Текст книги "Война - дело молодых (СИ)"

Автор книги: Олеся Луконина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

  – Завтра к вечеру тут уже новоселье гулять можно будет, Талгатовна!

  – Послезавтра... Так, теперь мебель и всё остальное. Это сама будешь выбирать. Посмотришь прямо сейчас, по центру поездите, Малхаз отвезёт. Молчи. Сам привезу тогда, сам поставлю. Ну что? Едешь? Вот твой счёт в Сбербанке. Банкомат работает, деньги есть, будешь снимать, когда понадобится.

  – Бес! Я не могу!

  – Бес! Он её убьёт...

  – Ну конечно...

  – Не убьёт, так побьёт. Мало не покажется...

  – А откуда он узнает?.. В общем, хватит ерунду выдумывать, слушать не желаю! Ему ещё лечиться и лечиться, денег уйдёт... Всё. Езжай с Малхазом. Бек, а ты почему ещё здесь? Я сказал – линолеум мотать!

  ой, да помолись за меня, сиротинушку, батюшка

  * * *

  11.11.03

  И вот теперь у нас есть дом.

  Стыдно мне должно быть: и муж есть, и дом... когда большинство женщин здесь – в чёрном, а большинство домов – руины.

  Но и мой мир подвешен на такой хрупкой ниточке, что ёлочный шарик по сравнению с ним – воплощение надёжности.

  Мой муж – бывший участник незаконных вооружённых формирований. А для таких преступлений здесь нет срока давности.

  Каждый день вокруг нас исчезают люди, становясь из бывших участников НВФ бывшими людьми.

  А я? Что такое я? ГIазкхи. Русская ведьма. И это тоже приговор. Только выносит его другая сторона.

  «Дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону...»

  Так, что ещё? Свежие новости про Тимурханова! Наш мистер Твистер, бывший министр, уже не владелец заводов, газет, пароходов... хотя по-прежнему миллионер. Сняли его, короче. За подрывную деятельность против всенародно избранного президента Чечни... Но ты не волнуйся, он найдет себе – и нам – какое-нибудь другое развлечение. Наверное...

  * * *

  – Знаешь, Лиска, а ты изменилась, – тихо сказал Гелани, не сводя глаз с монитора.

  – В смысле?

  Она удивлённо оторвалась от газетных подшивок – до которых впервые добралась сегодня утром. На завтра Бес, загадочно улыбаясь, подготовил ей встречу с тем, кому после неё передали газету «Марша догIийла» – Тамерланом Оздоевым.

  Гелани пожал плечами:

  – Никогда не думал, что мужику удастся тебя поломать.

  Она прикусила губу.

  спокойно, Маша, я Дубровский

  – Лани, ты на меня посмотри, пожалуйста, если уж со мной разговариваешь.

  Он повернулся на стуле, глянул искоса.

  – Я, знаешь ли, не сейф, чтобы меня ломать, не сухарь, не пряник! – Она встряхнула головой. – Откуда выводы глубокомысленные?

  – Я же вижу, не слепой, – упрямо проворчал Гелани. – Ты никогда такая не была! Ты даже не возражаешь! Ни ему, ни вообще никому! Даже нам! Только и слышно: «да», «хорошо», «конечно»...

  чего ещё желает мой белый господин?

  – А тебя бы больше устроило: «нет», «никогда» и «пшёлнах»?

  Гелани поперхнулся.

  Она облокотилась на стол рядом с ним.

  – Лани... ты пойми – ему нет нужды меня ломать. Знаешь, почему?.. Потому что он – это я.

  спите себе, братцы, всё начнётся вновь

  всё должно в природе повториться

  и слова, и пули, и любовь, и кровь...

  Входная дверь грохнула так, что они вздрогнули.

  – Чего ломишься, как ОМОН? – буркнул Гелани.

  Бек, тяжело дыша, облизнул губы:

  – Ну, Талгатовна, ты попухла! Твой карточку нашёл!

  – Какую ещё карточку? – заморгал Гелани.

  – Сбербанковскую, блин! Которую ей Бес дал! Ты, блин, молодец, сообразила, куда положить! В книжку!

  Она помотала головой.

  – Погоди, не ори ты... и что?

  – Что-что... – Бек плюхнулся на стул. – Ничего! Я, конечно, давай тебя отмазывать...

  – Ну?

  Бек с тяжёлым вздохом почесал затылок.

  – Да как сказать... короче, рука у него даже потяжелее, чем у Беса, будет... Так что сегодня домой лучше не возвращайся! Переночуешь у Аминатки.

  глупый пингвин робко прячет

  тело жирное в утесах

  – Охуху ты, что ли? – Гелани покрутил пальцем у виска.

  – А чего делать?!

  – Снять штаны и бегать... – пробормотала она любимую бабулину присказку, хватая со стула сумку. – Пошла я.

  – Лиска, я серьёзно! – Бек вскочил.

  – Я тоже.

  – Мы с тобой тогда!

  Она вздохнула:

  – Ну уж нет, вежарий! Это не ваше дело.

  – Может, Бесу позвонить?

  – И уж тем более не его!

  – Ты с ним только не спорь, – жалобно сказал Бек. – А то неделю стоя есть будешь...

  мы, русские, после первой не закусываем

  – Не вздумайте заявиться! – оглянулась она в дверях. – Мешать будете только!

  – Кому мешать? – захлопал ресницами Бек.

  – Мне! Мириться мешать! – Она подняла глаза. – Дошло?

  * * *

  "Чеченские патриоты русским патриотам в любом случае ближе, чем холеная кремлёвская сволочь, готовая в любой момент сбежать за рубеж. И ближе, чем американские упыри, организующие аукционы, на которых продаются предсмертные телефонные переговоры, и даже фотографии людей, прыгающих из окон Всемирного торгового центра, ближе, чем европейский модельер, создавший коллекцию «Шахидки на подиуме»...

  На Западе каждую великую идею готовы опошлить, подвиги они описывают в комиксах, героев в кино играют зажравшиеся представители бомонда. Там правит доллар. Есть поговорка «родина бизнесмена – это его карман». А чеченский национализм, хотя и закамуфлирован интернациональной религией, это то же, что у нас – кровь и почва. И поэтому они мыслят также жестоко и эмоционально".

  (Марина СТРУКОВА)

  * * *

  Она решительно поднялась на крыльцо, толкнула дверь, пошла на стук молотка.

  Ахмад доводил до ума что-то в кухне. Прислонилась к косяку. Он отложил молоток, выпрямился.

  – Ну, говори, – сказала она спокойно.

  Он усмехнулся:

  – Я?

  – А мне оправдываться не в чем, – пожала она плечами. – Денег я не снимала.

  Голос всё-таки дрогнул.

  – А зачем взяла?

  – Бес велел.

  – А чего молчала?

  иногда лучше жевать, чем говорить

  – А я вообще очень молчаливая. От природы. Просто Герасим и Муму, вместе взятые... Ну что? Драться-то будем или как?

  – А тебе не терпится? – Голос у него тоже вздрагивал.

  – Ну! Я, может, специально тренируюсь! Беру уроки у Малхаза...

  Он наконец расхохотался:

  – А я уж боялся, что ты язык научилась наконец придерживать, Бешеная!

  – Что-о?!

  что же ты, моя старушка, приумолкла у окна?

  Он обхватил её запястья ладонью, не переставая смеяться.

  Она попробовала вырваться, но через минуту сдалась, прислонилась к нему, закрыв глаза.

  – Ты что, решила, что я тебя побью? – Он вздохнул: – Мне это всё равно, что самому об стенку биться. Эх, зря сказал...

  так сделай то, что хочется сделать

  спой то, что хочется спеть

  спой мне что-нибудь, что больше, чем слава

  и что-нибудь, что больше, чем смерть

  и может быть, тогда откроется дверь

  и звезды замедлят свой ход

  и мы встанем на пристани вместе

  взявшись за руки; глядя на парусный флот

  * * *

  У журналиста, которого Тимурханов почти год назад «бросил на газету» вместо неё, было громкое имя – Тамерлан. Тимыч, в общем. Она прикусила губу, вдруг некстати вспомнив Тимоху-Панкиллера.

  Оздоев вызывающе косился на неё, а заодно и на Беса, который, как всегда, безмятежно улыбался, наслаждаясь ситуацией.

  дай вам всем Аллах здоровья и счастья

  а также успехов в личной жизни

  больших-пребольших

  – Ну, что скажешь-то? – наконец нарушил Тимурханов молчание.

  – А что я могу сказать? – Крутанувшись в шикарном кожаном кресле, она перезагрузила компьютер. – С газетой «Марша догIийла» всё в порядке. Как всегда...

  – В смысле? – насторожился Оздоев.

  – В смысле, как обычно, хотим и рыбку съесть, и на лошадке покататься, правда, Беслан Алиевич? Только вот после рыбки на лошадке кататься как-то несподручно – плавнички мешают, ага?

  едва открою рот, как все от счастья плачут

  и знаю наперёд – не может быть иначе

  Бес и Оздоев поднялись сразу, через мгновение – Ахмад и Бек.

  Она продолжала туда-сюда покручивать кресло, наивно глядя на всех снизу вверх:

  – Правильно, такой тактики и надо придерживаться, в конце концов, кто-то же станет третьей силой... Василь Иваныч, ты за кого – за большевиков али за коммунистов? А я за Интернационал...

  – А я тебе что говорил? – насмешливо покосился Оздоев на бывшего министра.

  Тимурханов, пропустив его слова мимо ушей, потёр затылок, совсем как Бек, и глянул на Ахмада:

  – Честно скажи, ты с ней справляешься?

  Ахмад только усмехнулся.

  – Вопрос поставлен неверно, – она подперла ладонью подбородок. – Ключевое слово – как?

  раздался тихий, печальный звук рожка

  шли санитары

  – Я просто не видела и не вижу выхода, Беслан Алиевич, – продолжала она тихо. – И я уже не верю ничему и никому. А вы?

  Мужчины молчали.

  – И не могу я опять в этой мутной воде ловить рыбку... – она осеклась.

  – Лошадку! – вполголоса подсказал Бек и тут же заработал подзатыльник от Ахмада.

  Все как-то нехотя засмеялись.

  – Слушай, – оживился вдруг Беслан, повернувшись к Ахмаду. – А может, её на телевидение бросить?

  – Кем? – простонала она. – Ариной Шараповой?

  – Асет Вацуевой! – ляпнул Бек, выворачиваясь у Ахмада из-под локтя. – А я тоже хочу, между прочим!

  – Бога ради, Беслан Алиевич! – взмолилась она. – Те же яйца, только в профиль!

  – Вот! Вот! Ей, значит, всё можно городить... бедным детям дурной пример подавать... – Бек скорбно возвёл глаза к потолку. – А тут и слова не скажи...

  – Та-ак, бедные дети, вы и вправду сейчас будете очень бедные! – зловеще предрёк Тимурханов. – А женщины – тем более!

  Она опять прикусила губу.

  Тимурханов прошёлся по кабинету.

  – В общем, вы оба пока думайте. – Он повернулся к Ахмаду. – Люди нужны. Поговорим ещё, когда из Москвы вернёмся.

  – Из Москвы? – нарушил молчание Ахмад.

  – Я тебя в институт протезирования устроил. Завтра едем. – Он поднял руку. – Считай это свадебным подарком.

  – А потом на Таити! – радостно подпрыгнул Бек. – Хала дацахь (если не трудно)...

  – Тебя я, кстати, туда же устроил, – ласково отозвался Беслан. – Язык поменять...

  Бек открыл было рот и тут же закрыл.

  в белом кошелёчечке – медные деньги

  в золотой купели – темнота да тюрьма

  небо на цепи, да в ней порваны звенья

  как пойдёшь чинить – ты все поймёшь сама

  * * *

  «Лично я противник всяких контактов с террористами и считаю, что они должны быть лишь по одному поводу – сдача оружия и возвращение к мирной жизни. Все другое – предательство как России в целом, так и самого чеченского народа. Это не эмоции, а взвешенное восприятие ситуации человека, который и причины, и последствия обеих чеченских войн, горе, принесенное ими, знает не понаслышке и не из газет».

  (Бислан ГАНТАМИРОВ)

  * * *

  В институт протезирования пускали всего на полчаса в день, и, выходя на крыльцо, она снова тоскливо вспомнила грозненскую больничку и узкую койку для послеоперационных. Подняла голову, посмотрела на окно палаты и улыбнулась – Ахмад, как всегда, уже сидел на подоконнике.

  Подъехавший Малхаз нетерпеливо просигналил.

  – Талгатовна! – Бек высунулся из машины. – Хочешь успеть на эту свою ярмарку, давай в темпе!

  В Москве для неё была только одна радость – новые книжки. А на ежегодной книжной ярмарке – книжки с авторскими автографами авторов.

  ...– М-м? – она нехотя поставила книгу обратно на стеллаж и обернулась к дёргавшему её за локоть Беку.

  – Вон сидит твой любимый писатель! – выпалил тот, указывая глазами куда-то влево.

  – Достоевский? – удивилась она, близоруко вглядываясь в кучку людей в камуфляже.

  – Бешеная, кончай придуряться, а? – вздохнул Бек. – Пушков. Помнишь, ты ещё рвала и метала?

  «Пояс шахидки», «Кровник», «Смертник», «Русский спецназ» и прочие изумительные произведения этого творца, наводнявшие российские прилавки, достойны были, на её взгляд, только одного – статьи УК «За разжигание межнациональной розни».

  Она опустила взгляд. А через секунду, потянув с головы лёгкую косынку, взлохматила пальцами волосы.

  – Ты чего? – Бек вытаращил глаза.

  – У меня есть мысль, и я её думаю... – пробормотала она, решительно стряхивая ладонь Бека со своего локтя и ввинчиваясь в толпу.

  Писатель был старше её лет на десять, лысоват челом и одутловат ликом, но молодецки расправил плечи под пятнистым комбезом, когда она, отстояв маленькую очередь, скромно присела перед его столом и открыла в ожидании автографа титульный лист его последнего шедевра, только что купленного.

  «Солдаты удачи».

  а дача у моря

  – Кому подписываю? – Он нацелился ручкой на страницу, глянув выжидающе и оценивающе.

  Оценивать было что.

  – Алисе, – пролепетала она, вскидывая ресницы разрекламированного тройного объёма. И глазки в их тени – ничего себе, а уж ножки...

  а уж рожки...

  – А можно написать «С любовью»? – спросила она тихонько, снова на секунду взметнув робкий взгляд.

  – Нужно! – горячо заверил писатель. – Кстати, меня зовут Лев Николаевич...

  – Очень приятно! – воскликнула она. – Я все-все ваши книги покупаю, Лев Николаевич!

  вот книга «Каренина Анна»

  ты на ночь её не читай

  от жизни такой распоганой

  попала она под трамвай

  – А почему, собственно? – Лев Николаевич приосанился ещё больше – вот-вот затрещит камуфляж. – Для такого... гм... нежного создания... такое суровое чтение...

  – Я обожаю читать про настоящих мужчин! – Она лихо закинула ногу на ногу, как Шарон Стоун в «Основном инстинкте», спиной ощущая сверлящий взгляд Бека.

  – Только... читать? – писатель несколько понизил голос, и она осознала наконец, что чувствует на охоте хищник.

  песец подкрался незаметно

  – Ну почему же... не только... – она медленно провела языком по приоткрытым губам.

  Шарон Стоун услужливо уступала место Сильвии Кристель.

  каникулы Эммануэль

  Мысль об Ахмаде равномерно вспыхивала в мозгу красным стоп-сигналом.

  руку жали, провожали

  врали, срали, рожали, убивали

  подавали знаки тебе и мне, которые

  глазами не увидеть

  мозгами не понять

  Очередной камуфлированный поклонник таланта Льва Николаевича нетерпеливо кашлянул позади неё.

  – Может быть, мы продолжим нашу беседу в более приятной... и приватной обстановке? – Лев Николаевич решил ковать железо, не отходя от кассы.

  Помедлив несколько секунд, она кивнула и раскрыла вишнёвую раскладушку новёхонького «Самсунга»:

  – Я дам вам свой номер. Можно?

  – Нужно! – писатель начал повторяться. Впрочем, его творения нетривиальностью тоже не блистали.

  Зная, что он смотрит вслед, она удалялась неторопливо, покачивая всем, что покачивалось.

  И поспешно свернула за угол, увлекая за собой догнавшего её Бека.

  – Спятила?! – только и выговорил тот. – Чего ты хочешь?!

  живьём брать демонов!

  – Чтобы он получил своё! Эти его... книжонки, они ничуть не лучше, чем какой-нибудь... Кадет!

  – А... как?

  * * *

  "Кто-то из полководцев сказал, что за каждым подвигом всегда скрывается чье-то преступление. И чеченская война – самое свежее тому подтверждение.

  Наверное, она – от начала и до последнего дня – была соткана из больших и малых измен, предательств и лжи.

  Предавали штабы и главкоматы, когда на войну отправляли собранные наспех части, необученные, неслаженные, на неисправной технике с неисправным вооружением. Гнали, по сути дела, на убой, а наверх докладывали о том, что подготовка и укомплектование выполнены в полном объеме, обрекая тем самым тысячи солдат и офицеров на бессмысленную смерть.

  Предавали впрямую и беззастенчиво, когда секретная информация из московских и моздокских штабов в считанные часы доходила до боевиков. И впустую работала артиллерия, умывались кровью наступавшие полки, попадали в засады колонны".

  (Владислав ШУРЫГИН)

  * * *

  Когда номер писателя погас в окошке телефона, она бросила мобильник в сумочку и в последний раз поглядела в зеркало. Платье, в котором она когда-то гастролировала в казино, всё ещё сидело, как влитое. Хотя чуть-чуть тесноватым стало в боковых швах.

  – Бешеная... – пробормотал Бек. – Может, всё-таки завяжем с этим делом, а? Пока не поздно.

  – Сдрейфил? – нежно спросила она.

  – Кто?! Я?! – задохнулся тот. – Окей, проблем яц!

  – Лиска... – вступил Гелани. – Если Ахмад с Бесом узнают...

  – Не узнают, – твёрдо сказала она и переглотнула. – Всё получится. Этот... червяк, он только у себя в книжках крутой. КIилло (трус)!

  – Тебе бы, блин, военные операции планировать! – буркнул Бек. – Ладно. Главное – заранее настроиться... По Кастанеде. Значит, так. Сперва нас будет мочить Бес. Потом – твой... Нет, сначала – твой, потом – Бес...

  для тех, кто попадает в Бастилию, не бывает никакого «потом»

  – Я позвоню, когда мы поедем к нему из ресторана, – поспешно бросила она, открывая дверь.

  – А точно поедете? – крикнул Бек ей вслед.

  Обернувшись, она ехидно улыбнулась.

  и твоя голова всегда в ответе

  за то, куда сядет твой зад

  Ресторан был неплох, но распробовать еду толком не удавалось. Лев Николаевич так красочно развёртывал перед нею сюжеты своих будущих бессмертных творений, что её начало мутить. Сам писатель отсутствием аппетита не страдал, а коньяк подстёгивал его красноречие.

  Во второй раз отлучившись в туалет, она позвонила Беку:

  – Большая Грузинская, девять. Где-то через полчаса поедем. У меня уже сил нет его слушать...

  – Дика ду, – только и сказал Бек, и связь разъединилась.

  Недоумённо пожав плечами, она нажала на кнопку «отбой».

  У Льва Николаевича на стоянке остался «пежо» последней модели, о чём он не преминул несколько раз ей сообщить, но из ресторана к его дому пришлось ехать на такси – писателя изрядно развезло. К счастью, Большая Грузинская была недалеко, но за двадцать минут дороги она двадцать раз пожалела, что на ней нет бронежилета.

  – Алисонька, ну что ты, солнышко, – обиженно бормотал он, утыкаясь ей в шею мокрыми губами.

  руки прочь от Вьетнама!

  – Я не люблю торопиться... Лёва... – ласково отозвалась она, в очередной раз выскальзывая из его объятий. – Я не привыкла так... с мужчинами... но в вас есть что-то... что-то такое...

  сякое

  Лёва самодовольно улыбнулся и ненадолго утих.

  ах, этот Бэкингем, и он такой, как все мужчины

  Такси затормозило, и, пока писатель расплачивался, она выпорхнула на блестевший инеем в свете фонарей асфальт, зябко поёжившись в короткой шубке и не менее короткой юбке. Осталось только миновать охрану в подъезде элитного дома.

  Лев Николаевич галантно распахнул перед нею массивную дверь подъезда, начал что-то говорить, но вдруг осёкся, как-то странно всхрапнув. Обернувшись, она почувствовала, что ноги подкашиваются – за спиной писателя стоял Ахмад. Бек и Гелани маячили поодаль.

  никого не трогаю, примус починяю

  – Гости – к вам, Лев Николаевич? – осведомился охранник, высунувшись из стеклянной будки, и она машинально ему улыбнулась.

  – Д-да... это со мной... – промямлил, сглотнув, Лев Николаевич, и какой-то деревянной походкой прошествовал к лифту. Ахмад шёл за ним почти вплотную, практически не хромая.

  Она обречённо переглянулась с пацанами и пошла следом, слыша позади их шаги.

  куда идём мы с Пятачком? большой-большой секрет

  и не расскажем мы о нём, о нет, и нет, и...

  В зеркальном со всех сторон лифте Ахмад наконец немного отстранился от писателя, – пистолет мелькнул только на мгновение.

  – Вы... вы... – Лев Николаевич ненадолго обрёл дар речи. – Чего вы хотите?

  – Устроить читательскую конференцию, – сказала она негромко, поражаясь тому, как спокойно звучит её голос.

  – Ты... ты, су... – Писатель поперхнулся.

  Лифт встал.

  Лев Николаевич, нервно озираясь, с трудом попал ключом в замочную скважину навороченного замка, дверь лязгнула, открываясь. Уже не церемонясь, Ахмад втолкнул его внутрь квартиры. Бек, пошарив ладонью по панелям шикарного холла, зажёг свет.

  Ей хотелось отвернуться – не было сил смотреть, как, беспомощно моргая, корчится этот человек.

  – Возьмите денег... у меня много... всё равно вас поймают! Вы... вы, сволочи, чехи...

  – Чехи – в Чехии, – ровно сказала она.

  – Ты! А ты! Ты же – русская... ты позоришь...

  – Это вы русских позорите, – кулаки сжались сами. – Мой прадед с первой мировой четыре «Георгия» привёз, вот он – воевал! А вы...

  Подхватив за углы пакет, который был в руках у Бека, она вытряхнула его содержимое на паркет. Книги хлынули, переливаясь глянцем обложек.

  – Что вы хотите?! – Лев Николаевич с ужасом воззрился на свои произведения.

  – Ты их сейчас сожрёшь, – презрительно бросил Бек.

  – Я... что?! Нет!

  Ахмад достал пистолет, и писатель выставил перед собой ладонь:

  – Я... я...

  – Иди, – тихо сказал ей Ахмад.

  Она молча перешагнула через разноцветную кучу и открыла дверь.

  * * *

  – Ну, хватит, хватит чай солить. Дай сюда чашку. Побереги слёзы – скоро пригодятся.

  – Беслан А-алиевич...

  – Когда надо, ты сразу вспоминаешь, что ты женщина, правда?

  – П-почему? Я всегда помню...

  – Конечно, конечно...

  – Он... он меня теперь выгонит, да?

  – Ну, я бы не выгнал... Но даже у меня руки так и чешутся... И давно, учти. Ох, давно-о...

  там, вдали, ипподром Нагасаки

  где бессмысленно блеет коза

  всё на свете – загадка и враки

  а над нами бушует гроза

  – Как тебе вообще это в голову взбрело? Ладно, знаю – как обычно... Молчи, а то опять реветь начнёшь! Чёрт... час скоро, как Малхаз тебя привёз... Если их взяли, пора уже ехать...

  – Беслан Алиевич...

  – Сказал, молчи!

  ну, а кто не слушал

  за ненадобностью вам я отрежу уши

  * * *

  По стеклам пробежал отблеск фар.

  Не помня, как очутилась в прихожей, она замерла, обхватив себя руками.

  Ахмад, чуть прихрамывая, вошёл первым, за ним – мальчишки.

  – Ну? – только и спросил Тимурханов.

  – Кхардамхо (позорник), – процедил Ахмад.

  – Его на первой же книжке вывернуло, – брезгливо сморщился Бек. – Ну, тогда мы остальную макулатуру подпалили и ушли. Даже по морде не надавали...

  – Искать не будет?

  – Вряд ли, – Гелани пожал плечами. – Да и найдёт – что с того?

  Тимурханов устало покачал головой и глянул на Ахмада:

  – Как протез?

  – Я про него забыл, – ровным голосом отозвался тот и кивком головы указал ей на лестницу, ведущую на второй этаж.

  на кой мне жемчуг с золотом, на кой мне «арт нуво»?

  мне, кроме просветления, не нужно ничего

  – А вы – живо ко мне в кабинет! – спокойно сказал Тимурханов, поворачиваясь к парням. – Хочу наконец узнать, почему вы всегда следом за нею лезете.

  Бек шмыгнул носом и безнадёжно поглядел на Гелани.

  и слониха, вся дрожа, так и села на ежа

  Лестница казалась бесконечной, но всё-таки закончилась.

  Не зажигая света, Ахмад пропустил её вперёд и плотно прикрыл за собой дверь спальни.

  – ...Да-а... сам говорил, что никогда-а... – всхлипнув, пробубнила она наконец сквозь подушку.

  – Так разве я тебя бил? – Его ладонь бережно легла на её горевшие огнём ягодицы. – Слегка ударяйте непослушных, дабы вразумить...

  – Да-а... слегка-а...

  – Ну, вразумить-то всё равно не вразумил, – вздохнул Ахмад.

  Она невольно фыркнула:

  – Конечно, предыдущее же условие не соблюдено: отлучайте их от ложа...

  – Вот этого я точно никогда не смогу... – он опять вздохнул. – Знаешь, ты бы лучше ту книжку купила, помнишь, про которую тогда говорила... ну... «Боги, за что вы наказываете меня...»

  – «Мастер и Маргарита»?.. – заморгав, она приподнялась на локте.

  Он кивнул.

  Не сводя с него глаз, она нашарила на полу сумочку, а в ней – мобильник.

  – Бек?

  – Ты живая? – хмуро осведомился тот.

  жив и я, привет тебе, привет

  – Почти, – хихикнула она невольно. – А вы?

  – Тоже почти... Ну, чего тебе?

  – Завтра с утра надо будет книгу одну поискать...

  – Че-го?! Книгу?! Какую ещё книгу?! Опять?! Не всех ещё накормила, что ли?! Книгу!!!

  Хмыкнув, Ахмад забрал у неё телефон и отключил его.

  – Так ты, значит, в прадеда такая...

  я знал одну женщину – она всегда

  выходила в окно

  в доме было десять тысяч дверей, но она

  выходила в окно

  она разбивалась насмерть, но ей было всё равно

  – Он был первым в Курске полным Георгиевским кавалером! – гордо выпалила она. – Вот только...

  – Что?

  – Да вот... он всю войну без единой царапинки прошёл... – она запнулась, – а когда домой возвращался... на первом в Курске трофейном велосипеде... его задавил первый в Курске автомобиль...

  Ахмад долгим взглядом поглядел на неё и наконец со стоном откинулся на подушки.

  – Болит? – вскинулась она тревожно. – Что?

  – Валлахи... Что... На велосипеде чтоб не смела ездить, вот что!

  – Ладно, – послушно кивнула она. – На велосипеде – не буду. Честное слово... Только на самокате...

  – Чего?!

  – Или на самолёте... Или... Мара йоллахь со (обними меня)...

  так что хватит запрягать, хватит гнаться за судьбою

  хватит попусту гонять в чистом море корабли

  самый быстрый самолёт не поспеет за тобою

  но, когда ты прилетишь, я махну тебе с земли

  * * *

  – Всё-таки домой надумали возвращаться? Смотрите... Не рано ли? Может, здесь останетесь? Работу найду.

  – Её там полно. И потом... зря вы все, что ли, нам дом строили, Беслан Алиевич?

  – Лисичка, едете на войну... Я не могу ручаться, что...

  – Вам и не надо ни за что ручаться. Вы и так...

  – Поговори у меня, женщина!

  – Вы... обиделись? Я...

  – Ох, отстань. На себя не обижаются...

  * * *

  12.03.03

  Начало марта, а здесь уже так тепло – никак я не перестану этому удивляться... Благодатнейший всё-таки климат... только теперь в этой земле больше мин и осколков, чем семян и ростков...

  Но земля всё равно родит. Она, как мать, всех прощает...

  Что-то я расфилософствовалась... Ладно.

  Короче, дела наши такие – Ахмад работает у Беса в одной из его фирм. С протезами он уже так свыкся, что они совсем незаметны.

  Я всё-таки сдалась и вышла в «Маршу» корректором. Подсела на типографскую краску, видимо... Впрочем, Бес продолжает угрожать мне звёздной телекарьерой на частном ТВ-канале, – через третьи руки опять же принадлежащем ему, – что для такой старой нерпы, как я, по меньшей мере, смешно.

  Гелани с Беком, естественно, перебрались жить к нам, – не в редакции же, в самом деле, им обитать, – короче, как обычно, обслуживаю толпу мужиков. И ты ещё вспомни при этом, что нохчи воду не носят...

  В общем, верчусь, как белка в колесе.

  И ещё есть у меня одно подозрение... Ладно, потом... Поинтригую тебя пока. Боюсь сглазить. Потерпи уж, сан йишка...

  * * *

  Она ещё не успела толком проснуться, когда жёсткая ладонь Ахмада легла ей на губы.

  – Кто-то во дворе, – прошептал он. – Будь здесь, не выходи!

  Как он выскользнул за дверь, она не услышала. Поспешно натянула одежду. Села на кровать, обхватив себя руками.

  Сердце глухо билось.

  Ночной Дозор! Всем выйти из Сумрака!

  Когда она услышала за дверью ещё и голос Бека, не выдержала – выскочила.

  – Узнаёшь гостя? – глянул через плечо Ахмад.

  Ибрагим застыл у входа, держа правую руку под курткой, обводя всех затравленным взглядом. Гелани вошёл со двора, и тот развернулся к нему всем телом:

  – Говорю, один я!

  – Говори лучше, зачем пришёл. И выметайся, – бросил Бек.

  Ибрагим покосился на неё:

  – Салман... – Он переглотнул. – Салман стал шахидом.

  Дала гIазот къобал Дойла

  да примет Аллах его газават

  Она прислонилась к стене, прикрыла глаза.

  руки на затворе, голова в тоске

  а душа уже взлетела вроде

  для чего мы пишем кровью на песке

  наши письма не нужны природе

  – Он сказал... что ты обещала его простить.

  Она молча кивнула.

  – Он еще говорил... – Ибрагим запнулся, – он сказал, что ты вылечила его...

  пока не вспомнит рука

  дрожит кастет у виска

  зовёт косая доска

  я у дверного глазка

  под каблуком потолка

  Она поглядела на Ахмада.

  – И что? – спросил тот спокойно.

  Ибрагим по-прежнему смотрел только на неё горящим отчаянным взглядом.

  – Ты... а ты... ты можешь так же вылечить... меня?

  – Нет! – не раздумывая, бросил Ахмад. – Уходи.

  Ибрагим не отрывал от неё запавших глаз.

  – Ты... можешь?

  – Уходи, – повторил Ахмад сквозь зубы.

  – Ради Аллаха... – хрипло выдохнул Ибрагим.

  – Ради Аллаха! – отозвалась она эхом.

  – Нет! Больше никогда! – гаркнул Ахмад, схватив Ибрагима за плечо. – Уходи!

  Тот вырвался, полоснув Ахмада взглядом:

  – Пристрели меня тогда!

  – Другого кого поищи, – холодно проронил Гелани, тесня Ибрагима к выходу. – Давай-давай!

  Тот в последний раз отчаянно обернулся на неё с порога и исчез. Бек и Гелани исчезли следом.

  – Я тебе ещё тогда сказал – думать не смей даже! – с силой проговорил Ахмад. – Иди ложись.

  проникший в щели конвой

  заклеит окна травой

  нас поведут на убой

  перекрестится герой

  шагнёт в раздвинутый строй

  вперед за родину, в бой

  Она молча лежала, стараясь дышать ровно, до самого рассвета. Ахмад так же ровно дышал рядом, но она знала – не спал.

  Утром, накинув куртку, она только и успела, что спуститься с крыльца.

  Холодное дуло упёрлось ей в шею, а ладонь, сдавившая плечо, обожгла даже сквозь рукав.

  и сгинут злые враги, кто не надел сапоги

  кто не простился с собой

  кто не покончил с собой

  всех поведут на убой

  – Ну! – Ибрагим встряхнул её так, что она ударилась затылком об стену. – Лечи! – И оскалился, поворачиваясь к выскочившим на крыльцо Ахмаду и Беку: – А вы – стоять! Я её убью! Ясно?

  – Парень, у тебя же температура, – сказала она тихо. – Ты что, здесь, во дворе, ночевал? С ума сошёл?

  -Тебе-то что?! – Ибрагим еще раз встряхнул её, и Ахмад дёрнулся вперёд.

  – Собар де (подожди)! – выдохнула она и повернулась к Ибрагиму: – Ты что же думаешь, я смогу это сделать вот так?.. под пистолетом?

  Тот заморгал. Металл по-прежнему леденил ей кожу.

  – Так ты ничего не добьёшься. – Она сглотнула. – Совсем. Даже если меня застрелишь.

  Он молча смотрел ей в лицо, на грязной шее бешено пульсировала жилка.

  Медленно подняв руку, она коснулась ладонью его всклокоченных волос, и он вздрогнул. Пистолет опустился, Ибрагима шатнуло, и он скорчился, захлёбываясь то ли кашлем, то ли рыданиями.

  Она присела рядом и обхватила его за плечи. Ахмад, мгновенно оказавшись возле них, выдернул у него из рук пистолет, сунул подлетевшему Гелани. Сгрёб её и Ибрагима в охапку, толкнул к крыльцу:

  – Домой!

  У Ибрагима лязгали зубы, он хватал воздух запёкшимся ртом, но глаз с неё не спускал.

  – Ты что, в яме был? – тихо спросил Гелани.

  Тот молча кивнул.

  Ахмад с размаху захлопнул за собой дверь:

  – Ну что ты уставился на неё, парень? Я тебе сказал – она не может!

  – Я могу. – Она подошла вплотную, положила руку ему на плечо. – Вот отказывать – не могу. Пропадёт.

  – Кто? – Ахмад сжал её пальцы. – Он?

  – Он тоже. И это всё... пропадёт. А мне это ещё дочери передавать...

  Она улыбнулась, глядя на их ошалелые лица.

  пой, ласточка, пой, а мы бьём в тамтам

  ясны соколы здесь, ясны соколы там

  сокол летит, а баба родит