Текст книги "Иллюзия любви. Ледяное сердце"
Автор книги: Ольга Дрёмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
В отличие от подруги Лидии, успевшей за свою жизнь трижды побывать замужем, дважды овдоветь и даже единожды развестись, Кусочкина предпочитала жить в одиночестве, ни от кого не завися и ни перед кем не отчитываясь. Самостоятельная и решительная, она видела все мужские хитрости, шитые белыми нитками, ещё на той стадии, когда они только зарождались в их дурных головах и когда ещё обладатели этих голов сами не подозревали о начавшемся процессе, и потому выводила представителей сильной половины человечества на чистую воду даже раньше, чем они успевали её замутнить. Понятное дело, такое положение вещей ни одного мужчину не устраивало, поскольку кому же из них могло понравиться, что женщина, предназначенная по определению находиться где-то чуть ниже мужского плеча, осмелилась высовываться, да еще столь беспардонно. И как следствие всего этого, мужики, все до единого, шарахались от Альбины, как чёрт от ладана, предпочитая не наступать на горло собственному самолюбию и не иметь ничего общего с бабой – рентгеном.
Нельзя сказать, чтобы Кусочкина являлась ярой мужененавистницей, вовсе нет, в каком-то отношении она даже жалела бедных мужчинок, в основной своей массе не способных позаботиться даже о себе, не говоря уж о том, чтобы взять на себя ответственность за кого-то ещё. Сочувственно глядя на «сильных мира сего», Альбина смотрела на этих орлов с воробьиными крыльями и думала о том, что муж в доме мало чем отличается от какого-нибудь пуделя или фокстерьера, которым для счастья нужно всего две вещи: вовремя покушать и погулять. По мнению Альбины, черепаха или хомячок в каком-то смысле даже удобнее, нежели муж, поскольку, составляя хозяйке компанию, не перечат, не прокуривают помещений и не врут, да и с экономической точки зрения, как ни поверни, хомяк обходился гораздо дешевле мужа.
Несмотря на свою твёрдую уверенность в бесполезности замужества как такового, Альбина относилась к убеждениям подруги терпимо, особенно не одобряя, но и не порицая вслух её бесконечных замужеств и романов, следовавших буквально один за другим. Если Лидии требовалась помощь, будь то денежная сумма или совет, двери дома Альбины не закрывались для подруги в любое время дня и ночи, независимо от того, чем она сама была занята и какие строила планы.
– Лидочка, осторожнее, у меня в руках кипяток, – предупредила Альбина, подходя к столу. Затем разлила по чашкам чай, порезала торт и произнесла: – Ну, теперь рассказывай, что там у тебя случилось.
– Даже не знаю, с чего начать. – Лидия покрутила в пальцах изящную мельхиоровую ложечку и шумно вздохнула. – Если коротко, то я влипла в неприятную историю и никак не могу сообразить, как из неё выбраться с наименьшими потерями.
– Опять какой-нибудь роман? – с сарказмом протянула Альбина. – Ох, Лидка, Лидка, помяни моё слово, загонят тебя когда-нибудь мужики за Можай или ещё куда подальше.
– Уже загнали, – невесело констатировала Лидия и криво усмехнулась.
– И как далеко?
– Дальше не бывает. – Лидия несколько раз брякнула миниатюрной ложечкой о край фарфоровой чашки, собираясь с мыслями, помолчала, а потом, глядя в одну точку, начала рассказывать: – Началось всё это полтора года назад, на юге, когда меня угораздило связаться с одним отвратительным типом по фамилии Тополь. Мы тогда отдыхали вместе в одном пансионате по путёвке. Сначала он мне показался очень даже неплохим вариантом: денег на подарки не жалел, комплиментами осыпал выше всякой меры, благо они денег не стоили… – Она снова усмехнулась, с шумом втянула в себя воздух. – Короче, когда отпуск стал подходить к концу, этот ромео вдруг опомнился и решил, что неплохо было бы, если бы я как-то расплатилась за его щедрые дары.
– Что ты имеешь в виду под словом «расплатилась»? Близкие отношения? – Альбина подцепила кончиком мельхиоровой ложечки кусочек торта.
– Если бы… – натужно хмыкнула Лидия. – Представь себе, этот надутый гусак решил, что, пленившись подаренными колечками, я буду настолько глупа, что, ни много ни мало, соглашусь пойти за него замуж! – Загорская с негодованием сверкнула глазами.
– Надеюсь, у тебя хватило ума отказаться. – Альбина едва заметно улыбнулась.
– Ясное дело! – Лидия картинно выставила руку ладонью вверх и растопырила пальцы. – Зачем он мне такой хороший нужен! Подумай сама: до встречи со мной он был уже четырежды женат, причём каждая из жён сдуру родила ему по ребёнку, точного возраста которых этот заботливый папашка даже не мог припомнить. Мало того что ему стукнуло пятьдесят со всеми вытекающими отсюда последствиями, на нём висело два исполнительных листа, а значит, половина его зарплаты уплывала, даже не доходя до него, так ещё и сама зарплата не ахти какая, смех сказать – инженеришка на оборонном заводе!
– Н-да, жених зави-и-дный. – Альбина прищурилась и покачала головой. – Я бы на твоём месте постаралась спровадить его поскорей – и к стороне. Было – и забыла.
– Что же ты думаешь, я поступила как-то иначе? – с напускной обидой произнесла Лидия. – Тогда плохо ж ты меня знаешь. В последний день моего отпуска, когда этот гусь лапчатый припёрся ко мне в номер требовать компенсации за истраченные денежки, я выгнала его в три шеи с таким страшенным скандалом, что тебе и не снилось. Он ругался на чём свет стоит, требовал вернуть всё подаренное назад, но я была тверда, как кремень! – Лидия гордо вздёрнула подбородок.
– Это вся твоя вселенская катастрофа? – хмыкнула Альбина. – Знаешь, что я скажу тебе, моя дорогая, ты ещё дёшево отделалась.
– Если бы на этом история закончилась, я бы, пожалуй, с тобой согласилась. – Неожиданно лицо Лидии стало серьёзным. Отложив в сторону ложечку, она нахмурилась, опустила плечи и буквально на глазах, подобно сдувающемуся шарику, сжалась вся и даже стала как будто меньше ростом. – Когда я возвратилась в Москву, первое время мне было как-то не по себе, мне всё казалось, что этот тип каким-то образом меня отыщет и станет мотать нервы дальше, но он не появлялся, и через какое-то время я успокоилась окончательно. А прошлой весной, в самом начале апреля… Нет, ты не поверишь, – лицо Загорской помрачнело окончательно, – такое бывает только в кино…
– Ты хочешь сказать, что вы снова встретились? – удивилась Альбина. – Бог мой, Москва такая огромная, неужели вам не хватило места, чтобы разминуться?
– Всё гораздо хуже, чем ты думаешь. – Загорская несколько раз нервно провела рукой по лбу. – Мы не просто встретились, а встретились при таких обстоятельствах… Короче, не знаю, как это произошло, но на одном из перекрёстков я случайно сбила пешехода, и им оказался не кто-нибудь, а растреклятый Лёнька собственной персоной!
– Насмерть? – ахнула Альбина.
– Лучше бы насмерть! – зло бросила Лидия. – Не знаю, как тебе объяснить, может, всё это плод моего больного воображения, но у меня создалось впечатление, что Лёнька сам бросился под колёса моего автомобиля.
– Быть того не может! – Услышанная новость оказалась настолько сногсшибательной, что Альбина позабыла и о торте, и о чае, и вообще обо всём на свете. – Да-а-а-а… Лучше бы ты сшибла кого-нибудь другого… – растерянно протянула она. – Надо же такому случиться – в городе двадцать миллионов народа, а тебя угораздило наехать именно на него. Нарочно не придумаешь.
– Если бы этот растяпа был один, всё бы обошлось как нельзя лучше. – Вспоминая события почти годовалой давности, Лидия с чувством махнула своей ухоженной ручкой. – Обвести его вокруг пальца не составило никакого труда: вместо обещанных ста долларов я пихнула ему в карман рубль и, пока он хлопал глазами, дала газу. Но, как назло, у Лёньки отыскался защитничек, сын от первого брака, по имени Семён. Не знаю, как ему удалось, но он буквально за три дня отыскал мои координаты, и они завалились ко мне на квартиру на ночь глядя на пару.
– Они требовали от тебя денег? – Длинные пальцы Альбины нащупали узор на скатерти и, передвигаясь по нему вверх и вниз, начали методично повторять контуры рисунка.
– Денег они с меня не взяли, хотя, знай я, что мне предстоит, лучше бы расплатилась с ними деньгами! – с безнадежностью проговорила Лидия. – Эти двое придумали вариант гораздо лучше: вместо того чтобы снять пенку одноразово и исчезнуть, они решили сделать из меня дойную корову, приносящую постоянный доход. Заявив, что у них имеется двое свидетелей наезда, они зажали меня в угол и заставили согласиться на их условия.
– И в чём же они состояли? – Боясь пропустить что-нибудь важное, Альбина даже перестала дышать.
– Под нажимом этой парочки я была вынуждена оставить у себя в квартире Лёньку.
– В качестве кого? – От изумления глаза Альбины стали круглыми.
– В качестве бесплатного квартиранта.
– И как надолго?
– Давай считать. – Лидия принялась загибать пальцы: – Апрель, май, июнь, июль…
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что Тополь находится в моём доме по сегодняшний день, а на улице уже январь.
– Он что, висит на твоей шее уже почти год?! – не поверила своим ушам Альбина.
Ничего не отвечая, Лидия несколько раз кивнула.
– Ты с ума сошла… – Напрочь забыв об остывающем чае, Альбина с возмущением взглянула на подругу. – Я тебя не узнаю. Как ты могла позволить помыкать собой столько времени?
– Это тоже ещё не всё, – дёрнула накрашенными стрелками бровей Лидия.
– Ну, знаешь что… – Альбина подняла плечи, выражая крайнюю степень своего возмущения. – Неужели после того, что ты мне тут рассказала, может быть что-то ещё хуже?
– Может, – коротко уронила Лидия. – Не далее как неделю назад папенька с сыночком сидели на моей кухне и, думая, что я ничего не слышу, строили планы относительно моей квартирки. Вернее, строил старшенький, а младшенький выступал в роли благодарного слушателя. Поскольку роль оратора Лёньке выпадает крайне редко, он распетушился, потерял бдительность и сказал то, что мне слышать не полагалось, – скривилась Лидия. – Оказывается, в скором времени мне предстоит выйти замуж ещё раз, потом, по истечении какого-то времени – приватизировать квартиру соответственно на половинных паях, а ещё через какой-то срок, как ты понимаешь, эту половину потерять. Но и это ещё не всё! – видя, что Альбина собирается что-то сказать, торопливо произнесла Лидия. – Этот прохиндей раззявил рот не только на квартиру, но и на машину. Под предлогом обмена стареньких «Жигулей» на более современную модель, он и тут рассчитывает на половину как на совместно нажитое в браке имущество.
– С машиной я поняла, а вот с квартирой концы с концами как-то не сходятся. – Альбина сосредоточенно сдвинула брови. – Приватизировать твою квартиру на половинных паях он может только в том случае, если до этой операции он никогда не имел приватизированного жилья, поскольку повторная приватизация у нас в стране запрещена, по крайней мере пока… – задумчиво проговорила она. – Допустим, что так оно и есть и его собственная квартира не приватизированная, а муниципальная. Но тогда, скажи мне на милость, как же он оттуда выпишется, чтобы перебраться к тебе, ведь тогда его жилплощадь мгновенно перейдёт в фонд государства и он сам останется в дураках?
– Я не знаю, что он там задумал, но, по всей вероятности, какая-то лазейка всё-таки есть, иначе бы он не стал строить замков на песке, – с тревогой проговорила Лидия. – Если бы Лёнька не одумался и не замолчал в самый нужный момент, я бы теперь не сидела и не ломала голову, что да как.
– Лучше всего тебе было бы выгнать его за порог и забыть эти десять месяцев как страшный сон, – раздумчиво произнесла Альбина. – Но с другой стороны, вычеркнуть из своей жизни почти год за просто так и не попытаться наказать этого подлеца по заслугам – тоже обидно. Послушай… – Неожиданно Кусочкина замолчала, и её высокий лоб пересекла жёсткая вертикальная складка. – А что, если…
– Если что?.. – затаила дыхание Загорская и с надеждой посмотрела на подругу.
Неожиданно лицо Кусочкиной осветилось улыбкой. Подняв голову, она длинно посмотрела в глаза Лидии, тихо хмыкнула и, засияв, прикусила кончик большого пальца.
– Лидка… Я придумала такую вещь… Если мы с тобой всё обмозгуем хорошо и ты не дрогнешь, то твой Тополь уйдёт от тебя голым, нищим и босым. Но на это потребуется ещё полгода. Ты готова на такую жертву?
– И ты ещё спрашиваешь? – округлила глаза Лидия.
– Тогда слушай…
* * *
В институтском буфете было многолюдно и душно. Счастливчики, которым повезло урвать местечко за одним из столиков, покидать свои места явно не торопились, а, разложив конспекты прямо между тарелками, с превеликим удовольствием поглощали мутную жидкость непонятного цвета, обозначенную на ценнике как «кофе чёрный», и по-студенчески бесцеремонно, во весь голос, переговаривались между собой. В помещении пахло чем-то кислым, на столах для грязной посуды громоздилась уже целая гора тарелок, кое-как составленных одна на другую и державшихся на честном слове.
Пытаясь пролезть без очереди, самые сообразительные передавали деньги друзьям, находящимся уже у прилавка, через головы всей остальной публики, которой, ясное дело, такое положение вещей не нравилось. Громко возмущаясь, стоящие в задних рядах очереди отправляли деньги обратно, но через несколько секунд многострадальные измятые бумажки отсылались в новый вояж, чтобы под неистовые, возмущённые крики обиженных вернуться в руки своих хозяев или, само собой, по случайности затеряться где-нибудь на полдороге.
– Ир, у тебя лекции по физике все? – Вадик отхлебнул кофе и ковырнул вилкой яйцо под майонезом – неотъемлемую часть завтрака любого уважающего себя студента.
– Откуда? – Ирина пододвинула к себе тарелку с булочкой, внутри которой, судя по обещанию на ценнике, должно было находиться вишнёвое варенье. – У меня есть первая, вторая и четвёртая, да и та не до конца. Если учесть, что их должно быть двенадцать… – Она откусила булочку и тут же сморщилась: – Фу-у-у, опять яблочного повидла напихали, чтоб им всем! Терпеть не могу этой отравы! Лучше бы я сосиску в тесте взяла, чем эту муть.
– А у кого есть, не знаешь? – Вадик старательно соскрёб остатки винегрета в одну кучку и, не долго думая, свалил и винегрет и яйца в одну тарелку. – Я у наших спрашивал, никто не сознаётся, говорят, сами на другом потоке брали. А у кого там попросишь? Если только у Ритки из одиннадцатой.
– Держи карман шире, так она тебе их и дала, – усмехнулась Хрусталёва и тряхнула своими огненно-рыжими кудряшками волос. – Она так над ними трясётся, как не каждая курица над цыплятами.
– Ну не скажи, с Риткой договориться можно, – возразил Вадик. – Вон, в прошлую сессию Тополь-то у неё тетрадь брал.
– Говорю тебе, Ритка ни с кем за здорово живёшь делиться не станет, разве что с отдельными гражданами и за о-очень большие деньги. – Лизнув повидло ещё раз, Ирина положила булку обратно и с досадой вздохнула. – Наделают всякого барахла… Слушай, а чего-то я его сто лет в институте не видела, его что, отчислили за хвосты?
– Кого, Сёмку? – Вадик поправил на переносице оправу. – Да господь с тобой! Он же пихнул денег в учебной части, так что в этом смысле у него всё в ажуре.
– Тогда чего он носа в институт не кажет, новые хвосты отращивает?
– Какие хвосты, он вторую неделю в больнице лежит.
– Чего он там делает? – удивилась Ирина. Насколько она помнила, бывший ухажёр обладал отменным здоровьем и за все полтора года близкого общения с ней не то что не заболел каким-нибудь воспалением лёгких или, скажем, элементарным бронхитом, но даже ни разу не чихнул.
– В больнице? – Вадик размял остатки винегрета вилкой. – Ну, как… болеет.
– Чем?
– Чем?.. – Под настойчивым взглядом ярко-зелёных глаз Хрусталёвой он неловко заёрзал на стуле. – Да я точно не знаю…
– Вот как?
По тому, как Францев вильнул взглядом и начал активно скребыхать вилкой по пустой тарелке, подбирая кусочки, которых не было бы видно даже при рассмотрении через микроскоп, Ирина поняла, что Вадька врёт.
Невысокого росточка, щуплый, худенький, с непропорционально коротким телом и длинными ногами, Вадик слыл отличным рассказчиком, хорошим советчиком, но совершенно никудышным врунишкой, за что и расплачивался каждую сессию, огребая «неуд» там, где любой мало-мальски обстрелянный студент легко вывернулся бы на «уд». Ловчить и изворачиваться Вадька ужасно не любил, потому что твёрдо знал, что при любом повороте событий уже через пару минут, а то и быстрее, правда всё равно вылезет на свет белый, независимо от того, хочется ему этого или нет.
– Францев, а зачем ты мне врёшь? – Ирина в упор посмотрела на Вадика, и тот, сжавшись под её взглядом, наклонился к своей тарелке ещё ниже.
Даже через толстые стёкла очков было заметно, как растерянно забегали его глаза. Стараясь не встречаться взглядом с Ириной, Вадим снова провёл вилкой по пустой тарелке, но никаких кусочков, даже крохотных, там, к сожалению, не обнаружилось, и, покрутив прибор в руке, Францев со вздохом вернул его на место.
– Почему ты решила, что я говорю тебе неправду?
– Потому что у тебя это на лбу написано, – безапелляционно отрезала она. – Ты меня, конечно, извини, Вадьк, но, глядя на тебя, можно подумать, что болезнь Тополя – тайна государственного значения, за разглашение которой положен расстрел.
– Да нет, какая там тайна – так… – Вадим махнул рукой, всем своим видом показывая, что ничего особенно интересного или необычного в болезни Семёна для Ирки нет и что разговаривать на эту тему – только терять время даром.
– Чего ж ты тогда крутишься, как уж на сковороде?
Зачем она давит на Вадима, заставляя его рассказать ей то, что явно её ушам не предназначалось, Ирка и сама не знала, но, помимо своей воли, подчиняясь только интуиции, продолжала нажимать, рассчитывая на то, что в конце концов Францев не выдержит и выложит ей всё подчистую.
Откровенно говоря, чем болен его сиятельство Тополь, гриппом или геморроем, ей было абсолютно наплевать, потому что расстались они уже больше года назад, причём расстались настолько скверно, что даже год спустя она не смогла забыть нанесённой обиды. Мало того что он посмеялся над её чувствами, продержав столько времени на крючке и в конце концов выставив за порог ни с чем, так ему ещё хватило наглости расстроить её свадьбу с Юрием, который тогда влюбился в неё настолько, что готов был бросить к её ногам не только собственную свободу, но и толстенький кошелёчек с денежками.
Никто не спорит, свет клином на Юрии не сошёлся, тем более что невелика шишка – владелец полуподвального клуба, но вмешиваться в свои дела безнаказанно она ещё не позволяла никому. Нет, что ни говори, а частично она Семёну отомстила, рассказав Надежде Фёдоровне о тайнике с наркотиками в его пианино, хотя даже разрушившиеся отношения между маменькой и сыночком – недостаточная плата за то, что ей пришлось пролететь мимо сада городского.
– Странный ты человек, Вадька. – Ирина сделала последний глоток из стакана и тут же пожалела об этом, потому что на губах осела какая-то гадость, претендующая на звание кофейной гущи, но больше похожая на мелко истолченный песок. – Нормальные люди, если хотят чего-то скрыть, просто обходят запретную тему стороной. А ты, как всегда, скажешь «А», а потом сидишь и мучительно долго соображаешь, стоило ли это делать и нужно ли теперь говорить «Б». Ведь знаешь, глядя на тебя, можно подумать всё, что угодно, например, что у твоего Семёна нашли сифилис или того хуже.
– Какой сифилис?! Совсем с ума сошла?! – Вадик с возмущением посмотрел на рыжую бестию, выдвигающую такие немыслимые предположения о его друге. – Сёмка лежит в больнице, потому что его сильно избили, а ты всякую чушь порешь.
– Ну да, избили, рассказывай больше! – с недоверием протянула Ира. – Это как же надо было избить, чтобы человек вторую неделю на больничной койке валялся? Знаешь что, ты меня за дурочку не держи и лапшу на уши не развешивай: у твоего Тополя нашли какую-нибудь гадость, это наверняка, – фыркнула она. – Ну и поделом ему, меньше будет по чужим постелям валяться, ловелас хренов!
– Я знал, что все женщины делятся на «прелесть каких дурочек» и «ужас каких дур», но ты, Хрусталёва, переплюнула и тех и других! – обиженный за своего друга, мгновенно вспылил Вадим. – Ничего такого, о чём ты думаешь, у Сёмки нет. Его и Стаську из соседней группы действительно порядочно отметелили, когда они обували лохов в аэропорту. Просто им не повезло, вот и всё. У тех, которые сели с ними играть в преферанс, оказывается, поблизости друзья были, вот ребята и погорели. А тебя – хлебом не корми, дай только Сёмку в грязи перепачкать.
– Так я тебе и поверила! – звонко рассмеялась Хрусталёва. – Да к твоему сведению, Тополь разбирается в преферансе не лучше, чем свинья в апельсинах, уж это-то я знаю.
– Знает она! Ох, держите меня шестеро! – Вадик небрежно бросил ненужную теперь вилку на стол. – Да чего ты можешь знать, тля зелёная? Между прочим, отец Тополя – асс в этом деле, и он выучил Семёна таким примочкам, что тебе и не снилось.
– Ещё скажи, что это его отец надоумил по аэропортам таскаться! – На личике Ирины появилась презрительная гримаска.
– Если хочешь знать, да! – громко выпалил Вадим, и вдруг осёкся, сообразив, что наговорил много лишнего. – Знаешь что, Хрусталёва, иди-ка ты к чертям собачьим со своими расспросами, я тебе больше ничего не скажу.
– А больше и не надо. – Неожиданно Ирина почувствовала, как от желудка к груди начала подниматься тёплая живительная волна, и довольно улыбнулась, потому что совершенно ясно поняла, что сумела ухватить за хвост шанс, который так долго и терпеливо ждала.
* * *
– Леонид… – Лидия кокетливо улыбнулась, приподняла над блюдечком крохотную кофейную чашечку и манерно отставила мизинчик. – Как ты смотришь, если к свадьбе я преподнесу тебе не совсем обычный подарок?
– В смысле – необычный? – Тополь бросил на Лидию вопросительный взгляд, и его правая бровь настороженно поползла вверх.
С точки зрения Леонида, с женщинами вообще следовало держать ухо востро, а уж с такой, как Лидия, и подавно. Несмотря на то что за последнее время его жизнь протекала достаточно ровно, без особенных потрясений и стрессов, историю полуторагодовалой давности он забывать не собирался. Тогда, истратив на курорте на эту проходимку всё до последней копейки, он оказался в дураках, облитый грязью с ног до головы и отвергнутый буквально по всем статьям как неподходящая кандидатура для такой звезды, как мадам Загорская. То, что он сейчас восседал на её кухне и попивал свежесваренный кофеёк из тоненькой фарфоровой чашечки, было результатом его сообразительности, а не нежных чувств, вдруг ни с того ни с сего вспыхнувших в душе Лидки.
Нет, конечно, само собой разумеется, что почти за год совместной жизни она не могла не дойти своим куриным умишком, что такие мужчины, как он, на дороге не валяются и что ей, безусловно, повезло, что судьба подарила ей встречу, о которой женщина может только мечтать. Но факты – вещь упрямая, и измениться к пенсии в одночасье невозможно, а посему, чтобы не оказаться в дураках вторично, он должен быть бдительным и не забывать, что своя рубашка всегда ближе к телу.
– Позволь поинтересоваться, о каком же необычном подарке идет речь? – Тополь сделал крохотный глоток кофе и поморщился: как всегда, считая сладкий кофе чем-то плебейским, Лидка не положила в его чашку ни единого кусочка сахара.
Объяснить этот факт было сложно: каждое утро, изо дня в день, на глазах у Лидии он демонстративно доставал из шкафа сахарницу, брал в руки мельхиоровые щипчики, подцеплял ими кусочек рафинада и, опустив его в чашку, тщательно размешивал, давая таким образом понять, что пить полугустую горечь, к которой привыкла Лида, он просто не в состоянии. Но как это ни парадоксально, на следующее утро в его чашке снова не оказывалось ни кусочка сахара, как будто из принципа Загорская экономила драгоценный рафинад, причём исключительно на нём, Леониде.
– В каждом доме существуют определённые традиции, и мой дом – не исключение. – Слегка улыбнувшись, Лидия ещё ниже опустила ресницы, и было непонятно, чему она улыбается, то ли тому, что собиралась сказать дальше, то ли недовольной гримасе Тополя, в очередной раз обнаружившего отсутствие сахара в своей чашке. – В каждом доме существуют вещи, которые по тем или иным причинам являются памятными, а потому особенно дорогими. Много лет назад, выходя замуж за моего папу, мама надела ему на палец вот это обручальное кольцо. – Лидия потянула на себя выдвижной ящик стола, в котором хранились ножи и вилки, и достала небольшую картонную коробочку, видимо положенную туда заранее.
Ничего необычного в коробочке не было. Серая, сложенная из шершавого плотного картона, протёртая в уголках, она выглядела абсолютно не привлекательно, и, сколько Тополь ни старался, он никак не мог сообразить, что бы такого могло в ней храниться раньше. Для спичечной она была явно велика, к тому же крышка, открывавшаяся сверху, полностью исключала этот вариант, но для хранения чего-либо ещё, например туши для ресниц, она не годилась тоже, поскольку на крышке любой косметики должна присутствовать хоть какая-то надпись.
Задвинув ящик обратно, Лидия положила коробочку перед собой и, с трепетом прикоснувшись к ней кончиками пальцев, бросила на Леонида взволнованный взгляд.
Невольно Тополь тоже ощутил что-то, отдалённо напоминающее волнение, и в груди, в предвкушении достойного подарка, разлилось приятное тепло. Конечно, как у всякого уважающего себя мужчины, у него имелось несколько золотых украшений, хотя сказать, что он просто увешан дорогими побрякушками с головы до ног, было нельзя. Пара запонок с янтарём, булавка для галстука, входившая в этот же комплект, обручальное кольцо, уже четырежды сослужившее ему верную службу, и… да вот, пожалуй, и всё, чем он располагал к своим почти пятидесяти, если не считать дорогой ручки с золотым пером, купленной по случаю около книжного у какого-то алкаша за гроши.
Происходило это вовсе не из-за экономии – стеснять себя в чём-либо Тополь не привык. Если он покупал для себя какую-то вещь, то она должна была быть чрезвычайно удобной и, что самое главное, очень качественной. Но тратить деньги на ветер слишком глупо. К чему, например, женясь в очередной раз, покупать новое обручальное кольцо, если прекрасно можно обойтись старым? Или зачем тратиться, приобретая ещё один зажим для галстука, если прежний функционирует нормально? Что же касается запонок, то их вообще почти никто не видит, поскольку большую часть времени они закрыты пиджаком.
Нет спору, если бы кто-нибудь взял на себя труд периодически дарить ему новые побрякушки, он бы с удовольствием завёл себе и третью булавку, и пятую, и двадцать пятую, а почему бы и нет? Но как-то так по жизни вышло, что безделушки подобного плана он вынужден был приобретать себе сам и оттого, зная цену деньгам, постоянным покупателем в ювелирных никогда не числился.
– Лида, мне очень приятно твоё внимание, – Тополь накрыл руку Лидии своей и буквально физически почувствовал, как стал ближе к кольцу, которое вот-вот перекочует к нему абсолютно бесплатно.
– Когда мама и папа расписывались, обмениваться кольцами было не принято. – Словно не желая расставаться с ценностью, Лидия положила ладонь на коробочку. – До последнего дня папа носил это кольцо на руке, не снимая его ни на минуту. Теперь мне бы хотелось, чтобы оно перешло к тебе. – Лидия высвободила свою руку из-под руки Леонида и медленно и чрезвычайно торжественно наконец открыла коробочку.
Тополь заглянул на дно картонки, и внезапно довольная улыбка сползла с его лица: в углу, матово поблёскивая, лежало объёмное широкое кольцо, сделанное… из чистой меди. От времени металл потускнел, покрылся тонким налётом буровато-сероватого цвета, и кольцо приняло удивительное сходство с ручкой шампуров для шашлыка, валявшихся где-то на антресолях.
– Это принадлежало твоему папе? – Брови на лице Леонида встали домиком.
– Да… – Достав из коробки кольцо, Лидия взяла Леонида за руку и, словно тренируясь, осторожно водрузила семейную реликвию на его безымянный палец. – Если бы только папа мог нас видеть… – Её глаза увлажнились. – Пусть это будет моим подарком к свадьбе. Дороже него у меня ничего нет.
– Я так тебе признателен. – Внимательно вглядываясь в подёрнутые солёной влагой глаза Загорской, Леонид никак не мог разобраться, издевается она над ним или всерьёз думает, что от её сентиментального заезда он должен прийти в полный восторг. – Лидочка, я поражён в самое сердце твоей щедростью.
– Я думаю, папа сейчас доволен, – тихо проговорила Лидия и устремила взгляд на потолок, явно намекая на то, что покойный родитель смотрит на них сверху, а Леонид, скрипя зубами от злости, невольно подумал о том, что, наверное, только покойный папа сейчас и доволен.
– Такой чудесный подарок… Я даже не знаю, что сказать – Леонид снял кольцо с пальца и положил его перед собой на стол.
– Ты ведь сделаешь мне приятное, правда? – Лидия кивнула на кольцо, которое она хотела бы видеть на своем избраннике в загсе.
– Я бы с превеликим удовольствием, Лидочка, но… – Тополь взял кольцо двумя пальцами и, помедлив немного, отодвинул от себя. – Ах, если бы не эта дурацкая примета… – Он с досадой покачал головой.
– Примета? Какая примета?
– Как, разве ты не знаешь? – Леонид удивлённо округлил глаза. – Надевать на руку чужое обручальное кольцо – к несчастью, а ведь брак – это так серьёзно.
– Что ты говоришь? – ахнула Лидия. – А я и не знала. Значит, нам придётся купить новые кольца?
– Э-э-э, кольца? – Тополь замялся и растерянно прикусил губу.
Затраты на новые обручальные кольца в смету его очередной, пятой по счёту, женитьбы не входили. Рассчитывая отделаться малой кровью, он вычеркнул из списка всё, что не представляло, с его точки зрения, круг первостатейных затрат, в том числе и кольца, которые имелись в наличии и у Лидии, и у него. И вот теперь, косясь на наследство, оставленное ему покойным отцом невесты, он старательно взвешивал все «за» и «против» и пытался выбрать из двух зол наименьшее. Представив себя, достойного перстня-печатки с бриллиантовой крошкой, в доисторическом убожестве покойного тестя, Тополь вздрогнул и вдруг отчётливо увидел перед собой тощего дрожащего гуся, окольцованного для наблюдения каким-нибудь энтузиастом-орнитологом, как две капли воды похожим на него, Леонида.
– Лидочка, разве мы с тобой не заслужили такой малости, как пара новых колец?
– Правда? И ты будешь настолько щедр, что преподнесёшь мне свой скромный подарок? – Ресницы Лидии наивно хлопнули, а на её губах промелькнула едва заметная улыбка, даже не улыбка, а лишь её слабая тень.
