Текст книги "Приключения леди Винтер после того как ей удалось избежать смертной казни - Назло Александру Дюма!"

Автор книги: Олег Рыбаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

   Миледи на это рассмеялась...

   Миледи помчалась к кардиналу Ришелье. Она была под охраной Рошфора. И написала письмо великому правителю. Чтобы потом с ним встретиться.

   Как ни крути, но леди Винтер француженка от плоти до костей. Дочь герцога и необычной красивой крестьянки. Благородного происхождения и плебейка. Босоногая пастушка, и изучившая за пару месяцев латынь. Незаурядная девчонка.

   И уже зрелая женщина в рассвете красоты, и талией, фигурой юной девушки.

   Миледи вспоминала свои прежние дела. Вот как она притравила одного из врагов Ришелье, которого кардинал не мог арестовать. Перед этим кстати с ним переспав. Да леди Винтер любила соблазнять мужчин, и заниматься любовью с жертвами. Ей доставляло наслаждение перепихнуться с жертвой, а потом прикончить ее.

   Развратная и обворожительная. Любила и деньги и мужчин, и даже девушек.

   И злая и добрая одновременно. Леди Винтер как-то в детстве босая бежала пять верст по снегу, чтобы спасти зайчонка. И вместе с тем могла и укокошить за мелочь.

   Миледи очень симпатичная женщина, и отличалась любвеобильностью. Вот и сейчас скачет на коне и представляет, что она на мужчине. И это так здорово.

   Леди Винтер несколько скучновато, вот так мчаться на коне. Она отлично сидит в седле. Наездница прекрасная. Вспоминает свое детство.

   Вот ее напарник Серж. Мальчик-пастушок. Его хозяин выпорол за какую-то мелочь. Потом высекли, правда несильно и будущую миледи. Девочка сгорала от стыда когда с нее сорвали платье и секли лозой. Били и по голым ножкам.

   Сержа выпороли так, что мальчик потерял сознание и обвис на веревках. Девочку пожалели, и миледи осталась в сознании. Но ее облепили мухи и комары. Как это больно. Но миледи даже не застонала. Она с детства была гордой и мужественной. А вот Серж когда секли не выдержал, и застонал. А потом под конец даже завопил. Еще бы...

   Мальчишку исполосовали капитально. Капала со спины и боков кровь. А под конец, когда мальчик потерял сознание хозяин даже ткнул факел к босой подошве. Серж пришел от дикой боли в себя, вскрикнули и снова отключился.

   Такова судьба крестьянских детей в средние века. Ты игрушка в руках сильных мира сего. И над тобой издеваются как хотят. Всю ночь их голышом продержали связанными, и лишь потом отпустил. Серж прихрамывал, подошвы ног у мальчишки покрылись волдырями. Хорошо хоть девочку пожалели и не жгли.

   Миледи посла стадо, а мальчик упав на живот отсыпался. Его обгоревшие пяточки торчали, такие круглые, в волырях.

   Девочка потерла их травкой, и зуд слегка стих. Ее саму исполосовали, но пастушка держалась.

   Миледи подумала, немало она испытывала унижений в детстве. Много ей приходилось бегать босиком по снегу. Порой и ее били палками по голым пяткам.

   Кормили скудно и девочка всегда была полуголодной. Летом ела в лесу все подряд.

   Девочка босиком бегала круглых год. Лишь зимой иногда ей давали деревянное сабо. Но миледи предпочитала обходиться без обувки, только не стоять на месте.

   Хорошо было летом – райская пора. Зимой и голодно и холодно. Иногда голодающая девочка грызла кору с деревьев, или жевала иголки.

   Но простуда не приставала к ней. Девочка могла бегать по снегу весь день, даже пальчики сначала краснели, а затем синели. Но не простывала, и даже не кашляла.

   Ее мать тоже очень здоровая и красивая. И босоногая круглый год. Видимо она привлекла герцога своей непохожестью да городских, изнеженных дам, и вместе с тем красотой, красотой здоровой, деревенской. Когда тонкая, тренированная от работы талия, сочетается с мощными бедрами кобылы и высокой, упругой грудью. А ладони изящные, но мозолистые, а ноготки блестящие.

   Босые ножки крестьянки имеют красивые, ровные пальчики, и отмытые от пыли привлекают загорелостью, и огрубевшей подошвой.

   Герцог сделал ей ребенка, но не признал миледи дочерью. Так что с одной стороны в ней течет королевская кровь, с другой плебейка.

   Еще в три года миледи отправляли в лес собирать ягоды для барского стола.

   Ее мать очень хорошо выглядела, работая на свежем воздухе и не имея вредных привычек. Она так и ходила босая и зимой и летом, в простом крестьянском платье, не зная болезней, и каких-либо болячек.

   Когда миледи достигла уже известного положения и проведала свою мать, то была удивлена.

   Ее мама почти не изменилась. Все также высокая, стройная, блондинка, на вид не больше тридцати, свежее лицо без морщин, загорелое. Во рту все зубы, цвета жемчуга. Вот самой миледи в монастыре во время допроса на дыбе палач вырвал один из зубов. Что очень больно.

   А так у миледи зубы цвета жемчуга, как и у мамы. Миледи видя что ее мать все еще очень привлекательная, и с фигурой крепкой, рослой девушки, взяла и выдала ее замуж. За одного из купцов, обладающего большущим состоянием и грамотой дворянина.

   Миледи же была такая вот сомнительная дворянка. Хотя и с королевской кровью.

   Вот сейчас она обдумывала, что спросить у кардинала. Деньги в любом случае не помешают. Ришелье ей очень доволен. А как на счет бумаги дающей неограниченные полномочия? Стыдно ведь признаться, что она ее потеряла?

   Миледи тяжело вздохнула. И говорить кардиналу неохота, и получить снова неограниченные полномочия необходимо. Что делать?

   Леди Винтер пропела:

   Лабиринты удачи судьбы,

   Вы запутаны и глубоки...

   Сделай дело или умри,

   В этот час и такой далекий!

   Как распутать Паллады клубок,

   Как добиться великой удачи...

   Коли пуля так прямо в висок,

   Но я верю что врежу сдачи!

   Нет не верьте же вы врагам,

   Время знаю придет такое...

   Что противнику стыд и срам,

   А нам доброе и большое!

   Будем в небо бойцы летать,

   Устремляя свой взгляд в поднебесье...

   Запишите ребята в тетрадь,

   Что Христос в сердце воскреснет!

   Да пускай станет новый мир,

   И отринем покой унылый...

   Хоть нечистый играет пир,

   Но врагов ожидают могилы!

   Нашей Родины мир святой,

   Что повыше всех звезды в поднебесье...

   Для девчонки по снегу босой,

   Херувимов пусть станет невестой!

   Дайте волю своей душе,

   Расцветают пусть незабудки!

   С милым даже рай в шалаше,

   С сердцем девушки очень чутким!

   Очень много различных стран,

   Но Отчизна всего мне дороже...

   Нам не надо слонов, обезьян,

   В сердце жарко от снега тоже!

   Четверка мушкетеров с опозданием спешила под Ларошель.

   Портос ставший причиной задержки, явно нервничал:

   – Какая досадная случайность! Теперь нам точно отрубят голову!

   Атос равнодушно заметил:

   – После того как ушла леди Винтер, мне все-равно...

   Портос пробурчал:

   – Зато мне не все равно! И вообще что за чертовщина с этой миледи. Она и в огне не горит и в воде не тонет!

   Арамис остроумно заметил:

   – Помощь Дьявола! Однозначно!

   Дартаньян предложил:

   – Давайте не будем об этом! Просто будем драться, потому что деремся! И без всяких задних мыслей!

   Портос ухмыльнулся и пропел:

   – Не то, ты как всегда попрешься сзади! И махнул кулаком во воздуху.

   Четверка пришпорила коней. Дартаньян старался не думать о миледи. В самом деле кто она такая? Красивая ведьма и не более того.

   А вот получить себе в невесты герцогиню – это было бы круто! Вообще они вчетвером на многое способны.

   Портос крутя в руках ножны от своей крупной и длинной шпаги, заметил:

   – Разные у нас были приключения. Но сейчас мы остались в дураках. По сему предлагаю в ближайшей таверне хорошенько выпить!

   Дартаньян покачал головой:

   – На брань нужно являться свежими и бодрыми! Неизвестно еще что нам следующий день готовит!

   Арамис предложил:

   – Может, быть заявимся прямо к кардиналу, и потребуем объяснений!

   Дартаньян ехидно ответил:

   – Такой глупость от тебя я не ожидал!

   Портос жестко ответил:

   – А мне порой хочется свернуть кардиналу шею!

   Атос отмахнулся:

   – Оставь такие мысли... Лучше давайте чего-нибудь споем...

   Дартаньян тряхнул шляпой:

   – Я не в настроении петь!

   Портос подтвердил:

   – Только после бочонка вина!

   Арамис предложил:

   – Давайте действительно в таверну. Мы уже и так опоздали, так отведем душу по полной.

   Дартаньян неожиданно согласился:

   – Отведем! Умирать на пустой желудок стремно.

   В ближайшем трактире, путешественники заказали себе кабана, и вина. Портос ел больше всех и пил бокалами, заметив:

   – Все-таки жить весело! И не надо думать, что мы неудачники!

   Дартаньян возразил:

   – Никто так не думает! В конце концов неудачник только один – я! Потерял ту женщину которую любил больше жизни. А вы? В господин Портос вообще к миледи ни боком, и тазом.

   Портос в ответ рявкнул:

   – Один за всех! И все за одного!

   Атос ответил:

   – Для нас это тоже большое горе. Поверь мне Дартаньян. А вообще давайте еще выпьем.

   Арамис предложил:

   – Может, возьмем еще и барашка. Что-то у меня пробудился аппетит.

   Мушкетеры шумели и ели. Как всегда обжираясь, и перепиваясь. Еще молодые и организм выдерживал. Арамис чувствовал себя грешником. Впрочем, конечно же и у него как знатока религии возникали сомнения.

   Например, о том, как может быть такое – евреи народ Божий и спасение от иудеев, а их тем не менее все ненавидят?

   И вообще евреи народ Божий? Сам Арамис менее всего подумал бы что евреи являются избранным Богом народом. Но так говорил Библия. И это казалось весьма странным.

   При этом что в те времена, именно евреев считали источниками различных зол.

   Этого Арамис не понимал... Вообще, конечно же в Библии много несоответствий бросалось в глаза. Например, учение Христа подставлять щеки под удары плохо вязалось с крестовыми походами и инквизицией. Вообще, если Новый Завет – пацифизм, то откуда взялись крестоносцы?

   Да и вообще жестокие пытки инквизиции, и вместе с тем учение: возлюби врага своего?

   Или Суббота, которую надо соблюдать по Библии. А вместо нее первый день воскресенье.

   Много неясного и с адом и раем. Вообще, Арамис как знаток священного писания, это знал, что в Ветхом завете – жизнь после смерти – скорее всего небытие. А не рай или ад?

   Правда было учение, что в аду, до Иисуса Христа были все праведники. А их потом взяли и выпустили. Вообще конечно и у католиков нет единства. Множество противоречий и по иконам и по мощам, и по чистилищу. Если в Библии чистилище? Или там души умерших до второго суда, спят без сновидений в шеоле?

   Во всяком случае и в Новом Завете, все надже не могу.

– Билет на ваш осенний концерт будет хорошей платой, – улыбаюсь я.

– Дешевишь, – комментирует Андрей и тут же добавляет, – Сань, ноуту, по ходу совсем плохо, я ребятам из сервиса позвоню сейчас, посоветуюсь, но ремонта не избежать.

– Да я как-то и не надеялась малой кровью отделаться, – пожимаю я плечами.

Андрей выходит звонить, а я остаюсь с Топольским наедине.

– Это какая-то легенда, да? – Сергей кладет передо мной альбом, а сам опирается одной рукой о стол, а вторую кладет на спинку моего кресла.

– Почти. Это Британская сказка о рыбаке и русалке. Русалка влюбилась в Рыбака. Приносила ему драгоценности из своего грота, но, в конце концов, в этом же гроте его и заточила, то ли из ревности, то ли от обиды. Точно уже не вспомню.

– Саш, ты меня поражаешь. Нет, я серьезно!

– Чем? – стараюсь не оборачиваться, делая вид, что увлечена рисунком.

– Легенды, сказки, книги, рисунки, стихи, голос… И так все красиво. Даже немножко несовременно.

– Плохого же вы мнения о современной молодежи, если мои интересы настолько вас удивляют, – усмехаюсь я.

– Одно дело, знать, что такое возможно, другое – увидеть.

Я оборачиваюсь, понимая, что избегать его взгляда больше нельзя.

Близко. Впервые так близко к нему вне кадра.

– А еще ты очень красивая.

От необходимости отвечать меня спасает звук сообщения на телефоне Топольского. Он отвлекается, что-то быстро набирая на клавиатуре, а я встаю из-за стола, пытаясь унять сердцебиение.

– Я, кстати, ни разу не видел, как ты играешь, – говорит Сергей, убирая телефон и кивая на лежащую на диване гитару.

– Мне будет неловко при вас, – отнекиваюсь я, – у меня это для больше хобби.

– Я не стану выискивать косяки, обещаю.

Я перебираю в голове все свои песни, стараясь выбрать что-то нейтральное, незатейливое, потому что я все равно собьюсь при нем, запутаюсь в аккордах. А Сергей воспринимает мое замешательство по-своему.

– Саша, пожалуйста, – он касается моего запястья кончиками пальцев, легко, мимолетно, но кожа вспыхивает, словно от ожога. Черт побери этого Топольского! Нет, не стану я выбирать ничего легкого, может быть, так будет даже лучше.

Беру гитару, сажусь на диван, а Сергей устраивается в кресле напротив.

Трогаю струны, вдох:

Тихо стелется ночь-бездельница,

На пороге твоём – весна

Я играю, пытаясь не смотреть на Топольского. Черт бы его побрал с его теплым внимательным взглядом и легкой полуулыбкой от которой сердце замирает.

Одиночество, спи

Сердце, молчи

В полшестого утра

Всё молчанье – в слова (4)

Это правда личное, поэтому я и не отдаю ее группе, изредка играя на квартирниках и дружеских посиделках. Личное, сырое, написанное совсем недавно. И зря я ее выбрала, потому что Сергей явно что-то понял – посерьёзнел, задумался.

Последний аккорд и неловкое молчание.

– Это очень красиво, – нарушает молчание Топольский, – правда. Трогательно, красиво, нежно, грустно. Это нужно играть, Саша, такие песни должны вызывать эмоции, а не лежать мертвым грузом в ящике.

Я неловко пожимая плечами, вдруг засмущавшись:

– Преувеличиваете…

– Чистая правда, – Сергей поднимается, – можно? – кивает он на гитару в моих руках.

– Конечно.

– Она ведь на заказ? – Топольский присаживается рядом на диван, – Просто звук необычный, хороший инструмент.

– Да, на заказ. Мама на мой юбилей подарила, на двадцать лет, – я тут же пожалела – зря я так акцентирую на возрасте.

Сергей разглядывает гитару. Жениться он на ней собрался, что ли? Не выдержала, спросила. А кто бы удержался?

– Сергей Георгиевич, а….

– Что? – быстрый взгляд на меня и мягкая полуулыбка.

Набравшись наглости сказала:

– Сыграйте, пожалуйста?

– Хорошо, но у меня только одно условие, – Топольский был готов к моей просьбе.

– Какое?

– Ты постараешься мне не выкать, – говорит он.

Плата мне показалась приемлемой.

– Хорошо.

– Что тебе сыграть? Хотя, погоди.

Нервные пальцы привычно пробежались по грифу. Меня всегда завораживало это. Настоящий гипноз.

Мелодия… Я никогда ее не слышала раньше – грустная, но светлая, нежная, кружевная, невероятно прекрасная. Хотя, чего греха таить, мне вся его музыка нравится. Да, я точно знаю, что это именно его мелодия. Плюю на приличия, забираюсь на диван с ногами и разворачиваюсь к Сергею лицом. Откровенно любуюсь, другого слова я подобрать не могу. Это не так, как быть зрителем на концерте, сейчас он играет для меня и это больно и прекрасно одновременно.

Его краткий чуть насмешливый взгляд и вдруг понимаю, что не хочу, чтоб обрывалась музыка, не хочу возвращения Андрея. Хочу сидеть вот так, прядом с Сергеем, слушать, как сменяется мелодия за мелодией, смотреть на него, наслаждаться этим чувством защищенности и легкости…

Как завороженная смотрю на его пальцы, бегающие по грифу. Каждая нота, каждый звук отдаются во мне чем-то сладким, щемящим. Гений. Мне так никогда не научиться, это дар.

* * *

Сергей.

Я только на минуту задумался, что ей сыграть. Эта мелодия совсем сырая, сложившаяся буквально на днях, но такая похожая на девушку напротив. И мне, почему-то, было важно увидеть, поймет она это или нет.

Поняла. Я вижу, как меняется выражение лица и глаз. Саша чувствует именно то, что я вложил в эту мелодию. Ах, черт побери, как приятно играть для того, кто понимает, что ты хотел сказать, кому не нужно ничего объяснять. С кем так легко и просто. Кто смотрит на тебя так – с восхищением и теплом. Что мне нужно делать, чтоб именно эта девушка почаще на меня так смотрела?

Об этом всем я буду очень много думать.

Поток моих мыслей прерывает Андрей, появившийся в проёме двери. Очарование куда-то пропадает, волшебство было только для двоих.

– Я вам помешал? – гитарист явно прочел что-то лишнее в моем взгляде. Ревнует?

– Нет, конечно. Андрюш, что с ноутбуком? – Саша излишне суетлива и мне интересно, почему?

– Северному мосту каюк, сейчас в сервис закину, пока мне по пути, да у ребят время есть. Ближе к вечеру точно скажу, что там по деньгам выходит.

Спохватываюсь, что мне тоже пора.

Саша поднимается:

– Я провожу, а то Зета не выпустит. Она Андрея-то не всегда выпускает.

Уже выйдя за калитку, на миг замешкался. Хотелось сказать что-то теплое, напоследок. Чтоб она улыбнулась.

– Спасибо за компанию, – я протягиваю ей руку.

– Это… тебе, – не выкать мне Саше тяжело, – спасибо. Это было… Так красиво. Даже немножечко больно. Это ведь новая мелодия, да?

– Да, просто мне оказалось, что она подходит тебе и к моменту. Захочешь – повторим. Для тебя приятно играть, – ее пальцы еще в моей ладони, но я не тороплюсь их отпускать, а она не возражает.

– Это будет наглостью с моей стороны.

– Красивой девушке простительно.

– Вы… Ты меня смущаешь, – она опускает ресницы, и я вижу бледный румянец на щеках.

– Ничего не могу с собой поделать, – честно признаюсь я и понимаю, что прощание затянулось, – До свидания, Саша, – я, наконец, отпускаю ее руку.

– До свидания.

Уже открыв дверь машины, я не удержался:

– И все-таки ты очень красивая.

* * *

1 – Сауроныч – Мама, купи мне покемона.

2 – Александра Павлова (Кошка Сашка) – Одиночество.

3 – Александра Павлова (Кошка Сашка) – Знаешь.

4 – Амели на мели – Одиночество, спи.

Глава четвертая

Пользуясь перерывом в съемках и отъездом Топольского, я решила, что самое время собраться и пожарить шашлыки. Отвлекусь, развеюсь, а то такое чувство, что свет клином сошелся на этом клипе и моих душевных переживаниях. Я так понимаю – небезосновательных.

– Сашка, – Надежда больше ест огурцы, чем режет их в салат, – а правда, что к тебе Топольский в гости захаживает?

– Андрей сказал? – хмыкаю я, – Да не захаживает, так – можно сказать, по делу заезжал.

– Живой Топольский, – вздыхает подруга, – сколько ты еще будешь видеть живую легенду?

– Не так долго – на днях последняя съемка.

– Мне кажется или тебе жалко, что последняя?

– Жалко, конечно, – не стала я спорить, – такой опыт, столько интересных людей.

– Сашка, а какой он в жизни, а?

– Кто?

– Топольский! Ты его хоть потрогала?

– Ты сдурела, – я смеюсь, – нет, ну в кадре трогала, но там в сюжете я навязчивая галлюцинация, так что трогать мне его особо не приходится.

– А хочется?

– Надя!

– Ну какой? Звездит поди?

– Неа, от слова совсем. Он хороший человек, внимательный. У меня сцена была, которая никак не давалась, я постоянно путалась, смущалась и из-за этого очень переживала. Другой бы на меня наорал, а Сергей в сторонку отвел, как-то отвлек, слова нужные подобрал и у меня все получилось.

– Это он только о тебе так заботиться? – хитро прищурилась Надя.

– Я тебя стукну сейчас. Просто он меня в это все втянул и чувствует ответственность.

– Блин, он такой классный! – умилилась Надюшка, поверив в мое объяснение, – Староват, конечно, но какой мужик!

– Надька, ему сорок всего, – смеюсь я, – на которые он не выглядит.

– Сань, возьми автограф! Я умру без автографа Топольского!

– Сама возьмешь, – я кидаю в Надьку яблоко, – я его на концерт в Цельсии пригласила.

– И он согласился?!

– Сама удивилась. Спросил, где можно меня послушать, я, больше в шутку, пригласила его на концерт.

– Санька, а если он тебя хочет на запись пригласить? – у Надежды загорелись глаза, – Ты бы согласилась?

– Конечно. У него нереальная музыка, но для меня он вряд ли напишет.

– Как знать, – хитро улыбнулась подруга, – на концерт же он зачем-то собрался.

– Может еще и не придет, – слишком преувеличено отмахнулась я, – который час лучше скажи, а то как провалились. Я мангал разжигать буду, что ли?

* * *

– Как твои съемки? – спросил Андрей.

– И ты туда же? – закатила я глаза, – Надька меня уже пытала – трогала ли я Топольского?

– Ну а че? – возмутилась подруга, – Может это моя жгучая мечта – пощупать красивого мужика?

– Надюха, я тоже ничего, ты присмотрись! – заржал Леха, колдующий над мангалом.

– Ой, Лешенька! Мы с первого класса дружим, где я тебя еще не щупала?

– Сань, а серьезно?

– Да нормально. В отличии от нас, там все как часы, ну и бюджет побольше, конечно.

– А сам великий и ужасный?

– Да не ужасный он. Простой, как ты. Ни разу не видела, чтоб даже голос на кого-то повысил.

– Ага, ты лучше скажи, что ты Топольского на концерт ваш пригласила! – влезла Надюшка.

– Че, правда? – Лешка даже картонку, которой махал над углями, опустил.

– Надь, да он не придет, скорее всего. Ну пригласила…

– А может и придет, – хихикнула Надька, – кто его знает?

– Да он вообще занятная личность, – Андрей отложил готовый шампур и потянулся за новым, – работоспособный, как не знаю кто. Фанатичный трудоголик, может поэтому бывшая жена с ним не ужилась, а вовсе не потому, что он ей изменил?

– А кто у него бывшая жена? – спросила Надя.

– По имени не вспомню, но она у них директором группы была. Да они недолго прожили – года два.

– А дети? – не унималась подруга.

– Не случилось детей.

– Ты откуда знаешь? – спросила я.

– Любопытно было, – пожал плечами Андрей, – я всегда интересуюсь, кого слушаю. Кстати, говорят, что он настолько фанатик, что в студии жил одно время.

– Жуть какая, – поежилась Надя, – это насколько надо любить музыку? Я бы точно не смогла.

– Я бы тоже, – согласился Андрей, – а вот Сашка бы жила, если б я ее домой не выгонял.

Надька хитро посмотрела на меня и хихикнула. Убью, язву!

Слава богу, друзья заспорили о любви к работе, а потом разговор и вовсе свернул к более безопасным темам.

Только когда уже стемнело, Надька с Лешкой ушли спать, мы с Андреем уселись на ступеньках веранды курить. Друг спросил:

– Сашка, мне показалось или он тебя клеит? – спросил Андрей, закуривая.

– Кто? – прикинулась я валенком.

– Топольский. Взгляды эти, улыбочки, как он на меня среагировал, когда я вашу идиллию порушил. Клеит?

– Фу, какие выражения. А ты ревнуешь, что ли?

– Нет, интересуюсь, не напрягает ли тебя это. Ты скажи, я если что, на его статус легенды не посмотрю, если приставать станет.

– Герой, – я улыбнулась, – нет, все нормально, никто ко мне не пристает и не клеит. Скорее, оказывает знаки внимания.

– И тебя не раздражает?

– Нет. У него как-то получается не переходить черту своим вниманием. Пока не переходить. А я, почему-то, не хочу это обрывать. Даже странно. Ведь ничего не будет.

– Не зарекайся. Полгода назад ты и внимания бы не приняла.

– Ну да. Я не знаю, что делать, Андрюш. Буду пока плыть, а там и съемки кончатся. Это же не всерьез у него.

– Увидим. Ты только пообещай, что если совет нужен будет – ты придешь.

– Обязательно. Надюшке пока не говори, я сама попозже. Пойму что-то сначала. Может, мне вообще все показалось.

– И мне тоже, да? Ох, какой взгляд был у Топольского, когда я ввалился – сожрать меня был готов, – засмеялся Андрей.

– Ну вот пусть и остынет, пока не в городе. Может, новый интерес себе там найдет.

– Если найдет – то поверхностный дурак, но он что-то понял про тебя, мне кажется.

– Ты о чем?

– Ты необычная, Сань, а Топольский, как любой мужик, ведется на необычное.

– Я бы свою необычность с радостью променяла на нормальную жизнь, – нуда, только уже не получится.

– Я не это имел в виду. Ты всегда такая была, если что. Сколько я тебя знаю.

– Захвалишь, – я фыркнула, – пошли спать.

* * *

Сергей.

Рейс второй раз переносили из-за дрянной погоды. Мне было адски скучно, потому что все дела, которые возможно было закончить удаленно я закончил, в голове какая-то белиберда и госпожа Лишина.

Шестнадцать лет… Была бы она поглупее и попроще, я бы так не колебался, но Саша ведь не кукла. И одно дело легкий флирт, для поднятия настроения, и совершенно другое, что-то посерьезнее. Легкого флирта без продолжения мне уже было мало, и почему-то я убежден, что маленькая интрижка не устроит ее. Но, чет возьми, хочется этой интрижки. Именно потому что нельзя и хочется. Вот свались Саша мне спелым персиком прямо в руки, стал бы я так о ней думать?

Но, черт, шестнадцать лет… В дочери она мне не годиться, конечно, но что-то смущает. Остатки моей совести, что ли?

Подумав, открыл ноутбук и вбил в строку поиска – «Александра Лишина»

Первой выпала ссылка на группу ВКонтакте. Неудивительно. Так – выступления, фотографии, музыка – нет, послушаю я вживую. Аккорды, обсуждения. Стихи. А вот это уже интересно.

Первым попался текст той самой песни, что я подслушал на репетиции. И комментариев под стихотворением больше, чем под другими. Я наскоро пробежал их глазами:

«Саша у себя писала, что теперь это песня и можно будет послушать на концерте в Цельсии»

«Это новое? Мне кажется или кто-то влюбился?»

«А разве они с Андреем Смирновым не пара?»

«Андрей друг детства же»

«А как это мешает?»

Ладно, треп девочек-фанаток меня не особо интересует, я здесь не за этим. Подробности личной жизни госпожи Лишиной я узнаю из первых рук, так сказать. Да и то, если мне это сильно зачешется. Я здесь не за этим, в конце концов.

Чем дальше я читал, тем интереснее мне становилось. Саша вообще уже синоним слова интересно. Стихи у нее – абсолютная противоположность рисункам. Если последние это свет, тепло и сказка, то большинство стихов – тоска и боль, причем не поэтическая, а настоящая. И судя по датам, последние года три-четыре. Более ранних стихов я просто не нашел. Какая трагедия может случится в двадцать с девочкой из хорошей семьи? Жених бросил? Или умер кто-то близкий? Но четыре года это переживать… Либо она слишком зацикленная, либо там действительно что-то страшное. Я вдруг вспомнил – протянутая рука, сползший рукав, белые шрамы на запястье. Вдоль. Нет, кто не без греха, конечно, но если из моих знакомых кто и пытался свести счеты с жизнью, то резали по-дилетантски – поперек.

Пролистав страницу чуть ниже, я зацепился взглядом за сочетание слов, потом прочел целиком. Что-то в этом есть… Я перечитал еще раз. И еще. Быстрее, пока не забылось, пока не растерялось, раскрыл блокнот, набросав несколько аккордов – канва, мотив, потом я из него слеплю что-то приличное. Нет, я хочу эту песню! Именно в таком варианте, с этим текстом, на женский голос. Даже знаю, чей голос.

У значка ее контакта я увидел зеленый огонек. Весьма кстати.

«Добрый вечер, Саша!», – я нажал enter и сообщение ушло.

И почти мгновенно на экране появилось:

«Здравствуйте! Вы уже вернулись?»

«Нелетная погода. Но ночью должен улететь. По крайней мере, так обещают. Саша, я полюбопытствовал – прочел твои стихи. Скажи, пожалуйста, я правильно понял – это не песня, а именно стихи, без мелодии?»

«Да, правильно. Мелодия никак не подбирается»

«А если я подберу?»

Несколько минут молчания и:

«Два вопроса можно?»

«Давай»

«Зачем вам это?»

«Стихи понравились. Знаешь, так бывает – пока читал, мелодия сама легла. Это долго писать – приеду, покажу. А второй вопрос?»

«Вас ничего не смущает?»

«А должно?»

«Забавно выходит – я, малоизвестная девочка с гитарой, внезапно снимаюсь в вашем клипе, потом мой рисунок появляется на сингле (если вы не передумаете, конечно) теперь вы предлагаете мне мелодию на мои стихи. На что это похоже? А еще мне интересно, как скоро меня сожрут ваши фанатки? Они точно не станут стесняться в своих домыслах»

«Это смущает тебя?»

«Хотите честно?»

«Конечно»

«Нет. Я корыстно полагаю, что это будет хорошая реклама моей группы»

Я немножко оторопел от такой непосредственности. Реклама, значит? Хорошо.

* * *

Я отчего-то нервничал. Пытался отвлечься, но все равно начинал смотреть на часы, где минутная стрелка никак не хотела идти быстрее. Саша должна была приехать ко мне на студию, послушать, что я натворил на ее стихи (а творил я, на минуточку, почти полночи), попробовать, как это все будет звучать.

И все равно я пропустил момент, когда хлопнула дверь.

– Добрый вечер! – она сама протянула мне руку, – Я начинаю привыкать так здороваться.

– Ты видишь в этом что-то плохое? – я вдруг понимаю, что всю неделю мне не хватало не города и студии.

– Я не очень люблю, когда меня трогают чужие люди, – признается девушка.

– Извини, я не знал, – отпускаю я ее ладонь.

– А кто сказал, что вы чужой?

– Мы перешли на ты, Саш.

– Точно, – Саша улыбается.

– Вот и не выкай мне, если я не чужой.

Вместо пары часов мы засиделись до почти до полуночи. И это было чистое удовольствие, потому что не смотря на то, что Саше не хватало технических знаний, мелодию она чувствовала хорошо и не боялась спорить.

– Тебе утром надо куда-то? – спросил я, глядя на часы.

– К сожалению, – девушка потянулась, совершенно беззастенчиво, не замечая моего взгляда. Наверное, к лучшему, что не заметила.

– Тогда давай последний раз прогоним и все, разбегаемся. С записью потом разберемся, но это точно не раньше конца съемок будет – сейчас банально не до этого.

– Да не вопрос, – Саша пожала плечами, – мне даже лучше – пробок сейчас точно нет.

– Давай я тебя отвезу? – предложил я, – Темень такая, поздно.

– А моя машина? Я утром из поселка не выберусь – у нас такси заказать целая история ценой в состояние. Нет, плохая идея.

– Я буду беспокоиться.

– Просто держи в голове, что по этой дороге я езжу почти каждый день и иногда даже позднее.

– Послушать хочешь?

– Хочу, – Саша забрала у меня наушники, наклонилась над пультом, чтоб не натягивать провод.

И я вдруг засмотрелся. На сосредоточенное лицо, которое не уродует холодный свет монитора, на опущенные ресницы, упрямые губы, непослушные пряди, падающие на лицо, две родинки на щеке. Тонкая, почти прозрачная кожа, спорить готов – ни грамма тонального крема.

Я коснулся ее щеки кончиками пальцев, снял наушники, глядя в растерянные зеленые глаза.

– Не надо, – Саша выпрямилась и сделала шаг назад, словно очнулась.

– Саш… – я тоже поднялся.

Она меня оборвала:

– Чтобы больше никогда. Я не хочу в тебе разочаровываться.

– Даже сказать мне ничего не дашь?

– Не дам, потому что знаю, что ты скажешь. Я не хочу быть одной из многих. Все, забыли, разбежались, дальше дружим домами.

Прощание вышло скомканным, вечер теперь казался испорченным. Я закрыл студию и, уже спускаясь по лестнице, усмехнулся, что я как ребенок, которому пообещали под елку огромный конструктор Лего, а вместо этого там обнаружились зимние ботинки. Поспешил, дурак.

* * *

Отъехав пару кварталов, я припарковалась и закурила – не с первой попытки – руки у меня ходили ходуном. Нет, надо успокоиться, подышать, отрезветь, потому что иначе я просто вернусь. Чем я так нагрешила, что мне встретился Топольский? Может быть, я в прошлой жизни ела младенцев на завтрак? За что иначе мне встретился человек, у которого таких как я – орда просто, для которого я очередная победа, легкое увлечение. И можно было бы наплевать, забить, если бы я с ним рядом не чувствовала себя живой. Черт бы его побрал, этого Топольского…