Текст книги "Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины"

Автор книги: Ольга Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

Слушание дел

Поработав часок-другой в одиночестве, Екатерина к девяти заканчивала свою писанину и направлялась в спальню слушать дела. Обычай принимать должностных лиц в королевской опочивальне пришел из Парижа и, как все галльское, был перенят в качестве эталона хорошего тона. Приглашая вельможу в личные покои, монарх как бы подчеркивал степень доверия к нему. В Версале даже существовал жесткий этикет, согласно которому одни придворные должны были останавливаться у дверей, другие имели право занять место в ногах королевской кровати, а третьи даже присесть на краешек.

Однако впечатление неуловимой интимности, возникающее от подобных сцен, было во многом театрально. Такие жесты четко регламентировались и рассчитывались на внешний эффект. Специально для утренних приемов существовали парадные спальни, в которых никто никогда не спал. Они бывали обставлены с таким же помпезным блеском, как приемные покои. Одна из них доныне сохранилась в Павловске. Нечего и говорить, что государь не сидел перед своими подданными в ночной сорочке, с голой шеей и в туфлях на босу ногу. Под небрежно накинутым шлафроком обнаруживался богатый придворный кафтан, иногда с лентами и звездами.

В десятом часу императрица выходила в спальню и садилась у дверей на стул, обитый белым штофом и подставленный к полукруглому «выгибному» столику, напротив которого стояли другой такой же стол и стул для докладчика. По утрам Екатерина была облачена в белый гродетуровый шлафрок и капот, на голове носила белый же флеровый чепец, съезжавший на левую сторону. До старости она сохраняла приятный облик. «Несмотря на 65 лет, государыня имела еще довольную в лице свежесть, – вспоминал Грибовский, – руки прекрасные, все зубы в целости, от чего говорила твердо, без шиканья, только несколько мужественно; читала в очках и притом с увеличительным стеклом». Однажды она сказала секретарю: «Верно, вам еще не нужен этот снаряд. А мы в долговременной службе государству притупили зрение» [137]137
  Грибовский А. М.Указ. соч. С. 25.


[Закрыть].

Усевшись за стол, императрица звонила в колокольчик, и стоявший у дверей дежурный камердинер приглашал приехавших чиновников. Раз заведенный распорядок не менялся. Все должностные лица заранее знали время своего доклада и загодя собирались в уборной, ожидая вызова. В Зимний дворец военным чинам принято было являться на доклад в мундирах со шпагами, а штатским в простых французских кафтанах, которые по праздникам сменялись на парадные платья. Но в Царском Селе, где этикет наблюдался менее строго, даже военным позволялось надевать фрак.

Каждое утро обязаны были приходить обер-полицмейстер и статс-секретари. Для других были назначены особые дни. Для генерал-прокурора Сената – понедельник и четверг. В четверг же приезжал главнокомандующий Санкт-Петербурга. В среду – обер-прокурор Синода и генерал-рекетмейстер. Для вице-канцлера, губернатора и губернского прокурора Петербургской губернии отводилась суббота. Присутственным днем директора Академии наук Е. Р. Дашковой при дворе было воскресенье [138]138
  Бессарабова Н. В.Е. Р. Дашкова при дворе русских императриц // Е. Р. Дашкова. Портрет в контексте истории. М., 2004. С. 61.


[Закрыть]. Но в случае важных и неотложных дел любой из перечисленных чиновников имел право приехать в любое время.

Первым к императрице ежедневно заходил обер-полицмейстер и докладывал о происшествиях в столице, въехавших и выехавших иностранцах, ценах на продукты питания. Иногда Екатерина находила, что тот или иной товар дороговат, и приказывала сбить цену. Так, однажды из-за недостаточного пригона скота говядина подорожала с двух копеек за фунт мяса до четырех. Государыня велела закупить скот на казенные деньги и продавать на рынке, от чего цена вновь упала. Спокойствие и довольство жителей столицы укрепляли ее положение.

За обер-полицмейстером допускались другие докладчики. Переступив порог, гость кланялся государыне, на что она отвечала кивком головы и с улыбкой подавала руку для поцелуя. При поцелуе Екатерина слегка пожимала пальцы пришедшего и указывала ему на стул: «Садитесь». Расположившись напротив императрицы, чиновник раскладывал на выгибном столе бумаги и начинал читать то, что привез ей на подпись. Обычно Екатерина слушала терпеливо, лишь изредка прерывая гостя вопросами.

К этому времени весь дворец уже просыпался. Комнаты наполнялись шумом, топотом ног, голосами и смехом. Случалось, это мешало государыне работать, но она никогда не высказывала неудовольствия. По ее мнению, легче было потерпеть неудобство, чем заставить других вести себя потише. Однажды молодые придворные затеяли в соседней комнате игру в волан и так расшумелись, что заглушали слова докладчика. «Не прикажете ли велеть им замолчать?» – спросил сановник. «Нет, у всех свои занятия, – покачала головой Екатерина. – Оставьте их веселиться, а сами читайте погромче» [139]139
  Пыляев М. И.Старый Петербург. М., 1990. С. 188.


[Закрыть].

Во время утренних докладов к императрице мог приехать и сторонний посетитель, например старый друг, уже не состоявший на службе, и подождать вместе с чиновниками в уборной, пока его не позовут. В 1796 году Грибовский наблюдал визит Алексея Григорьевича Орлова. Узнав, что он прибыл, Екатерина велела секретарю пригласить его.

«Хотя я никогда не видел еще графа Орлова, но не мог ошибиться; по высокому росту и нарочитому в плечах дородству, по шраму на левой щеке я тотчас узнал в нем героя Чесменского; на нем был генеральский мундир без шитья; сверх оного Андреевская лента, а под ним Георгиевская первой степени. Подойдя к нему, сказал я с большой вежливостью: „Государыня просит ваше сиятельство к себе“. Вдруг лицо его возсияло, и он, поклонясь мне очень приветливо, пошел в кабинет. Через некоторое время граф, встретясь со мной во дворце, спросил меня: „Вы обо мне государыне доложили, или она сама изволила приказать вам меня к себе просить?“ С того времени при всякой встрече показывал он мне знаки благосклонности. Но у князя П. А. Зубова никогда не бывал» [140]140
  Грибовский А. М.Указ. соч. С. 49.


[Закрыть].

Очень характерная сцена. «Поседелый Чесменский богатырь» продолжал боготворить свою императрицу. Он весь просиял, услышав, что она зовет его, но ему было важно, чтобы Екатерина сама вспомнила о нем, и поэтому Алексей Григорьевич задал позднее секретарю уточняющий вопрос. И последний штрих – осколок былого величия, один из немногих доживших до конца века екатерининских орлов считал ниже своего достоинства посещать молодого фаворита.

Статс-секретари

Говоря о рабочем времени императрицы, невозможно не упомянуть о целом штате секретарей, обеспечивавших ее повседневную служебную деятельность. Их положение было двойственно. С одной стороны, они являлись государственными чиновниками, трудившимися в непосредственной близости от Екатерины, в ее личной канцелярии. Без них ритмичные повседневные занятия делами казались немыслимы. В 1788 году императрица писала Гримму: «Я с некоторого времени работаю, как лошадь; мои четыре секретаря не успевают справляться с делами; я должна буду увеличить число секретарей. Я постоянно пишу. Никогда еще я не писала столько» [141]141
  Сб. РИО. Т. XXIII. С. 440.


[Закрыть]. С другой стороны, тесная работа бок о бок с государыней, пребывание во дворце, более того – в личных покоях Екатерины, делали их придворными, членами ближнего круга, почти домашними слугами, исполнявшими очень привилегированные обязанности.

Талантливая чиновница, Екатерина сама составляла инструкции для своих секретарей. При этом она не считала себя сведущей во всех областях и доверяла опыту служивших «под ней» лиц. «Впрочем, ежели в чем сия инструкция недостаточна покажется, о том нам докладывать имеете [право]» [142]142
  ПСЗ. Т. XVI. № 11868.


[Закрыть], – писала императрица. Она обладала врожденной административной хваткой и знала, как наладить работу Кабинета. Его формирование началось буквально в первый же день переворота – 28 июня 1762 года. Тогда обязанности секретаря исполнял Г. Н. Теплов, составивший текст манифеста о вступлении новой государыни на престол, присягу, а также отречение Петра III.

Через месяц должности кабинет– или статс-секретарей при Екатерине заняли А. В. Олсуфьев и И. П. Елагин. Всех троих императрица знала еще в бытность великой княгиней и полагалась на их преданность. Французский дипломат Сабатье де Кабр назвал Олсуфьева одним из самых умных людей в русском правительстве: «Он отлично говорит и пишет на многих языках. Он сведущ, начитан, что здесь редкость, честен, разборчив, проницателен, привычен к делам, надежен в работе» [143]143
  Письма Екатерины II к А. В. Олсуфьеву. 1762–1783. М., 1863. С. 5.


[Закрыть]. Веселый и отзывчивый Адам Васильевич чрезвычайно нравился Екатерине как сотрудник. Полной противоположностью ему был Теплов.

Креатура гетмана К. Г. Разумовского, он долгие годы заправлял домом и служебными делами своего беспечного покровителя в Академии наук. В юности воспитанный Феофаном Прокоповичем, Теплов хорошо усвоил «иезуитские» приемы наставника и даже был одним из доносителей по делу А. П. Волынского. С. М. Соловьев отзывался о нем, как о человеке «безнравственном, смелом, умном, ловком, способном хорошо говорить и писать» [144]144
  Соловьев С. М.История России с древнейших времен. М., 1965. Т. 25. С. 84.


[Закрыть]. Теплов слыл философом, сочинил несколько трактатов в просвещенческом ключе – длинных, скучных и витиеватых по слогу. Человек разносторонне одаренный, он сыграл видную роль в реформе 1764 года по секуляризации церковных земель. Постоянно составлял инициативные записки: об учебной реформе, о торговле, строительстве, сельском хозяйстве, а также научные трактаты по медицине, географии и музыке [145]145
  Комиссаренко А. И.Г. Н. Теплов и секуляризационная реформа 1764 г. // Сподвижники Великой Екатерины. М., 1997. С. 50.


[Закрыть]. Ценя его канцелярский дар, Екатерина употребляла Григория Николаевича во многих делах, но внутренней близости между ними не возникло.

Другое дело Иван Перфильевич Елагин. Он окончил Шляхетский корпус, служил у канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, был близок с молодым двором и замешан в заговоре своего патрона в пользу великой княгини. В 1758 году Елагин прошел по делу Бестужева и был сослан в деревню, куда Екатерина направляла ему письма и деньги [146]146
  Сб. РИО. Т. VII. С. 75–80.


[Закрыть]. Сразу же после переворота она возвратила старого сторонника ко двору. Елагин известен как один из крупнейших масонов своего времени, руководитель лож английской системы, боровшихся с ложами шведской системы Н. И. Панина за влияние в России [147]147
  Семека А. В.Русское масонство в XVIII в. // Масонство в его прошлом и настоящем. М., 1991. С. 141.


[Закрыть]. Он оказывал Екатерине поддержку не только как официальное лицо, но и как мастер высокого посвящения, которому по «невидимой субординации» подчинялись многие влиятельные лица.

Иван Перфильевич пользовался у современников репутацией честнейшего и порядочнейшего человека. «Сожалетельно мне, что из всего многолюдства немного Елагиных» [148]148
  Сб. РИО. Т. XIII. СПб., 1874. С. 238.


[Закрыть], – писала Екатерина Григорию Орлову в 1773 году. В то же время императрица бывала недовольна медлительностью, с которой Елагин вел дела, и по-дружески пеняла ему: «Слушай, Перфильевич, если в конце сей недели не принесешь ко мне наставлений… губернаторской должности да дела Бекетьева, то скажу, что тебе подобного ленивца на свете нет, да что никто ему порученных дел не волочит, как ты» [149]149
  Там же. Т. VII. С. 351.


[Закрыть].

В конце 1762 года к прежним секретарям прибавился Сергей Матвеевич Козьмин, поставленный «у принятия прошений». Он быстро завоевал доверие императрицы и ему поручались наиболее щепетильные дела, в том числе перлюстрация писем [150]150
  Русский биографический словарь. Т. X. СПб., 1874. С. 63.


[Закрыть]. Известный переводчик, Козьмин переводил «Велизария» Ж. Ф. Мармонтеля, «Опыт военного искусства» Тюрпина, юридические статьи из «Энциклопедии». Впрочем, почти все статс-секретари занимались переводами, журналистикой, философией, пробовали себя на литературном поприще. Этому способствовала кипучая жизнь Кабинета, где рядом с государственными бумагами соседствовали наброски статей императрицы, ее пьесы и обширная переписка, которую она отдавала на правку, боясь ошибок в русском и французском языках.

Переводами с латыни занимался и Г. В. Козицкий, служивший статс-секретарем с 1768 по 1778 год. Он окончил Киевскую духовную академию, а затем Лейпцигский университет. Ему принадлежал перевод «Наказа» Екатерины II на латинский язык [151]151
  Там же. С. 40.


[Закрыть]. Григорий Васильевич много занимался журналистикой, выступал официальным редактором «Всякой всячины», где статьи Екатерины печатались без подписи. Философские сочинения Козицкого – большей частью переложение идей Монтескье – пользовались успехом у современников.

Всего при Екатерине в разные годы служило 16 статс-секретарей, каждый из которых оставил заметный след на административном поприще. Среди них были такие известные личности, как С. Ф. Стрекалов, А. А. Безбородко, П. В. Завадовский, А. В. Храповицкий, П. И. Турчанинов, Г. Р. Державин, Д. П. Трощинский. При вступлении в должность секретари получали высокий чин действительного статского советника с солидным жалованьем тысяча рублей в год. При каждом из них существовала своя маленькая канцелярия из двух-трех собственных секретарей, копиистов, переводчиков и посыльных. Больше всего помощников было у Безбородко – девять человек, что соответствовало весу Александра Андреевича в делах, через него шли распоряжения в Сенат, Синод, Иностранную коллегию и Адмиралтейство [152]152
  Кислягина Л. Г.Канцелярия статс-секретарей при Екатерине II // Государственные учреждения России XVI–XVIII вв. М., 1991. С. 178–179.


[Закрыть].

Благодаря совместной работе с императрицей статс-секретари обладали колоссальным влиянием. От них зависело вовремя подсунуть монархине нужную бумажку, создать у нее благоприятное мнение о том или ином чиновнике, или, напротив, представить дело в черном свете. Их уважали и побаивались.

Согласно инструкции все статс-секретари принимали прошения на высочайшее имя от любого подданного, «какого бы звания он ни был» [153]153
  ПСЗ. Т. XVI. № 11868.


[Закрыть]. Более 60 процентов прошений поступало от дворян, остальные от представителей различных сословий, в том числе и от крепостных крестьян, которым с 1767 года было запрещено жаловаться на своих помещиков. В основном прошения касались имущественных вопросов, тяжб, опеки над имениями, определения на службу и увольнения с нее, оказания помощи в образовании детей, усыновления незаконнорожденных, утверждения завещаний.

Кроме письменной просьбы секретари должны были получить от челобитчика словесное разъяснение. Краткое содержание дела фиксировалось в журнале, туда же заносилась резолюция императрицы. Копии прошений направлялись в соответствующее учреждение или конкретному чиновнику для исполнения решения государыни. Каждый секретарь вел дело от начала до конца, наводил справки, посылал запросы генерал-прокурору, в канцелярию Сената, в Герольдмейстерскую контору, обер-полицмейстеру и т. д. Время от времени Екатерина сама просматривала реестры челобитчиков, после чего, как писал Храповицкий, случались выговоры секретарям, «будто не принимаем просьб» [154]154
  Храповицкий А. В.Памятные записки. М., 1862. С. 49.


[Закрыть]. Доклады императрице по новым прошениям происходили каждые три-четыре дня.

В «Записках» Державина есть эпизод с делом иркутского генерал-губернатора И. В. Якоби, облыжно обвиненного в притеснениях китайцев и прекращении торговли с Китаем. Первоначально оно поступило во 2-й департамент Сената и там разбиралось семь лет. Наконец, изучить этот щекотливый вопрос было поручено Гавриле Романовичу, которому доставили три кибитки, сверху донизу набитые бумагами. Державин возился с запутанными документами год. В результате ему удалось выжать из сенатского экстракта в 3 тысячи листов доклад императрице в 250 листов и две записки – одну на пятнадцати, другую на двух листах. Однако, согласно инструкции, он обязан был во время доклада иметь при себе оригиналы документов. Поэтому к знаменитому выгибному столику его сопровождала целая «шеренга гайдуков и лакеев» со стопками бумаг в руках. Сначала Екатерина рассчитывала понять суть, ознакомившись с «кратчайшим» экстрактом. Но вышло иначе. Ее уже успели настроить против генерал-губернатора, и, почувствовав при чтении, что «Якобий оправдывается», она приказала: «Я не такие пространные дела подлинником читала и выслушивала; прочитай мне весь экстракт сенатский. Начинай завтра. Я назначаю тебе для того всякий день после обеда два часа, 5-й и 6-й» [155]155
  Державин Г. Р.Избранная проза. М., 1984. С. 144.


[Закрыть]. Чтение продолжалось четыре месяца, работа стоила свеч – Якоби был оправдан.

Круг обязанностей статс-секретарей был очень широк. Они вели переписку императрицы с иностранными дворами, государственными учреждениями и должностными лицами, составляли манифесты, указы, рескрипты, инструкции, участвовали в дипломатических конференциях и комиссиях по созданию законодательных актов. Кабинет Екатерины был тем самым приводным ремнем, а исходившие из него бумаги – смазкой, при помощи которых вращалась государственная машина. Неудивительно, что именно со статс-секретарями ее величество трудилась каждый день.

В 1763 году она составила расписание, в котором позднее менялись только имена исполнителей, а ритм работы оставался прежним: «В понедельник и среду каждой недели по утру в восемь часов господин Теплов будет иметь аудиенцию. Вторник и четверг оставлены для Адама Васильевича. Пятница и суббота для Ивана Перфильевича» [156]156
  Сб. РИО. Т. VII. С. 316.


[Закрыть]. В течение всего дня дежурный статс-секретарь находился в приемной государыни. Праздники не были исключением, кто-то непременно дежурил близ кабинета Екатерины и в подходящий момент мог быть приглашен доложить о делах.

Сохранился анекдот, что именно так, на праздник, счастье улыбнулось Безбородко. Он был принят статс-секретарем в 1775 году по рекомендации фельдмаршала П. А. Румянцева, у которого служил прежде. Как-то на Масляной неделе императрица захотела разделить завтрак с кем-нибудь из приближенных. В приемной находился один Безбородко, молодой и отменно некрасивый хохол. Его пригласили к столу. Во время трапезы он уписывал блины за обе щеки, успевая отвечать императрице на любой заданный по текущим делам вопрос. Уникальная память и обширные сведения румянцевского протеже поразили Екатерину. Она признала справедливость характеристики фельдмаршала: «бриллиант в кожуре» – и стала доверять новому секретарю важные бумаги.

Туалет

Государыня занималась делами до полудня. К этому времени она уже часов шесть была на ногах и марала бумагу. Чтобы немного отдохнуть, ей следовало сменить род занятий: сделать туалет и показаться публике. Во внутренней уборной парикмахер Иван Козлов укладывал Екатерине волосы в невысокую простую прическу с небольшими буклями за ушами. Принц де Линь считал, что, если бы она не подбирала их вверх, а позволила «распускаться около лица», это пошло бы ей больше. Но у Екатерины был свой вкус. До старости императрица сохранила длинные густые волосы темного каштанового цвета, которые падали до полу, когда она сидела перед зеркалом в кресле. При расчесывании с них сыпались искры. Тот же электрический заряд оставался и на шелковых простынях Екатерины. Иногда при их встряхивании прислугу ударяло током [157]157
  Сумароков П. И.Черты Екатерины Великой. СПб., 1819. С. 10.


[Закрыть].

Вслед за парикмахером входили камер-юнгферы. Первая, калмычка Марья Степановна Алексеева, подавала лед для обтирания лица. В те времена знатные дамы не умывались водой, а протирали кожу льдом. Марта Вильмот сообщала домой: «Каждое утро мне приносят пластинку льда толщиной со стекло стакана, и я, как настоящая русская, тру им щеки, от чего, как меня уверяют, будет хороший цвет лица» [158]158
  Письма сестер М. и К. Вильмот из России // Дашкова Е. Р.Записки. М., 1987. С. 235.


[Закрыть].

Во время утреннего туалета принято было полоскать рот и горло. С 80-х годов в обиходе появилась зубная щетка, вызвавшая неоднозначную реакцию. А. Н. Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» нападал на светских женщин за стремление «драть» себе зубы щеткой, от чего их дыхание не становится свежее. Автор противопоставлял им крестьянок, не знавших подобных ухищрений, зато здоровых и крепких: «Приезжайте сюда, любезные наши барыньки московские и петербургские, посмотрите на их зубы, учитесь у них, как их содержать в чистоте. Зубного врача у них нет. Не сдирают они каждый день лоску с зубов своих ни щетками, ни порошками. Станьте, с которою из них хотите, рот со ртом; дыхание ни одной из них не заразит вашего легкого. А ваше, ваше, может быть, положит в них начало болезни» [159]159
  Радищев А. Н.Путешествие из Петербурга в Москву // Столетие безумно и мудро. Век XVIII. М., 1986. С. 206.


[Закрыть].

Однако, как все модное, щетка быстро привилась, и уже в кабинете Онегина читатель видит «щетки тридцати родов / И для ногтей и для зубов».

Екатерина по старой традиции еще полоскала рот. Ее калмычка Алексеева отличалась крайней нерасторопностью: забывала подогреть воду или приносила подтаявший лед. Императрица только посмеивалась: «Скажи мне, Марья Степановна, или ты обрекла себя вечно жить во дворце? Вот выйдешь замуж, отвыкнешь от своей беспечности, ведь муж не я. Право, подумай о себе» [160]160
  Пыляев М. И.Старый Петербург. М., 1990. С. 183.


[Закрыть]. Однако все служившие императрице «комнатные женщины» предпочли остаться старыми девами и не покидать хозяйку.

Вторая камер-юнгфера, гречанка Анна Александровна Палакучи (или Полекучи), накладывала на голову флеровую наколку или надевала чепец. Государыня не любила менять слуг, весь ближний штат трудился «по комнате» много лет. Камер-юнгферы и камердинеры состарились вместе с хозяйкой, и хотя к концу царствования все это были уже весьма пожилые люди, исполнявшие свои обязанности не так проворно, как в лучшие годы (Палакучи, например, оглохла), Екатерина предпочла оставить их при себе, не взяв более молодых. Преданность этих слуг искупала и подслеповатые глаза, и трясущиеся руки.

Командовала камер-юнгферами Марья Саввишна Перекусихина, личность по-своему замечательная. Небогатая рязанская дворянка, родившаяся в 1739 году, она приехала в Петербург одна и без протекции сумела обратить на себя внимание государыни. Екатерина приняла ее на службу. Вскоре Перекусихина стала одной из ее ближайших подруг. В литературе Перекусихину часто именуют камер-фрау, что неверно, так как она никогда не выходила замуж, а приставка «фрау» означает замужнюю женщину из прислуги императрицы. До конца жизни Марья Саввишна так и проходила в юнгферах, то есть в девушках. Екатерина даже подарила ей перстень со своим эмалевым портретом в мужском костюме и вложила в него записку: «Вот жених, который тебе никогда не изменит».

О Перекусихиной говорили много дурного, так как она больше других была посвящена в личные дела императрицы. Но держалась Марья Саввишна с большим достоинством. В день смерти Екатерины она показала себя не придворной, мечущейся от старого государя к новому, а настоящим другом умирающей. «Твердость духа сей почтенной женщины привлекала многократно внимание всех бывших в спальне, – писал о ней граф Ф. В. Ростопчин. – Занятая единственно императрицей, она служила ей так, как будто ежеминутно ожидала ее пробуждения, сама поминутно подносила платки, коими лекаря обтирали текущую изо рта материю, поправляла ей то руку, то голову, то ноги». После смерти госпожи Перекусихина тихо доживала век в своем петербургском доме, и, когда ей случалось рассказывать о временах Екатерины, никогда не касалась личных тайн хозяйки.

Туалет императрицы продолжался не более десяти-пятнадцати минут, во время которых она беседовала с кем-нибудь из пришедших. Присутствие при «волосочесании» считалось особой милостью, каким было приглашение взглянуть на туалет монарха в Версале [161]161
  Дашкова Е. Р.Указ. соч. С. 174.


[Закрыть]. В 70-х годах в это время мать посещал великий князь Павел Петрович. В конце царствования к бабушке в полдень приходили великие князья Александр и Константин, иногда с женами.

Пошутив и посмеявшись с ними, Екатерина возвращалась в спальню, где Перекусихина и еще две камер-юнгферы – Авдотья Петровна Иванова и Анна Константиновна Скороходова помогали своей госпоже переодеться к обеду. В 70-х годах императрица предпочитала строгие шелковые платья фасона «полонез» с коротким шлейфом и корсажем из золотой парчи. С возрастом она стала выбирать удобные просторные наряды, скрывавшие полноту. По будням Екатерина носила лиловый или светло-зеленый («дикий», как тогда говорили) шелковый «молдаван» поверх тонкого белого гродетурового платья без орденов. Во время праздничных выходов его сменяло парчовое или шелковое «русское» платье с тремя орденскими звездами: андреевской, георгиевской и владимирской. По особым случаям на государыню возлагали малую корону.