Текст книги "Графиня из захудалого рода (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 28

Генрих смотрел на меня с сомнением, но решил не продолжать беседовать на эту тему, тем более что я удачно и так вовремя сморщилась, подняла руку к голове, жалуясь на боль в затылке.

– Неудивительно, приложила она тебя знатно, – хмуро пробормотал Генрих, заботливо подтыкая одеяло. – Если честно, я сначала вообще даже глазам своим не поверил, когда увидел Ирму, размахивающую веслом, как дубиной.

– Да, кстати, – ощутимо поёжилась я. – Что с ней сейчас? Надеюсь, она получит соответствующее наказание за то, что хотела меня убить?

Мой супруг помялся, глубоко вздохнул и сообщил, что не всё так просто с политической точки зрения. Мол, свидетелей того самого покушения не так много: он да я. Дамы сидели на лавочке, увлечённо сплетничая и не замечая ничего вокруг себя. Да и кроме того, княжество остаться без правителя вот совсем никак не может, а принц Вольдемар ещё слишком мал для того, чтобы взойти на трон. И что сам он, Генрих, то есть, прикладывает все усилия для того, чтобы ситуация разрешилась к нашему общему благу.

Вообще, нужно сказать, что сама княгиня была изрядно напугана и голосила, будь здоров, когда Генрих спас из воды и её тоже, довольно некуртуазно вытащив за шкирку. Причём, высказывалась она преимущественно непечатно, проклиная всех (меня, понятное дело, честила особо). Но не это вызвало сомнение в её нормальности, а некие странные уверения в том, что там, в озере, живут призраки, которые едва не убили Её Высочество. И в подкрепление своих слов швырялась всем, что под руку попало. Генрих крепко призадумался о степени сумасшествия княгини, но статс-дамы уверили его, что пока ничего особенного не происходит. Но, от греха подальше и в целях собственной защиты попросили запереть княгиню в занимаемых ею покоях. Мол, чуть позже она оклемается, тогда и ответ по поводу попытки убийства держать будет. Правда, уже к вечеру княгиня не поняла причины собственного заточения, разнесла в комнатах всё, что могла, и визжала, что не только те призраки хотели её смерти – собственные подданные также желают её уморить.

Результатом этого бесчинства стало только то, что княгиня принудительно переехала в покои в подвальном помещении, спешно переделанные из кладовых. Быть может, они не такие комфортные, зато на дверях пудовые запоры и нет бьющихся и хрупких предметов.

Кроме этого, выяснилось, что Генрих озаботился не только условиями содержания Ирмы, но и тем, как дальше быть государству. Объявить Ирму недееспособной – всё равно, что сказать всем и каждому, что место на княжеском троне свободно. А желающих туда сесть за пределами государства было предостаточно. Вот и думали умные люди, как быть дальше.

Я равнодушно пожала плечами: мысли об каком-то общем благе мне в голову никогда не приходили, я больше о нашем собственным пеклась. Выяснилось, что я была без сознания целых двое суток, лекарь приезжал, не нашёл никакой особой болезни в пострадавшем организме и заверил моего супруга, что моей жизни ничего не угрожает. Единственными его рекомендациями были больше отдыхать, гулять и получать преимущественно положительные эмоциями. И если с первыми, проблем не возникло, то с последними было не всё так просто. Издалека, из собственного окна, наблюдала за тем, как в простую карету без гербов ранним утром посадили что-то злобно верещавшую Ирму, её сопровождение предпочло передвигаться отдельно, далее было скомканное прощание, пожелание счастливого пути, и Её Высочество со свитой покинуло нас. М-да, прямо скажем, эта спешка мало напоминала то торжественное прибытие, с которым мы встречали приезд княгини. И, если статс-дамы сочли за труд даже попрощаться со мной, то принцы, уже не в столь презрительной манере, что раньше, изъявили услышать ещё пару моих историй на прощание.

Граф же после того, как скинул со своих плеч заботы по содержанию безумной княгини, решил ревностно соблюдать строгие предписания лекаря, самолично окунувшись в домашние хлопоты, так что я, чуток оклемавшись, бездумно бродила по округе. При этом частенько ловила себя на мысли, что местом своих прогулок предпочитаю видеть то самое озеро. Во время прогулок иногда компанию мне составлял Дитрих или его гувернёр. Генрих же, углубившись в хозяйственные и домашние проблемы, всё больше напоминал того равнодушного аристократа, который недовольно поморщился, столкнувшись со мной впервые взглядом. Нет, его поведение было безупречно. Он крайне вежливо желал мне доброго утра, встречаясь со мной за завтраком, беседовал на отвлечённые темы, как и любой другой малознакомый человек, и целовал мне ручку на прощание перед тем, как отправиться на покой. И ни грамма заботы и даже некоей теплоты, однажды промелькнувшей между нами… Должно быть, со стороны наш брак казался безупречным!

Я же, мучимая столь непривычным для меня ничегонеделанием (даже привычной встряски от генерала не было, он решил, от греха подальше, не покидать своих комнат), обследовала каждый уголок дома в сопровождении Магды. Девчонка полагала моё занятие странным, но допустимым чудачеством. Мол, к чему госпоже графини знать все эти недостойные её внимания места? Как то: холодные кладовые с продуктами, каморки для уборочного инвентаря, пустующие комнаты западного крыла, где раньше жила графиня Тильда, а ещё гаже – все подвальные клети да пыльный чердак, на котором и вовсе, ничего полезного не сыщешь.

Вот именно на чердаке мы сейчас и находились. Только пыльным его никак нельзя было назвать: экономка своё дело знала хорошо и везде царила идеальная чистота и порядок.

– А это что за помещение? – спросила я у Магды, показав на перегородку, отделявшую часть чердака от основного помещения.

Та равнодушно пожала плечами, сказав, что фрау Марта, наверняка, знает лучше, а ей оно и неинтересно никогда было. Бодро прибежавшая экономка подтвердила, что она действительно знает, что там находится, за закрытой дверью. И нет, это никакой не секрет. Просто там лежат портреты славных предков господина графа. Часть внизу, в парадных гостиных, а часть вот, тут. А что за замком, так и это понятно – чтобы краски не поблекли да холсты не рассыпались. Тут же открыла мне неприятно скрипнувший замок и удалилась.

В небольшой каморке царил полумрак и была пустота, если не считать тёмных коробов, в которых были упакованы полотна. Не обращая внимание на тихо причитающую горничную, переживающую по поводу испачканного платья, я подняла ближний ко мне короб. Вытащив из лотка первую картину, уставилась на красивую, чуть надменную статную молодую женщину, изображённую на ней. Она была изображена в саду, среди прекрасных цветов, но даже это не смягчало холодности дамы. Мне не нужно было смотреть на подпись внизу портрета, я уже догадалась, что вижу перед собой маменьку моего дражайшего супруга. Та же отстранённость во взгляде, тот же высокий лоб и яркие, невероятно глубокие синие глаза.

– Родительница моего мужа была очень красивой женщиной, – задумчиво произнесла я, продолжая рассматривать портрет.

Магда чуть оживилась и сообщила, что покойную графиню лично она никогда в жизни не видела, но её мамка утверждала, что та приезжала в поместье крайне неохотно и редко, не любила она местную глушь и тишину.

Отставив на время портрет свекрови, потянулась за следующим. На нём были изображены двое молодых людей в сюртуках, пышных галстуках, подпирающих подбородки, облегающих брюках и высоких сапогах. Ага, стало быть, это дед Генриха со своим братом, тем самым путешественником, что женился на восточной принцессе.

Между молодыми людьми на портрете было явное семейное сходство: одинаково светлые волосы, разве что у старшего брата они были с чуть рыжеватым отливом, оба не слишком высокого роста, но с вполне приятными и располагающими лицами.

– Кого-то дедушка Генриха мне напоминает, – пробурчала я, вглядываясь в портрет мужчины.

Магда вытянула шею, посмотрела через моё плечо и равнодушно пожала плечами:

– Господина графа, наверное. Оно и неудивительно, родственники всё же.

Так-то оно так, только мой муж нисколько не походил на своего, прямо скажем, не слишком-то красивого дедушку. А, между тем, эти русые прилизанные волосы, спокойное и такое равнодушное выражение лица было мне до удивления знакомым. Покопавшись ещё немного, обнаружила и парадный портрет папеньки Генриха, на котором он предстал во всём своём великолепии – роскошная перевязь была украшена орденами, сапоги блестели, чуть рыжеватые волосы были тщательно напомажены и уложены. Одним словом, блестящий политик.

Перерыв все остальные портреты, я поняла, что изображения восточной принцессы среди них нет. А жаль, если честно. Было крайне любопытно взглянуть на женщину, от любви к которой двоюродный дедушка Генриха просто сошёл с ума, да и смерть её забыть не смог.

Как можно понимать, экономка растерянно хлопала глазами. Она, мол, и не заходила в эту каморку никогда. И не нужно-то ей это было вовсе… Зато удивила Магда, которая с присущей ей непосредственностью выдала:

– Так он, наверно, в старых покоях пожилого графа висит.

Не успела я подивиться тому, для чего дедушки моего мужа портрет жены его брата, как экономка подтвердила, что такое вполне может быть – было там несколько портретов.

Оказывается, в поместье делали ремонт, ещё при жизни отца Генриха, но западное крыло оставили, как есть. Вроде бы там и без надобности было, да и не живёт никто.

– Западное крыло находится под замком? – поинтересовалась я, памятуя желание генерала всё ценное прятать под запорами.

Оказывается, вовсе нет. Просто туда редко кто заглядывал, разве что прислуга. Да и та, только для того, чтобы вытереть пыль да постирать мебельные чехлы. Вот и отлично! Меня распирала жажда позитивной деятельности, так что мы с фрау Эльзой и Магдой отправились в западное крыло.

Оно встретило нас некоторым количеством пыли и общим запустением, было понятно, что здесь долгое время никто не живёт.

– Вот, пожалуйста, покои старого графа, – показала фрау Марта, удовлетворяя моё праздное любопытство. – Напротив комнаты его сына, папеньки графа Генриха.

– А ещё чьи? – кивнула я головой на несколько других дверей.

Как водится, точной информации не было, но вездесущая Магда обещать «поспрошать у мамки», так что я не сомневалась в том, что получу всю необходимую информацию. Заглянув в комнаты деда Генриха, нашла их на редкость мрачными и какими-то неуютными, с тёмной мебелью, скрытой под чехлами, и голыми провалами окон. В просторном кабинете на стене действительно висел портрет молодой девушки, одетой в просторное платье со сложной вышивкой, роскошная волна тёмных волос спускалась до самой талии и была затейливо украшена нитками розового жемчуга.

– Ну, что же! – хмыкнула я, пристально всматриваясь в портрет. – В такую красавицу влюбиться совсем не мудрено. – Странно, однако, что её портрет хранится тут.

Экономка, призадумавшись, ответила, что ничего особо странного тут нет. Дом её муж, заявившись из путешествия, благополучно сжёг. Так что хорошо, что, хотя бы портрет уцелел.

Хм… ну, возможно. И всё же, кого-то мне портрет деда мне напоминал…

Глава 29

А сейчас я сидела всё на той же скамеечке, что так полюбилась мне, наслаждаясь последними тёплыми деньками. Листья уже практически все сбросили листву, а вода в озере приобрела угрюмый серо-стальной оттенок. Рассеянные мысли, что у нас на Севере уже наверняка ледяные ветра с моря принесли снег, а тут, в долине, всё ещё продолжается мягкая тёплая осень, медленно проплывали, не оседая в сознании. Генрих продолжал заниматься домом и всё свободное время проводил, зарывшись в какие-то записи, а я откровенно скучала.

Почтенная маменька моей горничной Магды поведала всё, что знала о восточной принцессе, погибшей в озере. Но знания эти ничуть не приблизили меня к разгадке смерти той самой принцессы. Имя у неё было такое же волшебное, как и она сама – Нейлинара. И господин Герберт, женившись на ней, подарил собаку, для того, чтобы жена не скучала, пока он будет в отъезде. О породе сейчас говорить сложно. Если верить обобщениям почтенной матушки моей горничной, то «собака была на редкость страхолюдская, таких у нас не водится». Если же я верно идентифицировала, бултыхаясь в холодной озёрной воде, то это была какая-то длинношерстная собака с хвостом-бубликом и размером с маленького телёнка (а я по-прежнему думаю, что Феро – не кто иная, как любимица восточной принцессы).

На мой вопрос о компаньонке принцессы, Магда резонно ответила, что она той, вроде как, и незачем была. Ведь жила она в те времена, когда супруг отбывал в очередное путешествие, не одна, а в доме своего деверя. Это уж, когда господин Герберт возвращался, то Нейлинара, как примерная супруга, отправлялась в дом с супругом.

К сожалению, это всё, что удалось узнать. И это ничуть не приблизило меня ни к тому, отчего утопилась принцесса, ни к тому, что же именно видела я в воде пруда. Я ещё немного поёрзала на лавочке, воровато оглянулась вокруг и глубоко вздохнула. А всё потому, что я нервничала и не могла решиться. «И это ещё княгиню называли сумасшедшей!», – зло подумала я, встала со скамейки и позвала:

– Кассель! Феро! – затем, неуверенно оглядываясь вокруг, сказала: – Мы не могли бы пообщаться? Я знаю, что ты, Кассель, очень добрый мальчик. Так Дитрих говорит… и там, в пруду, вы немного напугали меня, но я уверена в том, что на самом-то деле, не хотели сделать мне ничего плохого!

М-да… и на что я рассчитывала, интересно? Побеседовав ещё немного сама с собой, я вновь огорчённо села на лавочку. Мне всё время казалось, что я что-то упускаю, а моё рациональное сознание твердило мне, что упускать некие непонятные моменты не стоит, это может быть чревато…

Я уже собралась уходить, когда заметила стоявшего неподалёку… стоявших… назовём это призраками.

– Я хотела бы с тобой поговорить, Кассель! – осторожно начала я, уверяя себя в том, что я не сошла с ума и мальчик с радостно отряхивающейся собакой перед моими глазами – это не плод моего больного воображения. «Вот интересно, этично ли спрашивать у призраков, как именно они умерли?», – промелькнула у меня недостойная мысль, но я отогнала её и постаралась улыбнуться как можно радушнее.

– Ну, чего тебе? – хмуро спросил мальчишка и безуспешно попытался пригладить свои вихры. – То звала, а тут молчишь?

– Да-да, конечно, – я оставила мысли о собственном сумасшествии и собралась с духом. – Я хотела поговорить о тебе. Сколько тебе лет, кто твои родители?

Казалось, мальчишка крепко призадумался, словно ранее никто не вёл с ним беседы по душам. Я не отставала, и пусть не сразу, но мальчик неохотно и как-то равнодушно ответил, что родители умерли, а жил он до смерти в доме своей тётки по отцу. И что, несмотря на то, что достаток в доме был, склочная баба не забывала попрекать ребёнка куском хлеба, даже несмотря на то, что дармоедом тот не был и помогал всем, чем мог. Начиная от простой работы по дому и заканчивая сбором хвороста в лесу.

Я ещё немного помялась, но всё же решилась задать самый важный вопрос:

– Скажи, как ты умер? Если тебе этот вопрос неприятен, то я, конечно…

– Та, другая, тоже хотела знать, всё любопытничала и выспрашивала. Но она была злая, я это точно знаю, – ответил Кассель и прищурился. – А тебе зачем?

Удивительная догадка потрясла меня, так что я тихо пробормотала:

– Матильда? Она вас видела?

У меня в голове всё перемешалось, когда мальчик всё также спокойно ответил, что она решила с ними подружиться, искала встречи и жаловалась на свою жизнь. А потом сказала, что Кассель со своим псом могут стать её изюминкой при дворе. Конечно, при случае, если они не против отправиться вместе с ней и показываться её приятелям в столице.

Я закатила глаза, предполагая, что после подобного предложения бедняжка Тильда и умерла от разрыва сердца. Было видно, что этот допрос мальчишке наскучил, и я заторопилась:

– Погоди, ответь ещё: как ты оказался в этом месте и почему ты умер?

Возможно, эта информация поможет мне разобраться со всеми этими семейными тайнами, нужно просто найти ниточку, за которую можно будет дёрнуть и распутать весь этот клубок.

Кассель глянул на меня своими равнодушно-водянистыми глазами и нехотя ответил, что хворост в графском саду был ничуть не хуже, чем в ближайшем лесу. Да и мелкие рыбёшки в пруду тогда ещё водились. Однажды ночью Кассель оказался возле пруда, заметил двух мужчин, которые волокли что-то тяжёлое, рядом с ними бежал Феро и громко лаял. Мальчик подумал недоброе и хотел уже спрятаться, но было слишком поздно – те мужчины убили собаку и самого Касселя.

Да уж… ноги подгибались, и я устало опустилась на скамейку, наблюдая за тем, как мальчишка с радостно подпрыгивающим псом медленно заходят в воду. В голове был самый настоящий сумбур, но я постаралась взять себя в руки и разложить всё по полочкам. Да-да, всё, как я люблю…

Срочно созванный совет из нашей экономки, фрау Марты, как человека ответственного, и маменьки Магды, как человека осведомлённого, с трудом припомнил, что было такое дело с пацанёнком-сиротой.

– У Греты, Винса дочки, был мальчишка, в приживалках ходил, как родители его умерли, – неуверенно начала фрау Марта, недобро на меня покосившись. – Только она баба скандальная была и злая очень. Вот и говорил мальчонка, что сбежит когда-нибудь в вольные работники.

– Ну, и что дальше? – поторопила я эту почтенную женщину, которая никак не могла взять в толк, зачем меня интересуют какие-то глупости. – Сбежал?

– Вроде бы, да. Исчез он точно, это было…

Из чего я сделала вывод, что его и не искал никто. Но узнать более подробно не вышло – та самая злобная тётка давно умерла и никого из родных больше не осталось.

– Хорошо, но когда это хотя бы было? Госпожа Нейлинара жива была? – обречённо вздохнула я.

– Так нет, вроде. Утонула же она, – жизнерадостно улыбнулась почтенная матушка моей горничной.

– Угу, – хмуро буркнула я. – Утонешь тут, когда тебя двое тащат к озеру!

На моё последнее замечание обе женщины молча пожали плечами и покинули мой кабинет. Я же сидела за столом и задумчиво рисовала каракули на листе бумаги, дабы способствовать мыслительной деятельности. Если предположить, что брат мужа нашей восточной красавицы надругался над беременной бедняжкой, то она вполне могла наложить на себя руки. Граф, увидев такое непотребство, со своим подельником отволокли её тело и бросили в воду, затем убили несчастную собаку и невольного свидетеля своего преступления. Пока версия выглядела довольно стройно. Или вот, допустим, принцесса Нейлинара была любовницей старого графа. И доказательством этого был её портрет, висящий в его покоях. Тогда очень может быть, что и ребёнок был не господина Герберта, а любовника. И она решила, что можно шантажировать последнего, за что и поплатилась. А Герман? Он действительно, был всего лишь подкидышем и ко всей этой истории не имеет никакого отношения.

Хм… одна версия краше другой. И никакую из них проверить невозможно. Нет, одной мне с этим не справиться. Я вздохнула и вышла из-за стола.

– Магда! Поинтересуйся у господина графа, может ли он принять меня, – попросила я вездесущую девчонку, и та шустро ускакала в соседние комнаты.

Однако, Генрих решил сам навестить меня. Молча прошёл и уселся в кресло напротив, устало потёр лицо и понимающе улыбнулся, заметив, как внимательно я его рассматриваю.

– Что, не слишком хорошо выгляжу? – слабо улыбнулся он и расслабленно откинулся на спинку кресла. – Извини, устал, много дел накопилось за последнюю… жизнь.

Да уж, это было довольно удивительное высказывание! Я полагала, что с некоторыми усилиями заставлю моего мужа изучить документы, из которых следовало, что генерал воровал давно и помногу, но не рассчитывала на то, что он примет дела поместья близко к сердцу.

– Почему ты не прошёл в дверь, которые соединяет наши покои? – я растерялась и спросила первое, что пришло мне в голову.

– Посчитал, что это будет слишком личный поступок. Вряд ли ты обрадовалась бы подобному шагу, – тонко улыбнулся Генрих и вытянул свои длинные ноги. – Учитывая последние обстоятельства с княгиней.

Я не сразу сообразила, что он имеет в виду её попытку меня убить, и горячо возразила:

– Вовсе нет! Я никогда не считала тебя виновным в её сумасшествии. Ты же не знал об этом, когда она навязывалась на приглашение в гости.

– А должен был! – наконец, сказал то, что его тревожило. – Но я предпочёл этого не замечать, мне было всё равно. На неё, на бывшую жену, даже на родного сына, хоть я и полагал обратное. Зато ты, едва появившись в этом доме, обратила внимание на то, что никогда не замечал я. – Я сейчас говорю о том, что дядюшка Отто третировал всех, ещё и вдобавок притеснял Дитриха.

– И кто тебе это рассказал? – не смогла сдержать удивлённого возгласа я.

– Побеседовал с прислугой и гувернёром моего сына, – невесело усмехнулся Генрих, чем поразил меня до глубины души.

Чтобы он и вдруг разговоры с прислугой? Это что-то новенькое!

– Ты знаешь, каждый из них считает тебя идеальной госпожой, а твоя горничная…

– Магда, – подсказала я.

– … точно, вообще от тебя без ума. Ну, и Герман тоже. Вообще не думал, что у воспитанника дядюшки Отто есть эмоции.

– Кстати, о нём, – встрепенулась я. – Что ты знаешь о том, как он появился у генерала?