Текст книги "Женщины его Превосходительства (СИ)"

Автор книги: Ольга Кам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Глава 5

Я потом долго сижу, не двигаясь, неохотно ковыряюсь вилкой в остывшем ужине и никак не могу понять, что происходит. После ухода Романова между мной и Сергеем воцаряется молчание. Убийственное. Удушливое. Как гильотина над головой осужденного в решающий момент.

– А если бы я согласилась? – нарушаю молчание я. И чувствую, как мои слова разрезают воздух. Дробят его молекулы и взрывают тишину. Хочу прояснить ситуацию. Хочу узнать, насколько еще принадлежу сама себе.

– Зачем загадывать? – после паузы неохотно отвечает он. Это уже не имеет значения. Осталось в прошлом и потеряло свою актуальность. Важно другое. – Ты уезжаешь с островов. Сегодня ночью. На выходе тебя ждет Тимур, он отвезет в аэропорт.

– Плохо дело, да? – спрашиваю я, и так уже зная, что да, плохо. Иначе, меня бы не отправляли, куда подальше под охраной. Или с охраной. Что по сути одно и тоже. Все дело в Романове, и сколь неприятен для меня этот факт, его я тоже усилием воли признаю. От чего волна злости поднимается изнутри и обжигает нёбо.

– Пока сложно сказать, – он улыбается через силу. – Но не будем рисковать. Отдохни пару дней в Москве, а потом улетишь в Испанию. – Он берет меня за руку и несильно сжимает. Я выдергиваю ладонь. Прикуриваю. Подавляю накатившую тошноту.

– Я не виновата, – тихо шепчу я. – Я не знала.

– Прекрати себя накручивать, – устало произносит Морозов, делает глоток виски из стакана и поднимается. – Не думай ни о чем, пройдись по магазинам, развейся. А я решу данную проблему.

Мне не нравится, каким тоном он это произносит. И мне не нравится, какие действия могут последовать за его словами. Проблем у Морозова нет. А если есть, то они быстро решаются. Одним очень верным способом. Хотя я знаю их, куда больше. Тогда какого же черта, мне приходиться улетать? Бережет мою впечатлительную натуру или сомневается в своих силах?

Бывает иногда, что события проносятся в таком стремительном темпе, что не успеваешь их замечать. Как двадцать пятый кадр. Картинка меняется, и ты уже в другом месте. А в промежутке ничего. Туман. Не в этот раз.

Я отчетливо помню, как мы выходим из ресторана. Как у обочины паркуется автомобиль, и Сергей открывает передо мной дверь, приглашая сесть внутрь. Сам он не едет. Я оглядываюсь, но он уже что-то говорит шоферу. Всего несколько фраз, после чего автомобиль отъезжает.

Охрана для меня такая же безликая, как и все окружающие люди, с которыми мне приходится волей-неволей встречаться. Они слишком часто меняются, чтобы к ним привыкнуть. Чтобы запомнить их лица, а тем более имена. Но этого я помню. Несмотря на то, что он появился недавно. Значит, Тимур.

Пока мы едем до аэропорта, я внимательно разглядываю через зеркало заднего вида своего провожатого. Мне видны только его глаза, но этого достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Взгляд у него сосредоточенный, колючий. Тимур неотрывно смотрит на дорогу, а сам словно сканирует пространство. Профессионал. Телохранителей всегда можно отличить от простых людей по этому ищущему взгляду. Уверенна, что он успевает замечать все, что происходит вокруг. От его внимания не ускользают ни встречные машины, ни машины следующие за нами. Ни одинокие прохожие на пустынных улицах, ни веселящаяся компания у входа в клуб. Всякий посторонний человек или транспорт для него, прежде всего, объект с известной степенью опасности. Доли секунд уходят на то, чтобы определить реальная она или мнимая. Он напоминает натянутую тетиву лука, готовую в любой момент сорваться для сокрушительного удара.

Раньше мне не доводилось так пристально разглядывать того, кого обычно не замечаю. Он молчит. И я молчу. Хотя на языке вертится язвительный вопрос. И даже ни один. Но у меня еще будет время его расспросить.

У здания аэропорта, он останавливает машину на стоянке и прежде, чем открыть передо мной дверь, быстро осматривается. Так стремительно, что это почти не бросается в глаза. Будто человек, оказавшийся в незнакомом месте. Не верю. Для таких, как он не бывает незнакомых мест.

Когда я оказываюсь рядом с ним, то ощущаю себя почти уверенно. Я едва дохожу ему до плеча и легко могу спрятаться за его спиной. Весь антураж доходит до меня только сейчас. Словно шум ночного аэропорта привел в действие мое мироощущение. Воистину. По телу прокатывается мелкая дрожь.

Не игрушки. Не игра. Не шутка. Но меня все еще больше беспокоит, что я до сих пор в вечернем платье и у меня нет возможности его переодеть.

Мы проходим через стеклянные двери в здание аэровокзала, когда у меня в сумочке звонит телефон. Тимур оглядывается, а я расстегиваю заевшую молнию, чтобы достать мобильный. Когда мы приближаемся к стойке регистрации, я все-таки справляюсь с замком, вынимаю аппарат и подношу к уху. У меня даже не возникает сомнений, что это Алина или Вика. Я же обещала приехать к ним в клуб. Планы летят к чертям. Вместо этого я улетаю в Москву. Не уверенна, что это достойная замена.

– Так сколько же ты стоишь? – этот голос заставляет меня замереть на месте и уставиться невидящим взглядом на работника регистрации. Красивая, ухоженная девушка. С теплой улыбкой на лице. Темно-синий пиджак в узкую полоску, голубой шейный платок в тон, белоснежная блузка. Она смотрит на меня, и на миг наши взгляды встречаются. Улыбка словно приклеивается к ее губам и в одно мгновенье блекнет.

– Не хочешь назвать свою цену? – продолжает он. Я слышу в его голосе улыбку. Я слышу в его голосе насмешку. Я слышу его стальной уверенный голос, от которого чуть не роняю телефон. – Тогда я сам ее назову. Но тебе ее придется заплатить.

Пальцы беспорядочно скользят по кнопкам, чтобы нажать «отбой». Но я все время промахиваюсь, и в динамике разносятся лишь визгливые сигналы тонального набора. Они смешиваются с его словами, но мне все же удается пропустить несколько фраз.

– Ты слышишь меня, моя девочка? Ну, давай, скажи еще раз «нет».

Меня спасает Тимур. Он быстро берет у меня из рук телефон и все же сбрасывает вызов. Подхватывает меня за плечо и подводит к стойке. Я не чувствую под собой ног. И мне кажется, что я вот-вот рухну прямо на мраморную плитку пола.

Не игра. Не игрушки. Не шутка.

– Он? – коротко уточняет Тимур. Я киваю. Правда не знаю, говорим ли мы об одном и том же человеке. Он достает мой паспорт и протягивает его девушке. Та немедленно принимается оформлять посадочный талон. Оказывается, что мы летим в Питер. Теперь мне уже все равно. Лишь бы подальше.

В зале ожидания Тимур оставляет мой сотовый в кресле. Через минут десять телефон уже будет у другого человека. Еще одного в цепи случайностей. У которого нет ничего общего со мной. А у меня с ним. Значит, цепь разорвалась.

В салоне первого класса успокаиваю себя виски. Самолет еще не успел взлететь, а я уже приканчиваю второй бокал. Тимур сидит напротив и молча за мной наблюдает.

– Выпьешь со мной?

Он качает головой и коротко объясняет:

– Притупляет внимание.

– Ну, конечно, – хмыкаю я. Довольно язвительно. И, по моему мнению, вполне заслуженно. – Как я сразу не подумала.

Последний раз я пила виски на похоронах у родителей. Или это была водка. А может быть коньяк. Неважно. Я выбирала напиток исключительно по крепости градуса. Тогда мне тоже хотелось выпасть из действительности. Отключиться. Просто перестать думать. Ненадолго, ровно настолько чтобы немного прийти в себя.

В результате я запомнила только необычайно погожий день, два черных лакированных гроба в окружении белых лилий, изумрудный газон и свежевырытую яму в нем. Такую геометрически правильную, что я залюбовалась ее ровными краями. Идеально. Как всегда. Даже их похороны прошли по высшему разряду.

Еще была длинная похоронная процессия, скорбный голос священника и тихие слова брата у меня за спиной.

– Только давай без истерик. Возьми себя в руки и прекрати этот спектакль.

У меня все равно не было слез. И слов. И сил, чтобы хоть раз ему ответить.

Я думала, что после смерти родителей что-то изменится. Больше никто не будет тыкать меня носом в ошибки, одергивать, указывать. У меня появится свобода выбора, начнется другая жизнь. Но я словно с того света слышу недовольный голос матери:

– Господи, Анна, кто так одевается? Сплошная безвкусица. Даже здесь ты не сумела отличиться.

Я думала, что после их смерти почувствую облегчение. А вместо этого не чувствую ничего.

Я трясу головой, чтобы отвлечься от этих мыслей. Оглядываюсь по сторонам, словно впервые вижу салон самолета. С большим трудом соображаю, что я уже не в прошлом, не на кладбище, а на высоте нескольких тысяч футов. В настоящем.

Достаю из сумки блокнот и ручку. Открываю чистую страницу, но прежде, чем начать писать, смотрю на Тимура, потом в блокнот, снова на него, и снова в блокнот.

– Вот скажи, – задумчиво начинаю я. – Когда Алина тебя попросила остаться с Викой, чтобы пойти меня искать, зачем нужно было тут же докладывать обо всем Сергею Владимировичу?

То ли мне своих проблем мало, то ли мне нужны чужие, чтобы отвлечься от своих. В любом случаем мне интересно, как это мнительная Алина смогла довериться простому телохранителю. И уж тем более, доверить ему Вику. Об этом факте мне стало известно чуть позже, но тем же вечером. Когда опасность, казалось бы, миновала. Когда мы снова оказались вместе. Втроем. Без посторонних. Алина вскользь упомянула Тимура. Как бы между слов. Незаметно. Не акцентируя на этом моего внимания. Но порой я бываю непредсказуемой и запоминаю самые незначительные детали. Случайно.

– С чего ты решила, что это был я? – надо отдать ему должное, контролирует он себя замечательно. Только голубые глаза будто леденеют. Взгляд становится колючим и неприязненным.

Я прикусываю кончик ручки. Отрешенно вожу по губам колпачком, а потом резко указываю на него. Точно в переносицу. С профессиональной точки зрения ему должно быть неприятно. Пусть даже это не прицел, а всего лишь шариковая ручка. Инстинкты всегда срабатывают быстрее, чем мозги.

– А больше некому, – свободной рукой тянусь к бокалу и делаю из него маленький глоток. – Иначе, откуда ему было это узнать?

Он наклоняется чуть вперед, отводит ручку от своего лица и тихо произносит:

– Знаешь, в чем ваша проблема? – внимательно смотрит на меня, приподняв одну бровь. Выдерживает паузу и добавляет с кривой улыбкой на лице: – Вы забываете носик пудрить после того, как нюхаете порошок. А еще есть вполне определенные признаки наркотического опьянения. Так что не трудно догадаться.

Некоторое время я молчу в замешательстве. Кусаю недовольно губы. Взвешиваю про себя его слова. На удельное количество лжи. Затем возвращаюсь к своим записям и как бы невзначай замечаю:

– И я должна тебе верить?

Быстро пишу в блокноте несколько строчек. Будто составляю протокол. Жду ответа, не отрывая взгляда от исписанного листа бумаги.

– По крайней мере, попробуй, – усмехается Тимур. Мне бы хотелось услышать подробности. Заверения. Оправдания. Но он не развивает эту тему дальше. И мне остается довольствоваться малым.

Я равнодушно пожимаю плечами и разворачиваю к нему блокнот. Его взгляд скользит по ровным строчкам, которые я только что написала. В основном это цифры, но встречаются и латинские названия. А также схема и крошечная таблица из двух столбцов. Я держу двумя пальцами свой блокнот и терпеливо жду, когда он, наконец, прочитает. Это всего лишь набросок. Возможно, даже шутка. Но на него она производит впечатление. Усмешка слетает с его лица. Она будто перетекает на мои губы. Как в сообщающихся сосудах. Не уверенна, что он до конца понял смысл того, что я хотела ему сказать. Но направление мысли точно уловил.

– Не хочу тебя пугать, – доверительно информирую я.– Но Вика мне как сестра.

Переворачиваю лист и убираю блокнот в сумку.

– Следи в следующий раз за ее носиком. Я на тебя рассчитываю.

– Кто ты по образованию? – спрашивает он. Моя улыбка становится шире. Как у Чеширского кота. Еще мгновение, и я точно растворюсь в воздухе. Оставив после себя лишь этот признак моего почти безудержного веселья.

– Учитель биологии, – примерно складываю руки у себя на коленях и почтительно смотрю ему в глаза. Считаю, что для первого раза мы и так много сказали друг другу.

Глава 6

От перелетов у меня болит голова. Кровь будто закипает и вибрирует в венах. Тянет в сон, и когда мы приземляемся в Мадриде, я молюсь только о том, чтобы поскорее оказаться в кровати. В блаженстве. В тишине.

Я порядком устала от навязчивого присутствия Тимура. Меня уже ни капли не волнует, что происходит на островах. Какой сегодня день недели. И все ли так плохо как показалось на первый взгляд. Тишины. Я хочу, я требую, я страстно желаю простой тишины. Чтобы окунуться в нее как в горячую ванну. Закрыть глаза и расслабиться.

Такси довозит нас до отеля. Престижного отеля с шикарными сьютами. Заходишь в такой номер и чувствуешь до чего дошел прогресс, сервис в сфере обслуживания и маразм в области завлечения клиентов. Площадь помещения тянет на приличные апартаменты, а два балкона и зимний сад лишь добавляют к общему образу пикантные штрихи.

Принимаю в ванну, долго лежу в бурлящей джакузи и размышляю над тем, для чего нужен в Испании зимний сад. За голубоватым стеклом оранжереи драцены, фикусы, кокосовые пальмы. Монстеры, диффенбахии, юкки. Разноцветные кротоны, самшиты, кипарисы. В деревянных кашпо гортензии, камелии, олеандры. По хромированным перекладинам тянутся рододендроны, тропические лианы и плющи.

По периметру потолка установлены светодиодные лампы, их свет едва проходит сквозь плотные листья растений. От чего кажется, что все пространство залито нежно-зеленым сиянием. Как в стране Эльфов. Воздух здесь влажный и упругий.

У моей матери был зимний сад. И у матери моей матери. Зеленый уголок, место для отдыха. Все по Фен-Шую. Все по последней моде. Я заворачиваюсь в махровый халат и устраиваюсь в плетеном кресле. Меня окружают лимон, чай, благородный лавр и айва.

Я приоткрываю дверь, ведущую в гостиную, и жестом подзываю Тимура. Указываю ему кивком головы на стул напротив, и когда он садится, спрашиваю:

– Так и от кого же мы бегаем?

Он молчит. Я лениво прикуриваю. Делаю глубокую затяжку и стряхиваю пепел на белоснежную салфетку.

– Когда мы были на островах, Алина пыталась мне рассказать. Тогда я не придала этому значения. Но теперь, я думаю, что надо прояснить несколько моментов.

Я беру трубку стационарного телефона и заказываю два чая с лимоном. Нащупываю нужные слова у себя в голове, перекатываю их на языке. Готовлю речь. Почти торжественную. Хотя кому она к черту нужна? Тимуру? Вряд ли. Он смотрит на меня своим пуленепробиваемым взглядом, а в глазах пляшут чертики. Ему смешно. Видимо, глядя на меня. Нервную, трясущуюся, но все же пытающуюся сохранить хорошую мину при плохой игре. Он уже даже отошел от моих шальных каракулей в разлинованном блокноте. Наверное, посчитал это бредом сумасшедшей. Прикинул своим расчетливым мозгом, что меня бояться – себя не уважать. По крайней мере, пока. Пока он обеспечивает мне спокойный сон. Но с этим можно поспорить. Сна у меня ни в одном глазу. Сама не понимаю, от чего так вдруг распсиховалась.

В дверь стучится служащая отеля, она вносит на подносе две дымящиеся чашки и ставит их на столик. С удовольствием вдыхаю ароматный запах лимона, делаю крошечный глоток напитка.

– Ты боишься его? – вдруг спрашивает он и смотрит мне прямо в глаза. Выдерживаю его взгляд. Улыбаюсь одними уголками губ. Чуть подаюсь вперед и вкрадчиво переспрашиваю:

– У меня есть для этого основания?

– Смотря, что ты считаешь основанием.

– Нож у горла или дуло у виска. Это довольно веская причина начинать бояться.

– Это веская причина начинать молиться.

– Я не верю в Бога.

– Бывают такие моменты, когда больше верить не в кого. И ты непременно вспоминаешь о том, о чем раньше даже не задумывалась.

– Сейчас такой момент?

– Пока еще нет. И надеюсь, пока ты со мной, он не наступит.

– Я тоже на это надеюсь.

На следующий день я хожу по магазинам. Тимур не отстает от меня ни на шаг, терпеливо ждет, пока я бездумно передвигаюсь из одного отдела женской одежды в другой. Терпения у него столько, что мне хватило бы на всю жизнь. Впервые выбираю для себя брюки и туфли хоть на высоком, но широком и устойчивом каблуке. В следующей секции покупаю платье. Черное, короткое, со шнуровкой по всей спине и глухой застежкой на шее. К нему приобретаю классические замшевые туфли с ремешком через щиколотку.

– Значит, учитель биологии? – спрашивает он, когда я выхожу из очередного отдела. В руках у меня пакеты с одеждой. Он берет у меня один. Усмехается.

Киваю.

– Родители хотели, чтобы я стала юристом или экономистом. Банковским служащим, офисным клерком. Для них быть учителем это так же не престижно как быть, скажем, официанткой.

Захожу в другой магазин. Женского белья. Тимур остается снаружи. Следовать за мной, значит подчеркнуть наши особые отношения. Их нет, поэтому он отворачивается и ждет, пока я выйду.

– Я провалила все возможные экзамены для поступления в любой более-менее приличный колледж, – продолжаю я, когда снова к нему присоединяюсь. – Мать уговаривала, чтобы отец заплатил за меня денег и меня приняли. А он наотрез отказался. Из принципа. Так я попала на факультет биологии. К этому у меня хоть немного лежала душа. Я думала, что это моя победа. Я впервые добилась, чего хотела.

Ерунда. Не было никаких побед. Своим поступком я лишь доказала, что несамостоятельна, что не умею принимать правильные решения. Не следую поставленным целям, не думаю о будущем. Не думаю о родителях. И вообще, не умею думать. Недальновидна, нерасчетлива. Не кондиция. Брак. Слабое звено в их материальном и прагматичном мире.

– Где теперь твои родители?

– Там, где полагается быть покойникам. На кладбище. Они разбились в аварии несколько лет назад.

На секунду замираю, воскрешая в памяти события двухгодичной давности.

Наверное, они и не подозревали, что жизнь может прерваться так внезапно. Так будто кто-то перерезал ленту ножницами. Чик, и вот уже ничего нет. Даже завтрашнего дня. Интересно, о чем они успели подумать за секунду до того, как их машина врезалась в дерево? О том, что завещание так и не было составлено? О том, что их дети разделят поровну все имущество, и что уже ничего нельзя с этим поделать? Только из-за этой нелепой случайности я не осталась до конца жизни привязанной к брату. Уж если бы у родителей была такая возможность, они бы позаботились об этом. Никто бы никогда не доверил мне в руки более сотни рублей. Нелегко быть в глазах родителей полным ничтожеством.

– И как ты оказалась среди этого?

Мы проходим через галерею торгового центра, спускаемся на первый этаж. Выходим из здания и направляемся к кафе на другой стороне улицы.

– Ты задаешь много вопросов. – Я сажусь за столик на открытой веранде. Закидываю ногу на ногу и устало улыбаюсь. Официант приносит меню, и я его внимательно изучаю. – Поужинаешь со мной? Это ведь не запрещено?

– Думаю, нет. Значит, не скажешь?

Я отмахиваюсь.

– Никаких плаксивых историй. Просто мне так захотелось. Бывает иногда, что хочется что-то изменить. То ли прическу, то ли образ жизни.

– Ты довольна?

Я не отвечаю. Мы сидим дальше в тишине и думаем, каждый о своем.

Днем я гуляю по городу, захожу в музеи, сижу в тенистых парках или открытых кафе. Вечера провожу в ресторане, где заказываю себе бокал вина и легкий ужин или остаюсь в номере, где устраиваюсь на балконе с журналом. И так до поздней ночи. Пока звезды на востоке не начинают бледнеть. Здесь мне почти не спится. Хорошо, если удается заснуть на рассвете. Несколько часов беспокойного сна, и утром такое чувство, что всю ночь я провела на ногах. Тимура прошу хотя бы сделать вид, что его нет рядом. Знаю, это невозможно. Но он старается, держится от меня подальше. Мы почти не разговариваем. Я ничего не имею против него, но так как эта поездка напоминает мне больше ссылку, я не хочу ее ничем приукрашивать. Даже непринужденными разговорами. Любыми разговорами.

У меня нет телефона, и я не помню ни одного номера наизусть. Я не могу позвонить Алине или Вике. Я пишу электронное письмо на свой же адрес, в надежде, что кто-нибудь из них додумается проверить мою почту. Что маловероятно. Практически никаких шансов.

Проходит день. Второй. Третий. Часы, проведенные здесь, похожи на растаявшее мороженное. Такие же липкие приторные и никому ненужные. Завернуть и выбросить.

К концу третьих суток, Тимур находит меня в номере и молча протягивает свой телефон. Я так же молча беру его, но отвечать не спешу. Сначала осторожно впитываю тишину в трубке, и только после того, как слышу голос Вики, облегченно вздыхаю.

– Ты как там? – спрашивает она. Я выхожу на балкон подальше от Тимура и прикрываю за собой дверь. Начинаю рассказывать о хорошей погоде, красивой природе и прочей ерунде, которая не имеет ко мне совершенно никакого отношения. Вика сдавленно фыркает.

– Новости послушать хочешь? Мы тут с Алиной кое-что выяснили про твоего мальчика, – сколько пренебрежения в ее словах. Это радует. Устраиваюсь в кресле и вытягиваю ноги. Я вся во внимании. На этот раз.

– Официально он владелец кимберлитовой трубки где-то на севере Якутии, – Вика делает паузу, прикуривает и спокойно продолжает. – По мировым меркам ничего особенного. Баловство. Доход на игрушки-погремушки. Да еще ходят слухи, что месторождение исчерпало себя, и вот-вот прииск прикроют. По моим расчетам его рентабельности хватит еще от силы на пару лет, а потом привет семье. Правда, местечко изначально считалось не пригодным для разработки, однако вопреки прогнозам приносит пользу вот уже ни один год. Каким образом – загадка. На этом официальная часть заканчивается и начинается другая. Говорят, что Романов давно и беззаветно предан абсолютно иному делу, а именно поставкой оружия на Кавказ. И, собственно, именно в этом он наиболее и преуспел. Сама понимаешь, почва там благодатная для подобного бизнеса, а желающих платить хорошие деньги за огнестрельные единицы не счесть, чем он и пользуется. Неясно только одно, зачем ему это надо. За вырученные от алмазов деньги можно спокойно жить, не подставляя свою голову под прицел. Похоже, Алина была права, утверждая, что мозги у него не на месте. В любом случае, к спокойной жизни он не стремится, а значит ждать от него можно все, что угодно.

Я сосредоточено ее слушаю. Ловлю каждое слово. Но на последней фразе замираю, затаив дыхание. Вика специально тянет с продолжением. Наслаждается произведенным эффектом. Бесконечно долго. Так, что я нетерпеливо ее подгоняю:

– И-и-и?

– Поэтому случилось непредвиденное. Одна сделка на партию оружия сорвалась, а при самом обыкновенном досмотре совершенно случайно задержали контрабандные алмазы. По сути, сущая ерунда. Хоть и неприятная. Вроде как предупреждения. Но, Ань, – она понижает голос. Теперь говорит серьезно и без тени насмешки. – Ты должна понимать, никто не будет рисковать своими делами из-за…

Она обрывает фразу, и я угрюмо за нее заканчиваю:

– Из-за бабы.

– Да. И Морозов тоже. Пока это всего лишь детские бирюльки, и хорошо, если на этом все закончится. Думаю, через несколько дней, максимум через неделю, ты сможешь вернуться. Так что расслабься и проведи время в Испании с толком. Кстати, ты уже была на корриде?

Мы недооценили ситуацию. Или переоценили. Или мы просто не способны дать трезвую оценку чему бы то ни было. Ошиблась Вика. Ошиблась я. Права была только Алина. Она всегда права. У нее великолепное чутье и превосходная интуиция.