Текст книги "Приключения леди Винтер после того как ей удалось избежать смертной казни - Назло Александру Дюма!"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

на него.

– Поняла, я спросил?

– Пошел ты… – прошипела я, – Ублюдок!

Второй раз он ударил всерьез – кулаком. Во рту появился

металлический привкус крови, а на глаза навернулись слезы. Но плакать при этом

мудаке нельзя, совсем нельзя!

– Ну? – Дима навис надо мной и оскалился.

– Поняла, – через силу процедила я.

– Вот и молодец, всё же поддаешься воспитанию.

– Как ты Надю заставил себе помочь? – пока он трепится надо

успеть побольше узнать. Пригодится.

– Я не заставлял, она сама, почти добровольно. Она со мной

спала, Сашуль. Ты вообще ничего не замечала, что ль? Она сама меня соблазнила,

между прочим. Она всю жизнь тебе завидует, а за Смирнова так вообще обиду

затаила.

– Он-то тут причем.

– Он разве в тебя тайно не влюблен? А что ж тогда на Надюшу

не повелся? Она-то девка-огонь!

– Может потому, что ему она не нравилась. Чушь какая-то.

– Чушь не чушь, а Надюша считает, что это ты его отговорила.

– А ты на это надавил, да?

– Нет, я пообещал, что расскажу тебе про наши постельные

приключения и Надюша лишится кормушки.

– Так, значит?

– Конечно. Все максимально просто. Это ты все усложняешь

всегда, душу ищешь, а люди примитивные и скучные.

– И ты?

– И я. Видишь, не убил тебя за идею, хотя мог – ты не

представляешь сколько раз я тебя мог убить, Сашуль!

– Один раз даже чуть не убил.

– Ты про бомбу? Это Наташка, перемкнуло что-то в ее

поехавшей головушке, потом пришлось от нее избавляться. А жаль.

– Ты вообще хоть кого-то любил, Дим? – спросила я, – Или у

тебя все только средство?

– О, начались беседы за жизнь? Нет, Сашуль, тут я пас.

Посиди пока, утром договорим.

Снова заскрипела дверь, это Дима ушел. Утром, значит? А

который сейчас час? Из щели тянет прохладой, значит за полночь?

Кое как устроившись у стены, я закрыла глаза. Вряд ли усну,

конечно, но что мне еще делать? Паниковать? Я это уже делаю. Ходить из угла в

угол со скованными руками неудобно и даже больно, потому что метал кое где

натер кожу на запястьях.

Завтра. Он завтра что-то планирует? Звонок? Обмен? Знать бы.

Я все-таки задремала. И даже увидела сон. Чудной.

Коридор. Панели, выкрашенные зелёной подъездной краской,

облупившаяся побелка и двери. Много разных деревянных дверей, но все они

старые, потрескавшиеся. Кое где краска облупилась и из-под нее проступил

прошлый слой другого цвета.

Я толкнула ближайшую к себе дверь и увидела кухню Сережиной

квартиры.

Все там было как вчера – и открытое окно с занавеской и

чашка на углу стола и пепельница на подоконнике. Сергей сидел за столом, когда я толкнула

дверь и оказалась на кухне, поднял на меня глаза и сказал:

– Ты дождись, моя хорошая. Я ненадолго совсем.

– Серёж, откуда тебя дождаться?

– Дождись. Обещаешь?

– Конечно, только…

Картинка исчезла. Вместо нее появился металлический скрежет

открывающейся двери.

– Скучала?

Я молчу. На кой черт мне с ним разговаривать. В подвале

стало значительно светлее – в щель под потолком пробивалось солнце и, видимо,

стояло оно уже достаточно высоко. Это сколько же я проспала?

– А я поговорить пришел, – Диму мое молчание не смущало.

– Больше не с кем?

– Я думал, тебе скучно.

– И о чем ты хотел… поговорить? – спросила я.

– О светлом будущем.

– Твоем? Ты самоуверен.

– Раньше тебе это нравилось.

Я фыркнула.

– Раньше я считала, что люблю тебя. Глупая я была.

– А сейчас поумнела?

Тон был издевательский, но я правда поумнела, чтоб не

вестись.

– Да. Сложно оставаться наивной дурочкой, когда твой жених

откупается тобой от своих долгов.

Парень усмехнулся и вдруг резким, быстрым движением достал

откуда-то охотничий нож. Тяжелый, с широким лезвием.

– Хочешь, я расскажу тебе, что было бы дальше? Если бы не

долги?

Он присел передо мной и начал, не дожидаясь ответа:

– Дальше я бы на тебе женился и жил спокойно. У твоей матери

стабильное дело, ты – будущий юрист, понятно, что без работы ты бы не осталась

– теплое местечко бы подыскали, да и совладелицей ты числишься. Твоих друзей,

которые лезли не в свое дело слишком часто, я бы отвадил, и ты бы была только

моя. Понемногу бы рассчитался с долгами и жил бы в свое удовольствие не особо

напрягаясь.

– Ну и на черта ты порушил такой красивый план?

– Карточный долг святое дело – слышала такое выражение? Не

отдал бы… Короче проще было отдать тебя, чем найти такую сумму. В конце

концов обеспеченных дурочек много, а жить хочется.

– Какая же ты тварь, – покачала я головой, – бог отвел от

тебя, не иначе.

– Ну что ты, Сашенька, раньше я тебе таким не казался, спать

со мной тебе это не мешало. Правда в постели ты, – он скривил разочарованную

физиономию, – не огонь. Но у меня уже тогда была Наташа – компенсировалось.

– Да нет, Дим, – не я осталась в долгу, – это ты хреновый

ленивый любовник, оказывается. Хотя, может тебя просто на двоих не хватало? А,

нет, с Надькой даже на троих.

Как его это задело!

– Сука! – в этот раз

он меня ударил в солнечное сплетение и пока я хватала ртом воздух, держал за

волосы и выговаривал, – Я смотрю, ты опыта набралась? Пока я сидел, ты по хуям

скакала? Сравнивала, шалава? И кто первый был? Андрюшенька или Ольшанский? Они

оба на тебя как коты на сметану смотрели всегда. А может оба, а?

– Чушь не неси, – с

трудом выдавила я, – они не ты.

– Ну да, они ангелы бесполые, – заржал Дима, но меня

отпустил, – дрянь! Все пытаешься выпендриться, что не такая, как все – ах,

Сашенька наивная чистая девочка! Ах, у Сашеньки талант!

– Завидуешь?

– Бездарной шлюшке? – скривился он.

Я промолчала. Говорю же, поумнела.

– Ладно, я не за этим пришел, – Дима достал телефон, —

сейчас будем с тобой звонить, свидание назначать.

– Кому?

– Заткнись и слушай. Когда я трубку дам, скажешь, чтобы

делал, что я говорю. Орать не вздумай, ясно?

– Ясно, – я догадалась, что звонить он собрался Сергею.

* * *

Сергей.

Я задремал под утро, пройдя путь от безысходного отчаяния до

надежды и обратно. Провалился в тяжелую тревожную дрему, просыпаясь на каждый

шорох и каждое уведомление телефона. Почему-то сейчас их было особенно много —

бесполезных и бестолковых.

Разбудил меня Игорь.

– Никаких новостей?

Игорь покачал головой:

– Как в воду провалилась.

– Который час вообще? – я действительно плохо соображал.

– Одиннадцать. Ты спал что ли?

– Можно сказать, что нет. Кофе будешь?

– Буду. Я тоже не спал, да только толку ноль. Как спецагента

ловим, ей богу.

– Он такой умный или так хорошо подготовился? – я поставил

на огонь большую турку.

– Ставлю на то, что подготовился. Времени у него на это было

достаточно. Но нигде не накосячил и это очень-очень для нас плохо. Если Лешка

прав, то играть придется по правилам Маркова.

Я снова бросил взгляд на телефон и в этот момент он

засветился, показывая плашку «Неизвестный номер».

– Громкую поставь, – попросил Ольшанский.

– Доброго дня, Сергей Георгиевич, – тон в трубке был

издевательский, – как вам спалось в одиночестве?

– Где Саша?

– Ну зачем так сразу? А поддержать светскую беседу? Нет?

– Где? – повторил я, – И что тебе надо?

– Денег, – просто ответил сучонок, – скучно, правда?

– Допустим. Где доказательства что Саша у тебя и жива? – я

посмотрел на Игоря, тот кивнул.

– Скучный вы, Сергей Георгиевич, – в трубке зашуршало, и я

услышал тихий голос, от которого все внутри сжалось, – Привет.

– С тобой все нормально?

– я жадно вслушивался в каждый шорох.

– Да. Делай как он говорит, хорошо?

– Хорошая моя, ты не бойся только.

– Надо же, какие нежности, – трубку Дима забрал, и я не

понял, услышала Саша мои слова или они достались мелкому ублюдку, – деньги.

Позвоню позже, скажу куда привезти. И глупостей не делайте.

– Леха был прав, – сказал Игорь, когда звонок оборвался.

– У меня столько нет, но я найду.

– Тсс, притормози. Сколько есть?

– Треть. Сученыш много хочет.

– Нормально. Поехали, по дороге объясню, потом отдам тебя

суровым дядькам, они тоже инструктаж проведут. Не паникуй, одного тебя никто

туда не отправит.

* * *

Тишина такая нереальная. Обычный день, солнышко светит, а я

иду по гравию к разрушенному цеху бывшего завода с сумкой наполовину фальшивых

денег. Игорь и «суровые дядьки» вселили в меня какую-то уверенность, что все

закончится хорошо. Дай бог, чтобы это было правдой.

Я услышал хруст кирпича и обернулся. Вот и клоп.

Его бы можно было назвать симпатичным, если бы не неприятная

хищная усмешка – люди не должны так улыбаться, даже приставив пистолет к чужому

виску. Сашей он прикрывался именно так. Они сделали шаг, свет упал по-другому, и

я увидел синяк у нее на скуле и разбитую губу. У меня от ярости потемнело в

глазах. С каким удовольствием я бы сейчас возил его мордой по стене!

– Вы не нервничайте, Сергей Георгиевич, – посоветовал мне

сучонок, верно растолковав мои мысли, – вам, наверное, вредно.

Сашка смотрела на меня такими глазами, что я проглотил

брошенную колкую фразу и присел, открывая сумку. Как только я заберу Сашу этот

клоп получит по полной, поэтому надо придушить свою гордость и сделать все,

чтобы он мне отдал мою женщину живой и целой.

* * *

Александра.

– Там все? – Дима толкнул меня вперед и заглянул в сумку.

– Пересчитай, – невозмутимо предложил Сергей. Если бы я его

не знала, то тоже бы купилась на это напускное спокойствие. Но я вижу, как он

переводит взгляд с меня не Диму. Страшно. Первый раз вижу, чтоб Сергею было так

страшно.

– Надеюсь на вашу честность. Шагай! – Дима толкнул меня в

спину, я по инерции сделала несколько шагов и не упала на колени только потому,

что Сергей меня подхватил.

Подхватил и тут же заступил так, чтоб я оказалась у него за

спиной.

– Ты же не думала, что я вас так отпущу? – он поднялся с

сумкой и навел на Сергея пистолет, – Чтобы вы жили долго и счастливо?

– Дима… – начала я.

– Заткнись. Я все просчитал. Не будет никакого долго и

счастливо, Сашуль. У меня ведь не было,

потому что ты мне наркоту эту подкинула, так почему у тебя должно быть?!

Я не успела на какую-то долю секунды – мозг слишком поздно

понял, что сейчас будет что-то страшное и слишком долго отдавал приказы телу.

Выстрел. Мир замедлился, я увидела, как медленно оседает на

землю Сергей, как расползается по его футболке алое пятно. Справа.

Помню, как закричала. Никогда в жизни я так не кричала.

Помню, как меня оттаскивали от Сергея какие-то люди в камуфляже, дядю Игоря,

прячущегося глаза, помню. Потом Скорая и темнота.

* * *

Совершенно белый потолок. Мысли путались, так бывает всегда

после успокоительных. Кисель, в котором вдруг всплыла строчка Наутилуса.

Интересно, а у меня право на надежду есть? Мысль отдалась такой болью, что

захотелось завыть.

– Шур?

Я медленно повернула голову на голос. Лешка.

– Шурка, – друг неуклюже поднялся, помогая себе костылем, —

ты как, а?

– Сережа?.. – губы пересохли, потрескались и с трудом

двигались.

Леха отвел глаза. Нет… пожалуйста…

– Он?.. – договорить было страшно. Если я скажу вслух, то

это станет реальностью.

– Он в коме, Шур.

* * *

Меня выписали почти сразу. Правильно, у меня кроме синяков и

ссадин ничего нет, смысл занимать палату? Забирал меня Лёха.

Я не думала и не просила. Просто больше было некому и Леха

появился. Ворчливый, наглый, в гипсе и с костылем, хромал рядом и «решал

вопросики». Я ещё не совсем поняла, не совсем была готова бороться, а Леха

мог.

– Шур, батя договорился – тебе вещи Топольского отдадут. У

тебя же ключей от его квартиры нет?

– Нет, – покачала я головой, – они выпали где-то

– Ну вот. А там кот, да и вообще… – Лёха отвел глаза.

– Я поняла. Еще машину надо забрать, она ведь у тех цехов

так и осталась. Пойдем, я хочу с Сережиным врачом поговорить.

– Топольский? – спросил замученный мужчина в белом халате, —

Да, огнестрельное и кома. А вы ему?..

– Невеста, – ответил за меня за меня Лёха.

– Ну что вам сказать… Шансы есть, конечно, организм

здоровый. Но тут есть два аспекта. Первое: для хорошей динамики лежать он

должен не у нас, а где-то в более профильном месте. Есть у нас в городе хорошая

клиника, естественно, не бесплатная.

– Деньги не проблема, – кивнула я, – а что еще?

– Время. Вы понимаете, чем дольше он в коме, тем меньше

шансов. Я даю две недели – если за это время Топольский не очнется, то, – врач

развел руками, – дальше шансов мало. Да и если придет в себя, то вряд ли

останется прежним.

– Ясно, – я кивнула, – адрес клиники подскажете?

– Шур, давай я съезжу? В клинику эту? – сказал Леха, когда

мы вышли на улицу.

– Почему ты?

– Потому что даже если откажут, я договорюсь. А тебе бы

отдохнуть.

– Нет, Леш, спасибо, я сама. Если хочешь помочь, поехали

сейчас домой, я не знаю… не знаю, как я туда одна вернусь.

– Такси вызову. За руль не надо, Шур.

Рациональность меня догнала – всю дорогу я думала и крутила,

как мне лучше все устроить и сколько у меня есть на это денег. Денег получалось

нормально – я не тратила те проценты, что падали на мой счет с прибыли фирмы,

крупных покупок не делала давно, так что с этих проблем не будет. Даже если

через две недели Сергей не придет в себя.

Про это думать было больно и не хотелось.

Косьержка внизу поздоровалась со мной, будто я своя. Или я

уже своя?

Путь до седьмого этажа был почему-то очень длинным, будто

лифт специально оттягивал момент, когда мне нужно будет зайти в пустую

квартиру.

Лешка что-то понял, отобрал у меня ключи и открыл дверь

сам.

К порогу выкатился кот и недовольно мяукнул.

– Оголодал, что ли?

– Наверное, обычно Майбаху все равно на людей, – я никак не

могла заставить себя перешагнуть порог.

– Не можешь, не заходи. Скажи, что забрать просто.

– Нет, Леш, надо.

Вроде, ничего не изменилось и все другое. Блокнот на столе,

где торопливо записан какой-то адрес, пепельница полная окурков – Сергей

всегда, когда нервничает растирает окурок в труху, так, что остается только

фильтр.

– Вещи собери, – вывел меня из ступора Лешкин голос, —

сегодня у меня переночуешь, дальше придумаем.

– Меня мама звала.

– А то ты поедешь?

– Нет, – я вдруг улыбнулась, – не хочу своей постной рожей

портить людям настроение.

– Вот и собирайся, у меня рожа тоже не особо.

Леха вырос. Я не замечала раньше – Лешка же шут. А тут…

взрослый, надежный, неловко пытающийся меня поддержать. Что бы я сейчас делала

одна? Выла бы, а так держусь, даже улыбаюсь иногда.

Я открыла шкаф и достала сумку, с которой пару недель назад

сюда перебралась. Почему-то кажется, что это было очень давно, будто я сто лет

назад раскладывала в этом шкафу вещи, переживая, что Сергей торопится и что я

ни с кем никогда не жила.

Зазвонил мобильный и я удивилась, увидев на дисплее телефон

Олега.

– Саша, извини, что беспокою, но мне сейчас звонила

Сережкина мать, они завтра будут в городе, ближе к вечеру. Я что хотел… ключи

от Серегиной квартиры ведь у тебя?

– Да, мне его вещи отдали… Олег, ты встречать поедешь?

– Поеду, конечно.

– А можно с тобой? – спросила я.

– Ты думаешь, это хорошая идея? – в голосе вокалиста

слышалось сомнение.

– Я думаю, что отсиживаться плохая идея. Я к этому всему

причастна, в конце концов.

– Да ты-то причем… Ладно. К пяти на вокзале. Поезд в

пятнадцать минут пятого прибывает.

Глава шестнадцатая

Александра.

Встреча с Сережиными родителями далась мне очень тяжело.

И дело не только в чувстве вины, нет.

Отец… тяжелый. Я физически чувствовала его неприязнь на себе. Но осуждать его за это не могла.

Как и Сережину мать, Татьяну Викторовну, которая совсем терялась в тени мужа и тоже держалась максимально холодно.

Я не осуждала никого. Просто я должна была их встретить и честно про все рассказать. Потому что виновата во всем только я.

Интересно, что ситуацию как-то пытался сгладить Олег. Из уважения ли к Сергею или из жалости ко мне – не знаю. У него даже немного получилось – меня перестали игнорировать.

Уже в клинике, когда к Сергею разрешили зайти, Татьяна Викторовна вдруг осталась в коридоре со мной и сказала:

– Не обижайтесь на Геру, он всегда за детей очень остро переживал.

– Я не обижаюсь. В конце концов все из-за меня и Георгий Борисович имеет полное право.

– Вы тут не при чем, просто наш сын иначе не мог.

– Все-таки, при чем. Поверьте, я действительно не хотела, чтобы все так обернулось.

– Вы правда его любите?

В другой ситуации меня бы такой вопрос задел, но сейчас я ее понимала и искренней жалела.

– Да. Я понимаю, как все выглядит со стороны, Татьяна Викторовна. Но нет, я не молоденькая меркантильная дурешкая, которая охомутала и втянула во что-то мерзкое известного музыканта. Все совсем иначе.

Женщина подняла бровь, совсем как Сережа.

– Скажем так, – продолжила я, – доход моей семьи позволяет мне не искать мужчин для того, чтоб они обеспечивали мой комфорт. Это раз. Сергей знал с самого начала всю мою историю, я несколько раз предлагала ему выбор, но он остался. Это два. И три – я действительно его очень люблю, что бы вы не думали.

Сережина мать посмотрела на меня как-то иначе.

– Не злитесь, Саша. Я не понимаю, что говорю. Я же ничего о вас не знаю, кроме того, что вы прекрасная девушка со слов моего сына.

– Да, я ни в чем вас не обвиняю. Сейчас все очень напряжённо и непонятно, мы нервничаем, и я это понимаю.

– А вы старше, чем кажется…

– Я умею принимать решения и нести ответственность, вот и все.

– Не ершитесь, Саша, я не хотела вас обидеть. Просто мы на нервах, врачи ничего не обещают, только какие-то туманные прогнозы.

– Это здесь они ничего не обещают, послезавтра я переведу Сергея я другую клинику. Кома их профиль, так что и прогнозы там получше.

– Это дорого?

– Я потяну, не бойтесь.

Мы помолчали. Я – потому что совершенно не понимала, что от меня хочет услышать эта маленькая женщина. Почему молчит Сережина мать я не понимала. Переваривает сказанное? Радуется, что я не распродам имущество ее сына, пока он в коме?

– Саша, – Татьяна Викторовна сменила тон. Действительно переварила сказанное? – вы правда простите меня, я на вас накинулась. Не думала, что вы еще девочка совсем, вот и нафантазировала невесть что. Сережа толком ничего не рассказывал, я только по голосу понимала, что он счастлив и у него все хорошо.

– Он хотел нас познакомить, когда все закончится.

– Сережа отца переполошил неделю назад, позвонил, спросил есть ли у Геры костюм. Ворчал, что нужно обязательно купить, а то в чем он будет сына женить.

Наверное, я слишком явно побледнела, если Татьяна Викторовна вдруг прикрыла рот ладонью и почти прошептала:

– Вы не знали?

– Нет. Сережа не успел.

– Простите, Саша. Может быть он так шутил, конечно, но… Я видела какой он приезжал последний раз, как по телефону, видимо с вами, разговаривал – у него взгляд сразу другой становился, – женщина помолчала и продолжила, – Знаете, Саша, мне ведь совсем не с кем о Сереже поговорить. Гера закрылся как всегда, ему проще все в себе пережить, а я так не могу. Когда Настюши не стало мы с Серёжей разговаривали, а сейчас мне даже поделится не с кем.

Мне стало ее искренне жаль. До этого я ее жалела как-то дежурно, потому что нужно, потому что это не чужие Сергею люди. А теперь я поняла, что даже ее невысказанные обвинения в начале продиктованы только страхом за любимого сына и болью. А ещё одиночеством.

– Татьяна Викторовна, – я достала блокнот и быстро нацарапала свой номер, – если вам нужно будет поговорить с кем-то о Сереже, вы звоните.

– Спасибо, Саша, – она сложила листок и аккуратно убрала его в сумку, – я обязательно позвоню. Вы нас тоже в курсе держите.

– Ещё один момент. Я знаю, что Сережа вам финансово помогал. Скажите, сколько, я буду переводить.

– Не стоит, – Татьяна Викторовна улыбнулась, – мы не все тратили, кое-что скопили.

– Я просто хочу, чтоб все было как он привык, когда Сережа очнется. Врачи прочат реабилитацию, а я думаю, что в привычном мире ему будет легче.

– Если все действительно так, как вы говорите, то Сереже очень повезло. Я пойду проверю, как там Гера, что-то он задержался.

* * *

День дался мне большой кровью. В Лешкину квартиру я почти ввалилась, присела на пуфик в прихожей и не нашла сил встать.

Если бы Сережкины родители были другими, мне было бы легче? Очень вряд ли.

– Вернулась, – в прихожую прихромал Лешка, – ужинать будешь?

– Тогда приготовь, да? – сил оторвать голову от такого удобного шкафа не было.

– Я зверь что ли? Я доставку заказал. Через пятнадцать минут привезут.

– Спасибо, Леш.

– Они совсем упыри?

– Кто? Родители? Нет, ты что. Просто они сейчас потерянные и им больно.

– Ты всех можешь понять, Шурка. А они тебя поняли?

– Не знаю. Да и не важно. Хватит, Леш.

– Если хватит, то вставай. Я тебя не подниму, я инвалид.

– Это временно. Ты быстро затянулся, к тебе же в мясо ноги были буквально.

– На мне как на собаке. Зубы не заговаривай.

Конечно мне пришлось встать, пойти умыться. Пока я разглядывала в зеркале свою унылую физиономию привезли ужин. Я могу поспорить что там есть греческий салат, нежно любимый мной и какая-нибудь противная жутко острая лапша, обожаемая Лешей.

Вода была ледяная, от нее ломило пальцы, но я, почему-то, не могла убрать руку из-под бьющей из крана струи.

Все-таки, хорошо, что Леха меня тормошит и заботиться, бы одна сейчас точно не смогла. С мамой мы все же сильно отдалились, хотя я это никак не хотела признать. Она переживает, конечно, хочет помочь, но у меня постоянно такое чувство, будто ей неловко или она меня стесняется. Это не вчера началось, но я этого старалась не замечать, до последнего времени.

А Лешке все равно. Он валенок и ел со мной песок одним совочком. Не умеет сочувствовать, но умеет обеспечить тылы. Чудо, а не мужик.

Я фыркнула. Ну да, четвертак, уже мужик, можно сказать.

– Шура!

– Иду.

Тяжелый длинный день и к Сергею так и не пустили. Я этого и хочу, и очень боюсь. Я никогда не видела людей в коме, вдруг он там совсем другой? Не живой. Это во всяких фильмах люди лежат под простынкой в реанимации и как будто спят, но кома ничего общего со сном не имеет, как в фильмах тут не будет. А как будет?

Я наконец закрыла кран и сняла с хромированного сушителя полотенце. Хорошо, что есть Лешка. Я не знаю, как сейчас без него бы жила.

– Я думал ты утонула там, – проворчал Леха, распаковывая пакет с контейнерами из доставки, – садись. Траву твою тебе заказал, нормально?

– Это не трава, – я вскрыла упаковку греческого салата, – там еще сыр и маслины.

– Трава, – припечатал Леха, – если что, мясо на двоих.

– Спасибо.

– Дина заезжала днем, испекла кекс, будешь? С яблоками?

– Шарлотку? Да, наверное.

– Шура? – Лешка отложил вилку, – С тобой нормально все?

– Не очень, – призналась я, – надо как-то жить дальше, а у меня сейчас даже дома нет.

– Оставайся у меня.

– Нет, Леш, спасибо. В Луговом опасно, конечно, но еще есть Сережина квартира, вряд ли его родители будут против.

– Чтоб каждый день в этой квартире на стену лезть? Ты туда даже зайти сразу не смогла.

– Лёш…

– Хватит, Шур. Оставайся, да и не вожу я никого, че ты преувеличиваешь всегда, как будто у меня не хата, а бордель?

– Почему – бордель? Просто ты гостеприимный, а я люблю тишину.

– Тишина тебя добьет. Нельзя тебе тишину.

– Андрея выписывают скоро, если что к нему переберусь, ему кто-то помогать пока должен.

– Тебе самой пока кто-то помогать должен. Шурка, ты не вывезешь.

– Вывезу. Я всегда справляюсь.

– Ты уже не вывозишь. Дурака не валяй, дай тебе помочь. Ты сильная, ты охренеть какая сильная, но тебе нужна пауза.

– Тылы и сильное плечо?

– Плечо у меня здоровое, тылы не дам!

– Иди ты, – я не удержалась и улыбнулась, – Леш, я ценю, что ты помогаешь и поддерживаешь, но в тягость…

Леха недослушал, с грохотом отодвинул стул и поднялся настолько быстро, насколько позволял его гипс.

– Значит так, – он оперся руками на стол и в голосе проскочили нотки очень похожие на дядю Игоря, – я тут не в благородство играю и не из вежливости тебе такие предложения делаю. Тягость-шмягость, придумала тоже! Если бы я не хотел и не мог, я бы молчал в тряпку и срать я хотел, что обо мне люди подумают, поняла? Если я говорю, переезжай пока ко мне, я буду тебе помогать, значит я этого хочу и я это могу.

– Лешик, сядь. Я поняла. Давай пока попробуем. Выбора у меня, похоже, нет.

– Сразу бы так, – Лешка подтянул назад стул и сел, – посуду не мой, иди ложись лучше.

От такого предложения я не стала отказываться. В Лешкиной двушке я заняла диван, не смотря на все возражения и благородные Лехины порывы. Надо бы этот диван расстелить, но как же лень… Ничего не случится, если я минут десять полежу, а потом займусь диваном.

Конечно, ничем я не занялась, а почти сразу отключилась, как только положила голову на подушку.

Сквозь сон услышала, как прихромал Леха, но открыть глаза не смогла – веки никак не хотели размыкаться.

Неумело и неуклюже друг накрыл меня одеялом. Медведь он и есть медведь, но есть в этом что-то очень ценное и трогательное.

* * *

Две недели прошло. Потом ещё две. Ничего не менялось. Как я пережила это время я не буду говорить – слишком сложно. Сергея я перевезла вовремя, потому что потом его состояние резко ухудшилось и транспортировать бы было нельзя.

Весь месяц я искала врача, хоть какого-то, который бы дал утешительный прогноз или предложил решение. Но, максимум, что мне предлагали, это дождаться стабильного состояния и вывезти Сергея в Штаты, Израиль, Германию, Швецию… Вариантов была масса, но прямо здесь и сейчас никто ничего не обещал и не мог. А время уходило.

За этот месяц выписали Андрея, Дашка вернулась из лагеря и отправилась на свой первый курс, а у Лешки срослась нога и он сокрушался, что поганая погода не дала ему закрыть мотосезон.

А ещё у нас появилась Лиза. Та самая Лиза, которой я когда-то звонила, а Дашка считала козой. По иронии судьбы, работала Лиза в той самой клинике, где сейчас лежал Сергей. И надо признать, она нам здорово помогла, потому что я действительно не справлялась со всеми делами, а Лиза ухаживала за Андреем, в свои дежурства следила за санитарками, чтобы все сделали как надо и искала ключики к Дашке. Мы и сдружились на почве того, что Лиза попросила у меня совета, как задобрить будущую золовку. Что эти нежные отношения с Андреем у них кончатся свадьбой я вообще не сомневалась.

Я не могла пожелать другу более подходящей девушки. Спокойная, тихая, рассудительная Лиза была очень похожа на Андрюшку. Я украдкой подглядывала за их отношениями, когда заезжала в гости и от всей души была рада за Андрея.

Про Надю мы старались не говорить. Это оказалось внезапно просто – был человек в твоей жизни и его не стало – будто ластиком стерли, и никто о нем не помнит.

Когда исполнился ровно месяц, как Сережа в коме, мне позвонил нотариус.

– Лишина Александра Алексеевна?

– Да.

– Меня зовут Яков Михайлович Ясенев. Я нотариус Сергея Георгиевича Топольского.

– Я не совсем понимаю…

– Сергей Георгиевич просил вам кое-что передать. Вам удобно подъехать сегодня?

– В течении часа устроит? – спросила я, посмотрев на часы.

Нотариальная контора была в тихом центре, в старом доме с высокими потолками и широкими каменными лестницами.

– Александра Алексеевна, – поднявшийся мне на встречу из-за массивного дубового стола мужчина не спрашивал, а утверждал.

– Да, а как вы…

– У Сергея всегда был хороший вкус на женщин.

– Странный комплимент, – я села и почти утонула в мягком кресле.

– Теряю сноровку. Александра Алексеевна, вот, – он подвинул ко мне два конверта – один толстый, второй совсем тонкий и бархатную коробочку.

– Вы знаете, что там, – кивнула я на конверты.

– Сергей говорил, что в письме все объяснит, это в том, что поменьше, но если хотите, я могу на словах.

– Хочу. Я действительно не понимаю, что происходит.

– Сергей приехал месяц назад, в попыхах, очень быстро, спросил меня, можно ли оформить одновременно завещание и что-то на случай недееспособности. Я предложил доверенность. Собственно, в этом конверте они и есть – на машину, на песни и на половину студии.

– А я тут при чем?

– Доверенности на вас.

Меня как пыльным мешком ударили. На меня?

– Я уже сказал, есть еще завещание. Вообще это нарушение, но Сергей разрешил вам сказать, если спросите – там мало что отличается. Квартира и счета родителям, машина и интеллектуальная собственность вам.

– Почему он так решил?

– Не знаю – нотариус развел руками, – возможно, в письме есть объяснение.

Я взяла тонкий конверт, распечатала, развернула сложенный вдвое лист бумаги и поняла, что здесь читать не смогу. Не при чужом человеке.

– Вы меня извините, но, – я поднялась.

– Конечно-конечно. Если что-то будет нужно, звоните, я подскажу.

Выйдя из конторы, я положила конверты и коробочку на пассажирское сидение и в нерешительности постояла у машины. Мне нужно было побыть одной. Я почти уверенна, что это письмо ударит по всем больным местам и мне нужно это пережить одной. Если я буду плакать, я хочу делать это искренне, без чужого сочувствия.

Подумала, открыла бардачок и переложила в карман плаща связку ключей от Сережиной квартиры. Не знаю, правильно ли я поступаю, но мне кажется, что так будет лучше.

По дороге пришлось заехать в супермаркет, потому что у Топольского никогда нет ничего кроме коньяка, а я совсем не уверенна, что смогу отважиться на это письмо без наркоза.

Квартира была пустой и осиротевшей. Ничего в ней не изменилось, все вещи на своих местах, вот, даже толстовка так и осталась лежать на спинке кресла – никто не убрал, но что-то, что делала ее домом, исчезло.

Сергей делал ее домом, вот и все. А теперь это просто кирпичная коробка с его вещами.

Я прошла на кухню, поставила на стол купленную по дороге бутылку виски, достала из шкафа низкий бокал.

Сейчас мне будет больно. Очень больно. Но это как с свидание с ним – короткое, неполноценное, но свидание. И на трезвую голову я этого не переживу – буду рыдать до хрипоты, пока не перестану соображать от боли и отчаяния.

Лёд в холодильнике нашелся. Почему-то никто не доломался выключить холодильник – он так и стоял пустой, но работал.

– Так и спиться недолго, – усмехнулась я, наливая виски в стакан, – а женский алкоголизм не лечится.

На письмо я отважилась не сразу, только когда в голове защемило, а чувства немного притупилась.

Обычный лист офисной бумаги исписанный ровным острым подчерком.

Хорошая моя, я совершенно не знаю, что пишут в таких письмах, но, почему-то, чувствую, что нужно тебе его оставить. Будет замечательно, если уже послезавтра я заберу его у Яши и сожгу к чертовой матери, но несли все пойдет не так, я хочу что-то сказать напоследок.

Санечка, я не знаю, что сейчас со мной. Может меня уже и нет совсем, может я просто тело и совсем не я. Но ты не вини себя ни в чем, ладно? Ты точно в этом не виновата, все что я делал, я делал сам.

Я перечитала абзац ещё раз и похолодела. То есть он с самого начала был готов не вернуться. Хотя, я должна была это понять еще у нотариуса – есть ведь завещание.