Текст книги "Граф Сен-Жермен"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Этим не преминули воспользоваться все остальные, менее удачливые искатели королевских милостей, и пустились во все тяжкие, соревнуясь в предположениях по поводу происхождения таинственного иностранца. Его превращали то в португальского маркиза по имени Бетмар, то в сына Ростондо или Ротондо, итальянского сборщика податей из городка Сан-Жермано не то в Савойе, не то в Эксе, то во франкфуртского еврея по имени Самуэль Замер, то в сына еврейского лекаря Вольфа из Страсбурга. Его принимали за сына вдовы Карлоса II Марии Анны Пфальц-Нойбургской от одного мадридского богача, некоего графа Аданеро, банкира-еврея, которого королева назначила министром финансов. А то даже утверждали, что Сен-Жермен – бывший испанский иезуит Эймар, монах-расстрига, женившийся в Мексике на фантастически богатой женщине, от которой потом избавился и бежал в Европу.

Эти слухи пересказывал и барон Карл Генрих фон Гляйхен, [90]90
  Барон Карл-Генрих Гляйхен родился в 1735 г. в Немерсдорфе близ Байройта, умер в Регенсбурге 5 апреля 1807 г. После службы у маркграфа Байрейта и маркграфа Дании он посвятил себя наукам. Его главными работами являются: «Метафизические Ереси» (на нем. яз.), франц. перевод под названием «Теософические Эссе», (Париж, 1792) и «Воспоминания».


[Закрыть]преданный семейству Шуазёль. Будучи на службе у маркграфа Байрейта как посол в Риме, барон сопровождал маркграфа в его поездке по Италии и там впервые встретил графа де Стенвиля, сына маркиза де Стенвиля из Лотарингии, который последовал за принцем Франциском Лотарингским, когда он сделался императором Священной Римской империи Францем I. Прибыв в Париж в 1759 году, Гляйхен поспешил возобновить приятное знакомство. Потом на званых ужинах у теперь уже министра герцога Шуазёля Гляйхен встретился с графом Сен-Жерменом, с которым познакомился ранее в доме у вдовы Ламбер. Вдова кавалера Ламбера принимала его во второй раз: ранее господин Гляйхен приезжал в Париж в 1753 году. Сен-Жермен тоже остановился в ее просторном доме, который служил чем-то вроде отеля, поскольку после смерти мужа-банкира мадам Ламбер взяла в руки его финансовые дела и стала управлять средствами Сен-Жермена.

Из воспоминаний барона Гляйхена можно почерпнуть немало интересных подробностей о парижском периоде жизни Сен-Жермена. Единственное, что к ним нужно относиться с осторожностью. Необходимо постоянно иметь в виду, что барон склонен увлекаться, и иногда в его рассказе правда перемешана с картинными преувеличениями. А то и с вымыслом, если не с клеветой.

Среди современников у барона Гляйхена была известная репутация. Ее изложила госпожа дю Деффан: «Его недостаток в том, что он – в высшей степени врун. Он не видоизменяет действительность, он ее приукрашивает». [91]91
  Госпожа дю Деффан. Переписка с герцогом Шуазёль. Париж: изд-во Леви, 1887. Т. I.C. 232.


[Закрыть]Это же говорит и Луи Клод де Сен-Мартен: «Этот человек охотнее скажет одну ложь, чем тридцать правд». [92]92
  Л. Кл. де Сен-Мартен. Переписка. Париж, 1862. Письмо L1.


[Закрыть]

Вот такую, очень меткую характеристику дает барон [93]93
  См.: Барон Гляйхен. Цитир. произв. С. 123.


[Закрыть]своему знакомому – графу Сен-Жермену:

«Граф де Сен-Жермен был большим насмешником, однако он дозировал количество чудес в своих рассказах в зависимости от слушателя. Когда граф повествовал глупцам о некоем событии времен императора Карла V, он прямо утверждал, что сам присутствовал при нем. Общаясь же с менее легковерными людьми, Сен-Жермен описывал мельчайшие обстоятельства, выражения лиц, жесты персонажей, детали обстановки, то есть рассказывал он обо всем с такими подробностями и столь живо, что создавалось впечатление, будто вы слушаете очевидца давно минувших дней».

Один из современных исследователей привел комментарий к этим словам Гляйхена: [94]94
  Согласно Е. Маркизету. Цитир. произв. С. 80.


[Закрыть]«влияние, оказанное графом Сен-Жерменом на великих людей его времени, то, как он пробрался во французский двор, заинтересовал госпожу Помпадур, почти сумел развлечь Людовика XV, объясняется его умением пользоваться своими физическими данными – он был хорошо сохранившимся пятидесятилетним брюнетом – его отличными познаниями в истории, глубоким знанием человеческого легковерия, умением утверждать факты, т. е. своим психологизмом и умом».

Об обстоятельствах своего знакомства с Сен-Жерменом фон Гляйхен рассказывал следующее.

«Однажды в 1759 году я нанес визит вдове шевалье Ламбера. Вслед за мной в дом вошел человек среднего роста и крепкого сложения. Одет он был просто, но крайне элегантно.

Прибывший господин бесцеремонно, по-хозяйски бросил шляпу и шпагу на диван, устроился в кресле у камина и сразу стал выказывать признаки раздражения. Его явно выводил из терпения тот вздор, который он был вынужден слушать. Внезапно он прервал беседу и без обиняков заявил: «Вы не понимаете, о чем говорите. Только я имею право судить об этом предмете, потому что именно я его глубоко изучал, так же как и музыку. Но ею я перестал заниматься, поскольку дошел до пределов своих возможностей».

После такой речи я спросил у соседа:

– Кто же этот человек, позволяющий себе разговаривать с таким самомнением и высокомерием?

– Это знаменитый граф де Сен-Жермен, человек, знающий уникальные секреты, – отвечали мне. – Король предоставил графу апартаменты в замке Шамбор, он проводит целые вечера в Версале с Его Величеством и мадам де Помпадур, за ним все гоняются, когда он появляется в Париже».

Охваченный любопытством, я со свойственной мне тонкой наблюдательностью принялся изучать сего странного господина».

После этого разговор перешел на живопись. Фон Гляйхен рассказал о тех картинах, которые он видел в Италии, а Сен-Жермен предложил показать ему несколько принадлежащих ему самому ценных картин.

Барон продолжает:

«Действительно, он сдержал слово, так как картины, которые он мне показал, характеризовать особым совершенством, и более всех – «Святое семейство» Мурильо, равное по красоте картине Рафаэля в Версале, но он показал мне также кое-что еще – множество драгоценных камней, удивительных размеров и совершенства.

Я думал, что нахожусь в пещере Аладдина и вижу сокровища волшебной лампы. Среди них был и опал немыслимой величины, и прозрачный белый сапфир величиной с куриное яйцо, который своим сверканием затмевал все остальные камни, предложенные для сравнения. Осмелюсь сказать, что я неплохо понимаю в камнях, и могу утверждать, что немного понимаю в драгоценных камнях, и могу утверждать, что даже самый опытный глаз не мог обнаружить ни малейшего основания, чтобы усомниться в них. Их было очень легко проверить, так как они не были оправлены.

Я оставался там до полуночи, а когда уходил, то уже был его верным слугой. После этого я неотступно следовал за ним шесть месяцев с нижайшим усердием.

Хотя и не все басни и анекдоты по поводу возраста Сен-Жермена заслуживают внимания серьезных людей, однако является правдой и то, что коллекция, которую я собрал из свидетельств заслуживающих доверия людей, которые подтвердили долгую продолжительность и почти невероятную сохранность его личности, имеет в себе нечто непостижимое. Я слышал, как Рамо, а также пожилая родственница французского посла в Венеции утверждали, что познакомились с Сен-Жерменом там в 1710 году, и он выглядел на пятьдесят лет, а господин Морен, который с того времени был моим секретарем в посольстве и за правдивость которого я могу поручиться, сказал мне, что встречался в Сен-Жерменом в Голландии в 1735 году и был чрезвычайно удивлен, найдя его сейчас не более старым, чем тогда…

Он обладал химическими секретами для изготовления красок для живописи, для крашения тканей и подобного, в частности, редкой красоты краски под золото; возможно, он изготовлял сам камни, о которых я говорил, чья подлинность может быть опровергнута при огранке. Но я никогда не слышал от него ничего об универсальной медицине.

Он следовал очень строгой диете, никогда не пил за едой, очищал свой организм настоем сенны, который приготовлял сам, и это было все, что он мог порекомендовать тем, кто спрашивал, что им нужно было делать для продления жизни». [95]95
  В своих «Воспоминаниях» барон Гляйхен выражает мнение, что граф придерживался доктрины Лукреция, согласно которой божественное отрицается и восхваляются чувственные наслаждения.


[Закрыть]

Свои впечатления от общения с графом барон, который с гордостью полагал себя самого тонким знатоком людской психологии, выразил следующим образом:

«Граф знал, как возбудить любопытство людей, и учитывая бесконечные нюансы душевного состояния, степень образованности тех, кто его слушал, он умело манипулировал их воображением.

Например, иногда, рассказывая о Франциске I или Генрихе IV, Сен-Жермен мог сделать рассеянный вид и, как бы забывшись, заявить: «Король повернулся ко мне и сказал…», но тут же, как будто опомнившись, быстро исправлялся, заменяя «ко мне» на «король сказал герцогу…» Потом он объяснил мне причину такого поведения: «Глупые парижане верят в то, что мне пятьсот лет – я не спешу разуверить их в этом, ведь им очень нравится так думать. Однако, – уточнил граф, – мне действительно значительно больше лет, чем кажется».

Еще господин Гляйхен утверждал, что по-французски граф Сен-Жермен говорил с «пьемонтским акцентом» [96]96
  Барон Гляйхен. Цитир. произв. С. 128.


[Закрыть]. Все знавшие графа в Париже согласны, что он знал английский, итальянский и испанский языки, кроме этого, если верить Гляйхену, [97]97
  «Эрудиты и знатоки восточных языков протестировали познания графа Сен-Жермена. Первые нашли его ученее себя в языках Гомера и Вергилия. Он заговорил со вторыми на санскрите, китайском, арабском, чтобы доказать им, что жил в Азии и что восточные языки следует учить не в школах» // Аббат Леканю. Цитир. произв. Т. II. С. 834.


[Закрыть]португальский и немецкий. В подтверждение этого приводят еще одно свидетельство:

«Сен-Жермен среднего роста и изысканных манер. Черты его смуглого лица правильны. У него черные волосы и энергичное одухотворенное лицо. Его осанка величественна. Граф одевается просто, но со вкусом. Роскошь проявляется только в большом количестве бриллиантов, входящих в его туалет. Они надеты на каждый палец, украшают табакерку и часы. Однажды он появился при дворе в туфлях, пряжки которых были сплошь покрыты алмазами. Господин Гонто, специалист по драгоценным камням, оценил их в 200 тысяч франков.

Следует заметить, что граф говорит по-французски, по-английски, по-немецки, по-итальянски, по-испански и по-португальски настолько превосходно, что, когда он разговаривает с жителями перечисленных стран, они не могут уловить и малейшего иностранного акцента. Знатоки классических и восточных языков подтверждают обширные познания графа Сен-Жермена. Первые признают его более, нежели чем они сами, способным к языкам Гомера и Вергилия. Со вторыми он говорит на санскрите, китайском и арабском, демонстрируя столь глубокие познания, что те убеждаются в том, что граф весьма длительное время провел в Азии, тогда как преподавание восточных языков в колледжах Людовика Великого и Монтеня поставлено из рук вон плохо.

Граф Сен-Жермен музицировал на рояле без нот не только романсы, но и сложнейшие концерты, предназначенные для исполнения оркестром, состоящим из большого количества инструментов. Рамо был поражен игрой этого «дилетанта», особенно впечатляли его импровизации.

Граф прекрасно рисует маслом. Его работы так удивительны, выполнены в таких специальных красках, рецепт которых разработан им самим, что излучают особенный блеск. В своих исторических полотнах Сен-Жермен зачастую вводит в костюмы дам столь сиятельные оттенки голубого, алого и зеленого, что они кажутся квинтэссенцией соответствующих драгоценных камней – сапфира, яхонта и смарагда. Ванлоо, который постоянно восхищался неожиданными сочетаниями красок, неоднократно обращался к графу с просьбой открыть секрет их рецептов. Последний, однако, тайны не открыл.

Не будучи способными оценить все таланты этого человека, о которых в тот самый момент, когда я пишу эти строки, и двор, и город уже успели истощиться в догадках и предположениях, следует все же признать, как мне кажется, что большая часть чудес, связанных с ним, имеют в своей основе глубокие познания в физике и химии; именно в этих науках он демонстрирует наибольшую подготовленность. Во всяком случае, вполне очевидно, что на знании именно этих наук основано не только его цветущее здоровье, но и сама его жизнь, которая способна шагнуть далеко за пределы отпущенного человеку срока. Это знание также позволяет этому человеку обзавестись всеми необходимыми средствами предохранения от разрушительного воздействия времени на организм. Среди некоторых заявлений, несомненно, удостоверяющих потрясающие достоинства и способности графа, выделяется одно, сделанное фаворитке госпожой де Жержи непосредственно после ее первой – по прошествии стольких лет неведения – встречи с графом, которое гласит о том, что еще тогда, в Венеции, она получила от него чудодейственный эликсир, благодаря которому вот уже четверть столетия она сохраняет в неизменности все свое чудесное очарование ранней юности. Пожилые господа, которых мадам де Помпадур спросила относительно этого удивительного случая, подтвердили, что это правда, добавив при этом, что моложавый и цветущий вид госпожи фон Жержи, резко контрастируя со старческим обликом ее сверстников, говорит сам за себя» [98]98
  Взято из «Chroniques de l'Oeil de Boeuf» («Хроники слухового окна»), написанной овдовевшей графиней фон В…


[Закрыть]

Что здесь факты и правда, а что – вымысел и сплетни, нам через столько десятилетий и даже сотен лет отличить невозможно. Тем более что парижане середины восемнадцатого столетия были весьма падки до сенсаций и слухов, которые при передаче от салона к салону обрастали самыми невообразимыми подробностями, и склонны к преувеличениям. Чтобы показать характерную особенность парижан безмерно увлекаться и так же быстро остывать к своим кумирам, их переменчивость и жадность до всего нового, довольно почитать письма нашего соотечественника Дениса Ивановича Фонвизина, писанные им своему другу, генералу в отставке и брату воспитателя цесаревича Павла Петровича, Никиты Ивановича Панина, Петру Ивановичу Панину (1721–1789), который был великим поместным мастером масонского ордена в России, из Парижа во время первого путешествия во Францию (сентябрь 1777 – ноябрь 1778 г.). Например, письмо от 20/31 марта 1778 года: «…приехал я в Париж, в сей мнимый центр человеческих знаний и вкуса. Неприлично изъясняться об оном откровенно отсюда, ибо могут здесь почитать меня или льстецом, или осуждателем; но не могу же не отдать и той справедливости, что надобно отрещись вовсе от общего смысла и истины, если сказать, что нет здесь весьма много чрезвычайно хорошего и подражания достойного. Все сие, однако ж, не ослепляет меня до того, чтоб не видеть здесь столько же или и больше, совершенно дурного и такого, от чего нас Боже избави. Словом, сравнивая и то и другое, осмелюсь вашему сиятельству чистосердечно признаться, что если кто из молодых моих сограждан, имеющий здравый рассудок, вознегодует, видя в России злоупотребления и неустройства, и начнет в сердце своем от нее отчуждаться, то для обращения его на должную любовь к отечеству нет вернее способа, как скорее послать его во Францию. Здесь, конечно, узнает он самым опытом очень скоро, что все рассказы о здешнем совершенстве – сущая ложь, что люди – везде люди, что прямо умный и достойный человек везде редок и что в нашем отечестве, как ни плохо иногда в нем бывает, можно, однако, быть столько же счастливу, сколько и во всякой другой земле, если совесть спокойна и разум правит воображением, а не воображение разумом… Здесь ко всему совершенно равнодушны, кроме вестей. Напротив того, всякие вести рассеваются по городу с восторгом и составляют душевную пищу жителей парижских».

Хоть это письмо и написано двадцатью годами позже тех событий, о которых шел рассказ прежде, описанные Фонвизиным нравы парижан за это время ничуть не изменились и остались такими же, как и во времена проживания в Париже Сен-Жермена.

Графа Сен-Жермена принимали с уважением во многих хороших домах Парижа. Среди его друзей можно назвать маркизу д’Юрфе, а также принцессу Анхальт-Цербстскую, мать будущей российской императрицы Екатерины II. Его часто видели у маркиза Берингена – «господина Первого» малой королевской конницы, в доме которого он рассказал единственную историю, которую можно с уверенностью приписать ему – о графе Монкаде. [99]99
  Госпожа дю Оссет. «Воспоминания», отредактированные Ф. Барьером. Брюссель, 1825. С. 190–200.


[Закрыть]Принимали его и у княгини Монтобан – супруги генерал-лейтенанта Шарля де Роан-Рошфор. В этом доме он познакомился с французским послом в Гааге – господином д'Аффри, с которым впоследствии у него возникли неприятности. [100]100
  См.: Голландский архив. 1760. 18 апреля.


[Закрыть]Был вхож в дом девиц д’Алансэ – родственниц графа Дюфор де Шеверни, проживавших на ул. Ришелье напротив королевской Библиотеки. «У этих двух милых женщин собиралось лучшее общество столицы». [101]101
  Дюфор де Шеверни. Цитир. произв. С. 56.


[Закрыть]Его можно было увидеть и у г. д'Анжвилье. Этот родственник и наследник госпожи Беринген был в то время всего лишь фельдмаршалом. Впоследствии он стал директором королевских строений и членом Академии наук. Он написал следующее: «Я знавал г. де Сен-Жермена. Я был совсем молодым (ему было 29 лет), но несмотря на молодость и на то, что он относился ко мне хорошо, я не давал ему наслаждаться плодами его шарлатанства(?) и постоянно спорил с ним с открытым забралом». [102]102
  Бобэ Луи. Семейные бумаги Ревентловов. Копенгаген, 1906.


[Закрыть]Граф также бывал у госпожи де Маршэ – дочери откупщика Лаборда, родственницы госпожи де Помпадур и жены первого дворецкого короля. Овдовев, она вышла замуж за господина д'Анжвилье и держала салон, так же как и госпожа Жоффрен: «До самой старости у нее сохранились прекрасные волосы». [103]103
  «У госпожи д'Анжвилье ничего красивого, кроме волос, никогда и не было. Они доставали до земли. Правда, и в этом ничего особенного не было, ибо она была очень маленького роста» // Герцог Левис. Воспоминания и портреты. Париж, 1815. С. 89.


[Закрыть]Много позже утверждали, будто «знаменитый граф Сен-Жермен, появившись при дворе как один из самых знаменитых алхимиков(?), давал ей когда-то жидкость, предохраняющую волосы и не дающую им с годами седеть». [104]104
  Кампан М. Воспоминания. Париж: изд-во Дидо, 1866. С. 386.


[Закрыть]Его принимали и у господина де л’Эпин Даникан, судовладельца, потомка Мальвинского корсара. «Он извлек пользу из своих обширнейших познаний по металлургии и сумел изучить и освоить шахты в Бретани, не побывав там». [105]105
  Гролэ П.Ж. Цитир. произв. С. 333.


[Закрыть]Граф Сен-Жермен часто бывал у господина Николаи – первого председателя финансовой палаты, проживавшего на площади Руайаль, а также у графа Андреаса Петера Бернштрофа, советника датского посольства, и т. д., и т. п.

Наконец некий Орден Блаженства, [106]106
  Дино А. Парижские галантные, вакхские и пр. общества. Париж: изд-во Башлен-Дефлорен, 1867. Т. I. С. 3.


[Закрыть]во главе с Герцогом Буйоном, «попытался познакомиться с ним, ибо воспринимали его как Ведущего». [107]107
  Барон Вурмб князю Фридриху-Августу, письмо от 19 мая 1777 г.


[Закрыть]Орден, душой которого был маркиз Шамбенас, провозглашал доктрину графа Габалиса – персонажа, придуманного аббатом Монфоконом де Виларом. [108]108
  Аббат Монфокон де Вилар выбрал для героя своей книги имя графа Габалиса в память Габалов, изначально живших в области Жеводана, иначе названных по-латыни Gabalicus pagus. Аббат Вилар был родом из окрестностей Тулузы, область Жеводан была составной частью тулузских владений между X и XI веками.


[Закрыть]Как и следовало ожидать, граф Сен-Жермен отклонил это лестное предложение.

Это все были свидетельства исторические, а вот одно литературное, прекрасно известное любому русскому человеку, которое тоже рассказывает о необыкновенных талантах графа Сен-Жермена:

«С нею был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Над ним смеялись, как над шарлатаном, а Казанова в своих записках говорит, что он был шпион; впрочем, Сен-Жермен, несмотря на свою таинственность, имел очень почтенную наружность и был в обществе человек очень любезный. Бабушка до сих пор любит его без памяти и сердится, если говорят об нем с неуважением. Бабушка знала, что Сен-Жермен мог располагать большими деньгами. Она решилась к нему прибегнуть. Написала ему записку и просила немедленно к ней приехать.

Старый чудак явился тотчас и застал в ужасном горе. Она описала ему самыми черными красками варварство мужа и сказала наконец, что всю свою надежду полагает на его дружбу и любезность.

Сен-Жермен задумался.

«Я могу вам услужить этой суммою, – сказал он, – но знаю, что вы не будете спокойны, пока со мною не расплатитесь, а я бы не желал вводить вас в новые хлопоты. Есть другое средство: вы можете отыграться». – «Но, любезный граф, – отвечала бабушка, – я говорю вам, что у нас денег вовсе нет». – «Деньги тут не нужны, – возразил Сен-Жермен, – извольте меня выслушать». Тут он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал…» – Александр Пушкин. «Пиковая дама», написана в 1833 году.

По словам Нащокина, Пушкин, читая ему повесть, говорил, что в основе сюжета – истинное происшествие, что старуха-графиня Наталья Петровна Голицына назвала проигравшемуся внуку три карты, о которых сообщил ей в Париже Сен-Жермен. Молодой Голицын поставил эти карты и отыгрался. Поскольку «Московская Венера» была в Париже в 1760 году, как раз тогда же, когда и загадочный граф, это происшествие чисто хронологически могло иметь место…

Глава 7
Война или мир? Место действия: Голландия

Герцога Шуазёля явно оскорбляло то доверие, которое король оказывал графу Сен-Жермену. Его ярость питалась также и ревностью к маршалу Бель-Илю, [109]109
  Шарль-Луи-Огюст Фукэ, герцог Бель-Иль родился в городе Вильфранш 22 сентября 1684 г., умер 26 января 1761 г.


[Закрыть]другу графа Сен-Жермена. В ведомстве де Шуазёля Бель-Иль занимал должность статс-секретаря по военным делам. Бель-Иль и Шуазёль ненавидели друг друга из-за личных политических амбиций.

Политика де Шуазёля вмещалась в двух строчках: «Воевать с Англией и победить ее. Сохранить независимость Пруссии, так, чтобы обезопасить себя от амбициозных планов Австрии и России». [110]110
  Кальметт П. Цитир. произв. С. 104.


[Закрыть]Бель-Иль, наоборот, стремился к сепаратному миру с Англией. «Маршал восхищался англичанами, говорил, что они храбры, любят своего короля, что как только на них нападают, раздоры внутри страны прекращаются, царит патриотический дух, и все выполняют приказы Вестминстерского дворца». [111]111
  Шеврие. Политическая жизнь маршала Бель-Иль. Гаага: изд-во Ван Дюрена, 1762. С. 264.


[Закрыть]

Как и многие другие, граф Сен-Жермен занимался морской коммерцией и был заинтересован в делах одной английской морской компании. «Аккерман» – корабль, перевозивший груз, в котором у графа был финансовый интерес, был захвачен 8 марта 1759 года французским кораблем-корсаром «Мародер» под командованием дюнкеркского капитана Тивье-Леклера. Суд в дюнкеркском адмиралтействе признал добычу законной и оценил ее в 800 тысяч ливров. Дюнкеркская компания Эмери и К° опротестовала решение суда, и дело было передано в королевский Совет. [112]112
  Мало А. Цитир. произв. С. 125–126.


[Закрыть]К весне 1760 года дело все еще оставалось нерешенным. Граф Сен-Жермен обратился к госпоже де Помпадур с просьбой повлиять на снятие эмбарго с корабля, от которого он ждал 50 тысяч экю прибыли. Но в условиях продолжавшейся уже больше трех лет войны между Англией, Францией, Австрией, Пруссией и Россией, которую по ее завершении назовут Семилетней, это было невозможно.

Тем временем, 25 ноября 1759 года, фельдмаршал Соединенных Провинций, опекун молодого штатгальтера [113]113
  Правитель в Соединенных Провинциях.


[Закрыть]Вильгельма V, герцог Людвиг Брауншвейгский [114]114
  Герцог Брауншвейгский был назначен фельдмаршалом Республики в 1750 г., при князе Вильгельме IV. После смерти княгини Анны, матери князя – одиннадцатилетнего Вильгельма V, он был назначен его опекуном.


[Закрыть]передал графу д’Аффри (представителю Франции в Гааге, дипломату по случаю и военному по профессии) заявление, за подписью британского статс-секретаря графа Холдернесса и прусского посла в Лондоне барона Книпхаузена, с целью «заверить, от имени и по поручению их прусской и британской Величеств в стремлении лондонского и берлинского дворов к восстановлению мира». [115]115
  Герцог Шуазёль-Стенвиль. Историческое исследование переговоров между Францией и Англией начиная с 26 марта 1761 г. по 20 сентября того же года, с приложениями. Париж: Королевская Печать, 1761. С. 9–13.


[Закрыть]

В это же время посол Мальты в Париже – бальи Фрулэ, пришел к герцогу Шуазёлю и принес ему письмо от прусского короля Фридриха II, [116]116
  См.: Письмо Фридриха II Прусского бальи Фрулэ. Берлин, Пруссия. Т. 186. Лист 163.


[Закрыть]содержащее просьбу принять барона Эдельсхайма, которому было поручено тайно передать мирные предложения: [117]117
  См..Дютенс. Воспоминания. Т. I. С. 149.


[Закрыть]«Надеюсь, дорогой бальи, что мое поручение не будет Вам неприятным. Вы можете ощутить его большое значение для всех воюющих сторон. Мир – вот о чем кричит Европа, но амбиции глухи». Господин де Шуазёль отклонил предложения, как он сам написал об этом Вольтеру: «Мы не воюем с прусским королем, поэтому нам нельзя заключить с ним сепаратный мир. Пусть его враги и его союзники заключают этот мир, но не мы». [118]118
  Письмо герцога де Шуазёля Вольтеру, 14 января 1760, см.: Кальметт П, цитир. произв. С. 56.


[Закрыть]В другом письме к Вольтеру, объясняя свои действия, Шуазёль выразился откровеннее: «Пусть Фридрих II не думает, что мы такие дураки, и поверим в махинации Гааги. Лучшее, что мы можем делать, это казаться дураками, поскольку дурацкий вид – самое подходящее для побежденных». [119]119
  См.: Там же. С. 51.


[Закрыть]

Подготовительные маневры к заключению сепаратного мира тайно искали все воюющие стороны. Причем использовали для этого все средства, подчас весьма неожиданные и экстраординарные. Только интересы их в предполагаемом мирном договоре были диаметрально противоположными, отсюда и острота интриг, и тон писем.

Некий Краммонт или Граммон, проживающий в Париже шотландец, получил письмо из Лондона через Брюссель, в котором говорилось, что два английских статс-секретаря, герцог Ньюкасл и лорд Гранвиль (Чарльз Форонсхед), предлагали заключить сепаратный мир. Госпожа де Помпадур показала это письмо графу Сен-Жермену, при маршале Бель-Иль, который разделял ее взгляды, [120]120
  См.: Голландский архив. Документы Бентинка. 1760. 9 марта.


[Закрыть]и попросила Сен-Жермена ознакомить с этим документом Шуазёля.

Таким образом, по-видимому, имели место неофициальные беседы между мадам де Помпадур, Сен-Жерменом, Бель-Илем и королем. Если предположить, что информация в письме из Лондона была подлинной, то для Людовика и мадам де Помпадур особенно интересным было бы знать, были ли Ньюкасл и Гранвилл достаточно сильны, чтобы одержать победу. Действительно, Ньюкасл был в это время премьер-министром Англии, однако министром иностранных дел его кабинета был могущественный Уильям Питт, заслуживший репутацию человека, ведущего свою страну к победе над Францией, и он никак не мог желать прекращения войны до тех пор, пока французы не будут полностью разгромлены. Правительство представляло собой ту сторону коалиции, которая выступала за решительную борьбу. И хотя в Англии, как и во Франции, окончательная власть принадлежала королю, однако создавалось впечатление, что Георг II, сильно зависевший, как и его отец, от поддержки вигов и к тому же приближавшийся к концу дней своих, не рискнет проявить инициативу и поступить наперекор полученному совету.

В этих-то приватных беседах и было решено, что Сен-Жермен, хотя и не француз, в интересах Франции должен поехать в Нидерланды и, используя свое знакомство с генералом Джозефом Йорком, которого он знал со времени своего пребывания в Англии и который теперь был британским послом в Гааге, нанести ему визит и сообщить, что король Людовик хочет мира, а также узнать, согласятся ли с этим министры Его Британского Величества.

Очевидно, было решено также ничего не говорить Шуазёлю заранее, а подождать, пока Сен-Жермен не сообщит что-нибудь позитивное. Если бы Сен-Жермен мог с неоспоримой очевидностью представить, что мир с Англией был вполне достижим, Шуазёль был бы вынужден либо поддержать его, либо подать в отставку. Мадам де Помпадур, вероятно, надеялась, что он выберет первый путь или встанет на их сторону.

Должно быть, именно в это время было написано письмо прусского поверенного в делах в Гааге Бруно фон Хеллена королю Фридриху II. Письмо это написано на французском языке, так как это был язык дипломатии, и так как Фридрих не привык пользоваться сам каким-либо другим языком и не позволял другим обращаться к себе иначе, чем по-французски: [121]121
  Merseburg, Zentrales Staatsarchiv, Depeschen, von Hellen, Vol.XIV, F.39 E, ff.4r—5 r.


[Закрыть]

«Гаага, 8 января 1760 г.

Сир,

Почта из Гамбурга еще не прибыла. До моего слуха дошла информация, что в Париже есть один человек, и роль, которую он сыграл, возможно, заслуживает того, чтобы я доложил Вашему Величеству то, что я смог узнать о нем. Это типичный авантюрист, который жил в Германии и Англии под именем графа Сен-Жермена, он блестяще играет на скрипке, он также оказывает влияние из-за кулис и этим обижает одну влиятельную персону. Он проживает в Париже у английского банкира по имени Селвин. Ваше Величество, возможно, слышало об этом человеке. В настоящее время этот граф, по-видимому, играет большую роль при Версальском дворе, входя в число приближенных советников короля и маркизы (де Помпадур), и меня уверяли, что все министры не просто проявляют по отношению к нему учтивость как к фавориту своего хозяина – короля, а часто даже спрашивают его советов. Трудно понять, чем он заслужил такую чрезвычайную благосклонность, но похоже, что он внушил королю и фаворитке веру в то, что мог передать им в дар философский камень. Слабость монарха, да и просто его любопытство по отношению к естественной истории, а также скупость маркизы делают это вполне вероятным; более того, по-видимому, он действительно передал королю Франции некоторые любопытные открытия, которые сделал в области химии, и среди прочих, – секрет, как сделать краски стойкими. Как бы там ни было, этот человек привык выражать свои чувства французским министрам чрезвычайно откровенно. Он часто повторяет, что они совершили величайшее безумство, разорвав отношения с Вашим Величеством и вступив в войну на континенте. Он советует им готовиться к заключению мира. Вообще он делает вид, что восхищается Вашим Величеством. Когда поступили сообщения о двух крупных поражениях в кампании против русских, он удовольствовался тем, что сказа! что Ваше Величество скоро все восстановит, – впоследствии это подтвердилось, – и что никто не увидит более продвижения вперед врагов Вашего Величества. Похоже, что он имел отношение к падению последнего генерального инспектора, или по крайней мере в это можно почти поверить, судя по письму, которое он написал своим друзьям: «Я сдержал мое обещание – Силуэтт, этот палач Франции, дискредитирован. Пока для короля».

Сир,

Преданнейший, покорнейший, вернейший слуга Вашего Величества

Б. фон Хеллен».

При чтении этого письма нужно иметь в виду, что для прусского дворянина фон Хеллена французский двор был вражеским, и следовательно, не стоит доверять его словам о короле Людовике и мадам де Помпадур и его предположению, что Сен-Жермен предлагал им философский камень. Важно то, что это письмо обнаруживает сожаления Сен-Жермена по поводу разрыва существующих союзов. Быть за Пруссию – означало быть против Австрии, против Венского двора, против господства Габсбургов над большей частью Европы. Вероятно, Людовик и мадам де Помпадур совершили ошибку, позволив Берни и Шуазёлю отдать их в руки Кауница и Марии-Терезии. Пребывание Силуэтта в официальной должности закончилось 21 ноября 1759 года, когда он был заменен де Бертеном.

Людовик XV явился, по существу, создателем системы тайной дипломатии, открывшей в XVIII веке новую страницу в истории внешней политики. Гордиев узел, который невозможно было развязать, Людовик XV попытался разрубить. Вследствие этого на службе у короля Франции можно обнаружить множество тайных агентов – людей, которым доверялось проведение деликатнейших миссий, людей, обреченных на позор в случае неудачи, людей, которых судьба никогда не баловала лаврами победителей. Таким был, например, шевалье д'Эон, выполнявший в дамском платье тайную миссию при дворе российской императрицы Елизаветы Петровны.

Подобная деликатная миссия отводилась и графу Сен-Жермену.

Маршал Бель-Иль совместно с Людовиком XV и госпожой де Помпадур рассчитывал, что сумеет заключить всеми желанный мир, от которого он сам получил бы большую выгоду для своей карьеры. Зная, что граф Сен-Жермен близко знаком и с лордом Ньюкаслом, и с Гранвиллом, и с генералом Джозефом Йорком, представителем Англии в Гааге, Бель-Иль поручил графу связаться с послом Йорком с тем, чтобы тайно от Шуазёля возобновить мирные переговоры. Граф принял это «тайное» поручение без всякой для себя выгоды, просто для того, чтобы удружить Бель-Илю и особенно королю и маркизе де Помпадур, которых он очень уважал.

Барон фон Гляйхен в своих мемуарах тоже приводит ряд подробностей по этому поводу, и его версия тех событий делает понятными некоторые неясные места этой истории (хотя не будем упускать из виду тяготение барона к фантазированию и приукрашиванию). Он пишет:

«Маршал (Бель-Иль) погряз в бесконечных интригах, стараясь заключить сепаратный договор с Пруссией и разбить тем самым альянс между Францией и Австрией, который покоился на авторитете герцога Шуазёльского. Людовик XV и госпожа Помпадур страстно желали этого сепаратного мирного договора… Маршал приготовил все необходимые рекомендации. Король лично вручил их вместе с шифром господину Сен-Жермену». [122]122
  Gleichen (Charles Henri, baron de) Souvenirs, Paris, 1868, XV. P. 130.


[Закрыть]