Текст книги "Роковая любовь"
Автор книги: Олег Кудрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Глава 14
Очень больно было Бейбуту услышать от Баро то, что услышал. Он так долго убеждал себя, что в его стремлении устроить свадьбу нет ничего корыстного (или почти ничего), что сам в это поверил. А тут то заподозрили в обратном. Стерпеть это было совершенно невозможно. Первым делом Бейбут нашел Миро:
– Сын, собираемся! Уезжаем! Сегодня же!
– Куда уезжаем, отец? Что случилось? А как же представление? Театр Бейбута! Я уже и афиши начал готовить…
Миро, конечно, хитрил. На самом деле представление его не так уж и волновало. Он думал только о Кармелите. Но не хотел говорить отцу об этом в открытую, чтобы не слышать обвинений в немужском поведении.
– А то случилось, что мой Миро больше не жених.
Миро показалось, что он ослышался:
– Как не жених?! А Кармелита? Отец!
– Что встал, как вкопанный! Помогай собираться. Пока женщины с гадания придут, нужно все приготовить.
– Я никуда не поеду.
– Сынок! Твоя помолвка расстроена. Кармелиту за тебя не отдадут. Делать нам тут больше нечего. Понимаешь? Табор уезжает.
Но сынок сопротивлялся:
– Кармелита сама должна сказать мне об этом.
– Тебе мало, что я тебе это говорю? Так что помогай собираться. Мы должны сняться до вечера.
И тут раздался грохот. Это Степан привез женщин с набережной. И через несколько мгновений дверь трейлера распахнулась.
Вошла Земфира:
– Бейбут!!!
– Что?
– Бейбут! Рубину арестовали!!!
– О господи!!! Еще и Рубина в тюрьме. Только этого мне не хватало!
– Отец! Мы не можем уехать и оставить Рубину.
Говоря это, Миро старался выглядеть удрученным. Но радость предательски прорывалась сквозь грустные интонации. Нет, он, конечно, жалел бабушку Рубину. Но уж очень радостно было оставаться здесь, в Управске, рядом с Кармелитой.
– Да… Какие тут сборы, – сказал Бейбут сам себе. – Земфира, как это было? Хотя нет, не надо, не говори, не будем тратить время. Миро, беги, подгони сюда «газельку». Мы втроем – я, ты и Земфира, едем в милицию. Рубину вызволять. А всем тут сидеть тихо. Никуда не высовывайтесь. Кто знает, может быть, это новый «Антитабор».
* * *
Игорь ехал к Тамаре. По дороге он чувствовал себя настоящим мужчиной, защитником. Любимая указала ему на врага. И вот он добыл для нее его шкуру. Сравнение, может быть, не совсем точное и чересчур кровожадное. Но Игорю оно понравилось. Нужно было видеть, как смешно эта цыганка моргала глазами в ментовке, когда следователь ее допрашивал. «Ваш браслет?» – «Не мой» – «А чей?» – «Не знаю. Вот у этого спросите, он подбросил».
Пусть Тамара угадает с трех раз, кому поверил следователь: цыганке из табора или добропорядочному менеджеру из астаховской империи.
Ну, и ребята из наряда – просто молодцы. Что нужно – увидели. Что не нужно – не заметили. Хотя в мозгах у Игоря засела и другая версия (но это уж чистая гордыня): он все так ловко проделал, что менты действительно, по-честному ничего не увидели.
Тамара ждала его в конторе автосервиса. Увидев его, бросила тревожный, настороженный взгляд. Игорь хотел шутя помучить ее, мол, даже не знаю, нужно будет что-то сделать, придумать.
Но увидев родные, грустные глаза, не удержался. И с порога прокричал театральным шепотом:
– Твоя цыганка в тюрьме, и, кажется, надолго…
Тамара вскочила и чуть насмерть его не зацеловала.
– Наконец-то! Браслет помог?
– Да. – Игорь галантно, по-мушкетерски, поклонился. – Сударыня, я выполнил свое обещание, так выполните же вы свое.
– Какое?
– Ну, может, ты все же расскажешь, чем она тебе так помешала?
Тамара резко отстранилась от Игоря. Улыбка сошла с лица.
– Я не думаю, что тебе это будет интересно.
– Мне уже интересно.
– Много лет назад мы совершили одно преступление.
– С ней?!
Игорь напряг все ушные мышцы в ожидании невероятной, запредельной тайны, но…
– Больше я тебе ничего не хочу говорить.
– Тамара, ну что за секреты от меня?
– Игорь, это не секреты. Игорек, хороший мой. Я расскажу тебе, только позже. Ладно?
* * *
За последние дни Люцита так перенервничала; что она очень обрадовалась возможности спрятаться от всех и просто отдохнуть. Но тут в шатер кто-то вошел. Люцита вскочила с матраса. Это был Степан.
Степка? Интересно, что ему здесь нужно?
– Привет. Можно? Я не помешаю?
– Если честно – помешаешь. Я очень устала.
– Как же, тут устанешь. Столько новостей: Бейбут с Миро поссорился. То мы уезжаем, то не уезжаем.
– А мне какое до этого дело?
– Люцита, я ведь не слепой и все замечаю. Вижу, как ты смотришь на Миро. Как грустила все эти дни, пока Бейбут готовился к свадьбе. А теперь, когда свадьбы не будет, ты вся засияла.
– Глупости! Мне все равно – будет свадьба или нет.
Степан грустно улыбнулся. Люцита же начала нервничать:
– А даже если и не так, тебе-то что за дело? Ты мне что, старший брат?
– Нет, Люцита, я тебе не брат. И не хочу им быть. Я хочу быть твоим мужем!
Вот так признание! Люцита потеряла дар речи.
Ну Степка, ну герой. И когда ж это он успел созреть до таких решений? Молодой ведь совсем.
– Степан, ты это серьезно?
– А почему нет? Или тебе кажется, что я этого недостоин?
– Да нет, просто… так неожиданно. Я никогда не думала, что у тебя есть такие мысли.
– Ты вообще не думала ни о чем и ни о ком, кроме Миро. Когда тебе было заметить, как я к тебе отношусь.
– И давно это с тобой?
– Ты сейчас со мной как врач разговариваешь… Давно. Всю мою жизнь. С самого детства. Я хочу, чтобы ты знала… Я тебя люблю. Я сделал тебе предложение. Примешь ты его, не примешь… Но я могу хотя бы надеяться?
Люцита опустила глаза.
– Ты ответил на свой вопрос, Степан. Чуть раньше. Мне никто не нужен, кроме Миро…
– Люцита, не нужно обманывать себя. Он никогда не будет твоим.
– Почему ты так говоришь? Я что, хуже Кармелиты?
– Ты не хуже – ты лучше. Но он любит ее.
– Сегодня любит, а завтра – мы еще посмотрим.
– Люцита, Люцита…
Степан вздохнул, собрался уходить.
Люцита его остановила.
– Степка… Ты мне очень нравишься, ты хороший, добрый, я хотела бы, чтобы ты всегда был моим другом. Но я не люблю тебя. Извини.
– Что ж извиняться. Сердцу не прикажешь. Но ты знай и помни, никогда и никто не будет тебя любить, как я.
* * *
За спиной Рубины хлопнул засов.
Позади была тюремная дверь. Впереди – тюремная камера. На нарах – ни матрасов, ни одеял. Только одна девушка. Молодая, симпатичная, испуганная. Вроде хорошая, светлая. Рубине захотелось успокоить ее:
– Здравствуй, красавица.
Девушка промолчала.
– Что ж ты такая неприветливая?
– Неужели не понятно – я не хочу разговаривать!
– Ой, какая сердитая. Кто ж тебя так разозлил?
Повисла пауза. А потом – едва слышное:
– Вот пристала!
Рубине показалось, что ослышалась. И она переспросила:
– Что говоришь, дочка?
– Говорю, отстаньте!
Время шло. В камере было ужасно тяжело, мучительно уныло. Хоть бы словом облегчить душу. Рубина вновь заговорила:
– Тебя как звать-то?
Девушка вновь промолчала.
– Милая, мы с тобой и так в тюрьме сидим. Если еще друг на дружку дуться будем, то совсем плохо станет. Давай знакомиться, а? Меня Рубиной зовут. А тебя как?
– Не твое дело! – сказала девица и зыркнула исподлобья.
– Экая ты мне неразговорчивая попалась.
– Зря стараешься, цыганка. Денег у меня нет. Поживиться тебе нечем! – Длинная фраза получилась, много сказала.
И то хорошо.
– А мне ничего и не надо, – сказала цыганка. – Просто поболтать старухе захотелось.
– Отстань от меня, пожалуйста.
– Ну, милая, раз ты такая неразговорчивая и не хочешь про себя старухе рассказать, то… – Рубина достала из-под юбок карты. – То я сама про тебя все узнаю. И отчего ты такая злая снаружи, а внутри добрая. И что на сердце у тебя лежит, и чем сердце успокоишь.
– Не надо мне гадать! Отстань от меня!
– Ну, заладила, – Рубина начала раскладывать карты. – Расскажу я тебе, милая, всю твою судьбу. Все, как есть…
Разложив карты, Рубина на какое-то время задумалась.
– Вот что, оказывается… Теперь мне все понятно…
Девушка не повернула головы. Но со стороны чувствовалось: она прислушивается к тому, что скажет цыганка.
– Оболгали тебя, красавица… Вот ты и озлобилась… Безвинно страдаешь…
Наконец-то девушка заговорила нормальным, не истерическим голосом:
– Тебе-то об этом что известно?
– Мне – ничего. А вот карты все знают, они не врут… – Рубина еще раз разложила свой нехитрый гадальный инструмент. – Так, ничего не понимаю, что сегодня творят мои карты… Получается, все время вокруг тебя… или рядом, рядом все время огромные деньги… Огромные.
Девушка наконец-то улыбнулась:
– Да все правильно. Я бухгалтером работала. Поэтому – деньги.
– А-а! Вот теперь мне все понятно.
– А карты твои… э-э… Рубина… Карты твои все видят?
– Все.
– Что ж ты тогда себя от тюрьмы не уберегла? – спросила девушка с иронией.
А Рубина ответила совершенно серьезно:
– Э-э… милая… Ведунья никогда не видит зла, направленного на нее.
* * *
Максим вывел девушек из дома, захлопнул дверь. И тут наступило расслабление, какое всегда бывает после стресса. Все прошедшее стало казаться уже не опасным, а глупым, смешным и ненастоящим. Разве что кровь на рубашке у Максима была настоящей.
– Ну все, девчонки, – сказал, смущенный своим бомжеватым видом. – Счастливо вам. Я пойду, мне тут недалеко.
Кармелите не хотелось его отпускать. Но гордость не позволяла ей об этом сказать. А вот для Светы не было никаких помех, чтобы помочь подруге:
– Куда ты поедешь? Ты б на себя в зеркало посмотрел! Давай, доставай из багажника старые газеты, постели на сиденье и поехали ко мне. Быстро постираемся, высушимся и пойдешь домой как человек.
Максим не стал спорить, постелил газеты и сел на заднее сиденье, рядом с Кармелитой. Сидели скромно, по-школьному, на расстоянии сантиметров двадцати друг от друга. Но так ехать Светке было неинтересно, и на поворотах она стала выворачивать руль. От такой езды то Кармелита заваливалась на Максима, то Максим на Кармелиту. При этом у постороннего наблюдателя могло возникнуть впечатление, что оба заваливаются чуть больше, чем того требуют законы физики. Особенно уморительными в этот момент были их лица – холодные и церемониально-отстраненные: я тут ни при чем.
Периодически Света смотрела на всю эту картину в зеркало заднего вида и давилась от смеха. Но сколько лишних поворотов ни делай, а домой в конце концов все равно приезжаешь.
Света провела Кармелиту и Максима в свою студию. И тут выяснилось, что блузка Кармелиты тоже далеко не безупречна. Во-первых, по дороге во время виражей Макс и ее испачкал своей кровью, а во-вторых, во время корриды в доме Астахова она где-то посадила парочку пятен, которые в спешке не заметили.
Так что снимать верхнюю часть одежды пришлось обоим. Кармелита, естественно, сделала это за ширмой, Максим, стесняясь, – при всех (хотя чего там стесняться – живот не дряблый и мышцы в наличии тоже имеются). Кармелита вышла из-за ширмы, закутавшись в полотенце. Увидев это, Максим тоже зачем-то потребовал полотенце и набросил его на себя.
Во время всех этих церемоний Света опять же еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
А потом, подхватив рубашку Максима и блузку Кармелиты, ушла стирать.
Управские Ромео и Джульетта остались одни.
Страшная ситуация, когда сидишь рядом с человеком, который очень-очень нравится. И боишься что-то сказать или что-то сделать. А вдруг то, что скажешь или сделаешь, будет глупо, неловко, не к месту. Вот и сидишь дальше, пень пнем, с каждой секундой все лучше понимая, что именно это сейчас глупо, неловко, не к месту. Начинаешь на себя злиться. И тогда уж совсем ничего не можешь ни сказать, ни сделать.
В конце концов Кармелита нарушила молчание:
– Спасибо, что ты нас со Светкой выручил. Все-таки мерзавец этот Антон, – сказала она, а про себя подумала: «Что я несу. Сдался мне этот Антон, было бы о чем говорить…»
– Да не за что… А Антон… Каким бы он ни был, он мне друг, – сказал Максим, а про себя подумал: «Чего это я?.. Кого защищаю? Антон вел себя с редким свинством».
Опять помолчали. Со второго захода Кармелита заговорила как-то более толково:
– Максим, а почему ты, когда со мной разговариваешь, все время смотришь не на меня, а в сторону?
– Могу и на тебя посмотреть, – сказал Максим и посмотрел на нее именно так, как она хотела.
– Максим, а может, я тебя чем-нибудь обидела?
– Ничем. Чем же ты могла меня обидеть?
– А если я тебя ничем не обидела, тогда за что ты меня обидел?
– Интересно, когда это я тебя обидел? Ты меня ни с кем не перепутала?
– Нет, не перепутала. Ты меня обидел тем, что на набережную не пришел.
– Времени не было, потому и не пришел, – сказал Максим нарочито грубо. – Кстати, пойду посмотрю, как рубашка, – и вышел из комнаты.
«Так, интересно, где тут стиральная машина?» Пошел на звук и очень быстро нашел ванную, с мерно гудящей супермашинкой. Светка сидела на краю ванной и задумчиво смотрела на грязную воду, льющуюся из шланга.
– Света! А что это ты здесь? Тут же супертехника. Сама стирает.
– Да вот, мучаюсь. Решила дать вам с Кармелитой поговорить.
– А стирка скоро закончится?
– Угу. И можно будет уйти. Ну, не сразу. Тут, конечно, отжим сумасшедший, но все же вещи будут чуть влажные. А чего ты так торопишься? Иди лучше с Кармелитой пообщайся.
– Пообщались уже.
– Кстати, а почему тебя на набережной не было?
– Ну, достали! Да был я на набережной.
– Ага. Был да сплыл. Мы тебя там не нашли.
– Я был на набережной! Но какая-то цыганка мне все рассказала.
– Что? Что же такое она тебе рассказала?
– Что я Кармелите неинтересен и все такое.
– Нашел кого слушать! Врут все цыганки.
– Минуточку! Кармелита у нас кто по национальности?
– А вот Кармелита исключение. Она никогда не врет.
– Кстати, а что вы у Астахова дома забыли?
– О! Ревнуешь? Это уже хорошо. Тебя, дурака, искали…
– Да ладно…
– Прохладно! – Машинка перестала урчать, Света достала из нее вещи. – Иди, отнеси ей блузку. А вот твоя рубашка.
Максим взял вещи и остановился, как вкопанный.
– Чего стоишь? Иди!
– Ага. Ну, я пошел? – и действительно пошел.
Света с усмешкой посмотрела ему вслед.
Максим вошел в комнату, протянул Кармелите ее блузку.
– Вот. Твоя высохла. Она легкая. А моя – нет.
– Спасибо. И это все, что ты хотел мне сказать?
– Нет. Я был на набережной. Но тебя там не встретил… И очень рад, что ты и Света пошли меня найти…
– Я тоже рада…
– Да, кстати, а чего я тебя искал. Деньги, понимаешь, заплачены, а погадать толком ты мне так и не погадала.
Максим протянул Кармелите руку. Она с улыбкой начала рассматривать ладонь.
– Сердце у тебя не свободно. И лежит у тебя на нем… Ой, – улыбка ушла, – не цыганка она…
– Почему?
– Не знаю, почему. Но не цыганка…
– Это ты просто не в форме. Давай лучше я тебе погадаю!
Максим посмотрел Кармелите в глаза. Убрал локоны с ее лица, чтоб не мешали.
– Так неправильно, – сказала девушка. – Цыгане гадают по руке.
– Поэтому они иногда ошибаются. А я гадаю по глазам.
Кармелита улыбнулась.
– Встретишь парня, – начал Максим. – Что еще могу сказать?.. Он высокий, светлый, голубоглазый. Да, и судя по вот этой линии, сидит напротив тебя.
Оба засмеялись.
– А как же я узнаю, что этот человек меня полюбил?
Вместо объяснения Максим обнял Кармелиту и поцеловал ее в губы.
Она закрыла глаза, потом вырвалась из его объятий, как будто вспомнила что-то важное.
Затем дала Максиму увесистую оплеуху, взяла блузку и гордо вышла из комнаты.
Закрыв дверь, радостно улыбнулась, сбросила полотенце, надела блузку и пошла к своей машине.
По дороге домой она тоже все время улыбалась.
Глава 15
Следователь, капитан милиции Андрей Александрович Бочарников, был человеком редкостной доброты и терпения. Именно поэтому он целых полчаса разговаривал е этим цыганом, как его… Бейбутом, который требовал отпустить задержанную цыганку Рубину. Аргументация у цыгана была прекрасная, вершина таборной юриспруденции: «Я знаю ее много лет. Она не могла украсть. У нас в таборе Рубина – самая уважаемая женщина. Ведунья. Отпустите ее, пожалуйста».
При этом выяснилось, что в момент задержания и совершения предполагаемого преступления уважаемый Бейбут был далеко от набережной, где все это происходило. Сидел у себя в таборе.
Потрясающе! Пришлось главе табора объяснить, что, говоря по-простому, на задержание Рубины определенные основания имеются. Но в тюрьму ее пока никто не сажает. А в общем, во всем разберемся. Дайте только срок. В хорошем смысле.
Земфира и Миро ждали у кабинета в тайной надежде, что вот сейчас все разрешится легко и быстро. Выйдут улыбающиеся Бейбут, Рубина, и все вместе поедут в табор, праздновать освобождение.
Но нет, не получилось.
Вышел хмурый Бейбут.
– Не договорились. Следователь сказал, что все против Рубины: при ней нашли украденный браслет. Хозяин его опознал. У них лежит его заявление. Там написано: кража.
Помолчали. И, наконец, Земфира сказала то, о чем уже все задумались:
– Если сами не смогли договориться – надо ехать за помощью к Баро. Это его город.
– Земфира права, отец! – сказал Миро.
«Ага! – подумал Бейбут. – Тебе только дай повод к Кармелите съездить».
– Нет, сынок. Мы с ним в ссоре. Я к Баро не поеду.
– При чем тут ссора, – начала закипать Земфира, – когда Рубина в тюрьме? Не хочешь – сиди на месте. Я сама поеду. Сама Баро попрошу.
– А-а! – махнул рукой Бейбут. – Делайте, что хотите, – но только без меня. Я еду в табор.
* * *
К вечеру Антон проспался. Но все, что было с ним, помнил. Правда, не имелось четкого ощущения, хорошо ли это было или плохо. Одно безусловно. Сейчас было хреново. Налил височки, выпил – похорошело. Потом увидел погром, оставшийся после «корриды». Что мог, прибрал. А для серьезной работы срочно вызвал мастеров из отцовской фирмы.
Позвонили. Открыл. В дверях стоял Форс.
– Ну, Антон, как прошли переговоры?
– Отлично! Я очень жестко отстаивал интересы своего отца. Все было так классно. Если б еще не Максим…
– А что Максим? Слишком строгим начальником оказался, работой загрузил?
– Если бы работой! В мою личную жизнь лезет! Ко мне цыганочка пришла. Ну, у нас с ней, э-э… намечалось. Тут врывается Максим, орет… Да еще уводит эту цыганочку.
– Вот как… Так значит, у тебя была цыганская девка?
– Да, цыганочка.
– А Максим-то, я погляжу, поумнее тебя оказался.
– В смысле?
– А ты подумай.
Антон попытался подумать. Но сейчас как-то не сильно получилось. Может, еще вискаря выпить?
– Антон! У фирмы твоего отца разногласия с цыганами, и именно в этот момент у тебя в доме появляется их девка и устраивает весь этот погром… – Форс сделал выразительный жест рукой, подводящий к выводу.
Но с выводами у Антона сегодня не заладилось, так же как и с размышлениями.
– Ну, и что?
– Антон! Зачем цыганам понадобилось подсылать к тебе девку?
– Да это… – наконец-то осенило Антона. – Вы думаете, это провокация?
– Именно, провокация!
– Так. Значит, я с Зарецким не договорился… и он решил меня скомпрометировать – девку подослал.
– Точно, Антон.
– Да-а-а! – Вот он какой, большой бизнес, суровая штука. – Это мне еще повезло. Хорошо, не попался. И вовремя ее вытурил отсюда. Ну ничего, я им за это такое устрою! Надолго запомнят!
Антон подошел к буфету, достал две рюмки и бутылку.
– Не желаете коньяку? Настоящий, французский!
– Нет, спасибо, Антон. А ты выпей. Тебе это не помешает, после такого-то стресса…
Антон опрокинул стопку, поморщился. И только потом подумал: а может, не стоило с виски мешать? А, ладно, уже поздно.
– Так вот, Леонид Вячеславович. Я для них такой сюрприз приготовил… Все охренеют, когда узнают.
– Друг Антон! Запомни, в бизнесе никому, никогда, ни при каких обстоятельствах никакой лишней информации – это должно стать твоим принципом. Хочешь достигнуть желаемого – будь хладнокровен. Ядовитыми бывают только животные с холодной кровью.
Антон сначала сконфузился, потом задумался и, наконец, восхитился:
– Хорошо сказано! Здорово, – и совершенно неожиданно закончил: – Но мне нужны деньги.
– За этим дело не станет. Сколько?..
– То есть вы готовы дать мне деньги, даже не зная на что?
– Конечно. Я верю. В тебя. И тебе.
«Вот это человек! Хорошо его дочке. Мне бы такого отца!» – подумалось Антону.
* * *
Наступил новый день. На работе Максиму с Антоном было трудно общаться. Говорили короткими рублеными фразами, и только о деле. Но долго так продолжаться не могло. Антон первый не выдержал, и после какого-то делового разговора добавил, шутя-грубовато:
– Защитник цыган!
– Видишь ли, Антон, – ответил Максим, – если есть нападающие на цыган, то должны быть и защитники.
– Ага. Юморист. А ведь я хотел за тебя отомстить. А ты пошел против друга. Она ж тебя продинамила.
– Знаешь, друг, давай свои проблемы я буду решать сам.
– Конечно…
– Хоть бы спасибо сказал, что я тебя утихомирил. И до ментов дело не дошло…
– Что?.. Спасибо тебе, друг! Ну ничего… Цыгане эти меня надолго запомнят!
– Что ты придумал?
– Так, ничего. Маленький сюрпризец.
Максим еще долго пытался выпытать Антоновы планы. Но тот ему доверял все меньше и меньше. Променять дружбу на какую-то смазливую цыганочку!.. И вообще, как там сказал Леонид Васильевич: «Никакой лишней информации… Ядовитыми бывают только животные с холодной кровью…»
И мамке ничего не сказал, когда она объявилась в офисе. Вся такая веселая, красивая (как папа уезжает, она прямо расцветает!).
Спросил только, где можно заказать бульдозер на пару часов. Причем, такая тонкость, в ночное время. Мама не удивилась, ничего переспрашивать не стала. Просто кивнула головой и посоветовала обратиться к Игорю.
А тот (золотой все же человек) пообещал найти уже к этой ночи. Или, в крайнем случае, к следующей. Как же хорошо, когда папы нету: все тебе доверяют, все у тебя получается…
* * *
Как известно, капитан милиции, следователь Андрей Александрович Бочарников, был человеком удивительного терпения и редкой доброты. Задержанную Рубину Задорожную он слушал внимательно, как мать родную. Правда, был уж очень недоверчивым. Впрочем, хорошо известно, что дети часто не верят родителям, когда те им сказки рассказывают.
– В общем, извините, гражданочка Задорожная, но факт есть факт: кража есть кража. И я вам не верю…
– Почему? Я же правду говорю.
– Я понимаю. Но скажите, как можно поверить, что цыганка отказалась взять в качестве оплаты за гадание золотой браслет?! Как там в русской народной песне: «Цыгане любят кольца, а кольца непростые, цыгане любят кольца, а кольца золотые!..» – баритон у капитана оказался очень даже приличный.
– Ха! – Рубина в запале махнула рукой, обрывая пение. – Я ему и гадать отказалась – не то что браслет брать!
– Почему отказалась?
– Да потому, что человек он плохой, душа у него черная…
– А вы гадаете только хорошим людям, у которых душа белая?
– Да нет. Я разным людям гадаю. Но он – со злом пришел.
Тут даже терпеливый Андрей Александрович начал уставать:
– Гражданочка Рубина, я уже говорил вам, раза три, что не верю в такие вещи… Плохой человек – хороший человек… Со злом пришел или с добром… Это ненаучно, знаете ли.
– Научно – ненаучно. Я каждого человека с первого взгляда вижу. Хотите, вам все скажу.
Бочарников рассмеялся, вполне даже искренне:
– Интересно… Что про меня может рассказать гадалка?
Рубина взяла его ладонь, положила на стол, всмотрелась.
– Да, правда, совсем мало вижу…
– Ну вот, я ж говорю – «ненаучно»! А вы начинаете…
Но Рубина перебила его, закончив свою фразу:
– …у вас двое сыновей. Младшего в детстве кто-то напугал, болеет он. А вы за него опасаетесь. Очень опасаетесь…
Следователь посмотрел на Рубину с недоумением. И, пожалуй, даже с испугом…
Ну вот, как тут работать, с этими цыганами! Совсем из колеи выбила. Пришлось отпустить ее в камеру, чтобы прийти в себя.
* * *
Увидев Миро и Земфиру, охранник Рыч сильно удивился. Сумасшедшие ромалэ в таборе у Бейбута. Ходят сюда и отсюда с регулярностью электрички. И с такой же примерно скоростью. Но в дом пустил. Черт его знает, может, они уже опять сваты. Или не «уже», а «еще». Или не «опять», а «заново»… Пусть идут! Много беды от них не будет.
Миро рвался к Баро. Но мудрая Земфира не пустила: Миро – сын Бейбута, а с Бейбутом Зарецкий поругался, так что нечего Миро в его кабинете делать. У него в этом деле другая роль. Пусть сидит в прихожей, ждет своей очереди.
Но и ее саму Баро встретил не очень приветливо, даже с кресла не встал:
– Чего тебе?
– Я пришла к тебе с просьбой, Баро.
– С какой еще просьбой? Вы за Бейбутом, как за каменной стеной! Вот к нему и иди!
– Хорошо, я сейчас уйду. И когда все закончится, скажу Рубине: «Рубина, ты ничего не значишь для отца Кармелиты. Он даже не захотел тебе помочь».
Земфира круто, как в танце, развернулась и пошла к двери. Зарецкий вскочил с кресла.
– Стой, Земфира! Что с Рубиной?
– Арестовали ее.
– А что ж ты сразу не сказала?
– А ты мне дал сказать? Бейбут был в милиции. Но у него ничего не получилось. Рубину обвинили в воровстве.
– Да какая ж она воровка! Уважаемая женщина. У нее, конечно, есть недостатки, но…
– Что сейчас говорить! Помоги Рубине.
– А почему Бейбут сам не пришел?
– Некогда ему сейчас.
– Ну конечно, он занят, у него нет времени! А у меня его много?! Ладно, что с него взять. Только языком трепать умеет… Поехали к следователю. Я поговорю ним.
– Баро, я знала, что ты нам поможешь!
Такое знание было приятно Зарецкому. Поэтому он сказал с напускной строгостью:
– Только вот не надо этого. Еще неизвестно, что из моих стараний выйдет. Но я постараюсь помочь.
А тем временем Миро свою роль тоже сыграл, когда Кармелита вышла в прихожую.
– Ой, Миро?! Ты? А я боялась… в смысле, я думала, что табор уже ушел…
– Как видишь, мы еще здесь.
– Ты пришел проститься со мной?
– Нет… мы пока никуда не едем.
– Правда?! – спросила Кармелита с радостью, и про себя отметила эту радость – ей не хочется, чтобы Миро уезжал.
– Ты этому рада? Ты не хотела, чтобы я ушел вместе с табором?
– Мне было бы обидно, если бы нам пришлось проститься… навсегда.
«Боже мой! Что же я говорю. А как же Максим? Но ведь я же не вру. Я же действительно не хочу, чтобы он уехал и я его никогда не увидела. А ничего больше этого я не сказала…»
Но Миро, чтобы почувствовать себя счастливым, было достаточно и сказанного.
– Так почему же вы остались?
– Бабушку Рубину арестовали.
– Что-о-о?
– Да. Земфира сейчас пошла к твоему отцу, уговаривает его помочь нам, освободить ее.
– Что тут уговаривать? Поехали! – И в ту же секунду из кабинета вышли Баро и Земфира.
Так сложились две пары, готовые на все ради спасения любимой бабушки Рубины.
* * *
Рубина вернулась с допроса. На этот раз девушка-соседка ждала ее с нетерпением:
– Что следователь сказал?
– Что он может сказать? «Факт есть факт: кража есть кража». Ведь все цыгане воры. Так ведь говорят?
– «Факт есть факт!» Вот-вот, мне он то же самое говорит. Хотя нет, еще добавляет: «Хищение в особо крупных размерах»… Потом бумаги с подписью показывает…
– И что, там вправду твоя подпись?
– Говорит, моя. Они экспертизу делали.
– Зачем экспертизу? Ты что же, сама не помнишь, какие бумаги подписывала?
– Знаешь что! Главный бухгалтер за день столько бумаг подписывает! Голова кругом идет. Может, один раз и недоглядела. А ты за какое воровство сидишь?
– Браслет золотой.
– Ха! По сравнению со мной, это мелочи, – подошла к Рубине, улыбнулась, протянула руку. – Меня зовут Олеся.
– А меня – Рубина, – тоже с улыбкой ответила цыганка.
Поговорила еще о жизни, о душе. Потом попели, потом поплакали.
Потом уснули…
* * *
А в то же время другая товарищеская встреча опыта с молодостью проходила в котельной Палыча. На этот раз решили до водки дело не доводить. Сели по-скромному: пиво, рыбка.
– Знаешь, Палыч, а я об этой девушке все чаще и чаще думаю.
– Плохо, – охнул старик, но Максим продолжил, не слушая его:
– Мне даже сон такой приснился… Поле бескрайнее, маки алые… И там где-то далеко – она на белой лошади. Вся в белом, волосы развеваются… Ну очень красивый сон.
– Да, Максим, сон с большим вкусом подобран.
– Я срываю маки, пытаюсь добежать до нее… И не могу приблизиться… Ну, знаешь, как во сне это бывает, знаешь?
– Знаю. И не только во сне, но и в жизни. Плохо твое дело, парень. Выбрось ее из головы, пока совсем не пропал!
– Не могу, Палыч. Ты знаешь, какая она красивая! У нее глаза, как два черных озера…
Палыч развернулся к книжной полке:
– Где-то я это читал… Как раз сегодня. Вспомнил! «Глаза твои – озерки Есевонские. Шея твоя, как столп из слоновой кости. Волосы на голове твоей, как пурпур». Песнь Песней царя Соломона. Получше даже, чем у тебя. А вообще, дурак ты, Максим! Не озеро ее глаза, а омут черный. Затянет – никто не вытащит! Забудь ты об этой любви. Иначе все потеряешь: себя, работу, дружбу…
– Да, Палыч. С другом из-за нее я уже поссорился.
– Вот. Чего?
– Он в последнее время совсем с рельс сошел. Хотя вроде парень неплохой…
– Ошибаешься ты, Максим. От таких, как он, всего можно ждать.
– Да нет, он не подлый. Он просто глупый. Так-то здоровый, а в голове – детство.
– По себе ты судишь. По себе. А он – другой породы… Маменькин сынок, со всего сливки снимает первым. А ты его на второй план отодвинул… Не простит он тебе этого. О таких, как он с мамашей, у того же царя Соломона, только уже в притчах, сказано: «Жены несмысленны, и дети их злы, проклят род их. Ибо презирающие премудрость и наставления несчастны, и дела их непотребны!» Боюсь, мстить начнет… Непотребно! И не только тебе, но и любимой твоей.
– Точно, Палыч. Он уже против цыган что-то задумал. Только я никак не могу выяснить, что.
– Вот! А выяснить нужно, если защитить ее хочешь. Надо поговорить сними помириться. Ты ж ему друг большущий, спаситель. Конек-горбунок, Чип и Дейл… Выясни с ним отношения. Хуже не будет – точно. Может, он и вправду не совсем сподличался?
– Хорошо, Палыч. Я постараюсь. Хотя в последнее время мне с ним общаться все труднее.
* * *
Удивительный человек – Сашка-конюх. Вроде и умный, и сильный. А когда Баро в свое время предложил бизнесовыми делами серьезно заняться, в ответ только рассмеялся: «Мне мои лошадки дороже!» Настоящий цыган, неосовремененный.
И с женщинами знал секрет какой-то, что они к нему роем летели. Когда среди любимых оказывались замужние, страшно переживал. Но ничего с собой поделать не мог. Наверно, от частого общения с лошадьми порода жеребиная сильнее оказывалась. Вот и теперь, от наличия в мире кузнеца Халадо, Грушиного мужа, большие переживания испытывал. Но тут, к счастью, подоспела ссылка на набережную. А там павильончик, пиво, роскошная женщина с роскошным именем Марго…
В общем, радуйся, кузнец, можешь теперь спать спокойно. Со своей Грушенькой.
Одна только беда осталась у Сашки. Сторожевой пост на кладбище. Баро велел взять ему это на себя. Составить график, всех в него включить. Но первое время все же самому подежурить. Дело, конечно, святое. Только очень уж Сашка темноты боялся. И померших тоже. Это у него с детства. Наверно, цыганских сказок в детстве слишком много наслушался.
