Текст книги "В змеином кубле (СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2

Глава вторая.

Квирина, Сантэя.

1

Невезучей Валерии в итоге повезло больше всех. Или не повезло. Если выжила из всей семьи одна. Из всех – любимых и ненавистных.

Андроник пока не найден. Ни живой, ни мертвый. Как и его любовница. Слуги сдали бы с потрохами… только не в силах. В силах исключительно грабить. И жечь.

Но паршиво, что пропал еще и отец Валерии – вместе с младшей дочерью и живущим там же племянником. Побывавшем на той же арене.

Похоже, патриций Талес размахнулся со всей широтой души. Послушался стервы-женушки. И подсунул на оргию всех, кого взяли. Подольститься так подольститься. Что не приняли младшую – не его заслуга, а остатков порядочности императора. А может, еще и каких-то жреческих правил. Это же всё творится еще и ради зачатия и родов.

– В город нельзя, – в десятый раз повторила Элгэ. Рвущейся на подвиги отчаянной девчонке. – Там настоящая Бездна.

Хватит того, что на улицы Сантэи сунулся Марк Лаэрон. Отчаявшийся дальше некуда. Уж Валерию-то Элгэ удержит. Должна же она хоть на что-то годиться… кроме всеобщих неприятностей.

Ей самой терять уже нечего, но ни в чём не виновная девчонка должна уцелеть. Хоть кто-то должен.

Поппею следовало сдохнуть еще и неоднократно – за казни и пытки сотен невинных людей. Но его смерть обрекла на гибель еще сотни.

Чтобы спасти уже их, пришлось всколыхнуть Сантэю. И теперь гибнут уже десятки тысяч. Продолжают гибнуть.

Неужели так бывает всегда? Любой шаг ведет в пропасть? Когда шагаешь – иначе просто не можешь. А потом не знаешь, как исправить уже это.

И почему именно теперь вспоминается табор? Все эти злобные дикари и дикарки. Даже дети – кровожадные звереныши, в любой миг готовые загрызть слабейшего. Хоть чужого, хоть своего. Ристу в детстве травили нещадно. И других – кто детства не пережил. В таком таборе выживает сильнейший.

Но теперь, когда их нет… За что они умерли? За то, что их вождь продал Поппею то ли гостью, то ли пленницу табора? Если убивать за одну злобность – подлунный мир утонет в крови.

Аза знала, что Элгэ погубит всех. И всё равно спасла ее. Чем таким Мудрая обязана таинственному Джеку? Что оказалось важнее ее клана?

– Там моя сестра, – упрямо повторила Валерия. – И кузен Алексис.

Ночная скачка, глухое подземелье, серые плиты, тусклый блеск кинжала. Льется в ржавый мох кровь, в лунной ночи звенит древняя клятва. Там был брат Элгэ. А рядом скакал кузен Октавиан.

– Если она жива – ее найдут михаилиты. Или эвитанцы, или бьёрнландцы. А для одинокой девушки – даже такой, как ты, – там сейчас хуже, чем на Арене… – Элгэ осеклась.

Но Валерия Талес лишь упрямо сжала губы.

– Я потому и хочу пойти, чтобы Марцеллина не попала… на Арену. В ее худшем варианте. Зверье на улицах – не император Аврелиан. Их не остановит, что ей нет четырнадцати.

Император. По слухам, он убит. Разорван на части, сожжен, обезглавлен, четвертован, утоплен, скормлен диким зверям, сбежал, идет на столицу с армией, плывет с флотом элевтерийских корсаров, вознесся в светлый Ирий, провалился в Бездну, удрал на огромной змее с человечьим лицом, сам превратился в змею и со зловещим хохотом растворился на глазах у сотен перепуганных зрителей.

Похоже, с трона Аврелиан шагнул прямо в легенду. Вряд ли кто теперь узнает истинную судьбу безумца, не выбиравшего средств, чтобы сохранить жизнь и власть. Как не выбирала сама Элгэ – ради мести.

А Валерия, похоже, не слишком верит эвитанцам. Не говоря уже о бьёрнландцах.

Не верит, что те сунутся спасать ее сестру. Если не думает что похуже…

– Если Марцеллину не нашли наши, ее уже нашло зверье, – безжалостно перебила Элгэ.

– Кардинал сказал: некоторые дома и виллы еще держатся. Если Марцеллина у кого-то из друзей отца…

– Держатся. Хорошо охраняемые особняки, как у Поппея и Андроника. Кстати, эти дома уже взяты. Как и императорский дворец.

А преторианцы удрали первыми. Бросили казну на растерзание рабам и нищему плебсу. Потому как богатый плебс грабят не хуже, чем патрициев и всадников.

Много ли слуг было у отца Валерии? Сколько из них его ненавидели? А тайно? Такие не пропустят ни черный ход, ни подземный.

– Элгэ, я не настолько глупа, чтобы идти в женской одежде.

– Валерия, мы в Квирине. И ты уж прости, но мальчик из тебя получится тоже далеко не уродливый.

– Как и из тебя. Но ты выходишь свободно. Не возьмешь меня с собой – пойду одна.

Элгэ тяжело вздохнула. Попросить михаилитов запереть спроптивицу? А если сбежит?

– Хорошо. Но учти – от пуль и ножей прикрывать тебя не стану.

– Станешь, – грустно вздохнула Валерия. – Как тебя ни проси. Не думай, я понимаю, что толку от меня мало. Но и сидеть здесь просто так не могу. Считай, что я спасаю собственную совесть. Если отсижусь – всю жизнь буду думать, что могла сделать хоть что-то, но струсила.

Да. Потому что смерти Марцеллины Валерия себе не простит. В отличие от смерти Элгэ. Взрослую убийцу Поппея жаль всяко меньше маленькой сестренки.

И, наверное, это правильно. Себя Валерии жаль не больше.

2

Взять этот особняк на окраине оказалось проще некуда. Не труднее, чем другой, гораздо пышнее и богаче. Этого же хозяина.

А сам хозяин забился под кровать, брошенный и слугами, и рабами. А уж солдатами – даже еще раньше. Те в Сантэе драпают первыми. Небось уже все предместья миновали. Даже самые отдаленные. А то еще и пограбили по пути – если успели.

Квиринская столица и вообще-то не сильна верностью. Как и любовью к нанимателям. А уж в домах бесчестных подлецов и садистов…

Андроник, сдирая маникюр, цеплялся за шелковое покрывало, пока волокли вон. Визжал, рвал тонкую кисею кружев. Как совсем недавно – чужие жизни.

– Прошу покровительства! – взвыл он, кидаясь в ноги Керли. – Где генерал Анри Отважный? Я знаю, он ведь благородный человек! Пощадите! Умоляю!..

– Встань! – брезгливо поморщился Рауль. – И дерись.

Андронику швырнули оружие. Точнее – в его сторону. Кому охота руки марать?

А вперед выступил Марк Юлий Лаэрон. Впервые за эти жуткие дни – на редкость спокойный. Только бледен, но к этому уже все привыкли. Тут и прочие-то – не больно румяны. Разве что от лихорадки.

– Нет! – томный патриций попытался нырнуть за ближайшего эвитанца. Не глядя. За Конрада.

Хорошо хоть лапами не схватился. С полуоблезлой краской.

Но Эверрата и так едва не вырвало. Прямо на слизняка в шелках. На мерзкую смесь вони духов и трусливого пота.

– Отвали к змеям, извращенец! – рявкнул Конрад. – Дерись, как мужчина, или и так пристрелим! Или вздернем к змеям крысячьим. За ноги.

Раскомандовался вперед Керли, но тот не одернул.

– Анри Отважный ведь благородный…

– Да! – рявкнул Рауль. – В отличие от тебя. Только его здесь нет. И скажи за то спасибо – он таких как ты очень не любит. И не Анри Отважный, а генерал Анри Тенмар, герцог Тенмарский.

Дальнейшее – мерзко, но необходимо. Драться Андроник не смог. Только валяться в ногах, молить о пощаде и пытаться лизать грязные, пыльные сапоги. Всем подряд. Умудряясь сквозь рыдания еще сулить какие-то спрятанные где-то «несметные богатства». Получив которые, все «заживут как императоры».

Оружие он ронял дважды – просто выскальзывало из потных ручонок. Будто тоже не желало мараться. Хоть и взятое с бою у беглых рабов, но таких-то мерзких клешней и оно не заслужило. Да еще и вонючих.

Конрад отступил подальше – и спасая от лобзаний безвинные сапоги, и от отвращения, и… просто от запаха. Тот усилился в разы. Андроник обмочил и шелковую тунику, и раззолоченные сандалии.

Да и выталкивать такое из-за собственной спины… Где потом руки щелоком оттирать?

На коленях Лаэрон мерзавцу горло и вскрыл. Одним росчерком. Отточенный годами тренировок талант парню не понадобился.

Жаль, слишком быстро. Куда милосерднее, чем Андроник заслуживал. Сам Конрад немного бы, да поиграл. Таким стоит не глотку, а кишки вспарывать.

Или отдавать на откуп толпе бывших рабов. Можно даже его собственных. Пусть Андроник попытался бы их подкупить. Вдруг кому захочется жить, как императору? И так же сдохнуть.

Но тех же озверевших рабов еще можно понять. С ними вот такие шелковые сволочи в кружавчиках обращались как со скотиной даже не годами – веками.

А вот самих сволочей пусть творец в светлом Ирие понимает. Для смертных такое – чересчур.

3

Анри даже не ощутил опасности. Наверное, потому, что грозила – не ему. Лишь что-то кольнуло сердце. Как тогда – во сне…

Он не успел бы уже ничего. Слишком далеко стоял. И ни один выстрел не отменит предыдущий. Вражеский.

Тот, что ты не успел предотвратить.

Успел Роджер. Нет, не выстрелить и не оттолкнуть Сержа. Для последнего – тоже был далековато. А кричать поздно. Серж не поймет. Не настолько боец.

Роджер просто успел рвануться вперед – на линию огня. Словить пулю вместо Сержа.

В грудь врагу Анри пистолет разрядил. Запоздало. Не спасти, так отомстить.

И уже потом кинулся к мальчишкам. К дико взвывшему Сержу и к молчаливому – ни кровинки в лице – Роджеру.

– Рауль, где Эрвэ?

– Сейчас пошлю. Держись, сопляк! – железный капитан уже зажимает рану Роджера. – Только умри мне тут – пристрелю!

– Полковник Тенмар… – Этому просто трудно говорить. – Полковник… Вы обещали… убить моего отца… но всё же… передайте…

– Сам передашь! – рявкнул Анри.

Шарль! Наконец-то!

Облегченно матерится Керли.

– Справедливо… я тоже стрелял…

– Заткнись, мальчишка! – Рауль прижал ему к губам кулак. – Шарль, ну же, мать твою так! Анри, не отвлекайся. Сами парня вытащим. Вы, главное, гадов режьте! И стреляйте.

Глава 3

Глава третья.

Мэнд, Тайран. – Аравинт.

1

Вальданэ – в прохладных фонтанах. Дамарра – в цветах. Весенних, летних, осенних.

А Мэнд – в грифонах. А также в саламандрах, химерах и прочих фантазиях древних живописцев и скульпторов.

Кармэн это даже понравилось бы. В малых количествах. Но когда почти в каждом доме…

Впрочем, есть еще один отнюдь не мифический зверь, чье изображение украшает уж точно каждый дом Мэнда.

Змея. Огромная, золотая.

В детстве Кармэн дико боялась ползучих тварей. Скользких и ледяных. Казалось, ночью они проберутся в ее комнату и насмерть ужалят – прямо во сне.

А теперь у Кармэн – давно взрослой женщины! – сердце замирает от отвращения. При одном взгляде на гибкие чешуйчатые тела – даже запечатленные на холсте или воплощенные в камне, в дереве или в бронзе.

И сейчас кажется, что не в пример лучше тьма, чем зловещий свет газовых фонарей. Потому что в нем твари на фронтонах кажутся еще страшнее. Хоть из окна не выглядывай.

Так они и на гобеленах вышиты. И на фресках намалеваны. И в коридорах, и в столовой. И в свете свечей и факелов смотрятся ничуть не приятнее. Какое чудо уберегло от них комнату гостьи – вот вопрос.

– Госпожа! Ваша светлость! Госпожа герцогиня!

Ее новая личная горничная? Она самая.

Путающаяся в титулах деревенская дурочка? И такую приставили к герцогине Зордес-Вальданэ? Дочери короля – пусть и незаконной?

Может, кто в такое и поверит, но только не вышеозначенная герцогиня. Значит… Только два варианта.

Ее здесь не ставят ни во что? Но тогда зачем поселили в доме брата правящего герцога? Ни много, ни мало – второго человека в стране.

Значит – специально суют в окружение пленницы ту, кого она заведомо недооценит.

– Госпожа, меня прислали помочь вам переодеться к ужину.

И проверить, не сунула ли Кармэн кинжал в складки юбок? А заодно – за корсаж, в обувь и еще куда-нибудь. И набор метательных стилетов – до кучи. Как и положено «розе». Главной из роз.

О дворе Вальданэ здесь наслышаны наверняка. Репутация подводит уже не впервые.

Смуглое простоватое личико, пышные формы. А глаза – глубокие, черные… Наверное, пронзительные – когда девушка не лжет, не лицемерит и не прикидывается простушкой. С кавалерами, к примеру. Или с родной матушкой.

Еще пятнадцать лет назад Кармэн рассмеялась бы лицемерке в лицо. Заявила бы, что раскусила игру с первой минуты. А сейчас… сейчас вовсе не нужно, чтобы взамен прислали кого-то поумнее и поопытнее.

– Вы – красавица, госпожа, – воркует неумелая льстица.

Хотя здесь лгать не пришлось. Вот если захочет похвалить, к примеру, добродетель Кармэн. Или политическое чутье…

Ладно, вздох поглубже, решительный шаг – и вперед. Сколько их уже пройдено, этих шагов? На бал с дядей Арно, на аудиенцию к королю Георгу… А теперь – на ужин к графу Валентайну. Где опять вживаться в столь привычную за последние два года роль приживалки.

Привыкать тяжело, а отвыкла всего за полгода. Так что теперь – опять тошно. И… страшно.

Но всё равно лучше уж думать о змеях. О змеях, графе Валентайне, его особняке или его правящем брате.

Только не о том, что Арабелла – неизвестно где! И рядом с ней – никого, кроме Грегори. А он и о себе-то позаботиться толком никогда не мог. Хуже только Виктор. Или сама Кармэн.

А еще Аравинт полыхает пламенем Бездны! Дочки может уже и не…

Неправда! Нет, Аравинт, конечно, в огне. Но Белла – жива и здорова. Однажды мать ее уже оплакала. И как оказалось – преждевременно. Наверное…

А ну хватит! Материнское сердце – вещун. Кармэн почувствовала бы… Значит, Белла – жива, здорова и более-менее благополучна!

Дочка-дочка… До сих пор неясно, что хуже: знать, что ты в опасности, но рядом, или мучиться неизвестностью.

Нет. Первое – хуже. Не в пример. И хватит об этом!

В меру быстро и в меру величественно – вдоль мрачных коридоров. Мимо тусклых факелов и в их отблесках – змей.

Вперед – на холодноватый свет столовой.

Граф Валентайн. Высокий, худощавый, даже красивый.

В траурном камзоле. Мужчина носит столь долгий траур по жене, с которой прожил больше двадцати лет, только если совсем утратил интерес к женщинам. Или если ему очень идет черное.

Идет. Но на дамского угодника он не похож, так что остается первое.

Тем более, не вылезать из черного – будучи уже женатым на другой…

В пути Кармэн видела его не больше минуты в день. Обедал герцогский брат отдельно. Как и ужинал.

В столовой же вдвоем (не считая слуг) эвитанская герцогиня и мэндский граф простояли не больше трех минут. Обычно Кармэн хватало и втрое меньше, чтобы понять отношение любого мужчины. Но на лице монаршего брата – никаких чувств. Опять.

Причем не «не отразилось», а именно – «нет». Ни в лице, ни в глазах. Ни огня, ни льда, ни счастья, ни горя, ни боли, ни радости. Будто уже ушла вся жизнь, оставив пустую оболочку. Высушенную до дна. И именно она ходит, говорит, принимает в доме аравинтских беглецов.

Стало уже даже не страшно. Просто тоскливо. И холодно. Как в детстве.

– Ваша светлость, – безупречно вежливо. Как и всё здесь.

Герцогиня обернулась. Раньше, чем поняла: это – не к ней. Граф Валентайн уже шагнул к двери. И в его глазах мелькнул первый проблеск чувств. Если, конечно, Кармэн не ошиблась. Слишком уж быстро отвернулся.

Искра тепла предназначена юному графскому сыну. И его молодому гувернеру. Всего на миг, но статуя ожила. В отличие от сына. Тот так и остался серьезным и печальным. И безмолвным.

У детей не должно быть таких лиц. Если у них есть детство.

Один гувернер смотрит как человек – живыми черными глазами. Почти задорными. Точь-в-точь как давешняя служанка.

Тоже шпион? Запросто.

– Поздоровайтесь с вашим отцом и с гостьей, Михаил.

Всё смешалось в семьях Мэнда. Мало всех прочих стран, еще и Мидантия!

– Здравствуйте, отец. Здравствуйте, прекрасная дама, – заученно повторил ребенок.

Сколько ему – девять? Он должен бегать, играть, веселиться, шалить. А если и строить серьезное лицо перед отцом или гувернером, то всё равно – озорных искр в таком возрасте еще не скроешь.

Наверное. Кармэн видела совсем не тех детей, что растут в строгих семьях.

Или мальчик тоскует по матери? Прошло ведь меньше трех лет.

Или по мачехе? Такое бывает тоже. Так кто мешал отправить его в поместье вместе с ней? Впрочем, такому отцу и мужу могло и в голову не прийти.

Граф Валентайн с всё той же непроницаемой рожей и пустыми глазами галантно подал руку Кармэн. Принцесса-герцогиня с тоской прошествовала к столу. Следом шагают Михаил и черноокий гувернер.

Сам граф взгромоздился за четыре стула. Сына усадили на противоположной стороне. Гувернер уселся рядом – со стороны пустого ряда стульев. Длиннющего, как самая тоскливая жизнь.

И в залу с трижды большей церемонностью вплыла дама слегка за пределами средних лет. И средней полноты. А в роскошном платье напоминает бочку. Ладно хоть соответствует возрасту – никаких декольте и рюшечек. Особенно белых или розовых. Только бордовый бархат, парча и золото. Может, этим и вызвано недовольство на ее лице?

Вряд ли. Оно настолько впечаталось в кислые черты, что, наверное, родилось вместе с дамой. И с нею же росло, крепко, набиралось сил.

– Ваша светлость, – поджала она губы. В упор сверля одним глазом поспешно подставившего локоть гувернера, другим – неподвижную маску-лицо графа. – Я вынуждена жаловаться на возмутительное поведение вашей дочери.

– Зайдите ко мне после обеда, госпожа Кикнаро. И мы обсудим, чем вас обидела Анжелика. Уверен, она принесет подобающие извинения, – всё так же бесстрастно заявил граф. – Самые искренние.

– Анжелика? Анжелика – нежнейшее и достойнейшее существо подлунного мира. Я говорю о несносной Изабелле! Ох, мое бедное сердце! Мое бедное, несчастное, исстрадавшееся сердце! Оно вот-вот разобьется на тысячи осколков!

Кармэн на ее месте уж точно не стала бы изображать готовность к обмороку. Во-первых – пора бы привыкнуть, что граф на это не реагирует. А во-вторых – дам подобной комплекции кавалеры не слишком стремятся ловить. Да и особо крепким сложением тут ни один не отличается.

– Не волнуйтесь так! В вашем возрасте вредно! – галантный кавалер тут же сунул страдающей мегере нюхательные соли.

Галантный. А главное – тактичный. Или он нарочно? С такими глазами – запросто.

– В моем возрасте? – бой-баба цепко схватила соли, сунула под нос, ядрено затянулась. От души чихнула и кинулась в бой:

– В моем возрасте⁈ Молодой человек, я старше вас совсем ненамного!

– Да, сударыня, – поспешно согласился молодой подхалим. – Ваша красота тому порукой. А сегодня вы выглядите особенно чудесно! Это платье… и цвет лица…

Ага – одно в тон другому. Особенно сейчас.

– Да как вы смеете⁈ – возмущенно поджала губы почтенная красавица. – Как вы разговариваете с дамой, что годится вам в матери?

Только бы удержать на лице рожу, подобную графской! Потому что вместо нее упорно просится улыбка. Впервые за всё это время.

А еще – хохот. Оглушительнейший. Таких куриц Кармэн повидала тьму тьмущую.

Но вот что делает подобная особа в доме графа Валентайна? Где собрались сплошь подхалимы, льстецы и чужие шпионы. И слишком серьезные и печальные дети, что тоскуют то ли по матерям, то ли по воле.

– Ваша красота ослепляет, – серьезно заметил юный воспитанник наглого красавца. – Рядом с вами моих сестер даже не заметишь. Вы – как распустившаяся роза рядом с бледными бутонами. Как яркое золото осени среди…

И даже не улыбается, ужас-то какой!

А вот про сестер – зря! Дама вновь вскинулась – боевым конем. При звуке гвардейской трубы.

– Я требую – слышите, требую, чтобы Изабеллу призвали к ответу. В мое время достойным средством воспитания девиц была розга!

Кармэн едва сдержала пару едких замечаний. Слишком уж часто подобные рекомендации высказывались в отношении ее самой. Зато попробовал бы кто их осуществить…

– Я уже говорил вам, сударыня, – голос графа не изменился и теперь. – Причем – не раз и не два. Я не возражаю против применения к Изабелле розги или чего вам там еще вздумается. Хоть кнута. А сейчас…

– Но вы не приказали ей мне подчиняться! – взвизгнула дама. – И не могу же я лично…

А что тогда? Представить ледяного графа с кнутом Кармэн не в силах при всей фантазии. А уж гувернера-мужчину…

– Сударыня, – голос Валентайна чуть оледенел. Или это только показалось? – Если б моя дочь всегда выполняла мои приказы, необходимость в таких наказаниях отпала бы вовсе. Вам так не кажется?

Логично.

Неужели в этом доме правда найдутся еще недовольные?

– Всё, хватит об этом. Из ваших слов я понял, что Изабелла к ужину не выйдет? – невозмутимо уточнил господин граф. – Тогда прошу всех садиться.

2

Грегори вчера ждал весь день. Пока кто-нибудь предложит в следующий раз устроиться в заброшенном доме очередной разрушенной эвитанцами деревни.

Не дождался. Правильно – рисковать быть обнаруженными не хочет никто. И дело даже не в том, что виновник вражеского вторжения – один из них. Как раз этого крестьяне не знают.

Просто люди, конечно, по природе больше склонны к добру, чем к злу. Но когда речь идет о спасении себя или близких от голода… Или от солдатских пуль. А на другой чаше весов – жизнь каких-то приблудных чужаков…

Так что лучше не давать разоренным аравинтцам повод выдать беглецов.

Решение отправиться в Мэнд было принято единогласно. Да, догнать – они уже никого не догонят. Но шанс помочь на месте представится.

Если правящий герцог Мэнда действительно окажет Аравинтскому двору сердечное гостеприимство – Грегори с компанией присоединятся к своим. А если не окажет – постараются их вытащить. Насколько сумеют. И как далеко сумеют.

Спрятать бы где-нибудь в безопасном месте Арабеллу! Но где его взять? Вряд ли в Аравинте оно вообще существует. Да и в Мэнде – под вопросом.

Зато теперь самое время научить подругу нормально владеть клинком. Хотя бы, как сам Грегори. Вит, к сожалению, фехтует даже хуже его.

Жаль, этого самого времени – в обрез.

Впрочем, к счастью, существует еще стрельба. Благослови Творец того, кто изобрел пистолеты. Сделать бы их еще как-нибудь легче. Под дамскую руку.

Шпага легка для любой руки. Увы, Алексис Зордес предпочитал тренировать не дочь, а Элгэ. Белле было не стать достойным противником Виктору. Слишком юна и не настолько способна. А ее отца в первую очередь интересовало обучение сына. Остальные шли лишь как партнеры для его спарринга. Более или менее удачные. Элгэ стала просто идеальной находкой.

Года два назад Грегори был влюблен в нее. И заставил себя забыть. Не вставать же на пути друга.

Элгэ когда-то присмотрел для Виктора еще Алексис. Но никто не стал бы их неволить – реши они вдруг иначе.

Не решили. Значит, судьба. Та же, что заставила Беллу влюбиться в безвольного изгнанника с целыми армиями врагов, чья мечта – видеть его под тремя-четырьмя ярдами земли.

И так ли легко развеется любовь Арабеллы, как его собственная – к Элгэ?

Будем надеяться – рано или поздно.

Впрочем, всё это имеет смысл – только если все они проживут достаточно долго.

3

Как темно за окном! Что случилось? Неужели больше нигде окрест не жгут фонарей? Почему перестали? Лучше тени змей на стенах, чем полная тьма. В темноте ползучие твари скользят ничуть не хуже, чем при свете.

В последнее время Кармэн находила всё больше сходства между кладбищами и чужими домами. И те, и другие бывают и бедны, и роскошны. Но по большому счету – нет разницы, где лежать после смерти. И насколько богат дом, где тебя держат в неволе.

Именно таков особняк (да что там – дворец!) графа Валентайна Рандау. Неужели сначала Кармэн развлекала дикая смесь мэндских имен и фамилий? А уж их сочетание… Потом – перестало и это.

Кармэн просто дико устала. И чем больше проползает дней и ночей этого лета – тем сильнее копится усталость. И тревога. И постоянный, промозглый холод в душе.

В детстве ей порой казалось, что лето не наступит никогда. И они с мамой уже не согреются.

Тогда маленькая Кармэн верила, что во мраке и тумане живут невидимые твари. Нет – не злобные и не жестокие. Просто не чувствуют ничего, кроме холода, боли и тоски. Не умеют. И пытаясь хоть на миг согреться – невидимо и неощутимо приближаются к людям. Во тьме. И забирают у них тепло и радость – взамен делясь страхом и тоской. И болью.

Если бы Кармэн сейчас спросили, где могут жить эти твари, она назвала бы Мэнд. И особняк графа Валентайна… Если бы не подозревала, что остальные дома Мэнда похожи на него как две капли воды. Как надгробия на кладбище.

Всю жизнь Кармэн избегала тварей. А они искали ее. И наконец нашли. Дождались, пока сама к ним явится.

Герцогиня Вальданэ всегда любила поваляться по утрам подольше… Особенно после ночного бала. Или бурной ночи.

Любила, но если нужно – могла вскочить в любое время. Теперь она спала вполглаза, нервно вскидываясь во сне раненым зверем. И по утрам ощущала себя разбитой и не выспавшейся. Что череду ночей в плену и в дороге, что в самую первую – в особняке.

И теперь нещадно клонит в сон утром.

Но нужно вставать. Влезать в пока еще старый, но роскошный наряд.

Как ей здесь положено одеваться – намек Кармэн поняла. Правящий герцог Мэнда не скупится на подарки гостье. Сегодня с утра прислал – на телеге не увезешь. Драгоценности. Ткани для новых нарядов. Переливчатый шелк, теплый, мягкий бархат. И модисток… Ему и без них мало шпионок в доме?

И теперь нужно напяливать всё это, выползать на люди. И натянуто улыбаться весь день. Ловить в отчет столь же натянутые улыбки, лихорадочный истеричный смех. И страх, страх, страх…

Прекрасная Кармэн никогда не видела столько страха. И уж точно не чувствовала. Даже в детстве. Тогда еще оставалась надежда на будущее.

И всё труднее гнать мысли, что судьба вернула ее в безрадостное прошлое. Вновь сделала слабой и беспомощной. Чтобы Кармэн убедилась, как мало стоит без Алексиса, дяди Арно… на худой конец – дяди Георга. Что сама она без них – всего лишь беспомощное ничто. Пустое место. Бледная мышь. Бесплотная тень самой себя.

Все эти дни, просыпаясь утром, Кармэн каждое утро дерзко улыбалась в зеркало – себе. Она всё еще – молода и прекрасна. Остроумна и очаровательна. Это к ее ногам с тринадцати лет снопами валились придворные кавалеры. И не только они.

И зеркало подтверждало: да, прекрасна. Только вместо веселья и жажды жизни из воспетых поэтами (и не только ими) глаз на вдовую герцогиню тоскливо смотрит печаль. А с ней – страх и холод.

Пройди детство Кармэн в Мэнде – она бы продолжила сказку. Невидимые тени из тумана тянут из людей радость и наполняют его тоской. Пока радости не останется вовсе, а тоска не заполнит до краев. И тогда жертва сама растворится в тумане. Пополнит сонм голодных призраков. И пойдет искать жертву себе. Еще теплую, дышащую…

Стук в дверь. Совершенно не зловещий. Обычный, человеческий. Не таким полагается быть стуку в доме с ползучими ядовитыми гадами на стенах.

– Ваше Высочество, – приставленная к бывшей герцогине и нынешней принцессе (опять принцессе – не прошло и тридцати пяти лет) шпионка мягко, но настойчиво долбится в дверь. – Это я, Хулия.

Теперь она выучила титул правильно. Но, как и положено деревенской якобы дурочке, – не сразу.

Не видеть бы ее еще хоть несколько минут! Или часов. А лучше – никогда.

Нельзя. Как и многое другое.

Тяжело вздохнув, Кармэн Зордес-Вальданэ в четыре шага достигла дверей и повернула ключ.

Всё та же хорошенькая смуглянка лет двадцати. Очаровательная пышка с вечной улыбкой до ушей. И даже не слишком испуганной. На первый взгляд.

Ее еще спасает возраст. И осознание своей красоты. Самые счастливые годы. Уже ушло и еще не вернулось осознание собственной беспомощности.

Кармэн тоже думала, что оно не вернется. Что впереди еще годы и годы свободы и власти.

Такую красотку к мужчине бы приставить – цены б ей не было. К не слишком умному мужчине, разумеется. Уж точно не к дяде Арно. И рядом с Алексисом она удержалась бы недолго.

– Ваше Высочество, как вы сегодня прекрасны!

Бледна, как смерть. И похудела так, что все старые платья висят как на вешалке. Так что таланты модисток могут и сгодиться.

Впрочем, нужно же красотке Хулии с чего-то начинать разговор.

И как же холодно! Хуже, чем самой морозной зимой в Эвитане. И от этой фальшивой улыбки – особенно. И от взгляда…

Увы, поесть у себя в покоях опять никто не даст – придется выходить. Да и нельзя отсиживаться. Во-первых – это трусость. Во-вторых – ее увидят не только враги, но и возможные союзники. Жаль, что среди них нет никого из своих. Даже Элениты.

Впрочем – неизвестно, что хуже. Ненавистники чуют любую твою слабость, как гиены – запах крови. Зато для любящих людей каждый твой неверный шаг уменьшает и их веру в себя. Как прикосновение тварей из тумана – жажду жизни.

А вера должна жить. В будущее, в счастье, в то, что всё еще изменится. Что судьба вновь переиграет неверный бросок.

И для этого теперь нужно быть вдвойне осторожнее.

А сейчас – напоследок улыбнуться врагине. Всё же Кармэн теперь – в меньшей опасности, чем Виктор или Элен. Потому что сама – менее опасна. По мнению тюремщиков.

Вдовствующая герцогиня, она же принцесса, торжественно выплыла из комнаты. В конце концов, зеркала врать еще не научились. Она действительно всё еще красива. Почти ослепительна. И до ухищрений северных кокеток, подшивающих рюши под лиф и юбки, дело еще не дошло. К счастью.

И не дойдет. Если заставить себя меньше страдать о том, что всё равно сейчас не изменить.

Коридоры, коридоры, коридоры. Много места, мало света, мало хозяев, много слуг. Мало улыбок, много тоски.

Мрак, факелы и свечи. Хуже – только в северных замках.

Нет. Лучше. Если они – твой родной дом, а не узилище. Если там тебя любят.

Столовая – почти так же мрачна, как всё прочее. Как вчера, позавчера и до приезда Кармэн.

Пожалуй, ярче всего здесь – платье гостьи. Алое – как в прежние времена. И даже сшито – дома. Всё еще. И даже не слишком еще велико. Не до безобразия.

А что в особняке графа Валентайна больше всего поражает – так это стол. Размерами. Не считая, разумеется, комнат, количества слуг и самого особняка.

Кармэн всегда любила роскошь. Но теперь даже она оказалась в положении завзятого лакомки, вдруг переевшего конфет. А их суют и суют… И отныне будут совать ежедневно. И попробуй откажись.

К тому же… роскошь должна нести свет и радость. И комнаты лучше убрать любого цвета бархатом. Но не исключительно черным, темно-бордовым, темно-каштановым. И еще более мрачным оттенком фиолетового.

Неужели граф Валентайн настолько любит помпезность и мрак? Но его камзол, хоть и дорогой, совсем прост и скромен.

А значит, к гадалкам не ходи – такая прорва слуг в доме не столько моет-убирает-подает, сколько доносы строчит. В другой дворец. Еще пороскошнее и побогаче. И может – даже в других тонах.

А граф Валентайн и рад бы всю эту толпу тут не видеть. Да кто же его спрашивает? Как и насчет дома и прочего имущества. Не сам он их себе выбирал. И в этих стенах он – почти такой же пленник, как и Кармэн с ее двором.

4

Виктор Вальданэ – наследник Аравинта. И потому должен принять гостеприимство короля, а не королевского брата. Как и тот, от кого Аравинт наследуется.

Кармэн Вальданэ – тоже принцесса, пусть и условная. Но к ней троны не прилагаются. Следовательно – ей положен лишь дом графа Валентайна.