Текст книги "Война - дело молодых (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

  – Подождите, ребят, – она присела на корточки рядом с распростёртым телом, подняла на них растерянный взгляд, – как это – выбрасывать? Раненого?

  – Да он бы нас всех тут кончил! Ты что, не понимаешь?! – запальчиво выдохнул Гелани. – Пожалела, что ли?! Он бы тебя так пожалел!

  – Так нельзя. Я... – Она запнулась.

  кричат загонщики, и лают псы до рвоты

  кровь на снегу, и пятна красные флажков

  – Бинты принесите. Или простыню. – Она быстро стягивала с раненого камуфляж, почти разрывая его. – И посветите!

  – Его будут искать, Талгатовна. – Бек присел рядом с нею. – Нас же всех заметут из-за него!

  – Принеси воды, Бек. Деладоьхь (ради Аллаха), пожалуйста...

  Ключица перебита, но артерия не задета, – хотя крови столько, что непонятно, как он вообще дошёл сюда... бурой, липнущей к пальцам крови, от запаха которой горько становилось во рту. Она сглотнула.

  о, засыпьте лужи крови на песке, где пал Игнасьо

  не хочу её я видеть

  Непонятно было даже, сколько ему лет – двадцать? сорок? – лицо заросло щетиной, волосы спутаны, кожа под пальцами обжигала.

  – У него ещё СВД-шка... (снайперская винтовка Драгунова) и зарубки на прикладе, видишь? – Гелани сунул винтовку прямо ей в лицо, так, что она отшатнулась.

  спасибо, хоть не скальпы

  Раненый очнулся внезапно: ресницы вздрогнули и поднялись, глаза вспыхнули, он рванулся, скрипнув зубами, бессильно уронил голову:

  – Отдайте автомат, я уйду!

  – Ага, щаз! – Бек осклабился. – Пришёл в гости – будь как дома!

  гость в дом – Бог в дом

  – Я вас не трону!

  – Ещё б ты нас тронул! – вступил Гелани, нехорошо улыбаясь. – Куда тебе сейчас!

  – Рентген нужен, – сказала она неожиданно для себя. – Так и руку можно потерять.

  – А зачем ему рука? – прищурился Гелани.

  – Ему и голова-то не нужна, – отозвался Бек, покачивая автоматом.

  тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца

  – Сдохнет – закопаем в саду, – Гелани пожал плечами.

  – Зачем же ждать! – фыркнул Бек.

  – Вежарий... – беспомощно пробормотала она.

  Раненый ещё раз попытался приподняться, прикусив губу, и вдруг хрипло засмеялся:

  – Волчата выросли. – Он перевел взгляд на неё: – А ты – нет, не волчица...

  Тыльной стороной измазанной его кровью руки она убрала со лба взмокшие волосы и поднялась.

  – Лисица я! Северная. Песец называется...

  полный песец

  В этом бывшем детском саду, как и в любом другом, в раздевалке каждой группы, где на дверях ещё оставались облупившиеся картинки с котятами и утятами, была комнатка без окон, где уборщицы когда-то держали свои швабры и ведра. Пятачок два на два – только чтоб войти, но если загородить дверь снаружи чем-нибудь, хоть шкафом...

  Безо всяких церемоний перевалив раненого на грязный матрас, мальчишки втащили его в этот закуток. Тот молчал, прикрыв глаза и играя желваками.

  – Ну, ты довольна? – бросил Бек, переводя дыхание.

  теперь твоя душенька довольна?

  – Аптечку принеси. Обезболивающее, снотворное...

  – Щаз! – вызверился Бек. – Я для него их на рынке выменивал?

  – Ты на мои тряпки их выменивал!

  я знаю три способа воздействия: курощение, дураковаляние и озверение, и я намерен применить их все!

  Она быстро нашла в аптечке три ампулы, – третья с антибиотиком, – этого коктейля должно было хватить часов на двенадцать, а там – что Бог даст.

  вот таким вот образом, Лом

  – Связать его, Талгатовна? – беспощадно усмехнулся Бек.

  – И зажарить! – откликнулся Герани немедленно.

  – Ребят, не надоело? – Силы у неё подходили к концу. А впереди была вся ночь.

  полная огня

  – Займитесь делом, а? Проверьте там всё внизу...

  Она села на край замызганного матраса, прикусила губу, встретившись с яростным взглядом раненого, и заговорила почти шёпотом:

  – У царя Соломона был перстень... а на нём было написано: «И это пройдёт». Всё пройдёт. Всё обойдётся. Успокойся. Спи. Ты же устал. Ты же так устал... Отдохни. – Бешеное биение пульса замедлялось под её пальцами. – Всё пройдет. Всё заживёт. Не бойся ничего. Не думай ни о чём. Спи. Смерти нет... есть только смена миров...

  Он медленно закрыл глаза, и она взяла с салфетки шприц.

  прятались вены – искала игла

  ликовали стрелы – порвалась тетива

  колесом в огонь – щекой в ладонь

  пуля виноватого найдёт

  – Как тебя зовут? – она встала, подняла фонарь.

  – Ахмад. – Он вдруг раскрыл глаза, в последнем усилии приподнялся на локте: – Дай мне автомат... они найдут меня... заберут...

  – Не найдут и не заберут, – сказала она твердо.

  – Это точно, – выдохнул Бек у неё за спиной. – Потому что они заберут нас.

  * * *

  "Голубые горы, синие леса,

  Дальняя дорога прямо в небеса.

  Кровью снег струится, ближе, всё видней,

  Но не вы бредёте по колено в ней.

  И не в вашей крыше чёрная дыра,

  И не ваши дети умерли вчера,

  И не ваших братьев в восемнадцать лет

  Бронетранспортёры волокли вослед".

  (Алла ДУДАЕВА)

  * * *

  07.12.01

  Значит, в первый раз ты меня по НТВ пропустила, а во второй раз таки углядела? И как оно? В смысле – как я? Не очень страшная в своём чёрном вдовьем платочке?.. (Очень! – сказали все радостным хором).

  Прости, Лен, за такое зрелище... Слава Аллаху, мама с Татьяной его пропустили. Добрые люди им, конечно, доложили, не без этого, но они сами хоть не видели. Мать вчера в панике отбила телеграмму в РОНО, и я прямо оттуда звонила ей и успокаивала. Наробразовцы при виде меня, честно, уже в панике забиваются под стол. А я-то чё, я ничё, другие вон чё, и то ничё, а я-то чё?...

  Короче, после этого репортажа Бека с Гелани, практически целых, сразу же отпустили, а я, конечно, предстала на всю Расею-матушку полной идиоткой... потому что действительно ни в какие инстанции не обращалась перед тем, как с пацанами трассу перекрыть. В этих инстанциях можно полгода провести без толку, а так... господа-офицеры-голубые-князья ещё и выглядели благородными героями на моём тупом фоне.

  В общем, Лен, всё имеет свой конец, вечна только надежда, больше постараюсь вас такими зрелищами не баловать.

  Признаюсь, как на духу: спрятали мы раненого, из незаконных вооруженных... и его-таки не нашли, а когда мы наконец вернулись после всех этих телешоу – тот уже тю-тю. «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушёл...» Люцию Карловну только перепугал до полусмерти. А его АКМ остался у нас, на долгую память. И винтовка тоже. Пригодятся в хозяйстве, гвозди забивать, например...

  «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей».

  Вот именно.

  Ну, а вы, кто остался здесь, молитесь за нас.

  * * *

  Хозяин Интернет-кафе снова украдкой обшарил её глазами. Она снова сделала вид, что не заметила этого.

  Сильно погрузневший аварец лет тридцати, он сильно рисковал, открыв Интернет-зал почти в центре города и поставив там три компьютера, ксерокс и лазерный принтер. Зато теперь ему в карман непрерывно текли деньги, которыми он, безусловно, щедро делился со своей «крышей».

  Глубоко вздохнув, она наконец решилась заговорить:

  – Простите, можно вас на минутку?

  Губы его под усами тронула ухмылка, он кивком указал ей на дверь позади кассы. Мальчишки решительно вошли следом, и он чуть поморщился:

  – Говори.

  – Простите, ваше имя-отчество?

  – Рустам. – Он перевел взгляд на мальчишек. – Они тебе кто?

  – Это наша сестра, – спокойно отозвался Бекхан.

  Хозяин хмыкнул, покрутил головой, но от комментариев удержался, и поведение его неуловимо изменилось.

  а кто у нас муж?

  волшебник

  предупреждать надо

  – Говорите, – повторил он нетерпеливо.

  – Вот, – она выложила перед ним на стол четыре рукописных листа с рисунками.

  Рустам поднял брови, но взял первый лист, поднёс к глазам, начал читать. Через несколько минут поглядел на неё, на мальчишек, аккуратно положил на стол прочитанный лист, взял следующий.

  Перечитав всё дважды, хозяин окинул их непонятным взглядом.

  – Вы что, это всё сами написали?

  Бек довольно кивнул.

  – Вы что, психи? Жить надоело?

  Она пожала плечами.

  – Вы возьмётесь это размножить?

  Тот коротко хохотнул, нервно охлопывая себя по карманам:

  – Издеваетесь? Почему я?

  – Потому что тот, кто даёт людям Интернет, всегда внутренне свободен, – мгновенно отозвалась она.

  Рустам покачал головой, присев на край стола.

  – Вы думаете, что я такой же псих, как вы?

  Она промолчала.

  – Я для того это всё вот, – он кивнул на дверь, – сюда вёз, пупок рвал? Чтобы меня в ментовке из-за вас сгноили?

  муха по полю пошла

  муха денежку нашла

  пошла муха на базар

  труп нашли на третий месяц

  – Боитесь? – спросила она тихо.

  – Ты же и сама там сгниёшь, бешеная!

  Он наконец вытащил из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну, щёлкнул зажигалкой.

  Она подняла глаза:

  – Истинно вам говорю: война – сестра печали, горька вода в колодцах её. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать. Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и ел сегодня – завтра падёт под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его. Говорю вам: война – сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту?..

  – Ты что, не понимаешь, чем я рискую? – тихо спросил Рустам. – Учтите, если меня возьмут за... – он мельком глянул на мальчишек, – за горло, я вас тут же заложу.

  – Зачем же жертвовать... самым дорогим? Если так случится – что ж, мы будем довольны уже тем, что успеем сделать. Делла реза хуьлда хьуна (пусть Аллах будет тобой доволен).

  Она подавила улыбку, глядя, как заморгал хозяин.

  – Как вы собираетесь это... распространять?

  – Как неуловимые мстители, – хмыкнула она. – Кино помните? На базарах раздавать. На стенах расклеивать.

  – Ну что ж... – Рустам неожиданно усмехнулся: – По крайней мере, это будет... весело.

  да уж, радости полные штаны, как говорила бабушка, Царствие ей Небесное

  – Так ты согласен? – спросил Бек нетерпеливо.

  – Кто бы мне ещё сказал, зачем я это делаю... – пробормотал Рустам, помотав головой. – Тоже спятил, наверно... Сколько вам надо копий?

  Она оглянулась на Бека.

  – Сотню для начала, – азартно подсказал тот.

  для конца

  – Сто на четыре, – прищурился хозяин, – множьте на два рубля...

  Они переглянулись.

  экий ты меркантильный, Маргадон, о душе бы подумал

  – Хотя восемьсот рублей... – он погасил сигарету, – за мои... моё горло – это слишком мало...

  – Это точно, ему цены нет! – возликовала она. – Бесплатно распечатаете?

  Рустам обречённо махнул рукой и встал.

  гулять, так гулять, – сказал Моисей и повёл всех в пустыню

  – Йеззз! – подпрыгнул Сашка. – На следующей неделе принесём шесть страниц!

  – На следующей неделе?! – Голос Рустама упал.

  – Это еженедельник, вообще-то, – пряча улыбку, сообщила она. – Ну что, по рукам?

  Глубоко вздохнув, хозяин протянул мальчишкам руку.

  – Баркалла, – не колеблясь, она чмокнула его в колючую смуглую щёку.

  Оторопев, тот только криво усмехнулся.

  – Дала гIазот къобал Дойла (да примет Аллах твой газават), – процедил Бек.

  * * *

  "В пустых витиеватых фразах

  Тонули правда и страна.

  Потом смертельною заразой

  Пришла жестокая война.

  Потом поднялась баррикада:

  Здесь – боевик, там – федерал...

  Я здесь и там попал в засаду...

  За что и кто меня карал?!

  И в каплях крови, каплях пота

  Дрожали, издавая стон,

  Душа – от рёва самолётов,

  Земля – от танковых колонн...

  Со мною всё уже случилось...

  Цена надежды – медный грош.

  Зато судьба не научила

  Не отличать от правды ложь.

  Мне хочется кому-то крикнуть

  (Но почему-то всё молчу):

  "А если я к войне привыкну

  И мирно жить не захочу?!"

  (Умар ЯРИЧЕВ)

  * * *

  И не думала она ни разу, что ей опять придётся открывать эту монументальную дверь.

  пропади она пропадом

  «Беслан Алиевич Тимурханов, министр по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций»...

  почему, собственно, «массовых коммуникаций»? почему не «массовой информации»?

  тяжело, однако, быть филологом в третьем поколении

  крылья сплёл из лыка я, завтра с церкви прыгаю

  Их конвоиры попытались задержать мальчишек в приёмной, Бек огрызнулся, и в кабинет они всё-таки влетели все вчетвером.

  Ни кабинет, ни его хозяин, – большие и элегантные, – со времени её последнего визита не изменились.

  а линия обороны не выработана

  окопы не вырыты

  патроны не подвезены

  санитары квасят в кустах

  – Де дик дойл, день добрый, Беслан Алиевич, если он действительно добрый, в чём я лично сомневаюсь!

  Бек сзади закашлялся, но оборачиваться она не собиралась.

  Тимурханов поднял бровь:

  – Чай, кофе?

  – Потанцуем? – подхватила она, сузив глаза.

  водка-пиво-полежим

  крыша, стоять!

  – Думаю, сегодня до этого не дойдёт. – Он был прямо-таки олимпийски спокоен, в отличие от дорогих братцев, придушенно охнувших.

  Оглядываться ей по-прежнему не хотелось.

  – «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие»?

  – Чтобы задать вопрос, не знаю уж, приятный или пренеприятный, – парировал он всё так же невозмутимо. – Присаживайтесь.

  раньше сядем – раньше выйдем

  Она опустила глаза на полированную поверхность шикарного стола, куда легли грязные, кое-где порванные, в пятнах от клейстера листы.

  – Вы знаете, что это? – мягко спросил Тимурханов.

  знаю

  это конец

  а где же пистолет?

  Она придвинула поближе один из листов, машинально пробегая глазами собственные строчки.

  – А нам можно посмотреть? – Бек решил проявить инициативу.

  – Да пожалуйста!

  Зашуршала бумага.

  Хозяин кабинета терпеливо ждал, но глаз она упорно не поднимала.

  – Наизусть учите? – голос человека напротив стал ещё мягче.

  знакомые буквы ищу

  Не дождавшись ответа, он продолжал:

  – Чтоб вы себя без толку не утруждали фантастическими рассказами... почитайте-ка ещё вот это.

  Два сколотых вместе листка.

  Протокол.

  «Я, Рустам Асламов...»

  находясь в здравом уме и трезвой памяти

  принимаю присягу и торжественно клянусь

  хорошо тебе, Катя, а я-то зачем остался жить да мучиться?

  Бек, уже не спрашивая разрешения, вынул у неё из пальцев листки, глянул, тихо присвистнул.

  – Вот именно, – весело подытожил министр. – Сдавайтесь, Алиса Талгатовна!

  помилуй меня, о чудовище

  скажу я тебе, где сокровище

  – Русские не сдаются, – мрачно пробурчала она. – И после первой не закусывают.

  Тимурханов захохотал, откидываясь в кресле.

  – Мне нравится то, что вы делаете, – голос его посерьёзнел. – Только вы должны понимать, что долго так продолжаться не может, верно? До этого вашего интернетчика первым добрался я... а ведь мог бы и кто-нибудь другой. Это дело времени. Вы рискуете собой и ребятами.

  – И что вы предлагаете? – как ни странно, голос у неё не дрожал. Дрожали коленки, но их не было видно из-под стола.

  – То, что вы у меня однажды просили, помните?

  – Девять тысяч рублей девяносто пять копеек?

  помирать, так с музыкой, запевайте, братцы

  Он снова расхохотался и снова посерьёзнел:

  – Защиту. Прикрытие. Финансирование. Любое оборудование.

  – Компьютер? – выпалили Бек и Гелани одновременно.

  – И не один, – подмигнул им тот.

  На диване начался возбуждённый галдеж полушёпотом.

  скажи-ка, дядя, ведь недаром

  – Зачем вам это? – она вскинула глаза. – Выборы? Или другие игры?

  – А в бескорыстную помощь вы не верите? – он прищурился.

  – Вашу-то?.. Не смешно.

  к нам не подходи, а то зарежем

  Мальчишки притихли.

  Она опять опустила взгляд на свои сцепленные на столе руки, – ногти были обгрызены по вернувшейся детской привычке, – и сжала пальцы в кулак.

  – Я не требую от вас ответа сейчас, – произнёс Тимурханов тихо. – Подумайте... Строго говоря, у вас ведь нет выбора.

  – Тогда зачем думать? – пожала она плечами. – Скажу сразу. Нет.

  Она поднялась. Он тоже.

  – Почему?

  Она вздохнула. Чуть помедлила.

  – Потому что я вам не верю.

  Угол его губ чуть дёрнулся:

  – По крайней мере, честно. Ну что ж...

  Он размашисто подписал пропуск.

  Ребята уже стояли у выхода. Она вызывающе встретила мрачный взгляд Бека, аккуратно сложила пропуск пополам.

  мы знаем, каково с серебром

  посмотрим, каково с кислотой

  У самой двери она оглянулась. Тимурханов стоял у окна, повернувшись к ним спиной.

  Она подняла руку, чтобы толкнуть дверь... а вместо этого постучала в неё.

  Он глянул через плечо.

  – Что?

  требую продолжения банкета

  Она набрала в грудь побольше воздуха:

  – Давайте поговорим снова – как будто бы мы только что вошли...

  я вам спою ещё на «бис»

  здравствуйте, бабушка, здравствуйте, дедушка, здравствуйте, девочки

  Гелани позади неё глухо застонал и ударился лбом об косяк.

  Министр опустился в кресло у стола и потёр ладонями лицо.

  – А почему, собственно?

  – Потому что вы обиделись, – сказала она чуть слышно, поднимая взгляд.

  – Она это называет воспитанием по Макаренко, – хмыкнул Бек. – Методом взрыва...

  – Несчастные дети, – пожалел Тимурханов, облокачиваясь на стол. В его глазах снова прыгали чёртики.

  просто святые мученички

  – Беслан Алиевич, я только сразу хочу предупредить, – она опять глубоко вздохнула, – что я не флейта.

  Он поднял брови.

  – Меня можно сломать, но играть на мне нельзя... Это Шекспир. «Гамлет».

  – «Гамлет», значит? – он обернулся к пацанам. – Что-что?

  – Попал ты, Бес, вот что, – ухмыльнулся Бек.

  молодёжь... не задушишь, не убьёшь

  вот так и вся наша жизнь – то Секам, а то Пал

  то во поле кранты, то в головах Спас

  * * *

  «После „первой войны“ я говорил: какая это может быть победа, если более 150 тысяч убитых, униженных, несколько тысяч пропавших без вести, изнасилованные женщины, разрушенные дома... Вы пришли, разграбили, уничтожили, сделали все, что могли, а потом русская пропаганда заговорила: „Чеченцы выиграли в первой войне“. Мы никогда не ставили задачу победить российскую армию. Никогда чеченцы не будут победителями в этой войне. Есть формула: мы стали жертвами этой войны».

  (Ахмед ЗАКАЕВ)

  * * *

  Естественно, министр самолично захотел осмотреть фронт будущих работ. Как же иначе, ведь под предлогом восстановления здесь можно было срубить любые бабки. Он и сам так делал неоднократно.

  и ещё неоднократно выйдет зайчик погулять

  Кортеж к интернату подъехал внушительный: вороные джипы, пятнистая охрана, все дела.

  Тимурханов вышел, весело поздоровался, вопросил:

  – Ну что, Интернет проводим?

  – Проводим, – вздохнула она, оглядываясь на возликовавших мальчишек. – Но сначала проводим проводку.

  – То есть?

  – Электричества-то нет, – пожала она плечами.

  узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа

  Он пристально оглядел заиндевелый двор, натянутые между голых костлявых деревьев верёвки, на которых стыло бельё, – с детьми это случалось почти каждую ночь, даже со старшими, и не обсуждалось никогда, но костяшки пальцев у неё долго были стёрты почти в кровь от вечных стирок. Пока её, наконец, не осенило, что топтаться босыми ногами в корыте, полном белья, тёплой воды и мыльных стружек – это не просто стирка, это к тому же настоящий аттракцион...

  Вот с прищепками был напряг. Как и с любыми другими мелочами. А рекламные ТВ-ролики она теперь не могла вспоминать без слегка истерического смеха.

  одну ногу я побрила обычным станком, а вторую – деревообрабатывающим

  – Водопровод?

  ага, и джакузи с Джулией Робертс

  – Колонка, – спокойно ответила она. – Вон там, на углу. Повезло, что недалеко.

  Малыши, укутанные в благотворительные одёжки не по росту, толпились у ворот, позади Люции Карловны, тараща круглые от возбуждения глаза. Та, обернувшись к ним, что-то поясняла жестами.

  – Они все глухонемые? – спросил он бесцветным голосом.

  – Семеро. Люция Карловна здесь единственная осталась из воспитателей, когда интернат вернули из Ингушетии. А директор, Майрбек Хизирович, умер. Через три дня после моего приезда. Сердце.

  – Пройдёмте внутрь.

  Тимурханов вошёл в дверь, не дожидаясь её, оглядел закопчённый потолок, буржуйку в углу.

  – Отопления нет?

  Она не ответила.

  деклассированных элементов – в первый ряд

  им по первому по классу надо выдать всё

  На длинном, грубо сколоченном столе уже были расставлены жестяные миски – недавний дар воинской части. Дымился котёл с пшённой кашей – мешок пшена ей дали там же.

  – Угощайтесь, будьте как дома, – она прямо поглядела ему в глаза.

  Охрана неловко переминалась в дверях.

  – Почему вы мне ничего из этого не рассказали, когда приходили на приём? – резко осведомился он.

  – Я не рассказала?! Это вы не слушали!

  кипит наш разум возмущённый и в смертный бой вести готов

  – Наш интернат не один здесь! И везде то же самое! Что, вас это хоть однажды взволновало? Ваша семья – в Москве, и вам...

  Тимурханов поднял руку, и она запнулась.

  – Сейчас вы переедете ко мне.

  – Куда? – нахмурилась она.

  – Ко мне домой, – нетерпеливо оборвал он. – Собирайся!

  распрямись ты, рожь высокая

  – Да за кого вы меня принимаете?! – вспыхнула она.

  Он молча посмотрел себе под ноги, потом – на неё.

  – Объясните, пожалуйста, почему всякий раз, когда мы встречаемся, вы меня оскорбляете?.. Собирайте детей, – сказал он почти по слогам, повернувшись к возникшим в дверях мальчишкам. – Пока здесь будет идти ремонт, вы все поживёте у меня.

  – Да вы с ума спятили! – выдохнула она. – Ох! – И, закрыв лицо руками, присела на лавку. – Простите, пожалуйста, я не... но вы, правда... это же сумасшествие... нас тут почти двадцать человек...

  – У меня много спален, – заверил он. В голосе опять слышалась улыбка. – Надеюсь, вас не шокирует слово «спальня»?

  * * *

  "Почему на протяжении 150 лет, несмотря на все попытки России жить с Чечнёй в мире и дружбе, именно Чечня при каждом удобном поводе отвечает России вспышкой насилия и беспредела? В чём причина такой ненависти?.. Лично мне хочется сделать с Чечнёй следующее.

  Провести референдум в Чечне, на котором выставить лишь один вопрос: «Кто желает жить в России и по российским законам?» После этого провести границу по Тереку. И всех кто не желает жить в России – за Терек – строить «ридну Ичкерию»! Между Россией и Ичкерией установить жёсткую границу как между СССР и Китаем в 70-е годы. Лет на сто – не меньше. Пока последние участники войны не вымрут. Всё общение – через третьи страны – Турцию, Грузию. И никаких репрессий для чеченцев, оставшихся в России. Полное равенство в правах. При любом недовольстве или выступлениях – депортация за Терек".

  (Владислав ШУРЫГИН)

  * * *

  Дети угомонились только глубокой ночью, просто отключились, и всё, когда она, наконец, выдернула из розетки штепсель от телевизора.

  – Талгатовна, бросай суетиться, иди, мойся, ешь, – скомандовал Бек, вытаскивая её в коридор. – Всё пучком!

  – Завтра нужно вернуться обратно, – пробормотала она. – Неудобно.

  – Неудобно знаешь что?..

  – Знаю! – поспешно кивнула она.

  – Иди тогда.

  Хозяйский кабинет оккупировали Гелани с Сашкой. Влипнув в монитор компьютера, они даже не оглянулись, когда она на мгновенье задержалась в дверях.

  ...В свежевымытой голове больше не было ни одной мысли, только блаженство рая.

  нет уж, никуда я отсюда не уйду

  никогда

  лягу в прихожей

  вместо коврика

  – Талгатовна! – нетерпеливо окликнул Бек из кухни.

  На накрытом столе дымился чайник.

  – Присаживайтесь, – любезно пригласил хозяин.

  – Н-нет, спасибо, – быстро отказалась она. – Я лучше потом...

  Вздохнув, Тимурханов поднялся и вышел, не оглядываясь.

  – Слушай, ты чего из себя строишь? – зашипел Бек. – Паранджу надень!

  – Чего несёшь?! Обалдел? – огрызнулась она в ответ.

  – Садись! – Бек ногой пододвинул ей стул.

  Голод взял верх над неловкостью, и она опомнилась только, когда поняла, что ест уже пятый бутерброд с оливками, сыром и каким-то паштетом. Бек, впрочем, от неё не отставал.

  обожрём буржуев

  Она поставила тарелки в раковину и, повернувшись, снова встретилась взглядом с остановившимся в дверях хозяином.

  – Устала? – вдруг тихо спросил тот.

  Она замерла. Горячий твёрдый ком застрял в горле, лампа над столом расплылась, и, прикусив губу, она опустилась на стул.

  развернулась бабской правдою стена

  разревелась, раскачалась тишина

  по чужим простым словам, как по рукам

  по подставленным ногам, по головам

  – Если хочешь, можешь уезжать, – продолжал он. – Ты и так уже сделала здесь столько... Не бойся, я их не оставлю, придумаю что-нибудь. Уезжай домой.

  Она утёрла щёки салфеткой, подняла голову, пытаясь улыбнуться:

  – Ну вот ещё, Беслан Алиевич! Когда тут пошла такая пьянка, режь последний огурец? Да ни в жисть!

  И краем глаза заметила, как облегчённо выдохнул Бек.

  а в потресканном стакане старый чай

  не хватило для разлёту старых дел

  фотографии там, звёздочки и сны

  как же сделать, чтоб всем было хорошо

  * * *

  26.12.01.

  Знаю, знаю – ты ждёшь рассказа про Тимурханова. Хороший вопрос – как я к нему отношусь? Сложно я к нему отношусь. Проще сказать, как ОН ко мне относится: я для него постоянный геморрой, миль пардон, и Забава Путятична в одном флаконе. А! Ещё я высококлассный специалист!!! Чуть не забыла, однако.

  Сейчас я скажу, как на духу, что меня смущает.

  Во-первых. Меня смущает то, что ЛЮДИ СКАЖУТ. А сказать они могут... много чего. Посему я держусь от него на большом расстоянии. Очень большом. Он для меня – безусловное табу. Здесь говорят – харам.

  Благо мы уже скоро, даст Бог, вернёмся в свой отремонтированный ударными темпами детсад. И он выделил нам для редакции офис в центре. Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты...

  Во-вторых. Нет, этого писать не буду, это личное... Ладно, ладно, знаю, что ты видишь меня насквозь и глубже. Да, боюсь на него повестись. Убейте меня теперь за это, убейте!

  В-третьих. Больше всего меня смущает то, что он кормит, поит, обувает, одевает, выручает всю нашу ораву, а я за это делаю только то, что доставляет мне удовольствие, то, что я и так бы делала, в смысле без него... Слушай, встань с пола, пошлая женщина, и уйди, противная, а?

  Целую. Напиши всё, что по этому поводу думаешь, утоли моя печали, сан йиша...

  Да, кстати, про дедушку Мороза! С Новым годом!

  * * *

  Перебравшись вместе с пацанами в почти отремонтированный интернат, – чтобы поменьше мозолить глаза Тимурханову, – она не могла теперь заснуть в той комнате, которую привыкла считать своей, и даже не из-за назойливого запаха свежей краски.

  И когда Бек окликнул из-за двери:

  – Талгатовна! – она и поднялась легко, – благо, как всегда, легла одетой, – и вышла быстро, завязав только головной платок.

  червону руту, блин, я шукаю вечорами

  Из-под лестницы доносился невнятный шум.

  – Проверка?

  Бек махнул рукой:

  – Да этот... говорил же я, ещё придёт...

  – Кто?

  Он не успел ответить, – внизу снова зазвучали приглушённые, возбуждённые и злые голоса.

  В круге света от фонаря стояли друг против друга Гелани с автоматом в руке, Сашка и трое в камуфляже. Один из них был знаком ей ну просто до боли.

  шо?! опять?!

  Горячая волна мгновенно бросилась в голову, гася страх.

  хорошо, хоть младшие остались у Беса

  Она кашлянула, – все смолкли.

  вторая часть Мерлезонского балета!

  – Что-то вы, Ахмад Батькович, зачастили к нам... Вам что, по ночам заняться больше нечем, голубь вы наш сизокрылый? Пардон, сокол ясный?

  Тот смерил её таким же вызывающим прищуренным взглядом.

  – Али попрощаться забыли давеча? Ушли-то по-английски... пока мы за вас отдувались. Ребята ведь могли и не вернуться, ничего?

  – Они давно мужчины, – бросил Ахмад. – И хватит им под твоей юбкой прятаться.

  – Так и ты под ней спрятался тогда, нет? – сказала она, нежно улыбаясь.

  графиня изменившимся лицом бежит пруду

  Бек, – руки в карманах, – встал перед нею, тощая спина напряжена, как тетива лука.

  придержи язык, дура, идиотка

  мальчишек подставляешь

  придержи язык!!

  – Прошу прощения. Бехк ма биллахь (прости, ради Бога), – пробормотала она, опуская глаза. – Только оставь ты нас в покое, пожалуйста, а?

  вот-вот, лучше поплачь, корова несчастная

  Ахмад сухо усмехнулся.

  – Тут говорят, Бес вас пригрел? Спишь с ним?

  – Ем! – выпалила она свирепо.

  – А тебе-то что? – перебил вдруг Бек, неожиданно спокойно. – Ты ей кто? Заплати калым – тогда спрашивай!

  и мёртвые с косами стоят

  – Сколько? – нарушил тишину Ахмад.

  – Яду мне, яду... – пробормотала она, закрывая глаза. – О боги, за что вы наказываете меня? Изгнать конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды...

  Кто-то прыснул, – кажется, Сашка, день и ночь не отрывавшийся от присланных ей из дома книжек.

  – Жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию... – продолжала она монотонно, не открывая глаз. – Конец цитаты. Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита».

  – Это... что это с ней? – спросил Ахмад почти шёпотом.

  – А ты не знал? – злорадно осведомился Бек. – Такая вот она у нас... всегда.

  – Ножку волочит, головой трясёт, и бок кривоватый, – подхватила она с восторгом, – да на личике черти горох молотили... так ведь личико можно платком закрыть... Алексей Толстой, если что. «Пётр Первый».

  Мальчишки уже откровенно хохотали, подталкивая друг друга плечами.

  Ахмад заморгал.

  темнотааааа

  – А ты спроси-ка его, Бек, сколько ему лет? – Она подбоченилась, уже в упор демонстративно разглядывая Ахмада.

  – Двадцать пять, – буркнул тот.

  – Ско-олько?.. А теперь скажи ему, Бек, что я ему в матери гожусь!

  в бабушки

  Серый Волк, а Серый Волк, а я тебя съем

  – А читать он умеет?.. Хотя бы по слогам?

  Остапа понесло

  ... – А баранов у него сколько? Помимо тех двух, что здесь?..

  Один из «баранов» вдруг фыркнул, сквозь смех сбивчиво говоря что-то Ахмаду. Тот блеснул на него глазами.

  – А вам, молодой человек, – переключилась она мгновенно, – полезно было бы узнать, что неприлично говорить на иностранном языке в компании людей, из которых по определению не все могут знать этот язык!

  Мэри Поппинс, до свидаааанья

  – Я рада, что вам со мной весело, – невозмутимо закончила она на том же языке. – ИншаАллах... но я спать хочу. Надоело мне вас развлекать. Аста ла виста, бэби!

  Ахмад шагнул было вперёд, но, натолкнувшись на взгляды мальчишек, остановился, тряхнул головой, бросил угрюмо:

  – Научите её хоть помалкивать!

  – Бесполезняк, – развел руками Бек. – Пробовали! Единственно, кляпом заткнуть!

  а я и здесь молчать не буду