Текст книги "Осколки чего-то красивого"

Автор книги: Ольга Макарова

240.

Больше всего на свете творцы боятся потерять свой дар. Бывает, для них легче отказаться от жизни, чем от способности творить.

Блок говорил: Господи, не отнимай у меня этих мук, иначе я не смогу писать…

Но волочить это за собой всю жизнь? Но цепляться за боль? Но лишать себя гармонии?

Что это – жадность, трусость?..

А отказаться и остаться самим собой. Творить, исходя из гармонии и счастья?

Мм?

241.

Я стою на поле Шепчущего Ковыля. И готов отказаться и выпустить озеро кипятка, как выплескивают переполненную чашу.

Я не хочу больше цепляться за боль. Даже если больше не смогу творить.

///

Алекс Лочер: "Бальгар, а вот такой вот вопрос: что стало бы с девочкой, если бы Творец не стал говорить людям о том, какая судьба ее ожидает? Если бы ее родные с самого начала не выполняли бы Его волю?

Зная что нам суждено, мы зачастую следуем этому пути даже не задумываясь, не пытаясь возразить. Если нам предрекли страдания, то мы смиренно их принимаем, ибо такова воля Богов. А верно ли это?"

Бальгар: «Я не знаю. Может быть, ее назвали бы не Мильдегардом, а Веленой… Но ведь она все равно стала бы творить, раз у нее есть дар. А родня, если бы не смирилась, пыталась бы ее сломать и сделать обычным человеком (как почти всегда и бывает). Может, и неплохо знать Волю заранее…»

Алекс Лочер: "А может лучше не делать вообще ничего, а? Пусть бы все шло так, как и шло. Поэтический дар – это действительно Дар Богов – и он пришел бы, разумеется. Но вот боль… Боль – это то, что мы выбираем себе сами. И если тебе всю жизнь говорят, что ты обречен на страдания, то страдания ты и получишь.

Очень во многом мы себя убеждаем сами, и очень большую роль в этом играют всевозможные предсказания и пророчества. Мы им слепо верим – и сами помогаем этой судьбе настигнуть себя.

Если бы девушку из твоей сказки назвали Веленой, то она бы росла обычной девчонкой, которая писала бы стихи. Стихи были бы разные – наша жизнь ведь явление полосатое – но она не задумывалась бы о тяжести своей жизни больше необходимого. И жизнь была бы легче, а стихи – радостнее. А так, в каждом ударе судьбы она видела волю богов, а это вызывало чувство беспомощности и обреченности – как у героев греческих трагедий. И это рождало великую боль. И одиночество, которое порождалось чувством собственной исключительности, отмеченности, было как проклятие – потому что оно только усиливало эту боль.

А что касается того, что самое прекрасное в мире творили те люди, которым было больно – это не совсем точно. Из одной боли не создашь ничего поистине прекрасного. Только тот кто знал боль, но смог пройти через нее, познал и адские муки и райское блаженство, но при этом остался человеком – только тот может создать действительно Шедевр. А тот, кто всю жизнь не знал ничего кроме боли, тот знает только две вещи – безграничность боли и недостижимость мечты. И только эти два мира он сможет описать.

Подумай об этом".

///

242. 7 июля 2003 г

Научиться писать не из боли, а из счастья, причем писать ничуть не хуже, – это непросто.

Это ароморфоз; это скачок от холоднокровности к теплокровности, если сравнивать с эволюцией жизни на Земле. Никто не скажет, зачем он был сделан – ящерицам и так неплохо живется… Но я делаю этот шаг. Я люблю и любим. Я счастлив. И хочу быть счастливым дальше. Но не хочу терять Замирье.

У меня был к нему один ключ – боль. Оно началось для меня с боли. Оно отзывалось на боль.

А теперь… посмотрим, что будет дальше…

243.

Когда прошлое наслаивается, оно мешает дышать. Поэтому я люблю начинать все с чистого листа…

Я был рад уйти из школы, и ничуть об этом не жалею. Там остались скука, интрижки, тычки и драки… «Чистым листом» стал университет. Никогда не думал, что в учебное заведение можно каждый день ходить с радостью.

Не могу вести бесконечный дневник. Я пробовал. Даже назвал первый дневник «Бесконечная история»… но он не прожил и года. Этот тоже не доживет до моего 19го дня Р.

«Чистый лист», чем бы он ни был, – это глоток свежего воздуха. Это избавление от чего-то в жизни, что мешает уже жить и дышать. Это как одежда, из которой вырастаешь – она давит и душит и мешает двигаться.

Это все естественно…

244.

Сейчас мне мешает жить то, от чего я хочу отказаться, – творчество, пустившее корни в боль.

Если это такой цветок(не сомневаюсь, что прелестный и хищный), я вырву его из этой почвы и пересажу в новую.

И сделаю все, чтоб он прижился.

245. —Мегадэт

Мегадэт – это город. Гигантский мегаполис, напичканный техникой. Он светится неоновыми лампами по ночам, а днем над ним кружат стаи яликов – здесь без такой маленькой шустрой машинки, как без рук, – Мегадэт слишком большой, чтобы можно было ходить пешком. Невообразимо большой. Это планета-город…

Так вот, жил в этом городе парнишка по прозвищу Марсер. Он был странный. Странных обычно не любят. В школе дразнят, во взрослом мире – игнорируют. Но Марсера любили. Он, конечно, был не от мира сего, но, как ни странно, как ни удивительно, – его любили. У него была куча друзей. Людям с ним было тепло и хорошо…

Была у Марсера великая мечта. И не был он вундеркиндом, и не был он гением. Его просто любили. С детства. Сотни и сотни его друзей росли, заканчивали университеты, становились специалистами, погружались в мир подлости и проблем, но оставались Друзьями Марсера. Они друг друга так и называли. Их объединяло то, что был на свете чудак Марсер со своей великой мечтой. Они так в нее верили, что уже считали ее своей.

Марсер стал генетиком. Он разработал "программу терраформинга Марса при помощи генетически измененных организмов", но мечта взлетела выше: создать на Цветущем Марсе новый мир, новое общество, где будут править дружба и любовь…

Как в юности складывались на баллон пива, повзрослевшие, разбогатевшие Друзья Марсера сложились на колониальный корабль. И, бросив все, что увезти было нельзя, да и не надо, улетели на нем на Марс, стартовав на рассвете с центрального космопорта славного города Мегадэта. Он только и успел, что сверкнуть неоновыми огоньками на прощание… Марсер сидел в кабине рядом с командиром корабля, которая была когда-то его одноклашкой, и смотрел и не верил, что мечта всей его жизни начинает сбываться… зато Друзья Марсера верили… Они летели создавать новый мир. Технари, биологи, великие генетики, легендарные врачи, замечательные писатели, гениальные психологи… – каждый был мастером и фанатом своего дела… Мегадэт даже и не понял, что потерял.

Через 55 лет Марс зацвел. Цветами нежными и колючими, медовыми и хищными. Там летали бабочки величиной с ладонь. Там в нежно-синем и совсем уже не розовом небе светили две луны. И у детишек в песочнице был красный песок, из которого они строили замирские замки и колдовские города. Один из них назывался Мегадэт…

(7 июля 2003 г)

246.

Мегадэт – надпись на футболке. Увидел на спине пробегавшего мимо пацаненка. Ну мегадэт и мегадэт… а смотри-ка – Замирье открылось…

247. 8 июля 2003 г —Полюс

В подсыхающей луже плавал прибалдевший от недостатка кислорода аксолотль. Путешественники – Дикий и Не Очень Дикий(ласково – Нео) – подошли, попинали лужу ногами и констатировали: надо же – аксолотль!

Потом пошли дальше.

Дикий виртуозно размахивал мачете, а Нео сражался с гнусом (у него в одной руке был репеллент, а в другой – бренные остатки газеты).

"Хоп, надо же, змея, – замер на секунду Дикий, столкнувшись нос к носу с обожравшимся удавом (откушал он, видимо недавно, так как в пятнистом брюхе что-то еще шевелилось).

Оглядываясь, Дикий пошел дальше. Нео, машинально брызнув удаву в рожу репеллентом и огрев его по черепушке газетой, побежал догонять Дикого… "Уроды какие-то," – подумал удав.

«Красота!» – поэтично восхитился Дикий, предварительно сделав два екомен-учи по зарослям (кэн-до увлекался в юности).

"Да, обалдеть. Красота," – согласился Нео, и, как бы подчеркивая последнее слово, нанес газетой сокрушительный шомен газетой по мухе не голове Дикого…

Восхищаясь джунглями, оба пошли дальше. Какой-то местный крокодил расслышал: «…да, а проф говорил, что на полюсе этом холодно. Во дурак!..»

"Это смотря какую сторону полюсом считать…" – философски подумал крокодил.

(1:27 утра, 8 июля 2003 г)

248.

((примечательный e-mail))

Tyler: "Я попробовал почитать твои сказки с точки зрения логики. Испортил все впечатление. Теперь понимаю, что их так нельзя читать.

А ты настоящий анархист, Бальгар:-)"

249. 9 июля 2003 г

 
Ты не плачь, моя милая Магалин.
Ты не плачь, я тебя приласкаю.
Заварю тебе чаю я с сахаром,
Сказок на ночь тебе почитаю…
Я укрою тебя от злой полночи,
От чужого поступка жестокого.
Погрызем с тобой хлебные корочки,
Да Луну поглядим сероокую.
Ты не плачь, моя милая Магалин,
За того, кто не любит и ранит так.
В моем Логове сыро заплаканном,
А слеза, пусть слеза, но водой вода.
Ты должна быть любима и счастлива,
Для тебя я построю Вселенную
Многозвездную и прекрасную…
И тебя назову я Веленою…
 

250.

Спотыкались рифмы, минута растянулась в вечность… никогда, никогда не сочинял стихов…

Как Замирье отзывчиво на боль! Особенно на чужую…

Нет, ее зовут не Магалин. Просто я посмотрел на заплаканное личико, и имя само пришло.

Я гладил ее по волосам и напевал откуда-то внезапно взявшийся стишок, как колыбельную. И она задремала на моих руках.

Не плачь, не плачь, Магалин. Ты не одна.

251. 10 июля 2003 г

 
Что-то нам возвращает ушедшее,
Что-то делает память живой.
Помнишь, Магалин, мы, сумасшедшие,
Пили чай, что заварен с ганджой?
Нам не снилось снов ярких и сказочных,
И ничто не сменило цвета…
А стихов, уж тем паче – загадочных,
Я вообще не писал никогда…
 

252.

Я заметил…

Когда кого-то любишь, начинаешь по-другому относиться ко всем людям вообще. Будто видишь блеск глаз любимого человека в их глазах.

Куда-то девается равнодушие. И откуда-то появляется желание помочь, порадовать, утешить…

А равнодушие вообще – самое страшное зло, которое только может быть… Это слепота, это неумение заметить и осознать, что вот этот человек – тоже живой, что у него тоже бьется сердце, что ему тоже может быть больно и грустно, и радостно, и хорошо; что ты можешь сделать ему больно каким-то своим словом или делом.

Я был равнодушным. Я даже гордился тем, что я такой великий пофигист. Я говорил и делал все, что хотел, не задумываясь, что могу причинить кому-то боль.

Это была свобода? Когда я сам себя ничем не ограничивал и никому этого не позволял.

Нет, это было время гордыни… и я рад, что оно было очень, очень давно…

Я вспомнил об этом, потому что вчера утешал Магалин, которой случилось в жизни встретить такого великого пофигиста, каким и я был когда-то. Я только сегодня и понял, что, наверное, слишком часто в эру своего великого пофигизма заставлял милых и замечательных людей плакать…

253.

В августе Джулай с Ингаром уезжают в Питер. Из этого следует, что мы с Сашкой едем на море.

…взгрустнулось мне сегодня…

Вымыл окна, прибрался в Логове, чем несказанно порадовал тетю Нелю.

Позвонил своей Джулай, но получил всего лишь обещание встретиться завтра на тренировке – у нее какие-то суперважные дела.

Почувствовал себя брошенным.

Нарисовал задумчивого дракона. Повесил на стену.

Позвонил Магалин; она сообщила, что на личном фронте без перемен.

Пожелал ей удачи.

Сел читать анатомию.

…жара…

254. —Срочное письмо

Шел дождь; и у Голубя намокли крылья. Он устроился в дыре под козырьком магазина, куда не проникал мокрый ветер, и пошевелил клювом перья.

Ему очень надо было лететь на запад, но ведь во время дождя невозможно лететь – вот этот самый мокрый ветер перевернет тебя, закружит, зальет глаза – и тут уже несложно заблудиться или вовсе врезаться в стекло машины.

Но лететь было надо, очень надо. Останавливаться никак нельзя!

Тогда Голубь вздохнул и выпорхнул из укрытия…

…Подслеповатый контроллер переходил от сиденья к сиденью и продавал билеты. Когда он в очередной раз сказал: «Оплатите проезд, пожалуйста» и встретился взглядом с Голубем, то слегка оторопел.

Голубь был сонный, мокрый и примостился он на спинке сиденья, покачиваясь из стороны в сторону в такт тряске автобуса.

На попытку его согнать Голубь процедил сквозь клюв: "Мне ехать надо. Письмо срочное…" Ясное дело, больше его никто не трогал…

А дождь все усиливался, и в раскисшем от воды внешнем мире громыхали тучи.

Даже когда междугородний автобус остановился, дождь все лил…

…Грустная девушка шла под зонтом просто куда-то вдаль – ей было все равно, куда; она и не думала, что на самом деле шла на запад.

– Вы не возражаете, если я посижу у вас на плече? – услышала она. Обернулась: Голубь… А он продолжал, склонив головку на бок и глядя круглым птичьим глазом в удивленные человечьи глаза: – Письмо очень, очень срочное, а погода, видите, не летная совсем…

– А куда идти? – вдруг оживилась грустная девушка.

– На запад. Туда, куда вы и идете…

Девушка вытерла слезы, расправила плечи и пошла вперед. Почему-то ей казалось, что это очень важно.

Они шли и шли, а дождь бушевал и шествовал по городу сплошной стеной.

Наконец они остановились у небоскреба, похожего на огромный стеклянный карандаш…

Девушка шла по лестницам, ехала на лифте, а Голубь сидел у нее на плече. На лапке у него было блестящее колечко, в котором лежало срочное письмо, очень и очень срочное…

Непонятно как миновав секретаршу, девушка ворвалась в какой-то офис, растрепанная, взволнованная – и это ли грустная девушка, которой было все равно, куда идти под проливным дождем?..

Навстречу ей поднялись из-за Круглого Стола двенадцать человек. Один из них снял колечко с лапки Голубя и прочитал очень маленькое, но очень важное и очень срочное письмо:

"Сегодня под проливным дождем к вам придет девушка, которая спасет мир…"

(10 июля 2003 г)

255. 11 июля 2003 г

Нахожу в инете и прочитываю длинные-длинные списки имен. Африканских, английских, китайских – все, что могу найти (кхм, и прочитать).

Я знаю, что без этого у меня не будут придумываться замирские имена, а без имен может не быть некоторых историй.

Все связано.

И вот я, как обычно, читаю все подряд, загружаю в мозги кучу информации… Потом буду наблюдать, во что все это переплавится и какого цвета пламенем сгорит.

И вообще… я много думал, творец ли я. Творцы ли все творцы вообще. Ведь мои истории приходят из ниоткуда. Как сны. Сознательно ничего такого никогда не придумаешь. Даже ключей к Замирью сознательно не подберешь.

Еще одна Тайна, которую надо просто принять.

256. 12 июля 2003 г

Я знаю, у каждого бога на земле есть любимчик. Им, богам, ведь страшно тяжело и одиноко, и привязанность к чистой и не искушенной вселенскими проблемами душе – как глоток свежего воздуха…

Любимчики небесных творцов это не то, что баловни судьбы – просто у них все мечты всегда сбываются. Они сражаются за них и достигают того, о чем мечтали. Они идут по жизни через цепь "случайностей", которые на самом деле далеко не случайности.

Я вот подумал – если бы был богом, то взял бы в любимчики Магалин. Моя привязанность к ней – штука странная. Я ее почти не знаю, но я ей удивительно стопроцентно верю и сопереживаю необычайно остро. И в то же время между нами миллиарды парсек холодного космоса.

Чудеса…

Иногда я жалею, что я не бог; а иногда меня настораживает слишком настойчивое мое желание менять чужие судьбы.

О да… я бы хотел… мне совсем не нравится то, что происходит с Магалин – потому что это нечестно и неправильно… Вот только какое я имею право что-то менять? А? Лишать ее выбора? Решать за нее?..

Да… это хорошо, что я просто Бальгар – иначе сломал бы человеку жизнь, переделал бы все на свой лад и только потом понял, что так нельзя.

…занавес…

257.

Мне захотелось на крышу, и я пошел на девятый этаж пешком. И – как знал! – дверь была открыта. Поэтому я поднялся на искусственное плато – сковородку крыши под беспощадным июльским солнцем. И пошел гулять. На меня укоризненно косились голуби, всем своим видом давая понять, что нечего мне – человечьему отродью – тут вообще делать. А я шел. Опасался немножко, что дверь закроют, и я тут останусь, но все равно упрямо гулял и наслаждался видом с высоты.

Высоты я не боюсь. Все нормальные люди боятся, а я нет. Из-за этого в детстве чуть с двадцатого этажа не улетел – отец поймал за шиворот в последний момент…

Ну, посему я встал на самом краю, поставив ногу на бордюр, и стал смотреть по сторонам.

Снизу собрались любопытные. Ясно же, что парень, в джинсах, самодельной безрукавке(зарезал футболку, было дело) и кроссовках не крышу ремонтировать пришел. А скорей всего, прыгнуть собрался, возвещая миру о своей несчастной любви… ну что еще они могли подумать?..

Я прыгать не собирался, но, когда народу сбежалось слишком много, поспешил покинуть крышу, пока меня с нее не сняли.

Успел.

А вообще здорово прогулялся, открыв для себя иное измерение – проводов и гудрона, – населенное голубями.

Смотрели фильм "Черный пес"? Во, тоже хочу домик на крыше. Мечта…

258.

– Ты где был сегодня? Я тебе звонила…

– По крыше гулял…

– Чтооо?!! Да ты что, с ума сошел, Бальгар?! Да если б ты упал… если б… – ох, возмущение любимой девушки… сразу чувствуешь себя нужным… но виноватым…

– Да я… понимаешь, мне так одиноко было… а когда мне одиноко, я не думаю, что может быть это "если бы"… А вообще, когда я с тобой, я жить хочу и смерти боюсь… странно… а тут я просто гулял…

– Прости меня, мой хороший. Я совсем тебя забросила. Мы с братом суетимся насчет нашей выставки – у меня это будет первая… вот и получилось, что мы с тобой почти не видимся…

– А… – киваю. – А я думал, я стал тебе не нужен…

– Ты что, дурачок?.. – говорит Джулай и обнимает меня. – Я просто не хотела тебе говорить, чтобы был сюрприз…

О боги, какой булыжник с души у меня свалился! Больше не буду по крышам гулять!..

259. 13 июля 2003 г – воскресенье

Сегодня с утра я читал себе мораль.

Так, Бальгар, сейчас будем палить из базуки по твоему эгоизму… Годы созерцательства для тебя даром не прошли. Слишком привык быть один. Слишком привык, что все для тебя. Теперь стоит любимой девушке заняться собственными делами (в которые ты ну просто почему-то не входишь), как ты строишь из себя жертву. Бросили его! Бедняжка Бальгар!..

[длинная часть, посвященная развенчанию созерцательского культа]

Короче, с этого дня давай-ка учись жить не только для себя. Даже у любимого человека иногда не бывает настроения тебя видеть. Это нормально. Не надо делать из этого армагеддец…

И… не гуляй по крышам, дурень. Высоты не боишься, хряпнешься еще – и поминай как звали…

260. 14 июля 2003 г

Когда легко на сердце, очень просто рисовать драконов.

261.

Бьются и погибают от жара лампочки мохнатые совки. Я снова подумал о свете моего города… А вот сейчас придет космонавт и скажет, что города в темноте вовсе и не светятся, что это все чушь и бред… и станет одной легендой меньше.

Видимо, так и умирают легенды…

262.

Я хотел бы поговорить с Бальгаром, которому 14. С этим парнишкой на распутье.

Я хотел бы поговорить с Бальгаром, которому 35…

Почему 14 и 35? Я не знаю.

Я иногда представляю, как бы мы встретились на Плато Судеб, как бы пожали друг другу руки и завели разговор. А потом поняли бы, насколько мы разные люди…

263. 15 июля 2003 г

—Возвращение

У подножия Махровой Горы стояли брат и сестра…

Брата звали Зар. Ему было 18 зим. Крепкий, невысокий, с золотистыми волосами. Он носил одежду из легкой кожи. На спине в ножнах дремал короткий меч.

А сестру звали Мира. Ей тоже было 18 зим, и была она златоволосой, как брат…

…Спускались сумерки, и Луна неспешно плыла по небу, обходя острый пик Махровой Горы. Махровой потому, что каменная громада лежала в объятьях ковра из нежных трав, с которыми хорошо заваривать чай…

Над бледными ночными цветами порхали мохнатые бабочки; в стремительно темнеющем небе проступали огромные звезды; ночь наполнялась стрекотом и шорохами…

…а брат и сестра стояли тихо и неподвижно…

– Сейчас. Уже скоро, – прошептал Зар, сжимая ладошку сестры…

Прошло несколько молчаливых мгновений, и Зар взвился, как пружина, показывая рукой на небо…

…Лунный диск пересекла тень крылатого дракона, на котором сидел человек.

Когда дракон покидал светлый круг, в темноте светились его глаза. Как два зеленых и зловещих огонька…

Драконы любят превращаться в людей и ходить по земле. Но их очень просто узнать: в темноте по светящимся глазам…

– Это храбрый рыцарь Роуэл Тигриная Полоса, – прошептал Зар сестре. – Целую вечность он летает на укрощенном драконе вокруг Луны – подруги всех, кого обманула и ранила любовь.

– Любовь может ранить?

– Да… ранить, убивать… Но самое страшное в мире проклятье: "Пусть никто никогда не полюбит тебя, и пусть ты никогда не умрешь"… Слушай, я расскажу тебе легенду о Роуэле…

И Зар рассказал…

– Бедный, бедный Роуэл, – печально проронила Мира. – И зачем… за что он наказал себя такой вечностью?

– Он не может простить себе смерти тех, кто были его самыми лучшими друзьями, и своего последнего разочарования. Но, говорят, когда-нибудь в мире найдется человек, который поможет ему забыть чувство вины, залечит раны сердца, глубокие, как от драконьих когтей…

Мира опустилась на траву и несколько минут сидела в тишине и молчании. Она смотрела в небо, туда, где кружил над Махровой Горой вечный изгнанник…

И вдруг вскочила, будто подхваченная холодным ветром, и закричала в самое небо: "Роуэл!!!", и троекратное эхо разнеслось по Махровой Горе, и великий рыцарь прошлого резко осадил своего дракона…

…Он приземлился на поляне, подняв вихрь, всколыхнувший тишину теплой ночи.

Сердито фыркал и сверкал зелеными глазами укрощенный дракон; а рыцарь спрыгнул на землю, и пока он шел, Луна цепляла свет за каждую чешуйку наручей и каждое звено кольчуги, будто сама Лунная Подруга шла рядом, положив руку ему на плечо…

Невыносимо долгий миг Роуэл и Мира смотрели друг другу в глаза…

– Возвращайся, Роуэл, – робко сказала девушка. – Ты ни в чем не виноват…

Он улыбнулся. Как-то неумело, будто забыл, как улыбаться… Померкли блики лунного света…

Роуэл склонил голову и подал Мире руку, ладонью вверх…

…Взявшись за руки, они пошли вперед – просто вперед, не важно, куда, – но Роуэл Тигриная Полоса все же обернулся. Чтобы с благодарностью посмотреть на неподвижно стоящего Зара.

Зар улыбнулся и кивнул…

(15 июля 2003 г)

///

Мыслитель: "Зар + Мира = Замирье…"

Бальгар: "О-па! А я и не заметил!:-)"

///