Текст книги "Любовь на коротком поводке (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

       Глава 40 «Ключ от женского несчастья»

       Я не я, и собака не моя – об этом мне быстро напомнил звонок из Мексики. Теперь я без всякого стеснения перед Олегом вытащила свою смартфоновскую дешевку, но у меня все же хватило ума не принимать при нем звонок.

       – Мне нужно на улицу…

       Олег понял без слов, но не принял никакого участия в приведении меня в божеский вид: я сама одернула все, что могла одернуть, заправила то, что еще могло заправиться, и теперь скакала на одной ножке, пытаясь впихнуть ноги в кроссовки. Олег только собаку мне пристегнул. И открыл дверь, обещав скоро догнать… Я попросила не делать этого слишком быстро.

       – Извини, что пропустила вызов, мы с Агатой бегаем перед сном, – врал Лоле мой язык, но не вид.

       Вид не мог вызвать у звонившей никакого сомнения. В советские времена мне бы повесили на грудь значок ГТО – я сдала с Олегом все нормативы и по противогазам, и по ползанию с автоматом наперевес – правда, все это выражалось в отражении одной единственной, но бесконечной собачьей атаки.

       Агата радостно кивала наглой мордой перед камерой телефона, готовая ради Олега подтвердить все, что угодно. Вопрос, ради чего врала я? Всем кругом – неужели ради Олега, которого лживыми сетями все равно далеко не утащить. А мне далеко и не надо – до соседнего дома. И надолго тоже не надо – до возвращения хозяев. А дальше…

       – Ты там вечером осторожней одна, – выдала обгорелая морда Макса.

       – Я не одна, я с Агатой…

       И не только… Но это, к счастью, осталось за кадром собачьей кинохроники.

       – Я держал дистанцию, – буркнул Олег, гося в стиснутых губах улыбку, когда вырос передо мной, как только я спрятала телефон в карман джинсов.

       – И дальше держи… – проговорили мои пересохшие губы.

       – Как скажешь…

       И он вырвал из моих рук поводок.

       – Мы вернемся через полчаса. Более спокойными, – добавил Олег с улыбкой или заверил, что точнее. А мне точно спокойствие вернуть мог лишь его уход. – Я не закрыл дом. Захвати мне вещи для душа, а то ты после бега меня даже на диван не пустишь…

       И припустил… От меня. Даже быстрее Агаты. Как был – в офисных брюках. Хорошо, ботинки на кроссовки сменил, а ведь мог бы вообще босиком побежать, как древние атлеты.

       Я разулась на пороге его дома и пошла наверх босиком, хотя и взглянула на тапочки, которые сама же и купила, но ведь не для себя, а для гостей Олега, а я не гость, я – сестра соседа, вот кто я! И еще сумасшедшая с развитой тревожностью, которую нельзя оставлять дома и без собаки… Да, кажется, роль прямо под меня писана. Ох, что-то завтра будет, ох, будет…

       Я поднималась по лестнице на цыпочках, точно боялась разбудить тишину вечернего – уже почти ночного – дома, который мог, но не приютил нас. Так тому, значит, и быть. И я с силой отодвинула зеркальную дверцу шкафа, точно отодвигала от себя проблемы, которые чуть не заработала на самое уязвимое женское место, но тут же получила их на другое, которое, сжавшись в груди, вызывает в глазах неприятную резь.

       Лучше уж быть маленькой девочкой, которая впервые видит перед собой мужской гардероб, чем женщиной, которая целых два года заботливо раскладывала мужские вещи. С этого не начинаются отношения, это их закономерное продолжение или конец. Держать в руках маленькие элементы мужского гардероба – это даже больше, чем обнимать голое мужское тело. Я ведь теперь не смогу смотреть на Олега будто на постороннего… Хотя, черт возьми, я видела его на конференц-колле в одних трусах и ничего не почувствовала, кроме эстетического удовольствия от лицезрения подтянутой мужской плоти – плоти в общем, то бишь всего тела…

       Нет… Я прижалась горячим лбом к холодному стеклу створки шкафа: Олег точно ставит на мне очередной эксперимент, и я не знаю, как «сучка обыкновенная» должна повести себя в данной ситуации. Собрать все в пластиковый пакет, точно передачу в места не столь отдаленные, и положить на диван вместе с полотенцем и пледом?

       Эта мысль заставила меня обернуться к кровати – незастеленной: вот мне сейчас для непростого дела подойдет пакет от постельного белья – для белья нижнего… Что может быть проще… Но тут на прикосновение к холодному полиэтилену среагировала нижняя часть моего тела – куда болезненнее верхней, имя которой голова.

       Я села на край гигантской кровати и спрятала лицо в ладони и в упаковку, которая подушкой легла мне на колени. Вжалась в пластик ноздрями – и мне стало не хватать воздуха в добавок к здравому смыслу, которым не отличались мои действия. Я открыла рот и втянула в себя упаковку, как еще недавно губы Олега… А чуть раньше я стояла перед ним в прозрачной ночнушке – и была женщиной: той самой, на которую он положил глаз. В руки же ему попалась не дама, а неразумная девчонка с собачкой, в биологическом возрасте которой усомнился бы любой здравомыслящий человек.

       Мне бы тогда сразу сжать его пальцы в ответ – и я несомненно заполучила бы на пару ночей великолепного любовника и вышла бы из курортного романа удовлетворенной и счастливой, а теперь мне придется уползать домой побитой собакой, перед носом которой поводили сахарной косточкой и на ее глазах бросили вожделенное лакомство в помойное ведро. Нет, это я сама спустила в туалет свой шанс на единственный в жизни красивый роман – с миндальным шампанским, тягучим сыром, горьковато-сладкими кумкватами и жаркими поцелуями от парня с обложки спортивного журнала.

       Я отбросила от себя пакет, вскочила с желанием захлопнуть дверь, забрать собаку и завалиться к матери в квартиру, заявив Лоле, что я не сошлась характером с их новым соседом. Может, так и надо поступить. Может, так надо…

       Я встала на мягкий ковер коленями, хотя собиралась просто нагнуться за пакетом, но ноги дрожали, как и руки, потому я распаковала постельное белье лишь со второй попытки. Потом долго изображала из себя пловчиху, пытаясь натянуть резинку простыни на углы матраса. Затем взбила подушки, точно боксерскую грушу, и швырнула поверх одеяло – на выравнивание его углов у меня не осталось сил. И желания.

       Так же без особого желания соответствовать хоть какому-то принципу в выборе мужской одежды я затолкала в освободившийся пакет то, что лучше всего прикроет от меня мужскую наготу, если… Если я вообще ее увижу… Можно ведь сунуть Олегу пакет в зубы и сказать, что я постелила ему в его собственном доме. Вода в душе теперь горячая, а горячая женщина пойдет в ледяной душ на чужой территории. Вот и сказочке конец, пока она не превратилась в сказку с плохим концом и моралью, как в сказке про «Синюю бороду»: любопытство не порок, но вот это вам урок… не открывать чужие дома, даже если ключ от них вручил вам сам хозяин.

       Глава 41 «Сухой мокрого не разумеет»

       Все мои победоносные планы, как всегда, разрушил дождь – как всегда, неожиданный. Заявился в белоснежный дом Лолы в виде двух подозрительных субъектов бомжеватого вида, в которых только я могла признать еще недавно холеного мужика и такую же холеную – некогда – собаку.

       – Стой! – Олег до предела накрутил на руку грязный поводок. – Таких в нормальные дома не пускают.

       Ох, как же ты прав, Олежка!

       Но выгнать его я уже не смогла. Взяла полотенце, предназначавшееся до дождя ему, и набросила на собаку. Олег зажал собачью морду коленками, а мне пришлось уворачиваться от ходящего ходуном мокрого хвоста. Невыносимо воняло псиной – от Агаты, она честно и благородно спасала меня от остальных, чисто мужских, ароматов. Тоже неприятных. Впрочем, те могли отсутствовать по другой, такой же простой, причине: Олег по дороге принял душ а'ля натюрель.

       – Хочешь, я отнесу ее в ванную? – выдал Олег не самую блистательную из своих идей.

       После водно-шампуневых процедур, проведенных в Лолином больничном боксе, даже уборщица не поможет! Наверное, наша красотка, выбирая цветовое решение для интерьера, даже мысли не допускала о новой собаке. После таких моих слов Олег достойно оценил риски и присел подле собаки, вооружившись теперь довольно уже влажным полотенцем, которое помогло заменить тазик, в существовании которого я засомневалась и не пошла искать: так лапа за лапой и полотенце стало грязным не только от шерсти.

       – Свободна!

       Олег толкнул собаку, и та, сделав пару кругов по холлу и стряхнув с себя последние следы человеческих объятий, начала атаку на белоснежную мебель. Наблюдая, как она трет влажные бока о кожаную спинку дивана, я чуть не спрятала лицо в грязные ладони – вернуть дому чистоту мог теперь только приход уборщиков. Тех самых, которых я направила в дом Олега, считая, что спокойно обойдусь беспроводных пылесосом, который легко таскался с этажа на этаж.

       – Завтра я ее хорошенько вымою… – заявил Олег жестко, точно объявлял на совещании штаба план ответных военных действий. – По американскому экспресс-методу.

       Подмигнул он мне так устрашающе, что я испугалась за собаку и соответственно за себя. За него пугаться было поздно, потому что спортивный товарищ вытер мокрую шею грязным собачьим полотенцем и повесил теперь уже половую тряпку себе на плечо. Ну что, в таком виде осталось только на конференцию сходить – хотя это всяко лучше аутфита в виде трусов. Вы, господин Лефлер, не перестаёте меня удивлять. Неудивительно, что ваша Сашенька сбежала к индусу – от него хоть специями пахнет, а от вас только благовоняет, как от Агаты.

       – Это какому такому методу? – решила я поддержать дурацкий диалог, потому что бегун никуда не собирался. Это был подходящий момент указать ему на выход, но я почему-то ждала ответа… от него… на поставленный мною вопрос… ответ на которой по определению не мог меня волновать. Но я доволновалась до зашкаливающего пульса.

       Олег подмигнул. Или у него стойкий тик от общения со мной, как у меня – смертельная тахикардия?

       – Завтра узнаешь, а то еще собаку со мной не отпустишь.

       И снова подмигнул мне – решил поддерживать интерес к своей особе загадками, но я никогда не любила решать головоломки. Впрочем, мне предлагают всего лишь подождать до того момента, как он собственноручно продемонстрирует на собаке правильный ответ.

       – Но сам я не могу ждать до американского душа, – снова улыбалось это Мокрое Чудо, нарисовавшееся в моей чужой жизни. – Ты мне шмотье собрала?

       Я кивнула, хотя стоило добавить, что даже спать постелила, но рот снова не открылся, только растянул губы в улыбке. Да что ж это такое?! Стою сухая перед мокрым и улыбаюсь как дура, полная – иллюстрируя собой новую пословицу: сухой мокрого не разумеет. Да, я теперь тоже то еще чудо неразумное… Или всегда таковой была. Что-то мама сегодня не позвонила. Может, наконец-то начала наслаждаться временной свободой от родительских обязательств, которые я своими дурацкими действиями продлила на неопределенный срок. Завтра суббота, а я… я ничерта не сделала, чтобы начать новую независимую от матери жизнь.

       – Где все?

       Я махнула в сторону дивана, где лежал пакет.

       – Ванная наверху направо, не промахнешься, – почти вспыхнула я.

       – Не запирайся, пожалуйста. Я не ходок налево.

       – Не буду, я даже книгу положу, чтобы дверь не закрылась – вдруг Агате захочется спать с тобой…

       Уши пылали, как кумач в советское время: язык мой точно отключился от мозгов!

       – Я ее не прогоню, не переживай…

       Я не переживала. Переживала. Конечно, переживала, но совсем о другом. Что я не в силах сманить его налево. Не доросла еще до взрослых романов, не превратилась в женщину по духу. По духу свободы выбора.

       – Да, тебя во сколько будить? – спохватилась я, немного затушив пожар ушей.

       – Суббота. Все нормальные люди по субботам отдыхают. А ненормальные пытаются добить все в пятницу вечером, чтобы не портить себе субботу. Я буду спать. Даже бегать не пойду, – продолжал он говорить, вместо того чтобы свалить в душ, с глаз долой и из сердца вон, куда господин Лефлер забрался без спроса и мешал нормальной работе. – Я постараюсь не слишком громко долбить по клаве. Я постараюсь…

       – Здесь шумоизоляция нормальная, – несла я чушь. Полную.

       – Здесь, – он постучал указательным пальцем по своему виску. – Нет никакой изоляции. Я буду думать о тебе…

       Я отступила на шаг, чтобы он ненароком не услышал, как я сглотнула заполнившую весь рот кислую слюну.

       – Я тоже буду думать о тебе, и Агата будет думать о тебе, – добавила я тут же, чтобы шутка осталась все же шуткой, а не констатацией факта.

       – Только думайте потише, ладно? А то у моих клиентов еще утро пятницы…

       Он пошатнулся или хотел сделать ко мне шаг, но я решительно отступила еще на один, прижимаясь к стене теперь уже обеими лопатками.

       – Спокойной ночи, – бросил он, проходя мимо, а я лишь кивнула. Хотела повторить его фразу, но не получилось. – О, черт! – обернулся Олег с лестницы. – Собачьи миски мы не принесли обратно…

       Вот только назови себя нерадивым отцом, вот только назови… Но он молчал.

       – И кашу, – едва заметно разлепила я губы. – Чем же мне тебя кормить? – и тут же добавила: – Вас с Агатой.

       Олег облокотился о перила, приняв вдруг абсолютно развязную позу: она слишком уж контрастировала с образом простого мальчика, о котором он мне тут пел.

       – Свари нам геркулес. А если геркулеса нет, – протянул Олег, щурясь еще больше, – мы съедим тебя. Делов-то…

       Да, да… Делов-то… Делов я натворила, дай боже!

       – Налей собаке воды! – разбавил он тишину серьезной командой. – Не забудь.

       Да не забуду. Как и твою угрозу сожрать меня. Не подавись смотри… моими костями, которыми я еще долго гремела на Лолиной кухне, ища подходящую посудину, чтобы налить собаке воды.

       – Спи с ним! – скомандовала я, да так громко, что Агата, вознамерившись испить водички, в итоге поджала уши и отошла прочь.

       Я не стала просить прощения и побежала к лестнице, на которую стоило взлететь раньше, чем хлопнет дверь ванной комнаты. Собака семенила следом и снова удостоилась моего гневного взгляда: что тебе надо? Чего надо?

       – Человеческого внимания, я не могу быть одна, – ответил мне влажный собачий взгляд.

       Я тоже, Агата, я тоже… не могу и не хочу быть одна! Но какие у нас с тобой варианты? Вот тот, в душе, для нас с тобой не вариант. Ну, как вариант ты можешь его каждый день облаивать… Если сумеешь вытащить свою Лолу на прогулку раньше того, как ничей Олег выгонит из гаража свою машинку. А я до сих пор не знаю ее марки!

       Получается, я совсем ничего о нем не знаю! Как там в дурацких интернетных шутках было: американцы узнают друзей не по лицам, а по машинам? Ну, значит, в толпе я Олега не признаю. Может, оно и к лучшему?

       Глава 42 “Кто первый?”

       – Ну кто первый, ты или я?!

       Я спросонья даже не поняла, о чем это Олег, стоя на коленях подле кровати, на которой я спала, договаривается с Агатой, трясущей перед моим носом километровым языком. Не мерялись же они его длинной, но все же моих губ первым коснулся язык Олега и где-то в отдалении я услышала его слова, обращенные явно не ко мне: «Пока ты думаешь…»

       Я же не думала ни о чем – за меня все решило тело, которое, пока я оставалась в полусне и с полузакрытыми глазами, обхватило шею Олега вдруг ставшими против всякого здравого смысла сильными руками. Но ведь это точно не я – у меня не хватило б сил – закинула его на кровать, но это точно я скидывала сейчас одеяло, которое мешало почувствовать через тонкий трикотаж пижамы влагу, скопившуюся на едва приметных волосках на его груди. Он прямиком из душа – все же бегал с утра… А мои пальцы бегали по его шее, в точности повторяя движения его губ на моих, и когда те сорвались на подбородок, пальцы спустились к лопаткам, полностью расправленным, потому что руки Олег уже сцепил под подушкой, прижимая мое тело вместе с потерянной головой, к себе. К своему напряженному телу, обретя под собой опору в виде бревна, в которое я превратилась, спеленутая ниже пояса чертовым одеялом.

       – Ну что ты делаешь?

       Я не успела – к счастью – сказать, что выпутываюсь ради него из кокона, когда увидела рядом с лицом Олега морду Агаты. Не знаю, кого она бросилась защищать, но сейчас придавила лапами не только одеяло, но и мои ноги, и теперь я точно мечтала вытащить их на свободу и проверить на наличие синяков. И стиснула зубы намного сильнее, чем когда Олег сжал свои губы на моей груди поверх тонкого трикотажа.

       – Требуешь кашу? Но мы же договорились сожрать ее…

       Он с силой отпихнул собаку, но та снова наскочила на кровать и мои ноги, которые я успела подтянуть к животу.

       – Ай! – возмутилась я уже в голос.

       И волны моего возмущения скинули Олега на пол вместе с Агатой. Теперь она наскакивала только на него, отскакивая от стены точно теннисный мячик, но Олег отбивался руками лучше всякой ракетки. Агата рычала и снова кидала в атаку все свои четыре лапы.

       – Фу! – кричала я, не зная кому, и никто из борющихся не реагировал.

       Этот живой клубок, превратившийся в волчок, замер только при звуке моего телефона.

       – Тихо! – закричала я, хотя дополнительной команды не требовалось.

       Олег подтянул ноги, хотя и не попадал в поле зрения камеры моего телефона, и это звонила не Лола, а та, кого я зря помянула к ночи.

       – Да, у меня все хорошо, – ответила я на соответствующий вопрос Инги. – Я не сплю, я высыпаюсь… Собака тоже соня… – пыталась не смотреть я на того, кто выгулял собаку, дав мне продрыхнуть до совсем недетского времени. – Сейчас сварю ей кашу и пойду ее мыть… Мне не скучно. Я же сказала, что соседи меня развлекают…

       Я поймала соседский взгляд, который ставил передо мной интересный вопрос, каким таким волшебным образом он превратился во множественное число.

       – Я не могла сказать матери про тебя, но не могла и лгать, – заявила я, машинально спрятав телефон под подушку, словно сброшенный абонент мог оставаться на линии и шпионить за неразумной дочкой. – Она все порывалась отыскать здесь знакомых, чтобы они за мной последили.

       – Тебе не доверяют? – подполз он на коленях к остову кровати и уставился на меня, восседавшую в изголовье на подушках, точно какая-то султанша.

       – Не в том плане, о котором ты подумал, – чуть не вспыхнула я. Или все же запылала, или мне оставалось жарко после его утреннего или уже, можно сказать, полуденного приветствия. – Мама боится другого смертного греха – скуки. Не хочет, чтобы ее чадо скучало.

       Олег подтянулся на руках, чтобы дотянуться губами до моих голых коленок.

       – Обещаю не давать тебе скучать… – смело заявил Олег и протиснулся между коленок весь, хотя я и не давала ему такого же обещания в ответ.

       – Агата, не наглей в конец! – Олег отпихнул собаку локтем, когда та разорвала наглой слюнявой мордой наш новый поцелуй. – Ты спала со мной всю ночь! А я говорил тебе, что предпочитаю представительниц собственной породы…

       Все внутри сжалось ещё и от еле сдерживаемого смеха: ноги сжались сами собой, намертво приковывая к себе уже сухое, хотя бы в верхней его части, тело, и Олег разрывался сейчас между двумя желаниями или скорее необходимостями: так же сильно стиснуть меня или все же надавать Агате по мордам за непрошенную настойчивость.

       – Я знаю, что ты хочешь жрать… Я тоже хочу, – продолжал Олег отводить собачью морду от моей. – Но чего-то другого. Понимаешь? Или тебе не понять? Но мы оба с тобой ничего не получим, если не договоримся…

       Я больше не могла сдерживаться – и сдерживать его; вернее, удерживать на своем теле: оно готовилось согнуться в конвульсиях, несмотря на лежащий на нем пресс, тот, что в первом, и тот, что во втором значении данного слова, но к данной ситуации подходили все три – напор в том числе; напор Олега, который – точно струей из брандспойта – снес к чертям собачьим все мое сопротивление. Их этой постели я, конечно, вылезу стараниями овчарки-пуританки, но в другую явно залезу, только сама еще не понимаю, как…

       – Мне что, ситтера тебе нанимать? – продолжал искать решение проблемы, назревшей и у него в штанах, и у меня.

       Ситтера, догситтера… Это слово резануло слух и сердце – а ты его уже нашел, только не знаешь об этом. Наверное, своим истошным лаем Агата пытается рассказать тебе всю правду от той, которую ты напрасно вжал в чужой матрас.

       – Все! – сдался Олег, выдохнув свое бессилие укротителя сумасшедших овчарок в мои раскрытые для смеха губы. – Иди корми свою тварь… Две своих твари… Я действительно озверел. Три раза спихивал ее с дивана на пол, уже хотел подняться к тебе…

       – И почему не поднялся? – держала я в руках его голову, потому что держать в руках себя уже не могла. Тело вырвалось из-под контроля, так ему и надо… Это телу и нужно было. Чувствовать едва уловимый фруктовый запах геля для душа и ощущать покалывание утренней щетины. И хочется, и колется, и мать звонит в самый неподходящий момент, точно чувствует, что дочь выходит не только из-под своего контроля, но и из-под ее – смирись, Инга, как смирилась я под натиском серого волка, хотя из серого сейчас на нем только трусы. Сама такие для него выбрала, хотя там были и черные, и белые: вот и выбирай себе то ли ангела, то ли демона, а тут ни то, ни сё, да еще любвеобильная собака в придачу, от которой мы отбивались уже в четыре руки.

       – Потому что меня не пускали… Вы обе, – усмехнулся Олег и наконец принял почти что вертикальное положение.

       Агата тут же плюхнулась мордой ему на колени, скрыв от моего прицельного взгляда его боль. У меня тоже свело желанием все тело, но я знала, что сейчас у нас ничего не выйдет. Если уж он и решится в конце концов выставить собаку за дверь, то пусть делает это в своём доме. И на собственной стене показывает высший пилотаж малярного искусства.

       – Это я сказала ей лечь спать с тобой, – тронула я его совсем не сгорбленную спину.

       Мышцы у него, наверное, в любой ситуации держат форму. Особенно те, что отвечают за хватку. Он сжимал мне запястье, но не тянул ни к себе, ни от себя. Просто смотрел в глаза взглядом, в котором не было места смеху: видимо, моя шутка не удалась.

       – Вы обе меня любите, – голос оказался еще более серьезным. – И не даёте мне ни минуты в этом усомниться. Ещё и голодом морите. Наверное, тоже от большой любви.

       Я сжала губы, чтобы улыбнуться детской наивной улыбочкой:

       – Я встаю.