Текст книги "Без семи праведников... (СИ)"

Автор книги: Ольга Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

– Грациано, почему мессир д'Альвелла так смотрел сегодня на мессира Альмереджи?

Расслабленный наслаждением мужчина не склонен размышлять.

– Жалел, – бездумно обронил Песте, – кошмарная же девица… – он осёкся, поймав гневный взгляд супруги.

– Кошмарная? Да если б не она! Ты всегда считал женщин глупыми курицами, а когда одна оказалась умнее тебя, то и хвост поджал? Да ещё и поносишь её?

Чума вяло махнул рукой.

– Боже упаси. Синьорина великолепно извлекает следствия из причин, однако причины-то, напомню, обнаружил я. Но бедняжка Ладзарино…

– Да поделом ему, прохвосту, – милосердно заметила синьора Грандони.

Чума не проявил никакой мужской солидарности и не возразил, но снова взобрался на супругу.

Эпилог

– Не валяй дурака, Чума… – Бениамино ди Бертацци досадливо отмахнулся от вопрошающего взгляда дружка.

– Да говорю тебе, тут нечисто… – Грациано ди Грандони подозрительно озирал идиллическую картинку: двое черноглазых малышей прыгали в зелёной траве, скрещивая деревянные мечи, а рядом с ними курносая зеленоглазая малышка ловила за крыло ворона Морелло.

– Вздор это всё.

Надо сказать, что ни Грациано, ни Камилле так и не удалось до конца преодолеть горестные воспоминания отрочества. Песте по-прежнему считал, что женщинам верить нельзя, ибо женщина со времён Эдемского сада являет собой сосуд греха и порока, и был уверен, что никакие предосторожности в отношении этих существ лишними не будут. Потому, вступив в брак, он большую часть ночи проводил, заменяя супруге одеяло, когда же сползал с неё, обессиленный и умиротворённый, всё равно считал необходимым сжать вокруг неё руки покрепче и лишь тогда засыпал. Камилла же полагала, что мужчины – распутники по сути, и если кто-то из них не шляется по блудным домам и не пялится на других женщин, – то доверять подобному поведению всё равно нельзя, ибо мужчины – существа не только развращённые, но и лицемерные. Поэтому, даже когда супруг отправлялся с конюхом закупать провизию на рынок – по возвращении он подвергался такому пристрастному допросу, какой мессир Портофино никогда не учинял ни одной ведьме. Камилла могла спокойно уснуть только тогда, когда её руки были крепко сцеплены вокруг шеи супруга, и не ревновала лишь в те минуты, когда видела его рядом.

Через полгода после венчания она объявила Грациано, что он скоро будет отцом, и мессир ди Грандони был обрадован, а когда малыш появился на свет и был наречён Гвидо, то разглядывая сына в купели, Песте и вовсе почувствовал себя счастливым. Не менее счастлив был он и два года спустя, когда родился второй сынишка, названный в честь его крестного отца Аурелиано. Малыши подрастали и супруги, занятые воспитанием малышей, не имели сугубых поводов для ревности.

Но вот три года назад Чуме снова было объявлено о грядущем увеличении семейства.

Он воспринял это с философским спокойствием и с горделивой улыбкой уже представлял себя отцом троих сыновей, как вдруг на свет из утробы супруги появилось нечто странное. Начать с того, что родившееся существо не было черноглазым, что Чума считал почему-то обязательным. Дитя смотрело на мир зелёными глазёнками и улыбалось. Этого мало. Нос новорождённого создания был совсем не похож на его нос, Грациано же считал, что он не мог зачать дитя с носом иным, чем у него самого. Но все было пустяком в сравнении с третьим, сугубо драматичным обстоятельством: ребёнок был инвалидом, лишённым каких бы то ни было признаков мужского достоинства.

В итоге дитя крестили не именем Бениамино, которое папаша для него приготовил, а Гаэтаной, в честь его восприемницы и крестной. В глазах же Грациано с того дня застыло тяжкое подозрение. Он почему-то был уверен, что женщина, он прочёл об этом у древних авторов, «лишь кормилица воспринятого семени», а каким, интересно, образом супруга могла воспринять подобное от него? Мысль о том, что он мог произвести на свет женщину – не укладывалась у Чумы в голове. Как это возможно, помилуйте? Сомнениями он поделился с дружками. Ладзаро повертел пальцем у виска, Портофино расхохотался, а Бениамино ди Бертацци сказал, что он валяет дурака. Самым же забавным оказалось то, что подросшая кроха колдовскими чарами покорила сердце Чумы – он был весьма строг с сыновьями, но при виде нефритовых глазёнок дочки просто таял.

Что сказать об остальных? Герцог Франческо Мария умер осенью в Пезаро. И смерть его, как водится, породила волну слухов о новых отравителях. Напрасно Бениамино ди Бертацци уверял всех, что его светлость стал жертвой неизлечимой болезни желудка: никто не слушал. Д'Альвелла подал в отставку и целиком посвятил себя малышу Тристано. Новый герцог Гвидобальдо, вопреки ожиданиям весьма многих голодных придворных, мало что изменил при дворе: оставив казначеем Дамиано Тронти, в связи с чем в фаворе осталась и его подружка Виттория, но назначил нового хранителя печати, взамен казнённого Наталио Валерани. Не смог он удержать при дворе и шута Песте, который уединился с семьёй в своём доме, где коротал вечера с дружком Лелио. Они с аппетитом поедали вкуснейшие сыры и распивали прекрасные вина Пьемонта, и весьма часто компанию им составляли Дженнаро Альбани, Бениамино ди Бертацци и мессир Ладзаро Альмереджи, появлявшийся в доме, окружённый ватагой ребятишек.

Надо сказать, что Альмереджи в брачную ночь испытал самый большой ужас в своей жизни, хоть до этого участвовал в четырёх военных кампаниях. Отстояв на ватных ногах церемонию венчания, он, провожаемый завистливыми взглядами глупцов и сочувственными взорами мессира ди Грандони, мессира д'Альвеллы и прочих умных людей, оказался у супружеского ложа Гаэтаны. Сковавшая его бессильная робость едва не привела к мужскому позору: он, привыкший к разврату, в чистой любви терялся, как ягнёнок на бойне. Но, возопив в душе к Господу, обрёл подобие решительности, и оказалось, что сладость любви чистой женщины после саднящего перцем блудной любви подобна молоку и мёду.

Чудо, которое смогло заставить мессира Альмереджи перестать быть ничтожеством и свернуть с лёгких путей, оказалось чудом любви, и в итоге жизнь шельмеца сложилась лучше, чем можно было ожидать, памятуя грехи его молодости. Чудовищный ум супруги мессира Альмереджи не привёл к роковым последствиям: Ладзарино не запрещали пропустить лишний стаканчик, он не чувствовал над собой никакого надзора, но не обольщался, понимая, что донне Гаэтане вовсе не обязательно видеть его, чтобы быть в курсе всего. Однако в своём семействе Ладзарино неизменно чувствовал себя любимым, жил в холе и покое. К собственному немалому изумлению он, по рождении близнецов-первенцев, обнаружил, что обожает детей и проявил вдруг таланты педагога, и супруга всячески поддерживала его склонности, каждый год даря ему нового воспитанника, и остановилась, только обременив его пятью сыновьями.

В итоге детишки мессира Ладзаро и отпрыски семейства Грандони росли вместе, учась охоте на лис у мессира Альмереджи, военному искусству – у мессира ди Грандони, мудрость же Писания они постигали с мессиром Портофино. С ними же рос и малыш Тристано д'Альвелла.

В седьмую годовщину преставления Альдобрандо Даноли, когда за общим столом собрались Дженнаро Альбани, Аурелиано Портофино, Тристано д'Альвелла с внуком, Ладзаро Альмереджи и Грациано ди Грандони с жёнами, Аурелиано на вопрос Чумы, каков же будет исход наступивших бесовских времён, ответил, что это – всего лишь чёрное искушение.

– Надо жить, Песте, в те времена, в кои Господь привёл тебя в мир. Бесовские времена пришли и будут усугубляться, но что такое жалкая ликующая бесовщина в сравнении с всемогуществом Творца? Под напором бесовщины падут тысячи тысяч, но сотня всегда устоит. Надо только оказаться в этой сотне. Большего от нас не требуется.