Текст книги "Приключения леди Винтер после того как ей удалось избежать смертной казни - Назло Александру Дюма!"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Да я тоже, когда узнал, что там за история, так же подумал. Реабилитация у нее хорошая была и характер в отца – я его знал шапочно, но об его принципиальности легенды ходили.

– Я надеюсь, урода посадили надолго?

– Прилично, но вот только он не досидел, его два года назад убили в драке, мне пришлось справки наводить, в связи со всеми этими подарками, с матерью Маркова общаться. Она до сих пор, кстати, уверена, что ее сын оклеветанный ангел и во всем виновата Саша.

– А с розами что? Почему они?

– Марков их Саше дарил. Только розы и только красные.

– Спасибо.

– Доброй ночи.

И что мне с этим делать? Нет, к ней я поеду, это не обсуждается, но как о таком говорят?

Какой я идиот, все-таки, все ведь на поверхности лежало, копни только поглубже, подумай! Но я слепой эгоист, да и не случается с хорошими девочками таких ужасных вещей. В моем мире не случается, не в ее.

Интересно, она его любила? Любила, наверняка. Первая любовь, большая и светлая и такая мразь… Поэтому и не разглядела, потому что наивная чистая девочка, влюбленная по уши, не способна что-то трезво оценивать. Конечно она тебе не верит теперь, старый пень, потому что ты тоже сначала очаровал, пробился через ее недоверие, а потом повел себя, как мудак – поверил не ей. Сделал больно, предал. Конечно она тебя никак не может простить, даже если и хочет. Хочет ли? Вот поеду завтра и узнаю.

* * *

Я приехал буквально за десять минут до начала, за сцену, конечно, уже не пойду. Иллюзион я знаю достаточно хорошо, так же хорошо в нем знают и меня, поэтому за концертом я буду наблюдать с технического балкончика. Идеально, потому что со сцены не видно кто на нем, а значит у меня еще есть шансы на эффектное появление. Ребячество, согласен, но поделать с собой ничего не могу. Нравится мне это неподдельное восхищенное удивление в ее глазах.

Стройная фигурка во всем черном четко выделялась на светлом фоне сцены клуба. Саша меняется на сцене, никакой холодной сдержанности и отстраненности.

Голос, усиленный колонками, разбивался о стены. Я могу поспорить, что точно знаю, что из сегодняшних песен ее, есть в них что-то особенное, и дело не только в тоске, которая есть почти в каждом тексте. И у этой особенности действительно есть все шансы на успех, при правильном подходе и хорошей рекламе. Я усмехнулся – заглушить во мне музыканта-трудоголика не может даже влюбленный пень.

Уже совсем под конец госпожа Лишина меня удивила.

– Эту песню я очень хотела сыграть для человека, который, к сожалению, не смог присутствовать из-за переноса концерта, – сказала она в микрофон, когда в зале наступила тишина.

Молчать. Смотреть в глаза. И видеть свет.

Чужой огонь теплей вина и лета.

Согреться, хоть на миг поправ запрет,

А после расплатиться и за это,

И биться в стены, и свалиться в бред,

И осознать, что все отдали сами…

Мы все своих виновники побед,

Мы все немые пленники скрижалей.

Слетает заброшенный ветер моей высоты,

На черные пальцы рябин опускается дождь,

В жестоких скрижалях останется лето и ты,

Рисунки и песни. Но ты все равно не поймешь. (1)

Вот как… Меня, значит уже списали, решив, что толстокожий Топольский никогда ни о чем не догадается. Странно, но сейчас я даже благодарен этому анониму с дурацким письмом, без него бы я действительно не понял и не увидел это посыл, идущий красной ниткой через все ее песни – жажда любви, тоска и отчаяние, что уже ничего и никогда не случится. А еще мне никогда не писали песен. Я – да, мне – никогда.

Однако, выступление подходит к концу, мне пора вниз, иначе я ничего не успею.

* * *

Александра.

Концерт я отыграла на тройку. Ребята молодцы, а собой я особенно недовольна. Не нужно было выглядывать в зале знакомое лицо, ясно ведь, что Надежда ошиблась и никакого Топольского видеть не могла, у него гастроли свои дела и надо научиться отпускать мысли о нем.

Гримерка оказалась не заперта.

– Дурни невнимательные, – чертыхнулась я, – пока не обнесут, дверь закрывать не научатся.

– Не надо ругаться, Санечка, – с диванчика мне навстречу поднялся Топольский.

– Ты как здесь? – я растерялась.

– Я обещал прийти тебя послушать, – улыбнулся он, довольный произведенным эффектом, – это тебе. Пионы найти не успел, прости.

Зато букет нежно-голубых гортензий нашел. Надо признать, вкус у Топольского отменный, каждый его букет это что-то роскошное, но при этом совершенно не пошлое. Никаких алых роз в целлофане.

– А прятаться было обязательно?

– Я поздно приехал, решил тебя не отвлекать перед выходом.

– Тебя Надежда видела, но я не поверила.

– Я произвожу впечатление серьезного человека, – Сергей улыбнулся уголками губ, продолжая не сводить с меня взгляда.

– Ты только поэтому приехал?

– Не только. Саш, извини, у меня не так много времени, поэтому сразу прямо – мне вчера на почту пришло интересное письмо. Я научен горьким опытом, поэтому решил узнать, стоит ли верить.

– И что там?

– Протокол заседания суда, – ответил он.

Мне будто воды холодной в лицо плеснули. Надо было догадаться, что дело не кончится фейковыми фотографиями….

– Почему ты мне ничего не рассказала? – спросил Сергей.

– Я не успела, – не стала я врать, – фотографии случились раньше. А потом уже и смысла не было.

– Теперь я себя еще большим дураком ощущаю. Тебе не кажется, что нам надо поговорить? И не здесь.

– А нам есть о чем разговаривать? – я действительно не понимала, что он тут делает, если знает. Теперь-то точно конец.

– А разве нет?

– Я не понимаю, зачем, – я сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь, до боли, стараясь, чтоб голос не дрожал.

– Затем, что я старый для всех этих игр и недосказанности, Саш. Определенности хочу, ясности. Ты ведь и послать меня по-настоящему не можешь и простить не хочешь, а я, дурак, ни о чем больше думать не могу, кроме тебя, и чтобы мне сделать, чтоб ты не считала меня ревнивым мудаком. Давай уже поговорим честно. Пусть уже будет точка, а не запятые и многоточия.

– Ты приехал эту точку поставить? – меня вдруг царапнуло.

– Я бы этого сильно не хотел.

Нельзя не верить человеку, который так на тебя смотрит.

– Ты прав, – сдалась я, – пусть будет определенность.

– Есть идеи где можно спокойно побеседовать?

– Луговое. Я не хочу таких разговоров на людях, извини.

Он кивнул:

– Я на улице подожду. Сбежать не получится, я припарковался рядом с твоей машиной.

– Сережа… – окликнула я его уже у двери.

– Да?

– Обещай мне кое-что.

– Что? – он вопросительно склонил голову.

– Мы поговорим, как ты хочешь, честно, но, если для тебя все это будет слишком – ты оставишь меня в покое. Без попыток попробовать побыть рыцарем. Если поймешь, что не потянешь, если хотя бы тень сомнения будет…

– Я не ищу легких путей, Санечка. Вряд ли ты меня напугаешь.

– Пообещай.

– Обещаю. Ты довольна?

– Да.

– Я тебя жду, – напомнил он и вышел.

Я опустилась на стул. "Выкинуть уже что-нибудь, чтоб я разочаровалась. Или простила". Выкинул. Надеюсь, хоть свои гастроли не сорвал. Только зачем это все? И почему зная о Диме, Сергей все равно здесь? Не понимаю.

– Мне сейчас показалось или?.. – вошедший в комнату Андрей оглянулся на дверной проем.

– Не показалось. Андрюш, ты сам закончишь?

– Без проблем. Ждет?

– Да.

– Понял, вещи заберу. Иди. Глупостей не наделай только.

– Ты самый настоящий друг, а не поросячий хвостик, – улыбнулась я, наконец вставая.

На крыльце черного хода меня остановила стайка девочек подростков.

– Ой! А мы вас ждем! – сказала та, что оказалась посмелее, – а можно сфотографироваться?

– Можно, – меня не часто о таком просят, а я стараюсь не отказывать. Только вот сейчас я просто кожей чувствую взгляд Топольского, чья машина стоит напротив.

– А Андрей уже ушел? – пискнул кто-то из девочек.

Ага, вот оно что, высокий серьезный соло-гитарист пользуется спросом у женской части наших поклонников, это не секрет, но вот то, что эти поклонницы настолько юные я не знала.

– Нет, если подождете полчасика, вполне можете дождаться, – сказала я, с трудом сдерживая улыбку.

– Спасибо! – девочки смотрели на меня, с искренней благодарностью.

Жаль, я не увижу, как Андрей попадет в лапы своих фанаток. Надеюсь, Топольскому хватит ума не выходить из машины и не подкидывать поводов для обсуждения?

Ума у него не хватило. А может ему уже просто все равно на мнение окружающих и это заботит только меня?

– Я боялся, ты все-таки сбежишь, – Топольский открыл передо мной дверь машины, девчонки у крыльца моментально затихли.

– Не надейся. Ты прав, надо определяться. Поехали, хватит светиться и так уже на каждом углу обсуждают.

– А не все ли равно? – Сергей завел мотор и стал медленно выезжать с неудобной стоянки, – Или удар по имиджу хорошей девочки? Легче, Санечка, поболтают и забудут, а реклама останется.

– Вот такой популярности я и не хотела.

– Честолюбие – это прекрасно, но не в нашем ремесле.

Я молча смотрю в окно. Не знаю, что сказать. С чего вообще начинают душевный стриптиз? Растерянность и необходимость играть по чужим правилам меня злит. Вот зачем ему в это лезть? Зачем все эти игры в рыцаря на белом коне, который придет и спасет принцессу из лап ее прошлого дракона? Бред!

– Не надо об этом думать, – я вздрогнула.

– Ты о чем?

– О том, о чем ты сейчас думаешь – не надо.

– Ты мысли читать умеешь?

– У тебя на лице все написано. Сил нет смотреть.

– Не смотри. Мне все равно об этом говорить сейчас, никуда не денешься, – я вдруг разозлилась. Больше всего – на себя, но досталось Сергею.

– И я был бы рад, если б можно было без этих разговоров. Я понимаю, что это больно. Но иначе никак?

– Никак. Не волнуйся, подробностей не будет. Тебе ведь не обязательно знать сколько раз и как…

– Хватит! – Сергей меня оборвал, – Зачем ты это делаешь?

– Хочу, чтоб ты понял, что все это не похоже на сопливые мелодрамы – появился мужик, любовь и все проблемы прошли, психика восстановилась. Это так не работает, я теперь такая навсегда. Сломанная, бракованная, с кошмарами, страхами, паническими атаками. И тебе придется с этим мириться, возможно даже подстраиваться, прогибаться.

– Вот оно что… Саш, я никогда легких путей-то и не искал, повторюсь. А потом…. Я влюбился по уши! Мне без тебя хреново, понимаешь? Пусто. Не хочу так.

– Это пройдет.

– Не пройдет. Это всерьез. Всерьез и поэтому меня так клинит на тебе, а ты этого в упор не видишь. Ты уже все решила – Топольский бабник, я навечно одинока, все, занавес! Только не так, Саш, совсем не так.

– Расскажи мне тогда, как?

– Я – пень, который на старости лет крепко влюбился и не понимаю, что мне сделать, чтоб ничего не испортить. Ты права, я в себе не уверен, мне эти шестнадцать лет разницы костью в горле. Хотя. я рядом с тобой вообще ни в чем не уверен, кроме того, что ты мне безумно нравишься. А ты… Я в точку попал – иллюзия, мечта, сказка, – он повернул руль, сворачивая в сторону Лугового, на меня Сергей по-прежнему не смотрит, – я когда эти фотографии увидел, такая злоба вперемешку с болью, до темноты в глазах. Я не думал, что меня настолько заденет, поэтому и повел себя как последний мудак, но я сам себе сожрал уже за это, Саш!

– Мне тебя пожалеть?

– Можешь выматерить, – предложил он.

– Обойдешься.

– Зря отказываешься.

– А откуда такая уверенность, что мне это нужно? Может у меня уже нет ничего к тебе?

– Я был на концерте, – напомнил Сергей.

– Так я имен не называла, – отбила я, – может у меня все перегорело уже и это так, прощальный аккорд? – наверное, мне пора запомнить, что Топольского не стоит провоцировать и брать на слабо.

Мы как раз остановились на светофоре, и он вдруг перегнулся ко мне, касаясь моих губ своими. Тело откликнулось раньше, чем я успела опомниться и себе что-то запретить. Сердце рухнуло вниз, бешено забившись. Господи, как я соскучилась! По нему, по глазам, рукам, голосу, губам, запаху…

– Перегорело? – спросил он, так и не отстранившись.

– Сережа… – беспомощно начала я. Что я скажу? Все и так понятно.

– Плохо мне без тебя, Санечка. Очень плохо, – он выпрямился – на светофоре как раз загорелся зеленый.

Машина тронулась. Теперь Сергей тоже молчит, глядя на дорогу. Я только сейчас замечаю, что на нем та же льняная рубашка, что была в первую нашу встречу. Как символично, да?

В горле неприятный колючий ком, но плакать нельзя, и дело тут даже не в то, что smoky eyes старательно нарисованный Надюшкой превратится в грустную панду, а в том, что слезы – это слабость, а слабой я сейчас быть не могу. Беседовать с Топольским нужно на равных, чтобы он меня услышал. И у меня получится, наверное, если он больше не станет меня целовать.

На лобовое стекло упали первые капли дождя, Топольский включил дворник, все так же, не глядя на меня. Молчание становится все более натянутым. Интересно, о чем он думает?

– Сережа, – не выдержала я, когда тишина стала такой вязкой и тяжелой, что ее можно было потрогать руками.

– Да?

– Ты понимаешь, что у меня шанса на ошибку нет, я не хочу снова себя собирать из кусочков.

– Я тебе это и не предлагаю. Я уже сказал, что у меня все всерьез, самому страшно, насколько всерьез. Стал бы я срываться с гастролей ради твоего концерта, если бы хотел только поиграть?

– Кто знает, как ты за девушками ухаживаешь, вдруг это для тебя в порядке вещей?

– Ревнуешь? – Сергей наконец посмотрел на меня, – Зря. Саш, прости, но у меня между отношениями и работой обычно перевешивает работа. Обычно, но не с тобой.

– Могу гордиться?

– Можешь. Но меня это пугает, если честно. Напомни, куда сейчас сворачивать?

– Направо и до конца.

Если бы Топольский начал увиливать и клясться мне в верности я бы не поверила, а вот эта его честность меня обезоружила. Он, в отличие от меня, был готов душу вывернуть, если понадобится.

Пока я думала, мы добрались до Лугового. Лениво шурша дождевиком подошел охранник. Имени я его не помню, лопоухий парнишка появился совсем недавно.

– А Александры Алексеевны… ой, здрасти! – это он увидел меня на пассажирском кресле.

– Вечер добрый. Шлагбаум поднимите, пожалуйста, – ответил за меня Топольский. К нашей охране теплых чувств у него так и не появилось.

– Зря ты так, – усмехнулась я, – парень вон под дождь вылез ради тебя.

– Лучше б он за твоими воротами смотрел, чтоб туда ничего не подкидывали.

– Видишь, вроде ничего больше не подкидывают, – я нажала на брелок и ворота послушно разъехались.

– Неисправимая оптимистка, – покачал головой Сергей, глуша мотор.

– А где собака? – уже на крыльце спросил Топольский.

– У Андрея. Я ведь дома не живу.

Краем глаза я проследила за реакцией на мои слова, но ревности я не увидела. Одумался?

* * *

Сергей.

– Подождешь? – спрашивает Саша, открывая входную дверь, – Я чайник поставлю и переоденусь.

– Я покурю пока.

Дождь все еще льет, а мне не по себе. Я сейчас тот самый палач, который будет загонять иголки под ногти, заставляя вспоминать то, что очень хочется забыть. Неприятная роль, не таким я хотел быть в глазах любимой женщины.

Я оборачиваюсь на шаги.

– Теперь ты никуда не денешься, – улыбается она уголками губ, ставя на столик две чашки с чаем.

– Ты не представляешь, как мне иногда хочется, чтоб кто-то наливал мне чай не спрашивая.

– Это такая же проблема, как и поговорить? – она подошла к перилам достала из кармана большой толстовки, накинутой на плечи, пачку сигарет. Суетливым движением вытряхнула одну и заозиралась в поисках зажигалки.

– Проблема, – я щелкнул своей, слабый огонек на мгновение осветил ее лицо.

– Спасибо. Начнем душевный стриптиз? Правда я никому не рассказывала кроме врача и в суде. Вряд ли с тобой будет легче.

– Я знаю достаточно, чтоб не заставлять тебя вспоминать.

– Что конкретно ты знаешь?

– Что ты любила, а он мудак. Что играл, что подставил тебя, откупился. Про клинику знаю, про шрамы.

– Действительно, почти все. Как интересно у тебя все в три предложения вместилось. А шрамы…Это вторая попытка была, если бы не Андрей, то, наверное, с первого раза бы получилось.

– Вторая?

– Да, первый раз я хотела в окно. Пятый этаж, внизу асфальт, вряд ли бы спасли. Не надо меня жалеть, уже все сгорело давно, обида только осталась, что нормальной жизни у меня не будет.

– Знаешь, – она помолчала, – я всегда хотела, чтоб как у родителей – семья, посиделки вечером на крыльце, любовь, доверие, дом, где любят гостей, пахнет сдобой и кофе. Я так радовалась, когда это платье дурацкое выбирала, представляла, как все потом будет – дом, семья, дети… а потом… потом он мне жизнь сломал. Клиника, экспертиза, суды. На последнем он уже не стеснялся, проклял меня, орал, что я хуже шлюхи и никому теперь не нужна, потому что меня даже трогать противно. А я ведь просто рассказала, где у него тайник с наркотой.

– И ты поверила?

– В голове тогда щёлкнуло, и установка осталась. А потом… у меня ведь не было никого, чтоб опровергнуть.

– И не ухаживал никто?

– Пытались. Но не все такие настойчивые, как ты. Остальные либо дружат со мной, либо просто решали, что у меня характер не сахар и я стерва. А ты мне систему сломал.

– Со мной твой дурной характер не работает?

– Влюбилась, потому что. И испугалась, потому что не знала, что с этим делать – будущего ведь со мной нет.

– Есть. И я очень на него надеюсь.

– Я не хочу быть чемоданом без ручки – бросить совесть не позволяет, и нести тяжело. Да и разве что-то серьезное будет?

– Будет. Иначе бы меня здесь не было.

– Ты не понимаешь – во что лезешь, – она покачала головой, – рыцарь в сияющих доспехах.

– Я знаю, что без тебя очень плохо, а твое безразличие – больно.

– Больно… – она вдруг зло усмехнулась, – а мне не больно понимать, что шансов у меня нет ни на что? Довериться и понять, что ошиблась, что ты в глазах человека, которому ты решилась что-то рассказать, в которого влюбилась по уши, та самая шлюха? Не больно пить таблетки и реветь по ночам в подушку, потому что все, чего ты хочешь, чтоб последних четырех лет просто не было. И это навсегда, понимаешь? На всю жизнь. Вечный страх, кошмары. Воспоминания. И я уже смирилась с этим, свыклась. А тут ты… – девушка судорожно вздохнула, – а я с тобой живая. Я могу нравится, могу влюбиться, мне с тобой хорошо и в то же время ужасно страшно! Страшно, то все это игра, что все обман… Верить страшно… – она вдруг затихла и продолжила спокойнее, – А ты не понимаешь, чего хочешь. Не понимаешь, что тебя со мной ждет. Зачем я, если есть нормальные, Сереж? Те, кто не просыпается с криком от кошмаров, у которых нет панических атак, кто не боится воспоминаний?

– Саша…

– Я ведь даже не знаю, можно ли со мной спать, – она меня не слышит, – я ведь так и не попробовала. То есть у тебя даже трахнуть меня и бросить не получится…

Мне это надоело. Я подошел, притянул ее к себе, прижал, хотя Саша сопротивлялась, подождал, пока она обмякнет, расслабиться и сказал:

– Маленькая глупая девочка. Неужели тебя никто никогда не любил?

– Иди к черту, – она уткнулась мне в грудь, спрятав лицо – я так устала от этого всего…

– Вот и перестань меня прогонять.

– А смысл? Что я тебе дам, кроме проблем? Зачем я тебе?

– Люблю, – просто ответил я, – хочу просыпаться и знать, что у меня есть ты.

Девушка всхлипнула, задрожала и разрыдалась.

– Хорошая моя, – она рыдала не сдерживаясь, взахлеб, как плачут маленькие дети, а я гладил ее по волосам и говорил, говорил, – я все сделаю, ты только не гони меня. Невыносимо без тебя, Санечка. Как ты сказала? Живая со мной? А я счастливый с тобой. Настоящий. Да все это говорил уже… Саш, услышь меня сейчас, пожалуйста.

Я прижал ее крепче, поцеловал в макушку, а в голове только одна мысль – защитить, утешить, обожать, боготворить… И не отдавать никому.

– Хорошая моя, – девушка выплакалась и затихла, боясь пошевелиться, – что я должен сделать, чтоб ты мне поверила?

– Это очень страшно – верить, – прошептала он, поднимая глаза, – я совершенно не понимаю, что мне делать, я думала, ты узнаешь и все закончится, а ты почему-то ещё здесь.

– Ничего не кончится, если ты этого сама не захочешь. Тебе нужно время?

– Отрезветь. И тебе тоже.

– Хорошее предложение. Думаешь, получится?

– Я серьезно, – она осторожно отстранилась, вытирая потекшую туш, – Конечно прекрасно было бы если бы все сейчас красиво закончилось, и мы бы жили долго и счастливо, но не получится.

– Я понял, – отпускать я ее не собирался, поэтому снова притянул к себе, – Тебе нужен четкий план, и точно знать, чего ты хочешь.

– А еще чего хочешь ты. И чего ты ждёшь от таких странных отношений. Сереж, отпусти, я и так тебе рубашку испачкала.

– К черту рубашку. Я тебя услышал. Только четкого плана не получится, это так не работает.

– А я не знаю, как это работает, Сереж. И отношения строит я не умею совершенно, опыта нет.

– Я умею. Как-нибудь разберемся.

– Ты ужасно упрямый.

– Да, – не стал я спорить, – Санечка, меня не будет почти неделю, тебе хватит, чтоб разобраться в себе?

– Не знаю, должно, наверное.

– Тогда так – я вернусь, приглашу тебя на свидание, чтобы по всем правилам и ты мне расскажешь, что ты надумала и чего хочешь и ждешь дальше.

– Свидание обязательный пункт?

– Да. Нас уже все свели вокруг, кости моют на каждом углу, а я за тобой толком и не поухаживал.

– А до этого что было? – она улыбнулась.

– Пробная версия, – мне от этой ее улыбки стало так спокойно. Все она правильно решит и додумает, потому что не может быть иначе.

– А в полной кони в шампанском и соболя в грязь?

– Не скажу, не интересно будет.

– Сережа, – сказала она как-то тише и мягче, – я рада что ты приехал. И даже этому разговору рада.

– Легче стало?

– Да. Ненавижу неопределенность. Главное теперь не ошибиться. Я так не хочу ошибиться в тебе.

– Можно я тебя поцелую? – спросил я, невпопад.

– Раньше ты не спрашивал.

И я ее поцеловал. И это не было похоже ни на что, потому что робкая девочка в моих руках вдруг прижалась ко мне всем телом, а меня бросило в жар. Мало! Целовать ее, прижимать – мало. Мне надо ее всю. Себе. Со всеми тараканами, страхами, кошмарами, прошлым. Насовсем.

* * *

Александра.

– Я буду волноваться, – мои пальцы еще в его ладони, – дорога мокрая…

– Я постараюсь осторожнее.

– Напиши мне, – прошу я, – как доберешься.

– Хорошо, – мою руку он так и не отпустил.

Я ищу, что сказать еще, чтобы чуточку оттянуть момент его ухода. Последний час мы не разговаривали, мы сидели на ступеньках крыльца, и я пыталась ни о чем не думать, пока Сергей меня обнимает. Получилось хорошо, потому что он не только обнимал, но и целовал время от времени, а думать после поцелуев Топольского практически невозможно.

– Решай, Санечка. А я подожду. Я терпеливый.

– А оно того стоит?

– Ты – стоишь. Все, а то я не уеду, а останусь с тобой.

– А ты можешь?

– Могу. Это и страшно. Все, моя хороша, прощаться не стану, – он улыбнулся, одной из самых своих обворожительных улыбок и, быстро коснувшись губами моей щеки, пошел к машине.

Я смотрела, как закрываются ворота и думала, что все уже решила. Только теперь надо самой привыкнуть к этой мысли.

* * *

1 – Кошка Сашка – Скрижали.

Глава десятая

Александра.

– Ну, – Андрей закинул на плечо лямку рюкзака, – не скучайте тут, вернусь поздно. Надюх, засидитесь – оставайся, мой диван – твой диван.

– Спасибо. А теперь иди и не мешай нашему девичнику!

– Квартиру не разгромите, – попросил Андрей и ушел.

– А теперь давай колись, – Надежда устроилась напротив меня, пододвинув чашку с чаем и явно настроилась на интересную беседу.

– О чем?

– О ценах на урожай, – скривилась Надежда, – про Топольского, конечно! Ходит такая загадочная и задумчивая. Предупреждаю, Сань, если ты его снова пошлешь, то я тебе что-нибудь откручу!

– О, еще один адвокат Топольского. Объединитесь с Андреем, он тоже спит и видит, как меня пристроить в надежные руки.

– Мы счастья тебе, дурынде, хотим!

– Топольский, значит, счастье?

– Да ты светишься вся, как про него говоришь! Думать она будет, ага. Скажи честно, время тянешь, над мужиком издеваешься, а сама все сразу поняла?

– Не издеваюсь я, просто привыкаю к тому, что скоро моя жизнь немножечко изменится. И не сразу. Я поэтому с Сергеем и не поехала, а в Луговом осталась, сидела на кухне, думала, взвешивала за и против, голос разума и сердца, так сказать.

– Взвесила?

– Взвесила. Надо попробовать. Даже если у нас ничего не получится… Я его люблю, кажется.

– Кажется или любишь?

– Надь, я сама не понимаю пока, но мне… Не знаю, как объяснить, но так еще не было. Даже сравнить не с чем.

– Это ты про поцелуи до рассвета сейчас? – фыркнула Надюшка.

– И это тоже.

– Опочки! А вы там только целовались?

– Надя!

– Ну все-таки?

– Только. Все, отстань от меня, невозможная женщина!

– Это я-то? Шикарный мужик, прискакал к ней через полстраны, чуть не сорвал свои гастроли, а они там просто целовались! И я же невозможная женщина!

– Мне интересно, почему ты меня так упорно толкаешь к Сергею в постель? – я долила Надьке чаю.

– Потому что четыре года воздержания в твоем возрасте вредно сказываются на здоровье. Неужели у тебя не ёкает ничего?

– Ёкает. Но у меня по этому поводу есть сомнения.

– Сомнения в компетентности Сергея Георгиевича, как любовника? – хихикнула Надька. Ну да, такой шанс поиздеваться над любимой подругой!

– Сомнения, что он мне вообще будет интересен как любовник. Вдруг я флешбек словлю? Или у меня истерика начнется, при попытке зайти дальше? Да мало ли что! Я вообще ничему не удивлюсь уже.

– Но после жарких поцелуев на крылечке ничего же не было? Ты наоборот непривычно счастливая была.

– Так на крылечке никто не делал попыток меня раздеть.

– Но, хм, – Надька сжалилась и решила подбирать слова, – волнует же он тебя? Как женщину?

– Вот это меня и смущает. Я думала, что все – я дерево.

– Дурында ты, – вздохнула Надя, отодвигая чашку с чаем, – просто….

– Мужика у меня нормального не было, – закончила я.

– А вот да!

– Делать что? Я в соблазнении и намеках – ноль.

– В намеках ты не ноль, ты дно. Флирт вообще не твое, язвить начинаешь.

– Стебаться будешь или дельное что скажешь? Дашка придет сейчас, при ней нехорошо такое.

– Говорит мне человек, который ей о контрацепции рассказал, когда?

– В одиннадцать. И лучше я, чем улица и ересь с форумов интернета. Мне не надо, чтоб Дашка потом лимоном предохранялась.

– Мою психику пожалей, не продолжай. У тебя завтра свидание?

– Да. Господи, Надька, я даже не знаю в чем пойду, – спохватилась я, – такая каша в голове.

– Время завтра есть?

– Часа два, после двух.

– Съездим, выберем. Сань, а свидание с каким финалом ты хочешь?

Я хотела огрызнуться, но вместо этого сказала:

– А ты как думаешь?

– А ты не торопишься? – подколы кончились, включилась Надькина заботливость.

– Нет. Разведка боем, все дела. Да и, если вспомнить, сколько Сергей за мной ухаживает, я, скорее, опаздываю, а не тороплюсь.

– Ладно, ты девочка взрослая, сама разберешься, а что до свидания…. Выберем платье, многообещающее, бельишко поразвратнее, я знаю, у тебя такого нет, ну и в добрый путь. Почувствуешь, что тебе продолжения хочется – приглашай Топольского на чай, в Луговое. Банааально, но прямее некуда.

– Какой стыд, – я со вздохом закатила глаза.

– Это не стыд. Это жизнь. И он не вчера родился – если от радости не умрет по дороге, будет у вас мир, май и секс. Ой, простите, не хотела ранить вашу нежную душу!

Хлопнула дверь – пришла Дашка.

– Все, мы чинно пьем чай и говорим о погоде.

* * *

Сергей

Я смотрю в иллюминатор и думаю о том, что меня ждет вечером. И мысли эти приятные, сладкие, тягучие, как сироп. Она решила все действительно правильно, хотя и не сказала еще, но выдала себя ожиданием, голосом, неумелыми заигрываниями. Госпожа Лишина совершенно не умеет флиртовать. Прямолинейная, без всех этих женских хитростей, зато с четким планом на отношения. С железным характером, нежной душой и таким вулканом эмоций под внешней холодностью! Этот-то вулкан меня и интересует больше всего. Грешен – давно думаю, как бы мне ее… черт, почему в русском языке так мало подходящих слов? Соблазнить? Совратить? Но после жарких поцелуев на веранде Лугового не думать об этом почти невозможно. Слишком она… слишком!

Аэропорт, дом, душ, свежая рубашка и вниз, по лестнице, потому что ждать лифт невыносимо долго.

Букетом я решил выпендриться – фиолетовая бледная сирень и нежно-розовые пионы. Пахла эта охапка на весь салон.

Ёкнуло что-то, когда она вышла из подъезда.

Обманчиво простое платье. Всполохи серебра в глубоком вырезе. Глаза от этих всполохов я отвел. Не скажу, что мне этого хотелось.

– Госпожа Лишина, – я отдал девушке букет и, взяв ее за руку, коснулся губами тонких пальцев.

– У тебя очень хороший вкус, – она старается спрятать свое смущение.

– Я бы пошутил, но это будет слишком банально.

– Если ты про то, что хороший вкус у тебя не только на цветы, но и на женщин, – Саша иронично усмехнулась, – то да, комплимент пошловатый и избитый.

– Язвительная вы девушка, госпожа Лишина. Чувствую, выйдет мне это еще боком.

– У тебя всегда есть выбор.

– Нет у меня выбора уже. Я очарован и погиб.

– Ты болтун. Но мне приятно, – она поправила юбку. Зря. Я собирался всю дорогу кидать взгляды на ее коленки. Это преступление иметь такие совершенные ноги.

Столик я заказал еще за четыре дня назад. Уютно, приглушенный свет, тихая ненавязчивая музыка, фарфор и серебро. Саше должно понравиться.

– У тебя не только на цветы и женщин хороший вкус, – сказала она, когда официант, принявший заказ, отошел от столика.

– Я боялся, что ты посчитаешь это банальщиной.

– Это не банальщина, а классика. А против классики я ничего не имею.

– И я этому безмерно рад.

Я действительно расслабился. Разрешил себе немножко больше, чем обычно – не думать, наслаждаться моментом и обществом красивой девушки напротив. По-особенному красивой сегодня. Или просто я соскучился?

– У меня защита через неделю, – Саша отложила вилку. Серебро деликатно звякнуло о край тарелки.

– Ты не выглядишь как человек, который собирается защищать диплом.

– Не похожа на зомби?

– Ну, когда я защищал свой, я был именно зомби. Как и мои сотоварищи.

– Я его просто писала не в последний день, – улыбнулась она, – и у меня хороший дипломник. Святая женщина.

– Последнее очень ценное уточнение.

– А, да, ты же Отелло, – девушка усмехнулась, – и хвалить в твоем присутствии нельзя хвалить других мужчин.

– Точно. Иначе я зверею, покрываюсь шерстью и бегу грызть соперника.

Саша тихонько хихикнула.

– Я к чему… Тебя можно пригласить? Если не на саму защиту, то потом мы будем праздновать.

– Мы – это?..

– Лешка, Андрей, Дашка, Надюшка. С однокурсниками у меня не слишком теплые отношения.

– А я не буду лишним?

– Нет. Надюшке ты нравишься заочно, остальные не кусаются. И потом, со мной же тебе не скучно?

– Вы, госпожа Лишина, исключение почти во всем. Не надо сравнивать.