Текст книги "Любовь на коротком поводке (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава 38 “Чайная исповедь”
– Я не планировал перед тобой исповедоваться, – сказал Олег мне, хотя гладил в это время собаку, морда которой облюбовала его колени. – Боюсь, как бы Гошка чего не ляпнул про меня и Сашку. Сашка – это моя бывшая жена.
Тут сразу Пушкин приходит на помощь: так ты женат? Не знал я ране. Ну, был женат…
– И? – спросила я бесцветным голосом, чтобы не выдать состояние собственного сердца, которое вдруг решило побить мировой рекорд по тахикардии. Мозг, ну ответь хоть ты, какое мне дело до гражданского статуса этого субъекта?
– Чего «и»?
Олег поднял глаза на меня, и я тут же опустила свои к Агате, недовольно ткнувшейся мокрым носом в самое уязвимое мужское место. Ну, второе, после самооценки, конечно.
– Мои знакомые знают, что с девушками близких знакомств я не завожу, – повторил он то, что я уже слышала, и добавил: – Потому что решил, что больше ни одна сучка не обведет меня вокруг пальца, – Олег выдержал ненужную никому паузу. – Ну, сама понимаешь, Гошка может сморозить по этому поводу какую-нибудь тупую шутку, шутку в его понимании. Он не очень щепетильный в отношении женщин: и своих, и чужих, даже законных, для него все они продажные шкуры. Я просто сразу предупреждаю, чтобы ты закрыла уши на любые его высказывания что пьяного, что трезвого. Он из тех мужиков, кто считает успех по простой формуле – деньги, помноженные на количество перетраханных баб.
Мы знакомы с первого курса Политеха. Так вот, Гошка никогда не пользовался у девушек особой популярностью, а теперь очень даже… У него и цель была – заработать и купить всех. Он добрый хороший парень, что касается мужской дружбы и поддержки, а вот бабы – это только попользоваться… У каждого свои комплексы, в которых мы не особо хотим признаваться даже самим себе…
Олег снова гладил собаку – сейчас даже более агрессивно, но Агата терпела – наверное, ждала подачки в виде сыра «бри», подтверждая озвученный постулат бабской продажности.
– Это и твоя исповедь тоже? – голос мой похолодел, внутри тоже, хотя Олег не сказал ничего неожиданного. Гошка его, наверное, не Аполлон, а господин Лефлер и без денег любую на спину уложит – оттого, наверное, и не ценит их вообще. А которую ценил, не ценила его… Только подробности, наверное, лишние, и я о них спрашивать не стану. У меня остался чай. Вторая чашка – я лопну, но сейчас явно лучше пить, чем говорить. Тем более – спрашивать, но я задала вопрос, и он не воробей, да и воробья с моей нерасторопностью мне ни в жизнь не поймать.
– В плане баб? – Олег, наверное, усмехнулся, но я не следила за его губами, мне хватало грубой руки на собачьей холке. – Скорее нет, чем да… Попробовал, не понравилось… В смысле не понравились нынешние российские девушки. За восемь лет, которые я не был в Питере, все очень и очень поменялось… Или не так даже… Я раньше не знал этого мира, он был мне не по карману. Я уезжал нищим. И, честно говоря, не думал возвращаться. И тем более, по бабам бегать… Я был женат на хорошей девочке. Я так думал.
Что-то заставило меня поднять глаза – его взгляд, который сейчас склеился с моим суперклеем: аж защипало у переносицы, точно от химии.
– В двух словах, я женился на соседке – вернее, она меня на себе женила. Мне было не до девушек, я учился… Отец сказал, первым делом самолеты, ну, а девушки потом. Родители свалили первыми, оставив меня на пару лет с бабушкой. Потом я слетал к ним на лето, типа на практику, и готов был остаться работать, но босс отца сказал: езжай-ка парень за своим дипломом, и потом только мы сделаем тебе визу. Так уж вышло, что получил я не только красную корочку, но и жену – в общем, не знаю, что думала Сашка, но лично я считал, что она не плохой вариант, и мы уживемся вместе, не первый же год друг друга знаем. Дальше тебе будет не интересно… Бла-бла-бла… В итоге она от меня ушла к более успешному мужику: типа, на Мерседесе хочется ездить сейчас, а не когда этот придурок на него заработает…
Олег отвел взгляд.
– Нет, на Мерседес она сама себе заработала. Взяла в кредит, как только работать пошла. На работе у неё случился служебный роман. Русский вариант женского счастья, хотя мужик – индус. Я отпустил ее без скандала – скандалила моя мать, но недолго, у меня братику тогда было всего два годика, он давал ей прикурить… В общем, я ушел в работу с головой, как когда-то в учебу. И вот – я имею то, что имею… В разу больше, чем новый Сашкин муж. Вот и вся история.
Не вся. Эта часть меня вообще не касалась никаким боком.
– А зачем ты вернулся?
– Меня Гошка вернул в качестве технического директора и инвестора. Сказал, нехер покупать самолеты. Я, честно, не собирался этого делать… Но Гошка был уверен, что мне деньги оставлять нельзя – вдруг меня снова кто-нибудь охмурит…
Он все еще смотрел в темное окно, мимо дивана, на котором валялись нераспакованные пледы.
– А если быть честным до конца, я думал, что всего на год приеду, команду подберу и вернусь к родителям, но вот уже торчу здесь три года… И если честно, здесь намного лучше жить – дешевле. Но это так, лирика… На самом деле мне приятно заехать к бабушке на чай. Не веришь?
Я кивнула, но тут же спохватилась:
– В смысле, верю. Мне бы тоже хотелось чая с бабушкиными пирожками.
– Устрою, – Олег повернул наконец голову. – С какой начинкой любишь?
Я даже зажмурилась под софитами его глаз.
– Я про свою бабушку вообще-то говорила. Я скучаю по ней, мне ее не хватает…
– Да я понял… – отрезал Олег как-то даже грубовато. – Но мы уже в таком возрасте, когда чужие бабушки нам как свои бабушки, только б были. Она у меня довольно старенькая. Все говорит, ну как же я тебя одного оставлю, а я ей в ответ – и не оставляй. У меня, кроме тебя, никого нет. Короче, завтра у Гошки будет тяжело… – ни с того, ни с сего отрезал Олег. – Но некоторые даже на похоронах умеют веселиться.
И снова этот взгляд – прямо-таки рентгеновский.
– Я не из числа этих людей. Можно мне поиграть в немую? Я реально не хочу узнавать тебя настолько близко…
– А я разве сказал что-нибудь из личного? Ничего, кажется… Если только про бабушкины пирожки, которые я игнорирую уже который день. Мать прислала ей передачку, а я так и не заехал. Хотя отсюда совсем недалеко до нашей старой дачи. Она там уже с майских живет. Если позвонит узнать, куда я провалился, так и скажу – меня девушка от себя не отпускает…
Его взгляд меня отпустил, и я тут же вскочила.
– Послушай, давай все же обозначим границы общения и ответственности за происходящее. Собака понадобилась тебе – уж не знаю, зачем, но мне твой Гошка не нужен задаром. Я согласилась поддержать тебя, надеясь на взаимное уважение…
– Мила, ну вот о чем ты сейчас? – качнулся он на стуле. – Ну что я не так сделал или сказал? Говорю ж, я понятия не имею, как надо вести себя с девушками. Я могу чай заварить, могу мусор вынести, могу с собакой погулять… Пол помыть даже. Я все это уже делал и довольно хорошо. А вот с пониманием женской души у меня проблемы. Я не навязываюсь тебе… Хотя нет, навязываюсь. Ты мне нравишься, я нравлюсь тебе, и не смей это отрицать. У нас обоих в прошлом неприятный опыт семейных отношений, но это не значит, что мы не способны на новые…
– Зачем тебе я?! – закричала я так, что Агата навострила уши.
– А зачем вообще люди друг другу? Чтобы не скучно жить было! Ёлы-палы… – Олег поднялся и расправил плечи. – У нас тут что, католическая свадьба? Не понравилось, разбежались… Делов-то?
– Тебе еще одной галочки не хватает в списке баб? – не понизила я голоса, и Агата почапала в мою сторону. – Под каким пунктом я прохожу?
Олег расхохотался, и потряс головой, точно с его уже абсолютно сухих волос можно было скинуть пару ледяных капель и сбрызнуть меня ими, точно святой водой.
– Мила, ты действительно ку-ку! Ну вот реально… Блин, ну я обычный парень… Ты обычная девчонка из нормальной семьи. Ты не безмозглая дура, бегающая за кошельком, которого у меня, кстати, нет – эти дуры об этом просто не знают. Я же тебе сказал, что я все вбухал в Гошкин стартап. Этот дом – это копейки, сущие копейки… Халупа моих родителей в Калифорнии стоит дороже, а там даже нет бассейна. Я не знаю, за кого ты меня принимаешь… Я приглашаю тебя не в ресторан, а на советскую дачу поесть пирожков из печки. Они самые вкусные. Ни в какой конвекционной печи такие не спечь. А еще сухари из ржаного хлеба в ней отменные получаются. Мила, ты можешь хоть на минуту расслабиться? Я с тобой не играю. Я действительно хочу, чтобы мы присмотрелись друг к другу… Ладно, блин… У меня пунктик по отношению к соседкам, – Олег снова в открытую смеялся. – Но комом только первый блин обычно выходит, а сейчас сковородка разогрелась…
И масло закипело… В двигателе, у тебя!
– Олег… – теперь я шептала. – Я согласилась притвориться твоей девушкой. Притвориться… Понимаешь? Понимаешь, что это значит?
– Знаю… Это значит, что целоваться мы будем понарошку…
Он не просто так растягивал слова, он считал шаги – три, четыре… На пятом он наступил мне не на пятку, а на мозоль – сердечную… Что-то защемило в груди: очень и очень сильно. Это ложь пыталась выбраться наружу через ребра. Ложь, которой следовало выйти через рот – вылететь, как ведьме, в трубу. Сейчас или никогда…
Но как раскрыть рот, когда он закрыт настоящим поцелуем?
Глава 39 “Красная шапочка”
Наш поцелуй не был по-настоящему настоящим: не такого ждешь от человека, с которым, грубо говоря, целуешься во второй раз. Не осторожным, которым губы проверяют, достаточно ли остыл чай, чтобы не обжечься. И не тем напористым, которым зубы откусывают втихаря горбушку от батона… Да, я думала о таких вещах, потому что меня пригласили к столу пить чай, а не целоваться – и Олег хотя бы для виду должен был посомневаться, ответят ему или оттолкнут.
Наверное, он сумел прочитать ответ на моем лице раньше, чем я сообразила, что ко мне подступили не с разговорами – мне заговаривали зубы теперь совсем иначе: проверяя каждый из них на чувствительность к горячему… Горячему языку… Не знаю, на каких языках Олег писал свои программы, но мое тело запрограммировал какой-то азбукой Морзе: с таким топотом носились по позвоночнику мурашки, то замирая, то упражняясь в прыжках в длину. Или двоичным кодом – за одним ударом сердца шла нулевая тишина.
Впрочем, что-то там еще клокотало в ушах – закипало и булькало, но шкала внутреннего термометра сорвалась вниз в ту же секунду, как Олег отступил на шаг, не придержав мое обмякшее тело даже из жалости… Схватившись за спинку стула, я выглядела растрепанной раскрасневшейся разиней – проворонила поцелуй и упустила возможность сказать правду… Сейчас по моему лицу расползалась другая, которую любой мог прочитать без всякого словаря.
– Так мне врать друзьям или все же сказать правду?
Олег склонил ухо к вздернутому плечу, и только тогда я заметила, что он тоже держится за спинку стула – правда, другого: впрочем, у него он не так качался, как у меня. Я нажала на свой ещё больше – и ладонь заныла от врезавшейся в кожу деревяшки, но я хотя бы привела тело в состояние покоя, хотя бы внешне. Меня хотя бы не качало…
– Какую правду? – проговорили мои пересохшие губы.
Ложь оставалась внутри меня, пусть и прожгла легкие насквозь, потому так трудно давался каждый новый вдох.
– Под вопросом у нас только одна правда – моя ли ты девушка или не моя?
Две, сестра я Максу или не сестра…
– А ты не представляй меня друзьям ни в каком статусе. Просто назови два имени: Мила и Агата. Скажи, что тебя попросили присмотреть за нами на время отпуска. Ведь это правда, почти…
Олег опустил глаза и выдохнул:
– Выкрутилась… Агата, ты слышишь, она выкрутилась! В который раз!
И он присел подле собаки и попросил дать лапу. Она не дала… Зато лизнула в нос и, усевшись в раскоряку, принялась тыкаться холодным носом ему в лицо. Вот как не стыдно?! Приличная ведь собака была!
– Когда ты смотришь вот так мне в глаза, – продолжил Олег прерывистым шепотом общение с собакой. – Это ведь не значит, что ты хочешь съесть мой бутерброд? Ты ведь можешь просто радоваться нашему с тобой общению, ведь можешь? – Агата потянулась к его лицу и лизнула. – Вот что ты хочешь сейчас мне сказать: дай пожрать или что я тебе нравлюсь?
Агата снова лизнула его, но больше не села – стоя вилять хвостом было удобнее.
– Пожрать, да?
Он резко поднялся, схватил с тарелки последний кусочек сыра и швырнул на пол. Не протянул на ладони, как всегда, а именно швырнул. Но Агата повела себя как благородная дама, а не дама полусвета: даже головы не повернула к подачке.
– Значит, не подлизываешься…
Он нагнулся за сыром, и Агата радостно стянула его с ладони, заглотив весь кусок, не жуя.
– Дай лапу, – последовал приказ, и Агата подала теперь лапу без разговоров, без лая и даже без виляния хвостом. – Вот интересно, о чем она думает в этот момент? – теперь Олег смотрел на меня, но не дал мне даже секунды на размышление. – Мы вот подаем руку в знак приветствия или заключения договора и не обязательно при этом рады этому человеку. Знаешь, что такое антропоморфизм?
Я кивнула, хотя с ходу не смогла вспомнить соответствующую статью в толковом словаре. Наверное, все-таки Олег читал меня без всякого словаря и поэтому, не повышая голоса, сообщил:
– Это перенос человеческого поведения на животных. И вообще на живую природу. Даже на облака или коряги в лесу – мы во всем можем увидеть профиль человека. Мы постоянно сравниваем все с собой, но ведь другие не обязаны чувствовать то, что чувствуем в такой же ситуации мы, ведь так?
Я снова кивнула. Зачем-то… От меня не ждали ответа. Я вообще не понимала, что в сущности от меня ждут…
– Вот и Агата, она же не подает лапу первой, но все же отвечает на протянутую тобой руку. Но не факт, что она испытывает хоть какую-то радость от рукопожатия человека. Возможно, она просто выучила цепочку: команда, выполнения, вознаграждение… И то, что ей действительно нужно от рукопожатия, так это, чтобы ее погладили или дали вкусняшку… И думает она в момент подачи лапы о будущем наслаждении и именно поэтому у нее горят глаза, и мы, люди, собственно не имеем к ее радости никакого отношения. То есть ей абсолютно плевать, кто дает команду – я, ты или вообще посторонний человек… Так получается или не так?
Он снова приложил ухо к плечу, облокотившись на спинку стула, но не стал выглядеть смешным. Смешной в его и собственных глазах была я… Я, до которой наконец-то дошло, о какой собаке речь. Вернее, о какой сучке… Да, да, меня так завуалировано назвали сучкой…
– Олег, это не так… – выдала я едва слышно. Голос пропал, сбежал, испугался. Спрятался не в пятках, а в груди, и сердце уже устало бешено биться, чтобы вытолкать его оттуда.
– Что не так? Ты хорошо разбираешься в собаках?
На его губы вернулась усмешка – та, что так бесила меня в нем. Но я не улыбнулась в ответ, не оскалилась, не залаяла.
– Я целуюсь с тобой, потому что ты мне нравишься.
И сердце провалилось в пятки – замерло, и я услышала, как хрустнуло под весом мужской руки хлипкое дерево стула.
– Это не то, что ты подумал…
Я смотрела на него беспомощная, позабывшая, как складываются мысли в слова, а слова в членораздельные предложения…
– А ты уверена, что ты знаешь, что я подумал. Мозг находится в голове, – и Олег оставил стул, чтобы тронуть свои вихры. – Его не видно. У живого человека нельзя разобрать его по спагеттинам. И у животного нельзя. Нельзя понять, что человек думает, но можно оценить, что человек делает, поэтому придумали эксперименты. Человека или животное помещают в определенную ситуацию и смотрят, как он будет действовать… И потом делают соответствующие выводы, которые базируются на анализе поведения других особей в данной ситуации. Очень редко, когда у представителей одного вида наблюдается разная реакция…
– Вот зачем ты это говоришь?!
Голос если даже не сорвался, то точно взлетел вверх, вместе с моей рукой, и она зависла в воздухе на краткое, но такое длинное мгновение. Достаточно длинное для того, чтобы Олег сумел схватить меня за запястье и притянуть к себе.
– Пытаюсь понять, что происходит, путем экспериментов, потому что иначе мне не залезть в твою голову… – он бросил мою руку и теперь стиснул ладонями уши. – Вот так бы и оторвал ее и вытряс мозг, если он вообще у тебя имеется, чтобы сунуть под микроскоп. Ты когда-нибудь рассматривала под увеличительным стеклом волос? – Я кивнула. Это единственное, что я могла сейчас сделать. – Он становится как бы прозрачным, верно? И кажется, что сквозь него все видишь. Вот так и с людьми – чем ближе, тем кажется понятливее. Но это обман. Ничего непонятно. Ничего, слышишь?
Как я могла слышать, когда он сдавил мне уши до состояния морских ракушек. Все шумело, все плыло, и я зажмурилась, а потом и открывать глаза стало незачем – я просто ответила на поцелуй… настоящий, длинный, болезненный, дурманящий, отчаянный… Сильные руки сжали теперь мне грудь, и я молилась, чтобы они не поднялись к шее – она бы их объятий точно не выдержала, переломилась, как былинка на ветру. Меня сносило в сторону, от стола, к дивану, к его спинке, через которую пришлось перегнуться – а я со школы не делала мостик. Но я не сломаюсь… А Олег именно это и делает – ломает мое сопротивление. Не ждет, когда я сама прекращу перед ним ломаться.
– Ну так будет у нас по-настоящему или нет?
Олег вернул меня в вертикальное положение, но не отпустил, пусть я и чувствовала ватными ногами пол, хотя его губы сделали все, чтобы выбить почву у меня из-под ног.
– Прямо сейчас? – выдохнула я вопрос ему в лицо, точно дракон обжигающее пламя, а он и без него горел, или у меня мельтешили перед глазами красные чертики…
– Вообще…
Какое счастье, что руки у нас растут из плеч – потому пальцы Олега застряли под моими влажными подмышками, не добравшись до шеи.
– Я не хочу называть тебя сестрой соседа, – его пальцы нащупали на груди то, что раньше надо было искать под микроскопом, а сейчас нельзя было забить внутрь даже самой большой кувалдой. – Я хочу назвать тебя своей девушкой, а этот статус подразумевает под собой не секс, а отношения, которые на определенной стадии могут привести нас в одну постель, а могут и не привести.
– Ты меня не знаешь, – еле шевелила я губами.
– Узнаю… Важно, что я вижу, а я вижу, что мы нравимся друг другу хотя бы на таком вот животном уровне. Ну, будешь моей девушкой или нет? Я должен встать на колени?
И он опустился на них, но руки спустил только к талии, явно собираясь ткнуться носом в мой втянутый пупок, но Агата не дала ему это сделать, ткнувшись своим носом ему в нос, который даже при самом большом желании он бы не смог втянуть, хотя Агата делала все возможное и невозможное, чтобы хотя бы его расплющить.
– Я знаю, что ты согласна, – смеялся он через собачьи поцелуи, не отпуская меня даже для того, чтобы справиться с Агатой. – Но меня пугает мысль, что у меня в кровати будет лежать волк…
Я не выдержала и расхохоталась, и Агата полезла лапами на меня, надавав заодно Олегу по кумполу. Я схватила ее за толстую волчью шею и оттолкнула в сторону. Но не тут-то было! Агата перемахнула через диван, потом запрыгнула на него с диким лаем и толкнула передними лапами меня в грудь, завалив на пол и на Олега. Хорошо, не запрыгнула еще сверху, а только носилась вокруг нас и вокруг дивана с дикими воплями.
– Вообще офигеть ситуация, – Олег выдохнул мне в лицо распирающий его смех. – Тебя никогда не занимал вопрос, почему вымерли саблезубые тигры?
В ответ я лишь расхохоталась, а он сильнее стиснул пальцы на моих лопатках, вдавив свой затылок в пол.
– А волки почему не вымерли? И как они встретились с людьми, когда люди появились в Африке, а волки жили в Северной Америке. Самолеты тогда не летали, как? Как они встретились и подружились, – и подмигнул мне.
Намёк понят и принят на мой счёт. Ты волк? Тогда я – Красная Шапочка. Голова горит, а щеки просто пылают.
– Знаешь, чем человек отличается от всех остальных хищников?
Я мотнула головой.
– У него нет клыков для контактной охоты, зато есть оружие для удаленной. И все равно человек, приперевшись в Европу, истребил всех животных, кроме медведей и волков. Вот как так получилось?
Откуда я знаю? Я даже не понимаю, как оказалась в объятиях то ли волка, то ли медведя, который хочет назвать представительницу людской расы своей девушкой. Нонсенс!
