Текст книги "Графиня из захудалого рода (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Помолвка Лионеллы и Арнольда прошла, как и предполагалось, в будний день, через пару дней после похорон старого барона. Теперь она не была тайной, просто очень скромной, со стороны Нелл были мать и сестры, со стороны Арнольда – его старая нянька и управляющий. Другой родни поблизости у него не было. Нелл в лимонно-жёлтом платье, соответствующем случаю, с прической, украшенной цветком апельсинового дерева (явно оный был позаимствован в оранжерее магистратуры, впрочем, это было совершенно не важно), со скромно склоненной головкой, румяными щёчками, была чудо как хороша. Даже пастор, вначале неодобрительно глядя на эту красоту, позже смягчился и сказал, что разрешил эту помолвку в дни траура, так как понимает Арнольда – такую красавицу лучше иметь в качестве своей невесты. Но венчание все равно только по окончании траура, тут уж извините-подвиньтесь, подобной разнузданности никто не потерпит, даже он, крайне лояльный служитель нашей великой церкви.

После речи пастора и обмена молодых кольцами, фрау Листа, супруга пастора, радостно косясь на обручённых, заиграла на древнем органе нечто бравурное. Потом скромная компания вышла из храма, кроме матушки, правда, она осталась договариваться с пастором о венчании Гертруды и графа Штольке-Гембах в их доме. Вроде бы у старшей дочери не было ни малейшего резона для того, чтобы откладывать бесконечно счастливое событие в собственной судьбе, поэтому пастор согласился без долгих размышлений.

А всё потому, что сегодня утром принесли телеграмму с точной датой приезда графа к ним. И в этот же день венчание, затем небольшой свадебный обед (ноблез оближ, чтоб его) и отъезд молодых. Так что на семейном совете было принято решение, что вещи Гертруды должны быть готовы, аккуратно уложены и ожидать хозяйку в вестибюле собственного дома. Кто знает, возможно, молодой супруг окажется столь же занятым человеком, что и в первый свой визит в их дом. Не хотелось бы утруждать его абсолютно ненужными и где-то даже вредными задержками.

Последние дни промелькнули одним мгновением. Казалось, что только вчера они с сестрами открыли бальную залу, протопили как следует камин, вымыли окна, протёрли, опасно подпрыгивая на высоких лестницах, огромную люстру. Теперь зала смотрелась очень торжественно – сине-зелёные с золотом обои, гармонировали с такими же портьерами на трёх огромных, до пола, сверкающих чистотой, окнах, белоснежный тюль, собранный воланами, великолепно оттенял и осветлял помещение. Привезли и милый подарок от Арни – букетик белоснежных цветов того же апельсинового дерева из оранжереи. Причём, Гертруда удивилась тому, что, судя по намёкам знакомых, подарок сей явно стоил не гроши. Правда, к чему было расточительно приобретать его, если можно было поступить также, как она сама… прочем, хм… заплатил, так заплатил, странно, конечно, но пусть его... Не ей больше учить Арнольда финансовой грамотности.

С самого раннего утра сестры помогали одеться и причесаться Гертруде. Мать отдала свои жемчужные бусы для украшения прически невесты и такие же небольшие серьги в комплекте к бусам. Сказала, что это ее свадебный подарок, заставив девушку сжаться от благодарности.

Потом все дружно носили сундуки и баулы с вещами Труди вниз, оставив только дорожное платье, сапожки, теплое пальто и капор. Как уже говорилось выше, мало ли что, возможно, случится так, что свежеиспечённый супруг будет торопиться покинуть дом своей супруги, так стоит ли его задерживать, вызывая вполне ожидаемое нетерпение? Нет и ещё раз нет. А подвенечное платье Гертруда снимет и отдаст Лионелле, той оно вскоре должно понадобиться.

Ну вот, уже и пастор прибыл в церковной коляске, аккурат после утренней службы в храме, Арнольд так и вовсе был у них с самого утра и завтракал же вместе с ними, а жениха все не было. Нервное положение, что ни говори. Хотя и не желалось, и категорически отказывалось о том думать, но Труди начинала нервничать – не хотелось бы ей оказаться брошенной у алтаря невестой. Но мать успокоила – поезд только пришел, вероятно, Генрих нанимает коляску, чтобы доехать до их дома, это примерно полчаса. Стоит подождать. Чай, не каждый день замуж выходишь. Один раз в жизни, как-никак! Ну, быть может, два… но никак не больше трёх, ибо неловко перед обществом становится.

И в самом деле, минут через двадцать томительного ожидания и вялого спора между родственниками на тему, сколько раз можно выйти замуж без того, чтобы на тебя стали посматривать косо, послышался стук копыт, скрип колес и возле крыльца остановилась коляска с поднятым кожаным верхом. Их старый конюх быстро увел лошадь и коляску в конюшню – зачем животной мучиться на таком промозглом ветру?

Манеры графа, если и улучшились с прошлого визита, то ненамного. Войдя, он окинул взглядом горку вещей будущей супруги, поцеловал ручку графини-матери, подставил под благословение пастора чело, подал руку представленному Арнольду. По троим девушкам скользнул спокойным, нечитаемым взором. Гертруде даже захотелось тупо пошутить, чтобы он сообразил, кто из них невеста: "Я буду в белом!". Наконец, все прошли в бальную залу, Лионелла села за старый клавесин (она хорошо играла и любила музыку, в отличие от сестер, те занимались из-под палки), заиграла нечто торжественное и медленное. Затем речь пастора, обмен кольцами, быстрое прикосновение сухих губ к уголку ее губ – и всё, та-дам! она уже замужняя дама! Графиня Штольке-Гембах, извольте радоваться! «Ну, вот и всё, ты замужем теперь… та-та-ра-та-ра… прощальный взгляд, распахнутая дверь…», – возник в голове Труди неизвестный мотивчик. Только радоваться не хотелось, отчего-то хотелось плакать. Но усилием воли Труди сдержалась и улыбалась всем: семье, натужно радовавшейся её замужеству, старой прислуге, вышедшей ее поздравить, и даже пастору, с торжественным видом стоявшему неподалёку. От свадебного обеда молодой муж предсказуемо отказался, сказав, что надо успеть на обратный поезд. Выпили только по бокалу игристого вина и закусили крошечными канапе. Пока носили ее вещи в коляску, Труди быстро переоделась в их комнате, теперь это будет комната Нелли и Лидди, оставив подвенечное платье на кровати. Пусть Лионелле оно принесет больше счастья, нежели ей.

Сбежала вниз, где и последовало прощание с морем слез от матери и сестер. С помощью супруга села в коляску, укрылась от промозглого ветра под опущенным куполом верха коляски, ноги укрыла каким-то теплым пологом. С досадой отметила, что перчатки забыла в одном из сундуков и теперь придется всю дорогу держать руки в карманах пальто. На улице начинал идти мелкий, холодный дождь, изредка промелькивали и снежинки. М-да… ещё недели две-три распутицы и придет в эти края настоящая зима. Вовремя они все заготовили, эту зиму в их доме никто не будет знать холода и голода. Доехали до станции быстро, видимо, и в самом деле граф торопился. Кликнул носильщиков, те погрузили весь багаж в их купе. Хорошо, что в вагоне было натоплено, можно снять пальто и наконец отогреться. Гертруда пальто сняла, а вот ленты капора негнущимися и замершими пальцами развязать никак не удавалось. Пока супруг, с редкой неприязнью взирающий на Труди и её возню, с раздражением не повернул её к себе и очень быстро развязал эти проклятые ленты. Увидев ее покрасневшие и негнущиеся пальцы, поднял брови домиком и хмыкнул.

Удивился, выходит:

–У вас нет перчаток?

–Есть, но я случайно их положила в один из сундуков. И не помню, в какой именно, – максимально вежливо промолвила его половина и присела на один из мягких диванчиков купе, обитых богатой красной тканью. Эх, им бы такие домой...

Граф, услышав ответ, молча нажал на кнопку звонка в изголовье дивана, где-то прозвенело два коротких звонка. Заглянувший к ним в купе через несколько минут смотритель вагона принес два стакана горячего чая, поставил на столик. Очевидно, просьба стандартная для пассажиров первого класса. Во всяком случае, так решила про себя Труди, никогда таким классом не путешествовавшая.

Генрих кивнул на чай, сухо бросив девушке:

– Грей руки! Ещё не хватало, чтобы ты простыла и заболела. От простуды и лёгочного кашля и умереть недолго! Можешь прилечь, мы приедем только вечером.

Гертруда недоумённо покосилась на мужа: с чего бы ему тревожиться о том, умрёт она или нет? «Балда ты, Труди!», – пожурила сама себя, когда до неё наконец-то дошла причина столь нежной заботы своего благоверного о ней. – «За меня, стало быть, деньги плочены. Если я умру сразу же после того, как мы заключили брак, да ещё по такой глупой причине, выходит, наша женитьба оказалась невыгодным вложением капитала! Да и потом, вновь разыскивать подходящую под требования господина графа невесту, договариваться с её родителями, стоит ли оно таких усилий? Когда у той, что есть сейчас, ещё не истёк срок годности?».

Девушка, решив так, кивком поблагодарила заботливого супруга и рассеянно смотрела в расчерченное косыми струями дождя вагонное окно, по-прежнему грея руки о стакан с чаем. За окном, хотя сейчас был ещё день, было всё же как-то сумрачно и темновато. Что могло обозначать только одно – они все ещё ехали по предзимнему Северу. Ей стало скучно, такой пейзаж она и дома видела ежедневно. Генрих же особой разговорчивостью, по всем признакам, не отличался. Или это только с ней такой хмурый и надутый, как голодный барсук? Очень может быть. Во всяком случае, проявив некую тревогу о её здоровье, господин граф с тех пор вёл себя так, будто он путешествует в купе один, и не обращал более внимания на свою жену.

Гертруда сняла сапожки, легла на диван, укрывшись теплым пледом. Подумала немного о том, как будет описывать это свое путешествие в письме к девочкам (конечно же, писать о том, что она смотрела в окно, а граф не смотрел в окно, она не станет), и незаметно для себя задремала. Разбудил ее супруг ближе к вечеру. М-да… хм… оно, конечно, все верно – когда спишь, есть не так хочется. Утром ей кусок в горло не лез от волнения, обеда не было, а вот сейчас есть хотелось сильно. Даже тот пресловутый кекс погрызла бы. Но в купе посветлело, вначале Гертруда подумала, что зажгли лампы, но, сев на диване и посмотрев в окно, она поняла, что едут они уже в другом климатическом поясе. Осенью здесь и не пахло. Деревья стояли зелёные, у небольших станционных домиков на клумбах цвели пышные, яркие цветы… солнце ещё не садилось. Генрих сказал, что они через час будут на нужной им станции, там их встречают.

Глава 4

У нее ещё осталось время умыться, причесаться и привести в порядок свою одежду. Проделав все это, Гертруда оделась и вновь принялась с любопытством смотреть в окно. Проплывающие мимо деревеньки очень отличались от тех, возле которых родилась и выросла она сама. Те были серые, угрюмые, с исхлестанными северными ветрами и дождями стенами, такой же серой черепицей, хотя изначально она была красно-коричневой. В некоторых деревнях так и вовсе торчали на крышах растрёпанные пучки соломы, служащие заменой черепице. А здесь, куда ни кинь взгляд, нарядные, разноцветные, будто игрушечные, домики. Перед каждым домом палисад с яркими цветами, сады, в которых через ограду свешиваются с веток поздние, краснобокие яблоки. И никакого вечного запаха сельди.

Тем не менее, девушка пару раз звонко чихнула и покраснела, извинившись перед супругом. Торопливо достала из своей сумочки носовой платок. Поезд замедлял ход, подъезжая к станции, и Труди неторопливо направилась к выходу. Вышедший первым граф подал ей руку, встречающие шустро выгружали багаж, а супруг повел ее к ожидавшей их карете. Было так тепло, а Гертруде, в ее теплом пальто, даже жарко, она расстегнула его, с улыбкой посматривая по сторонам и просто радуясь ласковому солнышку. Но граф суховато и слегка высокомерно посоветовал не слишком разоблачаться, сказав, что осеннее тепло обманчиво и можно легко простыть, тем более, путешествуя так быстро из одного климата в другой. Гертруда молча кивнула, подавив раздражение, ей стало немного неловко, будто её застали, открывшей рот от восхищения перед сверкающей витриной кондитерской.

В карете тоже было тепло, багаж погрузили в отдельную повозку, и они двинулись в имение Штольке. Ехали около часа и вот перед ними расстилается предгорная долина, защищённая горами от холодов и ветров, судя по всему, здесь свой микроклимат. Гертруда старалась глазеть, не делая это совсем уж откровенно, мол, ей только чуть-чуть любопытно, где пройдёт остаток всей её жизни. Так, самую малость. Однако, она допускала, что с непривычки, у неё плохо получается делать отсутствующее выражение лица, вот такое, как сейчас у господина графа, бросившего всего пару раз равнодушный взгляд в окно. Всё остальное время он рассматривал что-то, вне всякого сомнения, куда более занимательное, расположенное позади левого уха Гертруды.

Сам же дом, трехэтажный большой особняк, кремово-белый, удачно вписывался в окружающий пейзаж и больше походил на замок маленькой принцессы, чем на просто дом, за счёт всевозможных башенок, флюгеров, острых шпилей с развевающимися на них штандартами, наружных лестниц и крытых переходов в самых неожиданных местах. Белые ажурные, словно воздушные, беседки манили присесть и передохнуть, полюбоваться цветами. Весело журчали небольшие фонтанчики, сбегая по камушкам назад в огромные каменные же чаши. На заднем плане виднелся кусочек озера, а может, и маленького пруда с кувшинками и замечательным горбатым мостиком над ним. Да уж! Великим усилием воли Труди заставила себя не смотреть на всю эту красоту, раскрыв рот. Такое великолепие могло ей только присниться!

Карета подъехала к белоснежному крыльцу, высокому, широкому и украшенному мраморным портиком и каменными статуями каких-то страшил с обезьяними мордами с тонкими мерзкими хвостами, держащие в передних лапах огромные каменные же ключи. Гертруда, стараясь сохранить приличествующее случаю выражение лица, под руку с молодым супругом неторопливо поднялась по ступеням, входя в обширный холл. Там уже выстроилась вся прислуга, переглядываясь и тихонько шушукаясь между собой. Не то, чтобы событие было чем-то из ряда вон, но всё же, прибыла новая жена хозяина, так что некоторое любопытство было вполне объяснимо.

Граф сухо представил жену, графиню Гертруду Штольке-Гембах, затем начал представлять уж ей своих работников. Надо отметить, что, к некоторому удивлению самой Труди, каждого сотрудника он знал в лицо и о каждом мог сказать несколько добрых слов. И это Гертруде очень понравилось, хоть она и постаралась и не акцентировать внимание на этом удивительном и странном моменте в той понятной и простой характеристике супруга, которую она уже успела ему дать.

Запомнила она, правда, всего двоих – управляющего, средних лет сухощавого мужчину, и экономку, так же средних лет даму с поджатыми губами. Закончив представление, Генрих сказал, что фрау Эльза (экономка, то бишь) отведет Труди в ее покои и представит ей ее горничную. А уж потом госпожу графиню проводят в столовую на семейный ужин.

ГЕРТРУДА

И мы с экономкой поплелись вперёд, через какие-то коридоры, переходы и анфилады комнат. Ну, как поплелись – я шла, нога за ногу, пытаясь осмыслить, куда меня мог устроить на постой милый граф, тётка же впереди меня передвигалась довольно бодро и уже давно ушагала бы вперёд, если бы не необходимость довести меня до моей комнаты.

Я совершенно запуталась в этих переходах, подъемах и спусках, мне иногда казалось, что здесь мы уже проходили, но фрау Эльза делала вид, что это не так, и невозмутимо шла вперёд, так что я была вынуждена плестись следом. Голова кружилась все сильнее и в носу свербело, невыносимо хотелось чихнуть. И вот, когда я была готова сползти по стеночке и поинтересоваться, можно ли мне здесь прилечь, экономка торжественно объявила, что мы пришли, и сделала приглашающий жест рукой. Мои апартаменты были сравнительно невелики и состояли из трёх комнат – гостиной, небольшой светлой комнаты всё в тех же бежево-сливочных оттенках. Длинные молочного цвета шторы мягкими складками красиво драпировали высокие окна в пол, на полу были бесценные московские ковры с орнаментом из геометрических фигур разного оттенка коричневого – от нежного, чуть розоватого бежа, до насыщенного оттенка горького шоколада. Низкий столик с малахитовой столешницей (в уголке которой стояло скромное клеймо, изображающее волка перед раскидистым деревом, заставившее меня поражённо вскинуть брови – даже в нашей глуши слыхали о заморских редкостях семьи Валер), мягкие пуфики и изящные креслица с витыми ножками делали эту комнату похожей на ванильный зефир.

Рабочий кабинет, совмещённый с небольшой библиотекой, больше похожий на место обитания очаровательной маленькой девочки, собственная спальня с роскошной кроватью посередине, в уже привычных мне светлых оттенках, обширная гардеробная, куда я заглянула мельком, и общая с мужем ванная, оснащённая вентилями из латуни и огромной ванной, ничуть не напоминающей жалкую лохань у нас дома. Хм… почувствовала определённую неловкость, когда поняла, что вон та дверь с боку – стало быть, ведёт в комнаты моего любезного супруга. Одно лишь радует – то, что туалет и умывальник всё же у нас раздельные.

Однако же, обещанная мужем горничная нас с экономкой, фрау Эльзой, не встретила, не было ее в покоях. Все было чисто, очень красиво, тихо и почему-то холодно. Фрау Эльза подумала, посмотрела по углам, будто моя горничная могла выскочить из какого-то закутка с радостными криками: «А вот и я!». После чего вздохнула, поджала губы в ещё более тонкую нитку, чем была до этого, и сказала, что сейчас найдет горничную и пришлет ее ко мне, чтобы я могла переодеться к ужину. Мой багаж уже был кем-то заботливо принесён и теперь сиротливо стоял у стенки гостиной и частично выглядывали углы сундуков из гардеробной. Экономка ушла, но меня сейчас больше привлекала пышная постель. Уговаривая себя, что полежу только минуточку, подошла к кровати. Голова закружилась так сильно, что я, не раздеваясь, рухнула в этот белоснежный сугроб. Глаза закрылись сами.

Когда я же открыла глаза, то плотные портьеры цвета топлёного молока были раздвинуть, спальню заливало солнце, а из гардеробной слышалась негромкая веселая деревенская песенка. Фу, проспала! Вот стыдоба! Мысли скакали бешеными блохами. М-да, судя по всему, проспала не только ужин, но и завтрак, однако... Ладно, будем считать, что это от усталости. Я попыталась повернуться, чтобы сесть на кровати, но не тут-то было! Мышцы меня едва слушались и болели. И, что самое невероятное, было ощущение спутанности ног. Я осторожно приподняла одеяло, словно под ним пряталась чёрная мамба, по меньшей мере, посмотрела и выдохнула. Никто меня не связывал, разумеется. Я рассмеялась тихим дребезжащим смехом, закончившимся конфузливым смешком. Всё дело было в том, что длиннющая (и весьма пристойная, как и должна была быть у всякой уважающей себя замужней женщины) ночная сорочка, купленная ещё дома, перед венчанием, спутала мне ноги, затрудняя движения. Думаю, что со стороны я сейчас крепко напоминала постоянного обитателя клиники душевных болезней. И связанными конечностями, и дикой улыбочкой, и спутанными, наверняка стоящими дыбом, волосами.

– Доброго утречка, госпожа графиня!

От неожиданности и чужого голоса, раздавшегося теперь совсем близко, я чуть не подпрыгнула в постели, но, по счастью, не смогла, а то бы грохнулась носом вниз. Испуганно прижав к себе одеяло, я пропищала:

– Ввыы к..кто?

– Так Магда я, горничная ваша! – девушка смотрела на меня с тайным сочувствием на симпатичном личике, на котором было написано: «Мало всего прочего, так она ещё и заикой оказалась!». – Верно доктор сказал, что сегодня вы очнетесь. А тогда загоняли меня, уж простите. То покои графини открывала да все мыла и проветривала, а когда вы приехали, хотела камин затопить, так старый генерал принялся гонять меня – то ему одно, то другое… Потом сюда прихожу, а вы лежите на кровати, как мертвая и холодная такая же, – при этом Магда сложила руки на груди и сделала дебильно-расслабленное выражение лица. Показала, стало быть, как я лежала. – Ну, я с перепугу и подняла визг, все сбежались. За доктором послали. Господин Генрих сильно потом ругался, что оставили вас одну. Зато теперь я только ваша служанка, никто боле мной не распоряжается. А доктор сказал, что с вами это от переутомления и простуда. Вот вы и без памяти и были.

– И долго я была… без памяти? – решила поинтересоваться я у словоохотливой служанки.

– Так, почитай, трое суток и были!

Вот это я поспала! Осторожно спросила, где господин граф, надеясь, что Генрих не сердится на меня, не специально ведь я заболела! Магда, бесхитростная душа, тут же выложила:

– Так уехали господин граф! Но нынче, видать, недалеко, до столицы небось. Почитай, все кофры, что мы с мансарды стащили, дома остались! Вернётся видно, скоро, с княгиней Ирмой и наследником. Осенью они завсегда к нам приезжают, полакомиться виноградом да персиками. Старый генерал всегда тот сад на замке держит, только садовник и имеет право зайти туда. Все для княгини генерал держит, даже маленькому Дитриху не всегда перепадает.

– Генерал – это кто?

– Так это отец графини Тильды, первой жены нашего графа, стало быть. Вообще-то ее Матильдой звали, но она не любила это имя, велела Тильдой звать. Я ее не видала, врать не буду, но вот старые слуги говорят, что личико ей от ангела досталось, да вот только характер наоборот. Могла, и по мордасам надавать, коль не в духе. И не только прислуге. Я, сама-то не знаю, но так говорят. А люди зря не скажут, сами знаете!

М-да, судя по всему, сплетничать в этом доме тоже любят. Надо держать ухо востро и не давать повода для кривотолков.