаты, Семён уселся на него, сложил руки на груди и забросил ногу на ногу. – Давай-давай, не стесняйся, приступай, ищи… а я погляжу, как это у тебя получится. И посмеюсь.
– Боюсь, что на смех у тебя времени не останется. – Надежда приблизилась к сыну вплотную, взялась рукой за спинку растреклятого стула, и сердце Семёна, ухнув куда-то в пустоту, больно ударило его между лопаток. – Как-то не по-мужски получается, не находишь? Ты сидишь, я стою. – Она наклонилась к сыну, заглянула ему в лицо, и, окунувшись в серые холодные глаза матери, Семён вздрогнул. – Ну-ка, милый мальчик, сделай милость, приподнимись.
Семён дёрнул ноздрями:
– Лучше уйди.
– Что лучше, а что хуже, решать буду я.
– Лучше уйди… – чувствуя, как перед глазами замелькал рой чёрных мушек, повторил Семён и смерил мать ненавидящим взглядом.
– Хорошо, я уйду, – неожиданно отступила Надежда. – Но сначала… – Неожиданно стул, на котором восседал Семён, качнулся в сторону, и Тополь, даже не успев сообразить, что произошло, больно приложился об пол.
– Ты что?!!
Взвыв от боли и унижения, он стремительно вскочил на ноги, выдернул из рук матери стул, перевернул его сиденьем вниз и чуть не онемел: денег в тайнике не было.
* * *
– Лидия, нам надо с тобой серьёзно поговорить.
Стряхнув с куртки воду, Леонид аккуратно расправил её на плечиках вешалки и обернулся к жене.
– И о чём же мы с тобой будем говорить? – Уперев руки в бока, Лидия встала посреди прихожей и окинула мужа с ног до головы оскорбительно неприязненным взглядом.
– Что ж, нам с тобой не о чем поговорить, что ли?
Сделав шаг в сторону, Тополь хотел обойти пышные телеса своей ненаглядной половины и нырнуть в гостиную, но она разгадала его нехитрый маневр и, намеренно загораживая проход, сдвинулась в сторону ровно настолько, чтобы не дать Леониду выскользнуть из прихожей.
– Не о чем нам с тобой больше говорить, Лёня. Не о чем и незачем.
– С чего бы это?
Увидев, что дорога на кухню всё ещё открыта, Тополь быстро скинул ботинки, шмыгнул в домашние тапочки и уже собрался направить свои стопы на камбуз, как мощная длань «умирающей» страдалицы опустилась ему на плечо.
– Ты бы ботиночки не спешил снимать.
– Это ещё почему? – Скосив глаза на широкую руку Загорской, унизанную тяжёлыми золотыми перстнями, Леонид недовольно опустил уголки губ и только тут заметил, что у самой вешалки стоят два чемодана. Ощутив под ложечкой неприятное посасывание, он поднял голову и удивлённо поглядел на Лидию. – Ты куда-то собралась?
– Я – нет. – Сочтя, что зрелище собранных вещичек деморализовало противника по полной программе, Лидия отпустила плечо Леонида и сложила губы довольным крендельком. – А вот ты уезжаешь. Так что не спеши разуваться, дружочек.
– Уезжаю?! – выпучил глаза Тополь. – Ты что-то путаешь – лично я никуда не еду!
Удачно отодвинувшись вбок, он шустро протиснулся между жировыми запасами мадам Загорской и вешалкой с куртками, и не успела Лидия моргнуть глазом, как он оказался на кухне сидящим на табуретке и крепко держащимся за сиденье руками.
– Твои детские выходки просто смешны. – Глядя на угнездившегося на табуретке мужа, Лидия с отвращением растянула свои полные губы. – Если ты считаешь, что таким образом тебе удастся уговорить меня сжалиться над тобой, то ошибаешься. Я больше не намерена терпеть твоё присутствие в моём доме. Хватит, натерпелась за полтора года!
– К твоему сведению, это теперь и мой дом, – попытался огрызнуться он.
– Это ты так думаешь, – с удовольствием протянула Лидия и, не скрывая своей радости, широко улыбнулась во всё лицо. – Квартира, в которой ты сейчас находишься, была приватизирована на моё имя ещё до того, как мы поставили в паспорта штампы, так что мой тебе совет: выброси из головы все мысли о совместно нажитом имуществе и прочей чепухе. Хозяйка этой жилплощади – я, а ты – ни пришей ни пристебай, вот ты кто.
– Между прочим, я твой муж, – вспыхнул Леонид, и его лицо покрылось тёмными пятнами, весьма отдалённо напоминающими румянец. – Мало того, я здесь прописан, так что изволь прикусить свой поганый язычок и разложить мои вещи по полкам в том порядке, в каком они лежали! – Сурово сдвинув брови, Тополь бросил на Лидию разгневанный взгляд и почувствовал, как вместе со злостью к нему возвращается его обычный апломб. – Что это за штучки – собирать чемоданы? С какой стати я должен куда-то уходить из собственного дома?! Нравится тебе моё присутствие здесь или нет – не имеет ровно никакого значения. Мне здесь удобно, а остальное меня не интересует!
– Ух ты, как распетушился, сачок ты дырявый! – Гневная патетическая речь Леонида не произвела на Лидию ни малейшего впечатления. – Прописан он тут, видите ли! И где же твоя прописка?
– В паспорте, – с неохотой сообщил он. Не желая пускаться в дальнейшие объяснения, Леонид отцепился от табуретки, потёр руки и уже довольно уверенно посмотрел на жену. – Вместо того чтобы разводить тут чёрт знает что, лучше бы на стол собрала, умирающая ты моя. Что, просчиталась, дурочка? Может, имущественных прав я на эту квартиру и не имею, это ещё надо будет разузнать у юриста, но уж жить-то я здесь имею полное право, и ничего ты с этим сделать не сможешь.
– Это тебе так кажется, – сладко промурлыкала Лидия. – Но я тебя огорчу: после моего заявления, поданного в ЖЭК, о том, что я против твоей прописки на моей жилплощади, никаких прав у тебя не осталось. Ни-ка-ких.
– Заявление? – На какой-то момент Тополь замер, будто раздумывая, чем могло ему угрожать это странное слово. – Ты опоздала, милая, документы уже в деле, так что боюсь, твои телодвижения уже ни к чему не приведут, – возразил он. – Послезавтра мне выдадут на руки паспорт, и тогда ты хоть испишись, никуда ты меня отсюда не сдвинешь.
– Зачем же ждать до послезавтра? Не лучше ли покончить со всеми формальностями прямо сейчас?
Неожиданно развернувшись, Загорская скрылась в прихожей, и до слуха Леонида донёсся звук расстёгиваемого чемоданного замка. Беспокойно оглянувшись, словно желая удостовериться, что никто из посторонних за ним не наблюдает, Тополь встал на цыпочки, сделал несколько шагов в сторону прихожей и вытянул шею, пытаясь разглядеть, чем же таким занята Загорская. В следующую секунду его лицо приобрело цвет переспелой вишни: стоя над раскрытым чемоданом с его вещами, Лидия держала паспорт в прозрачной полиэтиленовой обёрточке.
Её собственный документ имел гораздо более респектабельный вид и был обёрнут в добротную кожаную обложку, когда-то очень давно привезённую специально ради этого из Прибалтики. Нельзя сказать, чтобы Леонид завидовал этой пустяковине, вовсе нет, просто вытесненные рельефные узоры на его паспорте смотрелись бы ничуть не хуже, чем на Лидкином, и вообще, подобное украшение, несомненно, задумывалось как исключительно мужская принадлежность кожгалантереи, такая же как портмоне или портсигар.
Сомневаться, чей паспорт Лидка держит в руках, не приходилось: тонкий протёршийся в уголках целлофанчик не оставлял никаких сомнений в том, что вишнёвая корочка принадлежит ему, Леониду Семёновичу Тополю, и никому больше. Мгновенно мелькнув, страшная мысль озарила его сознание, словно разряд электрической молнии: почти двухмесячная задержка документов в паспортном столе, в один день принятое заявление от Лидки и, наконец, паспорт в её руках – не цепь совпадений, а закономерность, заранее просчитанная, выверенная и основанная, несомненно, на старых связях с кем-то из работников ЖЭКа.
Сложив все составляющие вместе, Тополь крупно вздрогнул и, сделав два шага назад, буквально упал на ближайшую табуретку без сил. То, что в графе «прописка» стоит печать о его выписке с прежнего места жительства и нет второй, подтверждающей его местонахождение в квартире у Лидки, было понятно и без слов.
– Бомж… – потрясённо прошептал Тополь, и его глаза наполнились паническим страхом. – Что же мне теперь делать?
Затрепыхавшись, его сердце запрыгало где-то у самого горла, и в голове Тополя пронеслась нелепая мысль, что вот сейчас, в этот самый момент, оно подпрыгнет посильнее и выскочит из груди совсем. И тогда всё кончится. Кончится одним разом, даже не начавшись. От жалости к себе, отчего-то обделённому судьбой гораздо больше, нежели остальные, Тополь прерывисто вздохнул, его горло перехватило острым спазмом, и по всему телу, разлилась волна безумного страха.
– Дарлинг, у меня есть для тебя подарочек. – Выплыв из-за угла, мягкое тело Загорской почти бесшумно переместилось в кухню и застыло напротив Леонида.
– Ты действительно хочешь от меня избавиться? – Понуро опустив голову, он смотрел на босые ноги своей второй половины, втиснутые в открытые аляповатые шлёпанцы с меховыми помпонами. – Отчего ты меня так ненавидишь?
– Оттого, что ты урод, Тополь. – В горле Загорской что-то забулькало, и, даже не глядя в её лицо, Леонид понял, что она смеётся. – Два с половиной года назад, на юге, на курорте, меня угораздило связаться с таким барахлом, как ты. Где была в тот момент моя голова – неясно, но самый главный из всех нас лицемер и ханжа, наш добрый боженька, заставил меня расплатиться за всё сполна.
Тополь поднял голову и удивлённо воззрился на Лидию, а потом перевёл взгляд на иконы, стоящие на полочке у окна, почти под самым потолком. Особенной религиозностью Лидка не отличалась, но чтобы так открыто поносить того, на чей светлый лик она время от времени крестилась?..
– Можешь не хлопать глазами, как молочный телок, и не коситься в угол! Я своё выстрадала, и теперь, когда на нашей с тобой истории поставлен окончательный крест, мне уже всё равно, кто там есть и чего ему от меня нужно. – Она ткнула пальцем куда-то в потолок, где, по её мнению, находился Всевышний. – Уезжая из пансионата, я рассчитывала забыть об этой истории, как о страшном сне, и никогда больше не ворошить эти скверные воспоминания, обогатившие меня на копейку, а состарившие чуть ли не на десять лет. Отделавшись от тебя, я вздохнула спокойно, но ты снова свалился на мою голову как чёрт из табакерки, и моя жизнь снова превратилась в ад, но в гораздо больший, чем прежде. Теперь я не могла развернуться и уехать, а молчала и терпела твои заскоки, потому что ты связал меня по рукам и ногам!
– Неужели у тебя никогда не было ко мне никаких чувств? – Самолюбие Тополя оказалось серьёзно задето. – Когда-то ты не могла оторвать от меня глаз, да и подарки, между прочим из драгоценных металлов, тогда не казались тебе такими уж убогими. Справедливости ради стоит сказать, что у меня остались все чеки на кольца и кулоны, приобретённые мною для тебя в пансионате два с половиной года назад. – Он вздёрнул вверх подбородок, и в его глазах загорелась обида. – Когда я тратился на тебя, я был хорош…
– Лёнька, прекрати себе льстить: для того чтобы принимать твои слюнявые поцелуи, мне приходилось зажмуриваться. Если бы я только могла предположить, во что мне выльются твои подарочки, я бы ни за какие коврижки не приняла от тебя даже медного пятака!
– Может, пятачок тебе и ни к чему, но что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз отказалась от изделия из золота. Хорошо ещё, что половину из того, что ты из меня вытянула, я купил не в ювелирном магазине, а в комиссионном, – глубокомысленно изрёк Тополь.
– Что ты сказал?! – Загорская брезгливо сморщилась. – Ты бы ещё догадался в комиссионке прикупить для меня комплектик поношенного нижнего бельишка. Какая гадость! Ну и скопидом же ты, Лёнька!
– А ты дешёвая продажная кукла, – не остался в долгу он.
– Вытряхивайся из моего дома! Сейчас же! И чтобы ноги здесь твоей больше не было! – Швырнув на стол паспорт, Загорская торжественно указала Тополю на дверь.
– Даже не мечтай! – Неожиданно Леонид расслабился, забросил ногу на ногу, и на его лице появилось умиротворённое выражение. – Короткая же у тебя память, Лидка! А что с тобой будет, если я пойду в милицию и заявлю, что полтора года назад ты совершила на меня автомобильный наезд? Что, забыла? Вижу, забы-ы-ыла… – язвительно протянул он. – А вот я не забыл. Я помню. И как ты наехала на меня на своей драндулетке, и как смоталась с места происшествия, не оказав пострадавшему первой медицинской помощи. Я всё помню, ты не думай, – мстительно процедил он.
