Текст книги "Осколки чего-то красивого"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

405. 8 сентября 2003 г —Драмтеатр

У нее в голове был драмтеатр, который мучил ее, накликая беду. И каждый раз невидимый сценарист, что был хуже палача, придумывал что-нибудь новое. Он знал, за что зацепить, и всегда тревожил одну и ту же рану – ведь брешь в броне ее души была всего одна – любовь; любимый человек и мечта и счастье.

Но на сцене драмтеатра плясали чудовища, там повествовали о предательстве, о несправедливости, об обиде, о том, что ждет ее впереди только боль, боль, боль!..

И, бывало, она закрывала лицо руками и плакала – и никто не мог понять, почему.

А уж коли завелся такой драмтеатр, никуда от него не денешься – как можно не замечать то, что происходит в твоей голове? Тут уже не закроешь глаза и уши, не убежишь, не закричишь.

Только и можешь что цепенеть от ужаса и отчаянья, чувствуя, что Озеро Кипятка за сердцем переливается через край…

…Гнилые мостки. Чадащие факелы по стенам. Мразь какая…

Девушка идет в самое логово, чтобы положить всему конец, чтобы расстрелять своего палача…

…Как он выглядит? Мерзкий старикашка в очках-биноклях? какая-нибудь интеллектуальная старая карга? до тошноты милый и совершенный красавчик?.. Какой он, этот сценарист?..

Вот она пинком распахивает дверь и наставляет заряженный арбалет на темную фигурку, склонившуюся над письменным столом.

– Повернись!!!

И, выпрямляясь во весь рост, из-за стола встает и оборачивается… ее близнец…

Впрочем, нет… сходства между двумя девушками не больше, чем между живым человеком и его зеркальным отображением…

…И все проясняется. Все встает на свои места – и девушка опускает арбалет…

…В реальности она открывает глаза. Все кончено. Драмтеатра не будет больше…

И нет никаких демонов и злодеев, что пишут сценарии ужасных драм. И винить некого, кроме себя самой…

Но нужно было спуститься в грязные подземелья души, чтобы это понять.

Теперь все будет иначе…

(8 сентября 2003 г)

406. 9 сентября 2003 г (закрытая запись, которая в онлайн никогда не пойдет)

…На кухне нежно пахло бананами. В другой день я сдурел бы от этого запаха и не думал бы ни о чем больше, кроме как объесться ими до отвала. А сегодня я сидел перед целой горой вкусностей и молчал.

Джулай решила, что я просто устал после учебы, поэтому не стала задавать вопросов, а просто рассказывала об их с Ингаром планах на следующую выставку… и что-то про Питер… Может быть, я и вправду устал… И вид у меня бледный, и круги под глазами – все соответствует общему представлению о студенте, который только вступил в осень…

Я тоже так думал и именно так объяснял свою "черную полосу". А как быть с незаписанными мыслями? Теми, которые, стоит только вывести первую строку, заставляют чувствовать себя предателем?

Появились вещи, о которых я не могу написать. А все потому… потому, что… [ох, я пытался это объяснить и так, и сяк и затер это место в дневнике до дыр]… потому что раньше моя любовь была чистой.

То ли телесное желание молчало, то ли я воли ему не давал, потому что едва-едва осмелился поверить, что я кому-то вообще нужен. И даже не просто нужен, а любим.

…А сейчас… [это я тоже затер]… Я переживу, я привыкну и осознаю. В конце концов, это нормально, – просто встреченное на жизненном пути новое чувство всегда здорово пугает поначалу…

407. —Потрошители библиотек

Не сомневайтесь: мир кто-то построил, и очень заботливо построил, обставив каждый его уголок. Цветущие парки, конечно, прелесть. И озера – по одному на квартал – тоже. Но если они еще (можно предположить) появились как-то там сами, то тысячи машин, от больших до миниатюрных – одни убирают мусор, другие готовят еду, третьи учат тебя ходить, пока ты маленький… – они никогда не появились бы случайно. Ну, кто сомневается, что мир был придуман?..

Да, кто-то придумал его и определил человеку время жизни – 18 лет. Дольше своего восемнадцатого Дня рождения не жил никто. Но почему-то мирились с этим не все. Некоторым приходило в голову бунтовать против самого мироустройства.

Вот, например, таким, как Ле'Рой… Их было много – тех, кто пытался всего за 18 лет понять мир и выйти за его границы. Они тратили коротенькую жизнь не на тысячи развлечений, устроенных кем-то заботливо и умно; а на штурм необъятного количества знаний… Таких, как Ле'Рой, называли Потрошителями Библиотек…

«…Сегодня „ушла“ Мириам. А я ведь знал… знал, на что шел, ведь она была на два года старше…» – Ле'Рой захлопнул дневник, швырнул его о стену и разрыдался. Так плачут мужчины, а это очень страшно, когда они плачут…

Ночь пролетела в кошмарном полузабытьи. Утром Ле'Роя разбудил сынишка. Ему было всего три года, и за ним еще неотступно следовала машина-нянька, но разума в глазах мальчонки было много не по годам.

– Мама умерла, – сказал ребенок. Ле'Рой аж вздрогнул – такой суровой и недетской получилась фраза. – И ты тоже умрешь, да?

– Да… Я всю жизнь учился, Оши, чтобы придумать что-нибудь… чтобы люди не умирали, – ответил ему Ле'Рой, как взрослому. – А если я не успею, ты это сделаешь, правда?

Оши кивнул, глядя отцу в глаза…

…Пара дней – и Ле'Рой взял себя в руки. Как бы там ни было, ему оставалось еще два года. Два года, за которые надо много чего успеть.

Утром второго дня он вернулся в институт, где его, в неизменном белом халате и в очках с тяжелой оправой, встретили с ликованием. "Вернулся Ле'Рой!" – счастье-то…

Он старался улыбаться, и теми, кто помладше, командовал бойко… И он прав оказался, как всегда, – работа отвлекала от грустных мыслей. Правда, они имеют привычку возвращаться под вечер, когда ложишься отдохнуть. Но Ле'Рой работал так, чтобы вечером прийти и упасть. И уснуть.

Маленький самостоятельный Оши на отсутствие внимания не жаловался. Он давно уже проводил свои дни не на игровой площадке с более беспечной малышней, а в институте, рядом с родителями. Когда не стало мамы, Оши вообще перестал тратить время на игры. Он читал. Правда, понимал, дай бог, десятую часть того, что читал. Неудивительно: некоторые книги были запредельно сложны даже для семнадцатилетних ученых, не то что для мальчика-трехлетки…

…У поэтов взгляд немного «не от мира сего», вы не находите? Ле'Рой именно так и думал. Потому Инвир казался ему существом каким-то нереальным и, возможно, даже крылатым…

– …Я ухожу завтра, – сообщил он Ле'Рою, глядя прямо в душу светлыми неземными глазами. И при этом говорил он так легко и весело, будто не о смерти шла речь. – Приходи проводить меня. Весь наш институт придет посмотреть, как меня заберет к себе Небо.

– Приду, – пообещал Ле'Рой, положив руку Инвиру на плечо, и даже постарался улыбнуться… это было непросто.

Последний вечер Инвира был пронизан светлой грустью. Он читал стихи, наигрывал баллады на гитаре и обещал присматривать за друзьями в свете звезд.

И, когда с Неба спустился Луч и стал поднимать поэта в высь, он начал читать свой последний стих о том, что смерти нет.

После люди говорили, что Инвир, может быть, единственный, кто ушел из жизни правильно. После его смерти никто не бился в истерике, не заливался слезами – всем было на душе светло и тихо. Будто он действительно где-то рядом.

"У меня так не получится," – покачал головой Ле'Рой, понимая, что не смог бы уйти вот так, оставив после себя радость, а не горе…

Он слишком насмотрелся за свою жизнь, как уходят другие. Кто орал и корчился в Луче, кто терял сознание, кто изо всех сил рвался назад – все, почти все вели себя, как трусы перед лицом смерти. И только Инвир ушел легко и радостно. Не потому, что он не любил жить, а потому, что не боялся смерти…

Ле'Рой поэтом не был, но встретить смерть достойно – это и не-поэт может. И Ле'Рой просто стоял, молча, и смотрел, как удаляется земля под ногами, а потом все меркнет в белом свете… Он так и не придумал, что сделать, чтобы люди не умирали…

Только Ле'Рой успел пожалеть об этом, как белый свет схлынул – и он обнаружил, что стоит на небольшой площади перед фонтаном, над которой сияют нездешние звезды и пять лунных серпиков. И его встречают! К нему бегут и заключают его в объятья.

– Инвир, Рич, Ден, Артенмагель!!! – не верил своим глазам Ле'Рой… и тут… – Мириам!!!

«Ребята, ребята, это что, загробный мир???» – «Нет, дурачок, это взрослый мир!»

…Все, здесь были все, кого он похоронил. Даже родители! Правда, им было уже далеко не 18… вот так, добро пожаловать во взрослый мир, Ле'Рой…

…Счастье – это тоже шок. От него Ле'Рой не мог опомниться месяц. Потом немножко остыл, и к нему вернулась способность логически мыслить.

…Во взрослом мире тоже были дети. Они здесь родились и никогда не знали машин-нянек – только добрые материнские руки. Вообще, машины здесь были, но совсем не такие, как ТАМ. Те придумывал кто-то, близкий по разуму к Богу, а эти – просто люди.

И большинство людей этого "Взрослого мира" здесь и выросли. Выходцев из "Детства" здесь было раз, два и обчелся.

"Это самая большая загадка, Ле'Рой. Тот мир кто-то придумал – не иначе. Оттуда приходят гении. Только те, кого там звали Потрошителями Библиотек. Остальные исчезают куда-то.

Вряд ли кто-то скажет тебе больше, Ле'Рой…"

Загадка… Да, Потрошителям здесь скучать не придется.

Работать. Любить. Вместе с Мириам ждать, когда придет Оши… Вот оно счастье, наверное…

Когда Ле'Рою исполнилось 20 лет, он написал в дневнике: "…Говорят, взрослые умирают тоже. Не так, как мы в «Детстве», а по-другому совсем. И все в разное время. Но я почему-то уверен, что за этим Небом есть еще одно. Еще один мир с чужими звездами, где меня будут ждать все, кто уйдет раньше. Я не боюсь смерти. Потому что ее нет…

И еще… что если Оши придумает, чтобы люди не умирали, и закроет для нас "Детство"?.."

(9 сентября 2003 г)

408. 11 сентября 2003 г —Ведьмак

– Я научу тебя не одной хитрости, мальчик, – говорило из-под грязных спутанных косм существо, бывшее раньше грозой магического мира, ведьмой из ведьм… – Я научу…

– А что возьмешь взамен? – бойко спросил Риккен, пытаясь унять охватившую его дрожь.

– Ничего. Ничего, сынок, не возьму. Довольно будет того, что не умрет со мной моя сила.

– Сила… – Риккен нервно сглотнул.

– Сила. Власть. Я отдам их тебе и научу, что с ними делать.

– Учи! – горячо потребовал Риккен…

…Получив колдовскую силу, Риккен ничего особенного не почувствовал. Правда, обнаружил, что звери в лесу от него шарахаются. Даже волки: рычат, зубами лязгают, а бегут все равно.

– Я обещала научить тебя, что делать с твоей силой, – сказала ведьма однажды, когда Риккену надоело упиваться полученной властью и распугивать волков, которых он раньше всегда боялся… – Ты решил стать ведьмаком, чтобы завоевать девичье сердце, так?

– Так, – кивнул Риккен, но не было в этом кивке ученического послушания: наоборот, он тотчас вскинул голову, рассыпав по плечам кудри; и глаза сверкнули недобро. "Зло нашло лазейку в гордое сердце," – подумала ведьма, а вслух лишь спросила:

– Как ее зовут?

– Мильде, – ответил он коротко и резко. – Ее сердце принадлежит Мастеру Времени, а я ей что пустое место! Я чужак, южанин, приехавший на Север… – Риккен оборвал начавшийся было рассказ и почти крикнул: – Он ее не стоит! Да он перед ней что граненая стекляшке перед бриллиантом!!!

– Верно, мальчик, – согласилась ведьма, – а сейчас остынь и подумай… нет ли у нее вещи, что подарил ей этот парень? Такой вещи, с которой она не расстается ни днем, ни ночью?

Риккен задумался, рыская по закоулкам памяти, как голодный зверь… и вспомнил…

Не так давно Мастер Времени, прежде чем отправиться с караваном в Земли Славы, подарил Мильде простой серебряный браслетик, но в него было заключено настоящее чудо: маленький механизм, с цифрами и стрелками. Он питался светом солнца и луны и спокойно тикал, отмеряя шажки времени."…Когда мне не спится, я слушаю, как мои часы тикают, и засыпаю сладко-сладко…" – вспомнилась Риккену случайно оброненная Мильде фраза…

– Верно, мальчик, – прервала его размышления ведьма. А теперь я скажу тебе, что есть вещи и Вещи. Вещь можно ценить выше драгоценных камней, выше золота, выше мифрила. Пусть она сделана даже из розовой медяшки, инкрустированной граненым стеклом… К дареной вещи относишься так же, как к тому, кто ее подарил… Я научу тебя, что делать…

…Риккен давно уже ходил по лесу по-хозяйски. Его не просто не решались трогать лесные обитатели – они даже замолкали при его приближении и нетерпеливо ждали, пока он скроется из виду. Тогда по цепочке птичьих голосов во все стороны разносилась весть: «Ведьмак! Ведьмак идет!»

…Мильде сидела на краю обрыва, белёсого в пушистых плетях ковыля. Далеко внизу начинались молодые хвойные леса, которым еще много веков подрастать, чтобы выращивать на ветвях добрые мечи…

Шаги она услашала и узнала сразу – южанин Риккен из страны песочных дюн так и не научился бесшумно пробираться через зеленые заросли.

– Здравствуй, Риккен, – улыбнулась Мильдегард.

– Здравствуй, Мильде, – мягко сказал ведьмак и сам удивился так резко потеплевшему своему голосу. Ему вдруг стало так светло на душе и тихо, что он было передумал делать то, зачем пришел. Но все же заставил себя сказать как можно беспечнее: – Пофехтуем?

– Конечно! – с радостью согласилась Мильде. Она знала, что боец из южанина замечательный.

Как-то сразу помрачнев (как всякий человек, когда идет против своей собственной воли), Риккен потянул из ножен кривой ятаган с угольно-черным блестящим лезвием.

Длинный клинок Мильде блеснул рыжим бликом, приветствуя восходящее солнце…

Они сошлись в бою осторожном и играющем, как друзья. Тут важно полное доверие: что тебя не ранят, даже если ошибешься; что друг всегда успеет остановить меч…

Риккен ждал. Он уже давно раздумал, но уверял себя, что потом такого малодушия себе не простит. И, уличив момент, резко ускорил клинок, ударив точно в запястье. Браслет, защитивший его, упал в траву блестящей змейкой, разбитый точно по двум половинкам суток на часах… По коже же не пролегло даже царапины.

– Прости… – сказал Риккен искренне. – Я песочный идиот…

– Ничего, – грустно ответила Мильде, баюкая серебряную ленточку на ладони, – ты же не хотел…

– Его уже не починишь, – пожал плечами Риккен. – Брось его лучше. Когда твой Мастер Времени вернется, пусть сделает тебе новый.

Мильде положила разбитый браслет в карман… Домой она и Риккен шли вместе. Спокойно разговаривали, будто никто ни в чем не виноват…

…Риккен бил не просто по браслету, застегнутому мужскими руками на женском запястье. Он бил по связи между двоими. Это ничего не значило бы, если б удар нанес простой смертный, а не юный ведьмак, унаследовавший силу самой могущественной когда-то ведьмы…

Теперь дело осталось довершить самой Мильдегард – выбросить браслет. Или просто не носить его больше (да его и невозможно сейчас носить!)

…Ведьмак не спал эту ночь. Мысли о победе заполняли все сознание, и сны шарахались от них, как звери в лесу – от самого Риккена.

А утром он пошел искать Мильде.

…Еще издалека он заметил, как блеснул на ее руке знакомый браслет.

Ошеломленный, он даже забыл поздороваться и пожелать доброго утра – Риккен подошел и взял Мильде за руку, пытаясь разглядеть, как же так…

Браслет, искалеченный, весь в зазубринах, с разбитым стеклышком молчащего теперь механизма, держался на руке, перевязанный просто кожаной тесемкой.

– Зачем ты его носишь? Он же разбился, – пробормотал Риккен.

– Потому что мне дорог тот, кто его подарил, – простодушно ответила Мильде. – Я подумала, что выбросить сейчас этот браслет – все равно, что отказаться от искалеченного в бою друга. Любимого…

…У Риккена в душе будто что-то сломалось… Он закрыл лицо руками – «Какой же я дурак!» – и побежал…

Остановился Риккен где-то в лесу и, обессилевший, рухнул на колени на пружинистый ковер опавшей хвои.

Некоторое время он молча вздрагивал, без слез; потом почувствовал, что на него кто-то смотрит, и обернулся…

…Волчица… огромная, с косматой шерстью на впавших боках…

– Пошла прочь, тварь! – рявкнул на нее Риккен, привыкший, что волки его боятся, как огня.

Волчица ощерилась и подошла еще ближе… Глаза у нее были нехорошие… не бывает у обычных волков таких глаз…

«Ты подвел меня, мальчик,» – промелькнула в голове мысль, чужая, точно заноза в теле.

Риккен хотел схватиться за меч, но вспомнил, что ни меча, ни даже ножа с собой не взял, так как шел-то не на битву, а встречать первое утро своей победы… леса так он вообще давно разучился боятся…

В ту же секунду волчица прыгнула, и, запоздав на мгновение, ее сшибла на лету стрела.

– Пойдем домой, друг Риккен, – сказала Мильде, опуская лук.

Риккен послушно поднялся и пошел за ней.

Он шел, равнодушно опустив голову и плечи и, кажется, ни о чем не думал.

И тут на его плечо вспорхнула маленькая шустрая птичка с кедровым орешком в клюве. Риккена она нисколько не боялась.

…С тех пор Риккен и ходил в лес без лука, без ножа. Звери больше не убегали, едва его завидев… Наоборот, встречали и радовались. Они не злопамятны ведь. И – он открыл это неожиданно – он начал понимать, что они говорят.

Не иначе – сила осталась, просто зло из нее выветрилось; растаяло, как дым.

Риккен почувствовал, будто его душу ласкает теплый солнечный свет. А ведь известно, что вместе со светом приходят и любовь, и счастье, и смысл.

Юный ведьмак нашел себя в этом мире и через несколько лет, строя дом для себя и своей невесты, улыбнулся той жестокой любви, что чуть его не погубила, и назвал Мильде сестрой.

(11 сентября 2003 г)

409. 12 сентября 2003 г —Когда умрут все боги

– Приведите мне двоих, кому нечего терять. Кто отчаялся быть счастливым, кому ничего не жаль. Пусть это будут юноша и девушка. Поэт и поэтесса…

…Что делают ангелы в Раю? Обычно ничего. Только если их о чем-нибудь просят. А обычно – ничего. Просто радуются…

…В тот день они облетели мир и нашли двух творцов-поэтов… Именно тех, которые нужны…

– Вы мечтали о миге, когда суета мира провалится в пропасть. Вы мечтали о сне, где ничто не может быть невозможно…

Вы войдете в эту пещеру, вдохнете аромат Вечности и уснете на миллион лет…

Они не стали спрашивать спокойный детский голос о том, что же будет после этого миллиона лет, когда настанет время проснуться.

Двое просто склонили головы, чтобы не задеть каменную арку, и вошли под тяжелые своды пещеры, где царил теплый беззвучный мрак…

– Когда умрут все боги… – сказал Светлый Ребенок, но оборвал фразу на середине и долго глядел вслед ушедшим людям…

Сон был длинным. Счастливый сон, точно россыпь цветных осколков, каждый из которых отражает собственный мир…

Они успели забыть, что спят…

Но однажды темноту прорезал солнечный луч, пришедший откуда-то свысока, где осыпались старые камни и впустили рассвет…

Темнота показалась зябкой.

Взявшись за руки, люди поднялись по каменным ступеням наверх, к теплому утреннему свету…

…На небе висело тяжелое, красное солнце, сначала показавшееся чужим… Миллион лет не прошел для него даром…

А лик планеты покрывали удивительные исполинские леса, расцвечивая яркой зеленью изменившие форму континенты, которые давно уже не светились по ночам…

Людей здесь нет, – поняли двое. Только куда они делись, куда ушли? Почему время затерло последние следы?

…Описав по небу широкий круг, на поляну приземлился дракон с изумрудной чешуей и сапфирово-синими глазами.

Потом еще один и еще. А по краям поляны собирались иные, совсем невероятные существа, которые не могли летать…

Какая-то небывалая радость задрожала вокруг, будто заплясал над костром горячий воздух. И – единым вздохом, будто это вздохнула вся планета, как огромное живое существо, зазвучала мысль:

"Мы вас ждали!!! Мы вам рады!!!

Адам!

Ева!

Добро пожаловать домой!"

(12 сентября 2003 г)

410. 13 сентября 2003 г

Что делают, когда иссякает самоцветная жила? Мм? Правильно: копают еще немного, потом бросают и ищут новую.

Мой дневник, как таковой, иссякает тоже. Это я понял с 400й записи. Понял, что появились вещи, о которых я не могу написать даже закрытую запись…

…Замирье никуда не денется, оно будет со мной всегда, если не прогневаются боги и не отберут свой дар. Но желание, умение и возможность записывать реальные события здорово выдохлись за эти девять месяцев, что я пишу "Осколки". Поэтому сегодня я объявляю: "Осколков" больше нет. Дальше будет только "Книга Замирских Легенд". И если однажды я найду еще одну самоцветную жилу, а начну новый дневник. С событиями и легендами, связанными неразрывно.

А пока мне нужен отдых, наверное. Время подумать над своим поведением, так сказать; время что-то изменить и сделать что-то хорошее. Стать снова свежим и независимым, как в начале этого года. Стать новым. Стать лучше. Так что я пошел…

Но легенды не денутся никуда…

Я знаю, как умирают online-дневники. Они постепенно перемещаются в концы списков, а имена постоянных читателей опадают, как осенние листья. Кому нужна могила чьих-то мыслей? Кто будет возвращаться к чьему-то забытому и похороненному прошлому, чтобы читать старые, отцветшие записи, брошенные своим хозяином? А он? Куда он исчез? Заболел, умер или просто заскучал? Мертвый дневник молчит, ничего у него не узнаешь…

Я такого для своего дневника не хочу. Может, если бы не Нокки, я бы бросил его без объяснений, но сейчас уже не смогу этого сделать… Я буду писать сюда легенды своего Замирья. Я буду отвечать на комментарии. Я буду, я никуда не денусь. И, может, настанет день для новых самоцветов.

P.S. Я однажды сказал, что в моем столе лежит письмо Творцу и ждет своего часа… Я писал его так, как пишу все легенды, – сам удивляясь себе. Честно говоря, когда я его начал, у меня глаза полезли на лоб – такого я не ожидал: я писал девушке, хотя сначала совсем по-другому представлял и письмо, и Творца… Я думал, это парень… да, почему-то так и думал. И письмо сел писать с этой мыслью.

А сейчас мне кажется, что все верно. И, может быть, я даже видел эту девушку. Может быть, это миры сошлись на мгновение, а каждый в чужом мире демиург…

Как бы там ни было, сейчас для письма самое время…

—Девушке, которая меня придумала

Жила-была Ты. И Тебе было очень больно. А ты знаешь, что люди, которым больно, – самые сильные люди на свете? Они переворачивают машины, они крошат бетон. Они ведут миллионы за собой. Они способны разрушить мир.

А Тебе было очень больно. Но Ты сказала: "Каждый раз, когда мне плохо, я буду создавать что-нибудь светлое и крылатое"…

Твоя сила могла бы рушить, но Ты велела ей творить.

И придумала меня. Я, маленький человечек, родился тогда в Твоем Замирье и закричал…

Я был Твоим любимчиком на Земле. Ты сделала меня счастливым. А счастье – это Мечта, на которую жизнь положить не жалко, и, конечно же, Любовь, взаимная, чистая, светлая Любовь.

Когда я подрос, я стал с Тобой спорить. Ты говорила – так, а я делал – так! Потому что я человек. Я сам себе хозяин… но все равно я очень и очень на Тебя похож…

Наше воображение столкнуло миры, почти как в "Хрониках Небесной Цитадели".

Мы встретились на безлюдной остановке и молча смотрели друг другу в глаза, пока реальность не разъединила нас и не растворила в себе…

Помнишь, Ты как-то давно сказала: "Он совсем как Люк Скайвокер!"

А в минуту нашей встречи: "Ты похож на Майка Хэмила…"

Я стал, пусть на единый миг, но реальностью для Тебя…

А потом нам была пора расстаться и пойти каждому своей дорогой, как шли за восходом и закатом два незадачливых мага… Над нами всегда будут одни и те же звезды, когда закат с восходом отгорят и обуглятся…

В нашем Небе всегда будет особенная гроза и непростой туман… и каждый – Ты здесь, а я в твоем Замирье, – будет писать свою Книгу Замирских Легенд. Ведь я для тебя, а Ты для меня – тоже легенды. Но наши миры всегда будут расти из одного корня, как миры Ингара и Джулай…

И в завершение письма я желаю Тебе всего того, что у меня уже давно есть. Просто человеку ли, Творцу ли всегда нужны всего три вещи, на которых держится Счастье. Это Мечта, Любовь и Надежда.

И… я не пророк, но эта мысль бьется у меня в мозгу: "Эра Мрака кончилась. Не пропусти рассвет!"

…какой адрес у Творца?.. что можно написать на конверте?.. Седьмое Утреннее Небо 13-го сентября?..

Нет, я подумал, что, наверное, нужно просто сжечь письмо. Тогда из моего мира оно исчезнет и, кто знает, возможно, попадет к Ней…