Текст книги "Госпожа Болотной Равнины 2 (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Самого «юного художника» нигде не было видно, однако из ванной доносился плеск воды – открыв дверь, я поняла, что Донатий моет лапы недовольному волку, который только что вернулся с прогулки.

– …такую работу учителкой потеряла, а всё за ради чего? Для того, чтобы с такими же грязными да блохастыми псинами, как и ты, вошкаться? Непорядок это. И ей говорил, и вот тебе тоже – непорядок! А так вот бы по школе важная ходила, указкой тыкала, а то, что она предметов своих не знает, так это же не беда! Со мною бы ни в жисть не пропала. Уж я-то оказал бы вспоможение, я ж у деда Юрася был самый образованный, я ужо и буквы знаю.

Жемчуг фыркнул на это утверждение домового, на что тот крепко обиделся, и стал ему мыть уши более интенсивно, нежели это было необходимо.

– Аз, буки, веди, глаголь, жизнь, добро… – стал речитативом перечислять Донатий, показывая, почему он считался самым образованным – А вот Анька тоже хороша! Тащит домой всякую дрянь навроде тебя, блохастый. Опера вон этого к дому привечает. С чего бы такая честь простому человеку? Не пара он нам, так и скажу ей при оказии – ой, не пара!

Я небрежно хмыкнула, обозначая своё присутствие.

– Аннушка проснулася! Как спалося? Ужо мы тихонько погуляли с собачонкой твоей, он две вороны сожрал и один куриный окорочок, да домой засобиралися.

Я ещё раз задумчиво почесала лохматую голову, и спросила:

– Какие вороны? Что за странное меню?

На мои претензии Донатий уставился на меня, сурово одёрнул свою рубаху в горох и, поджав губы, произнёс:

– Так он оглоед, каких свет не видывал! Ему сколько ни дай, всё мало. Так что решил я ныне экономику вести справно, потому как я зело рачительный да хозяйственный! Другая бы хозяйка радовалась такому счастью, одна ты у нас девка с придурью – то одно тебе не так, то другое! Ну поел твой блохастый пару раз с магазинской помойки, так с того, никому, окромя тех бомжей, худо и не стало. Они, правда, решили его не пущщать поначалу, но, после того, как он ловко схватил ворону на лету, у конкурентов вопросы отпали. Поэтому по утрам сначала завтракаем мы, потом местные бомжики.

Донатий гордо выставил грудь вперёд, не сомневаясь в том, что я похвалю его за заботу о Жемчуге и нашем семейном бюджете. Я устало закрыла глаза, смутно припоминая косые взгляды некоторых людей, которые они бросали в мою сторону в последнее время… потом глубоко выдохнула, и спросила у Донатия, что нынче на завтрак.

Он оживился, бросил недомытого волка в ванной, подняв тучу брызг, и побежал на кухню, накрывать на стол. Когда я закончила с уборкой ванны и сушкой Жемчуга, то по дому разносился аромат домашних вкусностей, на которые мой домовой был великий мастер. На этот запах и подтянулся господин Авдеев.

– Блинчики со сгущёнкой? То, что надо с утра. Аня, ты прямо, как знала, что я обожаю сладкое!

На эти слова Донатий скривился, смачно выругался и гордо сообщил, что, ежели бы он раньше это знал, то настряпал бы пирожков с печенью. Я внимательно посмотрела на уплетающего блинчики Дмитрия, и подумала, что не стоит тешить себя надеждами – от пирогов бы Дмитрий тоже не отказался…

Так у нас и повелось – домовой был у нас на хозяйстве, мы с Жемчугом работали в Кинологическом Центре. Оговорюсь сразу, что эта работа автоматически не предполагала подвигов, погонь и перестрелок, как был убеждён Донатий, а скорее была спокойной и размеренной. Обязанности мои заключались в подборе и дрессировке подходящих животных для патрульной и розыскной службы. Работа мне очень нравилась, и я понятия не имела, что могу заниматься чем-то подобным. Жемчуг мне помогал в ней по мере сил. Во всяком случае, ещё ни один пёс не посмел высказать недовольство мною и моими методами работы с животными в присутствии Жемчуга…

Казалось бы, жизнь устоялась, да только вот что-то не давало мне расслабиться. Сидело в сердце тупой иглой и иногда давало о себе знать…

В один прекрасный день, когда у Дмитрия уже прошла смертельная обида за нарисованные купола на его спине, и даже когда я смогла припарковаться возле своего подъезда без едких комментариев в мой адрес от испитой личности с первого этажа, я немного задержалась на работе. К нам в центр привезли шесть щенков немецкой овчарки, каждый из них должен был выбрать себе хозяина и установить с ним контакт… одним словом, домой мы с волком вернулись не скоро.

А зашедши в квартиру, была поражена беспорядку, творящемуся там. Это было очень странно, поскольку Донатий страдал одной ужасной чертой – крайней чистоплотностью. Не то, чтобы это качество было само по себе недостойным, но его крайнее проявление – б-р-р! Впрочем, я отвлеклась – в прихожей я перешагнула через два зонта и кучу шарфов и платков, и прошла в свою комнату. Судя по всему, обыск продолжался и тут тоже – тумбочки были открыты и выпотрошено их содержимое на кровать…

Там, возле кровати, на полу, сидел Виталик и злобно на меня зыркал. Сказать что-то внятное он не мог, поскольку в его рту были плотно сложены мои носки. От неожиданности я села на кровать и в прострации смотрела на дёргающего в конвульсиях парня. Потом отмерла, и осторожно обходя того по кругу, посмотрела, почему он столь странно дёргается. Жемчуг только раздражённо фыркнул, и тихо зарычал. М-да, придётся мне запереть его в гостиной.

Да уж… странно, что вообще он ещё способен передвигаться – его правая рука была пристёгнута наручниками к дверцам шкафа, а левая нога была завязана моим поясом от халата там же. Слабое мычание доносилось из-под кляпа. Я неловко извинилась перед ним, и прошла с инспекцией дальше по квартире… Элеонора Витальевна лежала на кухне между холодильником и мойкой, пристёгнутая всё теми же наручниками к какой-то рогульке под мойкой. Её корпулентное тело было с заботой укрыто одеяльцем из подстилки Жемчуга, а под голову сложена собственная шапка. Одним словом, проявление заботы и внимания.

Волк был ошарашен не меньше меня, поэтому молча следовал за мной, брезгливо переступая через кучи мусора на полу. Ещё недавно это были крупы из моего шкафа, а нынче…

Так! Я не о том думаю – перво-наперво необходимо вызвать наряд полиции, благо что до отделения – рукой подать. Я пошарилась по карманам и выхватила трубку мобильного телефона. Я совсем недавно научилась пользоваться этим сложным прибором, и с тех пор постоянно носила его с собой… только вот что я им скажу – что у меня лежат пристёгнутые грабители? Не могли бы они прийти и немножко их забрать?

Я понемногу стала приходить в себя, и рассерженно пошла на поиски домового. Я отлично знала, где его постоянное место проживания, поэтому без раздумий открыла дверь кладовки. На верстаке для инструментов Донатий устроил себе гнездо, где и в данный момент изволил почивать, свесив одну ногу, обутую в лапоть, вниз.

Мне пришлось раздражённо хлопнуть дверью, так что домовой проснулся и резко подскочил от испуга.

– Ой, божечки мои! До полусмерти напугала меня, лихоманка! Ты пошто ко мне без стука врываисся? А ежели бы я тута голяком бегал? Срамота.

– Ты погоди меня стыдить! Что у нас в квартире произошло? Я сама чуть не умерла от страха, когда зашла в квартиру и увидела разбросанные вещи!

– О! – страшно оживился Донатий и прикрыл глаза от эмоций – Это было нечто ужасное! Не успел я чуток прибратьси в хате, как открылася дверь, и показались те двое, что отдыхают нынче на полу. Прошли они прямой наводкой аккурат в твою светелку, да стали там шариться. Скатулку ту с кольцами твоими с самоцветами разыскивали, вот те крест, точно говорю. Ну я спужался крепко, куды без этого! Но и отпустить грабителев вот так, за здорово живёшь, тоже не мог…

Я махнула рукой, что мне нужно время, чтобы подумать, и уселась прямо там, где стояла – на пол возле кладовки. Дело в том, что никаких особых ценностей у меня не было. И жила я сейчас на те деньги, которые достались мне от бабули, да на то, что обещало платить государство. Так что было странно лезть в мою квартиру с надеждой поживиться чем-то уникальным. Что там Донатий говорил про шкатулку? Когда я провалилась в эту реальность, то на мне не было каких-либо стоящих украшений – я ведь находилась в старом поместье моего дедушки, а не на балу в доме губернатора.

Я выдохнула: даже то, что было на мне в этот момент, могло стоить значительных средств. Гарнитур с изумрудами, состоящий из серёг, кольца и кулона, да брошь – камея. Я припоминала, что сложила это всё в небольшую шкатулку, посчитав их ношение излишним. Мог ли мой бывший «женишок» видеть их на мне, когда приходил «мириться»? Быть может!

Я посмотрела на домового, предлагая тому продолжить свой трагический сказ.

–… так вот, они шарются да роются, нервничают, небось. Ну а я ть и дверь в твою светлицу запереть не могу – усе запоры с той стороны, позвонить тоби, опять же, никак! Телефоны собственной у меня нету, а всё ты, крохоборка, не изволила мне досель его приобресть! Так вот, роются они, всё напрасно. Пошли в другую комнату, усё перерыли. Я подножку поставил той справной даме. Скандал у них на этой почве вышел – заглядись! Только они всё едино обыск продолжали.

И пришла мне в голову мысль великолепная – пристегнуть их наручниками, чтобы они не убёгли.

Вот. Побежал я, стал быть, в свою каморку за наручниками, взял их оттуда да стал караулить, чтоб они по одному осталися, тогда их можноть и пристегнути будет. Так и сделал – дождался, когда они будут рыскать в разных комнатах, припёр двери со стороны прихожей, не дай Бог, чтоб не убёгли от меня, ну и вот…

Донатий в конце своей речи окончательно засмущался и замолчал. Из чего я сделала вывод, что пристёгнутые воры в моей квартире – не самое страшное, что могло бы случиться…

– Видели они меня, вишь ты! Видели! – домовой страшно выпучил и без того большие глаза.

Глава 8

Глава 8

Ночью видел, как хахаль хозяйкин покушался на колбасу из холодильника.

Я крикнул: «Бу!». Он убежал. Теперь можно смело говорить, что я защитил «Докторскую».

Из «Дневника домового и кота»

-То есть как видели? Разве такое бывает? Я думала, что они люди! – с удивлением протянула я.

Донатий посмотрел на меня, как буйную умалишённую, и согласно кивнул:

– Конечно, люди! – со вздохом сказал нечистик – токмо они здоровые были, как слоны, вот мне и пришлось… не мог я справитися с имя иначе-то…

В обчем, так: я их разлучил сперва, а потом ужо хрястнул первому по спине – «жониху» Анькиному значит. Хотел я по голове попасть, а потом, как упадёт, к батарее пристегнуть – токмо высокий он, подлюка! Я со стола и то не достал. Он удивился крепко, но и не думал падать. Тогда я захотел, чтоб он меня увидел, вот и случилось. Спужалси он – страсть!

Когда домовой рассказывал о страхе Виталика, то по его лицу блуждала лёгкая улыбка. Кому что, а этому скандалисту лишь бы склоки наводить.

– … так вот, сомлел он, я его хрясь! Он бац! И лежит, отдыхает. Уж который час. Матушку его по той же схеме, только она меня не шибко спужалася. Окудова же мне знать было, что у неё плохое зрение, и она сначала разглядела во мне енота? Но я старалси, как мог. Забрался на холодильник, скорчил ей вот такую рожу – далее последовала демонстрация, от которой я вздрогнула – и тоже пристегнул. Вот, почитай, с утра лежат. А у меня такой стресс появился, что я даже прибрать у хате не смог, занемог и прилёг до вечера…

Донатий пристально смотрел на меня, не отрывая глаз, как бы намекая на то, что всё от себя зависящее он исполнил по максимуму, остальное дело – за мной.

– Ну это допустим. Но когда ты собираешься выпускать этих преступников на волю? Или собираешься предать их в руки правосудия? Тогда я не понимаю, как мы можем замять историю с домовым к моей квартире?

Нечистик прикрыл глаза от удовольствия, выставил вперёд пузико, и ласково сообщил о том, что перекладывает с этого момента всю ответственность на мои сильные плечи. Он и так сделал слишком много – не дал свершиться той самой краже века, потому что давным-давно утащил шкатулочку с моими драгоценностями к себе в каморку и регулярно проверял её сохранность.

– Ну хорошо… давай ключи от наручников – устало сказала я.

– Ключи? А ключей нет! – домовой расплылся в улыбке и стал похож на лохматую лягушку – когда я спёр эти замечательные вещи у твоего дружка, который почём зря пельмени мои лопает, так мне и в голову не пришло, что их как-то нужно будет потом открыть.

Желание огреть чем-то тяжёлым этого домомучителя вовсю боролось во мне с желанием просто выставить его за порог. Донатий, чувствуя мои мысли, быстро метнулся в свою каморку и вернулся оттуда с неким предметом. Судя по всему, лежащему Виталику он был знаком, поскольку он замычал и задёргался ещё интенсивнее.

– Во, глянь, чо у меня есть! Ножовочка! – ей чо хошь распилить можно. Советую отпилить руку и вся недолга. А то глянь, татей нынче развелось!

Я не стала обращать внимание на советы своего домового, и попробовала отпилить цепь наручников. Толку – ноль! Я бросила это занятие и протянула руку к мобильному телефону:

– Дима, добрый вечер! Давно не виделись. Ты не мог бы приехать ко мне?

Уже через полчаса тот самый Дима стоял перед дверями моей квартиры с букетом цветов и коробкой конфет. Когда я открыла дверь и запустила его внутрь, улыбка его заметна увяла. А когда он увидел наших пленников, то потребовал внятного объяснения.

– Я… вот, прихожу домой, а там они… лежат – не особо внятно объяснила я.

Дима внимательно на меня посмотрел, хмыкнул каким-то своим мыслям, и ловко отпёр наручники, которыми была прикована рука незадачливого Виталика. Узник с ненавистью уставился на меня, поморщился и с трудом вытащил импровизированный кляп изо рта.

– Ведьма она – хрипло каркнул он – точно говорю вам! У неё домовой живёт, она с ним переговаривается! Я сам это слышал, когда она зашла в квартиру и увидела меня, она с ним разговаривала, да я и сам это видел. Мелкая лохматая пакость. Он– то меня и приковал сюда. Слава богу, что вы пришли. Анька, стерва, и не думала меня освобождать, глумилась только.

Виталик безумным взглядом смотрел по сторонам, дёргал привязанной ногой и чрезвычайно походил на пациента из Клиники Душевных Болезней. Однако, я уже достаточно долго прожила в этом мире, для того, чтобы предположить, будто вот так запросто, обвинить меня в ведьмовстве не удастся. Потому как, кто же ему поверит? Хотя один точно нашёлся: господин полицейский очень внимательно слушал красочный рассказ Виталика о том, как его маменька приходила к Аньке, ко мне то есть, «права качать», как её спустили с лестницы…

Тогда-то и увидела на мне уважаемая Элеонора Витальевна украшения, которые были расценены ею, как золотые ювелирные изделия с драгоценными камнями. И принадлежали они мне. То есть налицо была некая социальная несправедливость. Так что они, предварительно выяснив, в какое время меня точно не будет дома, воспользовались ключами Виталика и просто зашли в квартиру. Одним словом, натерпелись они всякого за время своего незаконного удержания. В связи с этим Виталик попросил сопроводить его в туалет и вызвать полицию.

Я сидела ни жива, ни мертва. Как я сумею всё объяснить? Если даже Дмитрий, которые неплохо ко мне, вроде бы относится, вон, цветочки исправно таскает… но всё равно максимально внимательно слушает рассказы этого ничтожества про моего домового. Когда мы пришли на кухню, дабы освободить второго узника, то она повторила в точности рассказ своего сыночка, с той лишь разницей, что, по мнению Элеоноры Витальевны, именно ему принадлежала не совсем удачная мысль меня «обнести». То есть не совсем так. До определённого момента они оба полагали, будто это была потрясающая идея, а теперь вот – весьма интенсивно сваливают вину друг на друга. В конце своего рассказа Элеонора Витальевна также попросилась в туалет и вызвать наряд полиции.

Дмитрий предоставил ей возможность посетить уборную, и через несколько мгновений из коридора раздался тяжёлый звук упавшего тела и страшный визг.

– Извини, Анюта. Не удержавси я, понимаешь. Подножку я подставил. Но какая женщина! – виновато сказал Донатий, который пришёл послушать про расследование моего грабежа.

Наша пленница задерживалась в уборной, Дмитрий же вполне расслабленно восседал на стуле на кухне, и слабо намекал на то, что он абсолютно не прочь поужинать… или хоть чая попить, согласен даже на кипяток.

Странно как! Я ни в коей мере не собиралась учить, каким образом следует обращаться со своими подследственными оперативным сотрудникам, тем более, что у меня весь опыт в этой области состоял из просмотра «Убойной силы», но… учитывая глубину коварства этих людей… запертый Жемчуг стал скулить и рваться наружу.

В прихожей громко хлопнула дверь, я подскочила, но успела увидеть только лишь закрывающиеся двери лифта и наших узников внутри с белыми от страха лицами.

Когда я прибежала в квартиру, Дмитрий по-прежнему находился на кухне, но как будто расслабился, что ли… во всяком случае, напевал что-то себе под нос, разыскивая чайник. Нашёл его на полу в куче полотенец и несказанно обрадовался…

– Там… там они сбежали! – встала на пороге я и указующе протянула перст в сторону выхода – сказали, что в туалет, открыли дверь и сбежали! – мой нерв накалялся, в то время, как Дмитрий чувствовал себя превосходно.

– Енто опер твой намеренно удумал их отпустить, подлюка какая! – разбушевался Донатий – я, выходит, их задержал для пользы дела, а он вон оно чо! Обходи сзади. Щас заарестовывать будем зараз! – скомандовал мне Донатий.

– Вот только без резких движений – спокойно сообщил наш будущий арестант – и ты, Аня, его не особо-то слушай! Он тебе такого наговорит, хоть стой, хоть падай!

У домового, который уже занёс руку, чтобы как следует приголубить господина полицейского, руки же и опустились.

Донатий осторожно подполз на пузе совсем близко к Дмитрию, вскарабкался на стул рядом и провёл рукой перед лицом у того. Жертва донатинова эксперимента даже не моргнула.

– Врёшь, не возьмёшь – исступлённо бормотал домовой – человек он, простой человек, не видит он меня, вот хошь, по носу ему щёлкну? Али за чуб модный дёрну? Всё едино, не увидит, людям-то дар такой не даден!

Я была против щёлканья и дёрганья, но взволновалась не на шутку.

– Ты пойми меня правильно, Анна! Я думаю, что нам не стоило бы предавать этих людей в руки правосудия. Безусловно, то, что они говорили относительно какого-то домового, который якобы приковал их во время твоего отсутствия – чистый бред и никто им не поверит, вот только у тебя могут быть сложности из-за этой истории. Предъявят ли им обвинения в краже с незаконным проникновением – скорее всего да, но… то ли он украл, то ли у него, но осадочек остался…

– Ну да – растерянно бормотала я – кто же поверит в их слова про домового?

– Как его зовут, кстати? – продолжал светскую беседу Дмитрий – а то как-то неловко выходит, он со мной явно знаком, а я вот – нет!

Господин полицейский посмотрел на меня со значением, и понял, что для таких, как я… особо одарённых, требуется внятное объяснение.

– Ещё тогда, когда я познакомился с твоими парнями у подъезда, я понял, что драка наша началась как будто на ровном месте, да и потом… с этими куполами на спине у меня был серьёзный разговор с начальством, а кроме того, ты только проснулась, а завтрак уже на столе… да много таких моментов… всё сразу и не упомнишь.

Идея с домовым мне в голову не приходила, конечно, но наши незадачливые воры натолкнули меня на потрясающую мысль. А именно – на то, что не такие уж они и сумасшедшие…

– Здря ты, человек, не в своё дело суёсси, ох, здря – высказался домовой, который в этот момент сидел у разобличателя за спиной.

Судя по тому, как вздрогнул и резко обернулся Дмитрий, он тоже это слышал. Донатий сидел на спинке стула и улыбался лучшей своей улыбкой. Он и впрямь немного походил на лохматую лягушку в лаптях. Неуловимым движением домовой развязал свой красный кушак и мгновенно перекинул через шею представителя власти, и принялся тянуть изо всех сил…

– Вспомогай шибче! Не удержу я – пыхтел Донатий в попытке задушить Дмитрия.

Тот взял домового за пузико и перекинул через свою голову, крепко держа в руках. В результате тот растерялся и смотрел на бесполезный кушак, грязно выругался, и пообещал припомнить – ведь это преступление великое, да и вообще неправильно, что простые люди про нечисть знают.

Произошло всё это в мгновение ока, да так, что я успела только лишь моргнуть два раза, и точка.

Они долго и намеренно грубо смотрели друг на друга, пока домовой не скривился, и не выдал:

– Черти с тобой, человек! Зовут меня Донатий! И имя это не сокращается! Никак! Окромя того, в этом доме есть свои правила – я наперёд знаю лучше и мнение моё последнее и самое верное, а ишшо точнее – бывает их токмо два – моё и неправильное. Пояснения надоть, али так сойдёт?

Дмитрий активно замахал головой, из чего мы поняли, что каких-либо пояснений в более, чем конкретном объяснении домового, ему не нужно.

– То-то и оно! – Донатий поднял вверх указательный палец – Мне тута демократия всякая не нужна! Чо сидите? Блохастого своего выпущайте на волю, да вспомогайте мне в уборке, а то ишь ты… как тятей на волю отпущать, так первые, а как прибрать за ними, так Донатий справится…

Несмотря на все угрозы, убрались мы втроём и достаточно быстро, после чего домовой сжалился, и испёк нам сырников.

– Хорошо сидим… – задумчиво произнёс Донатий, купая свои лапти в миске Жемчуга.

– Ага! – лениво ответил Дима – как считаешь, пойдёт Аня за меня замуж?

– Да ты чо? Оно те надо? Ты глянь на Аньку-то! Она же пришибленная, точно тебе говорю. Ты подумай, пока не поздно.

– А может, сейчас я подумаю? – я просто задохнулась от возмущения.

– Ну подумай! – добродушно разрешил Донатий.

– Дорогая Анна! Я очень люблю тебя и прошу тебя выйти за меня замуж! Согласна ли ты? – устало повернулся ко мне Дима.

Я гордо посмотрела на простого полицейского, который только что посмел посвататься ко мне, наследнице состояний Валер и Рошаль, младшей и самой любимой дочери и внучке, госпоже Марии Анабель Валер-Рошаль! На что он вообще рассчитывает?

Конечно же, я ответила ему «Да»!

Глава 9

Глава 9

…Но знай, внимающий этим камням,

Никто не забыт и ничто не забыто.

Надпись на Пискарёвском кладбище

Собственно говоря, как-то так я и оказалась помолвлена. Но для нас мало что изменилось – мы по-прежнему встречались, приятно проводили время, иногда даже Дима оставался ночевать… подозреваю, это просто потому, что по утрам он любил горячие оладушки, сладкие блинчики или булочки с корицей.

К слову сказать, у них с Донатием установился некий шаткий мир. Я была в качестве нейтральной территории, так что дома у нас была тишь да гладь. Немало смягчению дурного характера домового поспособствовал тот факт, что Дмитрий подарил ему таки мобильный телефон. Счастью домового не было предела. Первым делом Донатий позвонил деду Юрасю, как вы понимаете, и долго расхваливал, какая ему попалась добрая, покладистая, да сметливая хозяйка. Говорил он это, не понижая голоса, так что вовсе не важно, что он находился у себя в чулане – задушевную беседу с дедом Юрасём слышали все.

На работе тоже всё было отлажено, как часовой механизм. В какой-либо дрессировке Жемчуг не нуждался, всегда понимая мои желания с полувзгляда, но вместе с другими животными охотно отрабатывал навыки поиска, обнаружения и захвата преступников.

Так что, можно сказать, рутина нас не засосала полностью, но уже подсасывала потихоньку. Поэтому, когда весь наш Кинологический Центр подняли «в ружьё», то я лично восприняла это, как повод немного встряхнуться.

А именно: с «пересылки» сбежали два заключённых – опытный рецидивист и молодой парень – первоходка (прошу обратить внимание, что после максимально тщательного просмотра «Убойной Силы» я перешла на более продвинутые в криминальном смысле «Ментовские Войны»). Так вот, поскольку мы с Жемчугом считались сотрудниками без большого оперативного опыта, то нас взяли с собой за ради массовки, так сказать… сказали погулять по лесочку, по полечку, ну мы и гуляли, в общем. Правда, по сторонам смотрели регулярно. Пока ничего криминального не замечали. То есть люди мимо проходили, но никого, похожего на безжалостного убийцу из ориентировки, мы не замечали.

Рядом была железная дорога, точнее говоря, крупный железнодорожный узел был через несколько станций отсюда, а это так, местного значения. Хотя и здесь, у перрона, то и дело останавливались пригородные поезда, оглашая всю округу гудками электровозных сирен. Любопытство подгоняло меня поближе полюбоваться на это чудо инженерной мысли – дело в том, что никогда ранее мне не доводилось ещё кататься на поездах. Более того, я не спускалась даже в метро – неловко было спросить, пустят ли меня с волком, а без него было как-то боязно…

Одним словом, встали мы, как вкопанные – Жемчугу было без разницы, где сидеть, а я с удовольствием наблюдала за приближающимися и уходящими поездами…

– Я прошу прощения – послышалось деликатное покашливание – я мог бы пройти? Собачка у вас больно грозная – щуплый мужчина средних лет в очках с большими диоптриями, которые делали его похожим на некое странное существо, смущённо стоял перед волком.

Мне стало неловко, что я, как дикарка, любовалась на поезда вдали, да ещё перегородив при этом тропинку, которая вела к перронам.

– Да, конечно, простите меня, пожалуйста! Мне никогда в жизни не доводилась путешествовать на поездах! Должно быть, это чрезвычайно увлекательно!

– Да ну что ты, дочка! Что же в поездах хорошего? Был там неоднократно, уж поверь мне – сказал мужичок, приглаживая редкие волосы на голове, и бочком проходя мимо нас с волком.

Я взяла Жемчуга за ошейник, чтобы он не вздумал зарычать и не напугать и так жутко стесняющегося и какого-то странного типа, и предложила мужчине пройти дальше по тропинке, на которой мы так не ко времени застыли.

– Хорошая у вас собачка – сказал человек, бочком проходя мимо меня.

Незнакомец несмело улыбнулся, прошёл мимо меня и волка, которому я велела заткнуться и не рычать, после этого резко развернулся… жестоко пнул Жемчуга под рёбра тяжёлым сапогом, и приставил к моей шее нож.

Произошло это в два удара сердца. Я не успела даже удивиться, как он забормотал мне в ухо, чтобы я велела волку не приближаться:

– Тихо, девонька, тихо! Не надо нервничать, а то я мужчина в возрасте, кто его знает… дрогнет рука и нету больше девоньки… и собачке своей скажи, чтоб не подходила к нам. Давай, давай, милая, маленькими шажочками, давай вперёд.

Жемчуг медленно приближался к нам, в его глазах горел огонь безумия. Я не видела и не слышала ничего в округ. Ужас парализовал меня, не давая не то, что говорить и отдавать команды, но даже дышать…

Я медленно, как сомнамбула, передвигала ноги. Человек плотно прижался ко мне сзади, и смотрел вперёд через моё плечо. Такой каракатицей мы прошли несколько метров. Жемчуг припал на пузо и следовал сбоку.

– Ну что же ты, милая, ты меня совсем не слушаешь. Ты заставляешь меня делать тебе больно, ну почему вы все такие непослушные? Попроси свою собачку уйти. Я знаю, она поймёт тебя, я видел, как вы играли.

– Жемчуг, не надо… отойди… не тронь – тихо прошептала я, чувствуя, как по шее стекает тонкая струйка тёплой крови мне за шиворот.

Волк сначала подумал, что он ослышался – ведь этот мужчина – он обидел и самого его, и меня, хозяйку. Человек должен умереть! Но я добавила строгого взгляда, для того, чтобы Жемчуг не посмел ослушаться моего прямого приказа. Волк глухо заворчал, опустил голову, изредка косясь на меня, и отошёл на несколько шагов.

– Ну вот… я же говорил тебе, что ты можешь стать хорошей девочкой! Все вы такими становитесь. Надо просто вас очень попросить об этом – приговаривал убийца, медленно продвигаясь в сторону перронов. От крови, натёкшей мне за шиворот, было ужасно мокро и липко. Да и в целом чувствовала я себя хуже некуда. В голове билась одна мысль – «О чём он говорит? Кто такие эти все остальные девушки»?

«Другие жертвы этого маньяка, подруга!» – спокойно ответил внутренний голос – «а по-твоему, двадцать пять лет заключения этому милому парняге дали за то, что он дорогу на красный свет переходил? Очнись, милочка»!

По совету внутреннего голоса я решила «очнуться», поскольку стать новой жертвой этого человека в лесу мне совсем не хотелось. Я осторожно скосила глаза – Жемчуг медленно переставлял лапы и не сводил глаз с преступника.

«Только не вздумай броситься на него. Это неоправданный риск. Мы оба с тобой погибнем» – думала я, двигаясь впереди маньяка.

«Не ерунди! Волк – твой шанс остаться в живых! Вот уж не думала я никогда, будто Анабель Рошаль такая мямля! Может быть, зря госпожа Шнайдер писала бабушке гневные письма и называла тебя бичом Божим?» – снова послышалось у меня в голове.

Скажу сразу – я не испугалось того, что могу беседовать сама с собой – я вообще тогда ни о чём не думала…

«Ну, как хочешь!» – я ощутила эмоцию, которую могла бы рассматривать, как равнодушное пожатие плеч – «Жемчуг! Взять!»

Я поняла, что в этот момент наша ментальная связь с волком была сильна, как никогда, поскольку успела боковым зрением увидеть, что он в один прыжок преодолел расстояние между нами, и вцепился в руку с ножом. Как учили – выше локтя!

Преступник кричит от ужаса и боли. Я падаю на землю. Это всё. Конец. Я думаю и осознаю происходящее гораздо дольше, чем это происходит на самом деле. Темнота и тишина.

Мне снится что-то… я иду по нашему старому поместью, точно, вот оно, долго иду, мы разговариваем с бабушкой Анелией. Она совсем не старая ещё, и снова смеётся, как тогда, раньше, до смерти дедушки Марка. Но о чём мы говорим? Я не улавливаю отдельные фразы, только общий смысл – нам обоим на редкость хорошо и совсем не хочется прощаться…

Сознание возвращалось ко мне постепенно. Я долго тихо лежала, прислушиваясь к своим ощущениям.

«Да ладно тебе притворяться-то!» – я снова слышала этот настойчивый голос в твоей голове –«я же знаю, что ты жива».

«А как тебя зовут?» – решила я ни с того, ни с сего, вступить в мысленный диалог.

«Зовут? Х-м! Называй меня шизой! Мне так привычно!»

– Пикает что-то! Люди! АУ! Хто тута есть живой? Я говорю, пикает у Аньки нашей хрень эта над головой! Бежите все сюды! – у меня над ухом раздавался дикий вопль Донатия.

Я осторожно открыла глаза. У меня на животе сидел домовой и орал, что есть мочи. Так вот, откуда тот противный писк в моих ушах? За спиной у меня были какие-то хитроумные приборы, они и издавали тот мерный писк. Он немного изменился после того, как я пришла в себя. А вопль Донатия заставил меня открыть глаза.