Текст книги "Каникулы на Эленмаре (СИ)"
Автор книги: Ольга Райская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
Глава 13
Кинсли чрезвычайно быстро приспосабливались. Там, где появлялся один представитель данной расы, очень скоро появлялись и другие. Причем ярко выраженного разделения полов среди них не наблюдалось. Были ли у маленьких смешных гуманоидов семьи, тоже оставалось загадкой. Ученые интереса к ним не проявляли, а сами кинсли на собственном изучении не настаивали. Но факт оставался фактом. Их было много. Они селились колониями и были привязаны к ареалу своего обитания. А как размножались? Да хоть почкованием, лишь бы им самим нравился процесс. Тем более способность этой расы оставаться почти незаметными для окружающих ценилась даже превыше того, что за свою работу они просили слишком скромные гонорары.
Итак, коренные жители Астерии даже не подразумевали насколько огромная колония кинсли расселилась на их территориях. До того дня, когда от космодрома, по главной трассе не двинулась странная процессия. Казалось, нет конца морю невысоких, ушастых гуманоидов. Они с умилением взирали вокруг наивными, огромными, голубыми глазищами и бесконечно верещали нечто непереводимое, напоминающее «омана-обана-ву».
Разумеется, служба безопасности планеты не дремала. Сигналы о странном действе поступили к высокому начальству незамедлительно, но шествие оказалось запланированным и даже заранее санкционированным. Тем более ушастики не скандалили, порядок не нарушали, а вели себя, как и подобает истинно верующим – благоговейно и с трепетом. Именно эти чувства все участники религиозного хода отдавали тем, кто шел впереди праздничной колонны. А там гордо шагала невысокая, сухонькая землянка, крепко держа в руке пеньковую веревку, привязанную к ошейнику невиданного доселе астерийцами животного. Конечно, при ближайшем рассмотрении та, которую именовали не иначе, как «казай-дерезай», очень уж напоминала самку лигрела. Правда цвет имела редкий – белый, да рога повнушительнее. Намного. В несколько раз. Эти рога даже можно было приравнять к холодному оружию, надумай животное их использовать, но хозяйка держала веревку крепко.
Сразу за землянкой и объектом религиозного поклонения следовала группа служителей культа. Уважаемые кинсли были облачены в расшитые, праздничные хламидки. И даже на головы нахлобучили нечто, напоминавшее полосатые панамы, которые непременно бы съехали, если бы не поддерживались огромными ушами владельцев головных уборов. Среди «хламидников» выделялся один – его панама возвышалась на целых полметра, видимо, он и был главным жрецом. Человечек в высоком чепце опирался на посох. Коллеги изредка что-то осторожно у него спрашивали и важный кинсли кивал или, напротив, отрицательно вертел головой.
За служителями культа тянулась группа музыкантов, которые тащили на себе ящики, отдаленно напоминающие земные шарманки. Только вместо ручки сбоку инструмента находились несколько кнопок, при нажатии на которые раздавался странный звук, напоминающий шум прибоя, бьющегося о скалы, усиленный в несколько раз. Неподготовленному человеку долго слушать эту «музыку» было бы проблематично, но последователи культа пребывали в полном восторге. Шарманкам пытались подражать истинно верующие и тогда слышалось «шу-шу-шу, шоу-шум-шу». Выходило у смешных человечков слаженно и довольно забавно. Кинсли, наряженные в парадные серые комбинезоны, несли в руках гирлянды цветов, корзины с фруктами и подносы с местным плоским хлебом.
К слову сказать, последователей странного культа на Астерии набралось немало. Более десяти тысяч кинсли следовали за своим рогатым божеством, совершая ритуальный ход. Козу Машку давно не смущали толпы почитателей, к ним она привыкла еще в Академии. Животинка покорно плелась рядом с хозяйкой, иногда издавая робкое «бе-э-э». Как только верховный жрец культа это слышал, он останавливался, поднимал вверх посох и оглашал неожиданно зычным голосом:
– Обана ву!
– Ву! – громко вторили ему истинно верующие.
– Бе-э-э, – вмешивалась в их разговор Машка и главный снова вскидывал свою палку.
– Омана-обана ву! – вопил он.
– Ву! Ву! Ву! – орала толпа. После этого снова шумели шарманки и паломники подпевали свое «шу-шу-шу, шоу-шум-шу».
Вряд ли кого-нибудь из коренных астерийцев привлек религиозный аспект данного действа, но вот равнодушным шествие не оставило никого. Казалось все жители Тентху и ближайших пригородов высыпали на улицы. Жители столицы выстроились вдоль улиц и приветливо махали шествующим кинсли. А когда те кричали «Ву! Ву!», даже присоединялись у хору их голосов. В общем, праздник удался и зрелище вышло незабываемым. Пока…
Пока огромная толпа, уже изрядно проникшихся духом веры кинсли, не вошла на главную площадь. Главный Храм величественно возвышался над всеми зданиями в округе. Здесь любопытных астерийцев было еще больше. Люди веселились. Не каждый день, год и даже десятилетие происходили такие масштабные и увлекательные мероприятия.
Старушка, держащая козу, напряглась и нервно огляделась. Главный жрец что-то гаркнул и вся процессия остановилась. Зрители зашептались, наблюдая за ушастыми человечками. При этом никто не приметил, как в открытые двери Храма скользнул молодой землянин и спрятался за самой ближайшей к артефакту колонной. Народа в святилище оказалось немного, основная масса предпочла посмотреть на шествие. Но жрецы в золотых, ниспадающих тогах то и дело сновали по залу, приглядывая за посетителями вверенной им обители.
– Хосяйка омана ву? – тихо спросил подошедший к старушке верховный жрец.
– Ву-ву, – согласилась с ним баба Сима и снова оглядела собравшихся на площади.
Совсем недалеко от храма она заметила внушительную фигуру Тальмира Като. Рядом с ним стояла дочь и держала на поводке голубого лигрела Наду. Никого это не удивляло. То тут, то там в толпе мелькали девушки с похожими домашними любимцами, разве что цвета у животных различались. Здесь были и синие, и салатовые, и розовые самцы лигрелов. Они флегматично взирали на происходящее, вяло помахивая куцыми хвостиками.
В первых рядах наблюдающих за шествием, выделялась тучная дама, сопровождаемая лиловым в черную полоску козлом. Нет, это был не муж дамы, а такой же любимец-лигрел, как и у других женщин. Он обладал такими же выдающимися габаритами, как и его хозяйка. А супруг толстушки стоял рядом, аккуратно поддерживая ее за локоток. Мужчина с обожанием посматривал на свою жену и кидал взгляды, полные гордости и превосходства, на окружающих. Конечно, по меркам Астерии, его женщина приравнивалась к настоящему сокровищу, ведь ее прическа состояла из целых трех кос, каждая из которых закреплялась единственным «набу». В общем, вокруг было предостаточно и дам, козлов, и прочего населения.
– Зачем ты притащила сюда своего питомца? – тихо спросил проницательный Тальмир у дочери.
– Так надо, – улыбнулась Айа, посматривая в экран комма на своем запястье.
– А подружек с лигрелами зачем сюда вытащила? – хитро прищурился родитель.
– Отец, ты мне доверяешь? – девушка внимательно посмотрела в глаза пожилому мужчине.
– Больше, чем кому бы то ни было из живущих, – тихо ответил глава рода Като.
– Тогда ни о чем не спрашивай! Пока. Придет время и я сама тебе обо всем расскажу. Одно хочу сказать – что бы здесь сегодня не произошло, ничему не удивляйся, – серьезно сказала дочь.
– Ты изменилась, Айа. Не знаю кого благодарить за это. Богов? Или землян? В любом случае хвала тому, кто этому поспособствовал, – больше отец не произнес ни слова, но все время находился рядом.
Две девушки с синим и насыщенно-изумрудным лигрелами, стоящие неподалеку от Айи, приветливо помахали ей. Она улыбнулась в ответ и тут же отвлеклась на запиликавший комм. Прочитав сообщение, астерийка посмотрела на старушку с козой во главе шествия, поймала ее взгляд и демонстративно поправила распущенные волосы. Серафима Дормидонтовна кивнула.
Что произошло дальше, по большому счету, так никто и не понял. Баба Сима достала из-за пазухи расшитой рубахи склянку с какой-то жидкостью, а потом споткнулась и густо оросила ею белую шерсть рогатой любимицы.
– Ох ты ж батюшки-светы! – только и смогла сказать старушка.
– Обана ву? – тут же поинтересовался жрец, к чему-то подозрительно принюхиваясь.
– И омана тожа! – подтвердила староста всея Руси.
– Беее-э-э! – пожаловалась на судьбинушку Машка.
– Обана ву! – провозгласил жрец, потряхивая посохом.
– Ву! Ву! – подхватила толпа истинно-верующих.
– Мееееее-э-э-э! – вдруг перекрыло крики паломников. Это аморфные инопланетные козлы оживились сразу и как-то все.
– Тикать надоть, – облизав вмиг пересохшие губы, прошептала Серафима Дормидонтовна и осенила себя крестным знамением.
– Тикать! – повторил за ней главный козлиный жрец и тоже в общем-то перекрестился.
– Меее-эээ! Меее-э-э! – раздалось ближе, настойчивей и… откровеннее.
– Изнасилуть и ня заметють! Машка, бяжыыым! – скомандовала баба Сима, подхватив одной рукой подол юбки, а второй, крепко зажимая пеньковую веревку, надежно прикрученную к ошейнику козы. Проявляя чудеса ловкости и скорости, старушка рванула прямо в распахнутые двери Храма. За нею на поводу неслась ошалелая от феромонов инопланетных козлов Машка. За Машкой шустро семенил ушастый жрец, таща ритуальный посох, а уже за ним… собственно те самые инопланетные козлы, воспылавшие страстью и вырвавшиеся с поводков хозяек.
– Беее-э-э, – жаловалась коза, резво переставляя копытцами.
– Ву-у-у? – на бегу спросил служитель козлиного культа.
– Припусти, а то без вукалки останяшся! – подбодрила его резвая старушка.
Верховный кинсли оказался сообразительным. Едва группа из бабушки, козы и его самого ворвалась в Храм, он шестым чувством, коим обладали все неприметные кинсли, определил, где в этом замкнутом пространстве можно спрятаться. Ибо схорониться требовалось и прежде всего божественной Машке. Надавив плечом на массивную статую, жрец открыл небольшую нишу, способную, однако, вместить двух страдалиц. И когда старушка с козой юркнули в укрытие, он осторожно придвинул статую обратно, как рыцарь, оставшись снаружи, защищать честь и достоинство своих дам.
И было от кого! За козлами в Храм вбежали их хозяйки, за которыми последовали истинно верующие в Машку, а потом и просто астерийские зеваки. И такая началась неразбериха! Да! Своды древнего Храма еще никогда не видели столько молящихся одновременно. И пусть каждый произносил слова своей персональной молитвы, но в общем бедламе это уже никого не смущало.
– Держи их! Загоняй! Нахрапом бери! Обходи зеленого! – орали представители службы порядка.
– Вы находитесь в святом месте! – пытались образумить разбушевавшуюся толпу служители Храма.
– Омана казай-дерезай! – вопили истинно-верующие, тоже оттаскивая возбужденных козлов.
– Ву! – подвывал им сбоку верховный жрец и идейный вдохновитель.
– Меее-э-э-э! – возмущались, обманутые в своих искренних чувствах, воспылавшие страстью инопланетные козлы.
И никто не заметил, как молодой землянин заменил внутреннюю часть артефакта и, спрятав настоящий треугольник под куртку, спешно покинул Храм.
Жорка вернулся на космодром и сдал артефакт под личную ответственность «Принцессы», ей на хранение.
– Как все прошло, командир? – пропел кораблик, размахивая наманикюренными щюпами. Хорошо, что она наклеенными на передние выхлопные отверстия ресницами не похлопала. Смотрелось жутко и забавно одновременно.
На ответы времени не было, но при попытке покинуть кораблик, вход оказался заблокированным и вредная дамочка наотрез отказалась выпускать его, выпытывая подробности пребывания на планете. Селедкину пришлось коротко рассказать о встрече с родителем невесты, шествии кинсли и о том, что произошло в храме. «Принцесса» слушала внимательно, иногда перебивая вопросами «А он тебе что?», «А ты что?», «А он?», «А ты?», «Так и сказал?». Потом пошли «Ну надо же!», «Ах, как жаль, что меня там не было!». И, наконец, закончилось все томным «Вааауууу».
– Меня ждут, – попытался достучаться до «Принцессы» Жоффрей, но та хранила странное молчание, словно о чем-то размышляя. – Пойми, мне ничего не угрожает. Обряд безопасен, потому что подлинный треугольник у тебя.
– Да, ничто не угрожает, кроме позора! Посмотри, как ты одет! Я не допущу этого! – пафосно воскликнул аппарат с женской сущностью. А женщины, они такие… женщины, даже если корабли.
В следующую минуту, покрытые яркой красной краской держатели насильно усадили Селедкина в кресло пилота. На миг он перестал видеть, потому что его с ног до головы облепила розовая пена, сильно источающая запах коры, амбры и, кажется, бергамота. Все попытки подняться успехом не увенчались. Дальше Жорка ругался, о чем-то просил, требовал, потеряв счет времени и надежду освободиться, а потом все прекратилось само собой.
– Ну, вот! Наша бабуля определенно останется довольна, – позволив молодому человеку подскочить с кресла, изрекла «Принцесса» и перед ошарашенным Селедкиными опустилось зеркало.
Лучше бы он пребывал в счастливом неведении. Из зазеркалья на него смотрел… жених! Да-да, самый настоящий жених Руси изначальной, одетый в красную, расшитую косоворотку и синие полосатые штаны, заправленные в высокие хромовые сапоги. Черный картуз, украшенный большим красным цветком, очень напоминающим георгин, залихватски задвинут на самый затылок и из под него выбивается умело закрученный чуб. Но что более всего поразило или проще сказать убило – это щеки, на них горел густо намазанный свеклой или очень похожим по цвету красителем румянец.
Жорка застонал и бессильно упал на кресло. Сейчас он напоминал себе Петрушку, виденного когда-то в музее древней русской куклы.
– Убери это все! Немедленно! – приказал он.
– И не подумаю! Я сделаю тебя счастливым, командир, даже если ты сам не понимаешь своего счастья! – объявила вполне довольная собой «Принцесса».
– Я не требую, а приказываю тебе, как члену экипажа, находящемуся на боевом задании! – выпалил добрый молодец, поправляя накрученную челку, то и дело лезущую на глаза.
– Все не уберу! – смягчился кораблик и пошел га компромис.
– Космос с тобой, – устало откликнулся Жорка, которому уже не терпелось убраться отсюда и не важно в каком виде.
– Одежда тебе к лицу, бабуля Сима оценит, – пустилась в рассуждения апаньярская вредина.
– Румянец убери и эти чертовы букли! – рыкнул Селедкин, указывая на чуб.
– Совсем? – удивилась «Принцесса».
– Совсем! Сейчас же! Немедленно!
– Будет исполнено, мой Господин, – пропел кораблик елейным голоском, но что-то в этом голосе было такое… что заставило Селедкина напрячься и не зря!
Пена окутала его снова, но теперь не всего, а лишь голову. Через секунду в зеркале отразился привычный Жорик, без дикого румянца на щеках. А еще пропал картуз, и георгин… и чуб! Он тоже пропал. Весь! Начисто, то есть налысо! На месте прежней челки волосы отсутствовали и начинались теперь пятью сантиметрами выше.
– Я убью тебя! – рыкнул Селедкин.
– Сейчас-то за что? – искренне удивилась «Принцесса».
– Ты издеваешься?
– Инициатива наказуема, – раздался звук, очень похожий на тяжкий вздох. – Предлагаю все исправить накладкой из натуральных волос! В ассортименте нашего салона красоты для мужчин рано потерявших растительность в области головы, имеются следующие модели…
– Просто верни мне этот дьявольский картуз! Без цветка! Его я уже не переживу! И выпусти меня отсюда, наконец!
– Как прикажет, мой командир! – смиренно согласился кораблик. – Стоило из-за пустяков такой шум поднимать?
Жорка ничего не ответил. В тишине корабельного пространства громко скрипнули его зубы. Ему в руки упал картуз, который он тут же нахлобучил, надвинув на лоб. Цветок на головном уборе отсутствовал. Да, подобные мелочи в его непростой ситуации не могли не радовать. Люк входного отверстия с тихим шипением открылся, выпуская Селедкина из заточения. Вдохнув полной грудью воздух свободы, он устремился в Храм. «Принцесса» же направила ему вслед все свои видеодатчики. Красавец! Особенно ей нравились небольшие красные рожки на черном, дьявольском картузе командира. Булькающий звук говорил о том, что кораблик смеется. До чего же она все-таки креативная!
В главном храме Астерии царил хаос. Прибывшая на место беспорядка группа зачистки, спешно отлавливала козлов. Несчастных жертв несостоявшегося разврата грузили на флайкары и переправляли в отделы правопорядка, откуда их планировали выдавать хозяевам. Народ потихоньку приходил в себя. Многие уже покинули стены негостеприимного сегодня храма. После рыка козлиного жреца вышли на улицу и кинсли, дисциплинированно построившись в колонну. Определенно, понятие коллективного разума имело отношение к этой расе, если, конечно же, к ним вообще имело отношение понятие разума.
– Советник Като! – к Тальмиру направился широкоплечий мужчина с темно-синими волосами, заплетенными в замысловатую косу, закрепленную большим количеством «набу».
– Сенатор Тава, – натянуто улыбнулся родитель, дотронувшись до плеча окликнувшего, в знак приветствия.
– Не ожидал увидеть Вас в Храме, – на стоящую рядом Айю, собеседник отца упорно не обращал никакого внимания.
– Я планировал присутствовать на Обряде своей дочери, но потом случилась эта неразбериха и теперь мы вынуждены ждать устранения последствий досадного инцидента. – спокойно отозвался Тальмир Като. – Сенатор, вы знакомы с моей дочерью Айей?
Мужчине пришлось кивнуть девушке, как того требовал этикет, хотя сделал он это крайне неохотно и всем своим видом показал свое неудовольствие, поджав и без того тонкие губы.
– Айа, позволь представить тебе сенатора Канеба Тава. Он занимает ответственный пост в Совете Коалиции и занимается вопросами помощи отсталым мирам, – продолжил родитель, будто не намечая неприязни собеседника.
– Рада познакомиться, – нейтрально отозвалась девушка.
– Как жаль, что столь юный цветок, так себя дискредитировал, – выпалил сенатор, хотя по его виду было совсем не понятно сожалеет ли он об этом на самом деле.
– Не стоит переживать за мою дочь, сенатор, – жестко прервал его Тальмир. – Айа выходит замуж за человека из очень влиятельного на Земле рода.
– Земляне, – скривился собеседник. – Они только вошли в Коалицию, но уже всюду лезут и отстаивают свои жалкие права, подобно вредным насекомым. Мой сын и наследник Ратеши проходил стажировку на базе земного учебного заведения. Примитив – это самый мягкий эпитет, использованный им при рассказе об укладе жизни их общества. Кроме того, он намекал, что земные самочки весьма глупы и легкодоступны.
– Самочки? – обманчиво спокойно переспросил Като.
– Ну… – замялся сенатор.
– Ваш сын имел наглость уподобить женщин расы, вошедшей в Коалицию, животным? Или он на самом деле так считает? Тогда, исходя из слова «легкодоступны», я могу сделать вывод, что Ратеши вступал в связь с существами, коих считал неразумными животными! А это, милейший Канеб, по меркам Астерии и любой просвещенной планеты – преступление!
– Вы не так меня поняли, – смешался собеседник.
– Я все понял верно, сделал выводы и вам советую поступать точно также прежде, чем слушать лживые слухи о моей дочери и пересказывать их! Мы поняли друг друга, сенатор?
– Не будем ссориться из-за возникшего между нами небольшого недопонимания, друг мой, – фальшиво улыбнулся собеседник. – Мы, астерийцы, должны держаться вместе. Эленмарцы утрачивают прежние посты в Совете, а наша раса почти такая же древняя, как они.
– О чем вы говорите? – поинтересовался родитель Айи.
– О переделе власти, уважаемый Тальмир, – что-то затевается в верхах и я намерен это выяснить. Совет в полном составе приглашен на Эленмар и мы с сыном отправляемся туда. Не хотите тоже присоединиться, советник? Границы планеты будут открыты на время визита членов Совета Коалиции.
– Пока сложно говорить что-то конкретное о моих планах, – улыбнулся Като, но в его глазах зажегся огонек интереса. – В ближайшее время я планировал отойти от дел и передать их моему наследнику. Сам же стремлюсь к уединению и покою. Хочу поселиться рядом с дочерью и тихо радоваться ее личному счастью.
– Да, что может для отца быть важнее счастья своих детей? – притворно вздохнул сенатор.
– Вы правы, – выдохнул Тальмир, изрядно утомленный этим неожиданным диалогом. Собеседник ему порядком надоел.
– Тогда позвольте откланяться, – Канеб Тава поспешно отошел, не дожидаясь ответа.
– Скользкий тип, – констатировала Айа.
– Весьма, – согласился с ней отец.
Глава 14
Только через час изрядно уставшие и потрепанные стражи порядка загрузили и отправили последнюю партию козлов. Огромная толпа кинсли вела себя скромно и тихо. Маленькие человечки топтались возле входа, ожидая своего лидера. В храме снова засверкали световые кристаллы, роботы-уборщики занялись наведением чистоты, а служители культа в золотых тога что-то пели, раскачиваясь из стороны в сторону.
Жрец-кинсли, убедившись, что опасность миновала, отодвинул в сторону статую и выпустил старушку и напуганное рогатое божество.
– Ву-у? – обеспокоенно спросил он.
– Во истину ву, – подтвердила Серафима Дормидонтовна.
– Бее-э-э, – согласилась с ней Машка.
Человечек поправил, держащуюся на ушах, высокую панаму, удобно перехватил посох и вышел на крыльцо, сопровождаемый козой и ее хозяйкой.
– Омана-обана казай-дерезай! – провозгласил он.
– Ву! Ву! – согласились с ним истинно-верующие кинсли.
– На-ка вот, дяржи! – старушка протянула опешившему религиозному деятелю пеньковую веревку, которую тот незамедлительно принял, как нечто бесценное – с почтением и осторожностью.
– Ву? – тихо спросил он.
– Тябе! Довяряю, а как жа, – ответила ему баба Сима. – Ить столька перяжиля уместе. За Машкой смотри, в вечару возвернешь, а у мяне ешо тут дела будуть.
– Ву! – с восторгом согласился верховный жрец, в сердцах прижав посох к груди. Он откланялся и поспешил к ожидавшим его паломникам.
– Омана казай-дерезай! – скомандовал «высокопонамочник», становясь во главе парада.
– Омана ву! – прокатилось по рядам кинсли и шествие продолжилось.
– Меее-э-э, – попрощалась с хозяйкой коза.
– С богом! – улыбнулась своей любимице Серафима Дормидонтовна и поспешила назад в Храм.
К слову сказать, помещение уже приобрело первоначальный вид. Даже жрецы, растерявшие в момент непорядков всю свою невозмутимость, уже обрели спокойствие и чинно ходили по залу. Людей осталось совсем немного. Невеста в легком, облегающем фигуру, платье, какие на Астерии носили многие местные жительницы, стояла возле отца. Тальмир сосредоточенно наблюдал за входом. Позади него, сбившись в кучу, находилась группа поддержки невесты, которая, как и полагается, состояла из жен отца. Мачехи Айи куксились, пыхтели, гневно перешептывались между собой, но стояли на месте, причем нарядно одетые, ибо прогневать мужа никто из них не осмелился.
– Унучек где? – спросила подошедшая Серафима Дормидонтовна.
– Ждем, – откликнулась Айа, вызвав волну перешептываний своих приемных мамочек. Девушка себя неуютно чувствовала, под неодобрительными взглядами родственниц. Мало того, что выходит замуж за чужака, так он еще вовремя на церемонию обряда не явился.
– Помолчите, – тихо приказал Тальмир женщинам и те замолкли, ненадолго, но взгляды все равно кидали презрительные и осуждающие.
– Жорка уж коля чего решил, сваяво ня упустит, – одна баба Сима в этой компании знала, как обстояли дела на самом деле и просто пыталась подбодрить девушку.
К советнику Като подошел пожилой астерией, облаченный в мантию жреца, и тихо поинтересовался:
– Кто их присутствующих жених?
– Жених не местный, – отец невесты ответил спокойно, словно ничего необычного не происходило и среди землян считалось нормальным опаздывать на церемонию собственной свадьбы, – город плохо знает. Видимо заблудился.
– Не местный? – удивленно переспросил жрец. – Вы хотите сказать он – инопланетянин, советник?
– Да, жених моей дочери землянин, – подтвердил Тальмир Като. Голос его звучал ровно. Как раз так, что все вокруг поняли – отец одобряет и принимает выбор дочери.
– Но на Астрее никогда не случалась смешанных браков, – опешил служитель храма.
– И тем не менее, он землянин, – сказал, как отрезал советник.
– Конечно землянин, – прошипела одна из жен, – какой нормальный астерийский мужчина возьмет ее в жены, когда это отродье десятой жены опозорило весь род!
– Что? – советник резко развернулся, но вопрос произнес тихо. Тихо и холодно, холодно и тихо. От его интонации кровь стыла в жилах. Все же советник не зря занимал столь высокий пост и умел быть убедительным. Жены застыли, глядя на мужа, как кролики на удава. Тальмир внешне выглядел вполне спокойным, лишь бешено бьющаяся жилка на шее и плотно стиснутые зубы выдавали его ярость. – Кто из вас это сказал?
Ответом ему послужило молчание. Женщины опустили глаза, и никто из них не произнес не слова.
– Даю последний шанс сознаться, – с ледяным спокойствием произнес родитель Айи. Мужчина ждал, отстраненно наблюдая за посетителями Храма. Но жрец, стоящий рядом, ощущал, настолько накалилась сама атмосфера вокруг советника. Небольшой толчок и грянет взрыв.
– Бяда не в том, што одна дура ляпнула, а в том, што другия с ей согласныя, – вмешалась Серафима Дормидонтовна.
Она совсем не стремилась разрядить обстановку. Просто всем сердцем хотела, чтобы Айа успокоилась. Ощущая ледяной взгляд отца, пусть и направленный не на нее, его внутренние напряжение и злость, девушка нервничала еще больше, изо всех сил пытаясь предотвратить подступающую истерику. Да кто подобное выдержит? Родственницы – сплошной клубок ядовитых гадов, волей судеб, попавших в один малогабаритный террариум. Жених опаздывает, отец рычит, пусть и пытаясь защитить девушку. Никаких нервов не хватит!
– Все верно, дорогая фаэра Селедкина! Все верно! – задумчиво произнес советник Като. – Виноваты в распространении слухов и нападках на мою дочь все жены, значит и наказать следует всех.
– С людями надоть по людски, – предупредила его мудрая старушка. Тамиль все понял, мудрая бабушка говорила ему о том, что решать сгоряча не стоит, но ведь он не сгоряча.
Он все обдумал уже давно, даже прошерстил древние, исторические хроники. Не спал ночами. Что искал? Выход. Он искал выход и нашел его, пусть не для всех – для себя. Не зря советник считался самым лучшим законником на Астерии. Сосуд был полон давно. В него падали капли, но через край полилось только сейчас. Значит настал конец терпению, смирению и персональной зависимости от обстоятельств. Тамиль Като достаточно послужил родной Планете и семье, чтобы остаток своей жизни прожить так, как захочет он один. Он заслужил свободу и право самому распоряжаться своей судьбой. Мужчина собрался произнести главные, самые нужные слова, но в этот момент распахнулись двери Храма и внимание всех присутствующих обратилось на вошедшего.
Айа удивленно пискнула и вцепилась в локоть отца. Советник Като, чуть расставив для большей опоры ноги, затаил дыхание, как хищник перед прыжком. Жены перешептывались и ехидно поглядывали то в сторону мужа, то в сторону прибывшего жениха.
– Святыя угодняки! – выдохнула баба Сима, увидев внука. – Эта хтош тябе так разодел, сярдешнава?
– Она сказала, что тебе понравится! – рыкнул Жорик, недобро зыркнув на родственницу.
– Ох, ты ш милянькай, няушта карабяль ваш гаварливай? Некаму по младасти прынцессу по бокам полярованным ивовам прутам отходить было! – староста всея Руси негодовала. Дома, на Земле, односельчане прекрасно знали, что когда их Дормидонтовна в подобном состоянии, лучше вести себя тише воды, ниже травы. Но разве же знал об этом агрегат, созданный древними? Может они и вымерли все, потому что их корабли довели? – ну сымай картуз-то, неча в помящении в уборах ходить, да яшо с рогами. Тут даже початай усе козлы бязрогимя бегають, а ты вырядилси…
Айа отошла от шока, вызванного странным облачением Жорки, и даже отпустила локоть отца. К жениху она шла медленно, все еще не веря, что странно одетый незнакомец ее отважный землянин. Девушку не трогали ни ядовитые смешки мачех, ни ошарашенные взгляды храмовых служащих, ее даже не смущал пребывающий не в самом спокойном и добром расположении духа родитель. Сейчас она стремилась к тому, кто не побоялся условностей, традиций, сложившегося об астерийках мнения и встал на защиту. Почему встал? Да потому, что в беде оказалась женщина. А Жорка Селедкин, ее мужчина и герой, слишком благородный, слишком честный, чтобы пройти мимо. Будь на ее месте любая другая девушка, он бы тоже поспешил на помощь не задумываясь. Но так уж случилось, что в беде оказалась она, а Селедкин, как дикий тайлен, бросился спасать. Их глаза встретились, когда молодой человек подал ей руку, помогая подняться с пола. И больше Айа уже не могла ни о ком думать, для нее существовал лишь он – мужчина, на которого она могла положиться в любой ситуации. И пусть он не обладал харизмой эленмарцев, влиянием и шармом астерийцев, он даже не был столь симпатичен и привлекателен, как его друг Погодин, но зато для нее он был самым лучшим, самым родным, самым-самым во всех мирах. Какое ей дело до того, во что одет Жорка? Не одежда красит человека! А Селедкин, с его открытой душой и трепетным, любящим сердцем, для нее в любом наряде – красавец. Да Айю не смутило бы даже – побрейся Жорка на лысо!
В тот самый момент, когда она почти дошла до жениха, проворная бабушка Сима как раз сорвала с его головы картуз. Тишина опустилась на Храм внезапно. Даже шелест одежды, развеваемой легким ветерком, казался громким и резким. На том месте, где всегда была немного взлохмаченная, рыжеватая челка, спускающаяся на глаза Жорке, сейчас блестел гладко выбритый участок. Нет, дальше как раз волосы оставались, но вот лоб стал гораздо выше. Прическа, чем-то напоминала ритуальные стрижки женщин влаппи, не хватало только татуировок определенного цвета на лысых местах.
– «Принцесса»! – ошарашенно воскликнула невеста, осмотрев жениха почти в национальном костюме.
– «Прынцесса»! – вторила ей бабушка, которой по мнению кораблика обязательно должно было понравиться, но что-то пошло не так.
Тамиль Като, который приготовился в очередной раз защищать честь и права дочери, теперь выглядел совершенно растерянным. Более того, мужчина боролся со смехом, так и рвавшимся из него. Он даже на какое-то время перестал злиться на своих жен, а смотрел на них снисходительно. По сути, ему было жаль их. Традиции, обычаи, бездна их побери! Если уж у советника альтернативы выбора нет, то у женщин и подавно не существовало даже его иллюзии. Тамиль мог выбирать жен по своему вкусу, а у них и этой возможности не было. Тряхнув головой, советник прогнал ненужные в данный момент мысли и вернулся к созерцанию странной картины, развернувшейся непосредственно в главном храме. Все-таки земляне – странные существа, непонятные, внезапные, просчитать или угадать их действия не представлялось возможным, но к ним тянуло. Было в них что-то такое, что располагало к доверию и вселяло веру в лучшее, несмотря на все произошедшее. Взять хотя бы Серафиму Домидонтовну, пожилая с виду женщина, но сколько в ней огня, мудрости, душевной силы! Астерийки ее возраста уже не выходили из дома, предпочитая коротать время, просматривая сплетни в инфосети. А ее внук? В юноше определенно чувствовался стержень. Мягкий по жизни, Селедкин в один момент мобилизовывался в критических ситуациях, принимая, как правило, верное и оптимальное решение. Да и как могло быть иначе? При такой-то бабушке. И на Айю он смотрел по доброму, будто ласкал и нежил. Сам советник так не смотрел ни на кого в своей жизни, даже на ту, что подарила жизнь его дочери. И от этой внезапной догадки стало как-то грустно, словно он упустил в жизни нечто важное, без чего так и не смог ощутить всю прелесть бытия.
