Текст книги "Приключения леди Винтер после того как ей удалось избежать смертной казни - Назло Александру Дюма!"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Лешкин папа, – Ольшанский фыркнул, – дожил! Игорь, – он пожал руку Сергею, – а теперь расскажите толком, что случилось, пока ребята работают.

– Мне позвонили из администрации поселка – газовая проверка, надо в шесть встретить мастера.

– И ты не удивилась?

– Нет, каждые полгода проверяют, как раз должны были. В прихожей Сергей услышал телефон. Все.

Дядя Игорь помолчал, я-то знаю, что он сейчас очень быстро думает, но со стороны это выглядит так, будто он завис.

– Так, пока спецы ничего не скажут – гадать не буду, но за домом следили, раз позвонили ровно тогда, когда вы вошли. Это раз. Два – этот твой взрыватель слишком много мелочей знает о твоей жизни. Слишком, будто дружит с тобой.

– Нет. Это точно исключено, кроме своих я никого так близко не подпускаю, а свои вне подозрений.

– Не ершись, я твоих и не трогаю, вы у меня все почти на глазах выросли. Но не Димка же это воскрес?

– Еще немного, я его сама откопаю, – пообещала я, – чтоб точно знать, что не воскрес.

– А я помогу, – невозмутимо добавил Топольский.

– Вот не надо – мне потом отмазывать вас. Погоди минутку, – дядя Игорь отошел к группе людей в камуфляже.

– Дай сигарету, – попросила я у Сергея.

Руки дрожали и мутило. Больше всего мне хотелось оказаться подальше отсюда, спрятаться под одеяло с головой, чтоб никакие монстры из прошлого не нашли.

Все-таки следили… значит, если ли бы я приехала одна, то могло быть что угодно… К горлу подкатил ком тошноты, я с отвращением отбросила сигарету и растеряла ее в пыли носком туфли.

– А то я не знаю то ты куришь! – старший Ольшанский истолковал мой жест по-своему, – Сашунь, новости такие – взрывное, мать его, устройство, собрали топорно, но оно бы взорвалось, если бы тот рукожоп, что его собирал, контакты паял нормально – один отошел, не дал искры, слава богу. Мне вся эта х… ситуация, – поправился дядя Игорь, – совершенно не нравится. А еще мне не нравится, что мимо вашей, так называемой охраны можно ходить как к себе домой. Ты, кстати, ключи не теряла?

– Нет. А что – дверь своими открыли?

– Неясно пока, ребята работают. Когда камеры последний раз проверяла?

– Не помню уже… кажется, когда венок подкинули. Я ведь дома не живу.

– У тебя две, в сторону леса, не работают. Одна в краске, вторая просто разбита.

– Чего-то такого я и ждала.

– Сашуль, прогуляйся вон до той машины, пожалуйста, подпиши бумажки.

* * *

Сергей.

– Давай на ты? Родственники почти, – сказал Ольшанский, когда Саша отошла.

– Давай.

– Есть мысли, что дальше делать?

– Уехать пока психа этого не поймали. Мне кажется, для Саши это лучший вариант.

– Ей страшно и жутко, – кивнул Игорь, – лучшее, что можно сделать это действительно увезти ее куда-нибудь к морю. А я поставлю город на уши и достану этого ублюдка из-под земли.

– Это реально вообще? Найти? – спросил я.

– С теперешней информацией да, эту Наталью и так ищут. Сашке покой нужен, она же опять сорвется, – он досадливо махнул рукой.

– Я понимаю.

– Береги девочку. Она все думает, что железная.

– Дядя Игорь, – мы оба не заметили, как Саша подошла, – это надолго все?

– Устала?

– Да, – девушка поежилась, – и я не понимаю, для чего я тут могу быть еще нужна.

– В принципе, права, – согласился Ольшанский, – показания сняли, бумажки подписали. Езжайте-ка домой.

– А… – начала Саша.

– Я дождусь, мне мнение спецов нужно. Езжай, я тут пока начальство, и я тебя отпускаю.

– Спасибо, – я пожал ему руку.

– Пока не за что. Сашунь, позвони, как доберетесь.

– Спасибо, дядя Игорь. Позвоню.

С неестественно прямой спиной она пошла к машине.

– Саш, может, все-таки, к медикам? Успокоительное и поспишь? – спросил я.

– Нет. Мне плохо потом, не хочу.

– Завтра же улетим, – сказал я, заводя мотор.

– Это временная мера.

– Но, вполне возможно, что твоего психопата успеют поймать.

– А если его не поймают? Что дальше? Машина собьет? Или застрелят на выходе из дома?

– Так. По мере поступления давай, я сейчас куплю билеты неважно куда, главное – подальше. У тебя как с визами?

– Никак. Загран есть.

– И то хорошо. С собой?

– У Андрея, я документы еще после венка забрала и у них с Дашкой оставила, – она слишком спокойная. Обычно после такого спокойствия наступает катастрофа.

Она молчала до самого города. Только бросала на меня странные взгляды. Будто о чем-то раздумывала. Это потом я понял, о чем, а сейчас слегка занервничал.

– Ночуешь у меня и это не обсуждается.

– Хорошо, – безразлично ответила Саша и снова замолчала.

Напряженная, холодная, вытянутая, как струна.

Пока лифт поднимался на мой восьмой я придумал целых три варианта, как стряхнуть с нее эту молчаливую холодность. Лучше истерика, лучше пусть выплачется, чем вот этот пугающий ступор.

– Кухня прямо и налево, проходи, – я зажег свет в прихожей, – курить можно, только окно открой. И не молчи, пожалуйста.

– Ты хочешь, чтоб я истерику устроила? – спросила она, нервно усмехнувшись.

– А по-твоему, молчать и переживать все в себе лучше?

– Не хочу быть в твоих глазах законченной психопаткой.

Слишком много нервозности, слишком резкие и суетливые у нее движения. Баланс на тонкой грани внешнего спокойствия, сжатая до упора пружина. Страшно подумать, что будет, если ее отпустит. Времени на долгие и деликатные планы у меня нет, остаётся план примитивный, быстрый и действенный.

Я открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, налил на два пальца коньяка – более женского алкоголя у меня в доме не водится, поставил перед ней стакан:

– Пей. Либо отпустит либо выревешься.

– Тебе действительно это все нужно? – она серьезно смотрит на меня, – Ты погибнуть со мной сегодня мог.

– Нужно. Я сказал, что все решил, хватит.

Она со стуком поставила пустой бокал на столешницу, встала и сделала шаг ко мне. Было в этом какое-то отчаяние, как будто это шаг к амбразуре вражеского дзота.

– Саша… – это остатки здравого смысла. Я понял, что будет дальше. И, черт побери, я так этого хотел!

Она качает головой.

– Я тоже решила.

Теплые губы, пахнущие коньяком, коснулись моих и что-то оборвалось. Я не выдерживаю рядом с ней. Слишком большой соблазн – никакой здравый смысл не докричится.

Мои руки под ее блузкой, ее раскрытая ладонь скользит вверх по груди, шее, зарываясь пальцами в волосы на затылке, от чего по позвоночнику озноб и сердце начинает биться как сумасшедшее.

Коснуться, прижать, раздеть… Захлебнуться в этом желании.

Мира нет. Он снова сжался и сосредоточился в ней, в нежной коже, в изгибах тела. В запахе черной смородины, в робких прикосновениях рук, сбившемся дыхании, неожиданно жадных поцелуях.

Никто никогда не был так важен и нужен. Так, что ты прижимаешь ее к себе до боли в ребрах, пытаясь срастись в одно целое, поэтому что отпустить нельзя, невозможно.

– Люблю… – полувыдох, полустон.

Остатки мира рушатся. Нет больше ничего за пределами спальни. И тут ничего скоро не останется, потому что пожар и катастрофа. Потому что я уже ничего не контролирую. Даже себя.

* * *

Александра.

Разбудил меня звонок телефона.

– Мы ее нашли, – каким-то странным голосом сказал старший Ольшанский.

– Где? Я приеду, в глаза ей хочу посмотреть, – я постаралась закрыть за собой дверь спальни как можно тише.

– Не получится, Саш. Она вены вскрыла у себя дома. Соседи снизу позвонили в полицию, что их топит, участковый пришел, дверь вскрыли, а там труп в ванной и паспорт на столе. Мне как доложили, так я тебе и звоню.

– Она точно… сама?

– Предсмертная записка есть, точнее письмо, я тебе фото пришлю, если хочешь. Она там объяснила, почему все это начала.

Пять утра. Рассвет.

Я открыла окно кухни. Прохладный воздух немножко трезвил.

Пропищало уведомление. Странное чувство, я Наташу жалею, наверное, больше, чем боялась или ненавидела. Еще одна сломанная Димой жизнь.

– Ты всегда так рано встаешь? – я не услышала, как Сергей подошёл. От теплых рук на моих плечах стало спокойнее.

– Наташа с собой покончила, – выпалила я, – Мне только что дядя Игорь звонил.

Топольский встал рядом, вытянул из моей пачки сигарету, закурил и поморщился.

– Думаешь, это из-за тебя?

– Из-за меня тоже, – я протянула ему телефон с фотографий письма.

– Не смогла видеть твое счастье. Странная причина.

– Если она считала, что я во всем виновата, то не странная.

– Но ты ведь не виновата, он бы все равно сел.

Я усмехнулась и сказала:

– Я ведь тогда оправдывала его. Дима жертва обстоятельств, Диму заставили, Дима мучается. А когда его увидела тогда, на первом заседании… поняла, что не смогу, если его отпустят. Это я ему наркоту подбросила, – каждое слово давалось тяжело, – Никто не знает, кроме Лешки, он мне помогал. Лампочки выкрутил в Димином подъезде, наркотики достал, я страшные деньги тогда отдала, но это мелочь была, в сравнении с остальным. И мы ночью, перед рассветом, поехали вскрывать опечатанную квартиру. Где тайник знала только я, Лешка бы не нашел где открывается. Потом нужно было только "вспомнить" про эту нишу в кухне. Собственно, никто не удивился, у меня же психика поломана, две попытки суицида, конечно я могла "забыть". Поэтому я так перепугалась, когда эти приветы из прошлого начались. Ему есть за что мне мстить, он точно знает, что тайник был пустой. Осуждаешь? – я подняла голову и посмотрела на него снизу-вверх.

– Нет. Ты сделала то, что посчитала нужным. Я представляю, как невыносимо было бы знать, что этот клоп остался на свободе.

– Почему клоп?

– Мелкий, противный, вонючий. Кто еще?

– Сережа…

Он понял.

– Все наладится. Я помогу. Я с тобой.

Месяц спустя.

Александра.

– Как дела у тебя? – спросил старший Ольшанский, когда я села за столик.

– Замечательно, – я не смогла сдержать улыбку, – но вы же меня не за этим пригласили? С Лешкой снова что-то?

– Как ни странно, нет, хотя егозит, зараза, пить снова начал, – дядя Игорь покачал головой, – может, женить его?

– А смысл? Была ведь у него Эля, не сложилось. Леша не дозрел, мне кажется. Придет время, сам женится.

– Когда он дозреет? Двадцать четыре года, здоровый лоб, я в его возрасте уже карьеру делал, а он все дурака валяет.

– Мне с ним поговорить?

– А поможет? Хотя он к тебе всегда прислушивается.

– Да, честно сказать, у меня такое чувство, будто Лешка на меня обиделся, – поделилась я, – не знаю, за что.

Ольшанский опустил глаза и, немного помолчав, сказал:

– Ревнует он, Сашуль. По-братски, по-дружески, но ревнует. Ты же знаешь, что он колючий, но ранимый.

– Знаю, – Лешкина ревность была слишком очевидна. Вся компания приняла Сергея настороженно, но обаятельный Топольский нашел общий язык даже с Дашкой. Да что с Дашкой – моя мама после официального знакомства (а вот не надо приезжать к взрослой дочери без звонка!) одобрила. А Леха… Леха показывал характер. Да, откровенного противостояния не было, но Сергея он избегал и меня это огорчало.

– Я же говорю – женить надо балбеса, – вздохнул дядя Игорь, – может, серьезности добавится и времени на глупости не будет.

– А может, лучше вас женить? – хихикнула я.

– Я старый уже, Сашуль.

– Мама тоже говорила и что?

– Да нет, Сашуль. Я попробовал, не вышло, – помрачнел старший Ольшанский.

– Жаль. Инга мне нравилась.

– Лешка… Инга детей хотела, а я… у меня один сын – шалопай, побоялся что он из вредности и ревности во все тяжкие ударится.

– А так не ударился?

– Так он хоть по грани закона ходит, с… шалопай. Сашуль, донеси до него, что кресло подо мной не вечное, а пенсия не за горами, пора за ум браться.

– Я постараюсь, – пообещала я, – но это Леха – он упрямый и на меня обижен.

– Как обиделся, так и разобидится. Ладно, я тебя не из-за этого позвал.

– А зачем?

– Держи, – он достал из портфеля папку, – дома почитаешь, а я тебе на словах объясню сейчас кратко. Попало мне тут на глаза дело… Погиб человек, там же, где Дима сидел. Да так интересно – сценарий тот же – драка, лица нет. Только вот этот голубчик всплыл, правда, в прямом смысле, в реке. Надо говорить, что официально мертвым уже год как числился, а фактически ласты склеил дня три назад?

– Думаете, что Дима тоже… – мне вдруг стало страшно, будто если я скажу вслух. то это станет правдой.

– Не знаю. Пока, Саш, не знаю. Но вся эта история с цветами твоими… Да и Прохорова странно погибла.

– Почему странно?

– В легких вода. Тебе же не надо объяснять, почему она там появляется?

– Спасибо, это я пока помню. То есть сначала утопили… – я помешала кофе, уничтожая рисунок на пенке, – а почему я сейчас только об этом узнаю?

– Откровенно? Пугать не хотел. У тебя только все наладилось, ты же светишься буквально, зачем тебе лишнии страхи? Дело в работе, мы копаем. Накопали вот, рассказываю.

Я осуждающе посмотрела на старшего Ольшанского.

– Ну прости старика, хотел, как лучше.

– Я не злюсь, просто больше так не надо, я не стеклянная, чтоб так носится.

– Да не в этом дело.

– Ладно, я поняла, – вы хотели как лучше. Дядя Игорь, а Дима теперь… Это значит… Эксгумация? – я с трудом это произнесла.

– Да, разрешение я выбью в ближайшие дни. Как будут результаты экспертизы, я тебе позвоню.

– А это… реально, что Дима жив?

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Вы к каким пятидесяти склоняетесь?

– Я думаю, что жив. Слишком похожие истории, таких совпадений не бывает.

– И что теперь?

– Ночью не шатайся, оружие носи и будь внимательнее. Это раз. Два – сейчас езжай в свое Луговое, собирай вещи и в город, в глуши и одной тебе опасно, мы в прошлый раз это все поняли. Хочешь, Леху попрошу, он потесниться, ты приглядишь за ним.

– Дядь Игорь, мне есть у кого пожить, не надо Лёшу дергать.

– У Андрея?

– Не совсем, – я опустила глаза. Ни к какому Андрею Сергей меня не отпустит, я это точно знаю.

– Ааа, я старый дурак никак не привыкну, что обе Лишины теперь устроены. Ему тебя доверить точно можно?

– Можно. Мама одобрила.

– Ну если Нина одобрила, – он многозначительно кивнул.

– Дядя Игорь!

– Да ладно, мне твой музыкант тоже серьезным показался. Если так и есть, то счастья вам. Сашуль, а может тебе вообще уехать?

– Я вернулась неделю как. Снова в бега?

– Спокойнее бы было.

– Дядя Игорь, – запаздало опомнилась я, – А записка Натальи – она сама писала?

– Да, графолог подтвердил. Мутно все, Сашуль. Очень тебя прошу, не рискуй без нужды. Надо будет – я тебе охрану организую.

– Я постараюсь. Надеюсь, что Дима все-таки погиб и охрана не понадобится.

– Я тоже. Все, мелкая, дела, извини. Вещи заберешь – хоть напиши.

– Хорошо, дядя Игорь. И спасибо.

– Не за что. Нине привет!

Я проводила старшего Ольшанского взглядом. Вот только ведь все наладилось…

После защиты диплома, Сергей буквально сгреб меня в охапку и увез отдыхать в свою любимую Черногорию. Перед этим сходил на беседу к моему врачу, не знаю, что уж он там делал, но Алевтина Григорьевна потом очень уважительно сказала, что таких серьезных мужчин сейчас мало.

В Черногории меня ждали десять дней рая. Без преувеличений. Абсолютного счастья. Тогда, ночью на его кухне я и не думала, что такое возможно. Я думала только про то, что я могу умереть и так и не узнать, насколько живая и как с ним хорошо. И что только этого и нужно бояться.

А теперь нужно снова бояться воскресшего Димы.

Я достала телефон и набрала номер Сергея:

– Ты на студии?

– Да, все разошлись уже, скоро домой. А что? Есть предложения? – голос в трубке был такой родной и теплый, что я даже пожалела о том разговоре, что сейчас случится.

– Можно я приеду? – спросила я.

– Случилось что-то?

– Да.

– Приезжай. Ты далеко?

– Минут через двадцать буду, – пообещала я и положила трубку.

Надеюсь, Сергей не сбежит, узнав, что его ждет вторая серия увлекательного сериала “Саша и ее урод-бывший”.

Очень надеюсь.

* * *

1 – Восклицание «туше!» в споре означает, что один из участников потерпел поражение. Спорщик признает, что в переносном смысле его «уложили на лопатки».

2 – Психоневрологический диспансер

Глава одиннадцатая

Сергей.

Я положил трубку и постарался унять неприятный холодок в груди. Мне нужно перестать за нее бояться. Все закончилось, никто у меня ее больше не отнимет, нужно перестать трястись над Сашей, иначе задушу своей заботой. Страх снова потерять близкого человека оказался слишком сильным. Настина смерть задела не только родителей, я очень долго не мог свыкнуться с мыслью, что сестры больше нет. Несмотря на разницу в семь лет, мы были друзьями. Я защищал ее от хулиганов в песочнице, она, став постарше, таскала подруг на мои концерты и восхищенно говорила: "Смотри! Это мой брат!". Более преданной поклонницы у меня не было – Настюха собирала все: диски, журналы, первую коллекцию мерча(1), набор которой я ей подарил, потому что Настя помогала ее создавать – денег лишних на художника у нас не было, а Настя всегда хорошо рисовала.

За две недели до двадцать второго дня рождения Насти не стало. Вечер, гололед, машина снесла ограждение моста и рухнула вниз. Водитель и пассажир утонули – не смогли выбраться.

Хорошо помню, как мне позвонил отец. Я как раз вышел с репетиции, стоял с Олегом у машины, обсуждали, что нужна новая репбаза, потому что из этой мы "выросли", шутили ещё по этому поводу. И вдруг: "Насти больше нет".

И я начал бояться. Оказалось, что люди не вечные, что все совсем не так, как кажется. Почему-то такого не было, когда не стало бабушек – наверное, это какие-то механизмы психики – мы подсознательно понимаем, что старших не станет раньше.

Если раньше я боялся только за родителей и близких, то теперь до ужаса боюсь за Сашу. Наверное, даже сильнее, чем обычно. Если бы еще не было причин и этот страх был бы только моим заскоком…

Никогда не думал, что возможно так прикипеть к человеку за такой короткий срок. Отпуск этот… самое лучшее что случалось за последние несколько лет. Я увозил ее с определенными целями – отвлечь, дать передохнуть и не с кем не делить, хотя бы десять дней. И последнее было просто восхитительно.

Дверь открылась.

– Что случилось? – я поднялся Саше навстречу.

– Ничего хорошего, – девушка привычным уже движением, бросила сумку на диван и подошла ко мне, – я встречалась со старшим Ольшанским.

– И?

– Честно сказать, я не знаю с чего начать – с того, что Наталья не сама умерла или с того, что Дима действительно может быть жив.

– Давай по порядку.

– Дядя Игорь сказал, что у Натальи в легких была вода. Значит тонула она еще живая, вены вскрыли уже потом, это реально – кровь не сразу сворачивается.

– И у тебя только одна кандидатура на роль убийцы? – я смотрел, как она нервно ходит от одного края ковра до другого.

– Ты дослушай, – и Саша вывалила на меня то, что сама услышала полчаса назад. И если я надеялся, что это все просто легкая паранойя, то теперь… Слишком гладко и правдоподобно.

– Ольшанский пообещал выбить разрешение на эксгумацию, – сказала Саша, – в течении пары дней позвонить. Просил пока в городе пожить, – она устало вздохнула, – снова.

– И какие мысли по этому поводу?

– Сниму квартиру в городе, кто знает, насколько все это затянется.

– Квартиру? – я посмотрел на нее, – Серьезно?

– А что?

– Одна ты там будешь в безопасности, конечно, – я неодобрительно покачал головой, – Поехали, соберешь вещи, поживаешь у меня. И прежде, чем ты возразишь – у меня охраняемый подъезд и в окно восьмого этажа точно никто не залезет. А ещё мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь рядом.

– У меня собака, – напомнила Саша, – и кот.

– Зета мне нравится, коту придется смириться.

– Не хочу тебя обременять зоопарком.

– Глупости не болтай.

– Я серьезно.

– И я серьезно.

Она посмотрела на меня, потом подошла, подняла руку, касаясь виска.

– Я знаю, что ты скажешь, – я потерся щекой о ее ладонь, – "Ты понимаешь, что это ответственность? Тебе точно это нужно?". Нужно. Мне вообще нравится мысль не отпускать тебя по утрам.

– Давно нравится? – она не смогла сдержать улыбку.

– С Черногории. Это оказалось так хорошо, когда ты никуда не уходишь.

– Торопишься, – покачала головой Саша.

– Нет. Чего ждать? Есть какие-то общепринятые официальные сроки и я их нарушаю?

– Быстро очень.

– Боишься?

– Опасаюсь. Я никогда не с кем не жила.

– Вот и попробуешь. Поехали? Вещи соберёшь?

– Сейчас.

Только она меня так и не отпустила, а я не возражал.

– Хорошая моя?

– Сейчас, – это уже зарываясь носом в шею. Щекотно, но я терплю, – Сереж, почему так? Я сюда ехала, руки тряслись, а с тобой рядом почему-то не страшно.

– Я очень положительный и надежный. Лучший вариант для совместной жизни. Поехали, а то потом по темноте таскаться мало хочется.

* * *

Александра.

Я немножко лукавила, говоря, что мне спокойно. Действительно все слишком как-то быстро и вынуждено. Я про переезд. Да, никто не мешает, когда все закончится, вернуться домой, вот только захочу я этого? А Сергей? Я ведь никогда ни с кем не жила, кроме родителей. С Димой мы собирались съезжаться после росписи, квартира в городе должна была стать моим свадебным подарком, я даже ездила ее смотреть. Хорошо мама не успела внести залог.

И вот теперь я раскладываю свои вещи в чужом шкафу и мучаюсь дурацким мыслями и опасениями, борясь со странным чувством неловкости.

В Черногории мы тоже почти жили вместе, потому что Топольский снял не номер в гостинице, а маленький домик на две комнатки, но в двух шагах от моря и с большим пышным садом. Вот только быта как такового у нас там не было – еда из ресторанов, раз в два дня заглядывала помощница хозяйки и прибиралась. Сейчас все будет иначе. Честно сказать, я вообще не планировала съезжаться в ближайшее время, потому что меня полностью устраивал сценарий, где мы ночуем друг у друга, хотя, когда Сергей оставался в Луговом было даже лучше – большой дом, сад, разговоры на крыльце, все это было слишком прекрасно. Даже в перспективе какой-то совместной жизни я рассчитывала, что не я перееду к Топольскому, а он ко мне – переделать мою комнату под второй кабинет достаточно просто. Да, я уже распланировала, но это ничего не значит… Или нет?

– Что-то не так? – спросил Сергей. Я не слышала, как он вошел и остановился на пороге, прислонившись к дверному косяку.

– Да нет, нормально.

– А честно? – я до сих пор не поняла, как он понимает, о чем я думаю на самом деле.

– Не в своей тарелке себя чувствую, – созналась я, – Вроде все как-то наладилось, и вдруг снова надо бояться.

– Не надо. Еще никто ничего конкретного не сказал, – Топольский подошел ко мне, притянул поближе за плечи, обнимая.

– По-твоему, Наталью могло много людей утопить?

– Саша, мы всего все равно не знаем, давай дождемся результатов… экспертизы.

– Это почти неделя. Я с ума сойду за это время.

– Не сойдешь. Хочешь, съездим куда-нибудь?

– Нет, у тебя студия, альбом, куда мы сейчас? Да и вечно бегать не будешь.

– Вот и не накручивай. Или еще что-то есть?

– Я боюсь таких резких перемен, – сказала и выдохнула.

Сергей отстранился, посмотрел мне в глаза.

– Ты мне веришь?

– Да. Но…

– Вот и расслабься. Демоверсия совместного быта, как ты говоришь. Попробуем, притремся. Думаю, мне хватит ума не скатиться в бытовуху и сгладить острые углы, по крайней мере, пока получается. Что еще? Боишься, что увидишь раскиданные носки и разлюбишь меня? Или это ты носки раскидываешь?

– Что ты привязался к носкам? Нет, просто конфетно-букетный период кончился как-то слишком быстро, я не успела его распробовать, а жизнь под одной крышей к чему-то уже обязывает.

Сергей вдруг тихо засмеялся:

– Глупышка ты. Кто сказал, что кончился? А насчет обязывает… К чему? К серьезным отношениям? Так мы уже, нет? К бытовому рабству? К борщам? Я, моя хорошая, собираюсь жить с тобой, потому что мне это нравится и мне так спокойнее, а не потому что хочу навесить на тебя какие-то обязательства.

– Смешно тебе, да?

– Нет, я все понимаю, но иногда ты правда такая глупышка. Давай к этому разговору вернемся, когда все закончится? А пока расслабься, ладно?

– Думаешь?

– Уверен.

* * *

В подъезд я прошмыгнула в обход домофона – придержала дверь бабушке с собачкой и, дождавшись, пока они выйдут, зашла. Лифт у Лешки похож на капсулу смерти, поэтому проще пешком – всего три этажа по широкой лестнице.

В глазок младший Ольшанский не смотрит принципиально, поэтому дверь распахнулась почти сразу.

– Привет.

– Привет. Батя звонил?

– И батя тоже, – я протиснулась мимо Лехи в квартиру и поморщилась. Вот уж у кого холостяцкая берлога!

– Лечить будешь?

– Неа, я поговорить. Ты ж меня игноришь, друг, товарищ и брат.

– Не игнорю я.

– Вот и не игнорь. У тебя чай есть? Или только то, что горит?

– Батя нажаловался?

– А я сама не вижу? – я кивнула в сторону мусорного ведра, из которого торчали горлышки бутылок.

– Шур, вот че ты приехала?

– Соскучилась. Чай мой где?

Лешка со вздохом щелкнул чайником, а я внимательно рассмотрела голую спину. Синяков нет, может в этот раз без историй обошлось?

– Ты б оделся.

– А что? Я такой красивый?

– Ой, Леха, я тебя в детстве без штанов видела, что мне твоя тушка?

Леха состроил мне рожу и ушел за футболкой, а я нашла в его бардаке чистую кружку и пачку чая.

– Ну и чего хотел батя? – спросил уже одетый Леха, появляясь на кухне.

– Переживает за тебя. Отмазывать тебя устал, про пенсию думает.

– Я ж сказал – лечить будешь, – Леха закатил глаза.

– Не перебивай. Я не поэтому приехала. Есть большая вероятность, что Дима, все-таки, жив.

– Приплыли!

– В его колонии есть ещё случай с таким же сценарием – драка, обезображенное лицо, смерть, а человек жив, на свободе, просто выглядит иначе.

– А как его опознали тогда?

– Отпечатки в этой схеме менять не научились. Прозаично все.

– То есть лицо… пластика, что ли?

– Видимо. Знаешь, нам рассказывали, курсе на втором, что чтоб изменить лицо его не обязательно перекраивать, можно форму бровей изменить и уже другой человек. Так что Дима мог кости и не ломать, а так, слегка подправить – разрез глаз, форму носа, например.

– Жалко, наверное, свою рожу смазливую было, – скривился Леха, – И делать что, если он живой?

– Не знаю, но я за тебя тоже боюсь. Андрей и Надька так активно в это не лезли, ну показания и все, а ты?

– Думаешь, будет гадить?

– Его любовница меня убить хотела, – напомнила я, – Лех, ты осторожнее. Дима более отбитый, ему терять нечего.

– Да бред это…

– Не бред. Я редко что-то прошу.

– Ладно, – сдался Леха.

– Дядя Игорь переживает. Прозвонил бы ему?

– Не хочу.

– Что опять не поделили?

– Взгляды на жизнь.

– Леш…

– Шур, не лезь, посремся.

– Пусть так, – я достала сигареты и закурила, – что со взглядами на жизнь?

– Шура… – недобро начал Леха.

– Я не отвяжусь, – предупредила я, – ты это знаешь.

– А ты знаешь, что я тебя не пошлю, – Лешка присел на подоконник, – и пользуешься этим.

– Я жду?

– Да к матери я ездил. Батя узнал – взбеленился.

– Как она? – Лешкину мать, тетю Лилю, я помнила плохо – с дядей Игорем они развелись, когда мы с Лехой еще ели песок. Ну, нормальную помнила плохо.

– Так же, если не хуже, – Лешка вздохнул.

– Узнала хоть тебя?

– Нет, – друг нахмурился и отвернулся.

– Леш, ну ты же понимаешь, что это ее выбор. Ты ведь и кодировал и по врачам таскал, а сколько до этого дядя Игорь пытался? Ну не хочет она жить иначе, ты не виноват в этом.

– Но я-то ее нормальной помню. Если б они не развелись, может и не было бы все, как сейчас!

– Леш, отца пожалей. Ему тоже тяжело, он ведь ее любил, не женился после. Ты забыл из-за чего они развелись?

– Не забыл. Но он рано сдался. Маму можно было вытащить тогда, он просто не хотел!

– Зато остаться одному с тобой, который еще даже в школу не ходит, он хотел. Леха, ему было чуть больше тебя! Лех, двадцать шесть!

– Я все равно большую часть времени у вас тусил. Это тете Нине я надо спасибо говорить.

– Потому что, если б дядя Игорь с тобой сидел, у тебя бы сейчас не было ничего из того, что есть. И жопу твою бы тоже никто не прикрывал, потому что он так бы и остался капитаном, в лучшем случае.

Леха набрал воздуха для очередной тирады, но только рукой махнул.

– Злая ты, Шура.

– Я добрая. Но честная.

– Во-во.

– Отцу позвони, – я встала, – он не молодеет, не трепи нервы.

– Ладно, позвоню. Почему я тебя не прибил ещё?

– Из братской любви, исключительно. И дверь закрыть не забудь!

* * *

Вечером, сидя у Сергея на кухне, я жаловалась:

– Лешка хороший, но немножко инфантильный. Что-то недодали, наверное. А дядя Игорь мучается, что единственный сын… шалопай, – подобрала я слово, – он мировой мужик, всю нашу компанию любит, как своих, а Лешка вот…

– Мать пьет? – спросил Топольский.

– Не только. Там и наркота. Я ее плохо помню, пару раз ездила с Лехой к ней, он просил. Там спасать нечего, на мой субъективный взгляд, но Леха не понимает.

– Не хочет понимать, – поправил Сергей.

– Да, наверное. Застрял в своих обидах на отца. Может, повзрослеет еще.

– Да пора бы. Саш, поправь меня, у вас у всех личная трагедия есть?

Я отставила чашку.

– Да. У Лешки – мать, у Андрея ты сам знаешь, а Надюшка… У Надюшки мать-сектантка. Фанатичка классическая, извела всю семью. Съехать Надька не может, потому что боится за квартиру и за мать, папа у нее… После инсульта совсем плох и его бросить Надька тоже не может, потому что без нее мать дядю Гену доведет до еще одного инсульта и тот станет последним.

– А как-то решить? Пансионат, сиделка?

– Сама Надя не потянет, а от нашей помощи она отказывается. Она очень… сложный человек. Такая вся разухабистая, легкомысленная, но все бросить не может.

– Никогда бы не сказал.

– Она не любит. Ей проще балаган устроить, чем всерьез о своих проблемах говорить. Гордость, или, как Лешка сказал, дурость и веселый идиотизм.

– Защитная реакция. Ты же знаешь, почему так любят шутки про смерть?

– Потому что если шутить о чем-то страшном, то меньше боишься?

– Именно.

– Да, наверное.

– Занятные вы, – Сергей покачал головой, – Даже завидую немного – у меня таких друзей не было.

– А Олег?

– Я детство имею в виду – с кем вырос, все растерялись куда-то. Хотя наше поколение вообще невезучее – перестройка, развал Союза, Чечня, опять же.

– Я только сейчас задумалась, что ты, по сути, в другой стране родился…

– Несуществующей. Топольский – динозавр, – фыркнул Сергей.

– Я все спросить хочу, но повода не было, – меня правда этот вопрос несколько недель мучил – как только начала анализировать произошедшее, – Сереж, а откуда ты знаешь, как выглядит самодельная бомба?

– Боевиков много смотрел в свое время, – слишком быстро ответил он.

– А теперь серьезно? Лихие девяностые?

Сергей поморщился.

– Какие стереотипы вашей хорошенькой головке, госпожа Лишина.

– Ты от вопроса не уходи.

– Героики не будет. Просто дурак, просто чуть не вляпался, просто захотел легких денег. Мозгов хватило не лезть дальше, а то бы закрыли за разбой.

– О как…

– А ты думала? Неприятный эпизод моей биографии, честно говоря. В моей провинции тогда достаточно распространенный сценарий был, так что ничего из ряда вон, – он пожал плечами.