Текст книги "Тетрада Величко (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)
А от этого знания становилось только хуже… За что так мучить? Зачем так любить и лишать всего? Не жизнь, а настоящий дурдом.
Щеки мокрые. Когда плакать начала? Непонятно. Просто вспомнилось, как ребенка хотелось когда-то. «Их» маленького… Как планировали и думали, только ждали, что она доучится пару курсов, сдаст экзамены, пойдет в интернатуру. И он «на ноги» окончательно встанет – уйдут со съемной квартиры, свою купят… А все так дико и ужасно вывернуло.
«Ты не знаешь, как тут салон, тот, что на первом этаже? Нормальный?», – о чем угодно писать, только бы не понял, как ей тяжело. А то и правда примчится.
Нашла у кого спрашивать, конечно. Видела же вчера, что он у парикмахера точно месяца два не был.
«Салон?», – удивила, похоже. Чего и добивалась, кстати. «Понятия не имею, тебе не по фигу?»
«Мне интересно…»
Телефон начал звонить, едва отправила последнее сообщение. И не взять – нельзя, и ответишь – по голосу поймет все. Снова патовая ситуация. Нажала на «прием», поднесла к уху.
Оба молчат. Ха-ха-ха. Она говорить не хочет, чтобы он слез в голосе не услышал, а Кузьма ждет хоть одного слова, чтобы понять ее настроение и происходящее.
– Красивая моя, я сейчас точно приеду, – подытожил он две минуты их молчания по телефону.
А она рассмеялась от этого. Хорошо, отпустило.
– Не надо, зачем? Говори со своим Премьер-министром. Я уже и так тут все рассмотрела. Очень красиво. И за духи – спасибо… За васильки, кстати, тоже. Они там явно не в стиле, но гораздо уютней делают спальню, – все еще посмеиваясь, поделилась Кристина своими впечатлениями от квартиры.
– По какому поводу рыдала тогда? – напряженно потребовал Кузьма ответа.
На заднем фоне у него кто-то что-то говорил. Занят.
– Вид обалденный, родной, растрогал меня до слез, – хмыкнула она. – Иди, занимайся делами…
– Кристина, от меня же не отвяжешься, я не это твое недоразумение…
– Ух! Не поверишь – я в курсе, грозный мой. Так что давай, закругляйся. А я пойду, что ли, посмотрю, чего тут еще интересного есть на территории, – действительно понимая, что он может быть серьезно занят, завершила она разговор.
– Ладно, позже поговорим. Обнимаю.
Дал понять, что тему не позволит закрыть, но все же положил трубку.
А она действительно пошла одеваться. Толку сидеть в помещении и жалеть себя – не видела. Зайдет в кафе, спросит, почему «авторское», позавтракает, может. И в салон тот зайдет все же. Домой не тянуло совершенно.
прошлое
Она так нервничала, что слюна в горле «камнем» вставала. И ладони потели, из-за чего Кристине приходилось то и дело их тайком о ткань юбки вытирать. Мама уже три раза говорила, чтобы Кристина пошла переоделась. Платье же не для дома, нарядное. Но Кристина только отмахивалась.
– Сейчас… Сейчас…
Обещала, а сама так и сидела на табуретке и слушала, как они все разговаривают.
И тоже говорила, смеялась, шутила, подскакивала, меняя тарелки и ставя на стол что-то еще, хоть ее и одергивали и Кузьма, и матери.
– Да ну сядь, малышка, не суетись. Все взрослые, сами возьмем…
Она вновь кивала, улыбалась, и все равно подскакивала.
Потому что просто не могла сидеть спокойно и смотреть на него – сердце из груди выскакивало, заставляя и Кристину метаться.
Мамочки, какой он стал! У нее не то что руки дрожали – все внутри сотрясалось мелкой дрожью. Кузьма и уходя, казался ей потрясающим: красивый, вечно «на коне», всегда знает, что делает, тянет за собой всех, прирожденный предводитель…
Не то, что тринадцатилетняя Кристина – в него все девчонки двора были влюблены, и бывшие одноклассницы тоже, насколько она знала. Но Кузьма (к ее тайной радости) никого не выделял, не было у него серьезных отношений с девушками. Хотя «несерьезных» хватало с лихвой, и Кристина не раз ненароком слышала, как тетя Маша уговаривала сына «по крайней мере думать головой и не забывать о безопасности». На что Кузьма всегда смеялся и успокаивал мать, что «не собирается ее в скором времени делать бабушкой». Саму Кристину это тоже успокаивало, кстати. Как и то, что в армию, в итоге, только она ему и писала. Не выделял Кузьма никого из тех девчонок, с которыми гулял. А она для него всегда была на первом месте. И иногда Кристина этим пользовалась раньше, еще слабо понимая, что ревнует. Вполне могла пожаловаться, что у нее «ну совсем» не получается математика, когда Кузьма уже в дверях стоял, явно нацелившись на свидание с какой-то благодушно настроенной девушкой. Или даже просто сделать печальное лицо, выйдя «провожать» его в коридор. А на вопрос Кузьмы – «о чем малая грустит?», стесняясь, ответить, что ей все еще страшновато оставаться дома одной вечером, хоть и выросла…
И Кузьма без дальнейших вопросов снимал куртку, которую уже успевал натянуть, сбрасывал обувь, и они шли играть в лото или карты. А она чувствовала себя самым счастливым человеком в мире. Потому что Кузьма был ее. Только ей принадлежал и готов был все отодвинуть ради ее спокойствия.
Но это в прошлом. Сейчас же Кристина понимала куда больше в своих собственных чувствах. Повзрослела, да и разлука помогла разобраться в себе, в том, почему ни один парень в школе или дворе не заставляет сердце колотиться так, как оно безумствует в груди, когда видит его неровные и резкие буквы с ее именем на конверте. И она писала ему каждый день. Ждала Кузьму, думала о нем постоянно. Не отвечала на робкие еще попытки «ухаживать» одноклассников, грея в душе надежду, что и он поймет: она выросла и также дорога для него не только в роли сестры.
Ждала, надеялась, а сегодня увидела – и голова пошла кругом, разум «поплыл». Ошеломил он ее. Тот же самый вроде, и совсем другой в то же время. Такой взрослый. Знакомый, родной и еще неведомый, не совсем понятный ей. Загадочный во многом. С непроницаемым лицом и взглядом. Но потрясающий.
Не могла глаза отвести от Кузьмы. Сидела бы всю ночь и просто любовалась. И мысли сложно было в «кучку» собрать, чтобы что-то еще и говорить, к тому же в тему. А от тех взглядов, которые она время от времени ловила от него – вообще горячая дрожь по спине шла. Неужели и Кузьма заметил, что она выросла? Неужели и он понял, что она ему не сестра? Кристина бы этого хотела, да. И надеялась. Тем более после того, как он ее «мавкой» назвал при первой встрече, после того, как именно обнял… Ух! У нее и сейчас сердце замерло в груди, а потом будто перевернулось, когда она эти объятия вспомнила.
– Кристина, переоденься уже! – в очередной раз добродушно велела мать, наткнувшись на нее, застывшую посреди кухни.
– Мм… Да, сейчас, – Кристина судорожно кивнула.
И воспользовалась этим, как предлогом, чтобы выйти из поля зрения родных. Щеки горели так, что это точно видно. Кристина нуждалась в передышке. Быстро натянула домашние шорты и футболку, аккуратно развесила платье, порадовавшись, что сумела не испачкать то едой. И только сейчас, немного выдохнув, поняла, что голодная. Суетилась вокруг всех, Кузьме несколько раз пельмени доваривала, чтобы свежие… Пока он не прикрикнул-таки, чтобы села и не мельтешила, он и сам в состоянии приготовить, да и вообще, еще и блинов хочет, и пирожных… А сама так и не поела. Все любовалась им, кусок в горло не лез. А теперь прямо желудок подвело. Быстро прибравшись в комнате, спрятав все, она вернулась на кухню, в данный момент думая только том, чтобы поужинать.
– Ого, видно, что ты растешь, точно как Кузьма когда-то, – рассмеялась тетя Маша, когда увидела, сколько всего она взяла себе на тарелку.
Кристина только улыбнулась: к счастью, у нее все и правда «горело», так что есть могла столько, сколько захочется. Да и тетя не впервые шутила по этому поводу, и мама тоже. Один дядя Гриша одергивал женщин и говорил, чтобы не смущали ребенка. Но сейчас он еще был на работе, а Кузьма вышел на балкон «покурить спокойно», чтобы не слушать нотации матери по этому поводу. Сразу пошел, как Кристина вернулась, переодевшись. Так что в этот момент слова о ее аппетите Кристину не смутили. Она села на табурет, где до того сидел Кузьма (привыкла к этому месту, пока он отсутствовал, теперь, похоже, будут воевать за него), сдвинула его тарелку и начала есть. А ведь были и другие места – мама ушла в душ, воспользовавшись перерывом в общении. Можно было и с противоположной стороны сесть. Кристя не подумала.
– Эй, я не понял, меня уже с дивана выселили, теперь и из кухни выживают? – весело хмыкнул Кузьма, показавшись на пороге кухни спустя пять минут. – Мавка, ты меня видеть тут не хочешь, выгоняешь? – привалился плечом к косяку, скрестил руки на груди и с усмешкой наблюдал за тем, как она ест.
А у Кристины снова горло сжало. И пельмень в горле застрял. Поперхнулась, закашлялась, понимая, что вновь краснеет. Замотала головой, пытаясь проглотить еду и одновременно опровергнуть его «обвинения», доказать, что никто его не выгоняет. Никогда и ни за что…
– Эй, спокойней, малыш, – к ней одновременно бросились и Кузьма, и тетя Маша.
Но он успел первым. Присел у ее стула на корточки. Обхватил ее за плечи, выпрямил, с виноватой усмешкой похлопывая по спине.
– Я не выселяю, ты что! – едва проглотив злосчастный пельмень, начала оправдываться Кристя, вытирая выступившие на глазах слезы. Пыталась отдышаться. – Я просто, привыкла тут сидеть, извини…
– Все нормально? – с волнением спросила тетя Маша.
Оба кивнули, не оборачиваясь.
– Кристина, прекрати, маленькая, ты что?! Я пошутил, – хмыкнул Кузьма. Поднял руку и стер еще слезинку на щеке, которую она пропустила. – Просто показалось забавным. Не нервничай так, доешь спокойно.
И все еще держит ее за плечи. Сидит перед ней на корточках. Высокий такой, лицо почти на одном уровне. Глаза в глаза смотрят. И у Кристины в ушах шумит. Да и Кузьма не торопится отстраняться или взгляд отводить. А рука у него горячая, жаркая. Но приятно, будоражаще. Его запах окутал. Тоже новый или Кристина забыла просто. Какой-то такой же теплый, как его рука, но при этом и острый, пряный, словно специи, которые они с матерью покупали на базаре. Захотелось наклониться чуть сильней и уткнуться носом ему в шею, вдохнуть этот запах полной грудью. И легкий аромат сигарет не мешал. Она отвыкла уже от него, но как-то сразу вспомнилось, как он раньше от домашних прятался, а она знала, у них свой секрет был, и это их еще больше сближало.
– Да нет, наелась уже, – хрипло ответила, покачав головой.
Судорожно вдохнула. Тут же пожалела, потому что дурела, еще больше от его запаха «плыла». И совершенно не понимала, что дальше делать? Хотелось его за шею обнять. Но не стоило, наверное.
– Когда это успела? За весь день не присела толком, – недоверчиво хмыкнул Кузьма.
Поднял руку и поправил прядь волос, которая выбилась из ее косы. Но не убрал, а накрутил на свой палец, продолжая смотреть на Кристину. И она на него смотрела. Чего там, пялилась! Оба замолчали. На кухне какая-то странная тишина повисла, непривычная еще и тягучая. Неудобная и очень комфортная одновременно.
И только тут Кристина вспомнила про тетю. Подняла глаза, покраснев еще больше. Господи! Что она подумает? Но на кухне никого, кроме них, не оказалось.
– Мама в комнату пошла, – Кузьма понял, что ее переполошило. И все еще играл с волосами Кристины.
– Да? – почему голос так охрип? Из-за кашля?
– Да. Сказала, что начинается что-то по телевизору, – его ладонь коснулась мочки уха Кристины, пылающей щеки.
– Я не слышала, – сама шепчет так, что ничего не слышно.
– Не беда, малыш, я услышал, – вроде улыбнулся уголками губ, а смотрит так пристально.
И в глазах этой улыбки нет совсем. Что-то напряженное и серьезное, такое затягивающее. Кристине воздуха не хватало. Облизнула губы.
Кузьма прищурился.
– И когда ты так выросла, мавка моя? – покачал головой с этой странной улыбкой.
А рука уже обхватила ее щеку полностью. Жесткая ладонь, с потертостями и мозолями. А ей прильнуть еще больше хочется, потереться, как котенку. Веки сами закрываются. От всего мира отстраниться хочется, только ощущение Кузьмы около себя впитывать… Так соскучилась! До боли в груди, до дрожи в теле… Не выразить словами. И что ответить ему сейчас – не знает толком.
– За эти годы? – словно у него ответ спрашивая, прошептала.
Повернулась, поддавшись странному и неконтролируемому желанию эти пальцы поцеловать. А в животе словно «солнечный зайчик» пляшет. Тепло и щекотно, непонятно и непривычно, до холода и дрожи… Так несуразно.
– Тшшщ, – Кузьма чуть придавил ее губы одним пальцем, словно пытаясь не позволить Кристине сделать задуманное. Хрустнул суставами другой руки у нее над ухом. Все еще обнимает. – Тебе же еще пятнадцать, мавка! Ты что же творишь со мной такое, маленькая?
И тут она вдруг так уверенно и смело улыбнулась. В глаза ему глянула, хоть и сама не смогла бы объяснить, откуда эту смелость вытащила.
– А сколько лет было тем, к которым ты на встречи домой ходил, когда их родителей не было? Одноклассницам? – вздернула бровь насмешливо, хоть в животе и кольнуло старой ревностью.
Кузьма несколько секунд смотрел с удивлением, а потом ухмыльнулся.
– Уела, малыш. Ты откуда знаешь? – перехватил пальцами подбородок и заставил посмотреть прямо в глаза. Не сильно, нежно. Заставив всю кожу покрыться мурашками.
Кристина скопировала его кривую усмешку.
– Они тебе записки в тетради вкладывали, Кузьма. А я там твою домашнюю работу писала.
– Умная очень, да? – его улыбка стала шире.
А взгляд внимательный и изучающий, словно внутрь ее мыслей пытался пробраться.
– Нет, собственница. Ты же моим был, – и она широко улыбнулась. – И сейчас… мой? – неуверенно, с надеждой.
Напряжение между ними немного спало. Зато вернулось прежнее ощущение какого-то полного взаимопонимания и общих мыслей. Такой глобальной близости между ними, как между самыми родными. И доверия, когда знаешь, что можешь что угодно сказать…
– Твой… – он вновь хмыкнул. – Но тогда и мне было шестнадцать, малыш, – его улыбка стала немного ироничной. А вот руки оставались все такими же теплыми и ласковыми. И обнимали ее. – А за тебя сейчас дадут больше, чем ты весишь, маленькая моя… – теперь он заломил бровь, продолжая внимательно ее разглядывать.
Она моргнула пару раз, даже нахмурилась, пытаясь понять его намеки и недомолвки. Пока дошло, на что Кузьма намекает… Расплылась в улыбке просто.
– Я на тебя жаловаться не буду, это точно, – рассмеялась она, вдруг почувствовав себя нереально смелой.
Он тоже ухмыльнулся шире из-за ее слов.
– Тсс, малыш, мы с тобой никуда торопиться не будем, – подмигнул Кузьма. – Вся жизнь впереди…
Кристина, уже отдышавшись, вдруг решилась все-таки, протянула руку и обняла его лицо, по щекам провела, колючим и шершавым. А ей так нравилось это ощущение, что пальцы тряслись.
– Я тебя столько месяцев ждала, Кузьма, – прошептала Кристина, зажмурившись.
Прижалась своим лбом к его макушке, такой непривычной – стриженой коротко-коротко. Он без вихров своих совсем другим смотрелся, непривычным. И до рези в груди – родным в то же время.
Слишком много всего было: эмоции такой силы сердце и душу переполняли, что не хватало дыхания. И слов она таких еще не знала, чтобы это все выразить, рассказать ему…
А он повернул голову и, совсем как она недавно хотела, провел губами по ее ладони, прижался к самому центру, целуя.
– Я каждое твое письмо читал раз десять, наверное, маленькая.
Поднял голову, заглянул в глаза снизу вверх. И она засмотрелась. Утонула в этом темно-карем взгляде. Потерялась. И непонятно, даже страшно немного. И неясно, куда все вывернуть может. И как все повернулось бы – неясно. Но в этот момент раздался звонок в дверь: резкий и громкий, заставивший ее вздрогнуть. Кузьма крепче сжал свои руки, все еще обнимающие Кристину.
– Дядя Гриша вернулся, – неловко улыбнувшись, объяснила она в ответ на его взгляд в сторону двери. – Он всегда звонит, не открывает сам. Говорит, что это – счастье, когда дома кто-то есть и тебя встречают.
Кузьма улыбнулся:
– Во многом он прав, кажется. Пока не был тут – по-новому вас всех оценил. Соскучился страшно, – на минуту он прижался лицом к ее коленям, отчего Кристина взбудораженно поджала пальцы на ступнях.
И резко поднялся. Отошел к плите, когда по коридору зазвучали торопливые шаги ее матери. Поставил чайник.
– Тебе чай, малыш? – не поворачивая голову, уточнил Кузьма, уже достав с полки жестяную банку с кофе.
Для себя, видимо. Кристина подскочила:
– Давай, я кофе нам сварю. Я умею, – похвасталась она, достав турку.
Кузьма удивленно глянул в ее сторону, усмехнулся.
– А тебе уже можно кофе пить, мавка? – низко наклонившись к ней, шепотом уточнил он.
Наверное, потому, что как раз в этот момент на кухню зашли матери и дядя Гриша.
– Мне уже все можно, – лукаво улыбнулась Кристина, засыпав кофе в турку, стрельнула в него глазами через ресницы.
– Привет служивым! – бодро поздоровался дядя Гриша, пожав руку Кузьме. – Как оно – ваше ничего? Хорошо дома?
– Хорошо, – Кузьма улыбнулся. – Лучше всего.
– Да, так и есть, – согласился дядя Гриша. – Лучше всего. Ну, давай, рассказывай. Женщины наши тебя уже замучили, знаю, но и мне интересно, как оно сейчас в армии?
Дядя Гриша уселся за стол, Кузьма вновь сел на свой табурет, словно по ходу легко проведя рукой по ее спине. И Кристина тайком улыбнулась, следя за тем, чтобы кофе не закипел в турке. Наблюдала, как поднимается пенка, отсчитывая разы, что позволяло отстраниться, сосредоточиться на чем-то ином, уняв внутреннюю дрожь и неуверенность в собственных действиях. И слушала, как Кузьма вновь пересказывает все о службе. А дядя Гриша вспоминает, как оно «в его времена» было, когда он служил на Дальнем Востоке, и при минус сорока нес караул.
Разлила кофе по чашкам, поставила одну перед Кузьмой, достала пирожные из холодильника.
– Спасибо, – Кузьма поймал ее взгляд, когда Кристина села рядом с ним, но не за стол, а на подоконник, со своей чашкой.
– Куда ж вы кофе, дети? На ночь глядя? – тетя Маша покачала головой, поглядывая на их чашки.
– Соскучился по нормальному, – хмыкнул Кузьма.
Кристина просто промолчала, сделав вид, что целиком поглощена сладким. Смотрела словно бы в окно, хотя на самом деле – ловила отражение кухни в стекле, наблюдая за Кузьмой, его движениями, жестами, профилем.
Ей даже не столько кофе хотелось, сколько «с ним» его пить. Она и начала испытывать тягу к кофе, когда он уехал, потому что Кузьма кофе любил. Его тетя Маша научила, привив любовь к этому напитку. Да и ее интересу обрадовалась. Она и варить научила.
А еще Кристина смотрела на матерей. И на свою, и на тетю Машу. На то, как они поглядывали в их сторону: то на Кузьму, сидящего почти впритык спиной к ее ноге, едва-едва касаясь, то на Кристину. Словно понимали то, что и сами Кристина с Кузьмой еще не поняли. И пусть Кристина не могла во всем разобраться до конца, но вот была полностью уверена, что осуждения в матерях нет. Не видела и не ощущала она от них ничего плохого.
Спать все улеглись поздно. Сидели, разговаривали, уже лениво доедали кто что хотел. Кузьма категорически отказался от идеи с раскладушкой. И ей даже думать запретил о чем-то подобном. Сказал, что ляжет на полу, а она пусть остается на диване, и никаких возражений не принимал. Так глянул на нее, что сразу дал понять: споры бессмысленны и пусты, не стоит даже время на это тратить. Матери не вмешивались.
И они улеглись все, наконец, уже ближе часам к двенадцати ночи. Кузьма устроил себе постель из зимних одеял около письменного стола, за которым она последние годы делала уроки. Благо – лето почти на дворе, и тепло, и одеял полно неиспользованных.
В квартире все быстро стихло – видно, устали все же. А Кристине не спалось. То ли кофе виноват, то ли то самое радостное возбуждение из-за долгожданной встречи. Замерла на диване, прижав к груди кота, которого он ей прислал, и тихо-тихо лежала в темноте, просто наслаждаясь самим фактом, что Кузьма дома и рядом. И сна – ни в одном глазу. Тетя Маша в другом углу комнаты уснула быстро, это слышалось по ее дыханию. Да и неудивительно – со смены, и завтра опять на работу с самого утра. Кузьма… Кристина не знала, спал ли он. Не могла понять, пока он не поднялся, минут через сорок или час, и тихо не вышел на балкон.
Зачем – она поняла через минуту, когда увидела, как вспыхнула спичка, а после начал тлеть кончик сигареты.
Закусила губу, но не выдержала: так же тихо, как он, крадучись, поднялась и вышла на балкон.
– Ты чего не спишь? – Кузьма словно затылком почувствовал ее присутствие.
Или Кристина выдала себя каким-то неосторожным звуком.
– Не могу, бурлит все внутри, – тихо призналась она, прикрыв дверь, чтобы тетю Машу не разбудить. – Радость, волнение…
Стала около окна с другой стороны, глядя на его темный профиль, едва-едва освещенный тлеющим кончиком сигареты. Кузьма стоял, опираясь руками на раму открытого окна, чтобы дыма меньше внутрь попадало. Кристина прислонилась щекой к стеклу, любуясь.
– Или кофе, – хмыкнул Кузьма, выдохнув дым. Повернулся в ее сторону.
– Точно не кофе, – хихикнула она и поежилась.
То ли от нервов, то ли от свежего воздуха – все же май, не июль, ночная прохлада пробиралась под ее футболку и шорты, в которых Кристина спала. Растерла плечи руками. Он это увидел. Выпрямился.
– Иди сюда, малыш, – отвел руку с сигаретой в окно, а вторую протянул к ней.
Обхватил Кристину за плечи и притянул. Окружил собой, зажав между оконной рамой и своим телом, уперев руки по сторонам. А когда затягивался сигаретой, получалось, что совсем крепко обнимал. У нее голова закружилась от такой близости, от его запаха, просто от ощущения Кузьмы настолько рядом с собой.
– Теплее? – вновь отведя руку с сигаретой в сторону, он опустил лицо в ее волосы, уперся губами в макушку.
У Кристины горло перекрыло от такого количества новых эмоций. Теплее? Да ее в жар бросило, лицо пылало. Хорошо, что темно, да и ему не видно. Она кивнула в ответ на его вопрос, и только теснее прижалась. Ей ничего не мешало: ни сигаретный дым, ни начало второго ночи, ни прохладный ветер, тянущий по ногам. Век бы так стояла с ним на балконе. Ничего ей больше в тот момент не было нужно. Казалось – все уже у нее есть.
