Текст книги "За золотом Нестора Махна"
Автор книги: Олександр Скрипник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Документ 1
З пояснень Г. Сергієнка в ГПУ після повернення до СРСР про перебування за кордоном
С 1918 года я был в должности нач. отдела снабжения армии Махно. Принимал участие во всех кампаниях до 1921 года. С этого времени усилилось преследование армии, она уменьшилась (количественно), а также ощущалось отсутствие необходимого снабжения – оружия и др. припасов.
В том же году 28 августа я совместно с Махно и всей группой выехал в Румынию. Всех нас было 67 человек [1]1
За іншими даними, кордон перейшло 77 чол. – Прим. авт.
[Закрыть], которые три недели жили в гор. Бельцах, а затем я остался в комиссии по ликвидации лошадей. Махно с женой Галиной и Левой Задовым уехали в Бухарест, а остальные – в лагерь для интернированных в гор. Брашове, куда впоследствии был направлен и я. Махно в это время жил самостоятельно и существовал исключительно на имеющиеся при нем драгоценности и на деньги, полученные от продажи лошадей румынскими властями. Так мы жили до марта 1922 года.
А с этого времени я, Домашенко – комендант штаба и Черная Хмара (фамилию его забыл) направились лично к Махно в Бухарест. Последний нам сообщил, что в связи с требованием советского правительства о его выдаче, а также предстоящей Генуэзской конференцией этот вопрос может быть поставлен в более широкой плоскости, и румынские власти, в конце концов, вынуждены будут его выдать. Поэтому необходимо как-нибудь выбраться в Галицию, а там поднять восстание с целью облегчить в будущем свое положение в СССР, тем самым доказав свою лояльность к советской власти.
Под руководством Махно и совместно с его женой, а также Черной Хмарой, Домашенко Яковом, Харламовым Василием, Лепетченко Иваном, Зайцевым Василием, Морозом Федором, Кравченко Константином, Кугутом Игнатом, Шульгой Максимом, Красновольским Адольфом, Бурымой Ефимом, Волжаном Антоном, Горобцом Федором и др., всего в составе 20 человек, мы 2 апреля 1922 года решили отправиться в Галицию. Того же числа взяли на бирже в Бухаресте грузовой автомобиль и отправились в путь. Дня через два мы были арестованы румынскими властями и направлены в гор. Бучач в сигуранцию, где находились два дня под стражей. Согласно распоряжению министра внутренних дел Румынии были отправлены нелегально в Польшу. Здесь были арестованы польскими властями и направлены в гор. Станислав. Потом были заключены в лагерь гор. Щелков, где находились 4 месяца, т. е. с апреля по сентябрь 1922 года.
В это время у нас начались переговори с советским полпредством через наших сотоварищей Красновольского и Шульгу, которым удалось бежать из лагеря, по поводу поднятия восстания. Об этом узнала через провокатора Красновольского польская дефензива. Затем нас арестовали и перевезли в Варшаву. Махно, Домашенко и Черная Хмара находились в мокотувской тюрьме, Галина – в тюрьме в Повсянах, а остальные одиннадцать человек, в том числе и я, находились под стражей в арестном доме в Варшаве до марта месяца 1923 года, а потом были освобождены под подписку о невыезде из города, за исключением Махно, Домашенко, Черной Хмары и Галины.
В декабре месяце 1923 года мы все предстали перед судом по обвинению в соглашении с большевиками и попытке поднять восстание на Галичине. Суд за неясностью доказательств нас всех оправдал, в том числе и Махно. Следует отметить, что защита была выставлена из представителей ППС за вознаграждение в 1000 долларов, причем по этому поводу было ходатайство берлинских анархистов, которые и предоставили эту сумму. Нас всех держали без права выезда в Варшаве, а Махно, Домашенко и Черную Хмару разослали по разным городам: Махно с женой в Торун, Черную Хмару в Познань, а Домашенко в Быдгощь.
До марта месяца 1925 года я имел личную переписку с Махно, его женой и Черной Хмарой по поводу того, что из наших намерений ничего не вышло и что лучше было бы перейти на советскую территорию и сдаться властям. Махно к этому отнесся слишком равнодушно, даже был против моих намерений выехать, потому что советская власть не простит старого за время гражданской войны и т. д. В политическом отношении нашей группе в Польше невозможно было себя проявить. В материальном отношении нас поддерживала группа берлинских анархистов через самого Махно. Хотя я не получал ничего, но мне это известно. Фамилии того анархиста, который имел связь с Махно, совершенно не знаю, хотя с ним был знаком еще в Варшаве перед процессом.
Что касается Аршинова и Волина, то они находятся в Париже, а о самом Махно я совершенно ничего не знаю. Кугут, Мороз и Платон работают грузчиками на ст. Барановичи, Красновольский – в Варшаве шофером. Шульга неизвестно где, по некоторым сведениям, скончался от пыток. Кравченко уехал во Францию…
Харламов Василий, Зайцев Василий и Черняк – бывший командующий харьковской группой повстанцев в 1919 году – в данный момент сидят в ковельской тюрьме и обвиняются в подготовке к взрыву железнодорожного моста где-то возле Ковеля. Я решил выехать в Россию, истребовав себе соответствующее разрешение.
Г. Сергиенко 29.07.1925 г.
(ГДА СБУ, УСБУ в Запорізькій області, справа № с-3, т. 4, арк. 6–7)
Документ 2
Лист з українського посольства у Польщу до Наркомату закордонних справ УСРР про бесіду з дружиною Н. Махна
Українське радянське посольство в Польщі
Консульський відділ. 29.07.1922 р. № 1441/с
м. Варшава
Копія
Замнаркомзаксправ
тов. Яковлєву
Дня 22 липня ц. р. в консульський відділ нашого посольства зголосила заяву жінка Махна Галина Кузьменко аби дати їй дозвіл виїзду на Україну для переговорів з Укрурядом у справі повернення групи махновців на Україну (заяву при цьому долучаємо). З безпосередніх балачок з нею виявилося, що їх всіх є 16 чоловік, знаходяться в таборі інтернованих в Стржалкові. Польська влада їх ізолювала від петлюрівців. Зі слів її видно, що махновці дуже невдоволені своїм життям в таборі і хотіли би повернутися на батьківщину. Також зник їх бойовий дух. Сама вона (Галина Кузьменко) робила враження перемученої і знеохоченої, просила навіть маленької грошової допомоги. В балачках кілька разів згадувала, що польські старшини (між ними Білінський) з таборової адміністрації пропонували їм вискок з табору і переправку на Україну, але допомоги наразі не хотіли надавати – казали, що, коли зроблять це, можна буде пізніше допомогти. Рівно ж робила натяки в такому напрямку: «Коли б нам Укруряд дав невелику бодай допомогу в грошах (якихось 300 000–400 000 польмарок) і 6–8 револьверів, ми могли б вискочити з табору і перекинутися за відомом Укруряду на Україну, а звідти перекинулись би на Гуцульщину в Галичину. Таким чином Укруряд був би критим і мав би закиди польурядові, що не видали в свій час Махна». На таку тему Кузьменко кілька разів звертала балачку і підкреслювала, що питання Гуцульщини серйозно в них дискутується.
Ми зі свого боку поминули мовчки її пропозиції такого роду і торкнулися виключно того, за чим вона прийшла – себто повернення її на Україну. Ми сказали, що Укруряд ледве чи буде вести переговори з ними як з групою, а кожний з них індивідуально може просити про амністію як всі, що активно боролися з Радянською владою. Така відповідь її не задовольнила, і вона прохала, аби заяву її все-таки вислали до НКЗС.
За завідуючого консульським відділом Максимович
(ЦДАВО України, ф. 4, оп. 1, справа № 566, арк. 16)
Документ 3
Лист Н. Махна з мокотувської в’язниці (Польща) В. Данилову в Румунію (1923 р.)
Шановні друзі!
Вас здивує моя адреса, але не дивуйтесь. Кожна порядна людина повинна в цей час посидіти. Мене обвинувачують в організації повстання в Сх. Галичині. Ви, я знаю, будете сміятись, але тут не до сміху, а питання життя. Гроші ваші в кількості 38 тисяч одержали в таборі в середині серпня, але мене заарештували, через що грошей на руки не одержали. Зі мною тут Яшуня і його родина. Мене поздравте з потомством, не знаю тільки, син чи дочка, позаяк вона сидить у другій в'язниці. Мене пока даже не опрашували. Чи довго буду тут, не можу сказати, про це знають владу маючі та куртізанка. Жиєм кепсько в матеріальному відношенні й поправить навіть трудно, скрізь, кажуть, політика. Привіт всім командирам і повстанцям, а також Кіріч. й Сем. Пишіть. Ваші листи будуть для нас занадто дорогі.
До побачення. Нес.
Льові скажи, що забув адресу його тов. Бондаря, а вона потрібна… Пишіть, як живете, як ваша пані. Льові передай, хай по утрам хоч умивається. Як Женя? Чи Льончик не приїхав до табору? Привіт всім…
(ГДА СБУ, УСБУ в Одеській області, справа № 289-т, арк. 30)
Документ 4
Матеріали судового процесу Н. Махна у м. Варшаві
27 с. м. в Варшавском окружном суде начался процесс известного «атамана» Махно и его сотоварищей: Галины Кузьменко, И. Хмары, Я. Домашенко, обвиняемых в том, что осенью 1922 г., находясь в концентрационном лагере Стржалково, составили тайное сообщество, которое путем соглашения с советской миссией в Варшаве намеревалось поднять восстание против польских властей в Восточной Галиции.
ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ
Как видно из обвинительного акта, первые шаги по установлению контакта с большевиками были начаты любовницей Махно Галиной Кузьменко, которая уже в июле 1922 г. выехала в Варшаву «для поправления здоровья», а в действительности для переговоров с сов. миссией о возможности возвращения махновцев в Россию. Т. к. дальнейшие поездки Г. Кузьменко были запрещены польскими властями, то для последующих переговоров с сов. миссией Махно решил пользоваться интернированными, убегавшими из лагеря.
И вот один из этих последних, Красновольский, получил от Махно распоряжение побывать в сов. миссии, в Римском отеле, и поговорить «по делу Махно, которое там известно».
Красновольский вошел в контакт с неким Максимовичем в гост. «Виктория» (укр. сов. миссия), который ему поручил привезти от Махно письмо в миссию с точным определением, «в чем дело».
Красновольский об этом сообщил инспектору лагеря. После этого Красновольскому была облегчена возможность свидания ночью с Махно, который и передал ему письмо Максимовичу в сов. миссию, подписанное буквой «У».
В этом письме Махно писал, что в случае войны сов. Республик с буржуазной Европой он намерен вступить в ряды сов. армии.
Затем 24 и 31 августа Махно дал Красновольскому две «доверенности», в которых он писал, что готов признать сов. власть и доверяет Красновольскому ведение переговоров с представителями сов. республики о соглашении «для начатия борьбы во имя социальной революции в Европе».
Кроме того в последней «доверенности» Махно указывает, что ему необходимы деньги, а для расширения восстания в Галиции нужна бригада сов. конницы и рота хорошей пехоты на тачанках. Эта доверенность подписана: главнокомандующий рев. пов. украинской армией махновцев Махно.
Полномочие это было в копии. Причем заверяющая подпись адъютанта Махно – неразборчива.
В сов. миссии было выдано 100 000 мк. для Махно в банкнотах по 5 тыс. мк. каждая.
Номера банкнотов были записаны полицией.
При посредстве Красновольского и ранее бежавшего из Стржалкова интернированного Шуляка был польскими властями установлен «контакт» с Махно и его ближайшими людьми.
Некоторые письма были писаны шифром и подписаны Махно, Хмарой, Домашенко.
* * *
Слушание дела началось в 12 ч. 25 мин.
Махно небольшого роста, весь черный: черная куртка, усы, волосы. Черные глаза: злые, блестящие. Сжатые губы. Рядом с ним его «подруга» Кузьменко. Стриженная. В пенсне. Держится спокойно.
Хмара – тип шофера.
Около него Домашенко: тип унтер-офицера.
Вызвано 32 свид. 10 не явилось.
Защ. Рудзинский считает необходимым отложить слушание дела ввиду неявки такого важного свидетеля, как Шуляк, который являлся «курьером» между Махно и большевистской миссией в Варшаве.
Защитник указывает на то обстоятельство, что летом 1922 г. пол. мин. иностр. дел получило от большевиков ноту с требованием видать атамана Махно как контрреволюционера. Это указывает, что «во время переговоров» Махно с большевиками последние требовали его выдачи. Далее, чтобы разобраться в личности Махно, его предыдущей деятельности, его работе в России, защитник предлагает присоединить к делу вышеуказанную советскую ноту и две книжки на русском: П. Аршинов «История махновского движения. Берлин, 1923 г.» и статью И. В. Герасименко в «Историке и современнике» – «Махно».
Защ. Пасхальский также указывает, что суду для выяснения отношения Махно к большевикам необходимо разобраться в названных материалах, и поддерживает заявление своего коллеги о необходимости отсрочить слушание дела, затребовав от мин. иностр. дел копию большевистской ноты о выдаче Махно и из различных польских учреждений (Сейм, Генер. штаб и т. д.) копии писем Махно, характеризующие его лояльное отношение к Польше.
Защ. Щалковский считает необходимым возможно подробнее рассмотреть всю деятельность Махно.
Прокурор просит дело слушанием продолжать. Неявку свидетелей признать законной, советскую ноту из мин. иностр. дел затребовать, книги о личности Махно к делу не присоединять, т. к. они не могут быть отнесены к разряду научных. Но не протестует против желания защиты расширить вопрос о характеристике личности Махно.
Требовать копии писем Махно, адресованных в различные польские учреждения, прокурор не считает нужным.
Выслушав сообщение сторон, суд в 1 ч. 20 мин. удаляется на совещание. В 2 ч. 20 мин. возвращается и постановляет дело слушать, запросив мин. иностр. дел: была ли нота сов. правительства о выдаче Махно. Русские книги, характеризующие Махно, суд постановил не рассматривать.
На обычные вопросы председателя подсудимые отвечают:
Махно Нестор Иванович, 32 лет, окончил 6 кл. нач. училища. При царском правительстве был присужден к смертной казни в 1910 г. одесским военным судом за ряд убийств госуд. чиновников и бросание бомб. Ввиду несовершеннолетия смерть была заменена ему бессрочной каторгой.
Махно говорит по-русски.
И. Хмара был присужден к смерти коммунистами. Бежал. Он офицер русск. армии, 26 лет. Окончил коммерческое училище.
Я. Домашенко, 32 лет, поручик царской армии, украинец. Родился в Гуляй-Поле. Не судился. Отвечает по-русски.
Г. Кузьменко, 27 лет. Родилась в Киеве, украинка. Окончила учительскую семинарию. Жена Махно. Имеет ребенка. Не судилась.
Во время чтения обвин. акта Махно саркастически улыбается.
Махно и его сотоварищи виновными себя не признают и отрицают переговоры с большевиками.
Следует приведение к присяге свидетелей. Среди них: генералы, офицеры, полицейские, русские эмигранты, рабочие, б. солдаты и т. д.
Все места за столом журналистов заняты. Зал переполнен публикой и судейскими чиновниками.
В 6 ч. объявляется перерыв.
1 ДЕНЬ
После перерыва дает показание Махно. Говорит Махно по-русски, с некоторой аффектацией, складно.
Махно протестует против того, что обвинительный акт изобразил его не только преступником против Польской республики, но и против всего человечества, ибо «я изображен бандитом, насилующим женщин, вырезающим им груди, истребляющим и убивающим невинных людей без разбора. Это клевета, и эта клевета занимает почетное место на страницах обвинительного акта. Многие пользовались моим именем и совершали ужасные преступления.
На меня и моих соратников клеветали Деникин, большевики, уличные «борзописцы» и т. д. Пресса это разносила по свету.
И через польский республиканский суд я протестую против этой клеветы».
Условия жизни в Стржалкове, как говорит далее Махно, не давали ему возможности вести такое серьезное дело, как переговоры с советской миссией. Да мог ли он вести переговоры с большевиками, он, Махно, который не исполнил приказания большевиков и не бросил свою 57-тысячн. армию в 1920 году против поляков?
Красновольский, показания которого составляют основу обвинительн. акта, является лишь лицом, находящимся в распоряжении польской разведки.
Он и Шуляк были презираемы махновцами, так как были амнистированы большевиками и ввиду своего неопределенного положения в своей среде вынуждены были бежать.
«Мой барак, – утверждает Махно, – с 7-ми часов вечера запирался. Через каждые два часа производилась, при смене часовых, поверка. За моим бараком был исключительный надзор: жандарм в сенях и 2 часовых. Я, мои люди были изолированы и находились под постоянным серьезным наблюдением».
Начинается допрос свидетелей.
Свидетель пор. Блонский встречал атамана Махно в Стржалкове как член ревизионной комиссии, обследовавшей положение интернированных.
Махно просил об освобождении его из лагеря и говорил, что хочет уехать из Польши. Он предлагал свои услуги на организацию контрразведки в Совдепии. Махно говорил, что хочет организовать снова армию на Советской Украине, где у него остались боевые товарищи.
«Если генер. штаб, – говорил Махно, – опасается провокации с моей стороны, то я предлагаю своих людей для этой цели, напр., Зайцева, а сам останусь в лагере с женой».
Со своей стороны свидетель никаких предложений атаману Махно не делал.
Защ. Пасхальский предлагает очистить зал заседаний от публики, так как защита предполагает задать ряд вопросов пор. Блонскому.
Председатель соглашается на это, но после допроса Калюшкевича, который показывает, что Махно боялся, что большевики расстреляют его. Когда он выяснил, что выдан не будет, то он предлагал свои услуги польскому правительству.
2 ДЕНЬ
Продолжается допрос свидетелей. Св. Карашкевич, львовский украинск. журналист показывает, что он читал воззвание Махно, в котором он резко выступал против большевиков, писал об их подкупности; о том, что они действуют ради своих партийных целей.
Воззвание это производило впечатление, что у Махно ничего общего не может быть с большевиками. Оно кончалось обращением ко всем демократическим газетам с просьбой его перепечатать.
Защ. Пасхальский (обращаясь к свидетелю): Как вы, как общественный украинский деятель, относились к деятельности Махно?
Свид. Махно настоящий народный революционер, отчасти анархист, отчасти государственник.
Св. Пионткевич (начальн. тайной политической разведки в Варшаве) показывает, что прошлым летом инспектор лагеря Стржалково прибыл к нему с Красновольским; последний заявил, что он уполномочен Махно на ведение переговоров с большевистским посольством в Варшаве. «Мне было поручено мин. внутр. дел вести это дело. Все письма Махно к большевикам были мною сфотографированы, – говорит свидетель. – Одно из писем было помечено фамилией отправителя: Г. Кузьменко. Письмо было адресовано в большевистскую миссию.
В одном из писем было предложение вызвать восстание в Галиции. Номера полученных от большевиков денег были записаны полицией».
Председ. Прошу говорить определенно. Кем из полиции?
Свид. Не знаю.
Далее свидетель сообщает, что в переговорах Махно с большевиками, через Красновольского, речь шла только о тех большевистских частях, которые должны были быть продвинуты к польской границе и в соответствующий момент могли перейти границу.
Защ. Рудзинский. Не предполагали ли вы, что Красновольский был двойным агентом: и большевистским и вашим?
Свид. Нет, он слишком мало интеллигентен.
Свидетель сообщает, что сов. миссия раскрыла планы Красновольского и благодаря этому обстоятельству переговоры закончены не были.
После перерыва переводчик читает ноты украинского сов. правительства, пересланные польскому правительству по делу атамана Махно.
Переводчик читает ноты по-украински, затем по-польски. Первая в сокращении гласит:
– Украинское сов. правительство получило сведения, что атаман Махно находится в лагере Стржалково и просит польское правительство о выдаче Махно сов. правительству для суда над ним за совершенные грабежи и разбои на территории Сов. Украины. Нота датирована 24 мая 1922 года.
Вторая нота от 4.11.1922 г. укр. наркоминдел к польскому повер. в делах в Харькове гласит, что сов. правительство приняло с величайшим удивлением отказ о выдаче Махно сов. суду. Сов. нота называет Махно бандитом и преступником, деяния которого подлежат суду во всех странах, независимо от их политического устройства.
Суд вызывает главного свидетеля обвинения Адольфа Красновольского.
Свидетель сообщает, что с Махно познакомился еще в Румынии и вместе с ним перешел польскую границу. Польские власти отправили всех их в Стржалково. В лагере он узнал, что Махно хочет вести какие-то переговори с большевиками.
Была однажды в лагере сов. миссия, и один из махновцев передавал письмо в миссию от Махно. Свидетель точно не знает, что передавал.
– На другой день я, – говорит он, – Шуляк, Василенко и еще один человек, фамилии которого я не помню, убежали из лагеря. Махно передал нам, что он хочет вести переговори с сов. миссией. Я взялся быть посредником между Махно и большевиками.
Далее свидетель показывает, что о своем задании он сообщил польским властям в лагере и рассказывает, как последние облегчали ему сношения с Махно.
Свидетель говорит, что уже переходя границу он намеревался помешать Махно вредить его родине – Польше (в зале смех). Я слышал, что Махно всегда устраивает восстания, и когда «они» говорили между собой о Вост. Галиции, то я предполагал, что и в Галиции будет устроено восстание. Свидетель вообще путается и не дает ясного изложения своих планов и поступков.
Он сообщает, что после первого своего «визита» к большевикам он снова вернулся в Стржалково, причем польские военные власти сняли солдат с караула у барака Махно, поставив на их место двух офицеров, которые и пропустили свидетеля к Махно. А Махно он сказал, что «подкупил часовых».
Защ. Для чего вы обратились в сов. посольство об амнистии и высылке в Сов. Россию?
Свид. Чтобы войти в доверие к Махно.
Защ. Почему вы не сообщили об этом польским властям?
Свидетель путается и не может дать объяснений.
Защ. Были ли разговоры в сов. посол. об освобождении Махно?
Свид. Не было… И вообще я только привозил письма.
Свидетель снова путается и вообще не может обстоятельно рассказать, о чем же велись разговоры в сов. посольстве.
Защ. Обыскивали ли вас когда-либо польск. власти?
Свид. Никогда.
Допрос Красновольского продолжается и на вечернем заседании.
Вчера вечером были допрошены поляки – жители Уманского уезда Киев. губ., из коих трое ничего существенного показать не могли. Двое же из свидетелей, дамы, сообщили, что их мужья зверски были убиты махновцами, несмотря на то, что они обращались в махновский штаб и даже лично к Хмаре с просьбой о помиловании.
Подс. Махно заявил, что он в этом районе не останавливался и штаба его там не было.
Наиболее интересным моментом заседания была очная ставка махновца Сергиенко с Красновольским.
Св. Сергиенко заявил, что Красновольский сам сознался в присутствии его и Хмары, что ему большевиками из сов. миссии было поручено провоцировать Махно.
Красновольский это отрицает.
Ввиду позднего времени председатель прерывает очную ставку и закрывает заседание.
З ДЕНЬ
Начинается показаниями инспектора лагеря в Стржалково. Показания этого свидетеля не внесли в дело ничего нового. В Красновольском свидетель видел человека, который хотел действительно помочь родине. На вопросы защиты свидетель сообщает, что группа махновцев в лагере была незначительна, и свидетель, как начальник лагеря, в ней «своих» людей для разведки не имел.
Все «сношения» Махно путем: Красновольский – большевики, шли через свидетеля, который видел все письма Махно и все письма от Красновольского к Махно.
Красновольский же, привозя «вести» из Варшавы, находился под постоянным наблюдением свидетеля или его лагерных «агентов». Даже жил у свидетеля на его квартире.
Денежные суммы, получаемые Красновольским от свидетеля, были незначительны. Денежных выгод Красновольский не имел.
Защ. Пасхальский просит суд вызвать из Стржалково для показаний полицейского, который передавал письма Махно от Красновольского и обратно, б. коменданта лагеря Гроховского, и затребовать из мин. иностр. дел копию 3-ей большевистской ноты, в которой изложен инцидент с Красновольским.
Прокурор поддерживает все эти предложения защиты.
Суд соглашается удовлетворить ходатайство защиты.
Свид. Стршелецкий, капитан, офицер 2-го отдела ген. штаба в течение часа дает показания при закрытых дверях.
Далее дает показания св. Ястржембский, комиссар полицейской разведки, непосредственно следивший за «перепиской» Махно, которую он вел с большевиками через Красновольского. Свидетель сообщает, что на допросе подс. Г. Кузьменко заявила, что она писала письма большевикам, частью шифром, и не знала их содержания, но по приказанию «не то Махно, не то Хмары» она получила часть денег из тех 100 000 мк. которые были выданы Красновольскому большевиками.
На многие вопросы председателя свидетель отвечает неопределенно.
Почти на все вопросы защиты свидетель отвечает: «Не помню».
Председат. читает показания Шуляка, б. солдата армии Деникина, а затем служившего у Махно.
Шуляк на допросе подробно рассказывает о пребывании Махно в Румынии, а затем о его «первых шагах» в Польше, после перехода румынско-польской границы. Шуляк сообщает, что Махно имел своих вооруженных людей под Коломыей и Стржалково. Свидетель заявляет, что если его отвезут в Стржалково, то он покажет места, где спрятано оружие.
Председ. к св. Ястржембскому. Возили ли вы Шуляка в Стржалково?
Свид. Да. Но он не мог указать этих мест.
Свидетель Крупиньский, комиссар полиции, составлял протокол, когда явился к нему в Варшаве Красновольский и заявил, что он имеет 100 000 мк., полученных им от большевиков для передачи Махно. Свидетель записал номера и серии пятитысячных бумажек, из которых составлялась вся сумма.
Свид. Хват – комиссар полиции, который был командирован из Варшавы вместе с комиссаром Ястржембским для ареста Махно.
Им был произведен обыск в бараке Махно в Стржалково и был найден шифр и маленький кусочек бумажки под полом в коридоре. Хмара признался на допросе, что «он употреблял этот шифр для сношений со своими людьми». Махно категорически отрицает какое-либо свое отношение как к шифру, так и к письмам, которые он писал в сов. посольство в Варшаву.
Хмара на допросе заявил, что за два дня перед арестом он был вызван Махно и последний дал ему на подпись какое-то письмо, что он и сделал. Хмара выступал, как начальник штаба Махно.
Свидетель категорически утверждает, что в его присутствии под полом был найден шифровой ключ, пятьдесят тыс. мк. по 5000, часть которых (по номерам) сходилась с теми банкнотами, которые Красновольский получил от сов. посольства для передачи Махно и номера которых были записаны комиссаром Крупиньским в протоколе.
Свидетель на вопросы прокурора сообщает, что согласно показаниям Домашенко махновцы часто выступали вместе с большевиками против Деникина.
Свидетель говорит твердо, ясно, не путается.
Председатель в 4 ч. 30 м. объявляет перерыв до 6-ти ч. вечера.
После обеденного перерыва дают показания махновцы, которые рассказывают, что семья Махно была убита большевиками и что Махно является непримиримым врагом большевиков.
Далее дает показания свидетель Ягодзинский, член П.П.С., он пробыл с Махно 4 с пол. года на каторге, считает Махно идейным анархистом. Свидетель вел переписку с Махно, когда последний был в Румынии и затем, когда он приехал в Польшу. Махно просил свидетеля помочь ему выбраться из лагеря, т. к. он хотел вернуться на Украину и бороться против большевиков. Через свидетеля Махно пересылал письма начальнику государства и в партию П.П.С.
Св. Заяц (махновец) «атаман» отряда в 42 чел.
Председ. Во имя какой идеи вы боролись с большевиками?
Св. Заяц. Охраняя собственную жизнь.
Затем свидетель сообщает, что Красновольский являлся агентом разведки и арестовывался 5 раз. Узнал это он на Повонзках от другого агента разведки Г. Лещинского.
На вопрос председателя, можно ли освободить св. Зайца, прокурор ответил: «Да. Но после дела я им, наверное, займусь».
Защита просит занести это заявление прокурора в протокол.
4 ДЕНЬ
Суд приступает к осмотру вещественных доказательств.
Председ. (обращаясь к подс. Хмаре). Признаете ли вы, что это ваш шифр?
Под. Хмара. Нет… Мне его комиссар Хват не показывал. Я имел шифр для сношений со своими людьми, но это не тот…
Вещественные доказательства передаются для исследования экспертам. В числе вещественных доказательств находятся: фотография, конверты с письмом Кузьменко, с адресом: «Максимович, Ясная № 26, собственноручно» (сов. укр. посольство в Варшаве), а также ключ к шифру.
Переводчик читает письмо Махно к Шуляку, отданное известным уже из процесса «полициантом в уланском мундире» комиссару Хвату.
В письме Махно спрашивает Шуляка: не стал ли он провокатором? «Нужно быть осторожным и не соперничай с А.». И подписано письмо – Малый.
Махно заявляет, что он этого письма не писал.
Председатель показывает письмо, якобы написанное Кузьменко к Красновольскому.
Св. Красновольский заявляет, что он это письмо получил.
При допросе свидетелей Красновольского и Свигера устанавливается след. противоречие: письмо имеет дату 25 сентября, Красновольский же заявил, что он его получил за месяц до ареста Махно. (Махно арестовали 25 сент.), комис. Свигер не помнит, когда и при каких обстоятельствах он видел это письмо.
Свид. комис. Ястржембский заявляет, что за несколько часов до ареста Махно комис. Хват получил это письмо непосредственно от «полицианта».
Свид. комис. Хват (во время показаний св. Ястржембского находился в свид. комнате). Категорически заявляет, что он имел это письмо и Красновольский знал его содержание.
Защита заявляет, что Махно был арестован 25 сентября, письмо тоже написано 25 сент. Зачем же показывали это письмо, когда «дело было ликвидировано»?
Свид. комис. Хват считал это вполне возможным.
После двадцатиминутного перерыва прочитывается расшифрованное письмо Махно к «ответственным представителям Сов. Украины и России». Письмо гласит, что «возможно поднять восстание в Галиции, для чего надо сначала иметь 50 милл. мар. пол., а затем деньги будут взяты от буржуев. Нужно сначала произвести несколько партизанских рейдов по Галиции». Далее в письме говорится: «Вы должны возможно скорее нас освободить из лагеря». Подписано: За группу Махно – Хмара и Домашенко.
Комиссары Ястржембский и Хват сообщают, что это письмо было получено от «полицианта в уланском мундире» обычным путем, за несколько часов до ареста Махно.
Председатель сообщает, что «полицианта в уланском мундире», который передавал письма Махно и получал от него, власти разыскать не могут.
Письма от «группы» Махно написаны безграмотно на «украинско-русском» языке, неразборчиво, на клочках бумаги.
При осмотре писем подсудимые улыбаются и отрицают то, что эти письма написаны ими.
В числе вещественных доказательств имеются два удостоверения, выданные Махно и подписанные Махно, Хмарой и Домашенко.
