Текст книги "Дело земли"

Автор книги: Ольга Чигиринская

Соавторы: Екатерина Кинн,Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Премного благодарю за совет, – Райко согнулся в поклоне.

– Совет дан от всей души, – Хиромаса разлил сакэ. – Когда-то я был так же молод, как вы… Стремился служить государю изо всех своих сил и накликал на себя вражду могущественного человека. Если бы не Сэймэй… Его сила, видите ли, не в знании Пути Тени и Света.[30]30
  Искусство гадания по Книге Перемен и заклинания духов.


[Закрыть] Не только в знании, так вернее будет сказать. Гадателей при дворе достаточно, среди них есть и мастера своего дела – но Сэймэй наделен необычайно острым умом и, что ещё важнее, сведущ не только в делах духов и божеств, но и в делах человеческих. Если бы Сэймэй хотел, он бы стал не то что главой ведомства предсказаний и пророчеств, а и канцлером… Однако он не хочет.

А не потому ли, подумал Райко, пренебрегает властью Сэймэй, что может заполучить её столько, сколько ему нужно, в любой день и час? И не потому ли сам господин Хиромаса не участвует ни в каких интригах двора, предаваясь музыке?

– Господин Канэиэ не напрасно беспокоиться изволит, – Хиромаса опростал чарку и снова наполнил. Райко под его взглядом пришлось пить. Острая начинка на зубах скрипнула, на языке вспыхнула. – У него недавно родился сын, и он отправил посыльного к Сэймэю – погадать о судьбе мальчика. Духи открыли, что дитя оправдает все отцовские надежды. Видимо, надежды эти простираются весьма далеко.

– А господин Канэиэ… со многими поделился своей радостью?

– Вы же знаете, как это бывает, – усмехнулся Хиромаса. – Большой дом, где много слуг – как пчелиный улей. Можно ли сделать так, чтобы он не гудел?

– Если бы господин тюнагон послал к гадальщику письмо, в котором попросил его доверить волю богов бумаге, а с письмом отправил неграмотного слугу – ничего бы не случилось… или мы бы точно знали, где лодка подтекает.

– Так или иначе, он этого не сделал. Кроме того, Сэймэй не всегда беседует с духами вполголоса. Иногда они заявляют о себе… весьма решительно. Я видел.

Господин Хиромаса налил в чашечки остатки сакэ, отставил пустой сосуд.

– У вас в руках один конец нити. Второй же держит кто-то совсем близко от нас. То, что я вам скажу сейчас, не должно покинуть ваших уст.

– Они запечатаны, как Могила Полководца,[31]31
  Ритуальное захоронение глиняной фигуры человека в полном вооружении, сделанное при закладке Киото. Согласно поверью, когда стране грозят смуты, из Могилы Полководца доносится грохот.


[Закрыть] – пообещал Райко, придвинув голову к голове Хиромасы.

– Могила Полководца издает громы в преддверии смуты, – усмехнулся Господин Осени, а потом почти бесшумно сказал: – Государь Рэйдзэй высочайшее желание об отречении высказывать изволит.

– Как? – изумился Райко. – Ведь Лик Дракона сокрылся всего полтора года назад![32]32
  Иносказательно говорится о смерти императора Мураками.


[Закрыть] Только недавно одежды переменили!

– И тем не менее, высочайшее здоровье не так хорошо, как думалось нам поначалу. Увы, в пыли этого мира темнеет даже тело Государя. И надо сказать, что не каждый, кто близок к Хризантемовому престолу, крепко удерживает яшму верности. Есть и те, кто желал бы скорейшего отречения Государя.

– Что же это за люди?

– Нехорошо говорить, что помутились воды реки Мимосусо,[33]33
  Река в окрестностях храмового комплекса Исэ. Иносказательно – императорский род.


[Закрыть] – Хиромаса приподнял брови и посмотрел в чашку с некоторым удивлением, как будто воды реки помутились прямо там.

Райко отшатнулся, не решаясь произнести вслух имя принца Тамэхира. Или Морихира?[34]34
  Братья императора Рэйдзэй.


[Закрыть] Да нет, тот еще дитя! Что Хризантемовый трон, опора государства – давно уже игрушка вельмож, Райко понял вскоре по прибытии в столицу и вступлении в должность. Понял, но отказывался верить своим глазам, ушам и разуму. Ибо если Государь – не отец страны, но всего лишь кукла, которую можно посадить на престол – а можно и сменить на другую, более удобную, если так – то ради чего тогда жить и ради чего умирать воину?

– Неужели господа Фудзивара позволят кому-то другому решать, кто будет следующим? – спросил он горько.

– Господа Фудзивара столь многочисленны, а интересы их столь разнообразны, что нет на свете вопроса, по которому у всех Фудзивара сердце на одну сторону ляжет. Даже если вести речь только о Северной ветви, то в Государевом Совете все не поместятся. Господин канцлер[35]35
  Фудзивара-но Санэёри, дядя вдовствующей императрицы Анси и трех ее братьев, соперничавших за слияние на императора.


[Закрыть] не молод, за его плечами полный круг лет,[36]36
  60 лет – полный цикл китайского гороскопа. Считалось, что, достигнув 60 лет, человек начинает жить второй жизнью.


[Закрыть] и неизвестно, что случится раньше – отречение юного государя Рэйдзэй или смена верховного канцлера.

– Простите этому воину его невежество, – опустил голову Райко, – но кто мог бы претендовать его на пост в этом случае?

– Это зависит от того, кто займет императорский престол. У государя двое братьев, которые могли бы взойти на трон: министр церемоний и обрядов принц Тамэхира и юный принц Морихира. Принц Тамэхира женат на дочери моего дяди, господина Левого министра Минамото-но Такаакира, и хотя проживает в палатах наследного принца, ночует большую часть времени у своего тестя. Принц Морихира еще дитя, но за него сговорили дочь Великого министра, и он живет со своим дядей и будущим тестем во дворце Хорикава. Великий министр Хорикава, Правый министр Фудзивара-но Канэмити и господин тюнагон Канэиэ, хоть и братья, но дружбы между старшими и младшим нет с тех пор, как Великий Министр отдал за государя свою дочь. Она родила уже двух детей и носит третьего. Если это будет мальчик… вы сами понимаете, как высоко взойдет звезда господина Великого министра. Нет сомнения, что он будет стремиться к должности императорского регента, а затем – и канцлера. Господин тюнагон Канэиэ также отдал за государя дочь, но она еще почти дитя, и я не думаю, что она сможет в ближайшее время родить наследника. Господину Канэиэ, сами понимаете, выгодно, чтобы все оставалось как прежде – по меньшей мере до тех пор, пока его дочь не войдет в детородный возраст. Великому министру Хорикава отречение выгодно – но невыгодна спешка, особенно если его дочь родит девочку. А вот Левому министру отречение выгодно, и выгодна спешка: принц Тамэхира уже совершеннолетний, а дочь министра, говорят, уже не та, что прежде[37]37
  Должность канцлера – кампаку – была нововведением семейства Фудзивара. Регент Фудзивара-но Ёсифуса ввел ее, чтобы не терять влияния на юного императора, когда тот достигнет совершеннолетия, и оставаться его личным советником. В некоторых переводах с японского должность дайдзё-дайдзина (Великого министра) также переводят как «канцлер», но в данном случае канцлер – это именно кампаку.


[Закрыть]… Но если принц Тамэхира взойдет на престол и вознесет своего тестя до должности Великого Министра, а затем, возможно, и регента – то нет сомнений, что Минамото оттеснят Фудзивара от престола. Поэтому я полагаю, что против Левого министра и принца Тамэхира все трое братьев Фудзивара, о прежних распрях забыв, как один, действовать будут.

У Райко кружилась голова от такого потока сведений.

– Но зачем убивать девушек из дома тюнагона? – спросил он, теряясь.

– Да откуда же мне знать, – изумился господин Хиромаса. – Возможно, господина тюнагона хотят запугать, чтобы он не мешал интригам Левого министра… Или ему мстят за какие-то старые дела. Говорят же при дворе, что государя терзает мстительный дух главы податного ведомства – так отчего бы еще какому-нибудь знатному мертвецу не ополчиться на господина тюнагона? Возможно, человек или нечеловек, стоящий за этими убийствами, ненавидит всех северных Фудзивара – но добраться до господ Великого и Правого министра не в его силах. Однако очень может статься, что я ошибаюсь, и разговоры об отречении государя просто совпали с этими смертями. Случайность и ничего более. У господина Канэиэ хватает врагов. Например, будь я родственником его второй супруги, я бы затаил на него сильную обиду…

– Этот воин в придворных делах невежествен, – Райко склонил голову. – Ваша помощь просто неоценима, но едва ли сей человек удостоится чести прибегать к ней каждый день.

Господин Хиромаса помолчал, а потом, не понижая голоса, внезапно спросил:

– У вас есть веер, господин Ёримицу?

– В такой холод? – удивился Райко.

– Веер нужен не только в жару. Он человеку, хоть сколько-нибудь утонченному, совершенно необходим в любую погоду. На веере можно изящным образом подать письмо или цветок, или еще какую-нибудь мелочь подобного же рода. Веером можно укрыть лицо, которое выдает чувства, не приличествующие моменту… Или напротив – приличествующих моменту чувств показать не способно… На веере можно послание написать… кстати, что за веер показывала вам та юная прислужница?

– О… – Райко уже и думать забыл о девочке. – Там были какие-то стихи… Что-то про имя птицы на ветке, припорошенной снегом. Меня попросили их закончить – но мысли были заняты другим, и…

– Понимаю, – медленно кивнул господин Хиромаса. – И вы, стало быть, так и ответили ей – вам-де недосуг, вы закончить песню не можете?

– Признаться неловко, но что-то в этом духе я и сказал, – усмехнулся Райко.

– Ах, какая оплошность! – господин Хиромаса даже щелкнул языком. – А ведь отец вашей матушки прославленным поэтом изволил быть. Неужели от нее вы не получили должного наставления в искусстве песни?

– Если бы дела мои обстояли немного иначе – я бы с охотой принял участие в забаве, но…

– Ни слова более, друг мой. Вы сегодня серьезно испортили свою репутацию. Сколько ваш почтенный батюшка отдал за вашу должность?

Райко опустил глаза. Когда же придет конец этим унижениям?

– Восемь тысяч кан серебра, – прошептал он.

– Полно, господин Ёримицу. Не вам нужно стыдиться – а тем, кто при назначении на должность требует удобрения для своей пазухи. Однако восемь тысяч кан – стоимость хорошей усадьбы. А вы делаете все, чтобы эта жертва отца была напрасной.

– Я стараюсь как могу, – почти сквозь зубы ответил Райко.

– Но вы не понимаете, где именно нужно усердствовать. Господин Ёримицу, я все больше укрепляюсь во мнении, что вам нужна женщина.

Юноша поднял глаза в изумлении.

– Я разумею не плясунью, которую призывают в дом для увеселения глаз и плоти, – продолжал все так же спокойно Хиромаса. – Но даму благородную, утонченную и зрелую, способную наставить вас во всех тонкостях придворной жизни. Если бы… ну, скажем, сострадание к даме Кагэро сподвигло вас на то, чтобы послать ей письмо-другое, а там, глядишь, между вами завязалась бы дружба, вы бы ее одинокую печаль рассеяли, а она бы придала вам лоска – так из двух бед сложилась бы выгода.

Дама Кагэро! Супруга тюнагона Канэиэ! Райко смотрел на Господина Осени во все глаза – и отказывался им верить.

А впрочем, подумал он вдруг – почему бы нет? Это столица, здесь не то, что на востоке. Разве сам он не видел каждое утро уходящих задворками красавчиков с волосами, распущенными после ночи любви? Отчего он уже год живет в столице дикарем, и когда нужна женщина – призывает певичку Тидори? Почему не приударит за знатной красавицей – да хотя бы за одной из тех, что как бы ненароком катаются в своих экипажах мимо, когда он на поле упражняется в стрельбе? Или за той же дамой Кагэро – что дурного в том, чтобы скрасить ее одиночество, если муж ею пренебрегает?

– Я в высшей степени благодарен вам за столь ценный совет, – сказал он.

– Ах, советы – весьма дешевый товар, – господин Хиромаса сделал веером небрежный жест. – Их может давать любой, у кого есть язык. Если вам и в самом деле хоть какая-то польза от них будет – загляните ко мне в гости, расскажите об этом.

И господин Хиромаса, давая понять, что разговор окончен, потянулся к стойке с бива.

* * *

Господин Киёхара, начальник Палаты Великого Учения, не собирался скрывать досады по поводу гадания, которое дал ему Сэймэй относительно новорожденной дочери. Понятно, что женщина, не рожденная в доме Фудзивара, не сможет сделать своих детей наследниками Хризантемового престола, но ведь в доме Фудзивара хватает мужчин, которые могли бы в будущем составить выгодную партию. Да вот хотя бы дитя советника Канэиэ, в этот же год рожденное: весь город уже знает, что Сэймэй напророчил младенцу блестящее будущее! И если сладить брак выгодно, то пусть не внукам – но правнукам, возможно, выпадет судьба носить Драконовые одежды![38]38
  Церемониальные одежды императора, расшитые солнцем, луной и звездами.


[Закрыть]

Однако, повертев в руках и проложив ко лбу первый локон девочки, почитав заклинания и посмотрев в хрустальный шар, застыв на несколько минут в божественном исступлении, Сэймэй все же не смог сказать господину Киёхара ничего утешительного. Девочка будет свитской дамой – да что в этом особенного? Конечно, девочка из дома Сэй станет свитской дамой, как все женщины рода… Неудачно замуж выйдет… Нет, не то, не то хотел услышать господин Киёхара. Но что поделаешь, придется платить – Сэймэй, по крайней мере, всегда говорит правду…

…Сэймэй молча глядел, как гость передает деньги через служанку Скрипучку. Он никогда не касался денег, пока она не отмывала их золой и щелоком: слишком много было на них чужих рук, слишком много обрывочных откровений обрушивалось на него зараз. Гости не возражали: чудачеством больше, чудачеством меньше…

Сэймэй мог бы поведать господину Киёхара о том, что в этот раз откровение было очень ярким и сильным. Словно ветры со всех восьми концов света подхватили его и подняли ввысь. Он слышал и варварские языки, о которых в Поднебесной и понятия не имели, и японскую речь – миллионы людей, и варваров и детей Ямато, повторяли имя вот этой маленькой девочки, чей локон отец убирал теперь в рукав – будущей младшей советницы Сэй. Он видел тонкую белую руку, выводящую на плотной дорогой бумаге знаки: «Весною – рассвет…» Он слышал, как ветер тысячелетий листает страницы этой книги. И понимал, что господин Киёхара, узнав об этом, расстроится гораздо сильнее…

– Минамото-но Райко скачет сюда, – прошептал из-под пола Стрекоза.

– Господин Киёхара, – окликнул Сэймэй уходящего гостя. – Если в воротах вас толкнет юный господин Райко – вы уж не обижайтесь. Нынче для него выдался скверный день.

…На воротах усадьбы Сэймэя начертана была пятиконечная звезда – фигура, как известно, в искусстве Пути весьма употребительная. Открыл ворота вовсе не дух-сикигами, а мрачный парень с неприбранными волосами. Ничто в саду и в доме решительно не походило на россказни, которых Райко наслушался по самые брови. И сад-то был обыкновенный, не слишком, правда, ухоженный, и дом как дом. А в гэнкане Райко чуть не сшиб с ног почтенного начальника Палаты Великого Учения.

– Мне нет прощения! – юноша в пояс поклонился человеку, равному по знатности и высшему по рангу.

– Ах, молодой человек, можно ли так носиться? – покачал головой господин Киёхара. – А впрочем, у вас был скверный день, и зла на вас я не держу, – с этими словами господин Киёхара сел в паланкин, двое слуг подняли его на плечи, и все тот же парень с неприбранной шевелюрой закрыл за ним ворота, после чего мотнул головой: дескать, ступайте за мною.

Дом Сэймэя находился на улице Цутимикадо – хоть и примыкающей вплотную ко дворцу, но сзади. По ней везли во дворец припасы и дрова, по ней же вывозили отбросы и все нечистое – оттого среди знатных людей улица считалась не лучшим местом для жилья. Сэймэй, принадлежа к роду Абэ и будучи человеком небедным, мог бы позволить себе жилище получше – но его, кажется, веселило, что, приходя к нему за гаданием или помощью, знатные люди вынуждены останавливать свои повозки и паланкины рядом с телегами водовозов, торговцев и мусорщиков…

Когда Сэймэй, сидя ко входу спиной, сказал:

– Не Минамото ли Райко пришел ко мне за советом? – юноша не удивился. Хотя слуга не докладывал при нем о звании гостя, и даже не спросил о нем – он мог видеть Райко через ограду и предупредить заранее.

Сэймэй соизволил наконец повернуться к гостю лицом и, улыбнувшись лукаво, сказал вдруг:

– Где исток её рода – не подскажет ли ветер восточный?[39]39
  «Минамото» по-японски – «исток». Это семейство было владетелями восточных провинций.


[Закрыть]

– Что? – оторопел Райко.

– Так следовало бы завершить стихотворение.

Стихотворение? Райко снова вспомнил трепещущий в руках хорошенькой прислужницы веер. Да, действительно, эти две строки замкнули бы стихотворение… Погоди-ка, откуда Сэймэй знает о стихе?

Видимо, удивление отразилось на его лице, потому что Сэймэй довольно улыбнулся и пригласил сесть.

– Благодарю, – несколько сдавленным голосом сказал Райко, присаживаясь на дзабутон.

Что было удивительно в облике Сэймэя – так это то, как молодо он выглядел. Райко еще с детства помнил рассказы о его проделках, этот человек примерно одних лет с господином Хиромаса должен был быть, а между тем смотрелся на тридцать, не более!

Да ещё глаза. Необыкновенно светлые, почти желтые – рысьи…

– Вы прибыли поговорить со мной о беде в усадьбе Хигаси Сандзё?

– Да, – Райко кашлянул. – Две прислужницы господина Канэиэ убиты самым безжалостным образом, одна пропала без вести. Кроме них, исчезли еще несколько молоденьких девиц. Одних похитили из собственных домов, другие не вернулись из поездок… Мне не сразу пришло в голову, что эти события могут быть связаны между собой, потому что…

– Потому что у вас и так полны руки хлопот. Разбойничьи шайки бесчинствуют в окрестностях столицы, а у вас не хватает людей. Господин тюнагон изволил сегодня распекать вас как школяра – а ведь вы уже третий месяц выплачиваете людям жалование из собственных средств, потому что казна ничего вам не дает…

– Вы необычайно осведомлены, господин Сэймэй.

– Искусство предсказаний требует не только знания Тени и Света, но и осведомленности в делах повседневных. Иначе иной раз не поймешь, к чему относится тот или иной знак.

Между ними как бы сам собой возник столик, кувшинчик с сакэ и тарелки с закусками, и Райко оглянуться не успел, как уже пригубил чашечку.

– Вот ради этой осведомленности я и посмел нарушить ваш покой, почтенный Сэймэй.

– Вопреки общему мнению, я знаю многое – но далеко не всё на свете. Если вы расскажете мне об этих девушках, с самого начала – вы очень поможете моему колдовству.

Райко, не торопясь и как можно подробно, изложил всю историю. Началось примерно месяц назад – из Хигаси Сандзё пропала молодая девушка, дочь старшего конюшего. Девушки в столице, надо сказать, пропадали и раньше – иных похищали и продавали в веселые дома, иные бежали с кавалерами – а потом нередко оказывались там же, иные делались жертвами грабителей и погибали как нежеланные свидетельницы… Кого-то удавалось найти, кого-то нет. Но тут Райко ясно дали понять, что господин тюнагон крайне заинтересован в поисках прислужницы. Возможно, у него что-то с ней было, дело обычное. Принялись искать, все столичные веселые дома перетрясли, сборщиков трупов из храма Гион расспросили, в женских монастырях справлялись – не поступала ли новенькая – приметы по заставам разослали… Неделю суетились, и все без толку – как вдруг погибла младшая прислужница жены тюнагона. Среди бела дня, в людном месте. Как?! И вот теперь – третья, по слухам – побочная дочь тюнагона (то-то он рвет и мечет)…

– Я хочу сказать, господин Сэймэй, что красивых девушек мог похитить любой бандит – на продажу. Но взрезать горло и выпить кровь… шею свернуть быку… Боюсь, мы имеем дело не с существом из плоти…

– Существо не из плоти не ломало бы шею быку, господин Райко. У них немного другие… способы воздействия. Значит, первая была убита у ворот Хигаси Сандзё… Вторая – на окраине, в Западном Пятом квартале… Господин начальник стражи, если вы готовы воспользоваться моим советом – то я бы ловил демона в канун Сэцубун, на проспекте Судзаку, напротив ворот Расёмон. А кроме того, я бы выставил караулы в Восточном Пятом квартале и на углу Западного Третьего возле Ниси Хорикава.

– Вы считаете, господин Сэймэй, что эта нечисть охотится определенным образом? Или творит ритуал?

– Я пока не знаю, что мне считать. Канун Сэцубуна это покажет. А кстати, господин начальник стражи – говорили вам или нет, что вы замечательно хороши собой? Я полагаю, незачем рисковать жизнью какой-нибудь девушки…

– А разве нечисть не отличит женщину от мужчины?

Хозяин дома улыбнулся.

– Отличит. Но не придаст значения.

Свиток 2

Минамото-но Райко, переодевшись женщиной, выслеживает демона; на дом господина тюнагона Канэиэ вешают колчан

Раннее сонное утро в третьей четверти часа Быка – время странное для прогулок, но не в канун Сэцубуна. Ожидая праздничного шествия по улице Судзаку, люди с ночи выбирались занимать места – иначе к назначенному часу уже и не протолкнешься.

Снег, припорошив землю с утра, подтаял за день, превратив пыль в грязь – а к ночи опять ударил легкий морозец, и грязь схватилась ледком. Повозка ехала неровно, приходилось все время держаться за поручни – да и бык не пытался идти плавным шагом, не нравилось ему, что в такую морозную рань заставили его покинуть стойло и тащить возок… Глухо мычал бык, жаловался на жизнь небесному собрату.

Наконец тряска прекратилась.

– Мы на месте, – сказал Цуна. Запинка в его голосе выдавала смущение: он не знал, как в этом положении обращаться к Райко: сказать «господин» – можно испортить все дело, сказать «госпожа» язык не поворачивался. Наконец, он нашелся: – Проспект Судзаку!

Через какое-то время к повозке подбежал Хираи Хосю, переодетый торговцем сладостями.

– Все пока тихо, – сказал он, наклоняясь вроде бы поторговаться со слугой. – Несколько знатных особ заняли места вдоль проспекта Судзаку, немного торгашей вроде меня – больше не видать никого.

Судя по голосу, его эти пляски саругаку с переодеванием забавляли. Ну что ж, вздохнул Райко, кутаясь в стеганую накидку на вате – хоть кому-то весело…

Усуи и Урабэ, как было условлено, оделись монахами и, судя по звону колец на посохах, попрыгивали, согреваясь, на другой стороне улицы.

Райко, разминая пальцы, подбирал новую мелодию на флейте. Цуна и Кинтоки принялись играть в кости. Фонарь они поставили так, что им не было видно почти ничего – зато герб дома Фудзивара на кузовке виден был очень хорошо. Прошло какое-то время, у Райко закружилась голова от игры – и он, отложив флейту, просунул руки под накидку, скрывающую флягу с кипятком: во-первых, пальцы не должны задеревенеть, в любой миг может возникнуть нужда схватиться за меч. А во-вторых, если его лицо, покрытое слоем пудры, с нарисованными бровями и губами, могло кого-то обмануть, то сильные руки, привычные к мечу и луку, выдали бы мужчину мгновенно. Может быть, убийца видит не глазами, может быть Сэймэй прав, и для чудища не важно, кто перед ним – женщина, мужчина или бык, но ошибиться не хотелось.

…Третью девушку нашли, как Сэймэй и предполагал, в Пятом Восточном квартале. Стража ничего не заметила, поскольку убийство произошло в маленьком храме Инари, а жертвой была мико.[40]40
  Синтоистская жрица.


[Закрыть] Убийца, как и в первые два раза, оказался сверхъестественно ловок и быстр, девушка умерла, не успев даже крикнуть… Из ряда прочих это преступление тем выбивалось, что покойная никакого касательства к дому Фудзивара и господину Канэиэ не имела. Труп несчастной обнаружили только наутро, а стража всю ночь ходила в двух шагах от него…

Впрочем, на стражников Райко почти не надеялся. Мало кто из них хотел встретиться с существом, которое ударом кулака ломает шеи быкам.

Время шло. Начался час Тигра, люди Райко, расставленные по всему кварталу, мерзли, изображая кто уличного торговца, кто бродягу. Остывала вода во фляге.

Трижды кто-то проходил либо проезжал мимо – но каждый раз это была ложная тревога: спешили на празднество ранние пташки. Райко, чувствуя, что начинает задремывать, сбросил ватную накидку – чтобы холод не давал уснуть.

– Несут паланкин, – сказал Цуна, докладывающий о любом движении на улице. – Очень странно – идут быстро, а фонарей не зажигают.

Может быть, привыкли. Или не хотят привлекать внимание?

– Задержи их. Спроси, что за люди.

Цуна вышел на середину улицы и, фонарем раскачивая, идущих окликнул. Носильщики остановили свой ровный, почти бесшумный бег. Изящный кавалер вышел из паланкина в тот же миг, как сквозь тучи на минуту проглянула луна. Подошел к повозке – и даже шелк одежды не зашелестел.

– Ах, что за приятная неожиданность! Только что я сожалел, что мне не с кем коротать часы ожидания – и вот боги послали мне прекрасную даму, которая тоже хотела бы развлечься беседой, – сказал он, глядя в занавешенное окно.

– А откуда почтенному господину знать, что госпожа красива? Может, она стара и седа? – спросил Цуна, не забыв толкнуть Кинтоки в плечо – мол, не спи.

Кавалер улыбнулся. Тень от шапки скрывала верхнюю часть его лица, но тонкие губы и подбородок с ямочкой было видно в свете фонаря. Отвечать слугам-простолюдинам он и не подумал.

– О чем же мы побеседуем? Не заняться ли нам составлением стихов по случаю?

– Для начала хотелось бы, – проговорил Райко как можно более тихим и высоким голосом, – узнать драгоценное имя кавалера, пожелавшего почтить несчастную своим вниманием.

– Мое имя слишком незначительно, чтобы дама из рода Фудзивара могла слышать о нем, – кавалер снова поклонился. – Друзья зовут меня Мангэцу.

«Полная луна», вот как? Ну что ж, поиграем и мы…

– Какое совпадение! – пискнул он. – Подруги зовут меня Фуюцукими – я люблю смотреть на луну. Вот говорят, что в зимней луне вовсе очарования нет. Хороша-де только осенняя луна. Однако если морозной ночью небо ясно, то воздух необыкновенно чист, и лунный свет придает невообразимое очарование даже вещам обыденным…

– Ваши суждения необычайно тонки, – улыбнулся кавалер. – Просто удивительно для дамы из провинции. Не подумайте, что я хочу вас оскорбить, но слуги ваши говорят с явным акцентом Адзума…

– Сия женщина родом из Сэтцу, – как можно более тоненьким голоском, то и дело срывающимся в шепот, проговорил Райко, – и слуги тоже. Ах, следовало знать, что блестящий столичный кавалер непременно посмеется над провинциалкой!

Кавалер приподнял занавеску.

В темной глубине повозки Райко осторожно высвободил руки из широких рукавов. От любезника веяло стылым ночным холодом.

Настоящая скромная девушка из Сэтцу, великой удачей попавшая в свиту супруги канцлера, непременно закрыла бы лицо рукавом. Придворная кокетка пустила бы в ход веер для той же цели. Райко не собирался делать ни того, ни другого – ему нужен был хороший обзор. Он только склонил голову ниже, чтобы волосы бросили тень на лицо, и пролепетал:

– Вы смущаете меня. Опустите занавеску, прошу вас…

– Что это у вас в руках? – полюбопытствовал кавалер.

– Моя флейта.

Райок почувствовал, как сводит лицо под слоем белил. Это был не утренний холод, это было что-то… хуже даже зимних морозов. И он стал плавно, бесшумно выдвигать меч из ножен, скрытых широкими рукавами. Не сделай он этого, ему бы не хватило именно того мгновения, за которое меч выходит из ножен.

Пока руки «дамы» и «сопровождающих» были заняты, кавалер и его слуги напали. Одновременно.

Вот только Райко был готов – и, обнажая меч, ударил кавалера рукоятью по зубам, после чего выпрыгнул из повозки. На него тут же бросился слуга – и отшатнулся с криком: Райко разрубил ему плечо.

– Тревога! – закричал Райко, нанося второй удар. – Тревога!

Изящный кавалер оказался на диво скор и почти без усилия увернулся, после чего выхватив свой меч, нанес удар. Мастерства в его движениях видно не было, но ему оно и не требовалось – так он был быстр и силен. Невероятно силен для такого хрупкого сложения. Следующий удар Райко чуть не пропустил, и, путаясь в многослойных одеждах, упал на колено.

Слуга изящного кавалера прыгнул Райко на спину, воин почувствовал на шее хватку холодных длинных пальцев. Он пригнулся и услышал над головой свист меча, а потом – резкий визг и звук падения. Встряхнулся, выпрямляясь – обезглавленное тело мешком обрушилось со спины. Кинтоки, рыча и бранясь, волтузил по земле первого, с рассеченным плечом.

Они обменялись с кавалером еще двумя ударами – и клинки не выдержали. У Райко в руках осталась рукоять, из которой торчал обломок длиной в две пяди – а меч противника сломался у самой цубы.[41]41
  Гарда.


[Закрыть] Райко сделал выпад своим обломком – но не достал. Ночной убийца, отшвырнув бесполезные останки меча, бросился наутек.

Изящный кавалер бежал – нет, летел по улице… как раз в ту сторону, откуда мчались переодетые монахами Садамицу и Суитакэ.

– Взять его! Взять живым! – закричал Райко.

Лже-монахи набросили на беглеца сети, что прятали под одеждой – но Райко не удивился, увидев, что тот, на бегу выпутываясь, поволок за собой обоих, почти не потеряв в скорости.

Райко одним движением сбросил заранее расшнурованные хитоэ[42]42
  Верхнее платье без подкладки. Хитоэ надевались одно на другое, так, чтобы края нижнего можно было разглядеть из-под верхнего.


[Закрыть] и помчался за преступником, проклиная красные «широкоротые» шаровары, путающиеся в ногах. Цуна, сопя, нагнал его и что-то сунул в руки:

– Ваш лук, господин!

…Ранним утром на проспекте Судзаку вельможи, богатые купцы и почтенные настоятели храмов, заблаговременно занимающие места в сопровождении свиты, чтобы посмотреть на праздничную процессию, вкусили иного, непредвиденного зрелища. Оно было не столь пышным, как новогоднее шествие, но оказалось по-своему не менее увлекательным. Некий изящно одетый господин – опутанный сетями и растерявший в драке половину своего изящества – с удивительной скоростью бежал к воротам Расёмон, волоча за собой двух отчаянно бранящихся монахов. Монахи же не оставляли попыток повалить его сетями. Господин на бегу рвал сети и уже совсем было стряхнул с себя монахов и путы – как из откуда ни возьмись появилась миловидная девица, совершенно непристойно одетая в одно только легкое нижнее платье да красные шаровары. Натянув малый лук, она хриплым мужским голосом вскричала, встала в позицию для стрельбы и выпустила в господина две стрелы сразу. Одна стрела прошила бегущему грудь, другая – шею. Это заставило господина слегка замешкаться, монахи снова попытались его повалить, красавица бросилась им на помощь, но тут запуталась в своих шароварах и – ах! – упала прямо в стылую грязь.

Размахивая мечом, её мальчишка-слуга ринулся прямо на изящного господина. Тот как раз вынул стрелу из шеи, обломав наконечник – а из спины вынуть не сумел: видать, наконечник застрял в грудине; понял, что времени на это нет – и вновь бросился бежать, мальчишка только воздух мечом рубанул. Ан нет! Не только воздух: в сторону отлетел белый парчовый рукав господина вместе с рукой.

Тут господин в белом припустил так, что ни монахи, ни мальчишка, ни красавица, на лице которой грязь мешалась с пудрой и кровью, уже не могли его догнать. Как будто и не стрела в спине торчала, а так, колючка за одежду зацепилась. Подбежал к вратам Расёмон и – чудо из чудес! – запрыгнул на самый верх, ну вот разве чуть-чуть помог себе руками, зацепившись за крышу. Девица, вся в грязи, пустила в него еще одну стрелу – но господин, одной рукой поймав стрелу ту, о колено сломал и швырнул обломки вниз, после чего с другой стороны спрыгнул – и был таков.

Цуна пробежал еще немного и остановился – беглец скрылся из виду, оставив свою руку валяться в мерзлой грязи. Странно, из руки почти не текла кровь. Уж Цуна-то знал, что бывает, когда отрубишь человеку руку, кровища так и хлещет. А тут так, чуть-чуть.

Подбежавший Садамицу помог господину подняться, тут и Кинтоки подоспел с подбитой курткой в руках, холодно же.

– А где третий? – спросил Райко, утирая лицо рукавом.

Кинтоки с крайне довольным лицом показал руками: «связан». И добавил:

– Городская стража караулит.

Райко поплелся обратно, чувствуя себя уставшим до предела. И вроде бы совсем недолго шел бой…

Отдуваясь, подбежал тяжеловесный Хираи, бухнулся на колени прямо в грязь:

– Упустили! Мне нет прощения, господин!