Текст книги "Осколки чего-то красивого"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

87.

Я рад, что я живой… наверно, иногда полезно пройтись по краешку, чтобы осознать, как хорошо быть живым…

88.

Весна капризна, как юная девушка: сегодня ласкает тебя золотистым солнышком, а завтра швырнет пригоршню градин в лицо!..

89. 10 марта 2003 г

Я лентяй и тунеядец! Вчера поленился собрать все свои заметки и записать сюда. Думал: ладно, завтра… сейчас понимаю, что уже поздно. Снова вспоминается история с забытым в портфеле бутербродом… Да, все это уже протухший бутерброд…

Вот потому-то я и не могу писать повести. Потому что моя Муза – бабочка однодневка. На следующий день она уже мертва… Пока она гусеница и ползает на задворках сознания, нагуливая жир, она живет долго. Но стоит ей покинуть кокон, стоит заявить о себе миру, как обратный отсчет пошел… Записывай, пока не поздно, потому что рассвет следующего дня убьет ее…

Мои рассказы всегда короткие. 5-10 минут на сотворение мира… это даже не день… лучше записывать все сразу, как только оно пришло! С пылу, с жару! И не хранить в черновиках!

Но это я такой… а ведь я знаю людей, которые пишут гигантские повести! И пишут годами! Я даже не представляю, как можно отложить рукопись вечером, а на следующий день поймать эту ниточку и продолжить. И чтобы получалось свежо и ново, а не загнивало мертвой органикой…

90.

Переписка на лекции:

– (// – это я)

Давай о очереди писать прилаг. к слову "МОРЕ". чтоб подходили. кто больше.

//Забавно играть в такую игру с человеком, который никогда не видел моря… ну ладно…

спокойное

//штормовое

изумрудное

//русалочье

глубокое

//бездонное

бескрайнее

//безбрежное

теплое

//ласковое

бурное

//тихое

закатное

//туманное

мертвое

//безжизненное

романтичное

//саргассово

соленое

//горькое

нефтяное

//предгрозовое

освежающее

//жаркое

кипящее

пенное

бурлящее

//жуткое

высокогорное

//призрачное

мерзкое

//высохшее

смертоносное

//лунное

солнечное

//вечное

замерзшее

//разгневанное

волнующееся

//грустное

ровное

//беспокойное

утреннее

//мерцающее

успокаивающее

//сонное

млеющее

//сказочное

–

58 слов. И было бы больше, если б лекция не кончилась.

Вот такое оно, море…

91.

Не понимаю писателей, которые не пишут, а печатают… на компе ли, на печатающей машинке – все равно. Это не то. Я всегда пишу рукой. Своим почерком. Это самый честный путь из Замирья в наш мир. Почерк – это ведь не просто каракули. Говорят, это нечто, отражающее характер, настроение…

Я где-то читал, что, если, когда пишешь на нелинованной бумаге, строчки уходят вниз, значит у тебя заниженная самооценка. Вверх – наоборот.

Так вот: у меня конец каждой строчки упорно загибается вниз…

92.

С мыслями о море (может, и переписка натолкнула) я написал еще одну главку Хроник…

Мне нужен, просто позарез нужен человек, такой особенный-особенный человек, которому я мог бы представить на суд свою первую "большую" книгу. Только где его взять, такого человека? Есть ли в мире кто-нибудь, кому я настолько верю, чтобы принять его мнение близко к сердцу… я подумал, порылся в памяти и понял, что нет…

93.

—Я ездил к маме

Лео закрыл дверь и снял тяжелые ботинки, обильно политые, точно соусом, липкой весенней грязью. На Марсе она красная… точь-в-точь кетчуп…

С тех пор, как Лео потерял мать, он возвращался так каждый вечер… Пиво, в конце концов, он выпивал сам, порой хваля его, порой ругая. Сидел на балконе, вел неспешный разговор с пустым небом и звездами, из которых больше всего любил «утреннюю звезду» – Венеру, – потому что так звали его мать…

– Мама, это «Марсианское» номер 3. Знаешь, мне говорили, что оно…

«Бедный Лео… – думала Лина, его сестра. – Совсем сдвинулся, бедняга… почему пиво…»

С ним было бессмысленно спорить на эту тему. Точно выключатель заклинил: «Мама пиво любит. Я ей обещал,» – заявлял Лео и шел в свой любимый магазин, а Лина, оставаясь дома, горько плакала…

Однажды он сказал:

– Сегодня прилетает корабль с Земли. Привезут земное пиво. Это такое событие! Мама всю жизнь мечтала его попробовать…

В душе Лины, словно потревоженный ил, всколыхнулось предчувствие…

– Братик, не ходи! – она обняла Лео за плечи. – Не ходи сегодня, останься дома!

Она не знала, как объяснить, что это на нее нашло. Но в груди словно плескалась горячая волна, ударяясь о сердце и нашептывая: «Не отпускай, не отпускай, не отпускай…»

– Лина, я же обещал, – Лео погладил сестру по голове, точно маленького ребенка.

– Лео…

Он ушел… было розовое марсианское утро с пурпурными тучками. Моросил дождик, разбавляя на дорогах жирный кетчуп…

В нем скользили колеса, и машины не слушались тормозов…

Лео попал под грузовик… который вез то самое земное пиво… и красная кровь смешалась с красным кетчупом…

Лина прибежала в больницу под дождем, похожая на маленького мокрого мышонка. Она билась в двери, плакала и звала брата…

Врач в изумрудной мантии обнял ее и подвел к огромной капсуле, которая тихо и мягко гудела.

– Он здесь, малыш, – объяснил врач, – этот аппарат сегодня привезли с Земли. Сейчас он сшивает раны и сращивает сломанные кости… Поверь мне, через два дня твой брат будет снова бегать за пивом каждый вечер, как раньше…

– Пиво… – Лина вздрогнула, – это все из-за него… из-за него…

На следующее утро Лину пустили к брату. Он лежал на кровати, розовокожий, как дитя (кожа была новая – вчера она покрыла страшные рваные раны)… золотые волосы разметались по подушке… он мирно спал и улыбался во сне…

Лина коснулась его щеки.

Лео открыл глаза. От лекарств и недавнего наркоза в них стояла муть… они были похожи на озера, подернутые туманной пеленой… они смотрели в никуда, в пустоту.

Лео сел на кровати, обнял сестру и притянул к себе, чтобы она села рядышком…

– Я к маме в гости ходил, – поведал он шепотом. – У нее милый домик на горе. Под балконом – настоящая пропасть… такой вид!.. Только там очень жарко… Да, там такая жарища, а тут я, с бутылочкой холодного земного пива… мы так здорово посидели с мамой на балконе, поговорили… она и про тебя спрашивала… А потом я спросил, что это за гора такая. Она сказала – Олимп. Самая верхушка. 27 километров – вот почему весь мир как на ладошке… Еще мама сказала, что уезжает. Завтра… просто не могла уехать, не поговорив со мной и не попробовав настоящего земного пива… она собирается то ли на Альфа Центавру, толь еще в какую звездную даль – она еще не решила… но здесь ее больше нет.

Прошло два дня, обещанных врачом… Лео вернулся домой… И был обычный марсианский вечер, после которого всем надо кому в школу, кому на работу…

Лина заглянула в комнату брата… он сидел и читал…

– Ты не пойдешь за пивом сегодня? – удивилась она.

– Нет, – рассмеялся Лео, – ты же знаешь, я никогда не любил пива…

(10 марта 2003 г)

—

В мире нет скучных вещей… Я состряпал этот мир из всякой ерунды, которую видел в киоске.

"Марс", кетчуп, пиво… смешно, да?

Я больше скажу: люди, которые говорят "Нам все надоело. Все скучно. Мы все видели тысячу раз" и т. д. – смешны.

Весь секрет не в том, чтобы просто смотреть, а в том, чтобы ВИДЕТЬ…

Если ты умеешь ВИДЕТЬ, умеешь созерцать, то ты никогда нигде не соскучишься!..

…я превращаюсь в старого моралиста, ей-богу:-)…

94. 11 апреля 2003 г

Мне приснился вкус лесных орехов… больше ничего не было – только вкус…

Мне кажется, я в прошлой жизни был слепым. Почти все мои сны заполняет ровная темнота. Картинки, цвет – небывалая редкость в моих снах… Зато всегда в них полно звуков и ощущений. Таких острых, каких мне в реальности никогда не почувствовать…

А как я смотрю на мир?.. Нормальные люди не замечают таких мелочей… вроде тайфуна молока в горячем кофе… вроде бриллиантового блеска разбившейся о куртку капельки… Я только сегодня понял, что смотрю на мир, как прозревший слепец…

95.

…Воспоминание, которое не умирает, сколько я ни пытался. Я изничтожал его, как сорняк, но не добился успеха: это сон…

…обычный сон: картинки, звуки, ощущения…

И вдруг погас свет. Потом темнота стала ровной, как в моих "слепых" снах. Остались звуки и ощущения, которые обострились до колкости тонких иголочек. И вдруг – тишина… я шел куда-то на ощупь во тьме и безмолвии… А потом… я перестал ощущать. Ощущать свое тело, ощущать прикосновения ног к земле…

Я проснулся тогда от ужаса… Это было лет пять назад. Но помню до сих пор…

Сейчас, записав его, я впервые выставил свое воспоминание на свет. Разные вещи ведут себя на свету по-разному. Порождения тьмы скоропостижно погибают, корчась и завывая. Порождения добра цветут…

96.

Утро.

Кран хрюкнул и вместо горячей выплюнул холодную струю. А выйдя на улицу, я увидел, что в ручьях течет кипяток. Холодный ветер сдувал с него пар, превращая улицу в туманный Альбион…

97.

Однокурсники…

1. – Говорят, война в Ираке выльется-таки в третью мировую… (серьезно)

2. – Может быть… наверно, христиане развоюются с мусульманами… (беспечно)

3. – Бальгар, я, наэрно, против тебя пойду…(посмеивается)

2. – Ты христианин, Бальгар? (уточняет)

0. – Я язычник.

Все резко затихли и переглянулись.

2. – Ты же крещеный? (тянет за ниточку у меня на шее и извлекает из-под ворота рубашки рунический амулет)

0. – Крещеный. Просто обратился в языческую веру… (отбираю амулет и возвращаю на место)

Я просто влюбился в высказывание моего знакомого по поводу этой записи.

Ozrik: «Язычество – самое естественное и самое честное из всех верований, которые когда-либо существовали. Я так полагаю. Для человека естественно обожествлять грозу, лес, озеро, весь мир. И сколь противоестественны эти мировые религии, с их ультимативными кодексами морали, которые необходимо соблюдать под страхом наказания. Язычество честнее, потому что оно не устанавливает правил. Стихии сильнее людей, но они живут сами по себе. А человек – сам по себе. И это беда человека, если стихия причинила ему зло. Но все равно это зло – не наказание, не испытание, это случайность. И в этом особая красота язычества».

98.

По оттаявшей клумбе ковылял хромой голубь, умудряясь подпрыгивать на одной лапе. Меня он не боялся нисколько, хотя я прошел совсем рядом…

99. 12 апреля 2003 г

Я пропускаю уже не первый сезон ручьев в своей жизни. За несколько последних лет я не построил ни одного кораблика для великого путешествия через завихрени и пороги весенней воды.

Всегда находились причины. В этом году поначалу ручьи казались мне не очень полноводными. Я ждал… и я упустил момент… сезон ручьев уже заканчивается, и воды отступают, оголяя пыльные улицы…

Мне кажется, старость приходит с первым пропущенным сезоном ручьев… это печально и, видимо, неизбежно. Даже сейчас что-то меня останавливает, властно запрещая пойти и сделать последний кораблик до того, как высохнет последний ручей…

Это время. Оно ложится на руки свинцом, и нам становится сложно делать милые глупости и звонить друзьям просто так, как в детстве…

Мне печально. Мне хотелось бы снова стать маленьким или же быстро перескочить в зрелый возраст, потому что эпоха перемен, в которой я нахожусь сейчас, невыносимо печальна. Когда многое уходит, ничего не оставляя взамен.

Ушла любовь родителей… и сейчас меня никто не любит…

Ушла любовь к родителям… и сейчас я никого не люблю, а лишь витаю в романтических миражах…

Много чего в таком возрасте исчезает безвозвратно. Оттого многие не выдерживают и уходят, покидают мир, не переживая свою эпоху перемен.

Юные хотят любви, настоящей, глубокой, а ее нет. Потому что они никому не нужны. Как и я не нужен своей взрослой прекрасной Марине.

Юные хотят настоящего интересного дела, а его нет. Потому что они никому не нужны, только начавшие получать знания и набираться опыта.

Юные… они не имеют цены и бесполезны в глазах тех, кто старше. Кто перестал прыгать по ручьям и нашел свой вечный берег…

Эта эпоха еще славится и тем, что наступает момент, когда ты совсем ничей. Дети не будут играть с тобой, а взрослые не увидят в тебе равного.

100.

…Она добрая, она простила бы, что я записываю здесь ее слова…

"В моей голове живет шумный драмтеатр, который любит смеяться надо мной. Сейчас в нем каждую секунду разыгрываются десятки сцен, где я прощаюсь со своим любимым. Иногда жестоко, иногда трогательно и романтично, иногда… иногда… А он всегда молчит… ему достается странная роль, где не надо слов. Он молчит и смотрит на меня, не пряча взгляда… а в жизни он не может смотреть мне в глаза.

Драмтеатр смеется надо мной. Ведь я вовсе не хочу прощаться, а тем более – с проклятьями и словами, которые ранят больнее меча… Я люблю его и все еще жду от него того же.

Драмтеатр смеется надо мной… смеется, говоря: "Он предаст тебя!", измысляя тысячи случаев, как.

Я знаю, что это ложь. Но не могу не видеть своего внутреннего театра – ведь он в моей голове, а значит, бесполезно закрывать глаза…"

В моей голове тоже есть такой театр. И сейчас его излюбленная тема – как я ухожу из жизни. Я прощаюсь тысячи раз. Я ухожу как герой, как самоубийца, как жертва несчастного случая… Но всегда я говорю что-то на прощание. Бывает, я проклинаю кого-то, бывает, желаю счастья. Бывает, перед смертью вижу перед собой лицо Марины…

Драмтеатр смеется надо мной… ведь я совсем не хочу умирать! Я люблю жизнь, я хочу жить долго и счастливо. Я верю, что и меня можно любить, и кто-нибудь будет меня любить…

Но драмтеатр смеется и разыгрывает все новые и новые сцены. Ложь. Все ложь. Но я не могу не смотреть. Хотел бы, но не могу. Я прирос к креслу в этом театре, мне срезали веки и выпрямили шею: у сознания, мечущегося в голове, нет ничего этого, нет и рук, чтобы хотя бы закрыть уши.

Это еще одна веха эпохи перемен: когда ты впервые остаешься наедине со своими демонами, и нет рядом никого мудрого и старшего, кто бы помог и защитил…

101. 13 апреля 2003 г

В библиотеке милая женщина с колдовскими очками знает меня как странного любителя детских сказок. Почему-то в последнее время меня все больше тянет к ним. Тянет прочитать то, что читал, когда мне было пять-шесть лет… Вот сейчас… сначала «Питер Пэн», теперь «Сказки страны Оз»…

Больше всего на свете люблю сидеть в своем логове и читать. Даже созерцать я люблю меньше…

Я читаю сказки и понимаю, что то, что пишу я, – это совсем не сказки… или неправильные сказки… но менять ничего не собираюсь.

102.

Вчера написал жутковатую главку Хроник… А ночью мне снились песочные люди… они зарывались в песок, прячась друг от друга или от солнца. И искали затерянные города…

К утру меня утомили металлические коридоры и бегство куда-то вверх и вниз по техногенным лабиринтам. Проснулся уставшим… но сон запомнил. Необычный.

103. 14 апреля 2003 г

Большая ночная бабочка на пыльном стекле маршрутки. Коричневая и пушистая.

Каждому, наверно, знакомо это возникающее неизвестно откуда подсознательное отвращение к существам, покрытым блестящим хитином, существам иной природы – насекомым…

Но ночные бабочки… легкий пушок на теле и крыльях – иллюзия мягкой шерстки, обманывающая наше подсознание. Небольшая деталь, отдаленное сходство с млекопитающими делает этих бабочек милыми сердцу…

…А я впервые заметил, какая она красивая. Впервые проследил тонкий узор на крыльях и дрожь перистых усиков, и блеск черных глазок.

В маршрутке, в западне… у нее нет будущего. Я хотел осторожно поймать ее в ладони и выпустить на волю, но она заползла в узкую щель, туда, где одно стекло находит на другое, а мои пальцы слишком грубы – я бы просто сломал и уничтожил хрупкое существо, пытаясь его оттуда вытащить… и просто решил, что у каждого своя судьба. И у меня, и у этой бабочки. И не надо мешать.

Но всю дорогу я на нее смотрел, чувствуя, как открывается Замирье…

– Эшли

Она изучала ночных бабочек. Бесшумных, мохнатых, словно укутанных в коричневые плащи с меховыми оторочками. И звали ее Эшли. Ей было три тысячи лет, и три тысячи лет она жила на Утином холме, и домик ее прятался в кроне векового дуба с глянцевыми желудями…

Днем Эшли смотрела на высокие солнечные горы, обнимавшие долину, словно края чаши. А по ночам, тихая, словно тень, она уходила в леса.

«Наверное, в прошлой жизни я была бабочкой, – тихо повествовала Эшли странствующему монаху, остановившемуся у нее. – Меня манит ночь. Черный бархат и сиреневые сумерки, и зеленовато-синяя предрассветность неба… Иногда я почти чувствую, что за моей спиной мягко хлопают бесшумные ночные крылья, и легкий ветерок несет меня в своих объятиях… – а потом она как бы невзначай добавила: – Мне три тысячи лет, и я чувствую, что скоро умру…»

"Ты не боишься смерти…" – удивлялся монах.

"Не боюсь," – улыбалась Эшли.

А монах смотрел на ее прекрасное юное лицо и не верил, что ей уже три тысячи лет…

Наступила ночь. Странное предчувствие не давало монаху спать. Тогда он сел на кровати, завернувшись в теплое одеяло, и стал смотреть в окно…

По серебристой в свете луны траве шла Эшли. Капюшон с меховой оторочкой скрывал лицо, а теплый тяжелый плащ напоминал крылья ночной бабочки…

Еще несколько шагов сделала Эшли навстречу луне и горам… сердце монаха стало стучать тяжело и жарко, словно в предчувствии… и вдруг, взмахнув руками, Эшли превратилась в вихрь… вихрь пушистых ночных бабочек…

Не понимая ничего, монах спустился в траву и побежал к ним… А маленькие существа порхали вокруг, и в голове слышались тысячи призрачных голосов… "Эшли, Эшли…." И тогда монах понял, что это теперь его имя, и ощутил приятную тяжесть коричневого плаща с меховыми оторочками, который возник из ниоткуда и лег на плечи…

Он будет жить здесь еще три тысячи лет. На Утином холме, в домике, который скрывает от глаз кудрявая крона Вечного Дуба с глянцевыми желудями…

Эшли будет смотреть на высокие солнечные горы, о которые разбивается само время, и будет гулять в лесах по ночам…

А потом настанет день, когда он, вечно юный, ответит кому-то просто и честно:

"Я не боюсь смерти. Потому что ее нет…"

(14 апреля 2003 г)

104.

Я и Марина – и пусть только звякнет колокольчик! – нарушитель спокойствия отправится в Вальхаллу прямиком!..

"Бальгар, вы странный… Спасибо за кактус… он у меня здесь и будет жить".

"Вам спасибо. Видите, какой я здоровый и порозовевший! На привидение уже не похож?"

…смеется… "Немножко…"

Тут смеюсь уже я…

"У вас очень необычное имя… что оно значит?"

"Не знаю, если честно… "болгарин", наверное:-)))… А вы зовите меня на ты, так проще…"

"И правда. Тогда и ты тоже будь на "ты"".

"Хорошо…"

…признаться честно, я схитрил… я специально так сделал: попросил себя звать на ты… она и не могла, наверно, ответить иначе…

Но я счастлив и жмурюсь на теплое солнышко…

105. 15 апреля 2003 г

Грязная ледяная глыба лежала во двору любимого университета, как несокрушимый айсберг, не подозревая, что кто-то точит на нее зуб. Мол, лето приближается, пора и честь знать…

Сегодня нас вывели во двор вместо последней пары, раздали девушкам метлы (Регина с метлой на длинной ручке сразу получила прозвище – Мадам Хук (кто читал (или смотрел) Гарри Поттера, тот меня поймет)), а парням вручили по лому и сказали: сколоть все от сих до сих.

Парней у нас в группе четверо. Ну, мы пожали плечами, взяли ломы(я примерился – килограмм десять железка) и, смирившись со своей участью, начали долбить злосчастный айсберг…

Тут от стайки "ведьмочек" с метлами отделяется Юля, подходит к Н.Н.-у и говорит: "Дайте мне лом. Я буду парень номер пять". Спокойно поднимает эти десять кило и присоединяется к нам. Причем долбит, особо не напрягаясь, как будто ей это запросто…

Я спросил: "Ты это зачем?" – "Да мне жалко вас. Вас всего четверо на эту глыбу… И к тому же, это веселее, чем пылью дышать".

Хм-хм… она нас пожалела…

После часу высечения снеговых фонтанов из ледяной горы мы уже болтали без умолку. Я узнал, что Юля два года занималась тяжелой атлетикой и была на качалке своей единственной девушкой. Она рассказывала ностальгично и с юмором, нисколько не сбавляя темпа. Похоже, стосковавшись за последние полгода по хорошей нагрузке, Юля была даже рада такой работе…

Мы дружно штурмовали айсберг, и ветер парусами надувал наши мокрые футболки. Куртки давно уже висели на ближайшей крючковатой решетке, являвшейся неотъемлемой частью дворового мусора.

Н.Н. смотрел на Юлю с уважением… Я отчетливо видел это по выражению его лисьего лица… И я его понимал. Как уж тут уважением не проникнуться…

Впрочем, "ведьмочки" над Юлей ехидно посмеивались, что ее нисколько не обижало…

106.

По обыкновению, зашел к Марине, надеясь на разговор…

Посетителей, как обычно, было мало, и, будь звезды благосклоннее, мы могли бы говорить хоть целый час. Но, как только мы обсудили тему "Как дела?", я понял, что говорить… не о чем…

Домой я шел удивленный… как так… что это со мной… не о чем… Действительно… исчерпан запас того, о чем можно поговорить с малознакомым человеком, а ближе мы не стали – вот поэтому и не о чем!..